сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 39 страниц)
Рано утром следующего дня пришел Фабиано. Я пинал боксерскую грушу в нашей игровой комнате, чтобы высвободить накопившуюся энергию.
Он прислонился к дверному косяку, оценивая меня на пару ударов сердца.
— Говори, что хочешь, — прорычал я и нанес сильный удар.
— Джерри вызвал меня в Сахарницу пару часов назад, чтобы я мог разобраться с беспорядком, который ты создал. Я нашел Симеоне с членом во рту. Я не уверен, что хочу знать, что произошло.
Я прищурился.
— Если бы ты не хотел знать, тебя бы здесь не было.
Он оттолкнулся от косяка и двинулся ко мне.
— Он прикасался к ней?
Я прекратил удары.
— Нет. Ему показалось, что он может смотреть, как Серафина принимает душ.
Фабиано изучал мое лицо.
— Где она?
— В постели.
Его брови поползли вверх.
— В твоей постели?
Я ничего не сказал, но встретился с ним взглядом. Он вздохнул.
— Итак, ты ... — он подыскал подходящее слово и сдался. — Я думал, ты хочешь использовать ее девственность как рычаг против Кавалларо и ее жениха?
Я пытался понять чувства Фабиано, но он слишком хорошо их скрывал. Если бы он приложил столько усилий, чтобы скрыть свои чувства, он бы только не одобрил моего насильственного захвата Серафины.
Я направился к нему.
— Ты питаешь к ней чувства?
Он поморщился.
— Серьезно? У меня есть Леона. Меня не интересует Фина.
— Но тебе не нравится, что я причиняю ей боль?
— Ты Капо. Ты можешь делать с ней все, что захочешь, но нет, мне не нравится, что ты наказываешь ее за то, что сделал наряд.
Я уважал Фабиано за его честность. Большинство мужчин были слишком трусливы, чтобы сказать мне правду в лицо.
— Тогда тебе лучше уйти сейчас, потому что через два часа у меня назначена встреча с Данте и ее семьей, и Серафина будет играть главную роль.
Он отвернулся, мускул на его щеке дернулся.
— Я должен вернуться к Леоне.
— Сделай это. Иди к своей девушке. А я пойду к своей.
— Она не твоя, Римо. Она не выбирала тебя. Это большая разница, — сказал Фабиано, прежде чем повернуться и уйти.
Я вернулся к боксерской груше и пнул ее сильнее, чем раньше.
СЕРАФИНА
Даже на следующее утро пицца тяжелым грузом лежала у меня в животе, но, по крайней мере, сейчас мой желудок скрутило по другой причине, чем ужас. Я подумала, не съесть ли еще кусочек на завтрак. Мне нужна была вся энергия, которую я могла получить, если бы я хотела найти способ победить Римо в его собственной игре, потому что независимо от того, насколько я была защищена, я знала, что Римо не стал бы устанавливать видеозвонок с моей семьей, если бы он не знал, что у него есть что-то, что может причинить им боль.
Я почти не спала всю ночь. Римо не запирал мою дверь после того, как ушел, но я и не пыталась выйти наружу, опасаясь, что это ловушка. Я все еще была слишком потрясена, чтобы планировать свой полет так, чтобы гарантировать его успех.
Я натянула через голову атласную ночнушку, хотя и не хотела отдавать Римо даже эту маленькую победу, но, чтобы выжить, я должна была выбирать.
Шаги перед дверью заставили меня напрячься, и я встала с кровати, предпочитая стоять лицом к Римо, но вошел не тот страшный Капо. Савио Фальконе стоял в дверях, его карие глаза изучали меня. Я обхватила себя руками, прежде чем успела подумать.
— Пойдем, — приказал он, кивнув в сторону открытой двери.
Я подошла к нему, и он сделал движение, чтобы схватить меня за руку.
— Не смей прикасаться ко мне, — прошипела я.
Его брови взлетели вверх, и он нагло улыбнулся.
— Тогда шевели своей хорошенькой попкой. И послушай моего совета, никогда не разговаривай так с Римо, а то пожалеешь, что родилась на свет.
Я бросила на него уничтожающий взгляд, следуя за ним через дом, осматривая окрестности. Это было просторное, искривленное место, которое быстро привело меня в замешательство. Иногда я чувствовала на себе взгляд Савио, скорее любопытный, чем сексуальный, но все же его присутствие заставляло меня нервничать. Он был высокий, мускулистый и слишком самоуверенный.
В итоге он повел меня вниз по крутой лестнице в подвал.
— Конечно, у вас, Фальконе, есть своя подземная камера пыток, — пробормотала я, но даже я могла слышать скрытую панику в моем голосе.
