Текст книги "Ловушка для Инквизитора (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава 6

Ночь Софи провела в  спальне бывшего мужа.

Ей было непривычно лежать на огромной, высокой, пышной, как стог сена, кровати, она прислушивалась к каждому шороху и шуму, настороженная. Но это лишь потрескивали прогорающие угольки, да где-то пел свою уютную песню сверчок. И она впервые да долгое время уснула глубоко и спокойно, не переживая за несделанные дела.

Когда проснулась, Густав, раздувающийся от важности, принес ей завтрак в постель, как прежде приносил Ричарду, и свежее платье, вычищенное, проветренное и отглаженное,  и туфли.  Оно было совсем ненарядным, нет. Но простое и скромное, оно показалось Софи прекраснее всего, что она надевала за свою жизнь.

– Я осмелился еще вчера, – осторожно сказал Густав, теребя в руках полотенце, – объявить, что нам бы сюда неплохо двух служанок… и сегодня с утра двое таки и пришли. Расторопные девушки, Софи! Очень чистоплотные и вежливые! Их услуги даже мисс Китти понравились, а она-то точно знает толк в прислуге! Они ей даже кудряшки накрутили, и ленты погладили – загляденье!

– А господин инквизитор где? – поинтересовалась Софи.

– Вышел рано-рано с утра по делам, – ответил Густав. – Поднялся раньше меня, сказал, что ему нужно на почту, телеграфировать королю, что его воспитанница цела, невредима, и с ним. Ну, и еще что-то. Я не особо понял, но это как-то с вами связано.

Тристана Софи не видела со вчерашнего вечера. Он не попытался проводить ее до спальни и остаться с ней на ночь тоже не рискнул. И это было очень, очень жаль, сама себе призналась Софи. Она подспудно ждала от него взгляда, какого-то тайного знака, но их не последовало.

И сама она не посмела и вида подать, что тянется к Тристану всем своим существом.

А судя по тому, что проныра-Густав уже в курсе утреннего туалета Китти, в гостинице Тристана все еще не было. Это немного беспокоило Софи, которая в его присутствии чувствовала себя увереннее, защищённой, и печалило ее. Отчего-то со страхом и тоской она думала о том моменте, когда Тристан переловит всех негодяев и вернется обратно в столицу. И Софи больше никогда, никогда не увидит его…

«Влюбилась? – думала она, попивая утренний свежесваренный кофе. – Вот дура! Это так глупо, это так опрометчиво! Нельзя, нельзя в него влюбляться! Теперь тут его дочь, вечное напоминание о его жене… ему уж точно не до меня. И вешаться ему на шею – это недостойно! А то можно подумать, что веселая вдова, только что потерявшая мужа, тотчас кинется во все тяжкие, очаровывая мужчин и предлагая им себя… нет, нет! Не бывать этому! И тревожить Тристана своими чувствами я не буду. Да и его интерес ко мне… если тот вдруг проснется… надо бы окоротить. Это же Тристан Пилигрим. Он выбирает себе женщин тщательно и странно. Все прочие для него – лишь для наслаждения. А я не хочу, не хочу быть одной из безотказных его девиц! Я выше этого. То, что случилось между нами – это был всего лишь порыв. Но я не из тех, кто ждет лишь щелчка его пальцев, чтобы шлепнуться на спину и растопырить ноги!»

И Софи решила твердо придерживаться нейтралитета в отношениях с Тристаном.

Чуть позже, после того, как вернулся Тристан, несчастного Ричарда уложили в семейный склеп и плотно задвинули за ним каменную дверцу. Густав притащил ведро с раствором и хотел замазать щели, чтоб никто не смог открыть  могилу и потревожить покой мертвеца, но Тристан, присутствующий на этой печальной церемонии словно магический наблюдатель, чуть качнул головой, – нет, не надо! – и одним пассом руки накрепко запечатал склеп инквизиторской печатью.

– Никто его не тронет, – сказал тихо он.

Софи к мужу он не пустил. Даже не дал взглянуть на  мертвое тело. Может, оттого, что не хотел лишний раз тревожить ее совесть, а может потому, что не посчитал нужным.

Она лишь присутствовала на опечатывании могилы, и лицо ее было на удивление спокойным и даже умиротворенным.

