Текст книги "Непростая история"
Автор книги: Константин Лапин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Оставив своих людей на попечение тренера, Кирилл высматривал среди посетителей водной станции Леру. А когда она появилась, он вообще забыл обо всем. Они сели на открытой веранде «Кафе-мороженое». Негромко играла радиола, над водой с криком летали чайки, можно было представить себе, что ты на берегу моря.
Лера никогда не была на море, ей так хотелось на юг, и Кирилл уверял девушку, что она непременно поедет, они вместе поедут если не в этом году, то в следующем непременно.
– А в Италию? – со смехом напомнила она. – Мы ж сговорились вокруг Европы махнуть!..
– И махнем! – сказал он совершенно уверенно. – Другие могут, почему же мы не сможем?
Она только вздохнула.
– Фантазер вы, Кирилл! Неисправимый фантазер!..
А ему в этот вечер все казалось возможным.
Девушка на этот раз не разрешила провожать себя дальше метро, чему он был почти рад: ведь пора когда-нибудь засесть по-настоящему за поэму, для той же Леры это нужно. Странное дело, но именно с момента их знакомства работа не двигалась с места. Кирилл и этому находил объяснение: нелепо писать о любви вообще, тратя слова на абстрактную, выдуманную героиню, когда вот она рядом —живая, прекрасная девушка. Не потому ли трудно взяться за перо, не потому ли на бумаге все выглядит таким неинтересным в сравнении с любым часом, проведенным с Лерой?.. Но все же он преодолеет трудности, напишет, добьется своего... И снова перо выпадало из рук, бессильное выразить чувства, обуревавшие его.
* * *
На работе Наденька взахлеб рассказывала Одинцову о своих спортивных и всяческих других успехах на «Динамо».
– А вот мы сейчас ваше начальство спросим, – остановил поток ее восторгов инженер. – Скажите, Малышев, кто из наших дев пользовался наибольшим успехом?
Чертежница заявила решительный протест: Кирилл Васильевич не может быть судьей. Во-первых, он сразу исчез с водной станции, а во-вторых, с ним была такая красавица, что ни на кого из своих он вообще не взглянул.
– Вот как! – заметил Одинцов безразлично. – Еще вопрос к вам, Наденька: пользуется ли у вас успехом моя схема, которую мы должны сдать во второй половине дня?
Павел Иванович беспокойно покряхтывал и выворачивал шею так, будто воротничок сорочки был сегодня ему особенно тесен. Плавание – вещь хорошая, но в последнее время отдел поругивают за опоздание с чертежами. Пройдясь по комнате, главный инженер остановился перед Кириллом.
– Ну-ка, ну-ка, что у вас тут вытанцовывается? – Взглянув на чертеж, он покачал головой. – Разве это столы-подмости? Это ж славянские шкафы-бегемоты! Мне именно идея стола понравилась. Сколько раз я чинил у себя в квартире перегоревшие пробки, пользуясь кухонным столом, даже если в доме была стремянка. И хорошо, оч-чень хор-рошо получалось!
Кирилл попытался объяснить, как получилось, что он отошел от своего первоначального замысла. Уж больно жидкая, несолидная конструкция оказалась на поверку – этот стол.
– А вы увеличьте сечение стоек! Поставьте для жесткости боковые укосины. Но не перебарщивайте: со столом легко управиться, а с таким бегемотом, – инженер ткнул в чертеж пальцем, – такелажники замучаются. И потом, батенька, что за случайные габариты? Я бы на вашем месте исходил из простого расчета: в большой секции ставьте по длине три стола, в малой – два, в простенках – один. Вот вам все три измерения!
Подошел Одинцов, скучающе приложив линейку к чертежу.
– Из теса настильчик? Не скупитесь, Малышев, ставьте дюймовку. Не дай бог, кто из каменщиков загремит...
Последнее время Виктор Алексеевич был как-то особенно любезен, даже, можно сказать, нежен с Кириллом. Уже не раз он помогал молодому человеку в работе, но все это касалось дела. Одинцов и словом не обмолвился, к примеру, что собирается на водную станцию. Велико было удивление Кирилла, когда, приехав на очередное занятие по плаванию, он увидел на трибуне инженера, весело болтавшего с Наденькой и Людой.
