Текст книги "Ловушка для Инквизитора (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Глава 12
Все тело Софи болело, изъязвленное молниями. Боец она была неумелый, потому что на ум ей приходили только защитные заклятья и возвращающие. Да, она могла вернуть Эбигейл ее зло, но сначала должна была сама вытерпеть всю силу и всю боль, что они приносили.
«Но это того стоит, – уговаривала себя Софи, дрожа и упрямо наставляя на мертвую ведьму палочку. – Это ведь моя душа… это сама я».
Эбигейл посмеивалась, приделывая руку на место.
– А ты неплохо держишься, – издевательски сказала она Софи. – Пожалуй, в тебе осталось много от прежней, упрямой Софи. Твой инквизитор на это и купился; характер ничем не скроешь.
– Отдавай то, что принадлежит мне! – рыкнула Софи угрожающе.
– Забери, – рассмеялась Эбигейл.
Софи снова взмахнула палочкой, но ее удар был отражен, и мертвая ведьма вернула ей ее удар, словно влепила сокрушительную оплеуху. Софи со слабым вскриком упала, но почти тут же поднялась и снова наставила на Эбигейл палочку.
– Отдай, – упрямо произнесла она хриплым голосом. И снова заработала увесистую магическую плюху. Эбигейл, неторопливо приближающаяся к ней, негромко рассмеялась, с удовольствием рассматривая поверженную истерзанную сестру.
– Забери!
Казалось, эта игра могла длиться бесконечно – упрямое «отдай!» и беспощадное избиение. Софи была почти без сил и поднималась уже с явным усилием, шатаясь, упираясь руками в пол, усыпанный битыми зеркалами. Эбигейл торжествовала; ей нравилось упиваться молчаливыми страданиями сестры, и лишь поэтому она не убивала ее быстро.
Но вдруг из ниоткуда, буквально из пустоты, с воинственным воплем вылетел Густав, маниакально сверкая глазами, с рогатиной наперевес. На старте он набрал неплохую скорость, и потому ему удалось с легкостью подцепить мертвую ведьму на рога своего оружия и, оттащив ее от Софи, с грохотом шмякнуть об пол, пришпиливая, как бабочку булавкой.
Китти спешно чикала своими ножничками у алтаря, молча и деловито освобождая связанного отца.
– Вот, – пыхтела она, перерезая надорванную веревку на руке Тристана, – а ты меня хотел отправить обратно. Чтоб ты без меня делал?!
Тристан молча дернул рукой, нетерпеливо обрывая остатки волшебной связи, и уселся на хрустальном алтаре. Ноги его все еще были схвачены веревками, но оружие у нег было припрятано в левом рукаве – инквизиторский жезл, которым Тристан не пользовался уже давно.
Он вытряхнул его, словно опасную змею, словно нечто, что может навредить единым прикосновением, и резким движением направил его в сторону Эбигейл. Не было ни вспышки, ничего – лишь рябь пошла по воздуху, словно тот закипел от полуденного зноя.
Но Эбигейл, прибитая рогатиной неугомонного оборотня, яростно сопротивляющаяся, вдруг заорала, сморщилась, как скомканный в ладони лист бумаги, и исчезла, как разнесенный ветром пепел. Только-то и осталось от нее, что пояс из веревки, на который было прикреплено всяческое ведьмино добро, и склянка с частичками души Софи.
– Вот, – пропыхтел бравый оборотень, выдергивая из раскрошенных досок пола рога своего излюбленного оружия, – один взмах, и нечисти нет… а мы бы тут возились все вместе полчаса! Вот это я понимаю, мощь! Поэтому я и хочу быть инквизитором.
– Чтобы жезл был силен, им нельзя часто пользоваться, – глухо ответил Тристан, скрывая свою неловкость. – Этот жезл я не использовал добрую сотню лет. Иначе возился бы с этой ведьмой так же долго.
Густав галантно подал руку Софи, предлагая свою помощь, но она отвергла ее, поднялась сама, скрывая болезненную гримасу. Неспешно она отряхнула свое платье, ладонью отерла дрожащее лицо. Бой был выигран, и она осталась наедине со своим трофеем, с отвоеванной частью собственной личности. И ей стало вдруг страшно; она впервые подумала о том, что сейчас изменится. Превратится в кого-то другого. И не знает, будет ли новая личность добра и честна.
