сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 39 страниц)
Ее голос звучал, так, будто девушка готова в любой момент расплакаться. «Еще этого мне не хватало», подумал я, и начал говорить мягче.
- Марина, я готов помочь тебе всем, чем смогу, если это будет в моих силах. Я твой друг, и ты можешь на меня рассчитывать, в любое время, но тебе придется изменить свое поведение, согласна?
- Да, конечно! Спасибо, спасибо тебе. У меня совсем никого не осталось, даже поговорить не с кем. Я так рада, что ты не отвернулся от меня.
Дело неуклонно шло к слезам. «Да что же это такое, я ведь совсем другого пытался добиться», сокрушался я про себя.
- Никто от тебя не отворачивался, я говорил с девочками, они очень за тебя волнуются, тебе только и нужно, что попросить у них прощенья.
После этих слов ее голос снова изменился.
- Значит, они тебе звонили. Нажаловались на меня, да? И что же они про меня наговорили? Гадостей всяких, да!!?
Ледяным тоном, в котором, теперь, и не пахло слезами, задавала она свои вопросы. Звучала эта тирада так, будто королева обращается к одному из своих подданных, никаких возражений этот тон не терпел.
- Марина, мне не нравится, когда вопросы мне задают вот так. Это во-первых, а во-вторых, никаких гадостей они про тебя мне не рассказывали, если не считать гадостями, твое поведение. Или может они мне все врали, и ты ничего плохого не делала?
- Я, кхм-м… Я не могу по-другому, я же говорила! Со мной в последнее время происходят непонятные вещи. Я, как и ты, тоже видела кое-что странное, поэтому и хотела с тобой поговорить.
И снова звучание ее голоса изменилось. Эти эмоциональные горки уже порядком меня утомили, если так продолжится, я больше уже не смогу заснуть, и что мне потом, посреди ночи прикажете делать?
- Понятно. Можешь на меня рассчитывать. Но это не телефонный разговор. Я могу приехать завтра ненадолго, при встрече и поговорим, согласна?
Предложил я, стараясь поскорее закончить эту беседу.
- Может лучше приеду я? Тут… тут такая обстановка, нам будут мешать, или еще чего хуже…
- Хорошо, я встречу тебя, а сейчас ложись спать – ночь ведь.
- Я теперь очень плохо сплю ночами, зато днем высыпаюсь. Но я попробую, спасибо тебе еще раз. Спокойной ночи.
- Пожалуйста, и тебе спокойной ночи.
Собрав все оставшееся терпение, мягко попрощался я.
***
Как и договорились, в условленное время я ждал на станции. Электричка приехала. Люди вышли, двери закрылись, однако Марины видно не было, поэтому я потянулся в карман за телефоном. Ане с Викой, о ночном разговоре и о том что мы с Мариной собираемся встретиться я решил пока не рассказывать. Для начала нужно разобраться и выслушать вторую, так сказать, сторону конфликта, она ведь тоже моя подруга, и заслуживает этого.
Городок наш был не таким уж большим, работы здесь почти не было. Очень многие его жители катались в областной центр и обратно, как раз на этой электричке. Раньше тут были военные, но после распада Союза часть расформировали, что смогли – из нее вывезли, остальное разворовали. Именно поэтому каждый раз на станции выходит почти сотня человек. Марина же, девушка невысокая, вполне могла затеряться в толпе, «возможно поэтому ее до сих пор не видно», размышлял я, всматриваясь в лица прохожих. Отвлекшись на телефон я пропустил момент когда какая-то подозрительная женщина остановилась рядом и коснулась к моей руки.
Присмотревшись к этой особе, я узнал ней Марину. «Теперь-то понятно, почему сразу не заметил», поразился я про себя. Лето было в самом разгаре, палящее солнце заставило почти всех носить минимум одежды, но Марина вместо этого куталась в серый плащ, полностью скрывавший ее фигуру, даже воротник был поднят. Голову девушка обернула платком, и надвинула на нос огромные солнцезащитные очки. Опиралась эта новая Марина, на кривую коротенькую палочку, еще и горбилась, что довершало образ дряхлой старушки.
Когда мы отошли от станции достаточно далеко, и вокруг не было прохожих, я с иронией поинтересовался о причинах такого косплея. Она, похоже, немного смутилась и, запинаясь, ответила:
- В последнее время мне сложно уединиться, если только не дома. Я сама в этом виновата, наверное.
