Текст книги "Непростая история"
Автор книги: Константин Лапин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Лишь теперь Кирилл вспомнил, что не завтракал. Он ел, прислушиваясь, не звонит ли в коридоре телефон. Услышав звонок, он мчался пулей, чтобы самому снять трубку. Увы, не она! Остальную часть дня и весь вечер он просидел дома, но Лера больше не позвонила. Антонина Ивановна успокоила его:
– Завтра позвонит, не волнуйся.
– А я и не волнуюсь.
Она подозрительно посмотрела на сына.
– Скажи, а ты не обидел ее вчера? Девушку свою.
– С чего это ты взяла?
– Странный ты вернулся: и злой и виноватый будто... Но я рада, если все в порядке.
– В полном, мама! – твердо сказал он, словно желая убедить себя в этом.
Но до полного порядка было далеко.
12
В середине дня Кирилла, мрачно склонившего голову над чертежом, вызвал на минутку в коридор руководитель ансамбля. Молодой человек вышел с неохотой, ему, признаться, надоело, что с самого утра во всех уголках треста сотрудники только и говорят о концерте; те, кто не был в субботу в клубе, сокрушались вслух и спрашивали у знающих людей, когда повторение программы. Незнакомый Кириллу пожилой инженер в очках приветствовал его утром у подъезда треста поднятым вверх большим пальцем. Прораб Драгин, пробегая по площадке, остановился на миг и, схватившись обеими руками за ремешок брюк, показал, как он надрывал живот на концерте. Спасибо, хоть сотрудники отдела деликатно хранили молчание.
– Хорошие новости, Кирюша! – Озёрный предложил технику папиросу. Они подошли к окну, где было место для курения.
Бельской только что звонили из райкома ВЛКСМ. Второй секретарь райкома напустился на Лилю за то, что она не поставила в известность его инструкторов о концерте, не прислала приглашения. Все это говорит не только о том, что райкомовцы тоже любят посмеяться, это успех, причем в районном масштабе! Скоро, очень скоро потребуется повторить программку!
– Без меня! – мрачно выдавил Кирилл.
– Не будем принимать поспешных решений, дорогой поэт! Ведь, кроме номера с неким – гм! – рогатым животным, понравившимся решительно всем, кроме вас, существует еще монолог о любви. В райкоме им особо заинтересовались. – Видя, что молодого человека ничем не расшевелить, Озёрный перешел к новости номер два. – Ваша Валерия имела неслыханный успех. С утра пораньше звонили от Рудника, спрашивали у секретарши: в каком отделе работает «девушка с диском»? Похоже, старик не возражал бы переманить ее к себе в мастерскую. А я подумал: что, если устроить Леру в один из наших отделов? Она, помнится, жаловалась, что работа у нее скучная и народ неинтересный. У нас она могла бы в два счета выучиться на чертежницу...
– Я поговорю с ней, – сказал Кирилл не совсем уверенно.
Его неуверенность была вызвана ревнивым чувством. Стоит ли звать Леру в трест, где она будет близко от Одинцова?
Виктор Алексеевич, не подозревая ничего, перед началом работы разлетелся к Кириллу.
– Где вы, Малышев, пропадали вчера? Мы с Валерией Павловной без конца звонили вам.
– А это не столь важно, где я был...
– Зря дуетесь!.. Мы ездили в Химки, потанцевали немножко.
– Ну и что?
– Просто я считал своим долгом доложиться вам по всей форме... Ведь она ваша приятельница, а не моя. Для меня все удовольствие от ее общества было безнадежно испорчено...
Отвернувшись от своего собеседника, Кирилл вытаскивал кнопки из чертежной доски, чтобы снять газетный лист, прикрывавший начатый чертеж. Последняя фраза Одинцова показалась ему верхом лицемерия, он решил съязвить в ответ:
– Уж не моим ли отсутствием, Виктор Алексеевич?
– Если б! – инженер горестно вздохнул. – Не надо бы говорить вам, Малышев, этого, но... Весь день вы незримо присутствовали между нами. Валерия Павловна думала о вас, гоняла меня к телефону. Согласитесь, это не очень весело!
