Текст книги "Орден во всю спину 3 (СИ)"

Автор книги: Константин Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава 13

В тот миг Ярослав мог считать себя лишь везунчиком. Если бы не резкий рывок и случайная встреча с Подопытными на пути, он наверняка угодил бы прямо в сердце зоны извержения. А так – судьба будто вытолкнула его из смертельной ловушки.

Вулкан, копивший ярость долгие годы, наконец сорвался. Нараставшее внутри давление рвануло наружу – и небеса вспыхнули красным пламенем.

На другом конце, глядя на мёртвые руины города, Владимир Ланский тяжело вздохнул. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах мелькнула тень.

– Как жаль, – тихо сказал он.

Никто рядом не понял, о чём именно сожалел Ланский. То ли о погибших людях, то ли о несбывшихся планах.

– Босс, что нам теперь делать? – осмелился спросить один из его людей, голос дрогнул от неуверенности.

Но прежде чем прозвучал ответ, из жерла вулкана донёсся такой рёв, что волосы на головах встали дыбом. Казалось, сама земля содрогнулась, а звук, пронзив пространство, прокатился десятками километров в одно мгновение. Он бил в барабанные перепонки, словно удар колокола, от которого сердце готово было выскочить из груди.

Ярослав, вздрогнув, резко обернулся. Его глаза расширились: на чёрном фоне кратера, в клубах пепла и искр, вдруг показался гигантский коготь. Он вонзился в край вулкана, словно в мягкую глину, и с усилием потянул вверх нечто невидимое.

Что же там скрывалось? Неужели внутри кипящей магмы действительно обитало чудовище? Какое создание могло жить в таком аду и дождаться своего часа именно теперь?

Ярослав вспомнил о той встрече у реки – о сверхе, чьё тело он так и не увидел, лишь ощущал его присутствие. Тогда он счёл его пугающим, но, если это, что поднималось из вулкана, было сильнее….

Владимир Ланский снова вздохнул, словно ставя точку, и сказал:

– ...

– Такое чудовище действительно существует?.. – голос Владимира Ланского прозвучал неожиданно глухо, почти потерянно. – Уходим с Урала. Отступаем с запада. Миссия провалена.

Его верный помощник, стоявший рядом, не сдержал дрожи в голосе:

– Да что же это за чертовщина?..

– Ян, позвони моему бездарному братцу, – приказал Ланский, не отводя глаз от пылающего вулкана. – Если эта тварь выберется наружу или если толпы Подопытных рванут к югу из-за извержения, Крепости 334 грозит беда.

Помощник Ян машинально сунул руку во внутренний карман и вытащил спутниковый телефон. Но, взглянув на экран, застыл: вызова не было. Связь, которая всегда работала безотказно, словно испарилась.

Над горами шёл раскалённый вал жара, прокатываясь по камням, обжигая лица, суша губы. Вулкан вырвал на волю не только лаву – казалось, сам воздух сделался вязким, насыщенным запахом серы и палёного металла. И все понимали: на Урале был не один вулкан.

Ланский бросил короткий взгляд на людей и сказал:

– Быстро! Уходим отсюда!

Скалы вокруг дрожали, словно сама земля не желала хранить тайну, похороненную в огненной глубине.

Семён и остальные, услышав приказ, продолжали держать строй и методично отстреливаться. Никто не поддался панике, наоборот – в этой смертельно опасной обстановке их действия становились только холоднее и точнее.

Добравшись до окраины города, один из бойцов рядом с Ланским нажал кнопку на небольшом пульте. Через несколько секунд лес за их спиной вспыхнул, словно спичка. Огненная полоса разделила город и чащу, превращаясь в пылающую стену.

Заранее заложенные заряды сдетонировали одновременно, и северный фронт взорвался гулом. Земля вздрогнула, в воздух взметнулись столбы огня и дыма. Подопытные, рвущиеся вслед, сразу половиной полегли в одно мгновение: одних разорвало в клочья, других отбросило взрывной волной. Те, что уцелели, застопорились перед стеной пламени, рычали, метались, но пройти не решались. Вскоре оставшиеся звероподобные фигуры растворились в лесу, явно ища обходной путь.

