Текст книги "Ловушка для Инквизитора (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
– И поэтому вы пришли ко мне в комнату? – уточнил инквизитор, невинно глянув своими странными глазам на Софи. – Китти не нравится конкретно эта женщина, если вас беспокоит это. К вам она относится благосклонно.
– Но это не значит!.. – выкрикнула Софи, терзая передник. – Это ничего не значит, словом! Может быть, я чем-то напоминаю ей мать…
Софи не успела договорить, как Тристан оказался рядом – пугающе, переместившись быстро и незаметно, как призрак. От испуга она отпрянула от него, но отступать было некуда, за ее спиной был подоконник.
– Ни единой чертой, – произнес Тристан, пристально всматриваясь в ее лицо, ласково проводя ладонью по волосам и пропуская меж пальцев тонкую пружинку ее локонов. – Вы не похожи на нее совсем. У нее были рыжие кудри и исцелованная солнцем кожа. И она любила смеяться, в отличие от вас, строгая кукольная принцесса Софи…
Он сглотнул и опустил взгляд, словно стесняясь слов признаний, рвущихся из его души. Ладонь его легла на плечо Софи, и девушке казалось, что она отлита из раскаленного метала.
– Я все еще ощущаю ее незримое присутствие… иногда, – произнес он откровенно и с тонкой ноткой невыносимой, острой боли. – Иногда я вижу ее среди людей… ее кудри. Особенно осенью. Как сейчас. Слышу порой ее смех. Слышу ее голос по ночам.
Если б она попала в ад, я пошел бы за нею. Я там бывал, там не страшно. По крайней мере, моя жизнь здорово на него похожа, так что я привык. Когда она умерла, позови она меня из преисподней – я пошел бы за нею туда! Но, безвинная душа, она ушла в небо. А меня туда вряд ли пригласят так вот запросто, – он усмехнулся.
– К чему эти откровенности, – прошептала Софи.
Он сумел уколоть ее душу болью своей потери. Простыми тихими и сухими словами. Сильный и почти всемогущий человек мечтал о смерти, чтобы быть рядом с любимой, но и этого утешения он был лишен. И сейчас Софи не хотелось укорять его, обвинять в чем-то или читать нравоучения. Больше всего на свете ей хотелось бы утешить Тристана, облегчить боль, что свежим клеймом жжет его душу. Хотя она была уверена, что он не примет ни жалости, ни слов поддержки.
– К тому, Софи, – произнес он, склоняясь над ее плечом и шепча ей прямо в ухо, – что ее место никто не займет. Никто. И Китти знает это. Прекрасно это понимает. Между мной и ее матерью было нечто большее, чем брак. Наверное, это называется любовью. Наверное, это она и есть. Я не часто любил, я же говорил. И Китти, вероятно, не хочет, чтобы я испытывал хотя бы тень этого живого и прекрасного чувства к таким девушкам, как мисс Жюли. Пустым, холодным и лживым насквозь.
От Тристана пахло вином, его терпкой сладостью, и Софи напряглась до дрожи, чтобы не позволить себе запустить пальцы в его волосы, чтобы не привлечь к себе Тристана и не слизнуть с его губ пьянящую сладость.
– Глаза, – вдруг произнес Тристан. – Глаза у вас похожи. Одного и того же оттенка. Когда я смотрю в них, я себя обманываю… иногда. Говорю с вами – а хочу услышать ее голос и увидеть ее взгляд. Поэтому просто… закройте их, если не хотите, чтобы я думал о ней.
Она закрыла глаза, слушая лишь его дыхание. Спокойный стук его сердца. Шорох одежды. Под своими пальцами она все же ощутила его волосы и поняла, что не смогла побороть искушения. Ее щеки коснулась его щека, горячая. Мягкие губы накрыли ее губы, и Софи почти вскрикнула от невероятного наслаждения и душевного облегчения, ощутив осторожный и очень мягкий, почти робкий поцелуй.
Очень сладкий, очень волнующий, обретающий страсть с каждым мигом.
