Текст книги "Непростая история"
Автор книги: Константин Лапин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Шашлыки были жестки и пережарены, даже крепкие зубы Кирилла с трудом разжевывали мясо. Зато охлажденное шампанское сразу подняло его настроение.
Веранда постепенно заполнилась. Заиграла музыка, и багроволицый, пошатываясь, подошел к их столу пригласить Леру на танец. Ее спасло то, что на веранде не танцевали. Молодые люди в светлых пиджаках тоже ведь нацелились на нее.
Двадцать пять рублей, просунутых Лерой под столом Кириллу, оказались весьма кстати; он не учел ресторанной наценки. Все-таки Лера – настоящий товарищ!
– Я тебе завтра отдам! – пообещал он, расплатившись.
– Только непременно завтра, слышишь? Причем с утра пораньше. А то я и часу не проживу без этих двадцати пяти рублей!
В электричке Кирилл принялся рассказывать о недавнем совещании в министерстве, на котором побывал его шеф. Если осуществятся намечаемые планы, то их отдел займет важнейшее место в тресте, может быть, даже решающее. Ведь без железной организации работ невозможно наращивать темпы производства. Кое-что удается делать и сейчас, но то ли их ждет?!
Лера закусывала нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Кирилл обиженно смолк.
– Прости, милый! – Она чмокнула его в щеку. – Я сегодня пьяная. Но мой смех к тебе не имеет отношения, честное слово! Это я чеховскую Абиссинию вспомнила...
– Какую Абиссинию?
– Не скажу, а то ты еще больше обидишься.
– Я не любопытен. Пожалуйста, не рассказывай!
– Я тебе уже говорила, Кирюша: тебе надо всегда улыбаться. А ты изо всех сил стараешься выглядеть серьезней и старше. И это тебе не идет... Хочешь, скажу, на кого ты был похож в ресторане? – вспомнила она. – Не обидишься?
Он пожал плечами.
– Ты мне совсем, совсем маленьким мальчиком показался. Мама послала мальчика купить что-то нужное для хозяйства, а он истратил деньги на .баловство. Ему и приятно и боязно, что от мамы влетит. Сознайся: ее деньги тратил?
Кирилл оскорбленно молчал.
– Я знала, что обидишься. И это тоже доказывает, какой ты еще маленький... Ну, чего молчишь?
– Слушаю, что взрослая скажет.
На этот раз Лера не улыбнулась.
– А вот тут ты не прав. Мне все чаще хочется почувствовать себя снова маленькой и чтобы кто-нибудь обо мне заботился. А я, к сожалению, выросла, давно знаю всему цену. Например, знаю, что на зарплату техника нельзя угощать концертами и ужинами. И это не может не тревожить меня. Небось в долги влез, дурачок?
Кирилл и виду не показал, что она попала в точку. Деланно хохотнув, он спросил небрежно:
– Сколько тебе нужно? Могу одолжить. Не сегодня, понятно.
– Мне нужно одно: чтобы ты не делал из-за меня глупостей, Кирилл. И если ты мне друг, настоящий друг, то сегодняшние ресторанные расходы мы делим поровну.
– Друг, друг... А если меня не устраивает это слово? Не далее как сегодня Одинцов тоже просил считать его другом.
– А разве вы не друзья? По-моему, он очень хорошо к тебе относится.
Что мог Кирилл ответить на это? Пузырьки молодого шампанского, купленного на деньги Одинцова, еще продолжали играть в его крови.
– Меня, Лера, больше интересует твое отношение ко мне. Учти, ты еще не все свои грехи замолила.
Она покачала головой.
– Мне нечего замаливать пока что.
– Пока что?
– Да. Но если ты не перестанешь подозревать меня в том, чего не было...
– Уже перестал.
Глядя в вагонное окно, Лера задумчиво заговорила:
–До чего странно устроен человек! Вот рядом с ним счастье – протяни руку, и, кажется, можно потрогать его... Почему же манит то, что далеко, несбыточно?
Приняв сказанное на свой счет, Кирилл демонстративно отодвинулся от девушки. Она не заметила этого.
– Вот сейчас я жду, как счастья, отпуск. Но разве это счастье? Месяц промчится быстро, а что меня ждет по возвращении в Москву? Та же служебная нуда?
