Текст книги "Ловушка для Инквизитора (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 8

 – Вот! – победно выкрикнул Эдвард, наставляя на Софи свой жезл. – Она обманула, обобрала, обокрала собственного отца! Родного отца, единственного, кто о ней заботился! Каков цинизм! Каков позор для приличного дома! Дочь ведьма и грязная воровка! Разбить сердце старику! За это он от нее и отрекся и выгнал прочь из дома! За это ее и пытали! Видимо, хотели выкорчевать порок из ее души, но там, где проросло зло, сделать это не так-то просто!

Он собрался было уже пленить Софи магической вспышкой, но рука Тристана ухватила его  оружие, и выстрел пришелся в потолок, а Софи расхохоталась, увидев досаду на лице молодого инквизитора.

– Откуда вы знаете? – быстро спросил Тристан. – Об отречении отца? Эти сведения даже опытные Швеи с трудом смогли рассмотреть! Откуда знаете вы, кто вам сказал об этом?!

– Неправда! Неправда! – верещала Китти, наступая на Эдварда. – Мадам Софи, конечно, ведьма, но она не воровка! У нее в душе нет ни единого черного пятнышка! Она не причинила никому зла! Никому! Зла! Не причинила! Вы не имеете права ее трогать!

– Я не собираюсь слушать какую-то девчонку, – зло огрызнулся Эдвард. – Ты сама сказала, что многих частей души недостает!

– Зло прорастает на всю душу, а не на части ее! – верещала разозленная Китти, вцепившись в рукав Эдварда и изо всех сил трепля его. – Я вам не какая-то девчонка, я самая талантливая Швея! Меня слушает сам король!

Темные глаза Эдварда недобро блеснули, он одним  грубым движением отпихнул от себя Китти на руки ее отцу и усмехнулся.

– Я, – сказал он высокомерно, – выше короля!

– Ты, – выдохнула Софи, поднимаясь с кресла, на котором смирно сидела до сих пор, – будешь ниже самого последнего шелудивого пса в канаве!

Ее волшебная палочка послушно прыгнула  в ее ладонь, и Эдвард отшатнулся. На ней, сквозь высохшие белые волокна старого дерева, выступали семь черных блестящих обсидиановых колец, семь уровней магии.

– Семь, – успел выдохнуть Эдвард, рассмотрев нацеленную на него палочку. – Это насмерть…

Никто не успел помешать Софи, которая вдруг сделалась ужасно быстрой и ловкой, верткой, как шарик ртути. Белая вспышка магии сорвалась с кончика волшебной палочки Софи и ударила в грудь Эдварда. Тот, перекувырнувшись через голову, отлетел и рухнул на спину, раскинув руки и громко стукнувшись затылком.

Его бравые молчаливые помощники с опозданием  кинулись на Софи, но каждый заработал по такой же ослепительной вспышке, и оба они рухнули на пол рядом со своим главным.

Вспышку, предназначенную ему, Тристан поймал на кончик его черного меча, и она зазвенела, словно скрестившаяся с его оружием сабля.  Услышав этот звон и увидев, как Тристан прижимает ее магическую вспышку каблуком к полу, разрубив ее надвое мечом, Софи рассмеялась, раскрасневшись.

– Не сомневалась в ваших способностях, господин инквизитор, – церемонно кланяясь, произнесла Софи. – Только вы с вашим  огромным опытом  могли отразить Неотвратимое Ведьмино Наказание. Браво, браво! Вы просто покоряете мое сердце своей невероятной силой и своими глубокими знаниями. Думаю, никто в целом королевстве не смог бы так мастерски справиться с таким опасным и сложным заклятьем.

– А я вижу, вам намного лучше, Софи, – произнес Тристан, покончив с ее первым заклятьем и снова поднимая меч. – Ваша возвращенная душа вам к лицу. Вы как будто посвежели, помолодели. Стали намного веселее и смелее. И как будто решительнее? Поднялась же ведь на меня рука… после всех слов и метаний…

– Не прибедняйтесь, инквизитор, – насмешливо протянула Софи. – Вас этим приемом не пронять. К тому же, вы передо мной ни в чем не виноваты. Вас бы просто отбросило прочь, если б вы не успели ее отразить…

– Так зачем же стреляли?

