Текст книги "Орден во всю спину 3 (СИ)"

Автор книги: Константин Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 7

Тем временем Лев Станиславович Ланский сидел на заднем сиденье своего черного внедорожника. Салон был душный, пахло дешёвой кожей, бензином и едва уловимым ароматом дорогих сигар. Он тяжело дышал, словно воздух давил ему на грудь. В руках – спутниковый телефон, антенна торчала криво, и каждый его щелчок отдавался металлическим звоном в тишине.

– Эй, учитель появился! – выдохнул он в трубку.

На том конце воцарилась пауза. Даже сквозь потрескивание связи было слышно напряжённое молчание.

– Это проверенные сведения? – наконец спросил хрипловатый голос.

– Пока нет, подтверждения ещё нет, – раздражённо бросил Ланский, вытирая ладонью вспотевший лоб. – Но если это правда... стоит ли убрать его? – В его голосе сквозила неуверенность, которую он отчаянно пытался скрыть. – Скажи мне, почему этот парень выбрал именно мою территорию, из всех возможных мест?

Он говорил так, словно учитель был для него куском раскалённого железа, который никто не хотел держать в руках.

Снаружи, за мутным стеклом внедорожника, гремели военные моторы. Ветер гнал по базе сухую пыль, она царапала металл, вонзалась в ноздри, оставляла на губах солёный привкус.

Обычно Лев Станиславович улыбался так, будто с ним можно было договориться о чём угодно – и люди верили, расслаблялись. Но те немногие, кто знал его близко, понимали: под этой вежливой маской скрывалось то же безумие, что и у его младшего брата. Оба они были толстокожими, с чёрными сердцами, равнодушными к чужим судьбам.

Если бы Лёха услышал этот разговор, он бы всерьёз испугался за учителя.

На другом конце провода голос после короткой паузы произнёс:

– Убить его?

– Да, – Ланский ухмыльнулся, прижимая телефон к уху. В этой ухмылке не было ни капли тепла. – Это уникальный шанс!

– Многие уже узнали, что он всё ещё жив, верно? – голос на другом конце связи звучал низко и холодно, будто сквозь потрескивание эфира пробивался скрип несмазанной петли. – Тебе не кажется, что если убьёшь его сейчас, эта проклятая банда из Крепости 178 может даже бросить свои стены и явиться к тебе за местью?

Лев Станиславович Ланский вздрогнул, словно в салон внедорожника ворвался сквозняк. Ладони его вспотели, спутниковый телефон чуть не выскользнул.

– Я смогу всё устроить без шума, – упрямо пробормотал он, проводя рукой по влажному лбу.

– В этом мире нет стен, которые нельзя пробить, – гулко отозвался собеседник. – Отправь его обратно в Крепость 178. Пусть охраняет Северную границу – так для нас куда выгоднее. Даже если ему суждено умереть… только не от руки нашего Консорциума и уж тем более не от твоей.

– Но, если однажды он…, – Ланский запнулся.

– У нас всегда будет возможность убрать его. Сейчас пусть другие ломают себе голову, – голос на другом конце был твёрд, словно удар молота. Потом собеседник на мгновение замолчал, словно прислушивался к чему-то постороннему. – Кстати, я сейчас в горах Урала. Слышал ли ты о беженце из твоего города по имени Ярослав Косой?

У Ланского закружилась голова, и он чуть не поперхнулся слюной.

– Тот, что продаёт лекарства?!

Теперь уже собеседник удивился:

– Тот, что продаёт лекарства? Кто продаёт лекарства?

– Никто, – поспешно ответил Ланский, голос его дрогнул. – Так что ты там нашёл в Урале? Знаешь, я только дня два назад узнал, что старик из нашей Крепости 334 тайком отправил туда отряд частников. Маскировались под охрану торгового каравана – ну прямо детский сад. Жаль, конечно… мне нравилась та певичка, что с ними поехала. Пропадёт ведь там, наверняка сгинет в этих горах.

– О, певица, о которой ты говоришь, ещё жива, – собеседник вдруг усмехнулся, и сквозь треск эфира пробежал неприятный смешок. – Значит, Косой – тот самый, что лекарства толкает. А певица – это Любовь Синявина. Но вот кто такая Ярослава Журавлёва?