Прозвенел звонок. Обойдя стол Кирилла сзади, инженер зашептал, чтобы не слышали входящие в комнату сотрудницы:
– Спросите у Валерии Павловны сами, что я ей о вас напел, какое будущее вам напророчил. Не то что вы мне... на вечере.
Он все-таки слышал его выступление, неуязвимый Одинцов!
– Дайте, пожалуйста, бритву, Наденька! – громко попросил у своей соседки Кирилл: он сделал вид, что никак не мог вытащить туго сидящую в доске кнопку.
Занимаясь деталировкой дозера для растворного узла, Кирилл на все лады переворачивал сказанное Одинцовым. Он и верил ему и не верил. Вроде и придраться не к чему, все очень логично. И нелогично в то же время. Признать свое поражение и бросить скрытый вызов... Обвинять другого и вести себя так, словно сам в чем-то виноват.
В тот же день, беседуя за обедом с Павлом Ивановичем, Одинцов среди разговора объявил во всеуслышание, что никогда не женился бы на красивой девушке.
– Любоваться ею – пожалуйста, но жениться – ни в коем случае. По-моему, следовало бы взять всех красоток на особый учет, дать каждой солидное обеспечение, чтобы они не думали о замужестве и о работе. Их дело – украшать жизнь, радовать наши глаза! Пусть подольше остаются молодыми и красивыми.
И Павел Иванович и Шитиков, к которым он обращался, не стали спорить с новоявленным защитником красоты. Они считали, что Одинцов, по обыкновению, дурачится и разыгрывает всех. Однако Кирилл, увидев в разглагольствованиях инженера как бы продолжение утреннего разговора, не выдержал:
– Какая чушь!
Одинцов принял вызов.
– Кажется, у вас, Малышев, есть знакомые художники, спросите у них: нужна ли красивой картине дорогая рама?
– Картина – вещь! Предмет неодушевленный.
– Браво, Кирилл Васильевич! – Шитиков демонстративно похлопал в ладоши. – Счастье – вот оправа женской красоты!
Павел Иванович посмеивался и довольно покрякивал: «Хоррошо, оч-чень хорошо!» Может быть, он вспоминал в эту минуту свою хорошенькую жену, с которой был вполне счастлив.
– Это все в теории! – продолжал настаивать Одинцов. – А на практике? Или вы, уважаемые караси-идеалисты, будете отрицать наличие такого немаловажного еще в нашей жизни фактора, как цехины и дублоны, они же рубли? Изучайте политэкономию, там сказано, когда отомрут дензнаки!..
Что говорить, самому Кириллу не раз приходилось сталкиваться с неумолимым денежным «фактором», особенно в последнее время. До знакомства с Лерой он никогда бы не подумал о том, чтобы нанять такси. А теперь ему казалось неудобным ехать с девушкой в переполненном троллейбусе или в вагоне метро. А как приятно было бы потанцевать с Лерой не на открытой танцплощадке Парка культуры и отдыха, а в ресторане под хорошую музыку! Слава богу, Лера не избалована, ей нравятся и встречи на водной станции и дружеские вечеринки в складчину на Гришкином чердаке. Только бы Одинцов не задурил ей голову своими «теориями»!
Как ни хотелось Кириллу мчаться к Лере, он заставил себя вечером сесть за поэму. Вчера она обещала позвонить – вот он и будет ждать ее звонка хоть до второго пришествия. У него нет своей машины, чтобы мгновенно перенестись за город.
Сам собою возник новый сюжетный ход: героиня увлеклась стилягой, возящим ее в рестораны на папиной «Победе». Дело пошло как по маслу. Ее характер раскрывался по-иному, отлично оттеняя положительные стороны героя-труженика.
Лерин телефонный звонок отозвался в сердце радостью, но Кирилл постарался запрятать ее подальше.
Где он пропал и почему не звонит?.. А разве он обещал звонить? Не наоборот ли? И сколько еще можно валять дурака? Работа не ждет!.. Все эти ансамбли и вечеринки – неплохая штука, но уже середина лета, время летит, ни черта не сделано для вечности... Где уж тут на машинах раскатывать!
Лера молчала, он испугался: не повесила ли она трубку?
– И больше ты ничего не скажешь, Кирилл? Даже не извинишься за то, что бросил меня на вечере?
– Ты не очень скучала, по-моему. И на вечере и позже...