Запыхавшись, Семён подбежал к Ланскому, склонив голову:

– Простите…. Я не смог доставить Хромова.

– Ничего страшного, – Владимир покачал головой. – Садись в машину. Мы двинемся на запад. Там должен быть другой путь к Крепости 333.

Он повернулся и пошёл к автомобилям. Его кожаные туфли размеренно цокали по камням, будто он шёл не через поле боя, а по набережной, и эта нарочитая спокойность заставляла людей невольно держать себя в руках.

На окраине уже выстроился целый караван военных грузовиков, внедорожников и тяжёлой техники. Двигатели урчали, выдыхая сизый дым, но готовность к бегству чувствовалась в каждом.

Семён замешкался, и Ланский, обернувшись, поймал его взгляд:

– Хочешь спросить, зачем я приказал вытащить вас? Не обольщайся. Это не спасение, а сделка. Я собираюсь использовать тебя дальше.

Семён открыл рот, но слов не нашёл.

Ланский усмехнулся, почти весело:

– Сохрани свои клятвы верности для кого-нибудь другого. Я в такие вещи никогда не верил.

Но тут впереди послышался крик солдата:

– Беда! Машины не могут ехать! Подойдите, взгляните на шины!

Семён нахмурился:

– Что ещё случилось? Кто-то проколол их? Чепуха. У нас есть и домкраты, и станции. Подкачаем – и поедем.

– Нет, – солдат обернулся, лицо у него было мрачным. – Их не прокололи. Шины… порезаны.

Семён и Ланский переглянулись.

Улыбка, до этого спокойно играющая на лице Ланского, застыла, словно её обрубили ножом.

– …Станислав Хромов, впервые в жизни так сильно хочу убить человека. Семён, тащи сюда мою форму….

Владимир Ланский говорил тихо, но в его голосе звенела такая холодная решимость, что даже у Семёна внутри что-то неприятно сжалось. Казалось, воздух рядом с Ланским тяжелеет, будто он собирался не просто надеть военную форму, а превратиться в другую сущность.

Они оба прекрасно знали – Хромов ушёл на юг. Но никто и подумать не мог, что он решится на такой подленький финт.

Семён в досаде покачал головой. По его мнению, достаточно было проколоть колёса – ну, сдулись бы, обидно, конечно, но терпимо. Однако их противник не поленился и аккуратно срезал почти половину каждой шины! Резина висела тряпками, словно израненное мясо.

Это значило одно: весь Консорциум Потанина теперь вынужден был топать через горы Урала пешком. Не смертельно, конечно, но унизительно – особенно для людей, привыкших щеголять перед всеми в белоснежных костюмах и начищенных ботинках.

Семён наклонился к уху Владимира Ланского и шёпотом проговорил:

– Если миссия провалится, старики из Консорциума могут решить наказать вас.

Владимир только хмыкнул.

– Да и пусть. Эти старые хрычи всё равно держатся за меня, потому что кроме меня некому работать. Ну, не сделаю им грязную работу – сами будут сапогами месить грязь. Пусть считают, что я взял отпуск.

– Что будем делать с Ярославом Косым? – осторожно спросил Семён.

Ланский прищурился, задумчиво перекатывая во рту слова, словно горькие ягоды.

– Если не сдохнет в горах Урала, то точно найдет способ вернуться в Крепость 334. Как только спутниковая связь восстановится – передай Льву Станиславовичу, чтобы не трогал его. Я пока не решил, что с ним делать. Но учителя он обязан вытащить. Этот человек не должен умереть на нашей земле. И да… вполне возможно, что кто-то уже послан за его головой".

***

А ведь это был именно Ярослав Косой, кто ночью изрубил их шины. Люди Ланского дрались с Подопытными, а он воспользовался моментом – и успел. И сделал это не ради веселья – нет, у него внутри клокотала злость за погоню, за унижение, за постоянное чувство, что ему дышат в затылок.

Если бы он не всадил клинок в резину, гнев сжёг бы его изнутри.