– Журавлёва?.. – Ланский нахмурился, почесал переносицу. – Первый раз слышу это имя. Ну так что, удалось найти что-то в Урале?

– Я почти нащупал исследовательскую лабораторию, сохранившуюся ещё со времён до Катаклизма, – голос звучал сдержанно, но в нём дрожала едва скрытая жадность. – А ты, братец, займись-ка чем-нибудь попроще в Крепости 334. Не задавай мне таких вопросов, понял?

– Оу…, – Ланский замолк, опустил глаза. В любой нормальной семье старший брат держал бы власть в руках. Но у Ланских всё было иначе: Лев Станиславович перед своим младшим выглядел скорее мальчишкой на побегушках.

– И ещё, – голос в трубке снова окреп. – Сколько времени прошло с тех пор, как Синявина стала певицей в вашей крепости?

– Около двух лет, – осторожно ответил Ланский.

– Тогда скажи, у Косого есть родственники? Друзья? – спросил человек на том конце, и в его голосе прозвучал странный интерес, от которого по спине Ланского пробежал холодок.

– Думаю, у него есть младший брат, – тихо сказал Лев Станиславович, задумчиво постукивая пальцами по столу. Затем он медленно повернул голову к Валентину Бастону, сидевшему рядом, и спросил: – У Ярослава Косого есть хоть какие-то друзья или родственники?

Бастон на миг застыл, будто в горле у него застрял ком.

– Этот… учитель, – наконец выдохнул он. – Его друг.

Ланский приподнял бровь, искоса посмотрев на собеседника.

– Вот так совпадение, – в его голосе не было удивления, скорее настороженность.

– Тогда не трогай его брата, – голос в трубке стал мягче, но всё равно резал слух, словно холодное железо по стеклу. – Они самые обычные беженцы. Когда отправишь учителя обратно на Северную границу, возьми с собой старика из твоей Крепости 334. За твоей стеной ему больше не место.

Ланский пробормотал, почти сам себе:

– Зачем заморачиваться? Гораздо проще просто убрать его.

– Делай, как я сказал, – отрезал собеседник. В трубке щёлкнуло, и связь оборвалась, оставив в комнате вязкую тишину.

Валентин Бастон, сидевший рядом, так и не произнёс ни слова. Он слишком ясно понимал: два брата, обмениваясь короткими фразами по телефону, только что решили судьбу надзирателя. Всего лишь слова, и человеческая жизнь перечёркнута. Вот какой властью обладала эта организация.

***

Тем временем в горах Урала сгущались сумерки. Глубокая тьма, стекавшая по склонам, будто чернилами наполняла долину. Войска Консорциума Потанина, опытные и дисциплинированные, развернули вокруг раскопок четыре мощных прожектора. Лучи били крест-накрест, превращая ночной мрак в искусственный день. Воздух гудел от работы генераторов, пахло горелым керосином и раскалённым металлом.

Консорциум всегда относился к подобным операциям как к настоящим боевым действиям. Для них не существовало "мелких" заданий – только разные масштабы сражений. А в основе любой победы были предусмотрительность и разведка.

Молодой человек в ослепительно белом костюме, только что повесивший трубку, неторопливо поднял взгляд. На его лице играла улыбка – мягкая, почти вежливая, но от этого ещё более опасная. Он перевёл глаза на Людвига Булавкина и Любовь Синявину, стоявших перед ним. С момента окончания ожесточённой схватки между боевыми войсками и подопытным прошло всего несколько часов, и лишь этих двоих доставили в развалины города.

– Ах да, я же не представился, – с лёгким поклоном произнёс он, улыбка не сходила с его губ. – Меня зовут Владимир Ланский из Консорциума Потанина, для друзей – Ланский-младший. Я брат Льва Станиславовича Ланского. Очень рад встрече с вами, господин Булавкин, госпожа Синявина.

Руки Булавкина и Синявиной были жёстко стянуты пластиковыми жгутами, и в этой позе они чувствовали себя не гостями, а пленниками. Пластик холодил кожу, оставляя красные полосы на запястьях.