Остаток пути мы провели в молчании. Странно это как-то, будто с посторонним человеком идешь. Под конец Марина почему-то совсем напряглась, постоянно озиралась, поправляла платок и очки, от чего мне тоже стало не по себе, однако до дома мы добрались благополучно, без приключений. Давить на нее не хотелось, потому вопросов я больше не задавал, она платила тем же.
Когда мы подошли к двери моего дома, я понял что совсем не хочу оставлять странную, изменившуюся девушку вне поля зрения, как если бы опасался нападения с ее стороны. «Что за бред, это ведь просто Марина», успокаивал я себя, однако только ценой огромных усилий удавалось не оглядываться пока та была за спиной. Замок щелкнул, и я тут же отступил в сторону, пропуская подругу, «из вежливости, ничего больше», проговорил с насмешкой внутренний голос.
Как только Марина оказалась внутри, сразу стянула с себя очки и платок, небрежно бросив маскирующий реквизит на трельяж. Ее темно-русые волосы неудержимой волной вырвались на свободу, как только девушка дала им такую возможность. Удивительно, но теперь они доставали почти до пояса, хотя я готов был поклясться, что в прошлый раз волосы были короче чем сейчас раза в два. А еще они легли на плечи девушки так ровно, будто были тщательно расчесаны, а не томились неведомо сколько под платком. Обернувшись она бросила на меня странный взгляд, загадочно улыбнувшись, будто проверяя, смотрю я на нее или нет. Затем Марина расстегнула плащ и просто бросила его на пол. Такой поступок вызвал во мне негодование, однако возмущение так и осталось невысказанным, ведь той кто прятался под этим плащом, была явно не Марина!
Точнее это была совсем не та Марина, которую я знал до этого, и дело не только в изменившейся фигуре. Одежду, которую носила эта девушка, никогда бы не надела та убежденная скромница, которую я знал. Короткие джинсовые шортики, можно было назвать шортами только с огромной натяжкой, сомневаюсь что в них было хотя бы двадцать сантиметров, ну разве что если вместе с поясом. Черные чулки и красные сапожки на длинном каблуке делали, вроде-бы удлинившиеся ноги Марины еще длиннее. Сразу вспомнился один из разговоров в поезде, когда эта самая Марина доказывала подругам, что каблуки это символ угнетения женщин со стороны мужчин, и что порядочные девушки обязаны от них отказаться. Еще она тогда долго распиналась о вреде такой обуви, а сейчас вот стоит и улыбается, как ни в чем не бывало!
Когда она выпрямилась, то на своих каблучищах, оказалась даже выше меня, на пару сантиметров. Так же на ней была надета белая, почти прозрачная маечка, которая не столько скрывала, сколько подчеркивала ее грудь. Даже я, обладая стальной силой воли на секунду поддался завораживающему воздействию этих холмиков, которые заметно увеличились с того раза, когда она была у меня. Бюстгальтер эта Марина, похоже, одеть забыла. Отведя взгляд, мне стало стыдно, хотя, по идее, стыдиться здесь должна была она.
Я все еще находился за дверью, не решаясь войти, ведь эта девушка стояла в проходе, хитро наблюдая за моей реакцией. Любой другой мужчина был бы рад женщине в таком наряде у себя дома, но только не я. Я всегда сторонился таких красавиц, выставляющих напоказ больше, чем позволяли нормы морали и приличия. Всегда считал таких дам высокомерными, самовлюбленными, эгоистичными и напыщенными, что зачастую подтверждалось их поведением и действиями. Может они, конечно, и не виноваты и такими их сделали постоянно вертящиеся вокруг парни, соперничая друг с другом не столько за руку и сердце, сколько за кое-что другое. Думаю именно на них лежит большая часть вины за потребительское отношение к окружающим слишком уж красивых женщин в последствии, хотя, может все и не так на самом деле, но таково было мое мнение. Сам же я, никогда бы не стал пресмыкаться или унижаться во имя низменных целей ни перед кем, вот и старался просто избегать таких. «Другое дело, если бы между мной и Мариной были романтические отношения, тогда бы… Так стоп!» остановил я сам себя, осознав что чуть не поддался ее женским чарам.