– В наивной попытке вас нейтрализовать, – кокетливо ответила Софи. – На краткий миг. Вдруг бы вышло? Чем магия не шутит.

– Со мной магия не шутит. Зачем вам это?

– Затем, милый мой Тристан,  – весело ответила Софи, – что мне нужно срочно укрыться. Сбежать. Спрятаться. Ведь я Зеркальщик – ведьма, которая делала кукол, которые… м-м-м…были плохи? Дурно воспитаны? Воровали? Грабили? Разбойничали? Если честно, я этого не помню. К тому же, трое побитых инквизиторов только что добавились в список моих преступлений. Что само по себе не может сойти мне с рук просто так. Вообще, я привыкла к мысли о том, что Зеркальщик – преступник, и его обязательно нужно усадить в тюрьму. А мне этого так не хочется!

– Софи, нет! – выкрикнула Китти. – Ты точно не делала ничего дурного, я знаю! Не нужно наговаривать на себя! Я вступлюсь! И мне поверят, мне король поверит, и Швеи! Я не могу ошибаться!

– Я вызвала демонов, – напомнила Софи, отступая от Тристана и от Китти прочь, все так же целя в инквизитора палочкой. И Тристан метил в нее своим черным мечом, не спуская с отступающей ведьмы глаз. – Я действительно сделала это, детка. Я точно вспомнила. А за такие дела твой папа не гладит по головке никого… даже если и питает привязанность и симпатию.  И я исключением не буду. Господин инквизитор, вы питаете ко мне симпатию? Можете повторить сейчас, что я вам нравлюсь?  – Софи тихо и опасно рассмеялась, сверкая яркими, как драгоценные камни, глазами, и Тристан невозмутимо кивнул:

– Могу. Опасные и коварные женщины мне нравятся даже больше. Всегда питал к ним слабость. Но Софи, послушайте Китти – не стоит бежать. Я продолжу расследование, и наказание вам будет не таким уж суровым. Я даже не стану ограничивать вашей свободы до конца расследования, если вы мне пообещаете не убегать и всегда быть рядом со мной.

– Но и целовать меня больше не будете, – притворно вздохнула Софи. – Нет, благодарю, Тристан. Ваше предложение так великодушно, господин инквизитор! Нет, в самом деле – ваше благородство не знает границ. И я вам верю; ни секунды не сомневаюсь, что вы так и поступили бы, но… я не могу. Есть кое-что, Тристан, что намного дороже моей свободы и моей жизни.

– Что же это такое, Софи?

Она гордо вздернула подбородок:

– Я тоже человек слова, – сказала она, приосанясь. – И свои обещания обязана выполнить.

– Обещания? Кому, Софи?

– Куклам, Тристан, – горько ответила Софи. – Наверное, это звучит нелепо и глупо, и даже смешно, но… плохи они, или хороши, а только я их создала. Я вложила в них живые сердца, я пробудила в них разум и чувства. Я помню их лица, помню их по именам, помню их голоса. Я в ответе за них. Они боятся и страдают так же, как люди. А тот, в красной маске… прости, Тристан, я не знаю, кто этот человек, и чем они ему насолили. Может, вытащили из его дома серебряные подсвечники. Может, приняли в свою дурную компанию его наследника и научили его играть в карты и пить вино. Только он их всех хотел перебить. И демонов я вызвала затем, чтобы защитить мой народец. Спрятать их. Защитить и спасти их странные жизни. Я ведь кукольная принцесса Софи, помнишь?

– Демонов, Софи?! Ради кукол?!

– Чтобы защитить дорогих мне существ, Тристан, – возразила Софи. – Я такая дура! Но переносить спокойно из слезы и мольбы я не могу. Куклы – они беззащитны, как дети. И магия им не подвластна. И теперь еще и  демоны на свободе… Но теперь я ими не повелеваю. Я не знаю, как это вышло, но теперь я не могу их усмирить. А нужно бы! И еще…что-то есть еще, но я не помню. А должна вспомнить! Должна отыскать свою душу  вспомнить!

– Все равно! – выкрикнула Китти. – Не убегайте, мадам Софи! Папа вам поможет!

– У твоего папы есть дела поважнее, – усмехнулась Софи, – кроме как защищать набитых опилками барышень. Каждому из нас необходимо заняться своим делом.