«Да черт с ним! – отчаянно думала Софи, яростно стаскивая с плеч Тристана одежду, сражаясь с застежками и завязками на его сорочке. – В последний раз! Клянусь чем угодно, это – в последний раз! И все. Все слова сказаны, все отношения выяснены…»
Он рывком усадил ее на подоконник, терзая ее корсаж, добираясь до тела. Рывком разодрал его, вместе с блузой, вытряхнул плечи и грудь Софи из одежды и припал жадными голодными губами к ее коже, оставляя поцелуи, крепкие и чувствительные, почти как укусы.
Его руки забрались под юбку Софи, ладони крепко сжали ее бедра и Тристан рывком придвинул женщину к себе, заставив ее раздвинуть колени. От смеси его страсти и непонятной жестокости Софи вскрикнула, но он снова зажал ее рот поцелуем, вдыхая свою бешеную страсть в самую душу Софи.
Принимая его жесткие, жадные ласки, Софи и сама завелась. Ее ногти прочертили алые полосы на белой коже его спины, поцелуи стали все яростнее, словно она мстила, а не ласкала. Она крепко обхватила Тристана коленями, прильнула к нему всем телом, сама поражаясь своей бесстыдной дерзости. Исследуя ладонями каждый изгиб его тела, твердость его мышц и силу плеч, Софи то и дело царапалась, изнемогая от нетерпения, будто пытаясь стащить с него кожу и выцарапать из него больше страсти.
Тристан подхватил ее легкое тело, прильнувшее к нему, и уже через миг Софи ощутила спиной прохладные простыни. Тристан нетерпеливо растерзал ее одежду, извлек ее, как конфетку из обертки, и яростно куснул острый сосок, оставляя на нем следы своих зубов.
Софи вскрикнула от боли, но сегодня Тристан не собирался с ней церемониться.
«Кажется, ему нужно было снять напряжение намного больше, чем я могла подумать!» – промелькнуло в голове Софи, когда он бесцеремонно подхватил ее под бедра и прижался лицом меж ее ног, целуя и прихватывая губами чувствительные лепестки, скрывающие ее лоно.
Он целовал и прикусывал мягкие бедра, разведенные перед его лицом, удерживая Софи на весу, и она вскрикивала то и дело, когда его горячий язык протискивался в ее мокрое, возбужденное лоно. Ласкал горошинку клитора, долго, до тонкой дрожи бедер под своими ладонями, до хриплых стонов, рвущихся из напряженного горла мечущейся девушки.
Его пальцы то и дело погружались в ее тугое, узкое лоно, отчего Софи почти кричала низким, хриплым голосом, извиваясь в его руках. Вместе с наслаждением он причинял ей боль, наверное, точно такую же, какую она причиняла ему, сама того не ведая. Ведь жаждал он другую, но не мог ее получить, не мог ощутить ее в своих руках.
И это было очень больно и горько. Как яд, растворенный в питье.
В голове Софи промелькнули какие-то смутные видения, она услышала смех рыжей и увидела ее ровную, гладкую обнаженную спину. Рыжая любила оседлать своего инквизитора и ласкать его сама – с обожанием и наслаждением.
Она целовала его грудь, заглядывая ему в глаза. Губами чуть касалась подрагивающего от быстрых ударов пульса живота, языком вела от пупка вниз, вниз, к напряженному, налитому кровью члену.
«О, небо пресвятое, я же не умею! – в панике подумала Софи, обнаружив, что повторяет то же самое, что шепчут ей видения, может, подсмотренные ею воспоминания Тристана. – Как это так вышло?!»
Инквизитор лежал на спине, блаженно закрыв глаза, чуть касаясь ее плеча самыми кончиками пальцев, словно желая подтолкнуть ее к желанной ласке и не смея. Софи неуверенно коснулась ладонью члена, чуть поглаживая его. Затем ее губы робко коснулись глянцевой головки, и Тристан под ее руками вздрогнул, подался вперед со стоном, проникая меж ее губ, осторожно и медленно. Он словно выпрашивал эту ласку, всецело отдаваясь в руки Софи, покоряясь ее власти над собой. И она ощутила свою власть над ним, услышала его умоляющий стон. Движения ее стали уверенней, ее язык обласкал всю головку и стал поглаживать натянутую уздечку. Софи ласкала и целовала Тристана, поглаживала его вздрагивающий живот, упиваясь его слабостью и покорностью.