Вдруг Людвиг заговорил, хрипло, но твёрдо:

– Всё, что я сказал раньше, правда. Я ничего не скрывал. Станислав Хромов – сверх, и Ярослава Журавлёва, скорее всего, тоже. Но самое опасное для вас лицо – это Ярослав Косой. Советую вам не церемониться: встретите его – убейте на месте! Их приход в горы Урала явно неслучаен. Уверен, они замышляют покуситься на интересы Консорциума Потанина. Я прекрасно знаком с боссом Ланским, поэтому… на меня вам лучше не покушаться!

Владимир Ланский на секунду замер, словно что-то прикидывал, а потом спросил:

– Ты слышал что-нибудь об этом учителе из города?

Людвиг Булавкин даже опешил.

– Я слышал, как Косой упоминал его пару раз. Но почему вы вдруг спрашиваете? С ним что-то случилось? Если да, то и с самим Ярославом что-то неладно – он ведь с учителем близок!

Голос Людвига дрогнул, и в нём чувствовалась паника. Ещё чуть-чуть – и он сорвался бы на крик. Впрочем, для людей из Консорциума это было нетипично. Обычно они держались, как истинные джентльмены – изысканные манеры, плавные жесты, холодная вежливость. На гала-вечерах их можно было принять за аристократов из старинного романа.

Но сейчас всё это выглядело неуместным. Вокруг – ряды солдат, стоящих неподвижно, как каменные изваяния, но каждая пара глаз зорко следила за малейшим движением. Воздух будто звенел от напряжения, пах порохом и холодным железом.

И вдруг Людвиг словно сорвался с цепи. Его обычно спокойное лицо исказилось, обнажив что-то хищное, звериное. Под еле заметной оболочкой учтивости скрывалась натура волка, и теперь она вырвалась наружу.

Он слышал о Владимире Ланском только от босса Ланского. В Крепости 334 о нём и его брате ходили странные слухи – полушёпотом, с оглядкой. Репутация Владимира была хуже некуда. Говорили, что в последние годы он участвовал в тёмных делах Консорциума и своими руками устранял тех, кого надо было убрать. Ходили байки, что этот человек – настоящий монстр, а его жертвы уходили в землю без кожи, будто он снимал её сам, играючи.

***

Члены Консорциума Потанина были поделены на несколько каст, словно на невидимые слои, каждый из которых жил по своим законам.

Одна из групп носила гордое имя "Надёжные". Эти люди управляли военными машинами – гулкими, пахнущими маслом и железом исполинами, чьи двигатели рычали так, что дрожали стены. Их работа считалась почётной, а уважение к ним витало в воздухе, словно запах нагретого металла после дождя.

Другая группа – "Бродяги". Среди них был и Лев Станиславович Ланский. Их не слишком нагружали делами – лишь держали в крепости сытыми и живыми, будто странных редких зверей в клетке. Никто не ждал от них подвигов, лишь позволял дожить до конца своих дней за каменными стенами.

А были ещё "Тени". Владимир Ланский принадлежал именно к ним – тем, кто выполнял самую грязную работу, оставляя за собой следы, пахнущие порохом и кровью. Он едва ли имел какое-то отношение к наследованию Консорциума, но умел зарабатывать деньги, словно выжимал их из самой тьмы.

Обычно незаконнорожденные, как Лев Станиславович, не имел бы ни малейшего шанса взять крепость под контроль. Но Владимир помог ему. Или, может быть, никто просто не осмелился бросить ему вызов – то ли из страха перед Владимиром, то ли из-за того, что без него не могли обойтись. Впервые в истории Консорциума Потанина незаконнорожденному позволили править крепостью. И это говорило о многом.

***

Владимир Ланский обвёл взглядом Людвига Булавкина и Любовь Синявину, затем сказал:

– Расскажите мне о тех троих – о Станиславе Хромове, Ярославе Журавлёвой и Ярославе Косом…. А? Ярослав Косой связан с Ярославой каким-то образом? Имена уж больно перекликаются.