– Вы! Вот сюрприз!..
– Виктор Алексеевич просто душка, он нас на своей машине довез, – затараторила Наденька. – Мы и вас, Кирилл Васильевич, искали везде, честное слово! У вас удивительная способность исчезать после звонка, как сквозь землю проваливаться!
Кирилл сбежал от своих сотрудниц умышленно минут за пять до конца работы. Ему нужно было позвонить из автомата Лере, чтобы она приезжала прямо на «Динамо», из отдела он не хотел звонить.
– Плавать будете, Виктор Алексеевич?
– Отнюдь. Даже невооруженным глазом видно, что газетные статьи, писавшие о загрязнении московских водоемов, не лгали.
Среди занятий Кирилл то и дело поглядывал на трибуну: здесь ли Одинцов? Взглянув в третий или в четвертый раз, он увидел, что инженер не ушел; рядом с ним девушка, похожая на Леру. Заметив взгляд Кирилла, она приветливо подняла руку. Конечно, Лера! С ума сойти можно! Надо ж было ей сесть именно с Одинцовым!..
И все стало ясно: вовсе не для того, чтобы подвезти сослуживиц, приехал сюда Виктор Алексеевич. Инженер заинтересовался Лерой еще после той, первой встречи на Садовом кольце, он не мог не запомнить того, что рассказывала Наденька о красавице, с которой Кирилл ушел в прошлый раз после урока плавания. И все же почему они вместе? Почему Лера весело смеется, слушая вежливо склонившегося к ней инженера?..
Шумов не мог понять, что происходит с его добровольным помощником, переставшим давать указания начинающим пловцам.
Одеваясь после занятий в тренерской комнате, Кирилл рассказал другу об Одинцове.
– Так надо отшить его! – объявил Лешка, привыкший к быстрым решениям. – Если тебе нужна грубая физическая сила...
– Силой такие вопросы не решаются. – И все же Кирилл почувствовал себя легче оттого, что поделился с другом, что Лешка, у которого он сам недавно увел Леру, решительно принял его сторону, едва на сцене появился «чужак».
Одинцов вежливо поднялся навстречу подходившим пловцам. Пожалуй, впервые аккуратно причесанные мокрые волосы Кирилла могли соперничать с идеальным пробором инженера.
– Простите меня, Малышев, но я тут без вас познакомился с Валерией Павловной и даже немножко развлекал ее.
– Никто не просил, – буркнул сквозь зубы Лешка.
Одинцов повернулся к чемпиону, любезно улыбнулся:
– Простите, вы хотели что-то сказать?
Кто знает, что ответил бы прямолинейный и резковатый Лешка, если б Кирилл не ткнул друга незаметно кулаком в бок.
– Я не знаю, Малышев, какие у вас с друзьями дальнейшие планы, но моя машина к вашим услугам, – продолжал инженер. – Если у вас нет ничего более интересного на сегодняшний вечер, могу предложить поужинать всем вместе в Химках... Одна проектная организация как раз сегодня рассчиталась со мной за небольшую, но весьма денежную работку. Хотелось бы как-то отметить это маленькое событие с вами и вашими друзьями.
– А как на это посмотрят ваши друзья? – напомнил Кирилл. – Если не ошибаюсь, вы приехали сюда не один?
– Наши милые сослуживицы? – переспросил Одинцов. – Вы ломитесь в открытые ворота, Малышев, я уже пригласил их. К сожалению, Наденьке пора домой, а Люда побежала к телефону предупредить домашних.
Не так-то просто было поддеть Одинцова! Вернулась ликующая Люда, она отпросилась у матери. Инженер, взяв девушек под руки, повел их к машине. Лешка шепнул другу: «Пижонов надо выставлять!», на что Кирилл молча погрозил ему кулаком.
Как выигрывал веселый Одинцов рядом с неудачно острившим чемпионом и вконец помрачневшим Кириллом! Он танцевал с дамами строго по очереди, веселил их в перерыве между танцами, не забывал наполнить рюмки мужчин и сам пил не отставая. А когда пришло время расплачиваться, Виктор Алексеевич решительно отмел поползновения друзей – весьма робкие, впрочем, учитывая сумму счета, – принять участие в расходах.
