Текст книги "Орден во всю спину 3 (СИ)"

Автор книги: Константин Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 17

Когда на линии горизонта, едва различимой в дрожащем мареве пустоши, показались внедорожники и тяжёлые армейские грузовики Консорциума Потанина, у Ярослава Косого мелькнула мысль: может быть, именно эти машины и были причиной, по которой волчья стая не спешила бросаться на беглецов.

Рёв моторов приближался, будто сама земля под ногами начала гудеть. Ветер гнал к ним горьковатый запах горелого масла, дизеля и пыли. Ярославу не нужно было долго всматриваться – он уже слишком хорошо запомнил их эмблему за последние дни. Белый лист гинкго, вытянутый и чуть резной по краям, был начертан на дверцах и бортах. По слухам, изначально эмблема была другой, но то было ещё до катаклизма и даже до продажи основателем консорциума, родины. Но теперь это всё не имело значения. Было так, как было.

А про это дерево ещё недавно учитель рассказывал: мир пережил сотни миллионов лет, сгинуло бессчётное множество видов, но именно гинкго уцелел, каким был при ледниках, таким и остался. Сильнее прочих, древнее прочих. И Ярослав подумал тогда: не потому ли Потанин выбрал этот символ – как знак вечности, стойкости, вечного выживания?

Автомобили грохотали, как железные звери, перекрикивая вой ветра. Но когда колонна поравнялась с ними, стало ясно: она ничтожно мала. Всего три внедорожника и два военных грузовика – жалкая горстка, а не бригада.

"И это всё?" – нахмурился Ярослав. По словам Хромова, в бригаде Потанина числилось около четырёх с половиной тысяч бойцов. Где же они? Даже если грузовик набить под завязку, в него влезет человек пятьдесят. Значит, максимум сотня спаслась. Остальные?..

Ответ был страшен, и Косой это понимал. Он просто не решался произнести его даже мысленно.

На самом деле он недооценил размах катастрофы. Мало кто рассматривал крепость с точки зрения сейсмостойкости, даже её строители, возводившие её для защиты от диких животных и контроля территории. Он же, хоть и попаданец, тоже смутно себе представлял, какие постройки и как различаются по сейсмоустойчивости и насколько могут быть опасными для их обитателей вроде бы надёжные здания. И потому даже вообразить не мог, что рухнувший город из кирпича и бетона способен похоронить под собой целую армию. Ему просто не хватало опыта ни прежнего, ни тем более нынешнего – бедность обрезала воображение.

Земля содрогнулась так, что крепость буквально раскололась надвое – словно кто-то гигантской секирой ударил по её сердцу. Река, ещё недавно спокойная и широкая, вдруг обрушилась вниз сверкающим каскадом – там, где земля провалилась, образовался грохочущий водопад. Гул стоял такой, что уши закладывало, а в воздухе пахло сыростью и свежим камнем, только что вырванным из недр.

Это было голое, безжалостное проявление силы природы. Человеку тут было нечего противопоставить – только дрожать и смотреть, как рушится мир.

Кирпичные дома и бетонные коробки падали один за другим, превращаясь в облака пыли и груды щебня. Под ними исчезли тысячи жизней – никто уже не успел выскочить наружу. Смерть накрыла и простых людей, и солдат Консорциума Потанина. Самое страшное заключалось в том, что линия разлома прошла прямо через военную базу – казармы, склады, техника, всё оказалось разрубленным пополам, как ножом.

Лев Станиславович Ланский сидел в потрёпанном внедорожнике и шумно втягивал в себя ледяной воздух. Смешнее всего было то, что на нём сейчас были только пёстрые семейники – в момент удара он спал мёртвым сном и даже не успел толком понять, что произошло. Повезло лишь в том, что его казарма стояла низко, стены оказались прочнее других, и здание выдержало удар.

Зима не щадила никого. Внутри казарм и в машинах грели печки, но на голой пустоши не было ни кустика, ни обломка дерева – нечем было бы развести огонь, окажись они вне этих железных коробок.

Больше всего сейчас Ланского тревожила не стужа, а то, что будет, если в баках иссякнет бензин раньше, чем они доберутся до Крепости 289. Пешком идти по снегу и ветру – всё равно что подписать себе смертный приговор.

Он нахмурился и спросил:

– Сколько топлива ещё в баке?

Солдат за рулём, переминаясь, ответил:

– Чуть больше трети. Ну… километров на сто тридцать хватит.

– А до Крепости 289 дотянем? – Ланский прищурился.