Людвиг покачал головой:

– Нет, они не родственники. Ярослав Косой – обычный беженец из-за пределов крепости. Мы заставили его стать проводником нашей экспедиции. Но есть нюанс… У него невероятная сила. Я думаю, он может быть сверхом.

Владимир нахмурился, покачал головой:

– Значит, просто сильнее других?

– Разве этого мало? – с тревогой проговорил Людвиг. – Он поднимает взрослого мужика одной рукой, будто тряпичную куклу. А этот Станислав Хромов… хоть силы у него обычные, но он умеет создавать своего теневого двойника. И этот двойник может защитить его даже от пуль!

Владимир Ланский слегка наклонился к одному из людей рядом и негромко приказал:

– Записывай. Станислав Хромов – сверх, потенциал полностью не раскрыт; ранг опасности: С. Ярослав Косой – предполагаемый сверх силового типа; ранг опасности: F."

Вокруг него стояли не только бойцы, но и люди в строгих исследовательских костюмах. Один из них держал тонкий электронный планшет, на который послушно вносил каждое слово Владимира. Лёгкое постукивание пальцев по экрану раздавалось глухо, словно капли дождя по стеклу.

Людвиг Булавкин внезапно уловил странную деталь: Ланского больше интересовал Хромов. Косой, несмотря на свою силу, казался ему незначительной фигурой.

– Значит, Ярослав Косой тоже считается сверхом? – спросил Людвиг, и в его голосе звякнуло напряжение. – Тогда вам стоит поторопиться и захватить его.

Любовь Синявина всё это время молчала, но её взгляд был прикован к Владимиру.

Ланский вдруг рассмеялся – тихо, но в этом смехе сквозило что-то ледяное.

– Мы его поймаем. Уверен, они ещё бродят по городу. Но сверх силового типа – не такое уж редкое явление. Мускулы – это не то, что нас по-настоящему интересует.

Людвиг и Любовь переглянулись. Оба поняли: Консорциум Потанина знал о сверхах гораздо больше, чем казалось. Их знания уходили глубоко – словно под корни старого дерева, до самой тёмной земли.

Но даже у них не было полного понимания того, какой силой обладают эти существа. Они пользовались системой рангов, словно бирками на чемоданах, – лишь чтобы примерно определить уровень угрозы.

Так, Станислав Хромов, способный создавать теневого двойника, который мог отразить пулю, получил ранг С – опасен, но предсказуем. А вот Ярослав Косой, хоть и обладал чудовищной физической силой, был отодвинут на второй план. Ведь что значат кулаки против оружия и взрывчатки?

Для организаций главным критерием было одно – может ли сила превзойти огнестрел. Всё остальное казалось им пустяком.

Ланский теперь был уверен: Косой – беженец из внешнего города; Хромов – офицер частной армии. Личность же Ярославы Журавлёвой оставалась тайной за семью печатями.

Он не доверял словам даже самого Льва Ланского – предпочитал проверять всё лично.

Людвиг заметил, что настоящий интерес Владимира сосредоточен на Ярославе Журавлёвой. По его словам, она обладала глубокими знаниями о компании "Дерипаска" и других организациях, и это делало её личность ещё более загадочной.

Владимир стоял среди руин города – осколки бетона хрустели под ногами, ветер гнал по улице запах пыли, ржавчины и чего-то горелого. Его белоснежный костюм казался нарочито неуместным на фоне разрухи, но ни пылинка не осела на ткани.

Он медленно повернул голову и, с едва уловимой улыбкой, спросил:

– Так что, раскрыла ли Ярослава Журавлёва хоть какие-то особые способности?

– У Ярославы Журавлёвой нет никаких особых навыков, – после долгой паузы произнёс Людвиг Булавкин. – По сравнению с другими она казалась… мягче, не такой решительной, не такой безжалостной. Обычная девушка, без малейших признаков чего-то необычного.

Если бы Ярослав Косой был рядом, он бы возмутился. Её умение прыгать через скакалку и выкрикивать детские считалки – да так, что мороз по коже – разве не талант? Да любой ребёнок бы обзавидовался! Но, конечно, его тут не было. Он в это время наткнулся на тот самый торговый центр с ювелирным магазином внутри, о котором мечтал с самого утра.

