Текст книги "Планета Шеол (сборник)"

Автор книги: Кордвейнер Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

Мерсер не знал, что такое земная неделя, поскольку до своего осуждения не был начитанным человеком, но на этот раз ему не удалось что-либо добиться от получеловека. В этот момент он подвергся имплантации дромозэ. Лицо его покраснело и он прокричал нечленораздельно Мерсеру:

– Заберите это у меня, идиот! Заберите!

Когда Мерсер беспомощно развел руками, получеловек уже корчился в конвульсиях, повернулся спиной к нему, и затрясся в рыданиях.

Мерсер и сам толком не знал, сколько прошло времени, когда вернулся Б’Дикат. Могло пройти несколько дней. А могло и несколько месяцев. Он снова двигался между ними, как любящий отец, и они кучковались вокруг него, словно дети. На этот раз Б’Дикат приветливо улыбнулся детской головке, выросшей на бедре Мерсера – спящей детской головке, покрытой на макушке редким пушком. Мерсер получил свой укол, сулящий ему блаженство.

Когда Б’Дикат отделял головку от его бедра, он почувствовал, как нож прошелся по хрящу, соединявшему ее, и увидел гримасу на детском личике. Это никак не отразилось на нем. Он лишь ощутил тупую боль, когда Б’Дикат смазал ранку едким антисептиком, мгновенно остановившим кровотечение.

В следующий раз у Мерсера на груди выросли две ноги. Затем еще одна голова, рядом с его собственной. Или это было после туловища и ноги, от талии и кончиков пальцев ног маленькой девочки, росших на его боку?

Он забыл последовательность.

И не считал время.

Леди Да часто улыбалась ему, но любви не было. Сейчас она уже утратила свои дополнительные туловища. В промежутках между патологическими отращиваниями каких-либо органов она была красивой и хорошо сложенной женщиной. Но самым приятным в их отношениях был шепот, повторяющийся многие тысячи раз и сопровождающийся улыбкой и надеждой:

«Люди никогда не живут вечно».

Эта мысль безмерно утешала ее, хотя Мерсер считал ее не имеющей смысла.

События шли своим чередом, менялась внешность жертв, прибывали новые. Время от времени Б’Дикат доставлял новичков, покоившихся в вечном забытьи своих выжженных разумов, загружал их телами тележку и добавлял к другим группам. Тела эти корчились и извивались, не произнося ни единого членораздельного звука, когда на них нападали дромозэ.

Наконец Мерсеру удалось проследовать за Б’Дикатом До самой двери купола. Для этого ему пришлось перебороть блаженство, доставляемое суперкондамином. Только память о предыдущих муках, смущении и растерянности Укрепляла его уверенность в том, что если он не спросит В’Диката в тот момент, когда он, Мерсер, был счастлив, то ответ станет не доступным ему, когда он будет особенно нужен. Переборов испытываемое наслаждение, он стал молить Б’Диката проверить записи и сказать, сколько времени он здесь провел.

Б’Дикат ворчливо согласился, но не вышел для ответа. Он сказал через динамик, укрепленный на крыше купола, и его могучий голос прокатился по пустыне, заставляя встряхиваться розовое людское стадо, погруженное в блаженство в ожидании того, что скажет им их друг Б’Дикат. Когда человек-корова закончил свою речь, они были разочарованы, ибо она была лишена для них всякого смысла, так как просто вмещала в себя сведения о количестве времени, проведенного на планете Шеол каким-то Мерсером:

– Стандартного времени – 84 года, 7 месяцев, 3 дня, 2 часа и 11 с половиной минут. Всего хорошего, приятель.

Мерсер побрел назад.

Тайный уголок его разума, остававшийся нормальным, несмотря на боль и блаженство, заставил его удивиться поведению Б’Диката. Что заставляло человека-корову оставаться здесь? Что делает его счастливым без суперкондамина? Был ли Б’Дикат безумным рабом своих обязанностей или человеком, не утратившим надежду на возвращение на свою родную планету, в лоно своей семьи с маленькими людьми-телятами, похожими на него? Мерсер, несмотря на переполнявшее его счастье, потихоньку заплакал, думая о необычной судьбе Б’Диката. Со своей собственной судьбой он примирился.