Люде понравилась роза редкого палевого цвета, стоявшая на столе, и, уходя, она в последний раз понюхала ее, наклонив к себе горшок, Увидя это, инженер сорвал цветок и преподнес девушке.
– Ну, знаете ли! – ахнул Лешка, который хоть и сам был способен на кое-какие мелкие ресторанные подвиги, но до таких высот галантности никогда не поднимался.
Одинцов подозвал официанта и, не моргнув глазом, заплатил названную им несусветную сумму за испорченный цветок. Скромная копировщица, почти не дыша, прижала к груди бесценный подарок. С какой гордостью она посмотрела на Леру!
– Купеческие замашки! – брезгливо буркнул Кирилл, замыкавший с другом шествие.
– А вот в этом ты ничего не понимаешь! – не согласился Лешка. – Это уже высший пилотаж! Клянусь, твой инженер начинает мне нравиться. А вот Лерку я бы на твоем месте не стал с ним знакомить...
Виктор Алексеевич был любезен до конца. Он отвез домой бесконечно довольную вечером Люду, потом на Ленинградском шоссе высадил чемпиона, долго тискавшего ему руку. Повернувшись к молча сидевшей сзади паре, спросил:
– А вас куда прикажете?
– К центру, если можно, – попросила Лера. – Я выйду у метро «Площадь Революции».
Она так и сказала: «я выйду», а не «мы выйдем»... Может быть, это была случайная оговорка? Или Лера умышленно хотела подчеркнуть, что они с Кириллом совсем не одно и то же?
Высадив молодых людей у метро, инженер улыбнулся.
– Счастливо оставаться, дети мои! С завтрашнего дня начинаю учиться плавать, Малышев. Впрочем, как видите, и нырять не пришлось на дно морское. – Подмигнув Кириллу, он отъехал.
Лера недоуменно смотрела вслед машине.
– Что он хотел сказать последней фразой?
– А вас это очень интересует? – Кирилл отлично понял намек Одинцова, обещавшего, правда, только в песне, отыскать и на дне морском полюбившуюся ему девушку. – Могу вас обрадовать: вы его тоже интересуете, и весьма.
Ее брови удивленно поднялись от такой дерзости.
– Тоже?.. Но я не Люда! И вообще я вас, Кирилл, не понимаю: давно ли вы сами расточали комплименты по его адресу?
Что он мог ответить ей? Давно ли Одинцов нравился ему самому, больше того, казался образцом для подражания? А вот сегодня на водной станции и за ужином не понравился. Хотя, если быть объективным, вел себя инженер безупречно. Но можно ли быть объективным, когда в груди шевелится ревность?
Кириллу вспомнилось, как только что в машине девушка, по сути дела, «продала» его. Он стал торопливо прощаться.
– Вы не проводите меня, Кирилл?
– Но вы же привыкли возвращаться домой одна.
– А может, именно сегодня я хочу, чтобы меня проводили...
С притворным неудовольствием пожав плечами, он вошел за Лерой в вестибюль метро. Сегодня он мог бы гордиться собой. Сколько раз он пытался проводить ее до дома, а она не разрешала. И стоило лишь раз проявить характер, как все изменилось. Так вот как нужно обращаться с девушками! Учтем на будущее.
– А вы, оказывается, можете быть другим, Кирилл! – сказала Лера, когда они спускались по лестнице эскалатора.
– Каким?
– Дерзким... даже грубым. Это вам не идет, кстати... Или вы просто решили поссориться со мной?
Слова о том, что они могут поссориться, напугали Кирилла.
– Если б вы знали, Лерочка, если бы вы ведали, над чем я сейчас тружусь! – Он закончил совсем не тем, чем хотел. Но какое все это имело значение, если он ехал ее провожать!
За окном замелькали желтые с разводами колонны станции «Комсомольская». Девушка поднялась.
– А может, Кирилл, вы вернетесь? – Она взглянула на часы. – Больше к центру поездов не будет.
– Плевать! Пройдусь пешком.
– Вот и пришло время узнать все: я живу за городом, в Подрезкове. Поэтому я не могу возвращаться домой поздно. И вам, Кирилл, не удастся проводить меня дальше вокзала.