Владимир Ланский, не удовлетворённый ответом, бросил на Людвига тяжёлый взгляд – холодный, словно лезвие ножа.

– Подумай, как следует.

И вдруг Людвиг ощутил, как невидимая тяжесть давит ему на плечи, заставляя спину непроизвольно согнуться. Он сжал зубы и всё же произнёс:

– У Ярославы Журавлёвой нет особых навыков. Но вам, пожалуй, стоит опасаться Ярослава Косого.

– О? – Владимир слегка вскинул бровь и повернулся к Любови Синявиной. – Так что же в нём такого, если Людвиг не может выбросить его из головы? Может, у него есть какие-то другие способности, кроме силы?

Любовь замерла, словно подбирая слова. Особый навык Косого?.. Она задумалась и, чуть смутившись, сказала:

– Может, он просто мастерски умеет раздражать людей? Да, от тот ещё бесячий тип.

Сказано это было без тени шутки – она действительно в этом убедилась.

Владимир вдруг рассмеялся – негромко, но с лёгкой насмешкой – и обратился к мужчине, стоявшему рядом:

– Семён, собери команду. Найдите этих троих. Вернитесь к полуночи.

– Есть, – отозвался Семён.

И вот уже шесть взводов – сто восемьдесят человек – двинулись выполнять приказ. Для Консорциума Потанина это было наивысшей формой "уважения" к тем, кого собирались схватить.

Семён, верный помощник Ланского, понимал одно: тайна уральских гор должна остаться тайной. Сегодня никто посторонний не уйдёт живым.

Владимир замер, слегка прищурился, а затем тихо начал напевать что-то себе под нос – будто позволял себе минуту отдыха. Но для Людвига и Любови это только усиливало тревогу.

Любовь не удержалась и спросила, хрипловато, словно опасаясь услышать ответ:

– Изменения в горах Урал… они как-то связаны с этой лабораторией?

– Нет, нет, – с мягкой улыбкой покачал головой Ланский. – Изменения в горах превзошли даже наши ожидания. Мы называем это место Святой Землёй. Всё началось из-за одного человека… Из-за его перемен изменилась целая горная гряда. Но мы узнали об этом слишком поздно – и не смогли определить, кто он.

Людвиг нервно сглотнул, и голос его дрогнул:

– Это… это не имеет к нам никакого отношения!

Владимир сделал паузу.

– Я знаю, что это никак не связано с вами двумя, – произнёс Владимир Ланский спокойно, почти мягко. – Будь иначе – я бы, пожалуй, начал нервничать.

– Тогда… что вы собираетесь с нами делать? – голос Людвига Булавкина прозвучал с хрипотцой, словно пересохшее горло не желало отпускать слова.

Но Владимир будто и не услышал. Его взгляд был устремлён куда-то за спины собеседников, вглубь тёмного леса. Он ждал. Ждал, когда Семён вернётся с тремя пленниками – Ярославом Косым, Станиславом Хромовым и Ярославой Журавлёвой.

И тут из леса донёсся гулкий треск веток, ритмичный топот множества сапог. Воздух наполнился запахом сырой земли, смолы и железа от оружия.

Отряд появился из тени, словно вынырнул из мрака, и бойцы несли что-то тяжёлое, замотанное в плотные тёмные ткани.

Владимир Ланский слегка улыбнулся и, бросив взгляд на Людвига и Любовь, сказал тихо, почти шутливо:

– Не пугайтесь слишком сильно.

Глава 8

Людвиг Булавкин и Любовь Синявина переглянулись, не в силах скрыть изумления. Когда их притащили сюда пару часов назад, боевые части Потанина ещё возились с каким-то Подопытным. Так неужели весь этот шум связан именно с его поимкой? Любопытство щекотало обоим нервы – что за жуткие эксперименты могли ставить здесь, если даже военные выглядели настороженными?

Но уже через миг их потрясло по-настоящему. По коридору протащили клетку – многослойную, из толстой стали, с армирующими пластинами. Клетка скрежетала по полу, оставляя царапины на камне, и звенела звеньями, словно сама сопротивлялась содержимому. Внутри сидел серый… человек.