– И нудный, оттого что слишком близкий, друг. – Он отодвинулся еще немножко.
Только сейчас Лера заметила его манипуляции, притянула к себе и, оглянувшись на дремлющего в углу вагона пассажира, стала целовать. Но почему же не было в этих поцелуях ощущения той самоотверженной отдачи всего себя, той полноты, которая и есть, наверное, верный признак любви. Как ни влюблен был Кирилл в девушку, он чувствовал это.
14
Алебастр, цемент и другие сыпучие материалы доставлялись на стройку навалом или в бумажных мешках. Мешки рвались, материал распылялся, а если шел дождь, превращался в жидкую кашицу. Разгрузка была мучением для работниц: мельчайшая пыль пробивалась сквозь маски с респираторами.
Инженер Одинцов закончил разработку герметического бункера для сыпучих материалов, в механической мастерской сделали шесть опытных образцов. На алебастровом заводе под Москвой железные конусовидные коробки доверху заполнил белый порошок, грузовик привез их на стройку. За все это время – от завода до растворного узла – не просыпалось ни пылинки.
– Хорошо, оч-чень хоррошо! – Павел Иванович Зайцев попробовал, как открывается дроссельная заслонка, для чего-то пощелкал пальцем по стенке бункера. – Ну что ж, еще одну из малых проблем можно считать решенной. С вас магарыч, Виктор Алексеевич.
Изобретатель делал вид, что его мало интересует, как отнесутся окружающие к его конструкции. И все же не удержался, чтобы не кольнуть молчавшего Кирилла:
– А Малышеву мой ящик не нравится.
– Что вы, бункер замечательный, – спохватился тот, – не чета моим деревяшкам.
Да, это не столы-подмости, которые за полдня сколотит любой плотник, укажи только размеры! Здесь каждая деталь продумана и точно рассчитана, чтобы обеспечить минимальный вес, полную герметичность, безотказную работу конструкции. Оригинальное крепление настенных кронштейнов – мелочь будто бы! – хоть скопируй для бытовых нужд. Скоро ли Кирилл сможет самостоятельно разработать что-нибудь подобное?
Одинцов обратился к прорабу, уставившемуся в оконный проем:
– А почему Василий Федотович молчит?
– Другое заботит меня, товарищи начальники, – ответил старик. – На што мне подойник, если коровка не доится?
– Какая коровка? – не понял инженер. – И почему у вас, Василий Федотович, так тихо?
Электрик, забравшись на стремянку под потолок, тянул проводку. Две женщины-разнорабочие в глубине каменного коридора накладывали мусор на носилки. Но не было видно каменщиков, не было штукатуров. Среди голых стен гулял прохладный ветерок.
– Сейчас узнаем почему. – Ястребиный взгляд Драгина разглядел десятника, неторопливо поднимавшегося по лестничному маршу.
– Я ж вам, Гуляев, еще вчера наказывал: мелочь по мусоропроводу спускайте. А вы тут што за помойку развели?
– Горбылем забит мусоропровод, Василий Федотович! – сознался подошедший десятник. – Виноват, недоглядел.
– Горбылем? Отчего не бревнами? Увидели дырку и рады – суют, что ни попадя, еж вас ешь! – Сплюнув, старик ушел.
Одинцов спросил у десятника, почему приостановлена установка перегородок. Инженера это сейчас особенно занимало: алебастр, доставленный с завода в его бункерах, идет на приготовление раствора для штукатуров, если не нужен раствор – не нужны и бункера.
Сняв фуражку, десятник вытер платком лоб, сверкавший белизной, что так не вязалось с его загорелым лицом.
– Зашился наш Василь Федотыч! Думаете, он из-за мусора взбеленился? Стены во-он куда вывел, до шестого этажа, а с перегородками зарез...
Оказывается, Драгин, действуя по переиначенной им самим пословице: «Поближе положишь – поближе возьмешь!», создал на площадке большой запас кирпича. По графику же полагалось одновременно с кирпичом завозить и шлакобетонные блоки для перегородок и бетонные плиты сложного профиля – балконные и лестничные. Заботясь о фасаде, так сказать, лице здания, которое прежде всего бросается каждому в глаза, старик считал, что с остальным он всегда «вылезет». Не будет одних плит – заменит другими, только и всего! Но, как говорится, нос вытащил – хвост увяз.