В воздухе висел запах заброшенности. К счастью, ни экскрементов, ни крови. Савио ничего не сказал, но жестом пригласил меня войти в комнату справа. Римо был уже внутри.
— Вот она. У меня встреча с Диего. Расскажешь, как все прошло, — рассмеялся Савио.
— Ты увидишь запись, — сказал Римо, не сводя с меня темных глаз. — Встань вон там, — приказал он, указывая на точку в центре комнаты.
Я последовала его команде, мой мозг гудел. Комната была пуста. Ни матраса, ни стула, ничего, кроме стола с камерой, направленной на меня.
Римо обошел вокруг меня, изучая мой наряд. Серебристая атласная ночнушка прилипла к моему телу, и когда мои соски сморщились в холодном подвале, взгляд Римо был прикован к ним. Я вздрогнула.
Нино тоже вошел, и мой ужас усилился, когда я увидела, как он перенастроил камеру и поставил большой экран на стол в углу. Он повернул экран в нашу сторону.
— Римо, — сказал он, и брат подошел к нему.
Нино нахмурился, но Римо тронул его за плечо и посмотрел на меня. Ногти впились в мягкую плоть ладони.
Экран ожил, и на нем я увидела свою семью и Данило, и мои ноги почти подкосились.
Сэмюэль дернулся, его глаза были так полны отчаяния, что разрывали меня, а у папы были темные круги под глазами. Данте и Данило лучше контролировали свои эмоции, но они тоже не выглядели обычно собранными.
— Я так рад, что вы смогли присоединиться, — сказал Римо с британским акцентом. Неправильный. Такой человек, как он, окутанный атмосферой насилия и жестокости, был кем угодно, только не Английским джентльменом.
Римо жестоко улыбнулся им, затем повернулся ко мне, и его темные глаза вспыхнули от возбуждения.
— Серафина, в Лас-Вегасе у девушки есть выбор ... — его голос вернулся к нормальному, низкому, угрожающему.
— Не смей! — закричал Сэмюэль, бросаясь к камере, как будто это был Римо.
Данте схватил его за руку, чтобы остановить, но даже мой дядя оказался на грани самообладания.
Римо не обратил на них внимания, только скривил губы. Он вытащил нож, которым убил Симеоне, и показал его мне.
— Они могут заплатить за свои грехи болью или удовольствием.
Меня передернуло.
— Ты не имеешь права осуждать чужие грехи, — резко прошептала я.
Римо медленно шел позади меня, слишком близко, его горячее дыхание касалось моей шеи. Мой взгляд упал на экран и встретился с отчаянным взглядом Сэмюэля. Он выглядел на грани срыва. Я должна быть сильной ради них, ради него и папы, и даже ради Данте и Данило. Ради наряда.
— Что ты выберешь, Серафина? Ты сдашься на пытки или заплатишь своим телом?
Я выдержала взгляд Сэмюэля. Я унесу свою гордость с собой в могилу. Девушки были созданы чтобы рожать. Эти люди могли выдержать боль, и я тоже.
Римо снова оказался в поле моего зрения.
— Если ты не выберешь, я сделаю выбор за тебя.
Его глаза и лицо говорили, что он знает мой выбор, уверен в нем, потому что я девушка, слабая и незначительная.
Я высокомерно улыбнулась.
— В любой день я предпочту укус холодной стали, чем прикосновение твоих недостойных рук, Римо Фальконе.
Его глаза вспыхнули удивлением, уважением ... и ужасающим возбуждением.
— Я буду наслаждаться твоими криками.
— Римо, хватит, — приказал Данте.
Римо уставился на меня, бормоча.
— У нас только все начинается.
Без предупреждения он схватил меня, развернул, и прижал к своему телу — груди, каждый дюйм его, прижимался к моей спине и заднице. Его рука обхватила мой подбородок, приподнимая мою голову так, что я была вынуждена посмотреть на него. Он хотел видеть мои глаза, выражение моего лица, мой страх и ужас, когда он заставит меня кричать.
Я ответила на его взгляд со всей ненавистью и отвращением, на который была способна. Я надеялась, что у меня хватит сил лишить его моих криков, молилась об этом.
— Где бы ты хотела почувствовать мой нож?
Он держал сверкающую сталь прямо перед моими глазами, позволяя мне увидеть ее острый край. Я видела, что татуировки Каморры Римо и Нино скрывали шрамы на предплечьях. Может, это что-то значило, а может, и нет. Мне нечего было терять.
— Или ты передумала насчет своего выбора? Будешь ли ты платить своим телом в конце концов?