Он припомнил, когда ел в последний раз настоящие яйца с настоящей сковороды. Дромозэ поддерживали в нем жизнь, но ему не было известно как им это удавалось.

Он брел к своей группе пошатываясь. Леди Да, обнаженная в пыльной пустыне, дружески помахала ему, приглашая сесть рядом с ней. Вокруг были бесчисленные квадратные мили пространства, но ему необходимо было именно это, предложенное ее дружеским жестом и никакое другое.

IV

Годы, если это действительно были годы, проходили. На Шеоле ничего не менялось.

Иногда по равнине прокатывался клокочущий звук извержения гейзеров, донося до людей, еще не утративших способность мыслить, что капитан Альварес сделал выдох. Ночи сменялись днями, однако не было смены полевых работ, как и времен года, или новых поколений людей. Время остановилось для этих людей, а порции блаженства настолько перемешались с мучениями и потрясениями, вызванными дромозэ, что слова леди Да приобретали для них какое-то очень далекое значение.

– Люди никогда не живут вечно.

Ее заявление было надеждой, а не истиной, в которую можно было верить. У них не было духу следить за перемещениями звезд на небе, обмениваться друг с другом именами, пожинать плоды опыта каждого ради коллективной мудрости всех. Они даже мечтать не смели о бегстве. Хотя и видели старты старомодных ракет на химическом топливе со взлетного поля за куполом Б’Диката, им и в голову не приходило спрятаться среди замороженной порции перерожденной плоти.

Когда-то, очень давно, какой-то узник, его теперь не было среди них, попытался написать послание. Его письмена были высечены на скале. Мерсер прочел их так же, как и другие, но никто не знал кто это сделал. И никого они не заинтересовали.

Послание, нацарапанное на камне, было письмом домой.

Начиналось оно так:

«Когда-то я был таким же, как и вы, выходящим из своего окна и к концу дня и позволявшим ветрам нежно нести меня к тому месту, где я жил. Когда-то я, как и вы, имел одну голову, две руки, а на них десять пальцев. Передняя часть моей головы называлась лицом, и с его помощью я мог разговаривать. Теперь же я могу только писать, и то лишь тогда, когда боль покидает меня. Когда-то я, так же, как и вы, ел, пил, имел имя. Не могу вспомнить его.

Вы можете вставать, вы, которые читаете послание. Я даже не могу подняться. Я просто дожидаюсь, когда огоньки, молекула за молекулой, вложат в меня пищу и таким же образом заберут продукты распада, И не думайте, что меня здесь подвергают наказанию. Это место не для наказания. Оно предназначено для кое-чего еще».

Среди розового стада никто не задумывался над этим «кое-чем».

Любознательность давно угасла среди них.

Затем настал день небольших людей.

Это было тогда – ни час, ни год не имеют значения – когда леди Да и Мерсер молча сидели рядом, погруженные в суперкондаминовое блаженство. Им не нужно было обмениваться словами – за них говорил наркотик.

Неприятный рев со стороны купола Б’Диката заставил их слегка пошевелиться. Они, да еще несколько, повернули головы в сторону громкоговорителя. Первой, совершенно безразлично, заговорила леди Да.

– Я уверена, – произнесла она, – что когда-то мы называли это Военной угрозой.

И она снова погрузилась в пучину своего блаженства.

Мужчина с двумя рудиментарными головами, росшими рядом с его собственной, подполз к ним. Все три головы выглядели очень счастливыми, и Мерсер даже позавидовал избытку его счастья, выражавшегося столь причудливым образом. Несмотря на пульсирующий жар наркотика, он сожалел, что в периоды просветления своего рассудка не спросил у этого мужчины, кем тот был когда-то. Теперь он сам представился. Усилием воли держа глаза открытыми, он, вяло сделав жест, наподобие отдачи чести леди Да и Мерсеру, произнес:

– Суздаль, мадам и сэр, бывший капитан крейсера. Там… объявлена тревога. Хочу доложить, что я… что я… не совсем готов к…

И впал в забытье.