– Я звоню тебе не для того, чтобы выслушивать дерзости. Это уже даже не глупо, Кирилл, это просто подло. Да, да, подло! Ведь именно Виктор Алексеевич, узнав, что ты приезжал ко мне утром, предложил искать тебя. Мы звонили тебе из каждого автомата – то я, то он... И ты заблуждаешься, если думаешь, что мне с ним было безумно весело. Я давно не встречала человека, который обращал бы на меня так мало внимания.
– Тактика! – вставил Кирилл.
– И то, что он весь день о своей невесте рассказывал, – тактика?.. И что тебя превозносил?..
Лера сообщила потрясающую новость: у Одинцова невеста! Это многое меняло. Боясь, что она повесит трубку, он заспешил:
– Постой, постой, Лера!.. Откуда ты звонишь?
– С вокзала, – нехотя выдавила девушка. – До отхода моего поезда осталось девять... нет, всего восемь минут.
– Поедешь следующим... Нам надо увидеться.
– А вечность? Ты забыл о быстротекущем времени.
Лера издевалась над ним, он чувствовал себя просто олухом.
– Я буду на вокзале через четверть часа...
– Нет, нет, я не расположена к разговорам. Хватит с меня и того, что я выслушала сегодня на работе.
Горькая нотка в ее голосе встревожила Кирилла.
– А что случилось на работе, Лерочка?.. Алло!
Трубка молчала. В коридор вышла Антонина Ивановна.
– Кирилл, соседка ждет звонка, просила не занимать телефон долго. Зови свою девушку к нам.
– Лера?.. Алло!.. Ты меня слышишь, Лера?
– Слышу, – отозвалась она устало. – Мне пора ехать, Кирилл.
– Послушай, тут мама подошла, приглашает тебя к нам.
– Спасибо!.. Передай, что я благодарна, но... в следующий раз... Когда я тебя прощу.
– Через десять минут я буду на вокзале! – он повесил трубку, чтобы не слушать ее возражений.
...Ни встреча Леры с молодым человеком на лестничной площадке у лифта, ни участившиеся телефонные звонки в рабочее время, ни то, что девушка заметно изменилась за последние дни, повеселела и ожила, – ничто не прошло мимо внимания Егора Никитича. Он ничего не говорил Лере, был с ней, как и раньше, бесстрастно вежлив, но все чаще задумывался за своим министерским столом, супя бровки и сжимая губы так сильно, что они чернели. И весь он казался почерневшим. Раза два он вскипал по таким пустякам, что даже Мария Михайловна, всегда защищавшая его, изумлялась.
Лера стала почему-то бояться своего шефа. Ей казалось, что он слышит из своего кабинета все, о чем она говорит по телефону; девушка попросила Кирилла не звонить ей больше. Она сама позвонит, когда будет удобно. И все равно ей все время чудилось, что глаза-бусинки следят за каждым ее шагом сквозь матовые стекла перегородки.
Когда Егор Никитич предложил ей перепечатать во внеурочное время его новый труд для «Архивного вестника», девушка отказалась.
– Вам не нужны деньги, Валерия Павловна? – удивился он.
– Просто у меня нет времени, Егор Никитич.
– Так, так... Это очень грустно, когда для работы нет времени... – Похоже было, что с его языка сорвется язвительное словцо, но Егор Никитич не был бы самим собой, если бы не сдержался. – Как знаете. Я хотел, чтобы вам было лучше.
У Леры не проходило чувство, что надвигается гроза, должен произойти какой-то взрыв, —лишь тогда разрядится электричество, скопившееся среди мирных полок архива. И вот сегодня, в понедельник, это произошло.
В половине пятого Егор Никитич отправил в библиотечный коллектор Марию Михайловну, чего не делал никогда раньше, и разрешил ей не возвращаться в этот день в учреждение. Та не сразу собралась, и он дважды выглядывал, нервничая, что она опоздает. Наконец женщина ушла. Минут пятнадцать Егор Никитич не подавал признаков жизни. Лера заканчивала выдачу книг запоздалым сотрудникам.