– Я вынул из его тела все осколки, – сказал Тристан  Софи. – И, поверьте, это зрелище было не для дамских глаз. Густав одел его в новый костюм, словом, все формальности были соблюдены.

Китти тоже вертелась здесь же. Тристан ее не хотел пускать на церемонию, все-таки холодный каменный и мрачный склеп не место для юных барышень. Но хитрая девчонка где-то раздобыла поздние осенние цветы и изобразила на мордашке вселенскую скорбь.

– Как вы не понимаете, господин отец! – горько произнесла она. – Этот человек, каков бы он ни был при жизни,  был убить злом! Разве можно запретить оплакать его честным людям?!

И она коварно шмыгнула носом, всем своим видом показывая, что готова разреветься.

Против этого аргумента Тристану возразить было нечего. И потому Китти, небрежно пристроив свои цветы в каменную вазочку на полу, сейчас о чем-то оживленно шепталась с Густавом. До Тристана с Софи долетали только обрывки фраз, что-то типа «кишки наружу» и «кости раскрошило», и ничего конкретного.

Услышав это, Софи с облегчение выдохнула, ее напряженные плечи обмякли, и Тристан, угадав ее мысли, произнес:

– Никакой мистики, Софи. Он бы обычным человеком. Не демоном и не магической куклой. Это совершенно точно. И теперь он мертв. Он больше вас не обидит. А вам не придется с ним делить кров. Дом теперь ваш целиком и полностью.  И уж теперь постарайтесь сделать так, чтобы никакой проходимец не смог вас превратить в свою прислугу и завладеть вашими деньгами и вашей жизнью.

«Я знаю только одного проходимца, которому я позволила бы это сделать, – мрачно подумала Софи, вопреки всем своим гневным и гордым мыслям прижимаясь к Тристану и обнимая его с нежностью и радостью, как плющ обнимает могучий дуб, помогающий ему расти вверх. – Этот проходимец опаснее и сильнее всех прочих. И это вы, Тристан Зимородок!»

– Он еще и обижал вас?! Бедная, бедная мадам Софи! Вас словно злой маг пометил, отчего все защитники от вас отворачиваются и позволяют негодяям вас третировать! И этот ваш прекрасный дом! Какое право этот Ричард имел там командовать?! – вскричала Китти, одним ухом  прислушивающаяся к тому, что говорил отец. – Дом ваш по наследству! Красивее дома я не видела!

Софи невольно улыбнулась  этой похвале.

– А как же королевский дворец? – спросила она, подняв голову с груди Тристана.

Китти наморщила нос.

– Позолоченные перила и перила, натертые до блеска собственной задницей, очень отличаются и имеют разную ценность, – выдала она. – Во дворце скучно. Там можно ходить только парадным мелким шагом, и все комнаты там огромные, словно их для слона строили. Это неуютно. А у вас тепло и здорово. Даже свет кажется магическим. Вы настоящая волшебница, если одна сотворили такое замечательное место!

Тристан помолчал немного, не стал по обыкновению  одергивать дочь, а потом вдруг вынул из кармана зеркальце, маленькое, круглое, в серебряной оправе и с красными камешкам по ободку.

– Вот еще что… Это принадлежит вам? – мягко спросил он. – Я нашел его в одежде вашего мужа. В кармане брюк. Вещица явно дорогая и очень изящная.

Софи глянула на зеркальце и стыдливо отвела взгляд.

– Конечно, нет, – хрипло ответила она. – У меня никогда не было таких дорогих безделушек. Ричард не дарил мне… ну, вы понимаете. Наверное, это принадлежит ей. Жюли.

– Ричард этим зеркальцем пытался освободить Патрика, – заметил Тристан. – И приманил эту птицу, что вас ранила. Но она его убила, значит – не ему подчинялась. Не он главный в этой компании. Жюли?

Софи пожала плечами, глядя на зеркальце.

– Но идти выручать  Патрика с зеркалом своей любовницы, – с сомнением произнесла она, – это как-то совсем опрометчиво. Особенно если она главарь их банды. Впрочем, кто ж знал, что он попадет под удар этой зеркальной птицы и вскроется его связь с этой Жюли…

Китти внезапно оказалась рядом с отцом и Софи. Ее странный монокль, вставленный в глаз, странно и даже хищно поблескивал.