Мягко, но властно, леди Да заставила его снова поднять веки:

– Командор, почему они объявили тревогу? Зачем вы пришли к нам?

– Вы, мадам, и джентльмен с ушами, кажется, еще в состоянии мыслить из всей вашей группы. Я подумал, что, возможно, у вас могут быть приказы.

Мерсер огляделся в поисках человека с ушами. Оказалось, это был он сам. К тому времени все его лицо уже закрывали свежие ушки, он не обращал на них внимания, зная, что со временем Б'Дикат срежет их, а дромозэ дадут жизнь чему-нибудь другому.

Шум из купола был невыносимый, раскалывающий уши.

Многие члены группы зашевелились. Некоторые открыли глаза и осмотревшись, бормоча снова погружались в блаженство, навеянное суперкондамином.

Дверь купола отворилась.

Наружу стремглав выскочил Б’Дикат – БЕЗ СВОЕГО СКАФАНДРА.

На поверхности планеты его еще ни разу не видели без защитного металлического облачения.

Он бросился к ним, дико озираясь, пока не узнал леди Да и Мерсера, подхватил их обоих на руки, и помчался назад в свой купол. Он швырнул их внутрь через двойную дверь. Они сильно ударились о пол, однако нашли это весьма забавным. Мгновением позже ввалился Б’Дикат.

– Вы люди, или были ими! – взревел он. – Вы понимаете людей. Я же только повинуюсь им. Но здесь я отказываюсь исполнять приказания. Взгляните на это!

На полу лежали четверо красивых детей. Двое, самые маленькие, казались близнецами в возрасте около двух лет.

Кроме них быта еще девочка лет пяти и мальчик примерно семи лет. У всех были подрезаны веки. У всех вокруг висков были тонкие красные линии, а на бритых головах были видны следы удаленных мозгов.

Б’Дикат, пренебрегая опасностью со стороны дромозэ, стоял рядом с леди Да и Мерсером и кричал изо всех сил:

– Вы – настоящие люди! Я же – корова. Я исполняю свои обязанности. А они не включают ВОТ ЭТО. Это же ДЕТИ!

Мудрой, оставшейся крохотной частью своего разума, Мерсер ощутил потрясение и разочарование. Было трудно испытать такие чувства, ибо суперкондамин подобно громадной приливной волне затоплял сознание. В результате чего все казалось прелестным. Внешняя часть сознания, особо насыщенная наркотиком, говорила ему: «Разве не прекрасно, что среди нас будут дети!» Однако неразрушенная часть его мозга еще содержала понятия чести и морали в том виде, в каком они были известны ему до прибытия на планету Шеол. И эта часть мозга шептала:

«Это преступление хуже любого совершенного нами! И совершила его Империя!»

– Но что вы сделаете? – спросила леди Да. – Что мы можем сделать?

– Я пытался связаться со спутником. Когда там поняли о чем я говорю, они прервали связь. Ведь в конце концов я – не человек. Главный врач велел мне делать свою работу.

– Это был доктор Вомакт? – спросил Мерсер.

– Вомакт? Он умер сто лет назад в преклонном возрасте. Нет. Меня оборвал новый врач. У меня нет присущих людям ощущений, но я рожден на Земле, и во мне течет земная кровь. У меня есть свои чувства. Простые коровьи чувства. Но ЭТОГО я не могу допустить.

– И что же вы сделали?

Б’Дикат поднял глаза в сторону окна. Его лицо осветилось решимостью, которая даже без воздействия наркотика, заставляла их любить его, сделала его отцом мира – благородного, честного, бескорыстного.