– До неё двести десять километров, – неловко выдохнул водитель. – Горючего не хватит. Но… можно остановить джип сзади, пересадить людей, а из бака перекачать топливо в нашу машину…

– А? – глаза Ланского на миг блеснули, но он тут же махнул рукой и вздохнул. – Брось. Там же все раненые. И в грузовиках тоже. Куда их, к чёрту, девать?

Солдат помолчал, потом неуверенно сказал:

– Сэр, вы и Владимир Ланский всегда к нам относились по-человечески, не как прочие "шишки". Мы потерпим, если надо.

– Всё, хватит! – раздражённо отрезал Ланский. – Ещё скажи, что я хороший человек. Не слышал пословицу? Хорошие долго не живут.

– Сэр… вон впереди люди бегут, – неожиданно сказал водитель, показывая рукой.

По дороге, согнувшись, спотыкались беженцы. Их дыхание паром рвалось в морозный воздух, лица были искажены страхом и усталостью.

– Нам сейчас о них думать некогда, – усмехнулся Ланский с холодной усмешкой. – Добавь газу, пусть подышат нашей пылью.

Мотор взревел, колёса взбили снег и песок в лицо бегущим. Беженцы, увидев блестящие машины с символом гинкго, в отчаянии и зависти провожали их взглядами. Как же они мечтали сейчас оказаться внутри этих грохочущих коробок – тёплых, быстрых, спасительных.

На заброшенной шахте действительно оставалась техника – здоровенные экскаваторы, покрытые ржавчиной и пылью, с вечно капающим маслом и резким запахом солярки. Но толку от них было мало: тяжёлые машины прожорливо сжирали горы топлива и двигались черепашьим шагом – для бегства они годились не лучше каменной глыбы.

Вдруг из толпы беженцев вырвался человек. Он махал руками, крича так, что голос срывался:

– Босс Ланский! Это я, управляющий шахты! Мы встречались! Возьмите меня с собой, прошу!

Водитель Ланского, прищурившись, повернулся:

– Берём его?

– Да у нас и раненым-то места нет, – буркнул Лев Станиславович, выругавшись. – Зачем мне ещё одна обуза? Жми газ, не смотри на него.

Управляющий остался стоять, как прибитый. Его лицо перекосилось от злобы и отчаяния. Рука сама тянулась к пистолету за поясом – выстрелить в эту жирную тушу Ланского, что маячила в окне внедорожника. Но сердце сжалось, смелости не хватило. Да и догнать колонну он всё равно бы не сумел. Машины скрылись в снежной пыли, оставив его одного на промёрзшей пустоши.

***

Косой издали наблюдал, как ревущая колонна автомобилей приближается. Он спокойно сказал старику Вану и остальным:

– Уверен, сюда выберется ещё немало людей из крепости. Не дергайтесь. Толпа привлечёт внимание зверья, а если какая тварь решит сунуться к нам – оставьте её мне.

Ван прищурился. Он был не дурак и сразу уловил, что Ярослав говорит с такой уверенностью, будто ему самому опасность нипочём. "Неужто он… сверх?" – мелькнуло у старика. Как ещё объяснить, что этот парень один вернулся из экспедиции в уральские горы, где полегло столько народа? И как объяснить то, что он без тени сомнения уложил тех, кто стерёг школьный двор?

Старик нерешительно кашлянул:

– Слушай, Косой, а можно спросить?.. Что же всё-таки случилось в горах Урала? Где остальные?

Ярослав помолчал, будто снова переживая всё это. Потом тихо произнёс:

– Двадцать человек ушли туда. Вернулись только четверо. Я, Станислав Хромов, Ярослава Журавлёва и Любовь Синявина.

Он вздохнул и продолжил:

– Там водятся жуки с человеческими лицами, они пожирают людей. Там же бродят подопытные – полулюди с поломанным разумом. Но знаешь… это ещё не самое страшное.

Перед его глазами встал кратер, из чрева которого выползали чудовищные когти, обожжённые магмой. Ярослав помрачнел.

В это время мимо проехала колонна Консорциума Потанина. Фары резанули по лицам, и Косой заметил в окне толстую физиономию – Лев Станиславович Ланский собственной персоной. Тот самый, что когда-то вручил ему баннер с надписью "Волшебные руки возвращают весну".

Старик Ван тяжело вздохнул:

– Косой, как же нам повезло, что ты рядом. Если бы не ты, я с Дауном давно бы уже костьми лёгли. Даже не знаю, как тебя благодарить….