Вот и последний из них ушел, до звонка оставалось десять минут. Лера начала собираться домой. Из кабинета быстрой своей походкой вышел Егор Никитич и, нырнув под деревянный барьерчик, закрыл дверь архива изнутри задвижкой. Все в Лере похолодело, она со страхом взглянула на запертую дверь, на своего начальника. Ноздри Егора Никитича раздувались, словно ему не хватало воздуха, глаза из-под насупленных бровок смотрели почти безумно. Да уж не болен ли он?
– Прошу не пугаться, В-валерия Павловна, нам н-надо объясниться! – от волнения он заикался больше обычного. – Так вот: все, что было меж нами раньше, – ложь, м-маскировка... Я... я л-люблю вас, Валерия Павловна, и, как честный человек, как мужчина, прямо говорю об этом. Хватит ломать к-комедию.
– Откройте дверь, Егор Никитич! – тихо попросила она.
– Я п-предупредил вас: бояться меня не надо, я к вам не приближусь! – Опустившись на дальний стул, он закинул ногу за ногу. – И з-задержу я вас совсем недолго.
В коридоре прозвенел звонок. Тут бы встать, уйти, не слушать ничего из того, что может сказать немолодой, потерявший голову человек. Но это походило бы на бегство, а Лера уже немного оправилась. Ей не хотелось показывать своего страха перед таким ничтожеством. Подняв голову, она смотрела прямо перед собой на книжную полку, стараясь сосчитать в уме, сколько книг в среднем умещается в одном ряду.
Всегда такой пунктуальный Егор Никитич перескакивал с одного на другое, не в силах сосредоточиться. Он говорил о своей случайной незадавшейся женитьбе и о том, как нужен юной девушке друг-наставник, знающий жизнь. Его больная жена давно уже не женщина, а он, черт побери, полноценный мужчина, хотя не все могут это оценить.
Тут он ударил сухоньким кулачком по столу так, что, подпрыгнув, скатилась на пол крышка чернильницы. Подняв ее, он аккуратно поставил крышку на место.
Никогда и никому еще он не раскрывал горькую тайну своей жизни, продолжал Егор Никитич, потому что никогда и ни к кому он не относился так чисто и так возвышенно, как к Валерий Павловне. Ее есть за что любить и уважать, он-то знает, как нелегко ей живется. Но она молодец, во всяком случае, до последнего времени была молодцом. Предупреждая ее протестующее движение, он заторопился.
Нет, он не хочет, не смеет упрекать ее ни в чем, она вольна поступать, как желает, но его долг, святой долг старшего товарища предупредить ее, сколько существует в мире соблазнов. Чтобы уберечь ее от них – он готов на все. То, что она подрабатывала у него машинкой, – мелочь, чепуха. На его сберкнижке кое-какие сбережения, не очень большие – около десяти тысяч, и все их он готов отдать ей, чтобы сделать ее счастливой. Само собой разумеется, что все его будущие гонорары, все его труды отныне будут посвящены ей и только ей...
До Леры начал доходить истинный смысл его слов. Ей предлагают сожительство, даже назначают плату. Какая гадость! Ездил к ней домой «по линии месткома», прикидывался отцом родным, шпионил... Червяк, жалкий червяк! Считает себя благодетелем за то, что она перепечатывала его скучные статейки, за которые он, кстати, платил ей меньше, чем профессиональной машинистке.
Егор Никитич, не слыша возражений, как-то незаметно сполз со стула и, оказавшись на коленях, пополз к ней.
– Ругайте меня, п-презирайте, но не отталкивайте... Не могу без вас, жизни лишусь... Видеть вас и не иметь возможности коснуться... Валерия Павловна... Валерия, жизнь моя!..
Напряжение, державшее нервы девушки туго натянутыми, только что пережитый ею страх разрядились вдруг нервным смехом, незаметно перешедшим в слезы.
Если смех озадачил, почти разозлил Егора Никитича, поднявшегося с пола, то рыдания ужасно напугали его. Он заметался по комнате, налил из графина воду в стакан и, не решившись передать его девушке, поставил перед ней на стол.
– Валерия Павловна, что с вами?.. В-вы не так меня поняли... Я люблю вас, но как? Как старший друг. Я в отцы вам гожусь... И ничего дурного я не хотел... не то что другие... В-выпейте воды, успокойтесь!.. Войдет уборщица – что она подумает?