Он улыбнулся:

– Меня, я думаю, убьют за это. Но я объявил Всегалактическую Тревогу – все корабли здесь!

Леди Да, не поднимаясь с пола, объявила:

– Но ведь это только в случае нашествия извне! Это ложная тревога!

Она собрала в кулак всю свою волю и встала:

– Вы можете срезать с меня все это прямо сейчас, на тот случай, если сюда прибудут люди? И достаньте мне платье…

– Есть ли у вас что-нибудь, что может нейтрализовать действие суперкондамина?

– Именно этого я и добивался! – воскликнул Б’Дикат. – Я не приму сюда этих детей. Вы делаете меня лидером.

Прямо на полу своей хижины, подстерегая ее извивающееся тело, он вернул ей обычные человеческие формы.

Едкий антисептик курился в кабине. Мерсер подумал, что все это очень драматично. Затем он почувствовал, что Б’Дикат разделывает его самого. Все что отрезал, он предусмотрительно разложил по различным камерам холодильной установки.

Он прислонил их к стенке.

– Я думал, – сказал он. – От суперкондамина нет противоядия. Кому оно нужно? Но я могу сделать вам гипноуколы из своей спасательной шлюпки. Предполагается, что они должны обеспечить возвращение на спутник, независимо от того, что бы не случилось с пассажирами шлюпки в космосе.

Раздался пронзительный вой над куполом станции. Б’Дикат кулаком высадил окно, высунул голову наружу и посмотрел вверх.

– Прибывают! – закричал он.

Земля затряслась от быстрой посадки корабля. Содрогнулись двери…

«Почему люди все-таки осмелились высадиться на Шеоле?» – заинтересовался Мерсер. Но когда открылся люк посадочного модуля, он увидел, что это не люди, а роботы Таможенной Службы, которые в состоянии переносить недоступные для людей скорости космических полетов. На одном из роботов были погоны инспектора.

– Где непрошенные пришельцы?

– Нет… – начал Б’Дикат.

Несмотря на то, что леди Да была полностью обнаженной, она приняла осанку императрицы и четко произнесла:

– Я – бывшая императрица, леди Да. Вы узнаете меня?

– Нет, мадам, – ответил робот-инспектор. У него был несколько смущенный вид, если подобное можно сказать относительно робота.

Наркотик заставил подумать, что было бы неплохо для компании иметь здесь робота.

– Я объявляю, пользуясь старинным выражением, Чрезвычайное Положение. Вы понимаете? Сейчас же соедините меня с Повелителями Содействия.

– Мы не можем… – пролепетал робот.

– Вы можете спросить, – настаивала леди Да.

Инспектор повиновался. Леди Да повернулась к Б’Дикату:

– Сделайте сейчас же нам с мистером Мерсером уколы. Затем поместите с наружной стороны двери, чтобы дромозэ могли быстро исцелить эти рубцы. Проведите нас внутрь, как только будет налажена связь. Если у вас нет одежды для нас, то дайте нам какую-нибудь ткань. Мерсер в состоянии вытерпеть боль.

– Да, – кивнул Б’Дикат, стараясь не смотреть на четыре безвольных детских тела и их пустые глаза.

Инъекция обдала тела Мерсера и леди Да таким огнем, какого они прежде не испытывали. Должно быть, препарат был в состоянии нейтрализовать действие суперкондамина. Чтобы не тратить зря времени, Б’Дикат выставил их наружу прямо через открытое окно. Дромозэ почувствовали свежие ранки и стали вспыхивать на их телах.

Мерсер молчаливо терпел боль, лежал, приткнувшись к наружной стене купола и рыдал без удержу, как ему казалось, добрых десять тысяч лет. Реального времени, должно быть, прошло лишь несколько часов.

Роботы Таможенной Службы фотографировали местность. Дромозэ вспыхивали мощными фейерверками на их телах, иногда целыми роями, но это совершенно не оказывало влияния на роботов.