Китти торопливо резала веревки, удерживающие ноги Тристана. Слова Эбигейл обидными уколами всплыли в памяти – «даже ласки опытной развратницы-куклы его не соблазнили». Значит, она все ж успела продемонстрировать ему свои навыки?.. Она испытала укол ревности, хотя сейчас, кажется, глупо ревновать.
Тристан никогда не станет ее. И не разделит с нею жизнь.
Софи, подобрав его черный меч, безотчетным движением обернулась к алтарю, и вонзила его в хрусталь, меж ног Тристана, в опасной близости от его паха.
–Эй! – испуганно воскликнул он, нервно дернувшись.
– Мадам Софи! – округлив глаза, крикнула Китти, прекратив свое увлекательное занятие. – Поосторожнее с этим! Вы можете меня лишить возможности заиметь братиков… или еще пару десятков сестренок! Вы хотите обречь меня на одиночество? Это очень жестоко! К тому же, один ребенок в семье наверняка всегда избалованный эгоист. Я нуждаюсь в юных родственниках хотя бы в качестве инструмента воспитания!
– Держите свой меч, господин инквизитор, – устало произнесла Софи, отступая от алтаря. – И не расчехляйте его по пустякам. И да – крепче сожмите его. Думаю, скоро он вам пригодится… чтобы меня усмирить.
– Софи, – произнес Тристан, внимательно глядя в ее лицо. Он пытался заглянуть в ее глаза, но она отворачивалась, прятала взгляд. – Нам надо поговорить.
– Конечно, господин инквизитор, – тихо ответила она. – Как скажете. Я готова к любым вашим приказам.
– Софи! Нам надо поговорить наедине!
Дочь освободила его, и он мгновенно оказался возле Софи.
– Не притрагивайтесь ко мне, господин инквизитор, – со слабой усмешкой произнесла Софи. – Я сейчас опасна так, что вам легче сейчас же убить меня, чем пытаться освободить от чар. Я теперь сама хуже демона.
Даже попрощаться с Тристаном ей не удастся по-человечески! Даже этой малости чертов Ричард ее лишил! Ни поцелуя, ни руки на прощание! Софи закусила губы, чтоб не разреветься в голос.
– Что такое? – насторожилась Китти. – Почему?
– Вот эта вещь, детка, – произнесла Софи, зажимая ненавистный талисман в кулаке и дергая его в тщетной попытке разорвать цепочку, – превращает все живое, к чему я прикоснусь, в мертвое. Жюли… вы, господин инквизитор, ее оживили. А я убила, одним своим прикосновением… Вы же видели, что с ней стало, Тристан? Я вам не хочу такой судьбы. Все умирает, все разрушается, в чем есть хоть крупица жизни, в моем присутствии! Ричард сказал, что и находиться со мной рядом долго нельзя; я отравлю все своим дыханием. И поэтому вам, скорее всего, придется меня уб…ай!
Чик-чик, сказали ножнички любопытной Китти, и Софи обнаружила, что цепочка больше не привязывает к ней медальон, и что он зажат в ее кулаке. А звенья цепочки капают с ее шеи, скатываются вниз, словно капли ртути.
– Демон! – взвизгнула Софи, почувствовав, что в ее кулаке медальон выпустил жесткие лапы, словно огромный жук, и теперь цепляется ими за пальцы, пытаясь выбраться.
Она разжала кулак, в панике затрясла рукой, и на пол грузно шлепнулся уродливый бронированный жук, шипастый, агрессивный и хищный. Но далеко он не убежал – острие черного меча Тристана с металлическим лязгом пронзило его насквозь, пригвоздив к полу и вытряхнув из него черную магию.
– Но как, – выдохнула Софи, испытывая невероятное облегчение. – Он же сказал, что не существует магов, способных это снять… совсем!
– Ваш муж был редким дураком, мадам Софи, – деликатно ответила Китти. – Необразованным, глупым и высокомерным. Если он чего-то не видел и не знает, это не означает, что этого нет.
Софи кивнула – и рассмеялась, с облегчением . Уйти проклятой – на самом деле она боялась этого сильнее всего. И не коснуться Тристана напоследок… хотя бы коснуться…
Тристан стоял близко-близко и молча смотрел в лицо Софи алыми глазами. И она чувствовала, что теперь отчего-то боится его еще больше…
– Покончили с трагической частью беседы, – подытожила Китти, деликатно отступая и ухватывая Густава за руку. – Мы выйдем, подышим свежим воздухом.
Тристан на миг оторвал взгляд от склоненного лица Софи и глянул на оборотня.
– Густав, – негромко позвал он, и, когда оборотень оглянулся, кинул ему черный меч. – Держи, младший инквизитор.
…Дети, наконец, вышли, и Софи с Тристаном остались наедине в разоренном, разбитом доме, посреди осколков, со склянкой, лежащей на полу, полной лепестков души Софи.
– Софи, – произнес Тристан мягко, подняв к себе ее лицо, осторожно взяв за подбородок. – Подумайте. Как следует подумайте. Это ваше прошлое, это часть вас, конечно. Но вы уверены, что эта часть вам нужна? Лекари иногда отсекают у человека руки и ноги, чтобы он, лишенный зараженной конечности, мог жить. Понимаете? Может… может, отец отсекал у вас что-то… недоброе? Может, без этого лучше?.. Мы могли бы…
Тристан замялся, и Софи вскинула на него светлый взгляд.
– Тристан, – произнесла она с силой, и вдруг, ухватив его руку, несколько раз с жаром поцеловала его ласковую ладонь, проливая слезы грусти и облегчения. – Давайте сегодня я побуду смелой до конца. Вместо вас. Я люблю вас, Тристан. Я к вам привязана, к вашей силе, к вашему доброму покровительству, к вашей готовности вступиться за меня и защищать ото всех, но… я думаю, Тристан, что это неправильно! Я подспудно ищу в вас отца. Доброго и сильного мужчину, который бы меня опекал и направлял в жизни. Но я давно выросла! Давно! Я взрослая женщина! А веду себя, как неуверенная в себе маленькая, испуганная, заплутавшая девочка. Понимаете? Я даже не знаю, какие мужские качества должны быть у моего избранника. Мной помыкали все, кому не лень. Меня все обижали – потому что я была маленькой бессловесной девочкой. Но так быть не должно. Я хочу увидеть в вас мужчину, оценить вас… иначе.
– Но мужчинам свойственно защищать своих женщин, – заметил Тристан. Софи зажмурилась и кивнула головой, соглашаясь с ним – да, да!
– Но Тристан, – выдохнула она. – Дело не только в этом. Я не хочу… я не хочу подспудно ожидать от вас похвалы, как послушное дитя. Я хочу вернуть уверенность в себе. Почувствовать, что я имею право выбирать, имею право голос и свое мнение.
– Даже если вы превратитесь в монстра? – по губам Тристана мелькнула улыбка, и Софи вдруг засмеялась:
– Думаю, я в него превращусь. Но это буду я настоящая; и… в глубине души я хочу понравиться вам такой, какая есть на самом деле, какой родилась и какой прожила большую часть жизни…
Тристан внимательно смотрел в ее лицо.
– Но Софи, – мягко произнес он, да так ласково, что слезы брызнули из ее глаз. Софи подумала вдруг о том, что и этой нежности она может лишиться навсегда, обретя себя. Какой сложный выбор! Отказаться от любящего мужчины, но обрести себя… – Эбигейл говорила, что я захочу вас убить. Понимаете? Вы не сможете меня обмануть словами и невинным взглядом. Если что-то… очень дурное в вас проявится, мне придется это сделать.
– Для этого я и вернула вам меч, – шепнула Софи. – Для этого.
Глава 13
Тристан стиснул Софи в объятьях, щекой прижался к ее волосам, слыша, как часто и испуганно бьется ее сердце прямо напротив его сердца.
– Вы оставите меня одного блуждать в темноте, Софи? Вы так жестоки?
Тристан пытался шутить, но от этих слов слезы сами катились из глаз девушки.
– Мне тоже будет страшно и одиноко без вас, Тристан, – шепнула она в ответ, давясь рыданиями. – В той самой темноте, куда вы меня наверняка отправите вашим черным беспощадным мечом, Тристан. Наверняка мне будет одиноко без вас, ведь забыть вас и ваши поцелуи невозможно. Они слаще… персиков.
– Снова подслушиваете чужие мысли?
– Магия сама шепчет мне ответы на многие вопросы, – ответила Софи. – А еще… в моем сердце словно открылись старые раны, Тристан. Когда душа изрезана в клочья, это, оказывается, очень больно. Так невыносимо больно, что я не смогу заснуть ночью, буду рассматривать призраков в темноте. Так что это нужно сделать, Тристан. Нет, не говорите, что пощадите меня. Это будет неправильно. Я не хочу вынуждать вас поступать ради меня как-то иначе, чем вы поступали с другими. И не хочу заставлять вас обманывать. Не давайте мне слова, которое не сможете выполнить, Тристан… Но прежде, чем вы позовете Китти и она починит меня своей волшебной иголкой…
Софи осторожно, почти робко запустила пальцы в белоснежные волосы Тристана и потянулась к его губам. И он ответил, не мог не ответить.
– Маленькая, упрямая ведьма Софи, – шепнул он, страстно целуя ее горячие от пролитых слез губы. – Храбрая и испуганная, нежная и твердая, как сталь. Я буду скучать по этой девушке.
Он склонился и поцеловал Софи в шею, в быстро бьющуюся жилку, словно желая успокоить ее пульс. Затем, с нарастающей страстью, прихватил ее розовую кожу зубами, желая оставить на ней свой след.
– Софи, – прошептал он. – А ведь я тоже вас люблю.
– Тристан! Я знаю, вы не привыкли проигрывать и отказываться от своих целей, но на этот раз придется отказаться…
Он не дал ей договорить, закрыл ее рот поцелуем, запустил руки в ее волосы, лаская ее затылок с отчаянным стоном.
– Упрямая и жестокая девчонка…
Он целовал и целовал ее, желая растворить ее тоскливые мысли в нежности. Его руки распустили застежки на ее платье, Тристан буквально вытряхнул ее из одежды и припал поцелуем к обнаженной груди.
– Если ты так жестока ко мне, я заберу твое сердце!
Он целовал ее подрагивающий живот, а она млела, откинув логову, блаженно прикрыв глаза и запустив свои пальцы в его белоснежные волосы.
Тристану отчего-то припомнился первый раз, когда он любил свою рыжую Изольду. В свете камина, окутанные теплом, прижавшиеся к нагретой стене, они двигались неспешно, как единое целое.
Вот и сейчас он ощутил вес Софи в своих руках, ее ноги, обнимающие его, и горячее лоно под своей ладонью. Он прижал ее к стене, испытывая острое ощущение, что прошлое повторяется, что в руках его снова любимая женщина, которая непременно его покинет, оставив в душе болезненный шрам и горький осадок.
Ангелы не принадлежат никому. Они могут побыть рядом краткий миг, но навсегда – это слишком долго. Найдется ли та, что сможет разделить путь Тристана с ним?..
– Еще раз, Тристан, – простонала Софи, исцеловывая все лицо инквизитора, цепляясь за его плечи. – Любите меня в последний раз!
– Я всегда тебя буду любить, Софи. Ты отыскала свое место в моем сердце. Отыскала.
Он взял ее осторожно, словно в первый раз. Проник в ее горячее, жаждущее тело, вжался в раскрытые бедра, вызвав вздох наслаждения у девушки.
– Тристан… как милостива к нам судьба! Какие прекрасные моменты счастья она нам дарит!
Он не ответил, склонив голову, спрятав лицо. Поддерживая ее под бедра, удерживая девушку на весу, он двигался мягко и плавно, проникая в лоно Софи медленно, но глубоко, лаская ее всем своим телом.
Он упивался ее запахом, ее желанием, ее нежными стонами в последний раз. Целовал ее грудь, прижимаясь лицом к горячей коже, слушая ее голос, ощущая на языке вкус ее сосков. Мерно двигаясь меж ее ногами, он добавлял страсти в бушующее пламя страсти, и оба хотели взять от этого часа все – наслаждение, нежности и любви по максимуму, – потому что понимание, что это в последний раз, подстегивало их.
И от этого оба они вспыхивали жаждой еще ярче, и магия их, переплетаясь, творила самое совершенное в мире волшебство, наслаждение, после которого и умереть не жаль…
***
– Ну, все, – тихо произнесла Софи, застегивая последнюю пуговку на своем платье и расправляя юбку. – Я готова, господин инквизитор. Можно позвать вашу дочь, и…
Тристан лишь кивнул; после того, как он позволил себе признание, после нежных прикосновений, страсти, после прощальной ласки он молча привел себя в порядок, застегнулся на все пуговицы, словно отгораживаясь от Софи – и от всего мира, – невидимой стеной из напускного спокойствия и холодности.
– Да, – ответил он бесцветным, равнодушным голосом. – Пора.
Он вышел, оставив Софи, но очень скоро вернулся, ведя за собой Китти и Густава.
– Встань там, – мягко сказал он Густаву, указывая ему на место чуть дальше от Софи, чем выбрал для себя. – И держи наготове меч. Может произойти всякое.
Густав сжал рукоять черного меча и шумно сглотнул. Он смотрел во все глаза на Софи и не верил тому, что ему сказали. Его добрая, скромная, милая хозяйка – монстр!? И ему, вероятно, придется ее?..
– Таковы минусы нашей профессии, – сказал Тристан, заметив, что Густав колеблется. – Иногда убивать грешников так же больно, как причинять боль самому себе.
У Китти глаза были на мокром месте, но она не сказала отцу ни слова, ни единым жестом не показала, что сомневается в его решении.
– Мадам Софи, – сказала маленькая Швея, шмыгая носом и вытирая кружевным платочком глаза перед тем, как надеть свои огромные очки, – знайте, что вы мне нравились.
Софи ответила слабой, вымученной улыбкой.
– Присаживайтесь в кресло, мадам Софи, – тихо сказала Китти. – Лепестков много… Дело это небыстрое.
– А я хотела бы, чтобы это все скорее окончилось, – произнесла Софи.
От страха ее колотило, но она послушно уселась в кресло и положила руки на подлокотники.
Китти взяла в руки склянку, поднесла ее к глазам.
– Странно, – произнесла она после некоторого молчания. – Снова не все. Точнее, недостает одного лепестка. Наверное, самого первого, что был вырезан. Место, где он должен быть, почти затянулось, заполнилось чем-то иным, другими воспоминаниями, переживаниями и другой жизнью. Вероятно, мадам Софи и без него все вспомнит?..
– Вероятно, – мягко подтвердил Тристан, чуть отступив и скрестив руки на животе. – Приступай.
Он обернулся к Софи, перепуганной и дрожащей. Его алые глаза словно потухли, посерели, и ничего не выражали.
– Софи Ламбер, – произнес он ровным голосом. – Вы подозреваетесь в черных делах, которые вы проворачивали предположительно при помощи черной магии. Если это так, мы вынуждены будем расследовать все обстоятельства вашего грехопадения и предать вас справедливому суду. Чтобы облегчить свою участь, советую вам не сопротивляться и беспрекословно подчиняться всем нашим приказам.
– Я очень постараюсь это сделать, господин инквизитор. Но не обещаю.
Софи зажмурилась, скрывая свой страх, не в силах смотреть на потухшее лицо инквизитора, и Китти приступила к работе.
По одному она вылавливала лепестки из склянки и вышивала их на место. Под закрытыми веками Софи расцветали видения, цветные картинки из прошлого, воспоминания, яркие и прекрасные. И каждое из них заканчивалось одинаково – болью, унижением, кандалами, подземельем и пыткой, после которой Софи теряла частичку себя… забывая радости, достижения, победы и всю свою жизнь.
И с каждым лепестком души и памяти к Софи возвращалась ее магическая сила. Глядя в быстро меняющееся лицо женщины, Тристан уже не узнавал ее. Это была все та же Софи, все те же глаза, брови, губы, и одновременно не та. В чертах ее появлялось что-то новое, дерзкое и опасное. Глаза ее были закрыты, но она все чаще посмеивалась над какими-то своими воспоминаниями, и тоска, разделенная с Тристаном, стиралась из ее черт, уступая место бесшабашной веселости.
Конца процедуры Софи ждала с заметным нетерпением. Тристан даже подобрался к ней ближе, видя, как она нетерпеливо возится в кресле, спеша подняться и бежать.
Эта Софи, вне всякого сомнения, была способна на все – и причинить вред Китти, – подумал Тристан.
– Господин инквизитор, – подала голос ведьма. – Не нужно думать обо мне хуже, чем я есть на самом деле. Я никогда не воевала с детишками, и ваша дочь исключением не будет. Тем более после услуги, оказанной мне.
Софи распахнула насмешливые ярко-зеленые глаза. Колдовской огонек горел в них, делая похожими на болотные блуждающие огоньки.
– О, благодарю, милая Китти, – со смешком произнесла Софи, глянув на отпрянувшую в испуге девочку. – Это так хорошо, – вернуться, наконец, из небытия…
И Софи рассмеялась, со вкусом потягиваясь в кресле, словно просыпаясь от долгого сна.
– Готовы ли вы ответить за свои грехи, Софи Ламбер? – спросил Тристан бесстрастно. Софи, прищурившись, глянула на него, сморщила нос, корча насмешливую рожицу.
– Неа, – весело ответила она. – Господин инквизитор, я передумала. Я не хочу быть покладистой девочкой – более того, я хочу защищаться!
Тристан и глазом не успел моргнуть, как Софи исчезла из кресла и оказалась прямо за его спиной.
– Господин инквизитор, у вас лицо такое, – таинственно выдохнул она ему в ухо, – будто вы похоронили свою любимую бабушку. А ведь все с точностью наоборот! Вы буквально помогли мне родиться второй раз! Так отчего вы такой грустный?!
Она игриво куснула его за мочку уха и исчезла, стоило ему обернуться назад.
– Дьявол! – выругался Тристан, краснея от гнева. – Вечно попадаюсь в эту нехитрую ловушку – жалею, черт подери, ведьм, которых изначально надо поджарить на костре!
Густав завертелся на месте, бессмысленно тыча черным мечом во все стороны в надежде, что ему удастся поймать ведьму, ускользающую от него. Ответом ему был заливистый смех Софи.
– Господи-и-ин инквизитор! – укоризненно протянула Софи, объявляясь прямо перед Тристаном. – По-моему, вы отлично меня… прожарили несколько раз. К качеству… прожарки лично у меня претензий нет. Чего ж вам еще?
Тристан укоризненно качнул головой.
– Софи, – произнес он, – здесь дети.
Зеленые распутные глаза ведьмы озорно сверкали, она прикусила губу, чтобы не расхохотаться во все горло.
– Пожалуй, да, – произнесла она, наконец, кое-как подавив хохот. – Я немного… перегнула. Простите, господин инквизитор. Просто так много времени прошло с тех пор, как я лишилась всех этих частей души… Счастье просто распирает меня. Не удержалась. Так хотелось пошалить, чтобы посмотреть на ваши удивленные лица, – она снова насмешливо зафыркала. – Однако, к делу. Я действительно хочу защищаться, но не меча в вас проклятья и не сопротивляясь. Черта с два! Это только ущербная дурочка Софи могла такое выдумать. Как и сдаться вам на милость.
– Даже так? – вежливо удивился Тристан, пряча руки за спину.
Софи с неодобрением покосилась на него.
– О-о-о, господин инквизитор! – укоризненно произнесла она. – Не прячьте ваш жезл! Что за ребячество! Вы мне не верите? Думаете, я заговариваю вам зубы, готовя какую-то каверзу, чтобы удрать под шумок?
– Именно так я и думаю, – подтвердил спокойно Тристан.
– Не нужно унижать меня, думая обо мне с презрением, как о мелком жулике на базаре, – произнесла Софи, и в голосе ее прорезалась сталь. Она перестала смеяться, ее зеленые глаза потемнели, стали страшными. – Поверьте, у меня достаточно сил, чтобы сразиться с вами и оказать вам достойное сопротивление. И кто знает, кому удалось бы одержать победу, кто знает…
Лицо ее стало злым и опасным, да настолько, что Густав задвинул Китти подальше себе за спину и угрожающе качнул черным мечом. Тристан же остался неподвижен. Он стоял ровно, глядя сверху вниз на ведьму, и лицо его ничего не выражало.
– Так как вы собирались защищаться, мисс Ламбер, – спросил он терпеливо, – если не дракой?
– Вы обещали мне справедливый суд, – дерзко ответила Софи. – Так держите свое слово!
– Я готов, – ответил Тристан бесстрастно.
– На мне лишь один грех, – с вызовом продолжила Софи, бесстрашно глядя прямо в глаза инквизитору. – Вы знаете, я сейчас не лгу. Я послала этого дуралея, этого мелкого подлеца, к Эбигейл, но я вынуждена была защищаться! Я хотела, чтоб он помог мне вернуть части моей души, меня обокрали, оболгали, превратили в ноющее ничтожество – разве я не имела права сопротивляться и защищаться?!
– Ну, уж ноющим ничтожеством вы не были никогда, – усмехнулся Тристан.
– Это вы так думаете! – горячо возразила Софи. – А я вспоминаю все эти годы, проведенные в покорном молчании, и мне стыдно! И горько, – она оглянулась на разрушенную зеркальную клетку, – что все мои жертвы прошли зря. Главный виновник все же вырвался на свободу.
– Вы не закрыли мост, – напомнил Тристан, – и демоны шастали по нему, как по бульвару.
– Что ж, шастали! Вы отправили их всех в преисподнюю, – ответила Софи, – а теперь, будьте добры, отправьте туда же и моего чертового папашу! Он это заслужил, поверьте!
– Софи, – укоризненно протянул Тристан; в его красных глазах заплясали насмешливые искры. – Такие слова о своем старом и любимом отце?! А как же муки совести? А как же страдания и желание узнать, за что он от вас отрекся?!
– К чертовой матери муки, – грубо ответила Софи. – Я знаю, почему этот старый говнюк на меня злится. И это не он, это я должна отрекаться и вырвать его имя из своего сердца. Я требую от вас, Тристан Пилигрим, младший Зимородок, чтобы вы на ваш суд вызвали этого старого мерзавца и допросили его с пристрастием. Можете переломать ему пальцы, чтоб он был посговорчивее.
– Однако! Но отчего вы не обратились за помощью, Софи?
– К кому?! К Патрику?
– К инквизиторам.
– У меня уже не было сил это сделать, когда я поняла, что со мной происходит. Меня не выпустили бы из города живой, а перстень с демонами был под рукой. Но я повторюсь – я защищалась. Разве можно судить человека, загнанного в угол? Зовите старика; спросите с него как следует, он трус, он не сможет вам солгать.
– Это ваше право – вызывать свидетеля, – вежливо ответил Тристан и опустил руки. В левой руке у него действительно был инквизиторский жезл. – Имя вашего отца?
– Ламберт, – пожала плечами Софи. – Старый Кукольник.
Тристан взмахнул жезлом, словно выписывая в воздухе имя, и посреди комнаты закрутился магический вихрь. Он принес с собой пестрые алые обрывки. Кое-как сляпав их вместе, вихрь вдруг стих, и человек, собранный им, встряхнулся и ожил.
Это был убеленный сединами старец с белой бородкой клинышком и такими же белыми ухоженными усами. На плечах его был алый плащ – тревожный, пугающий цвет, – а в руках болталась маска с огромным клювом, как у чумного доктора.
– День добрый, господин Кукольник, – вежливо произнес Тристан, пряча жезл в рукав.
От страха старик даже присел, воровато оглядываясь.
Софи усмехнулась.
– Попался, скользкий говнюк, – зло прошипела она. – Пришло твое время! Теперь-то тебя ничто не спасет!
Увидев дочь, старик покраснел так, что, казалось, его сейчас удар хватит.
– Убейте ее! – выкрикнул он, указывая на нее трясущимся пальцем. – Убейте это исчадие ада! Она обокрала меня, она…
– А она говорит обратное, – спокойно заметил Тристан.
– Юноша, – брызгая слюной, проорал старик гневно, – вы, кажется, наделены властью инквизитора!? Мне не хотелось бы думать, что вы, кроме всех разочарований, стали еще и бестолковым инквизитором! Все кругом знают, что эта моя дочь – она мерзавка! И если вы не можете ее удержать в рамках приличий, то это я сделаю!
В руке его оказалась волшебная палочка, он нацелил ее на Софи, но не успел ничего сделать, потому что волшебная палочка Тристана, потемневшая, уже почти не пахнущая сандалом, погасила вспышку, готовую испепелить Софи.
– Я попросил бы вас, – голос Тристана прогрохотал гневно и угрожающе, – обойтись без оскорблений и без самосуда! Для того, чтобы вершить правосудие, тут есть я!
– Ты! – зловредно проклекотал старик. – Как будто я не знаю, кто ты таков! Разочарование всей моей жизни! Маленький Зимородок, который тратил свою жизнь на всякие мерзости! Она легла под тебя, раздвинула ноги, чтобы ты сейчас защищал ее вместо того, чтобы тащить на плаху? Что она обещала тебе за то, что ты меня выставишь виноватым вместо нее?!
Софи в один шаг оказалась рядом и влепила отцу сокрушительную оплеуху, да так, что зубы у него лязгнули, и он подавился своими грязными словами.
– Папа, оторви ему язык! – подала голос возмущенная Китти. – Какого демона этот господин говорит о тебе без уважения!? Какого демона он сквернословит и оскорбляет мадам Софи?!
– Спокойнее, – произнес Тристан. – Спокойнее! Свои разочарования, господин Кукольник, оставьте при себе. Вы здесь не для того, чтобы радоваться моим успехам. Софи, ваша дочь, потребовала призвать вас сюда в качестве свидетеля. Что вы можете показать по поводу того, что отнимали у нее части души? Это чудовищное преступление. Не желаете пояснить, зачем вы это делали?
– Я хотел исправить это чудовище! – выкрикнул старик.
– Ложь! – смело перебила его Софи. – Наглая ложь! Тристан, сломайте ему пальцы, он так просто не признается!
– Сломать пальцы мы всегда успеем, – ответил Тристан. – Но поступим мы иначе. Вы, Софи, расскажете свою версию, а вашему отцу придется либо опровергнут ее, либо подтвердить. Что скажете?
****
– Это очень печальная и очень поучительная история, – произнесла Софи. Голос ее окреп, она уже не походила больше не ту замученную, уставшую, изработанную женщину, какой была на момент приезда Тристана в их город. – История о талантах, амбициях, трусости, хвастовстве и зависти. Словом, обо всех тех грехах, в которых ты, отец, обвиняешь всех – но только не себя.
Жила-была девочка Софи. Папа был у нее не то, чтобы великий маг – но талантливый… кукольник. Правда, за кружечкой доброго пива он любил прихвастнуть, говоря, что его куклы, которых он при помощи магии заставлял плясать и петь песенки, живые.
И хвастовство это дошло до ушей короля, – Софи злорадно рассмеялась, глядя в глаза отца. – Что, Кукольник, страшно было, когда Старший Зимородок велел вылечить его больного сына? Заменить умирающее сердце живым – это тебе не по пивнушкам хвастаться. Если б ты этого не сделал, хищный и крутой на расправу Зимородок проглотил бы тебя, как мелкую рыбешку.
«Можешь оживить куклу – спаси и сына», – потребовал король.
И протрезвевший кукольник с перепуга совершил чудо.
Конечно, самым простым выходом из положения было бы купить подходящего, похожего ребенка у ведьм или у бедных крестьянок, да и подсунуть его королю. Но сын королевский был необычным, – Софи снова насмешливо зафыркала, глянув на Тристана. – Ваша белизна спасла вам жизнь, Тристан. Во всей округе не сыскалось бы другого альбиноса-мальчика. Да и девочки тоже.
Кукольнику пришлось выдумывать, как вылечить королевского бастарда… чтоб спасти свою собственную жизнь.
И тогда кукольник впервые взял в руки черные ножницы и… отрезал крохотный кусочек души. У своего собственного ребенка, у девочки. Эту маленькую девочку Кукольник прижил от одной ведьмы. Ковен отверг бедняжку, опечатал ее магию, изгнал ее, и несчастная за кров и хлеб согласилась стать женой кукольника, простого мастера, который строгал в своей мастерской дерево и лил фарфор, мастеря безделушки на продажу.
Но ведьмы в неволе долго не живут; и она скоро покинула этот мир, не снеся тоски и оставив сиротами двух девочек-близнецов. Одну, Эбигейл, кукольник отдал ковену. А сам остался с дочерью Софией, которая, как вы уже догадались, тоже была ведьмой. Потомственной. Довольно сильной и смелой. Полной темной магии. И душа ее была наполнена волшебством, темным, опасным. Из нее отчаявшийся кукольник и выстриг дрожащими руками первый лепесток. Он пришил его к золотому сердцу, и то ожило.