Директор завода железобетонных плит, видя, что готовые изделия заказчик не вывез в срок, передал их другой организации. А тут новая неприятность: на шлакобетонном заводе, откуда доставлялись блоки, случилась авария. И если шлакобетонные блоки удалось достать в другом месте, то с плитами дело осложнилось, хотя на заводе всю неделю безвылазно сидел снабженец Пасько, правая рука Драгина.
И это не все. Теперь, когда привезут плиты, их будет нелегко подавать на перекрытие: потолочные балки уложены, стены поднялись выше шестого этажа. Придется просовывать материал в оконные проемы, а это и неудобно, и накладно, и задержит установку рам. Так одно цеплялось за другое.
– Просунем, не беспокойтесь! – Вернувшийся Драгин сразу догадался, на что жалуется десятник. – А вы, Гуляев, чем плакаться, глянули бы, на что лестничный марш похож! Говорил я, еж вас ешь, досточками покрыть ступени?
Десятник ушел, Драгин подвел инженеров к дверному проему, из которого наружу козырьком были выпущены выносные леса.
– Шкаф просуну, не то что...
– А по перекрытию как разносить будете? На носилках? Эдак мы с вами, дражайший Василий Федотович, до козы дойдем, – сказал, набравшись духу, Павел Иванович и низко нагнулся, показывая, как «козоносы» тащат на спине кирпич.
– Тяжело мне, хлопцы, столько дел сразу вершить, – неожиданно признался Драгин; его лицо казалось более худым, чем всегда, морщины отпечатались квадратами, словно старик спал, положив щеку на фибровый чемодан. – На ценсию, видать, пора.
Добрейший Павел Иванович уже жалел о том, что расстроил прораба. Похлопав его по плечу, он заявил, что такой старик любому молодому даст сто очков вперед. Не нужно только ломать графики, это сразу нарушает поток...
– Поток, поток!.. Боюсь, как бы не остаться, простите, без порток, если завод снова подведет...
Он еще ершился, но по всему было видно, что прораб взвалил явно непосильный груз на свои усталые плечи. Драгин мог самолично решить любую частную проблему, возникшую в ходе работ, – этому помогал его бесценный опыт. Однако координировать действия строителей и субподрядчиков, командовать сложными механизмами, строго выдерживая график, он не умел.
Работники отдела в. молчании вернулись в контору.
– А вы, Малышев, говорите: рационализация, изобретательство! – обратился Одинцов к Кириллу, хотя тот ничего не говорил ему.
– Творишь, выдумываешь, пробуешь, а все упирается в дурака прораба или в прохвоста снабженца... Хоть бы ваши комсомольские посты вмешались, что ли.
Любопытно было услышать такое из уст скептика Одинцова!
Павел Иванович направился к начальнику треста «бить тревогу», как он выразился, а Кирилл заглянул к Лиле Бельской. Не может ли кто-нибудь из членов комитета комсомола съездить на завод и помочь снабженцу Пасько?
– Пасько, Пасько... – задумчиво повторила Лиля. – Он в нашей организации?
Кирилл рассмеялся, вспомнив седого краснолицего старика снабженца в белой фуражке, с громадным животом, так туго перетянутым ремнем, что живот выдавливался по обе стороны ремня, словно бурдюк, подвязанный к седлу. Быстрый на ногу, шумный и деловой, он был чем-то сродни Драгину. Недаром прораб питал к нему слабость и возил за собою со стройки на стройку.
– Что ты, Пасько явно вырос из комсомольского возраста.
Лиля строго посмотрела на него:
– Я с Приходько спутала, из транспортного отдела. А почему бы тебе, товарищ Малышев, самому не съездить на завод?
– Это я мог бы сделать и без комитета.
– Во-первых, ты поедешь в порядке комсомольского поручения. Во-вторых, я созвонюсь с райкомом ВЛКСМ, может быть, удастся взять шефство над комсомольцами завода. В-третьих, обеспечим тебя машиной... Улавливаешь разницу?