Мерсер услышал, как из приемника, установленною внутри купола, раздался громкий голос:

– Хирургический спутник вызывает Шеол! Б’Дикат, выходите на связь!

Тот, очевидно, не отвечал на вызов. Из другого приемника тоже раздались голоса, только несколько приглушенные. Это был приемник, установленный роботами-таможенниками. Мерсер был уверен, что следящая система была ими включена тоже, и возможно обитатели других миров впервые рассматривают сейчас Шеол.

Из дверей вышел Б’Дикат. Он нес навигационные карты со спасательной шлюпки. Ими он обернул Мерсера и леди Да.

Леди Да несколькими уверенными движениями поправила свою драпировку и неожиданно стала выглядеть как очень важная персона.

Они вернулись в купол.

Б’Дикат прошептал полный ужаса:

– Установлена связь с Содействием, и сейчас с вами будет говорить один из Повелителей Содействия.

Мерсеру ничего не оставалось как устроиться в углу и наблюдать. Леди Да, вся в напряжении, стояла в центре комнаты.

Помещение наполнилось слабой дымкой без цвета и запаха. Она продолжала сгущаться. Это включилось основное переговорное устройство.

В воздухе появилась человеческая фигура.

Через мгновение перед леди Да приняла четкие очертания фигура женщины, одетой в униформу старинного покроя.

– Это – Шеол. Вы – леди Да. Вы вызывали меня.

Леди Да сделала жест в сторону детских тел, лежащих на полу.

– Этого не должно было произойти, – сказала она. – Шеол – место наказания, согласно договору между Содействием и Империей. Однако в договоре ничего не говорится о наказании детей!

Женщина на экране внимательно рассматривала детские тельца.

– Это же безумство!

Она обвиняюще взглянула на леди Да.

– Вы на императорской службе?

– Я была императрицей, мадам, – усмехнулась леди Да.

– И вы допустили это?

– Что? – в свою очередь вскричала леди Да. – Я не имею к этому никакого отношения! – Глаза ее округлились. – Да я ведь сама здесь узница! Неужели вам это не понятно?

Изображение женщины затуманилось:

– Нет… Я этого не знала.

– Я, – продолжала леди Да, – подопытная. Взгляните на ту группу, там, на равнине. Я пришла оттуда несколько часов назад.

– Настройте изображение, – женщина-мираж обратилась к Е’Дикату. – Я хочу рассмотреть группу поближе.

Тело ее выпрямилось и воспарило сквозь стену по яркой дуге, оказавшись через секунду в самом центре группы.

Леди Да и Мерсер наблюдали за нею. Они даже увидели, что голограмма потеряла свою четкость и правильность очертаний.

Женщина-образ подала знак рукой, чтобы ее перенесли обратно в купол. Б’Дикат выполнил ее приказ.

– Приношу вам свои извинения, – произнесла она. – Я – леди Джоанна Гнейд, одна из Повелителей Содействия.

Мерсер поклонился, потерял равновесие и упал на пол. Леди Да даже не обернулась на шум и ответила на представление поистине царственным кивком.

Обе женщины пристально смотрели друг на друга.

– Немедленно проведите расследование, – продолжила леди Да. – А закончив его, пожалуйста, умертвите всех нас… Вам известно что-нибудь о наркотике суперкондамине?

– Ради Бога, не упоминайте об этом! – взмолился Б’Дикат. – Не называйте его перед коммуникатором. Это тайна Содействия!

– Содействие – это я, – гордо заявила леди Джоанна. – Вам больно? Не думала я, что кто-либо из вас жив. Я слышала о хирургических банках на вашей запрещенной планете, но думала, что их обслуживают роботы, а новые органы пересылают наверх ракетами. С вами тут есть еще люди? Кто заведует всем этим хозяйством? Кто посмел так поступить с детьми?

Б’Дикат вышел вперед и встал перед образом-женщиной. Не поклонившись, он сказал:

– За все здесь отвечаю я!