Позади ревел вулкан. Гул нарастал и становился похоже не на грохот стихии, а на раскатистый рёв живого чудовища. В небе луна побледнела – её закрывали тучи дыма и пепла. Воздух был густой, как кисель, и горчил на языке, будто в нём плавали миллионы обугленных угольков.

Ярослав в недоумении остановился. Кто же это ревёт там, в кратере? Он успел заметить лишь когти, вырвавшиеся наружу, но всего зверя так и не увидел. Что могло жить в кипящей магме? И если этот исполинский кошмар только сейчас выбрался, то насколько же страшнее было того "сверхъестественного существа", с которым он однажды столкнулся у реки и даже не смог толком разглядеть?

Он уходил дальше, но краем глаза видел, как люди Ланского подрывали на окраине города целые заряды. Земля дрожала, а огненные грибы вздымались вверх. Ярослав в который раз понял: у них оружие страшнее, чем любое чудовище.

Южный маршрут манил. Там ещё могли встречаться Подопытные, но не такими стаями, как в гнезде. Да и теперь он не боялся. Силы его выросли – вместе с теневым клоном, что носил его на спине и размахивал чёрной саблей, он представлял собой смертоносную пару.

Каждый их шаг отдавался по земле упругим гулом. Казалось, тень скользила, не касаясь почвы – лишь оставляла за собой мутные следы, будто от размазанных чернильных клякс. Ярослав висел у него за плечами, и со стороны могло показаться, что он калека, зависимый от странного носильщика. Но ему было плевать. Так быстрее.

По пути он даже заглянул в пещеру, где когда-то ночевали. На сырой каменной стене свежо царапались слова:

"Оно прямо за тобой".

Буквы пахли осыпавшейся каменной пылью. Он сразу понял – это проделка Ярославы Журавлёвой. Та обожала устраивать гадкие розыгрыши, чтобы щекотать чужие нервы.

– Ну и ехидная же ты, а? – усмехнулся Ярослав и пошёл дальше.

Час спустя лесной пожар, поднятый вулканом, добрался до южных склонов. Весь Урал превратился в пылающее море. Ветер гнал пламя, и до Ярослава доносился запах горелой хвои, палёной шерсти и даже разложившейся плоти – зверьё бежало, не разбирая дороги.

Он чувствовал их топот за спиной – медведи, волки, кабаны… Все рвались в каньон. Но его это не страшило.

Когда-то дорога сюда заняла недели, а теперь он летел так быстро, что всего за полдня вернулся к каньону. Над скалами пробивался свет, и Ярослав, не задумываясь, нырнул внутрь.

Жуки с человеческими лицами, почувствовав запах крови, высунулись из трещин, щупальцами ощупывая воздух. Но тень несла его так быстро, что он успел проскочить прежде, чем они опомнились.

В глубине каньона послышался их странный разговор, похожий на треск высохших веток:

– Кто-то прошёл только что?

– Чёрт… да разве человек способен на такое?

И именно в этот момент наступил рассвет. Золотые лучи, пронзившие облака, упали на лицо Ярослава. Он вдохнул их, как свежий глоток воды, и вдруг ощутил невероятный прилив сил.

Пусть путь был коротким, но он изменил его. Горный поход, полный ужаса, выжег в нём старые страхи и закалил его. И теперь, возвращаясь к каньону, Ярослав поймал странное ощущение: будто минула не пара недель, а целое столетие.

Косой то и дело ловил себя на мысли, что всё чаще думает о доме. Как там Лёшка? Что делает Лариска, не ворчит ли по-прежнему? Сестра его ли, не голодает ли, справляется ли без него? Эта тоска тянула изнутри, словно тонкая нить, что связывала его с прошлой, ещё почти нормальной жизнью.

Но внезапно он уловил странное движение. Где-то среди сосен, там, где ещё дымилась трава от недавнего пожара, что-то шевелилось. Ветер донёс запах зверя – тягучий, тёплый, с примесью сырой земли и крови. Косой насторожился и замер.