«А это не так уж плохо, – подумала она, – сжимая губы на его члене и двигаясь вверх-вниз, чувствуя каждый вздох Тристана и нарочно делая так, чтобы стоны вырывались меж его крепко сжатых губ, и инквизитор выгибался, подавался вперед, блаженствуя, отчаянно ловя наслаждение. – Наверное, все дело в том, с кем… и как…»
– Нет, нет, – шепнул он, дрожа, когда Софи приняла его член глубоко и сжала горло, чтоб ему толкаться было узко и чувствительно. – О, небо, что ж ты делаешь?! Так слишком быстро… нет!
Хоть и нехотя, он отстранил от своего живота женщину, подтянул ее к себе и снова впился жадным поцелуем в ее губы, которые пахли его собственным запахом.
– Ведьма, – шепнул он, отводя волосы от ее лица. – Решила вытрясти из меня душу?
Софи не ответила; кожа ее пылала, меж ног было мокро от желания, и она неистовом порыве ухватила руку Тристана и прижала ее в своему пылающему естеству, чтобы стало легче, чтобы не закричать и не заплакать от желания, пожирающего ее.
Тристан взял ее сзади, снова сзади, бросив в постель на колени.
Одним движением скользнув ее тугое, мокрое лоно, наполнив женщину удовольствием. Ухватив ее за бедра, он жестко толкнулся, тела соприкоснулись с влажным шлепком, и Софи запустила острые коготки в скомканные простыни, терзая их, опьяненная блаженством.
Его тело двигалось сильно, с плавностью дикого животного, наполняя женщину чувственным удовольствием. Каждое проникновение пронзало Софи словно вспышка молнии. Она страдала и упивалась удовольствием, не скрывая своего блаженства. Она приникала к Тристану сама, и он брал ее сильно, жестко и сильно, погружаясь в ее тело глубоко, до легкой возбуждающей боли.
– Можно, я немного пошалю?
Его голос в тишине, разбавленной хриплыми стонам, был немного пугающим, Софи вскрикнула, когда он заставил ее подняться, приняв его член полностью. Стоя на коленях, прижатая спиной к влажной от пота груди Тристана, Софи ощущала, как он осторожно движется в ней, растягивая ее тело, чувствительно потираясь где-то в глубине, так, что у нее перехватывало дыхание, и она беспомощно пыталась сжать ноги.
Но Тристан не позволял ей этого сделать, продолжая толкаться в ее тело, сначала осторожно, потом все сильнее. Одна рука мужчины сжимала Софи, а вторая легла на ее лобок, пальцы развели нежные ткани, добираясь до чувствительной точки.
Наслаждение обожгло Софи, как огонь – грешницу, она вскрикнула, сходя с ума то переполняющих ее чувств, но вырваться из хватки Тристана не смогла.
Его страсть была опаляющей, как пламя костра. Софи, извиваясь, ощущала себя жертвой, которую мучают и казнят, и в этом жестоком наслаждении тоже был особый эротизм. Содрогаясь в первых судорогах оргазма, Софи рычала, как пойманная в капкан волчица, и чувствовала, как Тристан продолжает ее терзать, безо всякой жалости вдалбиваясь в ее тело сзади и лаская ее рукой спереди, остро, очень чувствительно, так, что второй оргазм накрыл ее почти сразу после первого.
– Все, все, – кричала Софи, стискивая ноги, но ей это не помогло, и пытка продолжалась.
Третье наслаждение лишило ее голоса, она могла только вздрагивать, чувствуя, как по раскаленной коже ее карабкается холодок, а тело все корчится от судорог.
– Ради всего святого…
Тристан отнял руку от ее истерзанного лона, но своего жестокой пытки не прекратил. Он подхватил Софи под колени, поднял ее, и тотчас же опустил, насаживая ее беззащитное, обессилевшее тело на свой член. Яростно и глубоко. Полностью подчинив женщину себе, растерзав ее своей страстью.
– Погладь себя сама, – горячо шепнул он ей на ухо. – Я это люблю.
– Но, – пискнула Софи, сгорая от стыда, ион чувствительно прикусил ее ухо.
– Погладь.