– А это мы посмотрим! – воскликнул он запальчиво.
По расписанию выходило, что поезда в сторону Москвы еще будут, только Лера не помнила, все ли останавливаются на ее станции. Кирилла не интересовали такие мелочи. Не остановится – не надо, доберемся обратно другим транспортом.
В пустом вагоне он вслух восхищался россыпью огней за окном. Подумать только, как разросся город! Почти четверть часа едут, а все еще Москва... Лера равнодушно внимала его восторгам: ей уже приходилось слышать такое от своих случайных провожатых. Даже Егор Никитич лепетал что-то о подмосковных красотах. А ей и в окно смотреть неохота.
– Вам, Лера, надо переселяться в Москву! – не очень последовательно, но от души заявил вдруг Кирилл.
– Да? Оригинальная мысль. Я обещаю подумать об этом на досуге. – Она закрыла глаза.
Кирилл замолчал. Он смотрел, как в такт вагонным толчкам покачивается голова девушки. Дорого он дал бы, чтобы она могла не ездить вот так ночными поездами! О чем она думает сейчас? Может быть, вспоминает Одинцова. Он-то доставил бы ее на машине, в этом можно не сомневаться.
Лера не разрешила провожать ее до дому. Она живет далеко от станции, Кирилл может опоздать на поезд. Когда светлая фигурка стала таять во тьме, он, опомнившись, помчался за ней. Но раздался свисток приближающейся электрички, и он еще быстрее побежал обратно. Увы, на поезд он не успел.
Была еще одна электричка из Клина, самая последняя. Но Кирилл плохо посмотрел расписание: поезд промчался мимо дачной платформы, не замедляя хода. Вот и Леру не проводил и сам не уехал... Ужасно глупо!
Полночи Кирилл продремал на скамейке, дожидаясь первого утреннего поезда. Поначалу хотел идти пешком хотя бы до следующей станции, чтобы согреться, но стал накрапывать дождик, и он остался на спасительной платформе: здесь хоть навес.
Голубоватый туман поднимался над низиной, меж деревьями чернели дачи, все это было очень красиво, если б вконец продрогший юноша мог любоваться чем-либо. Худая белая коза с тянувшейся позади веревкой подошла к платформе, проблеяла жалобно и снова скрылась в тумане.
Бедная Лера, несладко ей, должно быть, живется! Свою героиню он сделает необеспеченной, оторвавшейся от семьи. Люди, среди которых она живет, не понимают ее запросов. Герой устраивает девушку к себе на стройку крановщицей – а может, в копировальное бюро? – и тут, занимаясь настоящим делом, она узнает настоящую любовь.
Единственное хорошее было в бессонной ночи на полустанке то, что он здорово продвинулся в разработке сюжета своей поэмы. Вещь стала казаться ему такой ясной, что хоть сию минуту садись и записывай.
9
Трубя под нос что-то призывное, что свидетельствовало о его хорошем настроении, Павел Иванович с маху подписал рабочие чертежи столов-подмостей, которые закончил, наконец, Кирилл.
– Берите, Кирилл Васильевич, Драгина за жабры, чтобы немедленно изготовил пробные образцы.
Когда главный инженер умчался к начальству, Одинцов прицелился в Кирилла свернутым в трубку чертежом.
– Убийца, вот кто вы! – сказал он молодому человеку. – Если помните, Малышев, я не вмешивался в эту возню со столами. Могу доложить, сколько бед вы причинили, точнее, можете причинить, если ваши столики-козлики приживутся. Во-первых, вы начали поход против конструкции, за которую один мой приятель рассчитывал получить премию. Во-вторых, вы заставляете меня вносить коррективы в готовую диссертацию – в ту главку, где я, не жалея слюней, славлю металлические подмости.
– ...а в-третьих, – прервал его Кирилл, – каменщики скажут спасибо.
– Ой ли! Хлебать щи деревянной ложкой, имея железную?
– Сборно-разборную? Такую, что и не собрать к обеду.
– И я предпочитаю деревянную ложку, – объявил своим скрипучим голосом Шитиков. – Особенно когда щи с убоиной.