Последние слова дошли до ее сознания. Не хватает только, чтобы вошел кто-нибудь посторонний и увидел ее плачущей.
– Вон отсюда! – тихо, но настойчиво потребовала она. – Немедленно вон, или я закричу... позову на помощь...
– Позвала?! – воскликнул в этом месте Кирилл, сидевший во время ее рассказа как на иголках. – По морде ему дала?
Лера покачала головой.
– А зачем?.. Он и так выкатился из комнаты, как побитый пес... Такой человечишка, как Егорычев, еще и против меня все бы повернул. Сказал бы, что я сама к нему, семейному человеку, пристала. Или что-нибудь в этом роде.
Кирилл мельком взглянул на электрические часы.
– Послушай, он еще там?
– Ну, конечно. Сидит и ждет тебя... Успокойся, Кирюша, вахтер не пропустит тебя.
– Ну, ничего... приду в другое время.
– Вот-вот... Приду, набью морду и получу пятнадцать суток за хулиганство. А меня оскандалишь на все учреждение. Честное слово, я жалею, что рассказала тебе все. Но тетке ведь не расскажешь...
– Хорошо, можно действовать по-другому. Пойти к вашему начальству, в партком. Нельзя оставить такое безнаказанным.
– Такое?.. А что, собственно, произошло?.. Слова, только слова... Как я докажу, что он все это говорил?.. У Егора Никитича, наверное, ни одного замечания в трудовой книжке.
– Значит, по-твоему, таких гадов надо оставлять в покое, не разоблачать? В комсомольском патруле мы жалкого пьянчужку берем в оборот, а тут...
– Та же Мария Михайловна, которая хорошо ко мне относится, – продолжала Лера, – перегрызла бы горло любому, кто сказал бы хоть слово против ее обожаемого начальника.
– Вот потому, что мы не боремся с такими слизняками, они совращают наших девушек.
– Во-первых, меня пока еще никто не совратил. И не совратит, будь спокоен! А во-вторых, я тебе сто раз говорила: скоро у меня отпуск. После отпуска моя нога не ступит туда.
– На твое место придет другая.
– Тебя и другая интересует?
– Дура! Никто, кроме тебя, меня не интересует!
Тем и кончился разговор. Кириллу пришлось дать Лере честное слово, что до ее отпуска он ни под каким видом не заглянет в ее учреждение. Что же касается того, чтобы ей самой прийти к Кириллу в гости... Боже, да в первый же свободный день! Ей давно хочется познакомиться с его семьей...
13
Никогда еще Кирилл не проявлял столько заботы об уборке квартиры, как в то воскресное утро. Он натер до зеркального блеска паркет в обеих комнатах, подвернул занавески так, чтобы не было видно протершихся от частой стирки мест, поставил на видное место букет роз.
– Ты посмотри, мама, на какие подвиги способен наш спартанец! – посмеивалась Варя. – Так и невесту не встречают.
– А тебе, Варвар, разве хочется ударить в грязь лицом? Перед какой-то своей Танькой и то выставляешься!
– Во-первых, не какой-то. Таню я десять лет знаю...
– Тш-ш! – остановила их Антонина Ивановна. – Смени-ка скатерть на столе, Варя.
...Лера понравилась Малышевым. Антонина Ивановна все поддакивала, слушая девушку, и значительно поглядывала на сына, видно одобряя его выбор. Варя была в восторге: гостья похвалила фасон ее платья.
– Хотите, сошью вам такое же? – предложила Лере Антонина Ивановна.
Кирилл вздрогнул: не хватает, чтобы мать объявила себя портнихой.
– Вы сами шьете? Так хорошо? – удивилась Лера.
– Жаль, не могу показать лучшие свои работы. – Не обращая внимания на красноречивые взгляды Кирилла, хозяйка продолжала: – Сыну не нравится, что я шью, но вы женщина, поймете меня.
– О, если б моя мама умела так шить!
– На вашу фигуру шить легко. Какая у вас тонкая талия! Ну-ка, смеряем...
– Уж не думаешь ли ты, мама, сразу и к работе приступить? – занервничал Кирилл. – Лера в гости пришла, а не на примерку. И не к вам. Идем, Лера, в мою комнату. Ты «Три товарища» читала?