Однако все это было второстепенным и меркло перед тем чувством, что зародилось у меня как только подруга подошла ко мне на станции. Точнее это был целый клубок чувств, распутать который мне до сих пор не удалось. Достаточно вспомнить недавний страх, когда я боялся упустить Марину из виду, отпирая дверь. Страх этот, к стати, до сих пор никуда не делся, зудящей занозой засев где-то под ногтем. «Да что это со мной? Это же просто моя подруга, Марина, нет никаких объективных причин все это чувствовать по отношению к ней. Она же мне ничего плохого не сделала», пытался встряхнуться я. Марине похоже надоело ждать и она, вздохнув, сделала шаг в сторону, чтобы я наконец вошел.
Это ее движение дало мне возможность заметить кое-что, чего раньше видно не было на безымянном пальчике Марины. Странное колечко, которое стразу же бросилось в глаза, так как излучало… нет, не свет, а скорее тьму.
Вокруг пальчика подруги, небольшим облачком будто сгустился черный туман, однако он совсем не мешал разглядеть это необычное колечко. Не знаю от чего, но светлый металл, из которого оно было сделано, напоминал мне прутья темницы или кандалы раба. И наконец черный гладкий камень в оправе, который при взгляде пленил мой взор похлеще чем все женские прелести мира и я на мгновение выпал из реальности, созерцая его. Не знаю с чего я это взял, но этот камень не был мертвым, он был «теплым», в нем тлела жизнь. Мир вокруг померк, осталось только это существо в камне, а может сам камень и был тем существом… Будто почувствовав мой взгляд, существо оживилось. В голове вдруг раздался голосок, чем-то похожий на голоса темных страшилищ с которыми я «играл» на полянке, под сенью огромного дуба. «Освободи меня, прекрати наконец страдания…» молило создание, но последние слова его были едва слышны, а мир вокруг стремительно набирал резкость.
И вот я уже стою в дверном проеме, уставившись в одну точку, а до слуха доносятся слова Марины, которые становится все громче.
- …Тим! Ты меня пугаешь! Что с тобой, да очнись же!
Она подошла, подняла руку намереваясь положить ее мне на плечо, но тело, будто марионетка резко дернулось в сторону, избегая этого прикосновения. В груди вспыхнул гнев, да так, что я с трудом удержался, чтобы не зарычать. «С каких это пор ты рычишь в приступах гнева», поинтересовался я сам у себя, окончательно отгоняя наваждение. Марина замерла, прикрыв ротик ладошками, во взгляде девушки, который сейчас был устремлен на меня, читался неподдельный ужас, она даже отступила вглубь квартиры на несколько шагов.
- Т-тим, пожалуйста, это же я…
- Все в порядке, извини что напугал, просто задумался. Помнишь, я ведь говорил тебе о своих странных видениях, вот это было одно из них. Не волнуйся, тебя я не обижу. Извини что напугал, вот недотепа!
Попытался в конце отшутиться я, легонько хлопнув себя ладошкой по лбу. Оказавшись наконец в коридорчике, я запер дверь и принялся развязывать шнурки.
- Ты, кстати, плащик свой обронила, подними, пожалуйста.
Это я сказал не только для того, чтобы разрядить накалившуюся обстановку и успокоить девушку, но еще и потому, что сам никак не мог избавиться от гнева, который к тому же подогревался видом валяющейся на полу моего дома чужой вещи. Стаскивая кроссовки, вытащив две пары тапочек – себе и гостье, я искоса поглядывал на плащ Марины, к которому медленно тянулась ее ручка. Подняв глаза чуть выше, я тут же пожалел об этом – девушка нагнулась, сверкая белоснежной улыбкой, а прямо передо мной, из последних сил сдерживаемая тоненькой маечкой слегка покачивалась ее грудь. Быстро выпрямившись я подтолкнул к ней тапочки. Они были куплены для младшего брата, потому что у него была дурная привычка ходить в моих, и отнять их у него было не так-то просто. Тапочки были синими, с кошачьими мордашками и ушками, небольшого размера, но на ее ножку оказались как раз впору и, к счастью, рушили весь образ распутной девицы, который создала Марина. Ну, по крайней мере если не поднимать взгляд выше ее колен.
- А в домашних тапочках, ты смотришься уже не такой крутой, особенно с высоты своего обычного роста.
Посмеялся я над ней, пока девушка вешала на крючок плащ и ставила на полочку сапожки. Она надула губки:
- Если ты меня хотел обидеть, то у тебя почти получилось.
- Да ладно тебе, подружка, кто еще кроме меня тебе об этом скажет? И вообще, я конечно понимаю, ты хотела выглядеть привлекательно, но зачем же так было одеваться? Если ты хотела привлечь внимание парней, тогда тебе не нужно было кутаться в тот плащ, вот тогда был бы эффект…
К этому моменту я наконец успокоился и вернулся к своему обычному состоянию.
- Ничего ты не понимаешь, дурак!
Еще больше надулась она.
- Все, молчу-молчу.
Примирительно поднял я руки, а потом, подмигнув продолжил:
- Но одну из своих рубашек я тебе все-таки дам, а то ты меня смущаешь своим видом…
- Ха! Так значит смущаю, да?
Она приблизилась убрав руки за спину, а потом вдруг прислонилась, заглянув в глаза. «Если она себя так со всеми парнями ведет, то не удивительно что они за ней бегают», появилась будто чужая мысль в голове, отогнав возникшие пошлые желания подальше. Я отвернулся и серьезным тоном сказал:
- Не надо так делать, это не смешно, так себя с друзьями не ведут. Лучше пойди поставь пока чайник, а я сейчас вернусь.
Проскользнув мимо девушки в свою комнату, я нашел в шкафу легкую рубашку и направился с ней на кухню, где вовсю хозяйничала Марина. Я протянул ей рубашку, но она вместо того, чтобы просто взять ее положила свою ладонь поверх моей руки, и произнесла:
- Но мне будет жарко, если я еще и рубашку одену, неужто это так необходимо?
Невинно хлопая ресничками, пропела девушка.
- Если хочешь, можешь переодеться, рубашка легкая, жарко в ней не будет, а то ты будто голая, я себя неуютно чувствую.
- Ладно, как скажешь.
И она тут же начала снимать с себя маечку. Я быстро отвернулся, смущение залило лицо краской, но вместе с тем, появился и гнев. «Какого черта! Что она творит?!», возмущался внутренний голос.
- Ты бы хоть предупредила, а вообще можно было и в другую комнату выйти!
Она подошла ближе, и я почувствовал как на плечо ложится, почти невесомая, еще хранящая тепло и запах своей хозяйки белая ткань. Ее рука легонько коснулась моей шеи, от чего по телу побежали мурашки. Не глядя я протянул ей рубашку отступив на шаг, избегая дальнейшего контакта, от которого уже слегка кружилась голова.
- Что ты делаешь? Да оденься уже!
Дрогнувшим голосом, слегка повысив тон, потребовал я. Она взяла рубашку и несколько секунд спустя произнесла:
- Все, и незачем так нервничать, мы же друзья, ты сам так сказал – с чего мне тебя стыдиться?
Я с опаской обернулся. Она всё-таки надела рубашку. Вот только застегнуть забыла.
- Не изволишь застегнуть хоть пару пуговиц?
Постыдные мысли, с которыми я и так с трудом боролся, потихоньку выходили из-под контроля. С детства я гордился своей силой воли, и самоконтролем, вывести меня из состояния спокойствия было крайне не просто. Похоть же, я вообще считал самой опасной слабостью, потому обычно душил ее в зародыше, однако сейчас, мои бастионы целомудрия рушились один за другим. Сейчас бы вспомнить, сколько войн началось из-за женщин: Елена Троянская, Тристан и Изольда и так далее… Один писатель вообще о них отзывался так: «женщина самый опасный враг, она будет улыбаться тебе, будет подчиняться, и когда ты доверишься ей целиком и полностью – вонзит тебе отравленный нож в спину». Однако сейчас все это не имело никакого значения, меня тянуло к Марине с огромной силой, причем я понимал и осознавал что это похоть и ничего больше, похоть в чистом виде.
Сдерживаться помогал лишь гнев, что тихонько тлел в груди, и я дал ему разгореться, понося себя на чем свет стоит за мягкотелость. «Девушка доверилась мне, пришла в мой дом, я просто не имею права предать ее доверие, превратившись в животное, пусть даже она сама ведет себя довольно вызывающе», вел я беседу с самим собой, от чего становилось немного легче. Направить гнев на обнаглевшую гостью я никак не мог – это скорее всего закончилось бы насилием, а вот на себя без проблем, чем я и занимался.
Марина застегнула всего две пуговички, видимо решив, что этого вполне достаточно и в таком виде порхала у плиты, разливая кипяток в чашки с чаем. Закончив с этим она аккуратно поставила передо мной чашку, а я поймал себя на том, что мой взгляд остановился в районе застегнутых пуговичек, которые героическими усилиями сдерживали напор ее прелестей, и смещаться никак не хотел. «Это называется пялиться, благочестивый ты наш…» посмеялся кто-то в моей голове.