– Ого-го, – произнесла она, потянувшись к зеркальцу. – Что я вижу!

– Что? – спросил Тристан.

– Да лепесток! Частичку души мадам Софи! – затараторила Китти, и осторожно, чтобы не сдуть драгоценную находку, наколола ее своей волшебной иглой. – Надо же… как он тут оказался?!

Лепесток зацепился за закрепку, удерживающую красный камешек в оправе. Он был потрепан и запылен, как самый обычный лепесток ромашки, высушенной до прозрачности, но цел.  У Софи заныло в груди, когда Китти поднесла свою находку поближе к ее глазам.

– Выглядит так, – с видом знатока заявила Китти, разглядывая свою добычу, – словно это зеркальце лежало в шкатулке, полной этих обрезков, и один нечаянно зацепился… Хм, хм. Интересно! А чье, говорите, это зеркало?!

– Да если б знать, – произнесла Софи, не решаясь отчего-то закричать во все горло «Жюли! Жюли! Это она!».

– А давайте-ка я вам пришью его, – сказала Китти.

– Прямо здесь?! Сейчас?!

– А чего ждать? Он ровный и целый. Три стежка там, три здесь, и готово!

Китти все болтала и болтала, и Софи даже не заметила, как на руках девчонки оказались те странные перчатки, а игла, сверкая в скудных лучах света, взлетела несколько раз, тяня длинную волшебную нить.

– Вот тут он должен быть, – бормотала Китти, работая. – А вот и тоненькая ниточка, которую неровно вырезали… вправим ее на место… и этот уголок…

У Софи вдруг запульсировало в висках, снова вернулось страшное видение, ее отчаянный побег сквозь сонный, страшный ночной лес, и злодей в красной маске, который гнался за ней.

Только теперь Софи видела и помнила все до мелочей. Она нарочно несколько раз оборачивалась, чтобы запомнить как можно больше примет и деталей, которые ей потом помогут найти обратную дорогу.

– Тристан! – вскричала Софи отчаянно. – Да я же помню, где спрятала мастерскую отца!  От того негодяя! Я сбежала тогда, сбежала! Я знала тропинку через болото, и он меня не догнал! И этот лепесток, – Софи с ужасом схватилась за грудь, – я его сама себе вырезала, чтоб позабыть о местонахождении мастерской, чтобы и пыткам из меня не выбили это… А потом… я, кажется, и зеркальце это вспомнила. Это мое, мое!

– Вот как, – удивился Тристан и глянул в глаза Софи с таким удивлением, словно видел эту женщину впервые. – А вы, оказывается, смелая и отчаянная девушка… вырезать у себя кусок души – это не всякий решится, да и основания для такого поступка должны быть очень вескими. Зачем вы это сделали?

– Из мести, – хрипло ответила Софи. Ее глаза сверкнули  зеленым колдовским огнем, словно с воспоминаниями и частицей души  к ней вернулось что-то еще, что-то упрямое, горячее, неукротимое. – Я знала лишь то, что этот негодяй в красной маске – он не должен владеть секретом, что заперт в этой мастерской. Я помню состояние войны, помню, как очень хотела победить и наказать его, и помню теперь, что даже зная, что меня ожидает чудовищная боль, я выпила этот отвар, лишающий части души, ликуя и торжествуя.

– Вы безумны, – произнес Тристан, покачав головой. – Так рисковать собой – просто преступление. И к чему вы пришли? Вас  эта операция превратила в безвольную  служанку. Вы могли всю жизнь такой и остаться!

– Но я победила! – выкрикнула Софи. В голосе ее слышался неистовый голод и страсть. – Я победила! Кем бы ни был тот негодяй, и кем бы я не стала, я победила и не позволила ему натворить большего зла!

– Он творил зло? – спросил Тристан.

– Наверняка. Я лишь обрывочно помню, что там, в мастерской, было много золота и драгоценных камней. Вероятно, он хотел себе их присвоить, как и работы моего отца…

– Может, это и был Зеркальщик? Он вас преследует?

– Ах, я не помню! Не помню! Демон, Зеркальщик или само творение отца, кукла – я не помню!

– Простите, – прошелестело от входа. – Извините меня, если я вас потревожила и помешала в вашем важном разговоре…

Софи отерла мокрые щеки, обернулась к дверям. Вместе с ней обернулся и Тристан.