Сделав вид, что ей нужен ножичек, Наденька незаметно подсунула Кириллу записку: «В.А. просто завидует вам, не обращайте на него внимания. Вы молодец!» Слова «завидует» и «молодец» были подчеркнуты дважды. Лишь Люда, тайком нюхавшая полуувядшие лепестки знаменитой розы, завернутые в папиросную бумагу, была, как всегда, на стороне Одинцова.
Старый прораб наотрез отказался смотреть чертежи:
– По мне и старые подмости хороши, еж вас ешь!
Тогда Кирилл, действуя через его голову, познакомил с чертежами бригадира Петрухина: идея конструкции, по сути дела, принадлежала тому. Каменщик был польщен, что его случайное замечание насчет кухонного стола не прошло бесследно. Поводив по ватману толстым волосатым пальцем, он одобрительно крякнул и направился с техником в контору.
Начальник строящегося объекта Егоров, плотный, крепко сколоченный мужчина, разговаривал по телефону со снабженцем.
– О фланцах ни слова, Пасько!.. Нет, нет, и слушать не хочу... Умри, но фланцы достань... Раньше не возвращайся!
Его помощник Красовский, всегда гладко выбритый, пахнущий одеколоном молодой человек, на замшевой куртке которого синел ромбик университетского значка, заштриховывал очередной квадратик в генеральном плане организации работ, висевшем над его столом. Расцвеченный карандашами чертеж украшал довольно унылое помещение конторы.
Выслушав бригадира Петрухина, он включил микрофон, стоящий перед инженером на столе.
– Старшего прораба Драгина прошу зайти в контору!
Он дважды повторил призыв, и репродукторы разнесли его негромкий голос по строительной площадке. Не прошло и пяти минут, как в контору ввалился Драгин.
– Георгий Николаевич, что с лесом делать будем? – Он тяжело опустился на стул. – Опять не подвезли досок.
Уже с порога поняв, зачем его вызвали, хитрец решил «забежать вперед»: для подмостей требовался дефицитный лес.
– Лес дадим, вчера на базу прибыл целый вагон, – успокоил его Красовский. – Я думаю, Василий Федотыч, для пробы изготовишь три-четыре стола, не больше. – Это была хитрость: столько опытных образцов и требовалось сделать.
– Что ж это получается, товарищи начальники? А еще на семинаре по марксизму учат: история вспять не идет!
– Что-то больно хитро, Василий Федотыч, не понять.
– Ничего хитрого, Георгий Николаевич, проще пареной репы. Судите сами: вот они, – старик кивнул на Кирилла, – еще под стол пешком ходили, когда мои каменщики– мостились на деревянных козлах. Козлы ломались, их заменили железными. А теперь снова-здорово в деревянный век вертаемся.
– Зови, как хошь, а нам сподручнее, – подал голос Петрухин.
– А перерасход леса на кого писать – на молодого человека аль на тебя?.. Обратно возьмем, – прораб перешел на трагический шепот, – кто под суд пойдет, если что? – Он заметил, что начальник повесил трубку телефона. – Афанасий Петрович, заездили меня трестовские делопуты, еж их ешь!
– А меня, думаешь, не заездили? Опять на совещание вызывают... Ты уж сам решай, Георгий Николаевич.
– Уже решили. Значит, так и запишем, Василий Федотыч: изготовить четыре стола на пробу! – заключил Красовский.
– У меня гулящих плотников нет, все делом заняты, – продолжал ворчать прораб. – Конечно, если прикажете снять с оконных коробок, без которых и так зарез;..
– Нет, с окон не снимайте. Бригада Орлова чем занята?
Зоркий глаз прораба разглядел в окно, что по обрезу стены, на высоте четвертого этажа, идет, словно прогуливаясь, такелажник в полосатой тельняшке.
– Ну, что мне с ним делать, с Филимоновым этим? – печально спросил старик. – Гуляет, как на бульваре, деревня чертова!
Взглянув в окно, инженер склонился к микрофону:
– Филимонов, это вы там разгуливаете? Немедленно сойдите со стены, Филимонов! В последний раз предупреждаю!