Варя сделала за спиной брата гримаску, которая в равной степени могла относиться и к «его» комнате и к Ремарку, которого она не дочитала.
В своей комнате Кирилл показал девушке чертежи разработанных им конструкций и авторские свидетельства, словно бы случайно забытые на столе, а когда увидел, что она листает роман Ремарка, подарил ей эту книгу. Было ли что-нибудь в этой комнате, чего он с радостью не отдал бы девушке!
За чаем разговор зашел о профессиях. Как Кирилл ни старался переменить «опасную», по его мнению, тему, Лере пришлось рассказать о своей работе в архиве. Антонине Ивановне специальность архивариуса казалась очень ученой и почтенной.
– Вот бы тебе, дочка, избрать что-нибудь в этом роде, ты ведь любишь книжки.
– Скажешь тоже, матерь! – фыркнула Варя, считавшая, что уж она-то добьется в жизни большего, чем кто-либо.
– Все дело в том, дети...
– Что в наше время... – перебил ее семейный дуэт.
Лера не сразу поняла, отчего Антонина Ивановна весело смеется вместе с детьми, прикрывая ладошкой рот, чтобы не было видно дырочку на месте недавно выпавшего переднего зуба.
Провожая гостью, Антонина Ивановна и Варя вышли на лестничную площадку; такое внимание оказывалось далеко не всем.
Лере понравилось у Малышевых.
– Хорошо тебе жить на свете! – вздохнула она. – Иногда я так скучаю по мамочке.
Вот когда бы сказать: переезжай ко мне, будешь в семье жить! А ему показалось, что нельзя вот так, с наскока, предлагать себя в мужья. Он еще сто раз успеет сказать все.
Вернувшись домой, Кирилл застал следующую картину: мать, сняв с обеденного стола клеенку, озабоченно мерила сантиметром отрез из голубого крепа, Варя уткнула заплаканное лицо в диванную подушку.
– Что тут происходит?
– Не суйся в женские дела, сынок! Мы с Варей вместе решили, что такая красавица, как твоя Лерочка, не должна ходить в вискозовом готовом платье.
– Вместе?.. А почему ж тогда Варя плачет?
– Потому, что я тебя предупреждала, – взорвалась сестра. – Подлость отдавать другим недочитанные книги!
У Кирилла отлегло от сердца.
– Я тебе, дуреха, завтра же достану Ремарка.
Он хотел обнять сестру, но та ударила его по руке:
– Не подлизывайся!
– И отрез куплю. Поднебесного цвета.
– Да, купи, попробуй! – Варя горестно вздохнула. – Мой лучший материал.
– Ты жалеешь, дочка? Я еще не раскроила...
– Я не жалею, мама. Я только переживаю.
– А под каким предлогом, женщины, вы хотите преподнести платье? Такой подарок не всякая девушка примет.
– Мы и не подарим его «всякой», сынок, мы твою девушку имеем в виду. А предлог – твоя забота.
– Узнай, когда ее день рождения, – подсказала сестра, успокаиваясь. – Мой – не забудь! – двадцать шестого октября.
* * *
Прораб Драгин, ратовавший на молодежном собрании за единоначалие, неожиданно получил полноту власти на строительной площадке корпуса № 7—9. Начальник объекта Афанасий Петрович Егоров выехал в служебную командировку, а тут, как на беду, у его заместителя инженера Красовского внезапно заболела жена, и он взял внеочередной отпуск.
Старик дневал и ночевал на площадке, его голос будто бы немного осип, но не смолкал теперь ни на минуту: только что прораба слышали в подвальном этаже, а через минуту он гремел на верхнем перекрытии. И при этом Драгин ни разу не воспользовался микрофоном – на что ему эти новомодные штучки? Его и так бог голосом не обидел!
В первую же декаду его бурной деятельности строители перевыполнили план, пусть ненамного, но перевыполнили.
– Вот оно, одноначалие-то, еж вас ешь! – ликовал старик.
Перед началом работы Кирилл привык обходить площадку, отмечая каждое отклонение от плана организации работ. Павел Иванович подавал собранные им свежие данные начальнику треста, тот, если считал нужным, составлял соответствующий приказ диспетчеру стройки. Но случалось и так, что диспетчерский голос, усиленный радио, достигал того, кому был адресован.