У стеночки, пробираясь осторожно и боязливо, словно боясь еще раз подвернуть ногу, кралась Жюли в своем нарядном платьице, в шляпке и с парой белых цветков в руках.

– Я не могла не прийти, – произнесла она нежным, дрожащим голоском. Ее наивно распахнутые глаза  по-прежнему были на мокром месте. – Проститься с Ричардом… но, кажется, я опоздала…

– Вы можете поставить ваши цветы в вазу, – милостиво разрешил Тристан, рассматривая незваную гостью. Кажется, он не переставал удивляться ее простодушному, почти детскому нахальству, с каким бывшая любовница Ричарда влезает в жизнь его законной жены. Но сегодня Жюли умудрилась удивить его по-настоящему.

– А это не Ричарду цветы, – тихо вздохнула она. – Это вам… Тристан.

У Тристана белесые брови покарабкались на лоб. Он смотрел на растрепанные цветки, покачивающиеся у его лица, и не мог вымолвить и слова.

– Но почему два?.. – только и смог сказать он.

– Фе-е, – протянула Китти брезгливо. – Цветы?! Это что-то новенькое!

Жюли вспыхнула, оглядела  всех беспомощным, жалким взглядом.

– Вам никогда не дарили цветов, господин инквизитор?.. – тихо произнесла она.

– Признаться, нет, – насмешливо фыркнул он.

Жюли тотчас отбросила свой подарок, и как-то брезгливо отерла руки о платье, словно ни в чем не повинные белые цветы могли испачкать ей руки.

– Кто же дарит цветы мужчинам? – насмешливо произнесла Китти. Она пожалела брошенные цветы, подняла их и пристроила в вазу рядом со своими. – Тем более таким, как мой папа?

– Папа?.. – всхлипнула Жюли удивленно.

– Ну да, – беспечно ответила Китти. – Господин отец не любит цветов. Он жесткий и суровый. Ему по вкусу не ароматы роз, а запах свежей крови и кишок!  Вот если б вы подарили ему метательный нож… или крепкую кожесдиралку… Ну, или плеть, на худой конец, такая, чтоб рассекала тело до костей! Или там открывалку для черепа. Вспарыватель живота.  Вырыватель позвоночника. Вот это другое дело. А то – цветы.

Китти словно нарочно придумывала какие-то несуразные, грозно звучащие вещи, которых и в природе-то не существовало. Красотка Жюли с ее жалкой, но совершенно понятной попыткой приударить за Тристаном как-то  сразу ей не понравилась. То ли своей глупостью, то ли своей странной навязчивостью, а может, кокетливостью, которая на похоронах была совершенно неуместна. Даже Софи, которую Тристан обнимал, не вызывала в ревнивой душе Китти такого отторжения.

Но так ли иначе, а свою попытку оттолкнуть странную поклонницу от отца коварная Китти предприняла.

Жюли побледнела и икнула, прикрыв рот ладошкой.

– Вырыватель позвоночника, – повторила Жюли, беспомощно хлопая глазками и подавляя позывы к рвоте.  – О… где же взять такую вещь? Что-то мне душно стало… какой жаркий этот ваш склеп…

Она замахала ладошкой, стараясь  охладить раскрасневшееся лицо, словно ненароком расстегнула розовую пуговку на кружевном корсаже. Края ее одежды разошлись, демонстрируя миру – и Тристан в первую очередь, –  ее нежную, часто и соблазнительно вздымающуюся грудь в тонких кружевах белья  чуточку больше приличного, и Жюли скромно и стыдливо опустила глазки, поймав взгляд инквизитора, задержавшийся на ее декольте.

– Прикройтесь! – сердито вскричала Китти, глядя, как Жюли выгибается, словно так и старается прижать свои груди к щекам Тристана. – Как не стыдно! Имейте совесть, тут мужчины и дети!!

«Черт, да эта девица вообще не имеет совести! – про себя ругнулась Соф, глядя, как Жюли, несмотря на возмущение Китти, расстегнула еще одну пуговку, манерно закатывая глазки и то и дело порываясь упасть в обморок. – Небеса пресвятые, еще чуть-чуть – и соски будет видно!»