– Но вы ведь не человек! – воскликнула леди Джоанна. – Вы – корова!

– Бык, мадам, – в голосе Б’Диката послышались стальные нотки, – Моя семья находится в замороженном состоянии на Земле, и своей тысячелетней службой я зарабатываю им и себе свободу. Что касается других ваших вопросов, мадам, то всю работу я делаю сам, хотя время от времени мне приходится отсекать от своего тела лишние части. Я их выбрасываю, Вам известны секретные правила, касающиеся этой планеты?

Леди Джоанна переговорила с кем-то позади себя. Затем вновь взглянула на Б’Диката и приказала;

– Поменьше распространяйся о наркотике. И расскажи все подробности этого дела.

– У нас здесь, официальным тоном начал Б’Дикат, – тысяча триста двадцать один человек, на которых можно рассчитывать в качестве источника частей тела, когда дромозэ делают им прививки. Здесь есть еще более ста, включая капитана Альвареса, которые настолько полно поглощены планетой, что бесполезно производить над ними операции по удалению частей тела. Империя устроила на этой планете место тягчайшего наказания. Однако, Содействие отдало тайное распоряжение о применении «препарата», – он сделал особое ударение на этом слове, подразумевая суперкондамин, – который смягчил бы наказание. Империя поставляет сюда своих осужденных. Содействие распространяет по Галактике трансплантируемые органы.

Леди Джоанна подняла правую руку в знак тишины и скорби. Она оглядела комнату. Глаза ее снова опустились на леди Да. Возможно, она догадалась, каких усилий стоит той оставаться на ногах, пока два наркотика – суперкондамин и тот, из аптечки спасательной шлюпки, – борются внутри ее кровеносной системы.

– Вы, люди, можете успокоиться, Для вас будет сделано все возможное. С Империей покончено. Генеральный Договор, по которому Содействие тысячу лет назад сделало Империи уступку, давно аннулирован. Мы ничего не знали о вашем существовании, Со временем мы разыскивали бы вас, но я очень сожалею о том, что все это не произошло сразу же вслед за падением Империи. Что мы можем сделать для вас прямо сейчас?

– Единственное, чего у нас в избытке – это время, – сказала леди Да. – Вероятно, мы уже никогда не сможем покинуть эту планету из-за дромозэ и вашего «препарата», к воздействию которого мы все так пристрастились. Первое могло бы представлять опасность. Второе же оставаться неизвестным.

Леди Джоанна Гнейд обвела комнату взглядом, а когда он остановился на Б’Дикате, тот пал на колени и поднял свои огромные руки в знак мольбы.

– Чего ты хочешь? – спросила она.

– Вот эти… – он показал на искалеченных детей. – Прикажите прекратить это. Прекратите сейчас же! – уже кричал он, и женщина подчинилась этому приказу. – И, леди… – он запнулся, как бы робея.

– Что? Продолжайте!

– Леди, я не способен убивать. Это противоречит моему естеству. Работать, помогать, но не убивать… Что же мне делать с ними? – он снова показал на четыре неподвижные детские фигурки, распростертые на полу.

– Берегите их, – сказала леди Джоанна. – Просто сберегите их!

– Не могу, – отказался он. – Нет никакой возможности сохранить им жизнь здесь, в куполе: нет пищи, которой бы их можно было кормить. Они умрут через несколько часов. А правительствам, – мудро добавил он, – требуется очень много времени, чтобы что-то предпринять.

– Вы можете дать им препарат?

– Нет, это убьет их, если я дам им это вещество до того, как дромозэ усилят все их жизненные процессы.

Звонкий смех леди Джоанны Гнейд разнесся по комнате, одновременно он напоминал плач:

– Глупцы… бедные глупцы! И глупее всех я! Если суперкондамин является наркотиком только после воздействия со стороны дромозэ, то зачем же делать из него тайну?

Б’Дикат вскочил. Он нахмурился, но не мог подобрать слова, с помощью которых мог бы защититься. Леди Да, бывшая императрица павшей Империи, обратилась к другой леди церемониально и требовательно.