Это было развратно, это было бесстыдно и откровенно. Разум Софи тонул в стыде и каком-то запретном, чуть извращенном, но невероятном наслаждении. Она понимала, что Тристан видит, что она делает, понимала, что он чувствует, как трясется ее тело, как извивается ее спина, и чувствовала, как это распаляет его и возбуждает еще больше.
Бедра ее покраснели от шлепков соприкасающися тел, дыхания не хватало. Голос застревал в ее горле, она в изнеможении откидывалась на плечо Тристану, и тогда он целовал ее, даря новые силы и благодаря за разделенное с ним развратное наслаждение.
Тристан отпустил ее ноги, снова прижал девушку к себе. Его ладонь ухватила ее руку, и он направил ее пальцы туда, где было чувствительнее всего. Туда, где она не отваживалась касаться сама, понимая, что не вынесет этих ощущений.
– Здесь, – велел он жестоко, продолжая яростно трахать ее и безжалостно водя ее пальцами. – Вот тут самое сильное наслаждение…
Подчинившись ему, Софи закричала, потому что ей показалось, что по ее нервам провели остро отточенным лезвием.
– За что вы караете меня, – прокричала она, с ужасом глядя на свой дрожащий живот. – Зачем мучаете?!
Ей казалось, что огненное наслаждение облизывает ее между ног, она металась, но инквизитор е отпускал ее руки. Он молчал; но, казалось, ее экстатические вопли наполняли его душу нечеловеческим удовольствием.
Пред глазами у нее плыли круги, бедра ее бесстыдно и развратно двигались, и четвертое наслаждение она встретила слишком быстро, выдохнув его горячим ртом, насаживаясь на член инквизитора сама, быстро и безо всякого принуждения.
Глава 7
– У тебя самый красивый нос в мире…
Тристан промолчал, поглаживая спину Софи, влажную и вздрагивающую.
– А кто-то говорил, что чужие мысли слушать нехорошо, – шутливо и грозно сказал он.
Софи не ответила; она лежала в объятьях Тристана расслабленная, и под ее закрытыми веками метались видения далекого прошлого.
– Простите, – шепнула она. – Это не я. Это магия притащила эти слова… почему-то.
Тристан снова не ответил. Его пальцы скользили по коже Софи, повторяя все ее округлости, ласково рисуя какие-то одному ему известные узоры, даря последнюю, не обязательную, но такую чувственную ласку.
Он не сказал Софи, что это были первые слова его Изольды после их первой ночи любви. Софи это знать было необязательно.
– Тристан, – промолвила Софи, когда его ладонь накрыла ее грудь, и сердечко под этой теплой ладонью вздрогнуло и забилось сильнее. – Тристан, я ведь хотела… я действительно не собиралась… я была честна, я не хотела продолжать отношений и вот этого всего… Нет, только не подумайте дурного, мне было хорошо с вами, очень хорошо, но…
Слушая ее путанные горячечные объяснения, Тристан усмехнулся, склонился над ней и поцеловал ее губы, словно запечатывая все ее сомнения и метания. Осторожно, неспешно и нежно, гася пожар в ее мыслях.
– Так если хорошо, – прошептал он, чуть касаясь ее губ своими, прихватывая их с нежной жаждой, – то зачем все рушить? И зачем отказываться от отношений?
Софи открыла испуганные глаза, полные горечи.
– Вы сами сказали, – произнесла она безжалостно и четко, – что ее место не займет никто.
– Но есть много других мест, – резонно заметил он. – У каждого человека в жизни свое, персональное место. И это неплохо. Может, вам не гнать коней, Софи? Может, стоит присмотреться, привыкнуть… хотя бы к ощущению того, что сами рядом кто-то есть? Мне не так легко это принять. Не всякую женщину я пускал к себе близко.
– Но ваше холодное молчание так мучительно! – пылко сказала Софи.
– Разве же я холоден? – с улыбкой произнес Тристан, снова поцеловав ее губы и заставив гневные слова умолкнуть. – Вовсе нет.
– Мужчины, – мучительно краснея, сказала Софи, – прежде, чем лечь с девушкой в постель, обычно сначала на ней женятся. А еще ухаживают, прежде, чем жениться.
Тристан пожал плечами.
– Я всегда и все делал по-своему, – ответил он. – Но все же один пункт из вашего списка я учел.