Я не доверяла своему голосу, потому что ужас сдавил мне горло, и Римо это видел. Я схватила его за запястье и направила нож к своей руке, пока холодное лезвие не коснулось мягкой кожи предплечья, близко к венам.
Что-то промелькнуло в глазах Римо, и меня наполнило торжество, потому что это место почему-то его задело. Я держала свою руку на его, когда лезвие коснулось моей чувствительной кожи.
Римо надавил, и я напряглась от легкого ожога, но он еще не резал — как будто не мог заставить себя сделать это. Я не могла поверить, что это из-за того, что у него были сомнения насчет причинения мне боли; в конце концов, это был самый жестокий человек на Западе. И это определенно не потому, что он не мог уничтожить мою безупречную кожу. Я была уверена, что он хотел бы первым, чтобы оставить след. Что-то еще удерживало его, что-то темное и сильное.
Я оттолкнула его руку, опустила ее на свою, и лезвие рассекло мне кожу, но Римо сопротивлялся. Я всматривалась в его темные глаза, гадая, что происходит в их глубине, боясь когда-нибудь узнать. Глаза Римо ожесточились, стали суровыми, грубыми, и, наконец, он нажал на лезвие, и оно пронзило мою кожу.
Острая боль пронзила меня, и я задрожала под ее силой, моя рука все еще была на его руке, когда он провел ножом по моей коже, но не остановил его. Почему-то его глаза отражали мою боль, как будто он чувствовал ее глубже, чем я.
Римо отпустил мой подбородок, его рука обвилась вокруг моей талии, чтобы удержать меня в вертикальном положении, но я продолжала держать голову поднятой, мои глаза горели в его глазах.
Я прикусила нижнюю губу, когда крик вырвался из моего горла. Медь заполнила мой рот. Потом она потекла по моей губе, вниз по подбородку.
Римо остановил нож, что-то в его глазах заставило меня замереть.
— Хватит! — взревел папа. — Останови его. Прекрати сейчас же!
Брови Римо сошлись на переносице, когда наши взгляды встретились. Он отпустил мою талию и отошел назад. Мои ноги подкосились, и я упала на пол, мои колени столкнулись с твердым полом. Я едва замечала боль.
Я села на корточки и положила руку на колени. Порез был не таким глубоким, как я думала, но кровь пропитала мое серебристую атласную ночнушку и кровь с моей губы быстро присоединилась к ней.
Я подняла глаза и увидела, что Римо выключил камеру, потом экран. Отчаявшееся лицо Сэмюэля исчезло из виду.
Нино стоял у стены, не сводя глаз с моего запястья, и на его лице застыло тревожное выражение. Римо стоял ко мне спиной, лицом к брату, но плечи его тяжело вздымались.
Я заставила себя встать, несмотря на дрожь в ногах, и позволила кровоточащей руке повиснуть передо мной.
Нино отвел взгляд и уставился на Римо. Я не была уверена, что между ними произошло, не была уверена, что когда-нибудь захочу это узнать.
Римо медленно повернул голову, его жестокие глаза встретились с моими, темные лужи ярости заставили меня затаить дыхание. На этот раз он не ухмыльнулся и не улыбнулся, не выглядел высокомерным или разъяренным. Он выглядел почти сбитым с толку в своей ужасающей, потусторонней манере.
И я поклялась себе, что, чего бы мне это ни стоило, однажды я стану той, кто поставит Римо Фальконе на колени, той, кто сломает самого жестокого человека, которого я знаю.
Г Л А В А 6
• ────── ✾ ────── •
РИМО
Выражение лица Нино было напряженным, но он не собирался снова терять самообладание. Он смотрел мне в глаза, а не Серафине. Он сглотнул, затем холодная маска накрыла его лицо, и он выпрямился.
Мой взгляд упал на шрамы на его запястье, перекрытые нашей татуировкой, затем на такие же шрамы на моей коже, не такие прямые, не такие сосредоточенные. Я почти коснулся гребаного шрама над бровью, как делал это неделями позже.…
— Тебе придется зашить ее самому. Ты играл в эту игру и проиграл. Ты недооценил своего противника, — протянул он и ушел, оставив меня стоять там, чертовски разъярённым и чертовски восторженным.
Я медленно обернулся. Серафина покачивалась, но старалась держаться прямо. Ее подбородок был в крови от раны на губе, от того, что она прикусила ее, чтобы остановить крик. Она не дала мне ни одного. Мой взгляд опустился ниже. Ее ночнушка была в пятнах крови, все еще сочащейся из пореза на руке, которую она прижимала к груди.