Фигурка на стене остановилась: такелажник повернул голову к репродуктору, видно недоумевая, как его разглядел невидимый инженер, и исчез, спрыгнув на перекрытие.
Выключив микрофон, Красовский деловито осведомился:
– В субботу испытываем подмости?
Момент был выбран верно: прораб уже сдавался.
– Денька три нужно, раньше не управиться.
– Хорошо. – Инженер сделал пометку в откидном календаре. – Чертеж возьмете?
– Чего я в ем не видел? Аль не знаю, как узлы вязать? Высота известная, метр с четверть, длина – чтобы три штуки в секции уставились... Пусть глядят в святцы те, у кого башка не варит, а я своей пока в футбол играть не собираюсь...
Ай да Драгин, беглого взгляда на чертеж ему было достаточно, чтобы запомнить основные размеры конструкции! Кирилл уже знал, что прораб, с виду так небрежно относившийся к чертежам, дома по ночам внимательно изучает их, запоминая все наизусть. А память у него была цепкая: он держал в голове не только все промеры и расчеты, но знал по имени-отчеству всех каменщиков и плотников, переходивших за ним со стройки на стройку. Да что фамилия – он не забывал спросить у рабочего, о чем пишет родня из-под Смоленска или из Пензы о видах на урожай, гулял на свадьбах своих орлов-строителей, был крестным доброй полусотни ребят.
Испытание столов-подмостей происходило в бригаде Петрухина. Крановщица Полина Глушко подняла на перекрытие третьего этажа подмости из свежепахнущих сосной досок, с помощью такелажника установила их в ряд. Каменщики повели кладку. Подмости были как подмости, работа шла обычным порядком.
Для пробы поставили одни подмости на другие; каменщик свободно доставал до верха перекрытия.
– Не придется, Николай Матвеевич, кухню разорять? – спросил бригадира кто-то из инженеров.
– Кухонный стол что, взял под мышку и понес, – вмешался Драгин. – А с этой кобылой не очень поворочаешься! Кран станет – беда!
– У вас, товарищ Драгин, кран скорее откажет, чем у нас! – крикнул сверху бравый такелажник в тельняшке; до стройки он работал в Московском речном порту, считался артистом своего дела и не любил, когда зря хаяли механизаторов.
Прораб поднял голову.
– А ты помолчи, Филимонов, пока не спрашивают. И слазь со стены, слазь! Разобьешься – тебе ничего, а мне отвечать!
И все же у старика было хорошее настроение. Опуская один из столов на перекрытие, крановщица, прозевав сигнал такелажника, ударила подмостями об угол каменной кладки; боковая распорка перекосилась. Повреждение не смутило Драгина.
– Эта бяда еще не бяда, товарищ техник! – Прораб впервые назвал Кирилла по должности. – Бяда, когда в котелке бурда, а у тебя он, кажись, варит. Набьем железные уголки – и вся недолга. – Со стороны скупого на похвалу Драгина это было признание.
К концу испытаний пришел Николай Проценко, чья бригада соревновалась с петрухинской.
– Все Петрухину да Петрухину! – заворчал он, увидя подмости. – Создают человеку условия – вот он и дает процент!
– Поперед батьки в пекло не суйся! – одернул его прораб. – Выработай, сколько Петрухин, дубовые столы закажу, не то что. – А Кириллу сказал: – Пятнадцать человек, считаю, высвободятся с подмащивания по бригадам. Ня зря, ня зря, значит, на кран лазил, высмотрел кое-что. Как в песне поется: «Мне сверху видно все...» – И тут же, без перехода, накинулся на молодого человека: – Какого рожна вы, начальник, дали заявку только на четыре стола? Жди теперь, когда остальные будут...
Драгин сам отнес главному инженеру объекта заявку на серийное изготовление «столов-подмостей техника Малышева», как они стали отныне именоваться. Для Кирилла это было дороже благодарности в приказе по тресту, которую ему объявили, дороже заметки Павла Ивановича в «Голосе строителя», сообщавшей о ценной инициативе молодого специалиста, даже дороже премии, полученной им в конце месяца за экономию.
Столы-подмости, конечно, не бог весть какая придумка, но не с них ли началась известность Кирилла. Вот он идет по площадке, девушки-штукатурщицы несут носилки с раствором.