– Какой же? – удивилась Софи.
– Скажем так, я сделал попытку поухаживать за вами, – ответил он. – Сегодня с утра я дал пару телеграмм в столицу…
– И что же?
– …и с экспрессом получил то, что заказал для вас.
Софи от изумления смолкла.
– Вы, – не веря самой себе, – заказали для меня подарок?!
– Именно, – кивнул Тристан. – Ну, посмотрите?
Только сейчас, оглянувшись, Софи увидела, что на диване, полускрытый полумраком, лежит огромный сверток, завернутый в коричневую плотную бумагу. Шпагат, перетягивающий посылки, был опечатан сургучными красными печатями, на которых угадывались королевские гербы, и Софи не сразу даже решилась сорвать их.
Босая, с накинутым на плечи покрывалом, она то склонялась над посылкой, то отстранялась от нее, отдергивая в нерешительности руку.
– Смелее, – подбодрил ее Тристан, посмеиваясь, вольготно развалившись на постели и закинув руки за голову.
Он с интересом наблюдал, как Софи срывает грубую упаковочную бумагу, и как разворачивается чуть примятый шелковый бант на глянцевой коробке.
– Тристан, – пискнула Софи, совершенно очарованная, разглаживая ладонями роскошную коробку, перевязанную лентами и пахнущую самыми дорогими духами, в каких столичные модницы получают наряды на бал, – это невероятно! Я никогда такого не получала, никогда в жизни!
– Раскройте, – сказал Тристан. – Не знаю, понравится ли?
Софи потянула ленту, шелковый бант легко развязался, скользнув по шелковому боку коробки, упал на пол.
Внутри, под тонкой белоснежной бумагой, пахнущей духами, лежал наряд, богатое платье из фиолетового шелка, пошитое так изысканно, что Софи всплеснула руками, не зная, как подступиться, и как правильно носить его. В сравнению с эти великолепием, лежащим в коробке, наряды Жюли казались скромными платьицами деревенской простушки.
– Воспользуйтесь волшебной палочкой, – подсказал Тристан.
В маленькой шкатулке в этой же коробке лежали шелковые чулки с подвязками, нежная белая сорочка из тончайшей, невесомой ткани, и перчатки. Отдельно – коробка с хрустальным флаконом розовых духов, пудреницей и с маленьким веером, расшитый бисером и мелкими камешками, и нитка черного редкого жемчуга.
В отдельной круглой коробке Софи нашла кокетливую шляпку с черной вуалью и страусовыми перьями, не уступающую шляпкам Китти, и в плоском ящичке из мореного дуба, на алом бархате – пару прелестных крошечных туфелек. Такие туфельки Софи держала в руках первый раз.
– О, магия пресвятая, куда же мне это носить?! – воскликнула Софи, поглаживая тонкую, искусно выделанную кожу, аккуратные каблучки. – Какой изумительный запах! Пахнет новой вещью!
Тристан пожал плечами, посмеиваясь.
– Носите всегда и везде, – ответил он. – Почему бы нет? Ну как, нравится вам?
– Конечно, нравится! – воскликнула Софи в совершенном восторге, натягивая чулки. Конечно, она могла бы одеться в один взмах палочки, но это было бы не так интересно. Разве что-то может сравниться с удовольствием как следует рассмотреть новую вещицу, расправить ее и надеть собственноручно, ощущая, как шелк скользит по коже. – В пору, в самый раз! Но как вы узнали?..
– Размеры? – небрежно спросил Тристан, наблюдая, как Софи вертится перед старым зеркалом, рассматривая шикарную сорочку, украшенную вышивкой и самыми тонкими кружевами, какие только сыскались в столице. – Китти же Швея, разве вы не заметили? И она совершенствует свое мастерство под присмотром очень опытных могущественных Швей. Таким не составит труда пошить вам парадное платье, только лишь взглянув на ваше фото… или какую-то вашу вещицу. Они поймут все, до мельчайшей детали, они увидят и будут знать ваше тело так же ясно, как если б вы пришли к ним на примерку не менее дюжины раз. Они шьют королеве, когда у нее нет времени посетить обычную портниху, а платье нужно сию минуту.
– Черная магия! – произнесла Софи с каким-то детским восторгом, и Тристан снова кивнул.