Она должна была выбрать другой вариант, как и все остальные девушки. Вместо этого, она застала меня врасплох, выбрала болезненный путь, вынудила мою гребаную руку. Она не подарила мне триумфа, предложив свое тело на серебряном блюде перед Данте, гребаным Кавалларо и ее женихом. Нино был прав. Я недооценил свою соперницу, потому что сравнивал ее с девушками, с которыми имел дело до сих пор, но Серафина не была похожа на них. Гордая и благородная. Я бы не стал снова ее недооценивать. И я получу этот гребаный крик. Я получу гораздо больше, чем это.
Мой взгляд был прикован к ее руке. Почему она выбрала именно это место? Когда я поднял глаза, Серафина встретила мой взгляд с торжеством. Она знала, что победила.
Я подошел к ней, гнев кипел под моей кожей. Она напряглась, снова покачнулась, но не упала. Я взял ее за руку и осмотрел рану. Она была неглубокой. Я недостаточно надавил на лезвие, чтобы сделать глубокий надрез. Мне совсем не хотелось резать ее, что было для меня новым опытом. Вид крови на ее идеальной коже не доставил мне такого глубокого удовлетворения, как обычно.
— Каково это причинить мне боль? Тебя это возбуждает? — яростно спросила она.
Я наклонился ближе, обхватив ее подбородок. Она затаила дыхание, когда я провел языком по ее нижней губе, пробуя ее кровь. Я мрачно улыбнулся.
— Не так сильно, как сейчас.
Она дернулась назад и споткнулась, но я поймал ее, потому что это было не то падение, которое она могла бы принять.
— Нам нужно обработать твою рану.
Она не протестовала и молча последовала за мной на второй этаж, и я крепко держал ее за руку. Я провел ее в спальню, потом в ванную, где хранил единственную аптечку в своем крыле. Нино был единственным, кто, как правило, занимался подобным дерьмом. Она прислонилась к раковине.
— Ты должна сесть, — сказал я ей.
— Я предпочитаю стоять.
Я отпустил ее, и она ухватилась за край раковины, чтобы не упасть. Я наклонился, чтобы поднять аптечку, но мой взгляд был прикован к высокому разрезу ее ночнушки, открывающему длинную стройную ногу. Она сместилась так, что ее передняя часть смотрела на меня. Я ухмыльнулся ей, но ее кожа была бледной, и прекрасный блеск покрывал ее лицо.
Я схватил аптечку и выпрямился, пристально вглядываясь в нее, чтобы понять, упадет ли она в обморок или нет. Она прищурилась и с видимым усилием расправила плечи.
Уголок моего рта дернулся. Я достал тканевый клей. Рана была недостаточно глубокой, чтобы наложить швы. Я не мог вспомнить, когда в последний раз порез не приводил к наложению швов или похоронам.
Я достал дезинфицирующий спрей, и она напряглась, но не издала ни звука, когда жалящая струя попала ей в рану, но она снова прикусила нижнюю губу.
— Если ты будешь продолжать это делать, результат будет вдвое болезненный.
Она бросила на меня уничтожающий взгляд, но отпустила нижнюю губу.
Я начал накладывать пластырь на ее рану, испытывая странное отвращение при виде пореза, который нанес. Я не мог точно определить это чувство, оно было мне чуждо.
— Так вот как это будет? Ты вскрываешь меня и сшиваешь обратно? — она кипела.
— Я не буду тебя зашивать. Я склеиваю тебя воедино.
Она ничего не сказала, но я чувствовал на себе ее взгляд. Она постучала по моему предплечью татуировки Каморры, задевая пересекающиеся шрамы.
— Интересно, кто нанес эти порезы, — задумчиво произнесла она.
Я замер и вскинул голову. Она выдержала мой взгляд с тем же торжеством, которое я видел в подвале.
— Интересно, кто тебя потом зашил? Вы с Нино порезали друг друга в какой-то извращенной братской церемонии и зашили друг друга, когда закончили? У тебя такие же порезы. Может, мне стоит спросить его.
Я прижал ее к раковине всем телом, мои руки вцепились в мраморную стойку, когда я дрожал от ярости ... и других эмоций, которые я никогда себе не позволю.
Серафина посмотрела на меня, несмотря на страх, овладевший ее совершенным лицом.
— Никогда больше не упоминай об этих шрамах. И ты не будешь говорить с Нино об этом, ни единого слова, поняла? — прорычал я.
Она сжала губы, не говоря ни слова. Капелька крови сорвалась с ее губ и потекла по подбородку.
Выдохнув, я отступил назад, схватил полотенце и намочил его теплой водой. Я схватил ее за подбородок, но она схватила меня за запястье.