Ярослав посмотрел на него серьёзно, глаза его блеснули:

– Благодать капли воды достойна ответа целым источником.

– Э-э… чего? – растерялся Ван. – Может, хватит таких пафосных фраз? Давай просто по-человечески друг другу помогать.

Косой лишь усмехнулся и не стал больше объяснять. Он поднялся на пригорок, откуда было видно далеко вперёд. На горизонте темнели новые человеческие волны – целые тысячи беженцев пытались вырваться из мёртвой крепости.

– Двигаемся подветренной стороной, – сказал он. – Там устроим привал. Вон те толпы позади – несколько тысяч голов. Пока они рядом, нам ничего не грозит. Но если мы не остановимся, вы свалитесь с ног.

Луна висела прямо над пустошью, холодная и бледная, словно сама смерть следила за бегущими. Люди брели весь день, ноги сводило судорогой, дыхание вырывалось из груди рваными облаками пара. Они едва держались на ногах. Косой понимал: нужно срочно дать им отдохнуть. Иначе они сами станут добычей для волчьей стаи.

Будь их группа всего из пары сотен душ, волчья стая вполне могла бы рискнуть: ударить внезапно, окружить, вцепиться в слабых и больных. Но когда за спиной тянулась тёмная река из нескольких тысяч человек – даже волки должны были призадуматься. Толпа такого размера походила на грохочущий поток, и любой хищник десять раз подумает, стоит ли соваться им под ноги.

Косой рассуждал трезво: если вдруг всё же случится беда, если появится зверь или что похуже, то всё, что ему оставалось – заставить Лёшку и остальных мчаться быстрее основной массы. Пусть толпа сама прикроет их собой. Жестоко? Да. Но в глубине души он был уверен: каждый второй из бегущих думал ровно так же. В этом мире давно уже не осталось места для жалости.

Ещё один вопрос терзал его: если они двинутся следом за этой людской лавиной к крепости 289, удастся ли прикинуться жителями крепости 334 и пройти внутрь? Или местные стражи на воротах быстро раскусят чужаков?

Он нахмурился, глядя на свет далёких фар, дрожащих на горизонте. Примет ли крепость 289 беглецов? Или же для тысячи уставших людей ворота останутся наглухо закрытыми?

Уже сгущались сумерки: небо окрасилось в густые синие тона, на горизонте мерцали последние угольки заката, а холодный ветер нес запах сырости и пепла. Ярослав Косой, не спеша шагавший впереди, вдруг остановился, собрал вокруг себя остальных и понизил голос, будто боялся, что сама ночь его подслушает.

– Слушайте… а что, если попробовать пробраться в крепость 289, притворившись жителями крепости 334? – он щурился, словно уже видел перед собой те заветные ворота и сторожей с факелами.

Старик Ван, тяжело опершись на палку, покачал головой и нахмурил густые брови:

– Не выйдет, Ярослав. У жителей крепостей есть документы, печати, отметки. А у нас – только пустые руки.

– Документы… – фыркнул Косой. – Скажу, что потерял всё по дороге, когда нас тряхануло. Да кто бы удивился? Мы же больше сотни километров тащились, едва ноги не отвалились.

Старик вздохнул, почесал за ухом и, уставившись в темноту, заговорил медленнее, будто на ощупь подбирал слова:

– Всё непросто. Крепости редко делятся информацией друг с другом, это верно. Скажешь им, что ты из 334-й – они не смогут проверить. Но раньше, чтобы попасть из одной крепости в другую, нужно было иметь письмо-разрешение. На нём стояла печать надзирателя. А теперь 334-й нет, а сам их надзиратель, отправлен Потаниным на Северную границу. И только боги ведают, у кого теперь его печать….

Ярослав цокнул языком, в его глазах блеснуло что-то вроде злорадства:

– Гляди-ка, выходит, ему ещё повезло! Сидел бы в крепости – накрыло бы его вместе со всеми. Вот и правда: нет худа без добра.

– Ну, выходит, Потанин и вправду спас ему жизнь, – нехотя согласился старик Ван. – Только ты, Косой, дальше думай. Тут ведь больше шестисот беженцев вместе с нами, и многие знают твоё лицо. Если ты решишь сунуться в 289-ю с этой легендой, рискуешь, что кто-то болтнет лишнее. А если крепость вообще никого не пустит? Тогда хоть ты будь хоть самой большой шишкой 334-й, всё равно окажешься здесь же – среди изгнанников.