И тут его словно молнией прошибло – у самого входа в каньон его уже поджидала стая волков! Они не ушли, не разбрелись по лесу, а всё это время сидели в тени, словно терпеливые стражи. Ждали его, выжидали. Из темноты проступали серые силуэты – один за другим, десятки пар глаз, светившихся тусклым янтарём. Морды вытянуты, шерсть взъерошена, дыхание тяжёлое и влажное, пар клубами вырывался в холодное утро.

И всё же Ярослав не дрогнул. Его клон с чёрной саблей на плече рванул вперёд, и он сам, сидя у него за спиной, будто в седле, проскочил прямо сквозь живой заслон. Звери даже не успели сомкнуть кольцо – всё произошло слишком быстро. Тяжёлые лапы волков, скрежет когтей о камень, злобное рычание – всё это осталось позади. Они только проводили его взглядом, вытянув шеи и медленно поворачивая головы. В их глазах было не ярость и не страх – скорее, какое-то растерянное уважение.

Он оказался быстрее. Даже быстрее их, детей дикого леса.

Король волков, чёрный как ночь зверь с шрамом через всю морду, поднял голову и молча смотрел вслед. Ни воя, ни приказа. Только тишина. Казалось, он сам понял – эти дни ожидания были напрасны. И в этой странной паузе, среди напряжённого дыхания десятков зверей, Ярослав почувствовал, что в его сердце впервые за долгое время воцарилось странное, обжигающее ощущение свободы.

***

– Лёшка, смотри, что я тебе принёс! – раздался издалека бодрый голос старика Вана, ещё до того, как он показался в дверях школы.

Под тёплым одеялом Проныра только сильнее закутался и уткнулся носом в подушку. Просыпаться он решительно не собирался.

В это время Лариска аккуратно складывала чистую одежду на стул и, обернувшись к нему, сказала:

– Вставай уже, Лёшка.

– Не хочу… дай хоть чуть-чуть ещё поспать, – пробурчал он сонным голосом, лениво переворачиваясь на другой бок.

Лариска засмеялась тихим, задорным смехом, покачала головой и вдруг, будто специально, принялась его поддразнивать:

– Вот если бы ты вставал хотя бы на пятнадцать минут раньше каждый день, то за год у тебя набегало бы девяносто дополнительных часов! Представляешь, сколько всего можно было бы успеть? Подумай, что тебе больше всего нравится делать?

Лёшка нахмурился, подолгу размышляя, словно решал серьёзнейший вопрос в своей жизни. Потом с неуверенностью, но честно, признался:

– Спать… Больше всего люблю спать.

Лариска закатила глаза и резко нахмурилась:

– Поднимайся давай! Ты ещё хуже раздражаешь, чем твой брат!

Она хлопнула ладонью по одеялу, а Лёшка, недовольно вздохнув, всё же начал выбираться наружу. Воздух в комнате пах свежестью утреннего белья и немного – хлебом, что недавно испёк старик Ван.

Лариска резко дёрнула одеяло, и Проныра с тихим стоном съёжился от внезапного холода. Тёплый, уютный кокон, в котором он только что плыл между сном и явью, рассеялся, словно и не было. Сквозь щели в оконной раме пробивался колючий зимний воздух, от которого хотелось зарыться обратно в подушки и забыть обо всём на свете.

Зима в эти годы была безжалостной – морозы опускались так низко, что дыхание мгновенно превращалось в ледяной пар, а на улице каждую зиму гибли люди – те, у кого не было крыши над головой или хотя бы тёплой одежды. Алексей помнил, как ещё мальчишкой вместе с Ярославом они ютились в наскоро сколоченной лачуге. Стены из гнилых досок и обрывков тряпья не защищали от ветра. Казалось, что сама стужа просачивается сквозь ткань и забирается прямо под кожу. Не знал проныра, что такое настоящая зима, это да.

Ярослав тогда вытаскивал всё своё тряпьё – и летнее, и зимнее – и кутал младшего брата, пытаясь хоть как-то согреть. Даже так было холодно до зубовного стука, но Алексей вспоминал то время с каким-то странным, горьким счастьем.