Драгин, хитрая бестия, в эти случаях смотрел то на репродуктор, то на небо, прикладывая к глазам ладонь щитком.
– Ня знаю, ня знаю, откуда гром? Тучка еще вчерась развеялась, солнышко на небе светит, а тут – поди ж ты! – репродукторы от надсады лопаются.
Но старый прораб лишь храбрился, он не мог не видеть, что самое малое отклонение от графиков прежде всего било по нему.
Вот на высоте пятого этажа, под открытым небом, ведут кладку петрухинцы. Кирпич за кирпичом, ряд за рядом поднимаются стены жилого корпуса. Этажом ниже штукатуры с размаху шлепают на голые каменные стены лепешки раствора, придавливают к ним щиты сухой штукатурки. Еще ниже девчата в бумажных колпаках клеят обои: унылая оштукатуренная поверхность превращается в веселые, радующие глаз ситчики. Но стоит произойти задержке хоть в одном звене строительного конвейера – поток работ нарушился. Задержались с кладкой каменщики – нечего делать штукатурам, стынет клей в ведрах у обойщиков.
Здание растет в высоту, увеличивается нагрузка башенных кранов. На выручку им могут прийти домовые лифты; в строящемся корпусе их двадцать восемь, грех не использовать такую подъемную силу! Нужно только монтировать лифты одновременно с кладкой стен.
По проекту организации работ четыре лифта должны были быть сданы в эксплуатацию в последней декаде; освободившийся башенный кран перейдет к соседям. Не веря в то, что лифты будут смонтированы вовремя, Драгин самовольно оставил башенный кран на месте. Но пристало ли слону-крану поднимать такую мелочь, как паркет и трубы отопления, стекло и рулоны обоев? С этими грузами отлично справятся лифты.
Проходя по перекрытию седьмого этажа, Кирилл увидел, слесарей-монтажников; они курили, свесив ноги в шахту лифта.
– Когда пустите лифт, товарищи?
– Тросов нет, – ответил молодой монтажник. – На руках, что ли, поднимать кабину?
– А где трос?
– Известно где – на складе.
– Так сходите за ним.
Слесари удивленно переглянулись: скажет тоже!
– Наше дело – монтаж, – сказал тот, что помоложе и бойчее.
– Прораб не дал подносчиков, —объяснил второй, более вежливый. – А вы чей: наш или ихний?
Вот еще одна причина многих недоразумений: для субподрядчиков стройка до сих пор не стала своей.
Об этом разговоре Кирилл взволнованно доложил Павлу Ивановичу, вернувшись из очередного «свободного полета», как называли в отделе его ежедневные обходы площадки.
– Скоро все субподрядные организации будут переданы трестам, собраны, так сказать, в кулак, – успокоил инженер. – А пока что, Кирилл Васильевич, пишите докладную записку на имя начальника треста. На первый раз накажем этих двух субчиков-подрядчиков рублем. И Драгину наука!
Новый график работы кранов, составленный Кириллом, подписанный Павлом Ивановичем и утвержденный начальником треста, стал приказом. Значит, в силах Кирилла заставить беспечных слесарей пошевеливаться! Они еще попотеют, таская вручную материал, когда у них отберут простаивающий башенный кран. А не хотят носить вручную, пусть поторопятся с пуском лифта!
– Вы, оказывается, умеете быть жестоким, Малышев! – заметил Одинцов. – И вас не смущает то, что ребята в получку понесут домой... дырку от бублика?
– Вычтут не у рабочих, – поправил его Павел Иванович. – Вычтут у тех, кто не умеет беречь государственную копейку.
Перед концом работы Кирилла попросили к телефону. Он не сразу узнал Лерин голос. Чем она расстроена?.. Нет, ничего плохого не случилось. Просто она прикинула, как мало свободных вечеров осталось до отпуска. Так досадно, что они нигде не бывают... В «Эрмитаже» выступает «Голубой джаз», Юлька уже слышала его.
– А чего завидовать ей, давай и мы сходим! – бодро сказал он, еще полный событиями дня.
– Разве теперь достанешь билеты? – усомнилась Лера.
– Достанем! – уверенно сказал он. – Я позвоню тебе.
Нужно было раздобыть денег. Просить у матери не хотелось, он и так почти ничего не дал на хозяйство в получку. Он позвонил Грише, того не было дома. Лешке он только задал вопрос: «Ты богат?» И, услышав ответ, в унынии положил трубку.
Кирилл задумчиво перелистывал записную книжку. Листай не листай, а больше занимать не у кого! И тут чья-то рука выложила на стол перед ним сторублевую бумажку.
– Хватит этого, Малышев? – участливо спросил Одинцов.
В смущении Кирилл поднял глаза на инженера: ему припомнился недавний разговор о влиянии «денежного фактора» на жизнь.
– Что вы, Виктор Алексеевич!.. Разве я возьму у вас?..
– А почему нет? – Он придвинул бумажку поближе к Кириллу. – Считайте меня своим другом и финансовым покровителем! У меня самого есть палочка-выручалочка в лице денежного дядюшки. Только я ему отдавать не собираюсь, больно много должен. Да и на что старику деньги? – Взглянув на часы, инженер заторопился. – Уже седьмой час?! Привет милой Валерии Павловне!
Одинцов ушел не оглядываясь. Он, видно, не сомневался, что Кирилл возьмет деньги. И действительно, кляня себя за слабоволие, тот сунул сторублевку в карман.
Билеты удалось достать у перекупщиков, джаз был хороший, хотя Кирилл ожидал чего-то большего. Честное слово, программа самодеятельного трестовского ансамбля была не хуже! Но самое большое удовольствие он получил от сознания того, что его Лера лучше всех – и в зале и на сцене. Ее лицо сияло от радости и возбуждения. Знала бы Лера, кому обязана сегодняшним весельем!
Концерт окончился рано, они прошлись по дорожкам «Эрмитажа», усыпанным красноватым песком. Кирилл хотел угостить девушку мороженым, но Лера только поежилась: ей и так не жарко! Предложение пострелять в тире из духового ружья – со школьных лет Кирилл любил стрельбу в цель! – вызвало удивление девушки. Зато у открытой веранды ресторана Лера жадно вдохнула шашлычный дымок.
– Ой, как вкусно!
– Ты хочешь есть? – догадался он. – Что ж ты молчала?
– А ты спрашивал?..
– Пошли! – И, пропустив девушку вперед, он поднялся на веранду, прикидывая в уме, сколько может стоить бутылка сухого вина и порция шашлыков. Вроде должно хватить.
Они сели за свободный столик. Багроволицый толстяк за соседним столом сосредоточенно, хотя и безуспешно, пытался поддеть вилкой маслину. Два молодых человека в светлых пиджаках, потягивая коктейль из соломинок, скосили глаза на Леру: женщин здесь было немного. Четыре или пять официантов в белых куртках обсуждали у буфетной стойки последние новости, ни один из них не шевельнулся.
– А может, удерем, пока не поздно? – предложила Лера, оглядевшись. – Что-то мне здесь не нравится.
– Больше мы никуда не попадем, поздно.
– Тогда прикинем наши реальные возможности, как говорит моя мудрая Юлька. – Она стала рыться в своей сумочке, держа ее в целях маскировки на коленях. – Десять... пятнадцать... Ура, почти двадцать пять рублей!
Кирилл насупился.
– Если я приглашаю девушку, я, кажется, отвечаю...
– И часто приглашаешь? – перебила Лера лукаво.
Он был в ресторане всего три раза, причем первое посещение можно было и не считать. Им с Левкой, решившим отметить окончание техникума, не хватило пятерки, чтобы заплатить по счету. Пришлось оставить товарища «в залог», мчаться домой на такси, будить маму... Лучше не вспоминать об этом.
– В любом случае, Лера, позволь мне самому отвечать за себя. Такой уж я человек, если хочешь знать.
Последняя фраза была, собственно, не его, он слышал ее как-то на площадке от экскаваторщика Ковалева. Сейчас она прозвучала явно не к месту. Лера, не удержавшись, прыснула. Багроволицый, бросив свои безуспешные манипуляции с маслиной, повернулся к соседке всем корпусом.
– Какой смешной толстяк! – шепнула девушка Кириллу. – А ты... Я потом скажу тебе, на кого ты сейчас похож, Кирюша.