– Ах, Тристан, – промурлыкала Жюли мелодично и нежно, касаясь своей сияющей розовой кожи самыми кончиками пальцев, так волнующе и нежно, что Густав, засмотревшись, как красиво неяркий свет очерчивает линию ее тонкой шеи, нервно и громко сглотнул. – Вы такой суровый… такой мужественный… такой далекий и загадочный… Это так непередаваемо романтично! Да еще и с вырывателем позвоночника! Наверное, ловко управляетесь?

Тристан покраснел, опустил лицо и спрятал руки за спину, вероятно – чтобы не наподдавать Китти чуть пониже спины.

– Знаете, – доверительно продолжала чаровница, обводя тонким пальчиком с аккуратным розовым ноготком плавную линию своих ключиц, – я хотела бы узнать вас поближе. Например, сходить с вами в театр. Вы ведь любите… утонченные развлечения?

Она призывно глянула Тристану в глаза и медленно обвела розовым язычком яркие пухлые губы.

Густав снова громко сглотнул, привлекая к себе всеобщее внимание.

– Театр? – произнес сбитый столку Тристан.

Софи ревниво фыркнула.

На что именно намекала бесстыжая  красотка, Софи не поняла, но сам посыл – развратный, похотливый, прочный, – уловила весьма четко. И Тристан велся; совершенно определенно велся на ее плотоядный зов, на глянцевое сверкание помады на ее губах, на обещание беззастенчивой и чувственной ласки. Он, как завороженный, наблюдал за движениями ее языка, и до Софи дошло, что именно красотка ему обещает. Здесь, при всех. Никого не стесняясь.

Однажды Ричард пытался принудить Софи сделать ему приятное, но Софи его укусила и удрала, отплевываясь от омерзения. А Жюли, значит, не плюется…

– Да какой театр, – рыкнула Софи раздражённо. – Так, небольшая труппа фигляров.

Жюли мелодично рассмеялась, как бы невзначай поправляя грудь обеими ладонями, поддерживая ее снизу, так, что из платья выглядывали приятные нежные округлые холмики.

– Вот видите… – притворно вздохнула Жюли. – Так сложно найти человека с тонким вкусом… ценителя… Фигляры! Они ставят прекрасные пьесы! А пойти на это мероприятие совершенно не с кем…  В нашем городе с настоящими мужчинами просто беда.

– Беда? – насмешливо переспросила Софи. – А с Ричардом – это что такое было? Или он был недостаточно настоящим мужчиной для вас? Какое именно место в его организме вам казалось… недостаточно настоящим, и вам хотелось бы… слегка оживить его? Или заменить на другое… посвежее, понастоящее?!

Софи не смогла сдержаться; вместе с пришитым лепестком души в нее словно злой дух вселился, вернулось позабытое упрямство и даже какая-то жесткость и злость. Раньше она постеснялась бы вступать в перепалку с соперницей и предпочла бы отступить, мучаясь и сгорая от стыда. Но не теперь.

«Я этого мерзавца в красной маске уделала, – мысленно расчленяя Жюли на составляющие части, подумала Софи. – Из болота выбралась,  оставила краснорожего с носом. Неужто теперь спасую перед этой профурсеткой, которая к тому же жила на мои деньги?! Милочка, тебе лучше спрятать свои титьки поглубже, иначе ты их рискуешь не найти – так же, как злодеи не могут найти мастерскую моего отца!»

Жюли глянула на Софи своими бархатными, невинными глазами кротко и даже ласково, но Софи успела увидеть на миг насмешливые морщинки в уголках ее глаз и издевательский, презрительный изгиб ее лаковых, темно-вишневых губ, прежде чем Жюли снова нацепила на себя маску глуповатой добродетели.

– О каком месте вы говорите, не понимаю, – прощебетала она сладенько. – Ричард, вне всякого сомнения, был настоящим мужчиной от кончиков волос до кончиков ногтей. Какое место не устраивало в его организме вас? Может, оно было не живо и холодно только с вами?

Жюли наивно хлопала глазами, но пренебрежение и чувство превосходства сквозило в каждом ее слове, в каждом  жесте. Софи буквально кожей почувствовала, поняла, что Жюли ее не боится, считает ее ничтожеством и практически пустым местом.

«Да она словно знает, что я… что у меня душа изрезана в клочья! – поразилась Софи. – Она же думает, что я ответить не то, что не смогу – не посмею!»

– То самое место, – злобно и весело ответила Софи, – на которое вы клюнули и заглотили его, как рыбешка наживку! Такой, знаете, ма-а-аленький червячок. Но некоторым особям и этого вполне достаточно. На деньги, что вы вынимали их моего кармана, рыбонька, можно ведь купить червячков подлинее и посвежее, не так ли?! По своему вкусу?

Софи вскинула руку, и волшебная палочка сама прыгнула в ее ладонь. Одним пассом Софи накрепко застегнула расстегнутое платье красотки – теперь снять его можно было, лишь вспоров корсаж, потому что вместо застежки, где ей полагалось быть, были бутафорские пуговицы, нашитые на крепкую, плотную ткань. Вторым пассом она молча и яростно украсила шейку Жюли лохматым шерстяным шарфом, наверняка колючим и жестким.

И Жюли испугалась.

Софи видела, как в ее огромных, изумительной красоты глазах вспыхнул испуг, даже ужас,  как она отшатнулась от Софи, в чьих руках волшебная палочка была такой умелой и быстрой.

– Что-то не так? – весело поинтересовалась Софи. – Почему вы так удивились?

– Не ожидала, – пролепетала  Жюли, тараща глаза, – что вы так ловко и умело умеете управляться с волшебной палочкой… Особенно после столько лет запретов от Патрика…

– Я вас еще не так удивлю! – зловеще пообещала Софи.

– Ого! – воскликнула Китти. Глаза ее сделались круглыми, как у котенка, увидевшего бантик на веревочке, летающий прямо перед его носом. – Мадам Софи! Эта дамочка с вашим мужем?!.. У некоторых под сиськами нет сердца, а в голове пусто как в старой шляпной картонке!

– Тебя это не касается, – одернул ее инквизитор. – Сейчас же закрой уши! Как выражаетесь, юная леди!

– Папа, но она же тебе на шею вешается! – негодуя, вскричала Китти. – Ты разве не видишь?! И это после того, как крутила романы с тем господином, который сейчас  мертвый-премертвый лежит в этом склепе! Ты не находишь, что с ней опасно связываться?!

– Дамы, давайте успокоимся! – вскричал Тристан. – Мисс Жюли, не могли бы вы ненадолго выйти?! Мне нужно сказать Софи несколько ободряющих слов, в конце концов, у нее горе. А после я весь ваш.

– Папа?! – вскричала Китти. – Фу! После каких-то полудохлых червячков! Ты правда будешь с ней… общаться?!

– Не касается! – выдохнул багровый от ярости Тристан и показал Китти угрожающий указательный палец, обозначающий нарушение первого правила.

Жюли оглядела всех с видом победительницы и отступила к дверям, кокетливо улыбаясь.

– Так я жду вас, господин инквизитор, – промурлыкала она, исчезая за дверями.

Стоило ей выйти, как Тристан так заковыристо выругался, что покраснел даже Густав.

– Софи! – произнес Тристан. – Вы просто невозможны! Никакой выдержки! Зачем вы показали ей, что владеете магией?!

– А что мне надо было делать? – вспылила Софи. – Смотреть, как она облизывается… на вашего червячка?! Гадость-то какая!

– Не слышу, не слышу! – встряла Китти, зажав уши ладонями.

Тристан схватился за голову.

– Это сумасшедший дом какой-то, – только и смог сказать он. – Густав!

– А!? – оборотень, очнувшийся от каких-то своих, очень сладких, мечтаний, метнулся к инквизитору.

– Мне будет нужна твоя помощь, – сказал тот. – Действительно нужна. Это не шутка и не проверка. Это настоящее дело. И мне понадобится вся твоя выдержка, вся твоя осторожность и наблюдательность.

Густав приосанился, раздулся от важности.

– Все, что угодно для вас, ваша милость! – сказал он как можно небрежнее, свысока поглядывая на Китти. – Все, что присуще инквизиторам, не чуждо и мне!

Китти закатила глаза, всем своим видом демонстрируя скепсис и забыв притвориться, что ничего не слышит.

– Итак, Густав, – произнес Тристан, немного успокоившись, – ты побудешь шпионом.

– О, я это могу!

– Ага! – вскричала Софи. – Вы тоже заметили, что с ней не все чисто, с этой Жюли, тоже?!

– Разумеется, заметил, – процедил сквозь зубы Тристан. – У меня на это глаз наметан.

– О! А я думала, что ваши глаза мечутся совсем в другом направлении! – язвительно заметила Софи, напрочь забывая о своих благих намерениях не ввязываться ни в какие отношения с Тристаном и, следовательно, не ревновать его.

– И там моим глазам пометаться было не грех,  – не менее язвительно заметил Тристан. – Такое богатое поле… для метаний. Раньше, в былые добрые времена, полагаю, эта дама так просто отсюда не ушла бы… не преклонив передо мной колени.

– Фу! – вскричала Софи, даже топнув ногой от досады, глядя в совершенно спокойные глаза Тристана. – Да как не стыдно!..

– Никак  не стыдно, – отрезал он. – А вариантов я знаю много. Вы сами начали, между прочим. И вот что я скажу вам, Софи – ваша нынешняя ипостась, с найденным куском души, очень упрямая и невоздержанная. Теперь вам надо учиться держать себя в руках. Сдерживайте свои порывы.

Софи недовольно хмыкнула, но смолчала.

– Густав, – снова обернулся Тристан к оборотню. – Последишь за этой дамой.

  – Нет проблем! – вскликнул Густав, рванув к дверям, но Тристан становил его, ухватив за рукав.

– Ты побудешь ее собачкой, – без долгих объяснений сказал он, глядя прямо в глаза несчастного Густава.

– Что?! Вы хотите превратить бедного мальчика в собаку?!  – снова вскричала Софи, и Тристан неодобрительно покосился на нее.

– Сдерживайте порывы, – ледяным голосом повторил он. – Ни в кого я его не собираюсь превращать. Густав у нас оборотень, притом весьма необычный. И в нашем случае эта необычность нам только на руку.

– Оборотень!? – вскричала Софи.

Густав побледнел.

– Ваша милость, – пролепетал он испуганно, – зачем же вы выдали меня?!

– Затем, мой юный кандидат в инквизиторы, – ответил Тристан, – что ты должен уметь использовать всю магию, отведенную тебе природой. Ну, давай, перекидывайся!

– А какой он оборотень? – не вынесла Китти, отнимая ладони от ушей.

 – Милый, маленький песик, – ответил Тристан. – Чихуахуа. Модницы столицы любят таких. Наряжают в красивые наряды. Носят всюду с собой.

– Прижимают к сисяндрам, – ревниво выпалила Китти. – Папа, это же недопустимо! Это так низко!  Ты невинного мальчика хочешь отправить в цепке лапы этой развратницы?! Она же затолкает его в свои… эти!

Густав вдруг расслабился, снова приосанился, глянул на разъяренную Китти свысока.

– Не переживай, котенок, – сказал он голосом прожжённого развратника. – Я останусь тебе верен даже в этой ситуации.

– Верен! – всплеснула Китти руками. – Да ты уже изменяешь! Ты уже размечтался, как натрешь своим мелким собачьим задом ее сисяндры!

– Как выражаешься, юная леди!

Густав, не говоря больше ни слова, перекинулся в собачку, и Китти, крепко, по-отцовски, сжав губы, сердито топнула ногой.  Тристан подхватил мелкого зверька в руки и поспешил за Жюли, и его дамы кинулись за ним вслед.

***

Чуть позже, когда Китти тайком наревелась и уснула в своей комнате, заперев покрепче дверь и подперев ее креслом, чтобы никто не смог проникнуть в ее убежище и утешить ее или наговорить много лишних слов, Софи поднялась наверх, к Тристану.

Она не была уверена, завтракал ли инквизитор, а время шло уже к обеду. Поэтому она осмелилась предложить ему холодной телятины и овощей.

«Он мой гость, – уговаривала себя Софи, осторожно стучась в дверь. – И да, забота о нем – это моя обязанность, а не попытка повешаться ему на шею! С него достаточно на сегодня поклонниц… Бедная девочка, Китти, конечно, ревнует. Потеряла мать, а тут на ее место метит эта пустышка, эта расчетливая профурсетка. Конечно, Тристану нелегко вести расследование в таких условиях. Если б дочь не видела, он бы отправился с этой Жюли куда угодно, и выведал бы что угодно, но приходится считаться с чувствами дочери, которой, наверняка, страшно… Не объяснишь же ей, что он с Жюли встречается только по необходимости… Или нет? Жюли эффектная девушка, и как мужчину соблазнить, отлично знает. Так что расследование расследованием, а три года вдовства списывать со счетов не стоит. Ох, как это сложно!»

– Можно? – робко произнесла она, входя в комнату.

– Заходите, – сквозь зубы процедил Тристан.

Он курил, кусая костяной мундштук трубки и перебирал струны гитары, прислушиваясь к тому, что они шепчут. Под потолком плавал сизый дым, напоминающий жуткий туман, из которого выходят неведомые враги; на столе стояла бутылка вина, но было видно, что отпил он совсем немного.

– Не хочу туманить разум, – пояснил он, заметив взгляд Софи на его почти полный бокал. – Но как-то надо было снять… напряжение.

– Не хотите разум туманить, – ворчливо ответила Софи, поставив поднос на стол и решительно направившись к окну, – а надымили так, что глаза режет!

Она распахнула окно и глотнула свежего воздуха.

Тристан за ее спиной усмехнулся, и Софи не спешила оборачиваться, потому что знала – если она увидит его улыбку, полную дерзкого мальчишеского задора, обаятельные ямочки, играющие на его щеках, очередная волна влюбленности смоет все ее благие намерения. И она не удержится – коснется его плеча, проходя мимо. И влипнет снова, как муха в паутину, всего лишь легко задев ее крылышком.

«Не смотреть», – думала Софи, делая вид, что ждет, когда выветрится весь табачный дым. Однако воображение красочно, словно наяву, рисовало ей его белоснежные длинные пальцы, перебирающие темные струны, острый взгляд алых глаз из-под белых прядей, падающих на лоб.

– А вы, похоже, избегаете меня, – с усмешкой произнес Тристан, исполняя какой-то особо сложный пассаж.

От удивления Софи обернулась – и встретилась взглядом со смеющимися глазами Тристана… и увидела-таки его улыбку, такую обаятельную и влекущую, немного хищную и опасную, но ровно настолько, чтобы у нее потеплело в груди, и дрожь от предвкушения, сладостная, приятная, охватила все ее тело.

«О нет, – обреченно подумала Софи, отмечая каждую мелочь в Тристане, его подрагивающие ноздри, покрасневшие от вина губы, зрачки, то расширяющиеся, то сужающиеся в точку. – Ну, я попала! Будет подманивать! И попробуй выкрутись… Зачем ему это?! Сердца у него нет! Дочь ревнует, а он спровадил одну и поглядывает на вторую!»

– Избега-а-аете, – подвел итог Тристан, по-своему расценив ее изумленное молчание. Он  протянул руку, взял бокал, и Софи, как завороженная, проследила за тем, как его губы коснулись алой жидкости и стали такими же блестящими и сладкими, как вино.

Слишком влекущими.

Слишком желанными.

«О, небо святое! – подумала Софи в панике, прижав руки к животу, в котором мягкими спазмами отзывалось просыпающееся желание. – Он что, приколдовывает меня?! Вот же мерзавец! Но я ему не позволю…»

Тристан приподнял бровь.

– Приколдовываю? М-м-м… что за чушь, – произнес он, щуря глаза от вьющегося серой лентой дыма. – Вы сами сюда пришли. По своей воле. Вас ко мне влечет. И я ничего не делаю для этого.

Софи вспыхнула от гнева.

– Я же просила! – выкрикнула она. – Не читать моих мыслей!!

– Вы думаете слишком громко, – ответил Тристан – вероятно, солгал, поленившись выдумать себе оправдание понадёжнее.

– Хорошо! – яростно выдохнула Софи. – Если я думаю громко – громко думаю, о, магия пресвятая, надо ж такое ляпнуть! – я и скажу не менее громко: я считаю наши отношения, нашу случайную связь просто недопустимой! Особенно сейчас, после того, как рядом появилась Китти! Вы же видите – она ревнует! Она страдает! Она не хочет видеть с вами рядом женщину, случайную или постоянную! И поэтому нам нельзя…