– Да. Конечно, они не так часто к ней прибегают, но по моей просьбе сделали это.
– Вы подбиваете Швей на черное колдовство, инквизитор!
– От этого колдовства никому не будет вреда, а вы улыбнетесь.
Софи, которая тем временем разобралась с нарядом и теперь, счастливая, крутилась перед зеркалом в элегантнейшем платье, вдруг резко обернулась. До нее дошло, каким именно образом Тристан раздобыл для нее наряд.
– Вы послали в столицу мою фотографию?! – воскликнула она.
– Нет, конечно, – ответил Тристан. – У меня попросту ее нет.
– Так что же тогда?
– Ваш фартучек, – ответил он, и Софи густо покраснела. Фартук наверняка был старый, застиранный и в пятнах. – И мне рассказали о вас много интересного, Софи Ламбер.
– Ламбер – ваша девичья фамилия, – продолжил Тристан. Его хорошее настроение вдруг куда-то улетучилось, он с досадой поморщился, поднялся, отыскивая одежду.
Его движения были неторопливы, но отчего-то сердце Софи екнуло и ухнуло вниз, словно она рухнула вниз со скалы.
– И что же, – произнесла она, словно поторопила неприятные слова, что приберег для нее инквизитор.
Тристан, одеваясь, лишь пожал плечами.
– Они увидели ваше имя, и даже подтвердили ваши слова – частично, – о том, что вашему отцу был пожалован моим отцом титул графа, и некоторое время он жил в столице, в большом богатом доме. Но…
– Но?..
Тристан неспешно застегивал пуговицы на сорочке, размышляя, как бы подсластить пилюлю.
– Но Швеи не нашли ни единого упоминания о вас, Софи, – сказал он, наконец. – Они узнали ваше имя, они назвали имя вашего отца, но вы из его жизни выпали. Словно вас никогда и не было.
– Но как такое возможно?! – воскликнула Софи. – Вот она я! Я живая, и я существую, и… я помню отца! Он всегда был добр ко мне, он меня любил, утешал, лечил, если я была больна!!
– Так бывает, – перебил Тристан ее гневную речь, – когда родители отрекаются от детей. Рвут с ними магические семейные связи, спиливают эту ветвь со своего генеалогического древа. Вычеркивают их из своей семьи за какой-то неблаговидный поступок. Например, за преступление. За кражу; за обман. За подлог. Вот вы сейчас говорили, что отец вас маленькую любил, учил магии. А потом вдруг оказывается, что вы были вычеркнуты из его жизни. Не хотите рассказать, за что? Думаю, обретя потерянный лепесток души, вы это вспомнили… Нет?
Эта новость ошеломила Софи. Она хватала воздух, словно рыба, выброшенная на берег, и мысли ее метались в поисках ответа. Тристан поднялся с постели, подошел к ней и заглянул в глаза, но все, что он там увидел – растерянность и страх.
– Но я не знаю, – пробормотала Софи. – Не помню! В самом деле! Я не знаю, отчего так вышло!
Тристан помолчал.
– Вероятно, – произнес он, – вы удалили себе часть души, чтоб забыть это? Начать новую жизнь? Не все могут пережить тяжелые воспоминания прошлого, не все могут принять себя, совершившего тяжелый проступок… Будьте откровенны. Если что и было, то было это давно, в вашей юности. Все сроки наказания вышли, да и человек, лишенный части души, достаточно наказан… А если вы действительно сами лишили себя гнетущих воспоминаний, говорит лишь о вашей готовности начать другую жизнь, с чистого листа. Меня можете не стыдиться; вы, как никто, знаете, что я вел не всегда праведную жизнь. И людей, которых я сейчас защищаю, некогда я карал, наказывал… и даже убивал.
Софи от злости топнула ногой.
– Не надо говорить со мной как с больной, слабенькой девочкой! – рыкнула она. – Не надо меня утешать таким лживым участливым голосом! И прекратите меня оскорблять вашими нелепыми подозрениями! Мне не в чем признаваться! И ваше доверие мне не нужно! Я и не подумала бы убирать часть себя, своей души, своей личности, даже если бы я кого-то убила! Вы, Тристан, – она ткнула в его строну пальцем, – сделали бы нечто подобное?! Хотели бы забыть что-нибудь – а я знаю, у вас есть не самые приятные воспоминания! Хотя бы время, когда вы были всеми проклятым демоном? Или страх, отчаяние и боль, когда люди, которых вы когда-то защищали и любили, закапывали вас живьем в могилу, избив и изранив?