Серое тело было испещрено отверстиями от пуль, но крови не было – кожа словно смыкалась сама по себе, зарастая, как глина, вдавленная пальцами. Казалось, мышцы подчинялись чужой, нечеловеческой воле и сами затягивали пробоины в тот миг, как только металл входил в плоть.

Для обычного человека такое было немыслимо – тело не подчиняется разуму до такой степени.

Руки и ноги серой фигуры стягивали массивные цепи. Их звенья поблёскивали матовым блеском, а на некоторых местах металл был деформирован, как будто их пытались разорвать голыми руками.

Людвиг почувствовал, как спина покрылась холодным потом. Звук, который он слышал прошлой ночью, металлический вой и грохот, будто что-то ломало железо… выходит, это был именно он?

И тут же в памяти всплыл изувеченный труп пропавшего – или, точнее, останки, которые нашли утром. Мясо словно вырвано зубами, на костях – следы человеческих укусов. Ему стало дурно. Вчера он не поверил, когда люди уверяли, что это сделал человек. Человек, который жрал плоть как зверь. Но теперь сомнений не осталось.

Отвращение и ужас сжали желудок, будто сдавили его холодной ладонью. Воздух перед глазами заколыхался, и Людвиг согнулся, с трудом удерживая рвотные спазмы.

В животе у него не было ни крошки, и наружу вырвалось лишь кислое месиво желудочного сока, бледно-зелёная желчь. Глаза заслезились, в носу запершило от едкого запаха.

А Владимир Ланский, стоявший чуть поодаль, лишь наблюдал за ним с интересом. Его взгляд не выражал ни сострадания, ни брезгливости – только холодное, цепкое любопытство, как у анатома, разглядывающего редкий экспонат.

Учитель бы сказал, что тут запахло формалином и старыми больницами. Воздух был сухой, как будто его прогоняли сквозь фильтры, и всё равно в нём чувствовался какой-то металлический привкус крови, будто ржавчина на языке. Скрежет цепей и звон тяжёлых замков напоминал о том, что за решёткой сидит вовсе не человек, а что-то иное – серая, жуткая фигура, больше похожая на оживший кошмар.

– Похоже, у тебя есть некоторое понимание этого существа. Ты тоже видел, как он обедает трупом? – с нарочитым спокойствием спросил Владимир Ланский, прищурившись, словно проверял собеседников на прочность.

Любовь Синявина сжала губы в тонкую линию, и по её лицу пробежала дрожь, едва заметная, но выдающая всю внутреннюю борьбу. Голос прозвучал хрипло, будто слова приходилось вытаскивать через сопротивление собственного горла:

– Что это за существо?

– Раз уж мы называем его "Подопытный", то, само собой, это объект для "Опытов", – лениво пояснил Владимир Ланский, словно говорил о стеклянной банке с мышами. – Но не путайте, это создание не имеет ничего общего с нашим Консорциумом Потанина. Оно и ему подобные – плод эпохи, что была до Катаклизма. Мы сами недавно узнали об их существовании.

От этих слов мороз пробежал по коже.

– Его создали до Катаклизма? – Синявина едва не рассмеялась от абсурдности этой мысли, но в её смехе прозвучало больше ужаса, чем недоверия. – Сколько лет прошло? Могут ли они жить так долго? Стой… ты сказал "ему подобные"….

В этот миг она резко оглянулась – и только тогда заметила: вокруг нет ни одного из других серых. Пустота площадки внезапно стала гнетущей, словно небо само прижимались ближе.

Владимир Ланский тем временем рассматривал заключённого так, будто тот был не чудовищем, а интересным экспонатом в музее. Взгляд его блестел холодным любопытством:

– Судя по всему, они недавно сбежали из какой-то исследовательской лаборатории. И даже мне интересно, как им удалось протянуть столько лет. Все они – в сущности, живые образцы.

У Людвига Булавкина внутри всё сжалось. Его желудок выворачивало, и он снова ощутил тот едкий запах собственной рвоты – кислый, горький, почти обжигающий ноздри. "Живые образцы"… так мог сказать только тот, кто привык рассматривать людей, как вещи. Даже если этот серый и не был человеком, сама мысль о таком отношении поднимала тошноту к горлу.

