Текст книги "Ловушка для Инквизитора (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

И она почти закончила с этой веревкой, но хрустальный мост вдруг зазвенел опасно, словно вот-вот рухнет, и в клетке появился призрак, страшный и прекрасный одновременно.

Это была девушка в светлом льняном  платье, точная копия Софи, только будто бы обескровленная, с восково-прозрачными руками и с окровавленной повязкой на глазах. На тех местах, где должны были быть глаза, ткань провалилась и напиталась кровью особо густо, до черноты. Софи в ужасе оступилась и упала, когда ослепленная повернула свое лицо в строну Софи и протянула к ней свою бледную руку.

– Кто здесь? – громко и властно произнес призрак. – Я слышу вас! Я чувствую вас!

Неизвестная была мертва, без всякого сомнения, иначе она не смогла бы существовать на Хрустальном мосту. Но отчего она была так похожа на Софи!?

На поясе призрака, на длинной веревке, висел магический скарб призрака, какие-то сушеные корешки, луковицы цветов, и маленькая стеклянная банка, наполненная чем-то и выпачканная изнутри в крови. Софи еле сдержала порывы к рвоте, глянув на эту банку и поняв, что там внутри.

Призрак словно услышал ее мысли. Бледные губы дрогнули, растягиваясь в неживой усмешке, призрак взял банку, сорвал крышку и запустил тонкие бледные пальцы внутрь, в тошнотворное месиво.

– Да, ты права, – произнесла бледная копия Софи, вытаскивая из банки глаз и приподняв свою повязку. – Там мои глаза. Демон вернул мне их. Потому что на мосту какие уж счеты между своими… Ну, здравствуй, сестрица!

Она кое-как вставила глаз в бесформенную темную глазницу, моргнула разодранными веками.

– Сестрица? – повторила перепуганная Софи, приходя в себя. – Какая я тебе сестрица, чудовище?!

– Единоутробная, – хихикнув, ответил призрак. – Сестра-близнец. Эбигейл, меня звали когда-то Эбигейл. А ты велела этому мерзавцу убить и ослепить меня. Разве ты не помнишь?

– Какого… демона, – ругнулась Софи, отползая от ужасной женщины, наступающей на нее. – Я не могла!.. Не могла так поступить со своей сестрой! Ты лжешь!

– О, еще как могла, – злобно ответила Эбигейл, наставляя на Софи волшебную палочку. Палочка тоже была светлой, словно из молодой и еще не просохшей толком древесины. – Ты просто не представляешь, Софи, насколько ты себя не знаешь!

– Я не знаю, – ответила Софи, отползая задом наперед от наступающего на нее призрака, – так может, ты мне расскажешь?

Она вдруг вспомнила о Тристане, привязанном к алтарю. Его освободить она не успела! Он терзал и рвал поврежденную ее магией веревку, перехватывающую его левую руку, но сможет ли он ее разорвать? А вот грозному призраку ничего не стоит обернуться к нему и пустить по беззащитному, распростёртому на хрустале телу магическую вспышку.

«Надо увести ее подальше от Тристана! – мелькнуло в голове Софи. – Вывести из дома! Тогда у него будет больше времени и возможностей освободиться. А я… мне придется сразиться с этой… с этим… с тем, кем бы она ни была. Если я сейчас не сделаю этого, то никто не сможет защитить его!»

– Ты хочешь знать? – медленно произнесла Эбигейл, ступая плавно и грациозно, словно она не драться собралась, а танцевать. – Хочешь вспомнить? Хочешь оживить то, что давно пережито и прошло? Или желаешь отсрочить свою смерть? Что ж, я расскажу. Мне не жаль времени для тебя… сестрица. Даже с учетом того, что ты-то меня не пожалела, послала этого идиота ко мне недрогнувшей рукой…

– Должна была быть какая-то причина, – произнесла Софи. – Не может быть, что я так запросто велела бы убить свою сестру. Да и сестра ли ты мне? Может, ты обманщица. Ты призрак, который может принимать любое обличье!

Призрак усмехнулся.

– О, нет, не пытайся себя оправдать! – ответила она. – Разве ты не чувствуешь, как забилось твое сердце? Разве ты не узнаешь меня, мою магию? Когда-то мы были единым целым, пока магия нас не разделила на два существа, равноодаренных. Ты не можешь не чувствовать меня!

– Но ты была главой ковена, я знаю! – ответила Софи. – Как же так вышло, что ты росла в ковене,  что ты возглавила его, а я…

По бледным губам призрака снова скользнула слабая, но высокомерная и торжествующая улыбка.

– Ты же всегда говорила, что не завидуешь мне? – насмешливо произнесла Эбигейл.

– Я и сейчас не завидую, – пропыхтела Софи, все так же отступая  от мертвой сестры. – Невозможно завидовать тому, чего не знаешь. Я просто хочу знать.

– Я, – жестко ответила Эбигейл, глядя на сестру жуткими мертвыми глазами, – это плата ковену. Наша мать была изгнана, а вместе с ней – и та сила, которой она обладала. Глупышка! Ты похожа на нее. Такое же глупое, неоправданное упрямство. Ей достаточно было склонить голову и смиренно попросить прощения у главы ковена. Но она гордо предпочла смерть. А свой дар она поровну разделила между нами. Ведьмы отыскали отца и потребовали одну из нас, чтобы восполнить магию ковена. Жребий пал на меня, и он согласился отдать меня в услужение ведьмам. На беду, – Эбигейл усмехнулась. – За смерть и унижение нашей матери они мне заплатили сполна.

– Ты ее так любила?

– Я ее даже не помню толком. Но теперь никто из этих ведьм и их потомков не думает, что можно безнаказанно обижать кого-то из моего рода. Любовь тут не причем. Это дело чести.

 – А меня отец оставил себе, – задумчиво подвела итог Софи.

– Ты была послушной и беспроблемной девочкой, – насмешливо ответила Эбигейл. – И так трогательно его любила! Обнимала за шею и целовала в нос своего старого папку! Он думал, что с тобой ему будет проще. Не будет никаких проблем! Но ты умудрилась его разочаровать… Такая же глупая, упрямая идеалистка, как наша мать!

– Чем я разочаровала его? – спросила Софи. – Что я сделала такого, отчего любящий отец отрекся от меня?

– Ты, – дрожа всем телом от ярости, ответил призрак, – не могла держать язык за зубами и служила не тем, кому следовало бы!

Эбигейл ухватила свою склянку с глазами и встряхнула ею перед носом у Софи.

Там, за испачканным кровью стеклом, взлетели белоснежные лепестки, словно от цветка ромашки. Даже в этом гнусном, тошнотворном сосуде они оставались белоснежно-чистыми, грязь словно не липла к ним.

– Кому следовало служить, – помертвевшими губами произнесла Софи, расширенными т ужаса глазами глядя в страшное лицо сестры. – Красной маске?!..

Эбигейл страшно рассмеялась, закинув голову.

– Хочешь вспомнить? – издеваясь, ответила она. – Ну, хорошо. Это воспоминание я тебе подарю.

Она открыла склянку, перепачканными пальцами выцарапала оттуда белоснежный лепесток и чуть дунула на него, как на пушистую головку одуванчика.

Он сорвался с кончика ее пальца, закружился и лег на грудь Софи. Там он растаял, словно снежинка, упавшая на теплую землю, и магия озарила лицо Софи, обретшей еще одну потерянную часть души.

Но эта находка не принесла ей облегчения. Глаза Софи наполнились слезами, и Эбигейл снова расхохоталась, увидев в них горькое и страшное понимание.

– Красная маска, – прошептала Софи, захлебываясь слезами, – мучитель, инквизито, наказывающий меня снова и снова… это…

– Отец, – угодливо подсказала Эбигейл. – Это наш с тобой отец. Твой любящий отец.

– Но он лечил меня! – вскричала Софи со слезами, не веря нахлынувшим на нее воспоминаниям. – После каждого раза… после каждого наказания, после пытки, он выхаживал меня! Читал мне сказки, утешал и жалел!

– Сказки, – ядовито повторила Эбигейл, – про свою самую совершенную куклу, про серебряного принца Тристана! Лелея свое чудовищное тщеславие! А ты – ты была тоже куклой в его руках. Неудачной, неправильно скроенной. Он чинил тебя по своему усмотрению и думал, что можно вылепить из взрослого человека прежнюю маленькую послушную девочку, чтоб было все, как прежде…

– Чинил?! Да он истязал и мучил меня!

– Не суди его строго; он всего лишь жалкий, слабый человек, – холодно ответила Эбигейл. – К тому же, страшно тщеславный. Ему было страшно и горько. И он мстил за этот страх.

– Страшно? Горько?! Отчего?!

Эбигейл усмехнулась.

– Этого я тебе не скажу, – ответила она, и ее мертвые, протухшие глаза ярко блеснули.

Софи вдруг перестала плакать и вмиг оказалась на ногах.

– Частицы моей души, – твердо произнесла она, указывая на склянку. – Как они у тебя оказались?

– Отец отдал мне их, – ответила Эбигейл с неудовольствием.

– Зачем?! Восполнить силу твоего ковена? Ты угрожала ему?

– Разве что немного, – беспечно и легкомысленно ответила Эбигейл.

– Отдай, – прорычала Софи зло, глядя на сестру исподлобья.

– Зачем? – усмехнулась Эбигейл.

– Ты мертва, ковен больше не твой! Зачем тебе сила? Или тебе так нравится мучить меня?

На мертвом лице Эбигейл вдруг отразилась жуткая ненависть.

– Сестрица, – проскрипела она старушечьим  мертвым голосом. – Да я ненавижу тебя! О, знала бы ты, как ненавижу!.. Из всей семьи ты – слабая, наивная, доверчивая,  чистая, – осталась жива. Всех победила и пережила, это ли не позор для главы ковена ведьм! И меня убил твой поклонник, по твоему наущению. И магия оправдала тебя, – Эбигейл продемонстрировала Софи склянку с лепестками ее души. – Видишь? Грязь к ним не липнет.

– Это дело чести, – зло ответила Софи. – Чтобы ты не думала, что меня можно обижать без последствий! Наверняка я просила его убить тебя не просто так?

– За части твоей поганой души, – зло ответила Эбигейл. – Ты хотела вернуть их. Но я утащила их с собой. Хоть в чем-то я могу быть победительницей?

– Отдай, – повторила Софи упрямо. Эбигейл всплеснула руками:

– Да зачем тебе они?!

– Мне до чертиков надоело вспоминать свою жизнь и обретать саму себя по кускам, урывками. Я хочу стать прежней, – ответила Софи, и Эбигейл тихо, гадко рассмеялась.

– А как же твой трофей? – спросила она. – Твой серебряный принц Тристан? Вон он, лежит, как рождественский гусь на столе. Он ведь инквизитор. Он щадит и жалеет тебя только потому, что твоя дырявая душонка делает  тебя кем-то иным. Другой – не той безжалостной мстительницей, которая совратила глупого мальчишку и отправила его на драку со мной. Стоит тебе вшить это все на место, и ты станешь той, которую он, этот беловолосый инквизитор, не пощадит. Посмотри на него. Это же волк в нежной белой овечьей шкурке! Он вонзит свой меч тебе в сердце без сожаления. А ведь он любит тебя. Даже ласки куклы, этой распутницы Жюли, его не прельстили. Смотри, – Эбигейл зафыркала совершенно неуважительно, – какие гневные физиономии он строит за то, что я выдала его секрет! Ну, ну, господин инквизитор, не сердитесь. Это всего лишь женские разговоры… Так что? Хочешь вернуть свою душу, навсегда потеряв при этом его?

Софи глянула в сторону Тристана, но тотчас же отвела взгляд.

– Он не меня любит, – произнесла она глухо. – Он любит то увечное, искалеченное, выхолощенное создание, что сотворил мой отец. Тристан понятия не имеет, какая я. А я хочу обрести себя… наконец-то.

– Справедливо, – заметила Эбигейл со смехом. – Он понятия не имеет.

– Отдай, – повторила Софи в третий раз.

– Нет, – дерзко ответила Эбигейл. – Я получила это по честному договору с отцом.

– Это ему не принадлежало! – выкрикнула Софи болезненно и яростно. – Он не имел права так распоряжаться моей душой! Сию минуту отдай!

– А ты забери, – хихикнула Эбигейл, и в руку Софи прыгнула волшебная палочка, висящая на ленте у нее на поясе.

– Ты думаешь, у меня не хватит духу?! – прошипела она зло, направляя ее на Эбигейл.

Мертвая ведьма тоже ухватила палочку, но была не так быстра, и первая магическая вспышка, сорвавшаяся с кончика палочки Софи, пробила насквозь ее мертвое тело и отбросило назад.

На белом платье, прямо посередине груди Эбигейл расцвел черный рваный цветок, края которого тлели алыми огнями. Мертвая ведьма с изумлением смотрела на него, не веря своим глазами, и руки ее неуверенно вздрагивали, словно Эбигейл хотела стереть с себя эту тлеющую рану.

– Неплохо, – произнесла она, наконец, справившись с изумлением. – Но так просто тебе со мной не справиться!

Она со злобным ревом, словно собираясь наброситься на Софи с кулаками, раскрутила палочку над головой, самым кончиком вырисовывая фиолетовое грозовое облако, сверкающее молниями, и швырнула его в Софи.

Молнии охватили всю Софи, жаля и обжигая ее, она закричала, но полочку из рук не выпустила. Наоборот – ухватила ее крепче, и молнии, переплетаясь, как змеи, по ее руке стекли на палочку и сорвались с нее белой звездой, ударившей Эбигейл в грудь так, что у ведьмы отлетела рука с волшебной палочкой, а саму ее отнесло на несколько шагов назад и свалило в битые зеркала.

– Ну, ты пожалеешь об этом! – взревела Эбигейл, кое-как поднимаясь и заливая все кругом черной кровью.

Рука ее, словно странная, уродливая змея, поползла к ее телу, подтягиваясь на пальцах, стараясь не потерять палочку, и это было так жутко, что Софи отступила, трепеща.

***

Китти и юный оборотень неслись в темноте, Хрустальный мост звенел под их ногами. Звон складывался в какую-то тревожную песенку, словно кто-то много-много раз назойливо спрашивал: «Дай мне ответ, да или нет, дай мне ответ, да или нет…»

И башмаки оборотня грохотали: да! Да! Да!

А каблучки красивых ботиночек  Китти частили: Да-да-да! Да-да-да!

Где-то впереди забрезжил свет, и Густав, ухватив Китти за руку, рванул туда. Но, как оказалось, спешил он напрасно: уже через десяток шагов коварный Хрустальный мост вынес их обоих в холл гостиницы, где в кресле сидел раздраженный Ричард.

– Где ты болтаешься, негодный паршивец, – рявкнул призрак, поднимаясь из кресла одним гибким, сильным движением. – Шляешься непонятно где с подружками?! Работать кто будет?!

Притом орал Ричард так привычно и так натурально, что Густав растерялся и беспомощно захлопал глазами, соображая, что ответить на эту гневную тираду.

– Простите, – выдавил он, наконец, вспомнив, что Ричард как будто бы мертв. – Но что значит – работать? Вы, вроде бы,  померли, а мертвецам слуги ни к чему…

– Это он и есть муж мадам Софи? – спросила Китти, ничуть не смутившись от неласкового приема. – Спохватился командовать, голубчик, когда кишки выпустили. Не желаете ли нанять червей позубастей, чтобы они скорее вас сожрали?

Но Ричард вдруг, почти не замахиваясь, влепил ей пощечину, откинувшую девочку прочь.

– Молчать, мерзавка! Я тебе покажу, как зубатиться!

Китти упала с коротким вскриком, и Густав с кулаками налетел на Ричарда, но сам пропустил плюху, и рухнул, как подкошенный, выплевывая кровь. Губы и нос его были разбиты.

– И мертвецам, – злорадно ответил Ричард, откинув со лба выбившиеся из пижонской прически волосы, – нужна прислуга. Будешь мыть у меня полы, маленькая смазливая богатая сучка.

Он, словно фокусник в цирке, вытащил из кармана длинную цепь с тяжелыми кандалами и ловко защелкнул их на лодыжке Китти. Девчонка с визгом ухватилась за металл обеими руками, но не смогла разжать металлическое кольцо на своей ноге. Ричард, глумясь, накрутил цепь на кулак и дернул ее что есть сил, да так, что Китти рухнула на спину.

– Будешь мне стряпать обеды, – захохотал Ричард, указывая на стол, на котором лежали мертвые синюшные головы, вывалив серые языки, и оторванные руки-ноги. – Да смотри, не пересоли! Пробуй похлебку почаще!

– Ее отец инквизитор! – мальчишеским ломающимся голосом проорал Густав, кое-как поднимаясь на четвереньки. Его шатало, круги шли перед глазами. Удар Ричарда оказался тяжелее, чем можно было ожидать от мертвеца.

– Ее отец мерзавец, – зашипел Ричард злобно, – забравшийся в постель моей жены! Полинялый потаскун!

– Не смей так говорить о моем папе! – заверещала Китти, злобно лягая Ричарда каблучком, но тот снова дернул цепь, и Китти снова шлепнулась на спину, пребольно стукнувшись затылком об пол.

– Я буду говорить о нем так, – с садистским удовольствием таская Китти по полу, дергая за цепь, произнес Ричард, – как пожелаю. И ты мне не помешаешь, маленькая дрянь!

– Не трогай девчонку! – яростно зарычал Густав. Кровь в его жилах закипела от злости.  Глаза его налились кровью, он зарычал, на руках, упершихся в пол, прорезались когти. Он никогда не осмелился бы перечить Ричарду, которого долгое время считал своим хозяином, но крики Китти рождали в нем зверя. В сердце его разгорелся огонь, и Густав вдруг ощутил себя настоящим инквизитором – защитником обиженных и борцом с нечистью.

– А то что? – прищурился Ричард. – Убьешь меня еще раз?

– Еще раз, – прорычал Густав, трансформируясь в волка, обрастая шерстью, – и столько, сколько будет нужно!

Он с воем набросился на Ричарда и вцепился ему зубами в плечо.

Но и Ричард оказался не так прост.

У него отросли кожистые, уродливые драные крылья, лицо сморщилось, превращаясь в противную рожу летучей зубастой мыши, а тело, напротив, стало огромным  и странным, словно собранным из частей тел разных животных, сильных и больших.

Когтями Ричард бил и трепал Густава, который, казалось, впился в него намертво, как клещ, и волчья шерсть с кровью летели в разные стороны.

– Густав! – выкрикнула Китти в ужасе, отползая от драки.

Ричард, наконец, справился с оборотнем и отшвырнул его прочь.

К барной стойке подкатилось уже тощее мальчишеское тело в изорванной окровавленной одежде. Жуткая летучая мышь, утирая окровавленную пасть, противно пищала и цокала так, что уши закладывало.

Но Густава этим было не напугать.

Он, пошатываясь, поднялся, неотрывно следя за противником. Если б Тристан сейчас видел его, он узнал бы свой взгляд, одержимый и упрямый, взгляд, который видит только цель.

Трясущейся от напряжения и боли рукой Густав под барной стойкой нащупал рогатину, ту самую, что лежала там всегда – на случай нападения разбойников, – ту самую, что он сломал в бою с демонами, и ту самую, что Хрустальный мост создал в точности с представлениями Ричарда о гостинице.

– Ты сам вложил мне в руки оружие, – шепнул Густав с ненавистью.

Его пальцы поудобнее перехватили древко, и он ринулся на Ричарда ровно в тот момент, когда Ричард бросился на него.

Выставив вперед рога своего оружия, закусив до боли губу, Густав всем своим телом бросился вперед, пробивая острыми рогами уродливое волосатое тело Ричарда-монстра. Рогатина прошила того насквозь, и Густав уперся изо всех сил ногами в пол, скребя доски башмаками, потому что Ричард, нанизанный на рогатину, рвался к Густаву, маша когтями в опасной близости от его лица.

А о Китти он позабыл; да и, верно, не боялся нападения от юной ведьмы. Что там она может, эта расфуфыренная девчонка?

А могла она многое.

Своими ножницами-перчаткой она расстригла его цепь так же легко, как нить, и подскочила на ноги. Массивный уродец-Ричард, истекая черной кровью, почти затолкал тощего, упрямо  упирающегося Густава в камин. Жар от огня уже припекал мальчишке изодранную когтями монстра спину. Под подошвами его башмаков скрипели красные угли и зола.

Китти, безжалостно прищурившись, сжав неприятно губы, выхватила свою иглу и одним взмахом пронзила сзади ляжку монстра, затем вторую, и вторым взмахом протянула волшебную, звонкую нить.

От этой мастерской подсечки Ричард упал, словно его стреножили, как дикого жеребца. А волшебная игла взлетела еще и еще раз, и Ричард, приколотый рогатиной Густава к полу, словно вилкой, забрыкался, как свежепойманный карась. Под волшебной иглой Швеи его ноги срастались в одну, да и руки приросли в к бокам, и он еле мог шевелить кистями.

Напоследок Китти ловко запеленала его в крылья, словно голубец в капустные листья, и зашила этот кокон наглухо.  И как только она наложила последний стежок, Густав вырвал из брыкающегося тела свою рогатину и отступил, переводя дух.

– Дизайнерская вещь, – хладнокровно произнесла Китти, устраивая свою иглу на месте и приглаживая аккуратно ворот своей одежды. – Вы, огромные, сильные, но тупые демоны, сильно недооцениваете  маленьких смазливых ведьм.

Ричард катался по полу бесформенным слизнем, пища и цокая, как летучая мышь. Густав отер пот со лба. Все его тело содрогалось от ударов сердца, которое не билось так отчаянно и сильно никогда, рубашка была изодрана так, что сквозь прорехи можно было пересчитать все его ребра.

– А ты смелый, юный инквизитор Густав, – заметила кокетливо Китти, рассматривая потрепанного мальчишку. – Почти как мой папа. Ну, и рогатиной… я не слышала, чтоб демона можно было победить одной только рогатиной.

– Так его победила ты, а не я, – заметил Густав, краснея, однако, от похвалы. – Ты его сшила.

– А ты его ранил, – заметила Китти, танцующей походкой приближаясь к Густаву. – Если б я его не сшила, он все равно бы сдох, истек кровью. Смотри – он затих.

Густав глянул на Ричарда – и коварная девчонка, незаметно подкравшаяся к нему, привстала на цыпочки и чмокнула его в расцарапанную щеку.

Поцелуй, полученный от инквизиторовой дочери, пробудил  в Густаве зверя. Голова его охмелела; он обхватил Китти длинными руками, приподнял и влепил ей сокрушительный по своей страстности поцелуй прямо в губы, неумелый, но пылкий.

– Густав, Густав, – зашептала Китти, посмеиваясь, отстраняясь от пылкого оборотня, упираясь руками в его грудь и слыша, как колошматится от восторга его сердце. – Ну, хватит. Не то папа тебя убьет.

– Пусть! – выпалил Густав и снова потянулся к Китти.

– Нет, не пусть, – возразила она. – Я… не хочу, чтобы он убивал тебя.

Густав нехотя, с явным сожалением отпустил Китти, и та отпрянула, заливаясь румянцем и пряча взгляд, как только ее ноги коснулись пола.

– Давай посмотрим, что он тут сторожил, – произнесла Китти. – Не зря же он тут сидел. Демоны никогда не сидят на пути просто так.

Густав кивнул. Он подобрал свою рогатину и ткнул ею в пылающий камин. Полетели искры, рассыпались алыми углями поленья, и в пылающем аду камина Китти и Густав увидели комнату и мельтешащие в ней тени.

– Да это же мадам Софи! – выкрикнула Китти. – Густав, это выход! Он сторожил безопасный выход!

Густав не стал спрашивать, что делать; рогатиной он разворошил жар, раскидал горящие поленья, и Китти первая сунулась в открывшийся лаз.