Тристан медленно качнул головой.
– Ни единого мига, – ответил он. – Я не хотел бы терять ни единого мига своего существования. Даже самых горьких воспоминаний. Если б я себе это позволил, меня бы сейчас не было в вашем городе. Я бы отрезал печаль, боль утраты… и связанные с этим прекрасные воспоминания. Тридцать лет жизни и Китти. Но, вероятно, вам нечего было терять?
– Не ты один был счастлив! Я что, такое ничтожество, что в моей жизни не могло быть ни единого прекрасного дня, который я бы боялась потерять? Так почему вы думаете, что я настолько малодушна, – выкрикнула Софи, – что предпочла бы позорно вычеркнуть из жизни саму себя?! Если тяжесть грехов, ошибок и проступков можете вынести вы, то почему вы так самонадеянно и тщеславно думаете, чтоб больше никто не может?
– Вы сами сказали, – напомнил Тристан неумолимо, что последний лепесток памяти вы удалили себе сами. Убегая от неизвестного по лесу, вы предпочли стереть себе память, чтобы он – если догонит, – не смог выпытать у вас ответы на вопросы.
– Я сделала это не потому, что стыдилась чего-то! – яростно выкрикнула Софи. – А затем, чтобы он не смог найти мастерскую отца!
– А может, – быстро произнес Тристан, – к тому моменту лаборатория уже ему принадлежала, а вы отняли ее у законного владельца, из мести отцу, который вычеркнул из списка наследников вас?
– Этого не может быть!
– Вы не помните всего. Откуда вам знать?
– Отлично, господин инквизитор! – со смехом выкрикнула Софи. – Если я так порочна, если я преступница, вытравившая свои преступления из воспоминаний, то отчего же вы спите со мной?! Вы ведь уже знали все это, ложась сегодня со мной в постель! Зачем?! Связь инквизитора с преступницей – не самое удачное решение! Что скажет король?! И вы сами с вашей стастью – вдруг я беглая каторжница?! А вы сегодня ласкали и целовали меня вместо того, чтобы поймать, связать и надеть кандалы! Стареете, господин инквизитор? Делаетесь сентиментальным, мягким, верите в людей? Только не смейте раскрывать свой рот и говорить что-то о том, что вы мне все милостиво прощаете за давностью лет! Вам нечего мне прощать!
– Предположим, – сердито сопя, ответил Тристан, – сплю с вами я потому, что так хочу. И король мне не указ в этом вопросе. Я буду свами спать, даже если он будет против. Мне нравится с вами спать. Вы нравитесь мне, Софи. Мне нравится, как вы бьетесь в моих руках, когда кончаете. Мне нравится ваша слабость, готовность отдаваться. Нравятся ваши откровенные стоны, нравится ваше тело. Надеюсь, я достаточно полно ответил на ваш вопрос? А прощать всем их грехи – часть моей работы. Так что, признание будет? Воровство, обман – нет, это не ваше. Слишком мелко для такой неистовой и упрямой души, как ваша. Убийство? Вы убили кого-то, Софи? Любовника? И поэтому не помните – должно быть, слишком горько осознавать, что своими руками уничтожила свою любовь? Я сейчас спрашиваю не как ваш любовник, а как инквизитор. Корить вас за связь с другим человеком я, конечно, не стану.
– Да черт вас дери! – разъярилась Софи. – Какие любовники?! Я вышла за Ричарда невинной! И прекратите! Прекратите смешивать! Вы давно уже не демон, вам незачем наказывать меня, терзая мою душу и сердце своими едкими и издевательскими словами! И когда вы спите со мной, вы не инквизитор, вы просто человек! Вы давно уже просто человек! Демоны и ангелы не принадлежат никому и не женятся! Не носят обручальных колец, не воспитывают дочерей! Вы просто мужчина! И я хочу услышать от вас хоть немного простых, искренних человеческих слов! Но вы все прикрываете своими язвительными колкостями! Боитесь показать уязвимое место? Боитесь продемонстрировать мне свою душу? Неужели мне не достучаться до вас, живого и настоящего!? Ваши шуточки и великодушные наставления мне до смерти надоели! Я хочу перед собой видеть мужчину, а не святошу с его благословениями!