И тут Синявину осенило. Зачем Консорциум Потанина притащился в уральские горы с целыми эшелонами техники, с генераторами, буровыми установками, сотнями рабочих? Они искали не руду, не нефть и даже не старые бункеры. Они вырывали из каменной гробницы лабораторию, где этих чудовищ держали взаперти, словно ядовитых змей в стеклянных банках.

И если на поверхности оказался хотя бы один – значит, за стенами подземелий их было больше. Гораздо больше. Вот почему солдаты Потанина не стали геройствовать при первом контакте – они сразу запросили помощь. Страх был прост и понятен: серые могли расползтись по округе, как крысы.

– Сколько подопытных вы встретили? И сколько своих потеряли, пока этого взяли? – голос Владимира Ланского был ровным, но в нём слышалась настойчивость хирурга, которому нужна точная цифра крови и костей.

– Только этот, – отозвался офицер, хрипловатый от усталости. – Мы подняли пять взводов... трое погибли, ещё тринадцать ранены.

Владимир Ланский слегка качнул головой, будто эти цифры показались ему чем-то будничным, как если бы речь шла о списании оборудования со склада.

– Достаточно захватить одного из этих подопытных. В будущем, если столкнетесь с ними, неважно – живыми или мертвыми. Уничтожайте всех без раздумий. Не нужно множить число жертв с нашей стороны.

– Так точно, – коротко отчеканил офицер боевых войск консорциума, его голос прозвучал глухо, будто через железо каски.

Любовь Синявина и Людвиг Булавкин видели воочию: существо в клетке вовсе не было мертвым. Его грудная клетка тяжело и неравномерно поднималась и опускалась, воздух с хрипом рвался сквозь пересохшее горло. Даже сквозь решетку тянуло странным запахом – смесью сырости, застарелой крови и чего-то химического, едкого, словно от старых реактивов.

Но Любовь всё равно сомневалась.

– Прошло ведь уже больше столетия со времени Катаклизма, – проговорила она негромко, нахмурившись. – Как же они до сих пор живы?

В этом и заключалась самая пугающая загадка. Человеческая жизнь редко дотягивала до девяноста, а уж больше ста лет – почти чудо. Если эти подопытные действительно появились ещё до Катаклизма, то как могли дожить до сегодняшнего дня в какой-то подземной лаборатории? Это не укладывалось ни в одно рациональное объяснение.

Даже если представить, что их век искусственно продлили… чем они питались? Кто приносил им еду в заброшенных коридорах, засыпанных временем?

Владимир Ланский стоял перед клеткой, и уголки его губ кривились в странной усмешке.

– Разве я их поймал не для того, чтобы узнать этот самый секрет? – сказал он тоном лектора, словно беседовал не с людьми, а с пустотой. – Смотрите: многоклеточные организмы, такие как мы, люди, живут за счёт деления клеток. Казалось бы, процесс должен быть бесконечным: раз делится однажды, значит может делиться и второй, и третий раз. Но в организме человека клетки способны делиться лишь около пятидесяти раз. Потом наступает предел. После этого начинается старение, увядание, и, в конце концов, смерть.

В клетке зазвучал глухой рык, будто существо реагировало на каждое слово. Ланский не обратил внимания, лишь наклонился ближе, в его глазах блеснул азарт исследователя.

– Я подозреваю, что в той лаборатории нашли способ заставить клетки делиться бесконечно. Отсюда – безумный метаболизм и увеличенная продолжительность жизни. Но, как водится, они не учли цену за это.

Он бросил короткий взгляд на исковерканное тело в клетке. Существо походило на человека лишь отдалённо: длинные конечности, неестественно напряжённые мышцы, глаза – пустые и мутные, лишённые сознательного света.

– Умом они уже давно перестали быть людьми, – продолжил Ланский. – Интеллект деградировал, как у дикого зверя. Но силы и ловкости в них больше, чем в любом животном. Сравниться с ними не способен ни тигр, ни медведь.