Ярослав пожал плечами, будто на него вдруг накатило ледяное равнодушие:

– Может, и так. Но будь уверен: ворота 289-й крепости, скорее всего, для всех останутся закрытыми.

Его слова повисли в холодном воздухе, и в этот момент даже ветер стих, будто сам ожидал продолжения.

Раньше никто и представить себе не мог, что целая крепость может рухнуть за один день. Прецедента не существовало – не с чем было сравнить. Поэтому Ярослав Косой и его спутники могли лишь действовать на ощупь, решая проблемы по мере их появления.

Разумеется, было бы счастьем, если бы им удалось пройти за стены крепости 289. Но даже если ворота окажутся закрыты, Косой и его люди всё равно найдут способ выжить – они уже закалились в дороге и знали цену каждому дню.

А вот для "больших шишек", бежавших из 334-й, дело обстояло куда хуже. До 289-й им оставалось не меньше сотни километров – и само это расстояние могло измотать их насмерть. Даже если они дойдут до стен, многие, узнав, что входа для них нет, попросту сломаются и падут духом.

Группа Косого, измождённая до предела, свернула с дороги и устроилась на подветренной стороне невысокого холма. Здесь воздух был тише, ветер не резал щёки, и пахло сухой травой, а не гарью и пылью. Ярослав мог бы продолжать идти, его ноги ещё держали, но старик Ван, Лариска и остальные были на грани – шагали уже скорее на автомате, чем сознательно.

Когда мимо них проходила колонна других беженцев – ободранные, согнутые, с тёмными лицами от грязи и усталости – они удивлённо замерли, заметив, что Косой с людьми остановились.

– Почему вы встали? – крикнул кто-то из толпы.

Ярослав приподнял голову, его глаза сверкнули в полумраке.

– Мы больше не можем идти, – коротко ответил он.

Он опустился обратно на землю и принялся массировать сведённые мышцы ног. На лбу выступил пот, по коже бежал холодок, руки привычно находили узлы боли в икроножных мышцах.

Видя, что разговоров не будет, беженцы махнули рукой и двинулись дальше, шурша одеждой и тяжело шаркая ботинками по мерзлой земле.

– Они что, вправду выдохлись? – переговаривались между собой уже в стороне.

– Ты же видел, он сам себе ноги разминал. Мы хоть чуть-чуть передохнули, а эти вообще не останавливались. Слишком уж умничают – вот и доконали себя.

– Да ладно, он просто слишком вперёд убежал. Волчьего воя не слышал – а услышал бы, ноги в руки и первым бы рванул! – усмехнулся один.

Никто из них не собирался предупреждать Косого и его товарищей о стае, которая шла по следу. Но Ярослав знал и без них. Он прекрасно слышал далёкий вой – низкий, тянущий, от которого мороз пробегал по коже. И понимал, что это не просто волки. За ними тянулись и Подопытные – твари куда страшнее хищников.

Дождавшись, пока колонна скрылась, Ярослав тихо сказал своим:

– У меня есть бутылка воды. Каждый берите кусок ткани, намочите и протрите лицо. Жители крепостей всегда чистые, а мы похожи на оборванцев – нас сразу вычислят как беженцев. Наденьте всё самое приличное, что у вас есть. Нам нужно смешаться с ними и выглядеть так, будто мы всегда жили за стенами.

Слова его прозвучали спокойно, но в них было железо – тот, кто уже заранее готовил план, не сомневался, что им придётся разыгрывать эту партию до конца. Если даже семьям вроде старика Вана, бывшего уважаемого эсквайра, не хватало выделенной нормы воды, то что уж говорить о простых беженцах – им и вовсе доставались жалкие крохи.

Ярослав Косой осторожно достал из тайника во дворце бутылку. Когда-то, пряча там золото и прочие ценности, он всегда оставлял место для двух бутылок чистой воды – понимал, что в пустоши это дороже любых драгоценностей. Конечно, та вода была выпита ещё давно, но сами бутылки он потом наполнил снова.

Запах плотно закупоренной крышки, чуть отдающий железом и стеклом, действовал на нервы – казалось, сама вода внутри источала холодную свежесть. И теперь её нужно было тратить не на питьё, а на умывание.

Дни за днями, скитаясь среди пыли и грязи, они привыкли ходить с чёрными, обветренными лицами, словно масками. Но сейчас предстояло самое трудное – раствориться в толпе жителей 289-й крепости. Малейшая деталь могла выдать их, и тогда ворота останутся закрыты. Что может быть обиднее, чем погибнуть у самой цели – потому что на лице отпечаталась вся дорога?

Ярослав понимал: умыться в пустоши было не так уж трудно. Ручей или лужа – всегда найдёшь. Но раньше его грязь была щитом. С этой маской его могли пройти мимо и не узнать даже старые знакомые – Хромов, Журавлёва или Синявина. Грязь скрывала, делала его безымянным среди прочих.

Но теперь он выдал каждому по кусочку ткани, и они стали обтирать лица. Лёха Проныра, ворча себе под нос, словно резал ножом:

– Да лучше бы эту воду на глоток растянуть, чем на морду лить….

М-да, всё-таки он тупой, хоть и полезный. Лариска прыснула со смеху на его слова, но послушно вытерлась. Когда мимо проходили другие группы беженцев, Косой приказывал Лёхе опустить голову. Его лицо оставалось чересчур чистым – и, не прикройся он, кто-нибудь мог бы вспомнить его.

Они облачились в более-менее целую одежду, тряхнули пыль с рукавов, и на миг показалось – вот теперь они точно сольются с горожанами. Тысячи людей впереди и позади – море лиц, море тел. В такой реке легко раствориться.

Но когда подошёл первый отряд жителей, сбежавших из крепости, Ярослав остолбенел. Перед ним были не сияющие чистотой горожане, а такие же оборванцы – только грязнее их самих! У кого-то грязь свалялась на щеках так густо, что трескалась коркой, у кого-то лоб блестел потом, и чёрные потёки стекали к подбородку.

"Вот дьявол!" – выругался про себя Косой. Он-то думал, что жители будут ухоженными, будто сошедшими с плакатов. Но в бегстве им было не до умываний. Земля дрожала, здания рушились, облака пыли клубились над улицами – и вся эта гарь намертво въелась в кожу.

Теперь его собственная группа выглядела… слишком чисто. Почти как какие-то важные господа, сбежавшие из крепости вместе с элитой. А перед ними шли измождённые люди, похожие скорее на бродяг.

Лариска прыснула от смеха, не выдержав контраста.

– Хм, – пробурчал Ярослав, ни тени эмоций на лице, – придётся снова морды испачкать….

Половина бутылки – насмарку. Жаль до боли.

Они размазали пыль по щекам и лбам, сделали несколько грязных мазков, словно рисовали углём. Теперь было проще – когда основная масса жителей прошла мимо, Косой и его люди шагнули в поток и растворились в нём, как капли в реке.

Шум шагов, сиплое дыхание тысяч глоток, запах пота и пыли смешивались в густой, тяжёлый воздух.

– Держимся в середине, – тихо сказал Косой, – никаких разговоров с другими беженцами. Чем меньше нас заметят – тем лучше.

Его голос тонула в гуле толпы, но те, кому он был адресован, услышали и кивнули. Взволнованный, старик Ван едва не задохнулся от собственных слов:

– Это правда сработает? – голос у него дрогнул. – Там же, наверняка, найдутся такие беженцы, которые нас сразу узнают.

Косой даже бровью не повёл. Он сидел, облокотившись на колени, и лениво мотнул головой:

– Не переживай, – сказал он спокойно, почти равнодушно. – Мы всего лишь испытываем удачу. Подумай сам: если все эти беженцы помрут по дороге, то и некому будет нас выдавать.

Ван уставился на него, глаза его стали круглыми, как блюдца. На секунду старик даже перестал дышать. "Боже правый, – мелькнуло у него в голове, – он это всерьёз сказал?!"

Он хотел возмутиться, но слова застряли в горле. Холодок пробежал по спине. Может, Косой и вправду так рассуждает?

Не успел старик оправиться от шока, как впереди послышались крики, резкий шум, будто скрип разрываемой ткани, и толпа начала колыхаться. Люди толкались, спорили, кто-то ругался матом.

Ярослав мгновенно вскочил и, подпрыгнув, вытянул шею над толпой, словно ястреб над полем. В мутном воздухе, пропитанном пылью и потом, он заметил очаг смятения: жители крепости сцепились с беженцами.

Сердце толпы колотилось в одном ритме – гулкие удары ног, сдавленные крики, чьи-то стоны. И вдруг блеснул металл. Управляющий фабрики шахтой вытащил пистолет и направил его прямо в лоб одному из несчастных.

В воздухе запахло железом и порохом ещё до выстрела. Люди вокруг инстинктивно попятились, кто-то вскрикнул, а чьё-то дитя зарыдало, будто почуяв смерть.