* * *
Впервые в жизни легковая машина подавалась для Кирилла. Радость от поездки несколько омрачилась объяснением с Лерой: они сегодня собирались в парк, поход придется отложить. А ведь о стольком надо было переговорить! Но, попав на завод, находившийся далеко за городом, Кирилл забыл обо всем, так захватил его размах производства.
Еще недавно, года два тому назад, за дощатым забором ютилось одноэтажное, барачного типа строение – контора карликового заводика, по сути дела, мастерской по изготовлению бетонных плит сложных профилей. Кроме конторы, здесь были две бетономешалки под навесом и недостроенная, потемневшая от дождей и времени эстакада. Заводик, не приспособленный к новым задачам, постоянно лихорадило, даже свой план – несколько сотен плит в месяц – он не всегда выполнял. А стройкам столицы требовались тысячи и десятки тысяч плит. И вот, не останавливая работу ни на день, завод начали реконструировать, пристраивая новые цехи, пропарочные камеры, склады.
Реконструкция не была доведена до конца, но завод разросся. Старые строения остались на месте, но за ними поднялись легкие, похожие не то на ангары, не то на выставочные павильоны цехи из сборного бетона. Колонны, потолочные балки, шатровые крыши – все было изготовлено здесь же; завод, если можно так выразиться, сам строил себя. Хотя он и носил прежнее название, хотя считалось, что старое производство только реконструировано, выходило, что к пуговице пришили пальто. Завод работал в три смены, давая неизмеримо больше продукции, чем раньше. А стройки требовали: еще, еще, еще!
Секретарь заводского комитета ВЛКСМ, невысокий, с густыми черными бровями паренек в сером халате походил на лаборанта. Однако пожатие крепкой руки говорило, что он знаком и с вибратором и с молотком. Секретарь был инженером ОТК, отвечавшим за качество продукции.
Перепрыгивая через канавы, по которым прокладывали трубы теплосети, или дожидаясь, пока проедет автокар с плитами, он обговаривал с Кириллом детали шефства комсомола треста над заводом. Техническая помощь его не особенно интересовала: у них хватает своих специалистов. А вот не выступит ли в клубе завода трестовский ансамбль? Райкомовцы, сообщившие о приезде Кирилла, успели рассказать о недавнем концерте.
– У нас ведь, товарищ Малышев, молодняк, вчерашние десятиклассники, прибывшие по путевкам комсомола. Им после работы потанцевать охота, развлечься. Никак не могут в толк взять ребятки, что мы тут не просто бетон месим, а москвичей жильем обеспечиваем. Я подсчитал недавно: всего полтора процента перевыполнения дневного плана – еще одна семья вселяется в новую квартиру!
– Надо плакаты вывесить об этом! – посоветовал Кирилл.
– Товарищ техник у нас такие сочиняет, ого! – вставил снабженец Пасько, присоединившийся к ним у склада готовой продукции. – В рифму даже.
Секретарь умоляюще взглянул на Кирилла:
– Может, выручишь, Малышев?.. В шефском порядке...
Кирилл не нуждался в рекламе, его злило также, что Пасько уже не в первый раз называет его по должности. Секретарь заводского комитета ВЛКСМ примерно ровесник Кирилла, он держится с гостем как равный с равным, зачем же какому-то снабженцу подчеркивать разницу в их положении? И вообще Пасько суется не в свое дело. Кириллу был неприятен этот суетливый старик, так не подходивший для должности снабженца крупного столичного треста.
Да и что это за должность: снабженец-толкач! Вымирающее племя...
А Пасько, семеня сбоку, развивал перед молодыми людьми идеи, выношенные им за долгую, беспокойную жизнь хозяйственника. Он зримо представлял себе необъятный, больше московского ГУМа, магазин стройдеталей, такой большой, что тягачи с прицепами свободно въезжают в его двери. Звонок по телефону, и магазин присылает на площадку любую нужную тебе деталь – окно, лестничный марш, колонну, крышу. Хоть дом собирай, хоть целый завод!
Конечно, пока это только мечта! Вон по шоссе катят грузовики, горячий воздух дрожит над неостывшими кирпичами: ждать некогда, каменщики не должны простаивать.
– А вы, оказывается, мечтатель, Аркадий Ефимович! – сказал секретарь комитета. – Вот чего нам часто не хватает: мечты.
– Все это так, а куда же снабженцев девать, товарищ Пасько? – поинтересовался Кирилл. – На свалку?
Старик, кажется, уловил неприязненные нотки в его голосе. Вспомнив о каком-то неотложном деле, судя по всему вымышленном, он отстал от молодых людей.
– Зря ты его так, Малышев, – обиделся за снабженца секретарь. – Старик дело говорит. У нас его очень полюбили. Стар, стар, а на днях за вибратор встал, когда наша бетонщица палец себе прищемила. Ребята мои рассказывали, что на шлакобетонном заводе – неподалеку от нас тут – до сих пор легенды ходят, как ваш Пасько в горячую печь для пропарки лазил, когда та вышла из строя. Мастера утверждали, что при такой температуре нельзя делать ремонт печи, а молодежь рвалась в бой. Аркадий Ефимович полез с ними, ему, видишь ли, нужно было заказ получить первым. А потом, рассказывают, валидол лизал... Энтузиаст!
Кириллу стало совестно, что он невежливо обошелся со стариком, что комсорг чужого завода больше знает о Пасько, чем сам он, работающий со снабженцем бок о бок не первый месяц. Ему показалось даже, что он говорил со стариком одинцовским голосом. Вот и вопрос задал такой, какой мог бы задать только Одинцов. Перед отъездом он разыскал Пасько в вахтерке: железная кружка с кипятком была в одной руке старика, булка с домашней котлетой – в другой.
– Едемте домой, Аркадий Ефимович! Жена небось заждалась.
– Спасибо, товарищ Малышев, никак нельзя, – Пасько вздохнул. – Василий Федотович Драгин наказывал: без плит не возвращайся! Будут плиты – буду и я, теперь уже недолго ждать... А жену я в курсе событий держу, каждый час по телефону докладываю, сколько плит изготовлено. Чтобы знала, когда свою плиту разжигать. – Он подмигнул молодому человеку. – Как она кулебяку делает – ого! – пальчики оближете.
Он стал рассказывать о своем старшем сыне-доценте, о меньшой дочери – студентке финансового техникума. Кирилл нетерпеливо переминался на месте.
– Меня, понимаете, машина ждет. Потому я вас и пригласил.
– Видел, видел... – Старик вдруг погрустнел. – А мне никогда не давали легковушку, в лучшем случае – грузовик попутный. И то сказать, слишком часто езжу туда-сюда... А вы поезжайте, голубчик! И будьте спокойны: без плит не вернусь!
На Кирилла так подействовал разговор со стариком снабженцем, что он отпустил машину у первой же остановки метро: пусть и шофер вернется домой пораньше.
Антонина Ивановна, услышав за ужином рассказ сына о Пасько, заметила:
– Вот о каких людях надо писать, Кирюша. Они, как челнок в станке ткацком, всю жизнь снуют без устали.
Но как ни уважал Кирилл мнение матери, как ни понравился ему Пасько, в его поэме старику снабженцу делать нечего.
* * *
Так мало времени прошло с их последней встречи, а Леру не узнать – задумчивая, рассеянная. Они сидят на скамейке в сквере, Кирилл рассказывает о своей поездке на завод.
– Ты слушаешь меня, Лера?
– Что? – Она точно очнулась. – Ты говорил о каком-то старичке со смешной, фамилией, который доставал плитки...
– Электрические? Или метлахские?.. Ты, как школьница, думаешь, главное – повторить последнюю фразу учителя... А как ты провела вчерашний вечер?
– Смотрела фильм.
– Какой?
– Это что, проверка? – удивилась она.
– Тогда бы я спросил: с кем ты была в кино?
– С подругой. А фильм старый – «Возраст любви».
Лера стала рассказывать о подруге, которой встретился один человек – умный, интересный, не особенно молодой, не совсем свободный, хотя и не женатый. А у той уже есть друг, замечательный парень. И хотя парень интересуется ею, а тот, другой человек, не обращает внимания на нее, он не совсем безразличен ей. Впрочем, возможно, он только притворяется безразличным. Ведь не она ему, а он ей звонит, назначает свидания. А у самого – невеста...
– Словом, Одинцов! – Кирилл усмехнулся. – Зачем ты выдумала эту историю? Я начинаю понимать тебя и без аллегорий.
Он мог бы сообщить Лере кое-что любопытное об Одинцове, например, рассказать, как однажды, вернувшись после работы в отдел за оставленной книжкой, застал конец весьма бурного объяснения. Пунцовая, с заплаканными глазами Люда теребила край своего кружевного платочка, в то время как инженер с насмешливой учтивостью выговаривал ей за что-то. На следующий день в «мужском разговоре» Одинцов пожаловался Кириллу: он просто не знает, что делать с этой девицей. Разве он виноват, что Люда по уши влюбилась в него?!. Но Лера не назвала имени Одинцова, – зачем ему рассказывать эту историю.
– Ужасно глупый разговор мы завели. Это я начала, прости, Кирюша! Ну что ты можешь знать об Юлькином знакомом?
– Опять Юлька? – На миг ему показалось, что Лера и впрямь имела в виду не себя. – Хоть бы увидеть ее...
– Она тебе, наверно, не понравится... Ну, досказывай о своем старичке со смешной фамилией.
– Нет, Пасько мы на сегодня оставим в покое. Это слишком хороший человек, чтобы говорить о нем походя.
– Слишком хороший? – повторила она, словно проверяя эти слова на слух. – Может быть, и ты для меня слишком хороший? Или просто слишком молодой?
– Последний недостаток пройдет с годами.
– Все пройдет с годами... Может быть, через год ты и не вспомнишь меня...
– Послушай, Лера, а хочешь, расстанемся на год? И ровно через год, вот на этом месте, я повторю тебе все, все, что говорю сейчас. – Утверждая это, он был совершенно уверен, что выдержит любое испытание.
А Лера прижалась лицом к его плечу, быстро заговорила:
– Не хочу! Слышишь: не хочу! Не говори, что ты можешь так долго со мной не видеться. Что год – в один день все может перевернуться. Прошу, не отпускай меня от себя!
Встревоженный Кирилл не мог понять, что с ней происходит.
– Я пошутил, Лерочка, никуда я тебя от себя не отпущу. Разве что в отпуск, к родне твоей.
– И к ним не хочу! Чего я там не видела, в глуши?
Он гладил ее, словно маленькую девочку, по голове. Лера поймала его руку, прижалась к ней губами.
– Такая большая рука. Добрая и умная. Научи меня быть умной, Кирилл! И сильной.
...Воскресный день Лера провела в городе; нужно было запастись продуктами на дорогу, купить подарки домашним. Кирилл стоял в очередях, нес ее авоську, раздувшуюся от покупок. Увидала бы Варя в эти минуты своего гордого брата, еще подростком заявившего, что он предпочтет голодную смерть хождению по магазинам!
Вот Лера задержалась у витрины ювелирного магазина.
– Ах, какой тут лежал перстенек! Наверно, его давно продали... Нет, вот он! – Девушка показала на золотое колечко с аметистом: камень отбрасывал фиолетовый огонек на бархатную подушечку. – Когда-то я смогу носить такое?
Будь у Кирилла лишние деньги, он, не задумываясь, надел бы ей колечко на палец. А давно ли он считал кольца глупым буржуазным пережитком!
Но если Кирилл только мечтал о подарке, то Антонина Ивановна сумела приготовить свой. С утра она строго-настрого наказала сыну, чтобы он привел Леру хоть на минутку. Когда они с девушкой поднялись с покупками на пятый этаж и усталая Лера опустилась на стул, мать торжественно вынесла из своей комнаты новое голубое платье.
Как рукой сняло Лерину усталость, едва она, уступая уговорам Антонины Ивановны, примерила платье. Даже Варя была вынуждена признать, что ее подруга Таня, первая красавица их класса, померкла в эту минуту перед Лерой. Антонина Ивановна, неважно чувствовавшая себя последнее время, оживилась.
– Чудесно, просто чудесно! – повторяла девушка, не уставая поворачиваться перед зеркалом. – Даже снимать не хочется.
– А зачем снимать? В руках оно больше помнется.
Щеки Леры залил румянец. Она отлично понимала, что платье сшито для нее, но не могла, не должна была она принимать такой дорогой подарок. Кто она, собственно. Кириллу?
– При чем тут он? – удивилась Антонина Ивановна. – Это мой подарок! Или вы думаете, у меня уже нет сил заработать на такой пустяк?.. А если вас что-то смущает, считайте, что берете в долг... Я думаю, женщины всегда сумеют договориться.
Как ни противилась Лера, ей пришлось принять подарок. Девушка не сняла платья – семейство Малышевых, объединившись, не разрешило ей сделать этого – и всю дорогу украдкой любовалась им. А перед своей станцией спохватилась:
– Но что я тете скажу?.. Купила?
– Что-нибудь придумаешь... Ты могла неожиданно получить премию на работе.
– А когда я не вернусь в свое богоугодное заведение, тетка первая скажет: как можно бросать место, где тебя так ценят?.. Скажу, что есть! – решила она в конце концов. – Антонину Ивановну нельзя обижать, она так старалась...
Мог ли возражать против такого довода Кирилл?
В день Лериного отъезда он с утра начал нервничать. Ему хотелось поторжественнее обставить проводы, а от получки не осталось ни гроша. Просить денег у матери теперь, когда она сделала такой богатый подарок, было бы просто бессовестно.
Он договорился с Павлом Ивановичем, что уйдет с работы раньше, и уже с обеда посматривал на часы.
– Что это вы, Малышев, нервничаете? – поинтересовался Одинцов. – На поезд опаздываете?
Когда инженер вышел в коридор покурить, юноша направился за ним следом.
– Мне очень совестно, Виктор Алексеевич, я и старого долга вам не отдал... Вы не выручите меня еще раз... Может, и не понадобится, но на всякий случай...
– Зачем столько лишних слов! – Одинцов вынул бумажник. – Пятьдесят? Сто?
– Что вы! Полсотни за глаза хватит...
Кирилл радовался, что инженер не спросил, зачем понадобились деньги. Не хотел он, чтобы Одинцов знал это.
Перед тем как ему уезжать, в отделе возник случайный разговор, подпортивший, однако, настроение Кириллу. Павел Иванович вышел из комнаты, и Наденька поделилась с сотрудниками своими восторгами по поводу виденного ею фильма. Люда к слову припомнила свой любимый фильм «Возраст любви»; она смотрела его семь раз и жалела, что картина не идет больше.
– Могу вас обрадовать, Люда, – заметил Кирилл. – На днях одна моя знакомая видела его.
– Не может быть, я каждый день «Вечерку» просматриваю. А где он шел? Я бы в любой окраинный клуб поехала.
– Узнаю – скажу, – пообещал он.
Лера поджидала его у крыльца дачи. В белом пыльнике, с букетом нераспустившихся роз палевого цвета в руках, она выглядела не по-дорожному нарядной.
– Ой, Кирилл, где мы машину достанем?
– Понимаешь, эти черти таксисты отказываются ехать за город, – соврал смущенный своей оплошностью Кирилл; конечно же, надо было брать такси из города, как он собирался вначале. – Но я постараюсь поймать на шоссе попутную...
– Незачем тратиться! – Лерина тетя опустила на крыльцо чемодан. – Прекрасно доедете и на электричке.
Подошла кудрявая девушка. Лера представила ее Кириллу как свою лучшую подругу.
– Юля? – почему-то решил он.
– Это Нина, дочь соседки по даче. А Юлька должна приехать прямо на вокзал. – Тут Лера заметила, что Кирилл уставился на букет. – Правда, чудесные розы?
– А я не успел ничего купить, так спешил. – Молодой человек с грустью подумал про себя, что на такой букет у него все равно не хватило бы денег.
– А знаешь от кого? Тебе нипочем не догадаться....
– Знаю, – отрезал Кирилл. Ему ли не помнить этот редкий палевый оттенок, как у розы, сорванной некогда Одинцовым в Химках для Люды. Так вот почему инженер знал, куда спешит Кирилл. Когда же она успела сказать Одинцову о дне отъезда?
– Виктор Алексеевич как-то звонил мне на работу, я сказала, что уезжаю, но я не думала, что он запомнит число...
– Довольно разговоров! – оборвала тетя, успевшая сбегать за авоськой с продуктами. – Отношения выясните по дороге.