– Но вы же понимаете, Софи, – мягко произнес Тристан, – что теперь, после убийства троих инквизиторов, я просто никуда вас не отпущу? Я вынужден буду… прикончить вас, если вы попробуете уйти.

– И поднимется рука? – весело и горько спросила Софи. В ее прекрасных глазах промелькнула тень воспоминания о страстном свидании, о поцелуях инквизитора, о его нежности и ласке, и Тристан упрямо склонил голову и крепко сжал губы, угадав ранящие ее душу мысли.

–  С трудом, Софи, – ответил он через силу. – С трудом. Если бы вы не сопротивлялись мне, я смог бы доказать, что вы защищались, а они на вас давили и настаивали на суровом наказании  после всего, перенесенного вами. Но ваш побег все усугубит. В вашу искренность могут не поверить. И я не смогу… не смогу упросить короля помиловать вас.  Убийство троих инквизиторов – это серьезное преступление.

– Троих болванов, – грубо ответила Софи, – которые берут взятки и ведут себя как мелкие шулеры! К тому же, они, как будто бы, живы?

В этот миг Эдвард застонал  и схватился рукой за голову. Тристан лишь на миг обернулся к нему, и Софи, воспользовавшись этим, всплеснув руками, черной птицей заметалась по комнате и вылетела в окно.

Его белоснежное лицо покраснело от гнева и целой гаммы чувств, самым сильным из которых было ощущение потери. Словно ветром вырвало из рук дорогое сердцу письмо и утащило прочь.

– Софи! – Тристан в два прыжка оказался на подоконнике, раскрывая свои белоснежные крылья, но ему ответом был заливистый смех освобожденной ведьмы, а небо вдруг затянулось черными грозовыми тучами, и серой стеной хлынул дождь, хлестнув по белоснежному лицу инквизитора. – Софи…

Ее недоверие, ее упрямство, с которым она отвергала его  помощь, пребольно резануло сердце Тристана. И он сам не мог понять, чего в его чувствах было больше – досады или горечи. Вот и расстались…

– Ведьмы всегда радуются обретенной свободе, папа, – тихо проговорила за его спиной Китти. – Ты не догонишь ее; она обратится в струи дождя, и ты ее просто не найдешь среди других струй.

– Вы что, упустили ее?! – вскричал пришедший в себя Эдвард. – Сознавшуюся в грехах ведьму?!

– Зато поймали троих инквизиторов, – зло ответил Тристан, обернувшись к Эдварду, – предавших магию. Она пометила тебя. Теперь все будут видеть твой грех.

Эдвард  вскрикнул и поднес руки к лицу.

Ладони его оказались черными, словно выпачканными в дегте. Они оставляли неряшливые липкие следы на лице инквизитора, на его одежде, на полу, в который он уперся ладонями, усаживаясь, и Тристан с досадой мотнул головой:

– Небеса пресвятые, что же ты за идиот такой! – заорал он на испуганного, хлопающего глазами Эдварда.  – Ты правда взял взятку?! И ведьма тебя за это прокляла?! Да тебе вовек не отмыться!

– Да кто же знал, что у нее достанет сил! – заверещал Эдвард, понимая, что чернота не отмоется никакими заклятьями, и что крылья его больше не раскроются.

– Говори, мальчишка, – Тристан прыгну к нему, ухватил его за грудки, за перепачканную черным одежду. – За что тебе дали деньги? Кто навел тебя на Софи?

– Да демоны ее отымей, – взревел в бессильной ярости Эдвард. – Кто же знал!

– Кто же знал, что правосудие не покупается за деньги?!

– Нам просто заплатили, чтобы мы решили это дело поскорее! В письме сказали, что Софи – опасная ведьма, скрывающаяся от правосудия, и что мы получим неопровержимые доказательства ее вины, когда вернем ей душу! И ведь мы получили, получили! Она созналась!

– Созналась, что ее пытали и мучили, а она защищалась?! До тебя до сих пор не дошло, что тебя надули? – хохотнул Тристан и брезгливо  отпихнул от себя Эдварда. – Твое дело выгорело бы, если б ты смог отбить ее удар… или если б я смог его отразить.

– Аноним рассчитывал на то, что ты выступишь на стороне инквизиторов, – встряла Китти. – Он думал, что ты тоже не станешь разбираться.

– Кто, кто тебя навел на Софи? Кто тебе вручил банку с частицами ее души? Отвечай!

– Черта с два! – взревел Эдвард, подскочив на ноги. – Не скажу! Сам хочешь выслужиться?! Нет! Я раскрою это дело, я верну себе статус инквизитора, я докажу ее виновность!

– Глупый, упрямый  мальчишка! – взревел Тристан. – Мало тебе досталось?!

– Не мало! Но теперь я готов к ее проделкам! Я был бы чист, – зло прошептал Эдвард, сжимая черные от смолы кулаки, – если б ты помог нам. Эта грязь на моих руках, – он зло потряс сжатыми черными кулаками перед носом у Тристана, – это твоя вина! Это твое предательство! Ты стоял и ничего не делал, когда она нас!..

– Ты был бы чист, – едко парировал Тристан, – если б не запачкал свои руки взяткой! Ну, а раз не хочешь со мной говорить начистоту – убирайся отсюда. И не думай, что о твоем падении не узнает король – он непременно узнает.

– Даже не сомневаюсь, – зло усмехнулся Эдвард. – Ты выдашь меня с потрохами и не поморщишься… как быстро и ловко ты наживаешь себе врагов, Тристан младший Зимородок!

– Это угроза? – вежливо поинтересовался Тристан.

– Нет, нет, – уже спокойнее ответил Эдвард. – Это просто напоминание, что и я тебе не подам руки, когда тебе нужна будет помощь.

Тристан красноречиво посмотрел на черные ладони Эдварда и лишь усмехнулся.

– Этим ты меня не напугаешь.

Когда опальные инквизиторы покинули дом, Тристан перевел дух и почувствовал, как от напряжения болят плечи. В доме было тихо, удивительно тихо, будто разом его покинули все души, и демоны, и люди.

Подумать только!

Еще вчера он защищал Софи от демонов, а оказалось – она их хозяйка! Невероятно!..

– Ты не стал с ней драться и позволил ей уйти, так? – произнесла Китти, разгоняя ненормальную, звенящую тишину.

– Так.

– Ты врал, ты не смог бы ее ударить, ранить и… убить?

Тристан чуть качнул головой.

– Не смог бы. Загнанное искалеченное существо, она не верит даже в справедливость и поэтому не просит помощи. Как мог я, еще и я, причинить ей боль?

– Она нравится тебе? – по-деловому поинтересовалась Китти.

– Да, – нехотя признался Тристан. – Но я, кажется, ей не очень.

– Это не точно, – заметила Китти, подходя ближе к отцу. – У меня тут вот…

Она полезла за пазуху и вынула какой-то конверт, чуть помятый, но дорогой, из  плотной бумаги. От него явно пахло чем-то знакомым, чем-то сладким.

– Розовое масло? – принюхавшись, сообразил Тристан. – Жюли?!

– Ага, – подтвердила Китти беззаботно.

– Где ты взяла его?

– У этого остолопа, Эдварда же, – ответила Китти, – когда вцепилась в его одежду.

– Украла? – строго уточнил отец. Китти пожала плечами, изображая философское выражение на мордашке.

– Самые ловкие пальцы в королевстве, – напомнила она, демонстрируя Тристану свои руки.

– Очень дурная наследственность, – вздохнул Тристан и развернул письмо.

Анонимом, который навел инквизиторов на Софи, действительно оказалась Жюли. Тристан даже поморщился от отвращения – столько горького яда было разлито в словах, написанных рукой этой красивой и изящной женщины.

«Эта Софи, – писала Жюли, – просто черная, гадкая, извращенная и преступная ведьма. Она ограбила отца, оставила бедного, беспомощного старика доживать свой век в нищете и забвении. Пытки не смогли подавить в ней зло, даже отнятые куски души не искоренили в ней тьму, но помутили ее разум. И теперь она может лишь творить бесчинство. Это ее демоны терзают город. Это она насылает на людей беды. И вы, если поторопитесь, можете ее остановить, пока она не наделала других, более ужасных дел.

Я знаю, что эта гнусная, грязная, извращенная потаскуха, прикинувшись невинной овечкой, трется вокруг инквизитора Тристана. А он всего лишь мужчина, и, к тому же, с годами он стал сентиментальнее и мягче. Он принимает ее слова и кокетство за чистую монету. Может быть, эта грязная, испорченная шлюха уже расплатилась с ним телом в обмен на его защиту и покровительство. Ее лживый язык мог наобещать ему многое, и сделать еще больше! Уверена, она спит с ним, удовлетворяя все его порочные фантазии. А он верит в ее кротость и в ее послушание!

Но есть способ открыть ему глаза; он очарован ее лживой, ненастоящей невинностью и красотой. А если вернуть ей частицы души, он увидит ее истинное лицо, ее порочную ведьминскую сущность, и отвернется от нее!

Эти частицы души были изъяты у нее в наказание; но она творила черные дела и после. У нее много раз отнимали воспоминания в надежде ее исправить, но ничего не помогало!

Если вернуть ей душу, она станет опасна. Очень опасна; так опасна, что никому я бы не пожелала напасть на нее в одиночку. Лучше втроем.

Она все вспомнит и признается во всех преступлениях, и вам останется только ее пленить… или убить. Я очень хотела бы, чтобы вы очистили наш город от этого зла. Нет больше сил терпеть мрак и ужас.  А я за ваши старания щедро поблагодарила бы вас. Кошелек с сотней золотых на каждого достаточная плата за то, чтобы вы поторопились?..»

– Какая приятная наружность, – произнес Тристан, – и какое гнилое нутро!

– Что там, что там? – поинтересовалась Китти.

– Тебе это читать нельзя! – строго ответил Тристан. Китти закатила глаза:

– Можно подумать, – проворчала она, – я не читала! Я же говорила – эта Жюли на редкость противная, настоящая змея! А ты отослал с ней Густава! Представь, если ей вздумается открутить маленькому песику голову?!

– Тогда ее будет ждать большой сюрприз, – ответил Тристан.

– И что?! Что теперь? – не унималась Китти.

– Придется мне самому к ней наведаться, – ответил он. – Поискать оставшиеся части души Софи. Думаю, эта пройдоха  отдала намеренно не все.

***

Жюли, совершив гадость, пребывала в приподнятом настроении.

– Ах, какой милый песик, – щебетала она, радостная, целуя Густава в черный мокрый нос и поправляя бант на его собачьей шейке. – Право же, господин Тристан так мил. Как думаешь, Зефирчик, я ему понравилась? Он мной заинтересовался?

Песик от острого аромата розового масла  звучно чихнул, зажмурив блестящие глазки, и Жюли восприняла это как положительный ответ.

– Ах, разумеется, я ему понравилась! – заверещала она, прижимая собачку к груди и несколько раз целуя пса в макушку.  – И было бы замечательно, если б эти карающие ангелы утащили эту дуру Софи с собой в столицу, а господина инквизитора оставили бы мне! Господин младший Зимородок – это не только крепкие мускулы и отчаянный магический меч, которым господин Тристан может разогнать всех и вся в округе, но и много, много, много золота! А золото я люблю!

И Жюли изобразила пару каких-то незамысловатых и даже неуклюжих танцевальных па, словно танцовщица, давно покинувшая сцену.

Исцелованного, чихающего от резкого розового запаха Густава она отпустила на пол, а сама принялась неспешно раздеваться.

Она освободилась от нарядного платьица,  скинув его прямо на пол, и осталась – нет, не в нарядном белье, – а в старом, вылинявшем, выгоревшем легкомысленном наряде, приличествующем разве что певичке или танцовщице из дешевого кабаре.

Красный атлас ее корсета был тусклый и местами потертый, блестящие пайетки на нем потускнели и стали похожи на чешую мертвой рыбы, бусинки облезли, и стало совершенно непонятно, какого он были цвета.

Короткая юбка из черного фатина была измята и потеряла всякую форму. Длинный черный шлейф напоминал скорее хвост ящерицы.

И все же в этом потрепанном, старом наряде еще угадывался прежний игривый настрой.

На свои черные кудри Жюли надела очаровательную крохотную черную шляпку и опустила на лоб серую от старости вуаль.

– Милый, – пропела она игривым голосом, оборачиваясь к огромному, во всю стену, зеркалу, – как я тебе сегодня?

Густав, который от ласк и запахов хозяйки спрятался под  софу, тотчас же снова выглянул, заинтересованный, к кому это обращается Жюли. Не к собаке же, в самом-то деле? Но в комнате никого не было. А Жюли, пригладив фатиновые оборки, поправив шляпку, танцующей походкой подошла к зеркалу и даже дышать перестала, любуясь собой.

– Я все так же неотразима и прекрасна, как и сто лет назад, – прощебетала она, вертясь и так, и этак, любуясь своими точеными бедрами и соблазнительной грудью, вздымающейся над краем корсета. – Ну же, не будь букой! Посмотри на меня! Разве ты не хочешь? Помнишь, как я танцевала для тебя? Тебе нравилось смотреть на мои ноги…

Зеркальная гладь пошла рябью, словно гладь потревоженного пруда, и вместо пританцовывающей Жюли в зеркале появился человек в алой маске.

– Здравствуй, милый, – пропела Жюли самым ласковым голоском – и весело рассмеялась, глядя, как пленник зеркала с яростью колотит изнутри по стеклу кулаками, затянутыми в алые перчатки. Его ярость и беспомощность доставляли Жюли поистине садистское удовольствие, она остановилась, мерзко улыбаясь,  внимательно и с любопытством, словно душевнобольной, наблюдая за муками запертого в магическую ловушку человека.

– Нет, нет, нет, – пропела она, погрозив ему пальчиком, – ничего не выйдет. Ты уже старался, но ничего не получилось, не так ли?

Человек в алой маске, утомившись, сполз, ведя ладонями  по стеклу. Плечи его вздрагивали, кажется, он рыдал. И эта порция страданий снова вдохновила Жюли, та повернулась на носке туфельки, словно балерина, исполняющая фуэте.

–  Я ведь хорошенькая, правда? – произнесла она. – Ну, посмотри на меня! Хватит хныкать! Если ты сейчас ноешь, то что с тобой произойдет, когда в этот дом войдет Тристан, и ты будешь наблюдать каждый вечер, как он ложится со мной в постель? Что? Ах, тебе все равно? Ты видел Ричарда, и тебе все равно, кто со мной будет, он или Тристан, или кто-то еще? Фу, какой ты равнодушный!  Сердца у тебя нет! А у меня есть, – Жюли вдруг припала к стеклу, прижалась к нему грудью, почти коснулась губами, и человек в красной маске по ту сторону стекла потянулся дрожащей рукой к ее груди. Но Жюли отпрянула и громко расхохоталась. Ей навилось мучить своего пленника. – Магическое, драгоценное сердце! Ведь я кукла. Как думаешь, может, поэтому я так жестока? Ну, не ной. Надоело смотреть на твои слезы. Ты сам виноват. Мужчина не должен быть так слаб. Проиграть какой-то девчонке! Софи! Поделом тебе, – Жюли снова расхохоталась, демонстрируя пленнику красивый перстень, сверкающий на пальце. Словно играясь, она легонько стукнула им в зеркало, и оно загудело, готовое расколоться в любой момент.

– Знаешь, что это такое? Это колечко Софи! Им она подчиняла демонов, что заперли тебя здесь… Нет-нет-нет! Я не отпущу тебя! – дразнясь, пела Жюли. – Не смотри на мня с такой надеждой! Мне нравится иметь тебя… как вещь. Как безделушку, как предмет коллекции. Старые любовники… они не должны принадлежать никому, только мне! Как здорово, что демоны тебя тут заперли. Таким ненормальным, как ты, нет веры. Ты сам виноват! Если б ты не принялся разбивать всех подряд кукол, я бы тебя, может, и освободила бы. Но ты ведь их перебил. Целый десяток! Что? Что ты говоришь? Что не причинишь мне вреда? Не разобьешь меня? Э, нет; теперь-то, после стольких лет заключения, точно разобьешь!

И Жюли снова рассмеялась своим неприятным визгливым смехом.

– Ты спросишь, зачем мне Тристан, – сказала она, любуясь собой. – Конечно, я его не люблю. Боюсь, я вообще не умею любить. Но я умею желать! И желаю я самое лучшее. Тристан интересный мужчина. Он необычный. Сильный; богатый. А еще у него золотое сердце, – Жюли снова страстно припала к стеклу, почти целуя сквозь него алую маску. – Как думаешь, если его сердце вынуть и поместить в мою грудь, смогу я стать человеком? Настоящим, живым человеком? Теплым, мягким, из плоти и крови? Может, я стану лучше, добрее? Или хотя бы проживу бесконечно долгую жизнь? Стану бессмертной и вечно юной, как Тристан? Мне очень хотелось бы попробовать.

Жюли отпрянула от стекла, глядя в него ожесточенными, почти животными, хищными глазами.

– Но сначала золото, – произнесла она. Эти слова в усах женщины, одетой в старую потрепанную одежду дешевой потаскушки, прозвучали жутко. – Сначала я заставлю его осыпать меня золотом. Мужчины все одинаковы. Я сумею его соблазнить. Сейчас он сопротивляется, но это потому, что рядом с ним эта гадина, Софи. Что он вообще в ней нашел? Скучная, блеклая, безмозглая курица. Но ничего. Я это исправлю. Уже исправила. Если ее не будет, я смогу обратить на себя его внимание. И тогда, быть может, ты увидишь величайшее в мире преображение. Я превращусь из хрупкой куклы в настоящую женщину! И тогда весь мир будет у моих ног!

**

Куда могла пойти ведьма, удравшая от инквизитора? Где ей было спрятаться?

Разумеется, в той самой мастерской отца, которую она так тщательно скрыла от посторонних глаз. Лепестков души было недостаточно, чтобы вспомнить все в мельчайших деталях, но то, где находится мастерская, и то, что в ней сокрыто, Софи припомнила хорошо.

Инструменты, запасные ручки на случай, если старая поломается или отколется фарфоровый пальчик, роскошные локоны, подарочные коробки, обтянутые шелком, и куклы, те немногие уцелевшие, до которых не добрались недоброжелатели. Те из них, чьи сердца Софи успела защитить.

Разноцветные сердца из драгоценных камешком.

– Как жаль, – пробормотала Софи, ощущая, как ее глаза наполняются слезами, – что в наше время настоящие, живые сердца тверже и чернее кукольных…

Она была зла на инквизиторов и нисколько не жалела, что пометила их своим проклятьем, но на Тристана она не держала зла. Напротив – ей казалось, что разлука с ним нанесла ей кровавую, болезненную рану. Отчего-то она верила ему, несмотря на то, что он и против нее обнажил свой черный инквизиторский меч. Знала, что он не ударит и не покалечит. Знала это так же четко, как если б сама решала за него. Оттого и посмела удрать, не опасаясь удара в спину.

И знала, что и ему болезненна разлука с нею.

– Что же делать, Тристан, мой белый рыцарь, – бормотала она, пробираясь по лесной тропинке, которая выглядела точно так, как в тот день, когда Софи убегала  по ней прочь. – Что же делать… этот мир полон разочарования, боли и горечи. Нужно терпеть… и, может быть, когда-нибудь, мы найдем в себе силы простить друг друга и протянуть друг другу руки. Снова.

Она без труда преодолела болотную топь, потому что вспомнила и  увидела все до единой подсказки-вешки, что сама и установила, и перед болотной, бархатной от мха, кочкой опустилась на колени, отыскивая что-то в переплетении корней.

Она и нашла – деревянную шкатулку, купленную давным-давно на ярмарке за серебряный пятачок. Но шкатулка была кем-то найдена, открыта и выпотрошена. На зеленом мху лежали круглые разноцветные камешки со дна ручья, ракушки, перышки и сломанная крохотная сережка в виде утконоса, ловящего свой хвост. Сережка от времени почернела и стала некрасивой. Наверное, поэтому ее и не взяли.

А  вот перстень – большой, золотой, тяжелый, блестящий,  с зеленым, искусно ограненным камнем, – забрали. Софи лишь горько покачала головой, понимая свою ошибку. Кто-то, видимо, следил за ней в ту страшную ночь, когда она убегала от красной маски по болоту, и забрал самое красивое и самое драгоценное из ее тайника.

– А ведь и верно, – недобро произнесла Софи. – Следил… точнее, следила!

Она  вспомнила свою панику и отчаяние, вспомнила, как красная маска почти настигла ее, и вспомнила, как думала – только б перебраться через болото!

На сухом берегу, спрыгнув в траву с последней кочки, оседающей под ногами, Софи решительно раскрыла склянку и вылила в рот горьки отвар, и частица ее души, с болью оторвавшаяся,  закружилась по ветру и упала в ее узелок, что Софи захватила с собой из мастерской, и протиснулся в щель маленького ящичка, что был заботливо завернут  в ткань.

В шкатулку с пажом. В серебряное карманное зеркальце.

Да там и остался надолго.

Там же, на лесной дороге, лежащую в беспамятстве и горячке, ее и нашел Ричард, проезжавший мимо.

– Она видела, что он меня подобрал, – шептала Софи горько и злобно, собирая по крупицам свои воспоминания. – Эта Жюли… хитрая, подлая и насквозь фальшивая кукла! Деревянная лакированная игрушка! Поэтому она терлась около него… старалась разузнать, видимо, где мастерская отца! Потому он на мне и женился – они вдвоем рассчитывали, что я проболтаюсь, или однажды сама туда наведаюсь… Вот отчего он был так холоден со мной. Я его разочаровала и не привела к месту, битком набитому драгоценностями!

А ведь драгоценности в мастерской отца были! Софи это точно вспомнила. Он там хранил все, изумруды, рубины и золото. Он вытачивал из жемчужин и самого красивого перламутра зубки, собирал из тонких пластинок драгоценных камней радужку глаз.

– Вот поэтому она такая красивая, – шептала Софи,  ссыпая все найденные камешки и ракушки себе в карман. – Какой еще кукольник может себе позволить собрать глаза кукле из изумрудов сотни оттенков?..

Вот куда хотел добраться Ричард! В эту пещеру, полную сокровищ, как в сказке про Алладина.  Набить полные карманы золотых монет, нагрести мешок драгоценных камней и жемчуга! Да и Жюли было б неплохо обновить кое-что. Например, волосы и наряд.  Да и поиграть с драгоценными колье и коронами она любила…

– Но она голова ее набита ватой, – злорадно произнесла Софи, – а сама она так глупа, что не сообразила, что самое драгоценное в спрятанной шкатулке не перстень! Впрочем, в руках куклы ни один из этих предметов не выдал бы своей магической силы. Магия куклам не подвластна!

Она подобрала и почерневшего утконоса, дохнула на него, и тот ожил, завозился в ее ладони, уселся на хвост и принялся очищать серебряную шерсть от черноты.

Софи шла, кидая впереди себя по камешку, и те катились вперед, указывая путь. Раковинки, кинутые на землю, превращались в ступеньки винтовой лестницы, закрученной вокруг  старого ствола огромного дуба, а отливающее синевой перо сороки обернулось ключом.

Серебряный утконос, шумно нюхая своим утиным клювом, прыгнул на деревянную, выкрашенную болотно-зеленой  краской дверь, по которой метались тени сухих, не опавших листьев, и отыскал скважину, перебрав  все сучки, все трещинки и щели.

Софи вставила ключ, повернула его, и дверь раскрылась тотчас же, словно только и ждала Софи.

В лицо девушке пахнуло знакомым запахом, состоящим из горьких и сладких ароматов лака, дерева и пчелиного воска. Чисто выметенные половицы чуть слышно скрипели – рассохлись от времени, – и свет лился через маленькое оконце над столом мастера.

Все было ровно так, как и много лет назад. Софи отыскала взглядом все инструменты отца, аккуратно лежащие на своих местах, и сундук, накрытый льняной тканью. В нем-то и хранились сокровища.

А рядом с печью, в которой грел жаркий огонь, с метлой в руках, нерешительно замерла девушка, изумленно глядя на Софи. Если бы храбрый Густав сейчас увидел ее, то непременно узнал бы девушку, которую когда-то спас от всадников, обернувшись псом.

И его можно было понять! Как было не влюбиться в фарфорово – прозрачную кожу, в искрящиеся голубые топазовые глаза, в льняные светлые волосы и чуть тронутые нежным румянцем щеки!

– Мария? – неуверенно произнесла Софи, всматриваясь в полузабытое лицо, и девушка, выронив метлу, всплеснула руками:

– Принцесса Софи! Вы отыскали, вы вспомнили нас!

Она бросилась Софи на шею, крепко обняла своими полупрозрачными прекрасными руками и, обернувшись, крикнула: