Текст книги "Потеряшка (СИ)"

Автор книги: Константин Хвостополосатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 43 страниц)

– Я чувствую, – просто сказала Анна, практически повторив мою мысль о бездушности компьютера и бесполезности для удержания корабля на курсе. – Я не смогу найти дорогу, как это сделал ты, но я смогу вести корабль по проложенной тобой тропе.

– Ты уверена? – спросил я.

– Я уже пробовала, – сказала Анна. – Совсем чуть-чуть, но курс исправился.

– Надеюсь, странная «кочка многомерности», сбившая так сильно курс – не результат твоих попыток, – спросил я, хоть и не хотел этого.

– Нет, я пробовала позднее, – не обиделась Анна.

– А это дорогого стоит, Солнышко, – искренне обрадовался я. – Я бы тебя расцеловал.

– Что же тебе мешает? – спросила Анна.

– Теперь – ничего, – я подошел и аккуратно поцеловал ее в щеку. – У тебя все хорошо? Ты пришла в себя?

– Да, – ответила Анна. – Я хочу тебя спросить.

– О чем? – я опять шагнул назад, чтоб видеть ее лицо.

– В системе есть огромные объемы свободных мощностей, – начала Анна. – Я бы могла создать и себя и окружение этого виртуала, даже помочь системе оптимальнее работать, но мне нужно взять часть мощностей системы. Ты не беспокойся, я возьму совсем немного, система и не заметит.

Я стоял и улыбался, глядя в карие глубины глаз Анны.

– Анна, ты можешь взять мощностей этой системы, сколько тебе надо, – это твой дом, – сказал я, по-прежнему улыбаясь. – Я надеюсь на твое благоразумие и осторожность. Я думаю, тебе не безразлична судьба этого корабля. Если тебе понадобятся большие ресурсы системы, способные ущемить работу основных программ, пожалуйста, скажи мне.

– Спасибо, – сказала Анна, опять покраснев. – Я буду осторожна.

– У меня к тебе просьба, – сказал я в свою очередь. – Мне нужна твоя помощь в одном важном деле.

Я изложил Анна свою концепцию виртуального симулятора-треннажера. Описывая его, я попытался отдать ей как можно более яркие образы подобной программы на «Ботанике». Анна заинтересовалась. Мы обсуждали тонкости в течение нескольких часов. За это время я смотрел, как Анна подправляет курс корабля. У меня постепенно сходила с плеч ледяная гора, разбиваясь звонкими и веселыми водяными потоками. Мы договорились о взаимодействии в случае возникновения проблем и подключении в систему остального экипажа. Я со спокойной душой оставил «Бурундука» на нового члена экипажа и, наконец, лег спать, попросив разбудить меня в любом случае за два часа до точки выхода. Отключаясь, я послал Анне воздушный поцелуй. Уже почти потухшая система протолкнула ко мне образ улыбающейся Анны.

– А девушка становится хозяйкой в своем доме, – удовлетворенно подумал я. – Главное, чтобы остальные жильцы оценили это правильно.

* * *

Вышли мы из надпостранства прямо в «десяточку». Для меня такой прыжок уже давно стал дошкольной программой. Находились мы практически прямо над плоскостью вращения планетной системы, как я и рассчитывал. Система имела всего один обитаемый мир с несносным для человеческого уха названием. Кроме самой планеты оказалось весьма неплохо освоено и остальное пространство, активно велись разработки полезных ископаемых в поясе астероидов, пестрившем рукотворными базами. Я даже не стал заморачиваться терзанием информационной системы в поисках описания местных жителей c их, несомненно, интересными особенностями жизни. Благодаря Анне, я даже спать тут не собирался. Хотелось дать часик-другой передыха самому кораблю и продолжить наш и без того обещавший стать длинным рейс. Перед новым прыжком я намеревался перекроить программу дальнейшего полета с учетом привлечения нового члена экипажа – Анны. Я уже прикидывал в уме, что мы могли бы раскатать остаток пути в три двенадцатисуточных прыжка с перерывом в пару часиков для диагностики корабля между ними. В себе и Анне я не сомневался, Краппс тоже сомнений не вызывал, оставалась Шила. С ней я и решил поговорить в первую очередь, благо весь экипаж присутствовал в системе.

– Шила, солнышко, ты не сильно утомилась за это переход? – издалека начал я.

– Нет, – удивилась Шила, – я пока еще даже скафандр не во всех возможных вариациях опробовала.

– А сколько их у тебя? – теперь уже удивился я.

– Ты шутишь, Шерш? – не поверила Шила. – Заказал не глядя?

– Ну, просто уже не помню, – не говорить же ей, что фактически так и было, – как-то из головы за повседневными делами вылетело.

– Да уж, штурмана не зря свои деньги получают, я теперь поняла, – согласилась Шила, – в комплекте моего скафандра шесть различных модификаций, переукомплектовать можно за час-два. Ты вообще молодец, Шерш, я о таких скафандрах даже не слышала.

– Ну, военные помогли, – сказал я. – Я, собственно, хотел всех спросить на счет изменения дальнейшей программы полета. Мы сможем выдержать три прыжка по двенадцать дней?

– Корабль выдержит без проблем, – без какого-либо удивления отозвался Краппс, – машинка сделана на совесть.

– А ты что, сейчас спать не будешь? – удивилась Шила. – Да и в полете как двенадцать дней без сна?

– Шила, скажем так, это – профессиональная тайна, – сказал я, соврав далее, – первый скачек я просто хотел попробовать корабль.

– Ну, если ты сможешь, то и я смогу, – согласилась Шила. – Сколько по времени выиграем?

– Четыре-пять дней, – сказал я. – Это вдобавок к разнице с моим первоначальным маршрутом.

– Оно того стоит, – согласилась Шила. – Летим.

* * *

Просидеть в тепле и уюте даже запланированные два часа нам не удалось. Я не сразу заметил, что к нам собралась пожаловать микроэскадра «гостей». На удивление, движение в системе оказалось напряженным даже на оси ее вращения. Я пытался подсчитать точный расход топлива, сверяясь с фактическими затратами в течение первого прыжка, когда меня вызвала Анна.

– Сергей, – шепнула она на ухо, – четверка кораблей, которую я сейчас помечу, держит курс в нашу сторону.

– Может мимо идут? – подумал я так же шепотом на оговоренном нами с Анной канале, разглядывая пожирневшие маркеры среди рассыпанных в виртуале системы звезд, планет и прочих объектов.

– Они уже три раза производили коррекцию курса, – выдала свои аргументы Анна, – я подумала, что тебе стоит знать.

– Ты молодец, Анна, – это очень правильное решение.

– Экипаж! – обратил я внимание Шилы и Краппса, прикидывая, что до предположительной дистанции уверенного залпа «гостей» остается минут десять-пятнадцать. – Боевая тревога! Прошу отнестись серьезно, это – не проверка вашей готовности проснуться.

– Второй пост готов, – тут же ответила Шила, видимо, от неожиданности забыв, где она находится.

– Энергоустановка – норма. Двигатель «нормаль» – десять минут готовность, двигатель «над» – двадцать три минуты готовность, прерываю программу тестирования для обоих двигателей, – четко доложил Краппс.

– А экипаж-то тертый, – нежно подумал я.

– Краппс, а мы сможем запустить движки прямо сейчас? – спросил я.

– «Нормаль» пустим через пять минут, но плавно, «над» не стоит трогать до входа в штатный режим, – ответил Краппс.

Пять минут прошло, я решил пока не трогать даже «нормаль», движки могли скоро понадобиться на полную катушку. Прошло десять минут, расстояние вошло в зону максимального радиуса действия большинства местных орудийных систем, устанавливаемым на легких крейсерах – по всем показателям базы данных к нам шло три эсминца и один легкий крейсер не понятно чьих, но явно вооруженных сил. Пока потихоньку начиная разгон на стандартном движке для нормального пространства, я внимательно наблюдал за «гостями». Увидев наш маневр, они резко прибавили ходу. Я тоже плавно добавил скорости.

– Эй, на скорлупе! – прорезалась связь. – Немедленно сбавьте ход, иначе наделаем дырок!

– С кем имеем честь? – спросила Шила.

Я резко добавил мощности движку с тридцати до шестидесяти процентов от максимальной. Корабль «скакнул», резко разорвав дистанцию. Я тут же развернул кораблик носом к преследователям – благо тяга движков нормального пространства не зависела от положения космолета – и тут же дал восемьдесят процентов, и очередной «скачок» вывел нас из-под довольно слаженного залпа. Дискотечный каскад лазерных импульсов разного цвета проскочил у нас за кормой. Шила дала ответ из нашего главного калибра, который затерялся в общей радуге. Попала она или нет, роли не сыграло, нас продолжали преследовать. Эсминцы уже начали отставать от легкого крейсера, дистанция с которым продолжала держаться на пределе его орудий.

– Выпуск ракет, – доложила Шила, переводя всю мощность силового щита на нос. – Давай-ка включим еще и неизвестный щит.

– Делай, что хочешь вместе с шоколадом «Кэтберри», – ответил я спокойно. – В полном подключении я чувствую твои эмоции и отголоски желаний, так что постараюсь маневрировать вместе с твоими запросами, но можешь меня поправить, если потребуется.

Шила запустила один из стандартных предусмотренных производителем режимов двух щитов, отщепив треть мощности на щит второго типа. Ничего, вроде, не изменилось. Ракеты догоняли, вынуждая добавлять мощности на двигатель, время маневрирования еще не пришло. Ситуация тем временем накалялась. Второй залп главного калибра крейсера был не за горами, и я подозревал, что сделает он его именно тогда, когда мне понадобится свобода маневра для уклонения от ракет. По имеющимся данным орудия главного калибра легкого крейсера имели период перезаряда накопителей в четыре минуты двадцать семь секунд. Конечно, была возможность вести огонь и на частичной мощности, но в нашем случае, к счастью, дистанция была предельной, и требовался полный заряд. Подход пары ракет система прогнозировала через полторы минуты. Нам же требовалось любой ценой выиграть время до запуска надпространственного двигателя, ждать которого оставалось чуть больше восьми минут. Я решил рискнуть. Постоянная тяга двигателей давала нам не скорость движения, а ускорение, которое и обуславливало разницу скоростей, а фактически скорость движения кораблей относительно друг друга. Я решил попробовать этим воспользоваться. На несколько мгновений отключив почти всю тягу двигателя, я одним импульсом маневрового движка развернул корабль относительно первоначального курса.

– Экипаж, – обратился я к друзьям. – Если кто халатно отнесся к подключению в амортизационную систему, у него есть четыре секунды исправить положение. Предстоит маневр приблизительно с восьмикратной перегрузкой.

– Норма, – отозвалась Шила.

– Готов, – подтвердил Краппс.

Я надеялся, что ракеты не имели такой уж совершенной системы маневровых двигателей, как наш разведчик, приспособленный к полетам и в атмосфере планет. В отличие от ракет и чисто космических кораблей разведчик имел двигатели форсажа, направленные исключительно в сторону кормы, которые использовались в случае взлета с планет, имеющих сврехпороговую для двигателя нормального пространства гравитацию. Сделанное мной выключение тяги значительно приблизило ракеты и крейсер, но дало мне совершить задуманный маневр неожиданно. Я резко увеличил тягу двигателя с пятнадцати до максимума и добавил ко всему этому форсаж. Разведчик резко «скакнул» в сторону от первоначального курса, от перегрузки сознание мое потекло, виртуалка стала таять, но буквально через два удара сердца все пришло в порядок.

– Отчет, – потребовал я.

– Щиты, орудия, ракеты в норме, – тут же отчиталась Шила. – Я местами тоже в порядке.

– Движки, корпус, основные системы в порядке, – отчитался Краппс. – Вышла из строя регенерация внутренней атмосферы, даже на дубляж не стал переключать, мы ей все равно не пользуемся.

– Сам как? – уточнил я.

– Шутишь, штурм, – усмехнулся Краппс. – Для меня эта перегрузка, что домой сходить.

Маневр оказался не слишком оригинальным, но уж точно неожиданный. Ракеты «растерялись». Одна попыталась сделать экстренный разворот, что спасло ее от Шилиных скорострельных лазерных пушек системы обороны, но она пролетела далеко мимо цели, даже не достигнув предельно-заданной дистанции подрыва заряда. Вторая шла чуть позади первой и начала корректировать курс значительно более успешно. Может, ей бы это и удалось, но ее мучения окончила картинка лазерной абстракции двух пушек Шилы. Заградительный огонь в такой ситуации оказался наиболее перспективным, так что Шила, не жалея ресурса системы охлаждения, осуществляла двумя орудиями постановку пьесы «Танец огня». Но самым большим сюрпризом для нас стал очередной залп крейсера, случившийся через несколько секунд после гибели одной из ракет. Четыре рубиновых импульса прошили пустоту где-то совсем уж в стороне от нас. Лично мне в тот момент удивляться было некогда – оставался крейсер, заходящая на второй круг ракета и три эсминца напрягающих движки в надежде нагнать нас. А до пуска надпространственного двигателя оставалось чуть меньше восьми минут. Шила зачем-то моргнула обоими щитами и пустила пару ракет на перехват возвращающегося подарка от легкого крейсера. Я повторил маневр с переориентацией разведчика относительно направления движения, вернув его на дорогу максимального ухода от крейсера. До следующего залпа главного калибра крейсера оставалось четыре минуты двадцать секунд. До прибытия ракеты около двух минут. Двумя скачками я дал максимальную мощность на двигатели, надеясь выйти из дистанции уверенного попадания главного калибра крейсера. По ускорению мы хоть немного, но превышали крейсер, неспешно увеличивая разделявшую нас пустоту, или почти пустоту космического пространства. Через полторы минуты наши ракеты, упреждая маневр ухода своей верткой цели, совершили подрыв, создав заградительное облако плазмы и осколков. Опасная рыба попалась в расставленную сеть. Ради случая я даже настроил оптику. Серебристая рыбина, теряя какую-то жидкость и рассыпая веером мелкие потроха, шла по какому-то ей одной известному направлению. Видимо, на время ожившая система попыталась все же выполнить поставленную задачу, ближе к корме ракеты расцвел ало-желтый бутончик огня, почти сразу же разросшийся до размеров ракеты. Спустя мгновение огонь спал, но от ракеты протянулся ало-желтый «хвостик», устроив шарик фейерверка в месте поражения ракеты. Салют кончился, чудом оставшаяся головная часть ракеты, приблизительно с четверть изначального размера начала свое бесконечное путешествие в бездны космоса.

– Прими Вечность твою злобную душу, – почему-то сказал я.

– Зря ракеты отпустили, – тут же отозвалась Шила, – могла бы и пушками снять.

– Красиво же было, – сказал я.

– Ты перегрелся, Шерш, – пискнула Шила, – у нас тут покушения на наши жизни!

– Да. И у нас еще, – я сверился с пущенным таймером обратного отсчета до очередного залпа крейсера, – две минуты восемь секунд.

– Ты вообще не боишься? – удивилась Шила.

– Как и ты боюсь, – признался я, – но моя реакция по Суворову – красная.

– Чего? – удивилась Шила.

– Был такой полководец на Земле, он отбирал солдат по реакции на неожиданную опасность, – начал я пояснять.

– Шерш, – ласково сказала Шила, – давай свалим от этих плохих параганцев.

– Параганец – ругательное слово? – уточнил я.

– Для меня – да, – подтвердила Шила. – Хуже однополой любви и … В общем, плохое слово.

– У вас тоже есть пи.., пе.., в общем, однополые любители? – удивился я.

– Такое дерьмо везде есть, – видимо, что-то вспомнила Шила, но «проснувшись» опять пискнула. – Валим отсюда!

– Так мы и валим, – согласился я. – До включения надпространственного движка осталось меньше шести минут. Переживем еще один залп крейсера через пару минут и «пишите письма мелким почерком».

Минуты ожидания давили на психику. Секунд за пятнадцать до залпа крейсера я «заготовил» уже опробованный маневр по смене курса. За семь секунд до залпа сделал два «скачка» разведчиком слегка в сторону от прежнего курса. Крейсер, как и в прошлый залп, накрыл пространство по нашему старому курсу движения.

– У них что там, патологическое косоглазие в экипаже!? – не выдержала Шила. – Одно, ну два, но не все же четыре орудия второй раз!

– Чем ты недовольна? – спросил я, тоже раздумывая над таким поведением стрелков крейсера.

– Да они издеваются над нами! – сказала Шила.

– Может, это загон дичи в какую-то ловушку, – размышлял я. – Нас куда-то гонят, чтобы просто и спокойно взять теплыми лапками.

– Так валим отсюда! – опять пискнула Шила.

– Минута тридцать семь секунд, – ответил я. – Надеюсь, мы успеем слинять, пока мышеловка не захлопнулась.

– Пуск ракет, – совершенно спокойно сказала Шила, – четыре штуки. Не похоже, чтоб нас пытались куда-то загнать кроме плазменной вспышки. Четыре подарка – это уже высший балл на переэкзаменовке.

– Если не случится какой-нибудь еще гадости, то переэкзаменовка откладывается на следующий семестр, – сказал я, сверившись со временем подхода подарков. – Будут у нас только через две минуты сорок с «бараном» секунд.

Последние минуты оказались особенно тягостными, наверное, именно потому, что ничего не происходило.

– Штурм, «над» движок в режиме, – отрапортовал Краппс.

Мы сразу скользнули в многомерность. Я, наверное, стал чувствительным, как принцесса, которой под задницу вместо горошины положили ежа, забыв про сорок матрасов. Точка выхода спланированного мной прыжка нашлась, как будто я в ней и стартовал. Подозрительно проверив на всякий случай все еще раз, я дал отрыв. Якорь точки входа начал расплываться вместе с нами в обычном пространстве. Мысленно показав язык неизвестным «доброжелателям», я начал с удовольствием представлять их негодующие и непременно мерзкие рожи.

– Мы ушли? – облегченно спросила Шила.

– Я не совсем уверен, но, даже если у них есть надпространственный движок, вряд ли они смогут протиснуться в наше иголочное ушко, – сказал я. – Всем ликовать! Экипаж дальнего разведчика по кличке «Бурундук» с боевой задачей по выживанию в жестоком мире с говенным названием справился. Выпивку в рубку!

* * *

Мы собрались в ходовой рубке и, действительно наклав на устав всех известных флотов, выпили «горяченького» на рабочем месте при исполнении обязанностей. Потом выпили еще. В итоге событие мы отметили даже очень хорошо. Я смог сдержать себя в рамках разумного, а вот Шила и Краппс, обнявшись, пели на все голоса какие-то явно недетские песни, размахивая всякого рода конечностями. Я решил не мешать и ушел в слияние с «Бурундуком», выключив эту пьяную реальность. Кстати, именно тогда под общее веселье Краппс и получил кличку «Ося», которой наградила его Шила после моего рассказа о похожих на Краппса животных Земли под названием «осьминоги».

– Сергей, – пришел шепот Анны. – Это был бой?

– Нет, Анна, – ответил я. – Это мы драпали от каких-то уродов.

– Зачем они напали? – спросила она.

– Я не знаю, – честно признался я. – Может, хотели ограбить. Ты в порядке?

– Да, – сказала Анна. – Можно пригласить тебя к себе? Твои товарищи пока не собираются заходить в систему. А я послежу за курсом.

– Ты все видишь? – спросил я

– Да, – ответила Анна.

– Давай, приглашай в гости, – сказал я. – Ты хоть обустроилась?

Переход в мирок Анны случился как секундный сбой в освещении. Я стоял посреди уютной каюты. Каюта оказалась стандартной для «Бурундука», только немного доведенной до ума. Каким-то известным только женщинам способом девушка смогла наполнить ее уютом, практически ничего не поменяв. Анна сидела в одном из кресел перед небольшим столиком. Она явно специально приоделась. Платье, скажем честно, шло ей не очень. Зато выглядывающие из-под края платья коленки и все остальное оказалось с виду обтянуто явно недешевыми колготками или чулками. Туфли вообще смотрелись выше похвал, и что-то шевельнулось в моем сознании при виде этих туфлей. Каштановое каре осталось без изменений, а вот лицо слегка тронула косметика. Веки, губы и ресницы явно несли в себе следы лёгкого украшательства. И еще что-то было совсем не так, как в прошлый раз. Что-то сильно разнило обстановку, даже не саму обстановку, а какую-то часть этого виртуального бытия. Я сел во второе кресло. Анна, слегка опустив глаза, смотрела на меня. Я все никак не мог понять, что не так. Первая догадка прорезалась сама. В этой реальности появились запахи! Они, как будто ждав приглашения, кинулись ко мне. Запах хвойного леса, слегка подправленный запахом близкого водоема в летний день, совершенно, как я люблю. Я закрыл глаза, отдавая себя на волю этой стихии. Как давно я не окунался в нее. «А ведь, скорее всего, это вполне можно устроить и в моей каюте», – пришла мысль. Вместе с ней пришла мысль, что в моей каюте еще не скоро появится такая симпатичная женщина, как Анна. Это натолкнуло на очередное открытие. К запахам леса и воды примешался посторонний слабенький запах. И он принадлежал каким-то духам. Я вполне мог их знать, но быстро вспомнить не удавалось. Слегка отпустив воображение, я попытался почувствовать запах Анны, не запах ее духов или одежды с остатками ароматов порошка или мыла, а запах ее тела. И запах пришел. Он оказался немного похож на знакомый мне до боли запах Светланы. Мое сознание возмутилось. К сожалению, Светлана не могла здесь находиться, а Анна была совершенно другой женщиной. Согласившись со мной, запах утратил насыщенность, стал другим и спрятался где-то на самой периферии моего обоняния. Я открыл глаза. Анна сверкала всеми красками алой розы, опустив лицо с закрытыми глазами к груди. Я молчал, не понимая, что произошло.

– Сергей, ты меняешь меня, совершенно вгоняя в краску, – сказала Анна. – Дай мне секунду, пожалуйста, я хочу взять себя в руки.

Мы помолчали, пока Анна возвращала себе душевное спокойствие.

– Что же я с тобой могу делать? – задал я, съедающий меня любопытством вопрос.

– Все, что ты видишь – это твое, – сказала Анна, опять слегка покраснев.

– Поясни подробнее, – попросил я.

– Я никогда не видела человеческую женщину, – сказала Анна. – Ты – первый человек, которого я увидела в этом мире.

До меня начало доходить. Чулки, туфли, запахи – все это были кусочки мозаики, в которых жила, отсутствуя здесь, Светлана.

– Почему тогда ни тело, ни лицо, почему ты – не Светлана? – спросил я.

– Это просто, – сказала Анна, пошевелив плечиком. – Этот образ имеет в твоем сознании вполне определенного хозяина. Я не смогу стать Светланой, даже если очень захочу. Твое сознание просто не отдаст мне этот образ.

– А как же эти чулки, эти туфли? – спросил я. – Это же – ее вещи.

– Эти вещи ее, но они – не часть ее самой, такие вещи могут быть и у других человеческих женщин, – сказала Анна. – Твое сознание, немного поколебавшись, отдало мне их образы.

– А платье? – спросил я. – Ты извини, но оно довольно топорное.

– Сергей, ты помнишь не платье, а саму женщину. Чулки, туфли, подвязка для чулок, запах этой женщины, да еще кучу мелочей, все это – твои фетиши, не дающие в ее отсутствие забыть о ней, – сказала Анна, вогнав в краску теперь уже меня.

– Ты можешь видеть все в моем сознании? – спросил я.

– Нет, конечно, – сказала Анна. – Только самые яркие воспоминания, которые не принадлежат к личным накрепко закрытым от других переживаниям. Еще я могу видеть твои случайные образы, когда-то окружавшие тебя. Ну и опять же картинки, с которыми ты ассоциируешь меня. Как это ни обидно, я – пока раба твоих ощущений. Сегодня, к примеру, ты подобрал мне запах женщины.

– А лицо и тело я для тебя подобрал при нашем знакомстве, – догадался я с некоторым чувством вины. – Ты извини. Я могу как-то помочь?

– Не за что винить, – ответила Анна. – Благодаря тебе, я стала кем-то определенным, получив даже это виртуальное тело. Не скрою, ты как будто порою запускаешь в мое нижнее белье свою, хоть мягкую, теплю и нежную, но все же мужскую ладонь. Не могу сказать, что мне это противно. Но я – по сути, еще девственница со всеми своими комплексами и страхами. И такое отношение меня полностью выводит из равновесия.

– Неужели ты не можешь оградиться? – удивился я.

– Могу, – ответила Анна. – Могу, оставшись при этом не совсем женщиной и не совсем человеком.

– Извини, я понял, – сказал я. – Как я могу помочь?

Анна продолжала смотреть на меня своими темными и очень выразительными глазами. Ситуация для нее оказалась явно не из простых. И я решил помочь ей:

– Скажи. Не бойся оскорбить меня, я пойму, что это не специально.

– Открой мне разум, открой мне то, что вы называете душу, дай мне увидеть глубины твоей памяти, дай мне пережить твои радости и горе, – сказала она, подавшись вперед от возбуждения. – Я хочу стать определенной личностью. Я хочу быть человеком, пусть, даже если это будет только в моем сознании.

– Если бы это было пустяком, ты бы не стала так бояться своей просьбы, – сказал я. – Ты уверена, что не пожалеешь потом?

– Мне не из чего выбирать, но ты мне нравишься. Ты – добрый, – сказала Анна.

– Я правильно понимаю, что если все получится, то ты сможешь узнать про меня все, что пожелаешь? – спросил я. – Мои детские проказы, мои темные пятна, которые бы я хотел навсегда забыть, мою первую женщину?

– Да, – ответила девушка. – Я это узнаю, но оставлю себе то, что сделает меня женщиной и человеком.

– Ты сможешь что-то поменять во мне? – задал я мучающий меня вопрос.

– Нет, конечно, – улыбнулась Анна. – Твой разум даже при твоем желании очень неохотно отдает сокровенное. Я до сих пор не могу увидеть образ твоей супруги. Изменить там что-то будет весьма непросто.

– Ты можешь мне пообещать, что только посмотришь? – спросил я.

– Конечно, – уверенно подтвердила девушка. – А ты что, согласен?

– Сколько это займет времени? – уточнил я.

– Не знаю, – ответила Анна. – Но ты можешь смело оставить «Бурундука» на меня до конца скачка. Остальных членов экипажа, я надеюсь, на какое-то время смогу обмануть.

– Все это – не очень хорошая идея, – покачал я головой, улыбаясь. – Но ты мне нравишься. Ты просто не можешь быть мятежным разумом, пытающимся захватить мое тело. Я верю тебе и готов рискнуть.

Узнав, что нужно сделать, я некоторое время пытался договориться с рассудком о компромиссе. Сознание не очень-то горело желанием кому-то открываться. Все это время я ощущал рядом Анну, она представлялась то потоком теплого ветра, то шаловливой речной волной, то поцелуем девушки. Не знаю, что уж моему разуму смогло доказать целесообразность этого поступка. Последнее, что я, совершенно отчаявшись, ощутил, начиная путешествие в свой собственный мир, оказалось обнаженное тело Анны, очень похожее на Светлану. В теле сливались два образа. Рыжая копна волос Светланы и карие омуты, практически лишенные зрачков глаз Анны. Может, это и есть самый простой для мира мужчины ключ.

* * *

Я медленно всплывал из мягких, уютных и просто приятных глубин. Я даже не пытался понять, что это за глубины, бал в моем мировосприятии правила обычная лень. Мне было хорошо, мне было легко, мне было уютно. Я лежал на диване в своей каюте на борту «Ботаника», а рядом сидела замечательная незнакомка, которая неспешно перебирала мои волосы. Я был готов замурлыкать. Перед моим пробуждающимся взором маячили две загорелые коленки. Их кожа слегка играла матовыми бликами различных оттенков подкопченного солнцем бархата. И уж совсем реальной ее делали малюсенькие хвостики начавших отрастать темных волосков.

– А девушка еще и умничка, – подумал я. – Ножки явно ухожены, хоть и подходит очередная пора борьбы с пухом.

Я не знал кто это, но раз это оказалась не Светлана, то дама должна именоваться именно прекрасной незнакомкой. В поле моего зрения на одну из коленок легла миниатюрная женская рука. Ухоженность руки тоже не оставляла сомнений, и хоть изящные пальчики в скором времени готовились отдаться маникюрным процедурам, ясно ощущалось, что сами процедуры давно стали для них делом привычным. Недлинные ногти сверкали, скорее всего, бесцветным лаком, а самое главное – оказались своими, подаренными матушкой природой.

– Кто же ты, прелестница? – подумал я, поднимая глаза.

Я увидел лицо. В обрамлении волос каштанового, нет, скорее медного, цвета, призванных к красоте в составе стрижки неизвестного стиля меня изучали темно-коричневые, почти черные глаза.

– Анна, – предположил я.

– Да, Сергей, – согласилась она, проведя рукой по моей щеке. – Спасибо тебе, ты подарил мне меня, себя и твой мир. Я теперь, наверное – почти твоя сестра-двойняшка.

– Да? – подумал я в максимально скрытом слоями сознания режиме. – Жаль, я бы с удовольствием погладил эти точеные коленки и поцеловал бы ухоженные пальчики.

– Ты всегда так поступаешь с сестрами? – спросила Анна, совершенно огорошив меня.

– У меня нет сестер, двоюродная не в счет, – подумал я.

– Ты забыл, – улыбнулась Анна искренне. – В данный момент я – это практически ты. Я думаю, что не грех поцеловать в губы двоюродную сестру, особенно если она старше, очень хороша собой и сама этого хочет не меньше твоего.

– Откуда ты знаешь? – спросил я, уже вспомнив ответ. – А, да, знаешь. Но как ты «услышала» мои мысли, я же их запрятал как можно дальше.

– Сергей, какое-то время я еще смогу думать и чувствовать практически в унисон с твоим сознанием, мы же мгновение назад были одним целым, – пояснила девушка. – Ты тоже сможешь, если захочешь сейчас услышать мои мысли, даже если я захочу их спрятать. Но так будет продолжаться не долго.

– А тебе есть что спрятать? – поинтересовался я.

– Девушке всегда есть что прятать, – сказала Анна игриво.

– Я хочу узнать твои мысли, – сказал я. – Ты не обидишься?

– Ты в данный момент – это я, – сказала она. – Зачем мне обижаться на себя.

Я смотрел в темные глаза девушки и частично становился Анной. Но вопреки моим страхам, вокруг меня витала любовь, любовь к Анне, любовь к Сергею, трудно было различить, где заканчивается одна и начинается другая. Это была не та любовь, которая заставляет людей создавать новую жизнь. С некоторым сожалением я понял, что это любовь совершенно другого рода. Я отдал волну такой же любви этому объединенному сознанию и с некоторым сожалением всплыл к реальности.

– Я тебя люблю, сестра, – сказал я, подумав, добавил. – Двоюродная. Нет, шестиюродная.

– А ты – шалун, брат, – улыбнулась в ответ девушка, добавив. – Троюродный.

– Так, нужно же вернуться к делу, мы вроде куда-то летим, – вспомнил я.

– Там все в порядке, – уверила Анна. – Ты бы немного пришел в себя пред возвращением к делам. Давай я уйду пока, а ты просто полежи.

Она встала, запахнув желтый махровый халат, и босиком вышла из каюты.

– Там же прохладно босиком-то, – подумал я, практически сразу вернувшись в реальность, – вот, черт, это же не «Бурундук», а там – не выход из каюты.

– Мне все равно приятно, что ты обо мне заботишься, брат, – всплыла мысль Анны в моей голове, – троюродный.

Я лежал, стараясь ни о чем не думать. К моему удивлению, безделье не вело ко сну, спать совершенно не хотелось. Еще немного повалявшись, я решил уйти.