Тристан уничтожающе посмотрел на Софи, губы его упрямо сжались.
– Я всегда инквизитор, – жестко ответил он, застегивая последнюю пуговицу под воротом темного одеяния. Словно отгораживаясь от Софи, словно замыкаясь в спасительную раковину, из которой его не выцарапать и не отыскать слабого, чувствительного места. – Даже когда трахаю вас. Поэтому, если вы вздумаете совершить еще одно преступление и всадить мне в бок нож, вспомните, что я к этому готов… и победа будет на моей стороне.
– Убьете меня!? – гневно выдохнула Софи ему в лицо, в спокойное и бесстрастное, похожее на мраморную неподвижную маску. – Вам достанет духа отнять у меня оружие и прирезать меня, да, святоша?!
– Да, – спокойно ответил Тристан, всматриваясь в ее горящие гневом глаза. – Да, бешеная ведьма, инквизитор без раздумий возьмет твою жизнь, если ты вздумаешь покуситься на его. Вам лучше помнить об этом, Софи, как и о том, что просто так меня не убьешь.
– У вас нет сердца! – прошептала она яростно. – И вы не скажете ни единого теплого, участливого слова в утешение мне? Не извинитесь? Не коснетесь? Чтобы успокоить, поддержать и приласкать? Хоть что-то, чтобы я знала, что не безразлична вам, и что даже если вы заберете мою жизнь, вы в глубине души об этом пожалеете? О том, что не сложилось и том, что мы больше никогда не увидимся? Хоть немного горечи?
– Если я скажу это, – уголки губ Тристана дрогнули в легкой улыбке, – вы точно ткнете меня ножом в бок.
– А вы, оказывается, крепко держитесь за свою жизнь, Тристан! Значит, все эти слова, – зло и весело произнесла Софи, – о том, что пошли бы в ад, это всего лишь красивые, но пустые разговоры?
Она нарочно цепляла его больные уголки души, в отчаянной попытке достучаться, увидеть в нем живое чувство, вывести из равновесия. Зачем? Софи сама с трудом могла понять причину такой своей жестокости. Вероятно, если разозлить его, он вспыхнет, наговорит резких гадостей и будет откровенней?..
Но Тристан выдержал и это, с бесстрастным выражением на лице.
– Нет, нет, – ответил он спокойно. – Вовсе нет. Я не цепляюсь за жизнь. Я знаю – у каждого свой срок. Тот, который ему отмерила магия. И раньше этого срока не уйдет никто. А вот и великолепный случай, чтобы это доказать!
Софи вдруг поняла, что он давно уже смотрит не на нее, а на что-то, что происходит за окном. И оделся он так скоро не потому, что стеснялся перед нею свой наготы – нет. Просто там, за окном, происходило что-то совсем уж дурное.
Обернувшись, Софи с ужасом увидела, как улицу наполняет мрак. То страшное, что раньше жило в туманных осенних ночах, сейчас выползло из темноты, и заслонило собой свет солнца.
В кипящей мгле угадывались голоса страдающих заблудших душ и хохот зла, глаза тысячи демонов выглядывали из мрака. И это было такое огромное и страшное зло, что Софи не почуяла даже, как подкосились ее ноги, и как она упала на пол, отползая от окна, за которым мрак поднимался все выше, заслоняя собой солнце.
Тристан меж тем вынул свой черный меч и глянул на наступающую тьму. В магических ненастоящих сумерках его алые глаза вспыхнули зловещим светом, не предвещающим ничего доброго.
– Не ходите, Тристан! – выкрикнула она, раскаиваясь, что так бездумно его дразнила, вынуждая теперь отправиться геройствовать. – Вы один, а их там так много! Магия пресвятая, это опасно! Не ходите! Беру все свои слова обратно!
– Тогда мы погибнем все, – заметил он резонно, усмехаясь. – Вы ведь цепляетесь за свою жизнь, Софи, не так ли?