– Товарищ Малышев, придумай носилки, чтобы сами нас несли! – кричит девушка побойчее.
Откуда они знают, что он занимается придумыванием чего-то?.. За молодого человека отвечает Драгин, который в таких случаях непонятным образом тут как тут.
– Во-во, придумай им носилки, чтобы сами бежали, а они только зряплату получали да жрали... – Девушки, подхватив носилки, убегают под дружный хохот рабочих у растворомешалки. – Двигатели в две кошачьи силы! – ворчит им вслед прораб: как старый капитан, не терпящий женщин на корабле, он до сих пор не может привыкнуть к девчатам на стройке.
Даже басня Кирилла «Про одного прораба, что выражался неслабо», опубликованная в «Голосе строителя», не испортила их отношений. Наиболее удачные строки из нее к случаю и без случая цитировались на площадке. Передавали, что начальник главка, приехав как-то на объект, приветствовал прораба словами: «Если Драгин на дороге, уносите, братцы, ноги!»
После опубликования басни автор вначале сворачивал в сторону, завидя впереди длинную фигуру прораба. Но от Драгина не так просто спрятаться, однажды он настиг Кирилла.
– Что это вы вроде бегать от меня стали, молодой человек? Издаля еще вас вижу, а вблизи – никогда. Хочу просить вас стишки переписать, дома показать охота...
– Значит, не сердитесь, Василий Федотович? – У Кирилла отлегло от сердца.
– Ах, молодой человек, молодой человек, быль молодцу не укор! Поработаете с мое – сами поймете: прораб без крепких слов – что печь без сухих дров: не жарит и не варит... Так напишете мне насчет лифтов этих? Хорошо сочинили, в точку!
– Лифтов? – не понял Кирилл. – Каких лифтов?
Хитро осклабившись, прораб погрозил костистым пальцем.
– Будто уж не знаем, кто у нас сочинитель! Здорово вы написали про то, как жили-были дед да баба на тридцатом этаже и как лифт работал слабо, так что оба померли уже... В точку!
Ну и дела, ему уже приписывают чужие стихи!
Кириллу передавали, что его стихотворный призыв, напечатанный на первой странице многотиражки: «Петрухина бригада работает что надо, дает 107 процентов. Вы слышите, Проценко?» – дошел до сердца молодого бригадира. На первой же производственной летучке Проценко, разволновавшись, поклялся «утереть нос» петрухинцам и работать так, чтоб и про его бригаду «песни складывали».
Инженер по безопасности работ с весьма не подходящей к его должности фамилией Беда до тех пор не отставал от Кирилла, пока тот не сочинил и для него несколько стихотворных плакатов: «Не лазай по стене, парнишка! Ты человек, а не мартышка!», «Не стойте под подъемным краном: расстаться с жизнью можно рано» и другое в том же духе.
С первого дня появления Кирилла на стройке его поражало беззаботное отношение иных рабочих к материалам и механизмам. Бывало, дома разобьешь окно или отлетит штукатурка на стене, мать печалится: предстоит непредвиденный расход. А здесь без конца били кирпич, сбрасывая его на землю, били стекла, только что вставленные в рамы. Маляры «крестили» стекла или рисовали на них рожи, чтобы остекленная рама была заметней. Как-то Кирилл сам вырезал из картона трафаретку, изображавшую карикатурно искаженное лицо с надписью поперек: «Не бей! Я стою 25 рублей». Кто-то в шутку сказал Жильцову, что рисовали карикатуру на него, и лишенный чувства юмора предпостройкома запретил ставить трафарет на стекла. Он любил серьезные плакаты, вроде того, что висел на экскаваторе Бориса Ковалева: «Если я час простоял без дела, зря истрачено 32 руб. 50 коп.».
В трестовской стенгазете появился шарж на Кирилла. Курчавоголовый гигант стоит, обнимая правой рукой башенный кран, в другой руке у него зажата, словно лира, бетономешалка. Парафраз из Маяковского гласил:
...Я механизатор
и мотовоз,
стройорганизацией
мобилизованный и призванный...
Даже Одинцов, считавший творчество Кирилла «рифмованным ширпотребом», говорил, что и такая популярность дорого стоит. И разве не стали стыдиться клички «мартышка» самые отчаянные такелажники, не боявшиеся ругани Драгина! Разве каменщики Проценко не выдвинулись на первое место! Не было большей радости, чем видеть, как начинает жить, идет в дело сработанная тобою вещь – будь то прочно сбитые столы-подмости для каменщиков или крепко сколоченная строка.
...Однажды в коридоре Кирилла остановил инженер из проектной группы треста. До сих пор они встречались лишь в столовой; за столиком, где сидел инженер, всегда было особенно шумно и весело. Его лицо, шея, даже лысина были коричневы от загара – он только что вернулся из отпуска.
– Борис Озёрный, кандидат тех наук! – представился инженер, произнося слово «тех», как говорят «этих». – А вы, если не ошибаюсь, товарищ Малышев?
Комитет комсомола треста при поддержке месткома и парткома решил возобновить деятельность сатирического ансамбля «песни и встряски», объяснил Озёрный.
– Как бессменный художественный вдохновитель ансамбля, прошу принять участие в нем.
– Но я не...
– И мы «не»... – отрезал Озёрный путь к возражениям. – Вы, товарищ Малышев, интересуете нас вдвойне: и как автор-сатирик и как представитель отдела, связанного с производством.
– Наш отдел как раз мало занимается производством.
– Прелестно! Вот вам и тема для номера.
Живой, умеющий находить общий язык с каждым, принадлежащий к породе тех людей, которые ради красного словца не пожалеют и родного отца, Озёрный был, кажется, самой природой предназначен для руководства сатирическим ансамблем. Не раз он весело вздыхал: «Ох, не на ту тему я диссертацию защищал! В эстраде мне б цены не было!»
А что за веселый и талантливый народ собрался в субботний вечер в большом зале проектного отдела среди покрытых газетами чертежных столов и досок! Кто мог подумать, что в скромном стройтресте столько разнообразных талантов! Шутки, факты, требовавшие осмеяния, мгновенные импровизации в прозе и в стихах сыпались со всех сторон. Сидевший на председательском месте Озёрный тщетно имитировал звон колокольчика – все так кричали, что нельзя было ничего разобрать.
Лиля Бельская, взявшая шефство над новым «начинанием», то роняла от хохота очки на колени, то, услышав чересчур смелое предложение, хваталась за голову.
– Ох, подведете вы меня, Боб, под монастырь!
Озёрный тут же объявлял:
– Товарищи, поступила внеочередная заявка: «За монастырской стеной». О стиле работы нашей комсомольской организации.
Да, руководителю ансамбля лучше не попадаться на зубок!
– Подсчитаем наличие талантов, – заключил председатель. – Пианисты и музыканты? – Поднялось несколько рук. – Опустите руки, Гилельса выберем среди вас в рабочем порядке. Вокалисты? – За Наденькой потянулись руки нескольких копировщиц. – На квинтет сестер Федоровых хватит. Танцоры?..
Инженер-сметчик с пышной, рано начавшей седеть шевелюрой очень похоже, а главное, зло изобразил своего начальника.
– Только не увлекайтесь, Валя! – предупредил имитатора Озёрный. – В частности, не рекомендуется изображать своих непосредственных руководителей по ансамблю.
На это инженер ответил моментальной импровизацией. Озёрный в его передаче был так похож, что все покатились от хохота!
Председатель с трудом вел шумное собрание к концу.
– Смирнова-Сокольского и Райкина хватит инфаркт, если мы сумеем осуществить хоть часть того, что нами придумано. В следующий раз проведем. смотр сил производственников, которых мы должны, по меткому выражению Лили, «охватить» и «вовлечь».
– Боюсь, что инфаркт хватит в первую очередь меня, Боб. – Бельская протерла очки. – Если меня вообще не уволят.
– Всех не уволишь: нас здесь вон какая могучая кучка! – успокоил ее Озёрный. – Критику нельзя зажимать!.. Да, а где нам взять художника? – вспомнил он. – Прошу порыться в памяти: у кого есть знакомые мастера кисти? Кстати, постройком обещал выделить средства на художественное оформление.