– Необходимо вынести их наружу, чтобы дромозэ внедрились в их тела. Им будет больно, но Б’Дикат даст им наркотик. Именно в тот момент, когда это можно будет сделать без вреда для них… Я умоляю вас, леди…

Мерсер едва успел подхватить ее, прежде чем она упала.

– Вы уже достаточно натерпелись, – сказала леди Джоанна. – Штурмовик с тяжело вооруженным десантом находится на пути к вашему спутнику. Медперсонал арестуют и будет проведено тщательное расследование с целью выяснения деталей этого преступления.

– Вы накажете виновного врача? – отважился вмешаться в разговор Мерсер.

– И вы еще можете говорить о наказании? – воскликнула женщина. – Вы!

– Это справедливо. Я был наказан за то, что совершил зло. Почему же нельзя наказать человека, совершившего преступление?

– Наказывать… наказывать! Нет, мы вылечим этого врача. И вас вылечим, если сумеем.

Мерсер заплакал. Он думал об океанах блаженства, которые доставил ему суперкондамин, позабыв об ужасающих муках и уродствах Шеола. Неужели больше не будет желанного укола? Он уже не мог себе представить жизнь без Шеола. И неужели радом с ним больше не будет нежного, благородного Б’Диката с его скальпелями?

Он поднял свое покрытое слезами лицо и обратился к леди Джоанне.

– Леди, мы все посходили с ума на этой планете. Я не думаю, что нам захочется ее покинуть.

Охваченная глубоким состраданием к мученику, та отвернулась. Следующие ее слова были обращены к Б’Дикату:

– Вы – мудрый и добрый, пусть даже и не являетесь человеческим существом. Дайте им такое количество наркотика, какое они в состоянии принять. Содействие решит, что делать со всеми вами. Я поручу солдатам-роботам произвести исследование вашей планеты. Будут ли роботы в безопасности здесь, человек-корова?

Б’Дикату не понравилось необдуманное имя, которым его назвали, но он не стал обижаться.

– С роботами ничего не случится, мадам, но дромозэ будут крайне возбуждены, если не смогут питать их и исцелять. Пришлите их минимальное количество. Мы ничего не знаем о том, как живут и как умирают эти существа.

– Минимальное количество… – прошептала леди Джоанна. Она подняла руку, давая знак какому-то технику, находившемуся на необозримом расстоянии от нее. Вокруг нее снова поднялся бесцветный дым, и изображение исчезло.

Раздался пронзительный голос:

– Я отремонтировал ваше окно.

Это был один из роботов Таможенной Службы. Б’Дикат поблагодарил его и помог Мерсеру и леди Да выйти через дверь. Когда они оказались снаружи, их тотчас же начали жалить дромозэ. Но они не обращали на это внимания.

Затем появился и сам Б’Дикат, неся в своих гигантских нежных руках четверых детей. Он положил их безвольные тельца на землю неподалеку от купола и стал наблюдать за тем, как их охватили судороги под натиском дромозэ, Мерсер и леди Да увидели, что его карие телячьи глаза покраснели, а огромные щеки стали влажными от слез.

Часы или столетия.

Кто мог рассказать им?

Группа вернулась к своей обычной жизни, только промежутки между уколами стали много короче. Бывший некогда капитаном Суздалем отказался от укола, когда услышал новости. Едва только его состояние позволило ходить, он неотступно следовал за роботами Таможенной Службы в то время как они фотографировали, брали пробы грунта, пересчитывали тела узников. Их особенно интересовала гора, в которую превратился капитан Альварес, и они открыто спорили между собой, является ли она формой органической жизни или нет? Гора эта как-будто реагировала на суперкондамин, однако они не обнаружили ни крови, ни сердцебиения. Влага, приводимая в движение усилиями дромозэ, казалось, заменила то, что некогда было жизненными процессами человеческого тела.