Воздух в помещении словно сгущался, вибрировал от присутствия этой твари. В углу капала вода, гулко ударяясь о ржавую решётку слива.

– Дикие звери хоть подчиняются порядку природы, – как говаривал когда-то Косой, – а эти? У них нет никакого порядка. Они все разные.

В этот миг существо, облитое потом и кровью, дернулось. Четыре или пять пуль торчали из его тела, но оно не сдавалось. Оно сжалось в клубок, а потом всей массой бросилось на прутья клетки. Металл скрежетнул, воздух наполнился оглушительным звоном. Казалось, вот-вот сталь лопнет, но решётка лишь слегка выгнулась и устояла.

Консорциум явно не жалел ресурсов на изготовление этой клетки.

Существо отпрянуло и замерло, словно поняло бесполезность попыток. Его взгляд метнулся к кинжалу в руке Ланского.

Любовь Синявина заметила, что Владимир не шелохнулся – ни один мускул на его лице не дрогнул, когда чудовище швырялось о решётку. Он оставался абсолютно спокоен.

Неожиданно он вынул магазин из пистолета, сам пистолет лениво перекинул внутрь клетки, словно подбросил игрушку собаке.

Тварь бросилась на оружие и с такой силой сомкнула челюсти, что металл жалобно хрустнул и рассыпался, как сухарь. Запах горелой смазки и железа ударил в нос.

В тишине послышалось тяжёлое дыхание – человеческое и звериное вперемешку.

Ланский и Подопытный уставились друг на друга сквозь прутья клетки. В воздухе повисло напряжение – глухое, вязкое, почти ощутимое на вкус. Потом Владимир вдруг тихо, но отчётливо произнёс:

– Запишите его реакцию. Зубы субъекта явно упрочнены, структура эмали и кости изменилась – они стали твёрже обычного. Зрачки заметно сузились, в поведении прослеживается устойчивая привычка передвигаться ползком. Это существо уже нельзя причислять к категории людей. С высокой долей вероятности – перед нами результат генетической модификации. Лаборатория, в которой он был найден, подозревается в том, что до Катаклизма служила секретным полигоном компании "Дерипаски".

Один из бойцов рядом, не теряя времени, вытащил блокнот и шариковую ручку. Металл пружины щёлкнул, раздавшись резко в давящей тишине. Он склонился над страницей и быстрыми, нервными штрихами начал заносить каждое слово Ланского. Чернила скрипели о бумагу, будто подчёркивали значимость момента.

Любовь Синявина и Людвиг Булавкин переглянулись – глаза у обоих округлились от изумления. Они явно не знали, как реагировать на услышанное. А вот остальные, напротив, не проявили и капли удивления: лица спокойные, равнодушные, будто подобные открытия для них давно стали частью обыденности. Было такое чувство, что они привыкли к хладнокровному, почти бесстрастному тону Владимира Ланского, когда он говорил о живых существах, словно о бездушных экспонатах.

Любовь Синявина неожиданно уловила странное ощущение: стоящий за пределами клетки Владимир Ланский, спокойный, собранный, казался ей куда более жутким и опасным, чем сам Подопытный, корчившийся внутри решётки. В его холодном взгляде и ровном голосе было что-то такое, от чего по коже пробегал озноб – как будто перед ней стоял не человек, а бездушный механизм.

И вдруг она поймала себя на мысли: "Причём тут вообще компания Дерипаска?.. Какая связь?"

– Ослепите его, – негромко, но властно приказал Ланский.

Тонкая рука фонарщика дрогнула, лампа с треском включилась. Луч белого, резкого света ударил прямо в лицо Подопытного. Существо зашипело, как загнанный зверь, и резко прижало руки к глазам, корчась и пытаясь отвернуться от жгучего сияния. Запах пота и сырой, звериной вони, исходивший от него, мгновенно усилился, смешавшись с резким запахом озона от лампы.

Ланский склонил голову набок, будто изучая поведение насекомого под микроскопом, и задумчиво произнёс:

– Они явно боятся света…. Тогда почему этот вышел днём?

Он на миг замолчал, словно в уме перебирал варианты, и полушёпотом добавил, глядя на свои ладони: