Текст книги " Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров"

Автор книги: Константин Романенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 51 страниц)

Этому вялотекущему процессу скольжения по течению, на авось, как повезет – практически капитулянтскому замыслу – Сталин противопоставил революционный «план партии»: 1. «Мы перевооружаем промышленность… 2. Мы начинаем серьезно перевооружать сельское хозяйство… 3. Для этого надо расширять строительство колхозов и совхозов, массовое применение контрактации и машинно-тракторных станций как средства установления производственной смычки между индустрией и сельским хозяйством. 4. Признать допустимость временных чрезвычайных мер, подкрепленных общественной поддержкой середняцко-бедняцких масс как одно из средств сломить сопротивление кулачества и взять у него максимально хлебные излишки, необходимые для того, чтобы обойтись без импорта хлеба и сохранить валюту для развития индустрии».

Причем он не требовал немедленного уничтожения частного сектора. Наоборот, он говорил: «5. Индивидуальное бедняцко-середняцкое хозяйство играет и будет еще играть преобладающую роль в деле снабжения страны продовольствием и сырьем». Но его «надо дополнить … развитием колхозов и совхозов, массовой контрактацией, усиленным развитием машинно-тракторных станций для того, чтобы облегчить вытеснение капиталистических элементов из сельского хозяйства и постепенный перевод индивидуальных крестьянских хозяйств… на рельсы коллективного труда».

То был план вывода деревни на социалистический путь развития. И Сталин заключил: «6. Но чтобы добиться всего этого, необходимо прежде всего усилить развитие индустрии, металлургии, химии, машиностроения, тракторных заводов, сельскохозяйственных машин и т. д. Без этого невозможно разрешение зерновой проблемы, так же как невозможна реконструкция сельского хозяйства. Вывод: ключом реконструкции сельского хозяйства является быстрый темп развития нашей индустрии ».

Логика Сталина была неопровержимой, и именно те, кто, по утверждению Бухарина, занимал либо сочувствующую ему, либо колеблющуюся позицию – Андреев, Ворошилов, Киров, Куйбышев, Орджонк кидзе, Рудзутак – решительно осудили «правых».

Резолюция пленума «по внутрипартийным делам» признала платформу правого уклона «знаменем, под которым группировались все идейные противники и классовые враги Советского государства». Казалось бы, что Сталин должен был торжествовать и добить поверженных уклонистов, но он снова проявил терпимость. «Некоторые товарищи, – сказал он, – настаивают на немедленном исключении Бухарина и Томского из Политбюро ЦК. Я не согласен с этими товарищами. По-моему, можно обойтись в настоящее время без такой крайней меры».

Вместе с тем он счел целесообразным отстранить уклонистов от руководства массовыми организациями. Он предложил освободить Бухарина и Томского от занимаемых ими постов. И вскоре Бухарина лишили должности ответственного редактора «Правды» и вывели из ИККИ, а Томского лишили поста председателя ВЦСПС. Однако Рыков остался председателем Совета народных комиссаров.

Глава 3. Коллективизация

…СССР из страны мелкокрестьянской превратился в страну самого крупного земледелия.

Из резолюции пленума 1933 г.

Сталин упорно и последовательно вел государственный корабль по выбранному курсу. В день завершения пленума, на котором были разгромлены Бухарин и его сторонники, 23 апреля 1929 года – начала свою работу XVI Всесоюзная конференция ВКП(б), принявшая постановление «О пятилетнем плане развития народного хозяйства».

Этот план предусматривал выделение 19,5 миллиарда рублей на капитальное строительство в промышленности – в 4 раза больше, чем за предыдущие пять лет. Рост валовой продукции всей промышленности предусматривался в 2,8 раза, а выпуск средств производства намечалось увеличить в 3,3 раза; машиностроение – в 3,5 раза. Программа ускоренного развития страны могла быть решена лишь за счет быстрого роста производительности труда. Теперь сталинская программа начала реализовываться в полном объеме. Она получила всенародную поддержку, и прошедший в конце 1928 и начале 1929 года Всесоюзный смотр производственных совещаний, в котором приняла участие половина рабочих страны, показал возросший энтузиазм масс.

В государстве, отказавшемся от принципов наживы и жажды стяжательства, необходимы были новые стимулы, способные служить ориентирами для мировоззренческой ориентации общества. Великий организатор и тонкий психолог, Сталин хорошо знал побудительные мотивы, которые двигали делами и поступками людей.

Он учитывал ту важную роль, которую в человеческом обществе играло стремление личности к самовыражению, к творчеству, к положительной оценке собственной деятельности со стороны окружающих. Придавая большое значение психологической, поддержке развернутого им строительства, Сталин в полной мере использовал присущий каждому человеку дух состязательности и желания выделиться из общей массы.

То была комплексная программа, на долгие годы превратившаяся во вдохновляющее трудовое соревнование. Новое прозвучало 5 марта 1929 года, когда в «Правде» было опубликовано обращение ленинградских рабочих ко всем предприятиям СССР с призывом организации социалистического соревнования. 9 мая ЦК ВКП(б) опубликовал постановление «О социалистическом соревновании фабрик и заводов». 22 мая в «Правде» появилась статья Сталина «Соревнование и трудовой подъем масс» – предисловие к книге Микулиной «Соревнование масс».

Шло время великих строек. Однако, включая в курс на индустриализацию «трудовой энтузиазм» и «пафос строительства», культивируя чувство коллективизма и выдвижение талантов из недр народа, Сталин отчетливо понимал, что создание современной промышленности невозможно без использования технического опыта передовых мировых стран.

Еще зимой, 29 января 1929 года, на встрече с приехавшим в Москву американским бизнесменом Кэмпбеллом Сталин говорил собеседнику: «Каждый период в национальном развитии имеет свой пафос. В России мы имеем теперь пафос строительства… Этим объясняется, что мы переживаем теперь строительную горячку». В эти годы, воспользовавшись вспыхнувшим в мире финансовым кризисом, Сталин осуществил крупные закупки в Америке дешевого промышленного оборудования. Для их монтажа в страну приезжали первоклассные американские инженеры, участвовавшие в строительстве советских заводов.

Организационные меры по подъему промышленности должны были способствовать и укреплению сельского хозяйства. Если в 1927/1928 году промышленность дала 1,3 тысячи тракторов, то в 1929/1930-м намечалось выпустить 9,1 тысячи. Конечно, для страны с огромным крестьянским полем такого количества тракторов было недостаточно.

И 5 июня Совет труда и обороны принял важное постановление об организации машинно-тракторных станций (МТС). В сложившихся условиях это стало блестящим решением в комплексной механизации сельскохозяйственных работ. Впоследствии оно позволяло сосредотачивать на полях максимальное количество имеющейся техники, но, что самое важное, – это обеспечивало квалифицированный ремонт и содержание машинно-тракторного парка.

Первоначально предполагалось в первые пять лет коллективизировать 5-6 миллионов крестьянских хозяйств, и к концу пятилетки должны были еще сохраниться 19-20 миллионов единоличных крестьянских дворов.

Но жизнь диктовала свои условия. Хотя в 1929 году были введены обязательства по сдаче зерна для отдельных деревень, однако уже к середине лета становилось ясно, что при существовавших объемах сельскохозяйственного производства промышленность не получит необходимого сырья, а город продовольствия. Несмотря на повышение закупочных цен на зерно, увеличение промышленных товаров деревне, уменьшение экспорта хлеба – заготовительные организации столкнулись с теми же трудностями, что и в предшествовавшем году.

Поэтому 5 августа ВЦИК и СНК РСФСР ужесточены «чрезвычайные меры» по изъятию хлеба. Постановлением от 28 июня сельским Советам разрешили накладывать на кулаков, отказывающихся продавать излишки хлеба государству, штраф в размере пятикратной стоимости подлежащих сдаче продуктов. В случае неуплаты штрафа имущество кулаков конфисковалось, и они подлежали выселению.

Если в 1928 году по 107-й статье было осуждено менее 10 тысяч человек, то в 1929 году только в Поволжье судили 17 тысяч, а на Украине – 33 тысячи участников саботажа. Изъятие 3,5 миллиона тонн хлеба у кулаков обеспечило выполнение плана по заготовкам к 20 декабря. Жесткие меры дали результаты.

Наряду с этими мерами еще 12 августа отдел сельского хозяйства ЦК ВКП(б) провел совещание, приняв решение об ускорении коллективизации. К осени число крестьянских хозяйств, вошедших в колхозы, увеличилось вдвое – до 1,9 миллиона. К концу года уровень коллективизации поднялся с 3,9% в начале года до 7,6%. Это создавало почву для оптимистических прогнозов.

К началу октября в 25 районах страны 80% земли было обобществлено, объединив более половины всех крестьянских хозяйств. На Северном Кавказе, Среднем и Нижнем Поволжье, Украине в колхозы вступило от 8,5 до 19 процентов крестьянских хозяйств, что дало полное выполнение всего плана коллективизации в масштабах страны.

Конечно, в этот переломный год Сталин занимался не одними вопросами сельскохозяйственной революции. В первых числах июля к нему были приглашены члены Реввоенсовета Красной Армии. Соображения о техническом перевооружении армии докладывал нарком Ворошилов, и казалось, что расчеты были проведены со знанием дела и учетом большой перспективы.

В состоявшемся после доклада обсуждении красной нитью проходила мысль о том, что армия не должна уступать по численности вероятным противникам на главном театре войны, а по воздушному флоту, артиллерии и танкам, по технике превосходить их.

В ходе совещания Сталин обратил внимание военных профессионалов на существенную деталь, оставшуюся вне поля этих планов. В книге «Пройденный путь» маршал Советского Союза С.М. Буденный пишет: «Сталин задал вопрос: «Готова ли армия принять ожидавшееся поступление в большом количестве новой военной техники?»

Он трезво оценивал проблему и обращал внимание на малограмотность крестьян, составлявших основной контингент армии, но речь шла не только о том, чтобы в короткий срок овладеть новой техникой. Он пояснял: «Русские крестьяне непосредственно не сталкивались с машинами на протяжении всей истории русского государства. Машина будет ломать не только старую экономику, но и психику людей. «…» Подумайте вот над чем. С техникой меняется тактика и оперативное искусство. Надо заново переучивать всю армию». Это касалось военных всех рангов, от командиров отделении до высшего командного звена. И, как показала впоследствии война, это были не праздные вопросы.

После совещания у Сталина 15 июля ЦК принял постановление «О состоянии обороны СССР». Перед промышленностью ставилась задача в течение двух лет создать опытные образцы артиллерийских орудий, крупнокалиберных пулеметов, химического оружия, всех современных типов танков и бронемашин и обеспечить их внедрение в войсках

Летом он отправился в отпуск. Эта его поездка на юг неожиданно изменила планы экипажа крейсера «Червона Украина». «Однажды, – вспоминал будущий адмирал флота Советского Союза Н.Г. Кузнецов, -намеченный поход в море на стрельбы и учения отменили. Моряков крейсера одетых по форме № 1 во все белое с головы до ног, построили на палубе. В глубине Южной бухты показался большой штабной катер. Когда он приблизился, мы увидели на нем RB. Сталина и Г.К. Орджоникидзе. Их сопровождали В.М. Орлов и Г.С. Окунев. Едва гости вступили на крейсер, он снялся с бочки и, быстро развернувшись, лег на Инкерманские створы».

После обсуждения деловых вопросов вечером гости собрались на мостике. Море лениво перекатывало волны, и ветер доносил до нагретых солнцем за день конструкций боевого корабля приятную прохладу. Сталин и Орджоникидзе были одеты в серые кителя. Прислонившись к обвесу мостика, нарком промышленности о чем-то рассказывал живо и темпераментно жестикулируя. Сталин, слушая говорившего с грузинским акцентом собеседника, часто набивал трубку.

Вечером на палубе он смотрел концерт самодеятельности, беседовал с командирами и матросами и, делая запись 26 июля в корабельном журнале, отметил: «Замечательные люди, смелые и культурные товарищи, готовые на все ради нашего общего дела…» Гости сошли на берег, когда крейсер бросил якорь на Сочинском рейде. Это посещение моряков не было проявлением праздного любопытства; уже вскоре оно отозвалось строительством нового флота.

Осенью в армейской иерархии произошел, казалось бы, незначительный эпизод. 16 сентября нарком по военным и морским делам Ворошилов направил шифровку в Сочи: «Сталину. Телеграфируй твое мнение о кандидате на пост Начпура. Лично выдвигаю кандидатуры – Якира или Гамарника. Кое-кто называет фамилии Постышева и Картвелишвили. Вопрос необходимо разрешить скорее, так как создается нехорошее впечатление ввиду отсутствия заместителя Бубнову».

Речь шла о назначении нового начальника Политического управления РККА вместо сына русского купца А.С. Бубнова, перешедшего на пост наркома просвещения. Обратим внимание, что и командующий войсками Украинского военного округа Иона Якир, и первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Ян Гамарник (настоящее имя – Яков Пудикович), были земляками. То есть никакой дискриминации по национальному признаку к армейским кадрам со стороны руководства страны не было.

Ответ пришел на следующий день: «Можно назначить либо Якира, либо Гамарника. Остальные не подходят. Сталин». В результате этого обмена мнениями с октября 1929 года по май 1937 года Политуправление Красной Армии возглавлял Гамарник. Именно он руководил всеми последовавшими кадровыми чистками армии, освобождая ее от военных специалистов, служивших в «старой армии»; от оппозиционеров и прочих неблагонадежных элементов.

Начавшаяся в стране коллективизация была грандиозной акцией уже потому, что она затрагивала 120 миллионов человек деревенского населения, из которых количество причисленных позже к кулачеству насчитывало лишь 381 тысячу семей. И естественно, что это количество богатеев, составлявшее лишь 0,31% жителей деревни, не могло удовлетворить потребности страны в товарном хлебе.

Причем так было всегда. Советский экономист В.С Немчинов убедительно показал, что даже в прославляемом благоденствии России в 1913 году крестьяне продавали всего лишь 14,7 процента производимого хлеба, а остальные 85,3 процента потребляли сами. Крестьянское хозяйство поставляло на рынок менее 400 кг хлеба, что составляло 540 граммов в день для двух едоков, то есть лишь в 2,16 раза больше блокадной ленинградской нормы.

Конечно, начиная коллективизацию, Сталин осознавал те трудности, которые встретятся на пути коренного преобразовании деревни. Но, приступая к аграрной реформе, он не стремился к насилию. Ему это не было нужно. Однако он не имел альтернативы и видел главное: без переустройства аграрного сектора социалистического государства не построить. То, что он отважился на этот решительный шаг, стало потребностью самого времени. Никакая другая проблема не стояла для страны так остро, как превращение сельского хозяйства в одну из современных отраслей государства с плановой экономикой. Сталин как никто другой осознавал эту истину.

7 ноября в статье «Год Великого перелома» он объявил: « Речь идет о коренном переломе в развитии нашего земледелия от мелкого и отсталого индивидуального хозяйства к крупному и передовому коллективному земледелию ». Начало великой революции в деревне было положено, и своевременность ее проведения убедительно подтвердила война.

Определяя цели преобразования деревни, Сталин подчеркивает: «нам удалось повернуть основные массы крестьянства в целом ряде районов от старого капиталистического пути развития, от которого выигрывает лишь кучка богатеев-капиталистов, а громадное большинство крестьян вынуждено разоряться и прозябать в нищете, к новому социалистическому пути , который вытесняет богатеев-капиталистов, а середняков и бедноту перевооружает по-новому вооружает новыми орудиями, вооружает тракторами и сельскохозяйственными машинами, для того чтобы дать им выбраться из нищеты и кулацкой кабалы на широкий путь товарищеской, коллективной обработки земли ».

Одновременно это была борьба с косностью, которая выражалась не столько в желании жить по старинке, сколько в неспособности крестьянина расстаться с представлением о частнособственническом праве владения землей. В первую очередь это касалось зажиточной части крестьян, жившей за счет эксплуатации остального сельского населения. И уже вскоре стало совершенно очевидно, что осуществить безболезненно коллективизацию деревни, без изъятия кулаков, как антагонистической группы общества, будет невозможно.

Итоги первого года пятилетки были подведены на пленуме ЦК ВКП(б), прошедшем с 10 по 17 ноября. Центральный комитет сделал вывод, что «дело построения социализма в стране пролетарской диктатуры может быть проведено в исторически минимальные сроки», но основное внимание он уделил коллективизации. Пленум одобрил достигнутые результаты и высказался за дальнейшее ее ускорение. Было принято решение о форсировании подготовки кадров для деревни: «организаторов, агрономов, землеустроителей, техников, финансово-счетных работников».

На пленуме Бухарин, Рыков и Томский обратились с покаянным письмом, признав курс партии правильным. Таким образом, формально принципиальных противников проводимым реформам не было далее в лице лидеров правых.

Не может быть сомнения в том, что одной из составляющих, заставивших Сталина осуществить коллективизацию, являлись внешние политические факторы. Он никогда не забывал о наличии внешней угрозы. На пленуме ЦК Сталин подчеркивал: «Мы имеем чрезвычайно отсталую технику промышленности». В то же время, говорил он, «мы имеем вокруг себя целый ряд капиталистических стран, обладающих гораздо более развитой и современной промышленной техникой… Там техника не только идет, но прямо бежит вперед, перегоняя старые формы промышленной техники».

Он обращает внимание на эту особенность развития передовых капиталистических стран, стремясь аргументировать свою мысль: «Для того чтобы добиться окончательной победы социализма в нашей стране, нужно еще догнать и перегнать эти страны также в техническом отношении. Либо мы этого добьемся, либо нас затрут ».

Нелепое по существу и клеветническое по содержанию «обвинение», что Сталин якобы не подготовил страну к войне, вброшенное в сознание обывателя пропагандой шестидесятых годов, не имело под собой ни исторических, ни фактических оснований. Это рассуждения невежд.

Вся деятельность Сталина уже с конца 20-х годов являлась подготовкой к защите государства. Говоря о создании современной промышленности, он подчеркивает, что это важно не только с точки зрения построения социализма, – это важно также «с точки зрения отстаивания независимости нашей страны в обстановке капиталистического окружения. Невозможно отстоять независимость нашей страны, не имея достаточной базы для обороны ».

Он знал, о чем говорит. Состояние Красной Армии в эти годы выглядело далеко не блестяще. Особенно в области военной техники и вооружения. В это время армия практически не имела танков. Только в 1927 году на ленинградском заводе «Большевик» началось серийное производство легкого танка сопровождения пехоты «Т-18».

Главным энтузиастом танкостроения выступил В.К. Триандофилов. Бывший штабс-капитан царской армии, в годы Гражданской войны он командовал полком и бригадой. В 1928 году его назначили заместителем начальника штаба РКК. Уже после совещания по перевооружению армии, прошедшего летом в кабинете Сталина, 18 июля 1929 года Реввоенсовет СССР принял разработанный Триандофиловым документ: «Система танко-, тракторо-, авто– и броне– вооружения РККА».

Зимой Сталин снова вернулся к военным вопросам. 5 декабря Политбюро приняло постановление «О выполнении танкостроительной программы». Оно обуславливало необходимость организации производства брони, стали и моторов для танкостроения. Но, поскольку опыта в этом деле не было, постановление обязывало: «Командировать за границу авторитетную комиссию из представителей ВСНХ и Наркомвоенмора и возложить на них: а) выбор и закупку типов и образцов танков, б) выяснение возможностей получения техпомощи и конструкторов».

Отправившаяся за границу комиссия закупила у американского конструктора Кристи колесно-гусеничный танк «М-1931». Правда, из политических соображений американская сторона продала танк как «трактор» – без башни и вооружения, но начало было положено. Изучив и скопировав узловые части машины американского конструктора, советские инженеры запустили в серию быстроходный колесно-гусеничный танк «БТ». Танки этой серии производили на Харьковском паровозостроительном заводе им. Коминтерна. Позже подвеска Кристи стала конструкторским элементом всех советских танков, включая и знаменитый «Т-34».

Это обращение к мировому опыту стало одной из составных частей военно-технической политики Сталина. Он трезво взвешивал возможности советских конструкторов, и хорошо понимал ценность и значимость информации о современных достижениях в области военной техники и вооружения. В это же время на основе образца британской машины «Виккерс» советская танковая промышленность освоила производство легкого танка «Т-26».

Проявленная им предусмотрительность позволила в 1932 году произвести три тысячи танков, а в 1935 году армия получила уже семь с половиной тысяч боевых машин. Впоследствии, практически до начала войны, Сталин регулярно закупал лучшие образцы техники за границей, в том числе в Германии: станки и прессы, паровозы и мотоциклы, танки и самолеты.

Некоторые историки чуть ли не со злорадством указывают, что первые образцы бронетанковой техники, произведенной промышленностью в начале тридцатых годов, «устарели еще до начала войны. Отчасти это так, но не умеющие снять «очки-велосипед» исследователи, видимо, не способны понять элементарную истину: того, что выпуск такой техники не был «разбазариванием денег», как легкомысленно утверждает Военно-исторический журнал (2001. №11).

Такая точка зрения невежественна. В результате выпуска этой техники училась не только армия. Более важным являлось то, что в процессе ее изготовления шло становление самой промышленности, овладение ею практическим опытом производства. Ученые, конструкторы, инженеры, технологи, руководители предприятий, мастера и квалифицированные рабочие учились танко– и самолетостроению.

Без такой реальной учебы создать к большой войне современную промышленность было невозможно. Без нее страна никогда не обрела бы мощь, сокрушившую Германию вместе со всем ее европейским промышленным потенциалом.

И это еще не все. Реальное производство военной техники влекло за собой необходимость организации целого комплекса отраслей народного хозяйства: горнодобывающей, металлургической, нефтяной, химической, приборостроительной и многих других, без чего страна не смогла бы в будущем вести реальную войну. Впрочем, именно эти танки и самолеты разгромили японцев на Хасане и Халхин-Голе, взломали линию Маннергейма и советизировали часть Польши и Румынии.

Задачи, которые осуществлял Сталин, являлись предельно актуальными, и при их решении золотой счет шел далее не за человеческие головы, он оплачивал право на существование всего населения страны.

Но вернемся к коллективизации. Советская историография хрущевских времен до примитивизма просто объясняла ее сложности. Суть полудетского лепета историков сводилась к тому, что, мол, Сталин форсировал коллективизацию, а затем, чтобы снять с себя ответственность за ее «перегибы», написал статью «Головокружение от успехов». Кто совершил эти перегибы? – осталось вне обложек учебников.

Конечно, все обстояло не столь банально. Великая крестьянская революция сверху, грозившая перерасти в гражданскую войну, совершалась не стихийно. У нее были свои маршалы и генералы, свои офицеры и рядовые, свои штабы и планы. Дело не было пущено на самотек. Помимо всесоюзного Наркомата земледелия, образованного 12 июля 1929 года, 5 декабря был создан штаб – Комиссия по коллективизации. В нее вошли Каминский, Клименко, Рыскулов, Яковлев и другие. На местах вопросами коллективизации занимались Андреев в Северо-Кавказском крае, Бауман в Московской области, Варейкис в Центрально-Черноземной области, Косиор на Украине, Хатаевич в Средне-Волжском крае, Шеболдаев в Нижне-Волжском крае, Эйхе в Сибири.

Для руководства процессом коллективизации был создан Народный комиссариат земледелия, который возглавил Яковлев. Яков Аркадьевич, имевший, естественно, настоящую фамилию Эпштейн, был сыном учителя. Он учился в Петроградском политехническом институте, который не окончил. С 1926 года он являлся заместителем наркома Рабоче-крестьянской инспекции. Но его назначению на пост наркома земледелия способствовало то, что еще с 1923 года он был редактором «Крестьянской газеты» и «Бедноты» и поэтому был в курсе проблем деревни. Именно он задавал тон в практике и методах осуществления коллективизации.

Нет, реформирование сельского хозяйства не шло «без руля и без ветрил». Оно не было пущено на самотек. Однако революционное преобразование деревни, означавшее не только изменение права собственности, но и ломку психологических понятий, взглядов людей, не могло не встретить противоборства. Сопротивление политике коллективизации в первую очередь проявили люди, владевшие достаточным количеством земли, но обладавшие лишь примитивными средствами ее обработки.

В деревне, имевшей возможность повысить производительность труда, они эксплуатировали односельчан, но еще большую выгоду они получали, отпуская им голодной весной зерно в долг, под процент. Под возврат, с грабительской прибылью, от нового урожая. Говоря современным сленгом, в этом и заключался их бизнес. Однако производство хлеба от этой ростовщической деятельности в стране не увеличивалось.

Эти деревенские «капиталисты» и составляли основной слой кулачества. К ним примыкали менее зажиточные жители деревни, называемые «середняками». В процессе коллективизации и тем, и другим было что терять. И не желавшие расстаться с почти врожденной страстью к собственности, они воспротивились начавшимся преобразованиям.

Мотивы и философия этих людей очевидны – они не хотели отдавать того, что считали принадлежащим им по праву. За этой психологией стояла тысячелетняя философия семейного происхождения эгоизма и частной организации общества. Крестьянин, охотно отнявший землю у помещика, не хотел отдавать ее в коллективное пользование.

Все доводы и пропаганда, все аргументы и убеждения в пользу переустройства уклада жизни деревни для этой категории населения были бесполезны, хотя бы потому, что в основной своей массе деревня была неграмотна и руководствовалась почти животной логикой инстинктов.

Следует подчеркнуть, что кулаки поднимались против коллективизации не потому, что их стали самих вовлекать в колхозы или раскулачивать. Кулак почувствовал, что уже само создание колхозов уничтожит базу для его экономического существования. Дальнейшее ведение хозяйства на эксплуатации односельчан становилось невозможным. Социализация деревни выбивала у кулака почву из-под ног. Имущий «класс» крестьянства лишался условий эксплуатации чужого труда и возможности диктовать свою волю как городу, так и самой деревне.

В принципе это состояние тлевшего противостояния между городом и деревней не заканчивалось после завершения Гражданской войны. Сам нэп являлся лишь формой перемирия между сторонниками и противниками социализма.

Сталин имел основания заявить, что «партия не отделяет вытеснения капиталистических элементов деревни «…» от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества, от политики ограничения капиталистических элементов деревни». Ситуация осложнялась еще и тем, что политическая база партии в деревне была слабой. К 1 июля 1929 года на 25 миллионов крестьянских дворов приходилось менее 340 тысяч коммунистов; в некоторых местах на 3-4 сельсовета была одна партячейка.

Правда, после XV съезда партии для укрепления кадров в деревню было отправлено около 11 тысяч партийных и советских работников. А после ноябрьского пленума 1929 года руководителями колхозов и МТС ушло еще 27 тысяч коммунистов в качестве председателей колхозов – так называемые двадцатипятитысячники – это те Давыдовы из «Поднятой целины». Позже, весной 1930 года, для работы в деревне было временно мобилизовано еще 75 тысяч рабочих-партийцев.

Конечно, в массе энтузиастов коллективизации находились разные люди. Среди них были и имевшие опыт Гражданской войны партийцы, не склонные к уговорам при выполнении поставленной задачи, и вдохновленная идеей крестьянская молодежь, спешившая «восстановить справедливость», и просто горлопаны, стремившиеся возвыситься на волне раскулачивания.

И все же это было время великого пафоса революции. Когда преданность идее становилась выше родственных связей и товарищеских привязанностей. Когда высшим проявлением геройства было сознание, что «я честно погиб за рабочих».

Но может ли быть осуждаем убежденческий поступок пионера Павлика Морозова, выступившего против подкулачника отца, прятавшего с кулаками хлеб, кстати, являвшегося председателем сельсовета? То был альтруистический порыв ребенка. И никакие «адвокаты» не оправдают мерзкого преступления убийцы-деда, сгубившего двух внуков, даже не из крестьянской жадности, а из тупой подлой мести. Из алчного эгоизма, преступившего не только божью заповедь «не убий», но и грань человечности.

В годы перестройки юродствующие над смертью этого крестьянского Гавроша демократы-интеллигенты щедро дали индульгенцию деду-кулаку – убийце внука-пионера и его брата. Но дал ли ее Бог?

Конечно, молодежь, не обремененная психологией отцов, иначе восприняла грядущие перемены. Она встречала их не так, как старшие носители деревенских традиций, которые не могли допустить даже в мыслях, что их радикально настроенные дети и внуки могут лучше стариков понять перспективы будущего.

Имевший жизненный опыт и знавший психологию людей Сталин видел причины конфликта «отцов и детей» деревни. Еще б апреля 1925 года на заседании оргбюро он заметил: «Крестьянин нередко относится к комсомольцу несерьезно, насмешливо. Происходит это потому, что крестьянин считает его оторванным от хозяйства, невеждой, лодырем».

Он прекрасно понимал философию деревенского мужика и осуждал вульгарные представления о крестьянстве. Он объяснял, что «крестьянин больше всего верит тому, кто сам ведет хозяйство и знает более или менее толк в хозяйстве. Вот почему я думаю, что центром нашей деятельности в деревне должна служить работа по созданию актива из самих крестьян, откуда партия могла бы черпать новые силы». Симптоматично, что Сталин не считал необходимым и отправку в деревню неподготовленных 25-тысячников, спешно сколоченных в «рабочие бригады».