Он слышал, как Ярослав тогда сказал ему, обнимая в темноте:

"Счастье – не в удовольствиях, Лёха. Оно в том, что мы выдерживаем. Когда кажется, что жизнь обрушилась и хуже быть не может, но ты вдруг всё равно находишь в себе радость – вот тогда по-настоящему хочется жить. Эта радость, может, никому и не важна, но для тебя она становится самым большим счастьем".

Иногда Алексей думал: если бы брат родился в крепости, где люди живут в тепле и сытости, он бы точно стал философом, вроде тех, о которых когда-то рассказывал их учитель.

Дверь в класс скрипнула, и ввалился старик Ван, в руках у него дымилось что-то тёплое. Он улыбался своей доброй, чуть хитроватой улыбкой.

– Лариска, Лёшка! Вот, по сладкому картофелю каждому. Ешьте скорее, пока горячее!

Алексей взял клубень, осторожно перекатывая его в ладонях. Шершавый подпечённый бок обжигал пальцы, пахло дымком и сладостью. Он откусил кусочек, и тёплая мягкая мякоть словно разлилась по всему телу.

– Дядя Ван, – сказал он, жуя, – а почему ты их так любишь? Ты ведь каждый день их приносишь.

Старик Ван усмехнулся, глаза его стали мягче, а голос потеплел:

– Когда я был пацаном, жил с отцом в подоле за пределами Крепости 334. Там голод такой стоял, что люди ели всё, что находили. Мы часто бегали сюда, к родственникам, просить помощи. Тогда ещё снаружи не было так опасно. Помню, выкопали мы с отцом два сладких картофеля на пустоши. Он поджарил их на костре – и то был самый вкусный ужин в моей жизни. С тех пор этот вкус никогда не забывал.

Алексей слушал и думал: странно, но теперь он воспринимал старика Вана совсем иначе. Раньше видел в нём простого, жадноватого мужика, готового на всё ради выгоды. Но после того случая, когда старик прибежал к школе в своей поношенной куртке и пытался подкупить Валентина Бастона из-за ночной стрельбы, отношение изменилось. Вану, оказывается, были дороги они – братья.

Сам Ван это чувствовал и радовался по-тихому. В душе он уже давно прикипел к этим мальчишкам. По сравнению со своим глупым сыном, эти двое казались умнее, смелее, настоящими. Он видел, как Косой годами защищал Алексея, и понимал – на их плечах лежала ноша, которую они тащили ценой юности.

Ван смотрел, как Лариска с Лёшкой едят горячий картофель, и в его глазах мелькнула тень грусти. Он окинул взглядом пустую школу и вздохнул:

– После ухода учителя в нашем городке больше не осталось никого, кто бы учил детей.

Алексей пожал плечами, но в голосе его прозвучала твёрдость:

– А что тут плохого? Вот вернётся мой брат – он и станет учителем.

Он говорил это уверенно, хотя в груди кольнуло сомнение.

В памяти всплыл день, когда Лев Станиславович Ланский велел забрать их наставника. То было настоящее зрелище: несколько армейских грузовиков и чёрные внедорожники остановились прямо у ворот школы. Беженцы толпились, толкаясь локтями, и не верили глазам: сам Ланский вежливо поклонился учителю.

Тогда все ахнули. Никто и подумать не мог, что их строгий, но справедливый учитель – такая важная персона. Знай люди это раньше, они бы не жалели копейки, чтобы водить своих детей на его уроки.

Кто знает, может быть, им и удалось бы построить хорошие отношения?

Многие беженцы, размышляя об этом, решили водить своих детей в школу. Логика у них была простая – не знания нужны, а связи. Чтобы хоть как-то зацепиться, пристроиться к важным людям, оказаться ближе к тем, кто может защитить или помочь.

Но прежде чем они успели зайти дальше в своих фантазиях, Лев Станиславович Ланский в тот же день велел отправить учителя прочь.

Проныра и Лариска, которые остались жить в пустой школе, оказались в полной изоляции. Их словно перестали замечать. Даже Валентин Бастон, который прежде с упоением цеплялся к ним по всякому поводу, теперь не стал чинить дальнейших неприятностей.