Они подошли к платформе одновременно с электричкой, но сесть не успели. Следующий поезд был через пятьдесят минут; чуть ли не единственное «окошко» в расписании пришлось, как нарочно, именно на этот час. Тетя встревожилась.
– Говорила тебе, Валера: выезжать надо за два часа.
– Я думала, что будет машина...
– И будет! – Кирилл помчался к шоссе.
В сторону Москвы прошло несколько легковых машин, в них сидели люди. Неудачно попытавшись остановить пустой «ЗИЛ», молодой человек не на шутку взволновался. Эдак действительно опоздаешь! По шоссе мчался четырехтонный, весь в известке грузовик. Кирилл поднял руку – шофер притормозил.
– Выручай, браток, на поезд опаздываем. – Вынув деньги, он стал совать их водителю.
– Ладно, потом рассчитаемся! Вещи есть?
Кирилл побежал за чемоданами.
– Грузовик? – не поверила глазам Лера, выйдя на шоссе.
– Как интересно! – воскликнула ее подружка и даже в ладоши захлопала. – Я еще не ездила на грузовиках.
Водитель улыбнулся девушкам.
– Одна может сесть в кабину.
– Чур я в кузов! – восторженно объявила Нина.
Рядом с водителем села Лера и сразу уткнула нос в букет. Перебросив вещи в кузов, Кирилл помог Нине вскарабкаться.
– Поторапливайтесь! – крикнул он, свесившись к кабине водителя. – Меньше часа осталось.
– С ветерком прокачу... К Москве будем подъезжать – присядьте в кузове и прикройтесь брезентом. А то как бы автоинспекция не придралась...
Машина помчалась. Пустой кузов немилосердно подбрасывало, на поворотах Нину, державшуюся за верх кабины, заносило в сторону. Чемоданы подпрыгивали и били по ногам, ветер свистел в уши, задувал в ноздри.
– Интере-есно! – крикнула девушка, наклоняясь к самому его уху. – Глупая Лерка: в кабину села...
Ветер забросил прядь ее волос на лицо Кириллу. Жаль, что рядом не Лера – о стольком надо бы еще переговорить. А может, ни о чем не нужно спрашивать ее? Быть выше подозрений!
Регулировщик у заставы, кажется, хотел задержать их машину. Нина послала ему воздушный поцелуй, и регулировщик, улыбнувшись, взял под козырек. Усевшись на брезент, девушка смотрела вслед убегающим зданиям, лицо ее пылало.
– Самый поэтический вид транспорта!
Если б зто сказала Лера, ему, возможно, понравилось бы определение, сейчас он только пожал плечами.
А девушка не унималась.
– Вы поэт, я знаю... Лерка мне все уши прожужжала о вас.
Когда они остановились у аветофора, Кирилл спросил:
– Вы не знаете, Нина, где идет фильм «Возраст любви»?
– Понятия не имею! – Она погрозила ему пальцем. – Вот скажу Лерке: не успел проводить и уже о развлечениях думает.
– Меня на работе просили узнать, честное слово.
– Он еще оправдывается! И краснеть не разучился! – восхищалась девушка.
Водитель одержал слово: к вокзалу они подкатили за четверть часа до отхода поезда. Расплатившись, Кирилл вгляделся в толпу у подъезда: Гриши не видно. Значит, обманул. А ведь обещал принести такой букетище, что все ахнут.
Подхватив чемоданы, он помчался за перронными билетами.
– Лера! Нина! Десять минут осталось!
Девушки нагнали его у входа на перрон. Лера продолжала нюхать нераспустившиеся бутоны, поглядывая по сторонам. Вот ее глаза радостно блеснули, и Кирилл, посмотрев в ту сторону, увидел спешащую к ним худую особу с большим малиновым ртом, в платье того же малинового цвета. Это была Юлька. Он только кивнул ей, не выпуская чемоданов из рук: шестой вагон где-то в середине состава, а времени оставалось в обрез.
Двое молоденьких лейтенантов, соседи Леры по купе, увидев, кто едет с ними, как по команде, поднялись; один помог ставить вещи на полку, другой побежал за водой для цветов. Кирилл разозлился на них: даже попрощаться не дадут!