И всё же у школьных ворот вскоре стали появляться люди. Много новых лиц – беженцы, торговавшие фруктами и овощами. Старик Ван пригляделся: часть из них он знал – обычно они вкалывали на фабрике. Но здесь делали вид, будто чужие друг другу. Словно играли роли в дешёвой пьесе.

Тогда старик понял: контроль крепости над городом не так прост, как казалось. Среди этих "торговцев" были купленные глаза для крепостных шишек.

В мирное время они выглядели самыми обычными беженцами – сутулые, усталые, с облезлыми шапками, с вечной серой тенью голода на лицах. Но стоило кому-то заикнуться о забастовке или бунте, и эти люди тут же несли имена зачинщиков в крепость. Там уже ждали частные войска, и восстание гасло, даже не начавшись.

Неудивительно, что последние две забастовки были подавлены с такой скоростью и жестокостью. Здесь повсюду были глаза.

Ван отметил лица этих людей – каждое морщинистое, каждое запавшее, но запомнил, кому лучше не доверять ни слова.

У ворот маячили не только "торговцы". Были и другие – жесткие, холодные, беспощадные на вид, словно вытесанные из камня. У них даже походка была не такая, как у местных – прямая, уверенная, без лишних движений. Ван сразу понял: это не простые беженцы, это люди из консорциума Потанина.

Вспомнив о Ярославе Косом, старик нахмурился.

– Там впереди, – сказал он тихо, – кто-то, кто работает на фабрике возле Урала, только что вернулся. Говорит, будто в горах что-то происходит…. Словно вулкан извергается. Всё небо над Уралом почернело.

Алексей, сидевший на ступеньках и жевавший холодную корку хлеба, отозвался лениво, почти насмешливо:

– С моим братом всё будет в порядке.

Он говорил так уверенно, что даже старик удивился. Но дело было не в спокойствии Лёшки – он загадал желание: отдать свою жизнь, если только Ярослав вернётся живым. А раз он ещё не умер, значит, с братом всё в порядке.

Конечно, Алексей никому об этом не сказал бы – ни старику, ни Лариске. Всё равно бы не поверили. Старик Ван помолчал, прищурившись, а потом пробормотал с натянутой ухмылкой:

– Да, такой, как Косой, просто так не сгинет. Он ещё бед наделает – на сотню лет хватит.

В тот же миг его прошиб холодный пот. Волосы на затылке встали дыбом – слишком уж многое указывало, что надвигается беда. Он сглотнул, придавил сомнения и наклонился ближе к Лёшке и Лариске:

– Вам двоим надо быть осторожными. Если вздумаете уходить из города – скажите мне. Я помогу. Не думаю, что эти люди у ворот охотятся за вами…. Они ждут Ярослава.

Ван был умен. Он долго разматывал эту мысль в голове, как спутанный клубок, и всякий раз приходил к одному: вокруг школы раскинули сеть. Она ждала добычу.

Учителя увели…. Значит, сеть не для него. Так кто остался? Конечно, Косой.

– Они хотят арестовать Ярослава? Но зачем? – вырвалось у Лариски.

Старик помолчал, щурясь в полумраке, и наконец произнёс:

– Может, он там, в горах, крепостным людям досадил. Это очень даже возможно.

Правда же была куда страшнее. Косой умудрился испортить жизнь не только крепости, но и самому консорциуму Потанина.

***

А в это время на склоне Уральских гор стоял Владимир Ланский. Ветер бил в лицо, неся запах серы, гари и холодного пепла. Мужчина смотрел вниз, на клубящиеся облака дыма, и на его лице было то самое выражение, которое бывает у человека, понимающего: он оказался пешкой в игре, слишком большой для него.

– Сколько нам ещё топать, чёрт побери, чтобы добраться до Крепости 333?! – взорвался Владимир Ланский, в сердцах швырнув камешек под ноги.

Семён тяжело вздохнул, ссутулив плечи и переставляя ноги по осыпающейся тропе:

– Босс, ну даже ты начал ругаться…. И материться в придачу.

Владимир на мгновение замер, будто сам удивился собственным словам. Провёл рукой по лицу, посмотрел на спутника и с горечью пробормотал:

– Вот и всё… Мой имидж коту под хвост.