Текст книги "Флагелляция в светской жизни"

Вопрос расстановки приоритетов

– По-прежнему не жалеешь, что не махнули куда-нибудь на солнце? На те же Канары? – Ричард уложил вторую сумку в багажник машины рядом с чемоданом с колёсиками, – Ей-богу, дешевле вышло бы, и мороки меньше.

– Что решили, то решили, – за неимением канарского солнца, Фиона подставила лицо английскому осеннему солнышку, – девочки хотели опять в «Проект Эдем». А потом, экологический след, поменьше летать надо. Тем более, дешёвые авиалинии вон разоряются одна за другой, ещё застряли бы в каком-нибудь аэропорту.

– Я вот вам устрою экологические следы, юная леди. Сами знаете, на каком месте, – Ричард обнял жену, тихонько хлопнув её по упомянутому месту, туго обтянутому джинсами.

– Тише ты. Услышат. Я и так чёрный мешок с вечера в чемодан уложила, на самое дно, так и то дрожу, что они сунут нос. Кстати, лишняя причина не связываться с самолётами. Анталию не забыл?

Случай с возвращением из Анталии Ричард помнил очень хорошо, хотя с тех пор прошло не то одиннадцать лет, не то двенадцать, они с Фионой ещё и женаты не были. Почему скучающие таможенники решили тогда заглянуть именно в их багаж, он так и не узнал, но вот какая была физиономия у того из них, который вытащил из чёрного мешка многохвостый флоггер, запомнил надолго. Фиона спасла положение, сделав таможеннику глазки и неповторимым жестом умудрившись одновременно и пояснить, для какой части её тела предназначается содержимое мешка, и ясно передать без слов, что её это вполне устраивает. Надо сказать, что ещё тогда, до детей, внешность Фионы представляла собой яркий пример того, что одна из её подруг, модельер по профессии, назвала «классической английской грушевидной фигурой». Таможенник посмотрел на флоггер, на пышные формы своей юной визави, что-то (как клялся потом Ричард) прикинул в уме, потом с непроницаемым профессиональным видом вернул инструмент в мешок, не стал больше ничего оттуда вытаскивать и отпустил молодую пару восвояси… Тогда они были оба молоды, свободны, бесшабашны и даже не очень смутились, и тем более не испугались… но теперь дела обстояли совсем другим образом. Ричард представил, как предметы, живущие в мешке, один за другим оказываются на прилавке на глазах у Карен и Рэйчел… нет, лучше всё, что угодно…

– Анталия – это не ЕС. Европейские рейсы не смотрят, – возразил Ричард скорее для того, чтобы выгнать из воображения разыгрывающуюся там сцену, чем из желания спорить.

– Угу, меня раз из Амстердама аж собаками обнюхивали. Нет уж, обожглись на молоке, будем дуть на холодную воду. Чёрный мешок я не возьму даже на паром Дувр-Кале, не то что на самолёт, так что решай сам, что тебе важнее в отпуске – южное солнце или… что другое. Это, знаешь ли, вопрос рассстановки приоритетов, – и Фиона подмигнула мужу.

Ричард не стал возражать, что, мол, можно обойтись и без чёрного мешка, подручными средствами (что они с Фионой не раз и делали в беспутной и небогатой юности). Всё равно планы были уже составлены. Тем более, Карен и Рэйчел, наконец, появились на крыльце, торжествующе волоча вдвоём собственный светло-лиловый чемоданчик – один на двоих. Вещи пятилетней Рэйчел Фиона уложила туда ещё с вечера, но Карен заявила, что в девять лет достаточно взрослая, чтобы упаковаться сама, и занималась этим весь вечер и всё утро – с перерывами разве что на две передачи по телику, три звонка подругам по недавно выпрошенному (у всех девчонок есть!) сотовому телефону, полчаса прыжков на батуте в саду и другие совсем уж необходимые занятия. Но сейчас, наконец, все были собраны, все сумки уложены в багажник, Рэйчел вернулась в дом за одним забытым предметом, а Карен – за тремя (про два из которых ей напомнил Ричард), Фиона заперла дверь и занесла запасной ключ, а заодно и бумажку с сотовыми телефонами своим и Ричарда – на всякий случай – соседке миссис Эванс…

И вот старенькая красная «Ниссан-Примера» Сандерлендской сборки, мигнув фарами родному переулку, выкатилась из города в сторону автострады, путешествий и приключений – невинных и не очень.

Пока остальные играли то в слова, то в «я вижу», Ричард (освобождённый от этого занятия как водитель) механически рулил по знакомой до одури дороге на юг – для первого дня недельных осенних каникул движение на автостраде было вполне терпимое – и тем временем обдумывал эти предстоящие приключения – и невинные, и не очень. И в основном, надо сказать, последние.

С тех пор, как они переехали в новый дом, некоторых вещей в его жизни стало не хватать ещё сильнее, чем раньше. У нового дома были несомненные преимущества, главным из которых было то, что через два года Карен, а в свой черёд и Рэйчел, попадали на законных основаниях (по месту жительства) в лучшую среднюю школу в городе. Размерами новый дом не уступал старому, проданному – вполне респектабельных размеров гостиная и кухня-столовая на первом этаже, три спальни и ванная на втором, удобства на обоих, стандартная типовая крепость англичанина из средних классов… Но, увы, были и недостатки. Дом был современной постройки, и внутренние стены в нём оказались такими тонкими, что ночью Ричард и Фиона слышали ровное дыхание спящей за стенкой Карен. Англичане укладывают детей рано, часов в восемь, отчасти именно для того, чтобы у родителей было время на взрослую жизнь… но при такой звукоизоляции та разновидность взрослой жизни, которая когда-то и свела Ричарда и Фиону вместе, несколько затруднительна… тем более, что, если честно, в будние дни оба вставали ни свет ни заря и выматывались на работе настолько, что к вечеру и сил не оставалось, а в выходные Карен надо было везти на машине на гимнастику, Рэйчел на репетиции детского театра, а кроме того, в доме непрерывно толпилась целая стая подружек со всей улицы. За весь год поиграть спокойно во взрослые игры удалось считанные разы – то отпросившись с работы к дантисту и уже не вернувшись, то отправив девочек в свою очередь в гости в выходные, то придумав ещё что-нибудь.

И даже в этом случае приходилось слегка нервничать. Капитальная стена, отделявшая дом Ричарда и Фионы от почти симметричного, разве что чуть поменьше, дома миссис Эванс, была, конечно, потолще внутренних, но миссис Эванс, будучи одинокой пенсионеркой, сидела дома почти безвылазно, и к тому же отличалась, как назло, обострённым слухом, поспорить с которым могло бы разве что столь же обострённое любопытство. Она пару раз жаловалась – в мягких выражениях, разумеется, но Фионе всё равно было неловко – даже когда девочки занимались вечером на фортепьяно. И уж тем более не преминула пожаловаться, когда Ричард и Фиона, раз в кои веки оставшись вдвоём, включили громкую музыку. Остаётся только гадать, что подумала бы почтенная леди и что бы она рассказывала потом всей улице, если бы ей удалось подглядеть, чем занимаются под эту музыку за стенкой… благо она увидела бы, как её хорошенькая соседка, перегнувшись через кресло и что есть силы цепляясь руками за его подлокотники, взвизгивает, переступает и дрыгает ногами, сколько позволяют спущенные до колен джинсы и трусики, и отчаянно виляет голым пышным задом, а её муж – интеллигентного вида вежливый очкарик – с неторопливым наслаждением полосует этот, бесстыдно и беззащитно выставленный, зад тоненькой, гибкой тросточкой. Дальнейшие занятия этой пары, повидимому, удивили бы миссис Эванс куда меньше – в конце концов, много лет назад мистер Эванс на свете существовал. Ричард и Фиона принадлежали – и продолжают принадлежать, насколько я знаю – к той разновидности флагеллянтов, для которой спанкинг без последующего секса всё равно, что горчица без мяса… Вы уж извините меня за такое грубоватое сравнение, тем более, вообще-то сравнение не моё, оно из старого английского афоризма, который Ричард ещё на заре семейной жизни процитировал Фионе – «sympathy without relief is like mustard without beef» – «симпатия без облегчения всё равно, что горчица без говядины». Угу, согласилась тогда Фиона, так и есть, просто мы не совсем обычные люди и свою симпатию выражаем не совсем обычным образом. Слово relief (облегчение) английские флагеллянты, кстати, как раз и употребляют традиционно именно в этом значении – секс после экшена.

Ничего особо экстремального такие пары обычно не практикуют (в арсенале Ричарда и Фионы имеется Большая Трость, но уже несколько лет она пылится на шкафу, уступив место самого сурового орудия Малой Тросточке), экзистенциальными вопросами о Власти, Подчинении, Вечности и так далее не задаются (да это и вообще свойственно скорее загадочной русской душе, чем прагматичной натуре англичанина), а просто пытаются по мере сил получить удовольствие от жизни… когда получается.

Последнее время получалось плоховато, так что Ричард очень ждал именно этих каникул. Снятый Фионой коттедж – перестроенный амбар на уединённой ферме – посреди холмов в Корнуолле, вблизи южного побережья и знаменитого «Проекта Эдем» – отвечал его (и Фионы) мечтам идеально. Комната девочек, если верить описаниям коттеджа в яркой рекламной брошюрке, была достаточно близко к их собственной, чтобы те спали спокойно, но через две толстых стены, так что слышно будет не очень громко… И при этом никакой тебе работы, и никакой миссис Эванс и вообще никаких соседей на расстоянии ста метров от коттеджа (или ярдов, для старшего поколения – англичане возраста Ричарда и Фионы мыслят уже в основном метрическими единицами, за вычетом разве что миль и, конечно, пинт. Пинта – это святое: поллитра пива – мало, литр для одной порции – много, а вот пинта – в самый раз).

Правда, по ряду причин, в которые я не хочу вдаваться, получилось так, что из шести ночей каникул коттедж был свободен только на три, и было решено, что по дороге можно заехать, раз уж всё равно ехать на южное побережье, в морской музей в Портсмуте, посмотреть «Викторию» лорда Нельсона. Точнее, об этом попросила Карен, которая по истории только что проходила Трафальгар и слышала, что Портсмут – на южном побережье. А Ричард с энтузиазмом поддержал её, не став объяснять, что южное побережье – большое. В морской музей ему и самому хотелось. Рэйчел не очень-то интересовалась кораблями, так что ей был обещан в порядке компенсации огромный Твайфордский зоопарк и ещё кое-что… так что первые три дня каникул получались не хуже последующих. Фиона, отвечавшая за практическую сторону, намекнула, что она постаралась, чтобы жильё и на эти три дня не исключало приключений.

По мере приближения к лондонской окружной магистрали – М25 – движение стало куда сильнее, а на самой М25 их скорость замедлилась до черепашьего хода (здорово всё-таки, что мы решили не заезжать в Лондон, а только огибаем его, подумал Ричард). До Портсмута добрались ближе к вечеру, все музеи в такое время уже закрыты, так что Ричард, – предвидевший такой поворот событий, – потащил всех гулять по холмам над городом и смотреть вид с высоты и старые укрепления – последние укрепления в Англии, построенные для защиты от возможной атаки французов. А с французами-то спустя пару лет после того заключили союз для Крымской войны против России и больше никогда не воевали, так что строительство оказалось пустой тратой денег… Сами укрепления никому, кроме Ричарда, не были интересны, а Рэйчел даже сказала, что они уродливые и страшные, но девочки с наслаждением размяли ноги, играя в пятнашки на травяных склонах, а Карен даже успела до темноты снять на новый фотоаппарат – свою гордость – целую панораму города, военно-морской базы и гражданского порта, старого замка на въезде и остатков римских фортов в отдалении. Ты с военной базой осторожно, сказал Ричард, сейчас возьмут и арестуют как шпиёнку.

После обеда в итальянском ресторанчике на набережной, настала пора искать отель, где Фиона заказала жильё. Отель оказался не особо шикарным и несколько безликим, но чистым и современным, вполне на свои три звёздочки, а главное, их там и правда ждали: «Да, миссис Дарроби, добро пожаловать, вот ключ от Вашей комнаты, завтрак с семи до…»

Ричард с Фионой переглянулись, одновременно почуяв неладное.

– Простите, – не очень уверенно запротестовала Фиона, – я заказывала две комнаты, две. Одну для взрослых, одну…

– Не знаю, миссис Дарроби. Мне было передано: двое взрослых, двое детей, пять и девять лет, не так ли?

– Так, – вздохнула Фиона.

– По нашим правилам, детям до десяти лет отдельно от родителей спать не полагается, но вы не волнуйтесь, комната семейная и очень удобная, с двухэтажной кроватью для детей.

Услышав про двухэтажную кровать, Карен и Рэйчел немедленно и одновременно подпрыгнули от восторга и затеяли оживлённый спор о том, кто будет спать наверху, а кто внизу. Ричард и Фиона переглянулись ещё раз и обречённо кивнули.

– Ну, юная леди, вы мне за это ответите, – только наполовину пошутил Ричард сдавленным шёпотом, укладывая голову на подушку, – ответите не то чтобы головой, но попкой – точно.

– Что делать, сэр, я понимаю, я заслужила наказание, – таким же шёпотом ответила Фиона, – надо только завтра найти другой отель… До Корнуолла ещё две ночи, да нам ещё две комнаты надо, да ещё во время каникул… но я постараюсь.

И тут же заснула.

Ричард, напротив, ворочался полночи – в голову, как назло (отпуск ведь!), лезли картинки и фантазии одна аппетитнее другой. Фантазии были частью специфические, частью вполне ванильные… но хотя Ричард и Фиона и привыкли в своём картонном особняке заниматься любовью очень тихо, но делать это в одной комнате с детьми всё-таки не хотелось, а к тому же мясо без горчицы, конечно, лучше, чем горчица без мяса, но всё-таки пресновато… Что делать, в конце концов, оставалось ещё пять ночей каникул…

* * *

Как ни странно, с задачей поиска нового жилья Фиона довольно легко справилась после нескольких телефонных звонков утром. Жильё оказалось, правда, в получасе езды, между Портсмутом и Саутгемптоном. Зато это был не отель, а семейный пансион – bed and breakfast – в сельской местности, и хозяева, судя по голосу, были очень гостеприимные. Фиона на радостях немедленно подтвердила сразу две ночи.

Пока взрослые занимались практическими вещами, Карен и Рэйчел спорили, куда ехать сначала (тоже ведь вопрос приоритетов!), и, бросив монетку – орёл или решка, – остановились на Твайфордском зоопарке. Ричард почти приготовился скучать, но оказалось, что все, включая его, провели день великолепно, причём довольно здорово вымотались. Вольеры были огромные, а количество их превысило все ожидания Ричарда, так что в конце концов ему пришлось нести Рэйчел на плечах. Карен щёлкала фотоаппаратом непрерывно, – Ричард даже засомневался, хватит ли ей двух гигабайтов памяти на поездку, – и была очень горда собой – ей удалось заснять тигра в момент колоритного зевка, целующихся (по крайней мере так утверждала Карен) жирафов, плывущих под водой пингвинов (через стеклянную стенку) и даже редкого и застенчивого красного панду, когда тот спустился со своего растущего прямо в вольере дерева. Подвели только лошади П…р…жевальского (произнести эту фамилию никто из семейства Дарроби, разумеется, не смог, но мы-то не англичане), столпившиеся табуном на дальнем конце почти километрового вольера, так что ни механического, ни электронного увеличения не хватило.

Ричард, помня разочарование прошлой ночи, тихонько указал Фионе на краснозадых макак, но та сделала вид, что не поняла тонкого намёка.

Заказанный bed and breakfast, действительно, оказался очаровательным местом, а хозяева – милая пожилая пара, которой помогала младшая дочка лет двадцати – образцом добродушного гостеприимства. Предупредили, правда, что собак в комнаты брать не разрешается, как нельзя и курить, – но собаки у семьи Дарроби не было, и ни Ричард, ни Фиона не курили. У них были другие слабости.

И именно этим слабостям они и позволили себе предаться вечером, после того, как обе девочки заснули без задних ног в своей комнате. Фиона проверила десять раз, что они действительно спят, Ричард убедился, что хозяева живут в отдельном крыле, а постояльцев кроме них нет… и, со знакомым всем советским людям и только некоторым англичанам чувством глубокого удовлетворения, извлёк из чемодана чёрный мешок. Пока он раскладывал девайсы на столе, Фиона отлучилась в ванную – переодеться, да и сходить в туалет перед поркой не мешает, – и появилась в комнате уже в любимом наряде. Короткая серая юбка, белая блузка – намёк, не более чем намёк, на ситуацию «провинившаяся старшеклассница – строгий учитель». Руки сложены перед собой, взгляд потуплен, ни дать ни взять, хорошая, воспитанная, разве что разок оступившаяся, девушка… только в уголках глаз лукавый огонёк.

– Ну что же, юная леди, – начал Ричард, усаживаясь на стул спиной к столу и начиная верить, что отпуск флагеллянтов наконец-то начинается по-настоящему, – когда вы берётесь за организацию важного дела, не пускайте его на самотёк. Вы укоротили наши каникулы на целую ночь.

– Я виновата, сэр… я больше не буду… я сожалею.

– Вы будете сожалеть, юная леди. Вы будете наказаны.

– Но, сэр…

– Никаких разговоров. Вы знаете, за что вы будете наказаны?

– Знаю, сэр. Вы мне только что сказали.

– И вы догадываетесь, КАК вы будете наказаны?

– Да, сэр… догадываюсь.

– Тогда, – Ричард чуть запнулся, – соблаговолите сказать мне, как…

– Меня…. меня выпорют, сэр. Но, сэр, может быть, не надо… это так унизительно… и больно… Я больше не буду, сэр.

– Надеюсь, что после сегодняшнего наказания больше не будете, – нахально соврал Ричард, выдерживая роль, – а теперь приступим. А ну-ка, юная леди, поднимите-ка юбку.

– О, сэр, неужели вы будете наказывать меня по трусикам, – поразительно убедительно запротестовала Фиона, – это так стыдно… я взрослая девушка!

– Вы перебили меня, юная леди, и за это получите добавку. Я не буду наказывать вас по трусикам. Я накажу вас по голой попке. Поднимите юбку и спускайте трусики.

– Но, сэр!!! Но сэр!!!

– Юная леди, счёт пошёл. Если через пять секунд вы не заголитесь, как полагается для порки, я добавлю вам пять ударов. Ещё пять секунд – ещё пять ударов. Пожалейте свою попочку, юная леди, ей и так сейчас достанется хорошенько. Разумеется, вам будет очень стыдно, так и должно быть. Это часть наказания, юная леди, и немаловажная часть. Ну?

Фиона подняла на него притворно-смущённый взгляд, с трудом сдерживая смешинку, но доиграла эту, мягко говоря, пошловатую мизансцену абсолютно безукоризненно. Медленно подойдя к Ричарду, она подняла юбку, заправив её подол за пояс, откуда он немедленно выбился. Трусики под юбкой были самые простые, треугольные, тёмно-синие – пару десятилетий назад такие носили ученицы школ-интернатов. Соблазнительное бельё с кружевами никак не подошло бы к выбранной игре. Взявшись за трусики обеими руками и стыдливо повернувшись к безжалостному экзекутору спиной, Фиона весьма правдоподобно изобразила колебания, чуть приспустила трусики, потом, как будто испугавшись, поддёрнула опять, и только потом спустила окончательно и переступила через них, после чего вновь подняла свалившуюся юбку и застыла в такой позе, ожидая дальнейших распоряжений (упаси Боже провинившуюся юную леди взять инициативу в свои руки!).

Ричард был, разумеется, хорошо знаком с открывшимся ему видом, но каждый раз открывал его для себя заново. Он читал где-то, что не то восемьдесят, не то девяносто процентов англичанок страдают от целлюлита, и было так здорово, что его жена попала в оставшиеся не то десять, не то двадцать. Может быть, помог периодический массаж. Зад у Фионы был (и остаётся!), как уже говорилось, крупный, но безукоризненно округлый и соблазнительный сверх всякой меры. Ричард сглотнул слюну:

– Вот так-то лучше, юная леди. А ну-ка, ложитесь ко мне на колени. Руками и ногами коснитесь пола.

Внушительный зад Фионы поместился на его коленях с большим трудом. Насладившись этим зрелищем секунду-другую, Ричард погладил «поле действия» и тут же, не удержавшись, отвесил по нему весьма увесистый шлепок. Застигнутая врасплох Фиона взвизгнула, но Ричард уже овладел собой и приступил к правильному разогреву. Первые шлепки – в строгой последовательности: один по правой ягодице, один по левой – были почти поцелуями, но от этого «пианиссимо» Ричард уверенным, много раз сыгранным кресчендо перешёл для начала к пиано, потом к меццо-пиано, а затем и к меццо-форте. К этому моменту ахи и всхлипы Фионы из откровенно наигранных начали становиться всё более искренними, а наказываемая часть начала играть свою собственную часть партитуры, дрыгаясь, извиваясь и слегка сползая с колен, так что Ричарду пришлось её поправить, пригрозив юной леди добавкой за попытку сопротивления. К моменту, когда мелодия достигла уровня форте, Ричард решил разнообразить её вариациями и мелизмами, шлёпая несколько раз по одному и тому же месту и заставляя Фиону гадать, куда обрушится следуюшая нота, – но при этом не забывая позаботиться о том, чтобы в среднем вся очаровательная клавиатура была разогрета равномерно, от еле видного следа от резинки трусиков навеху до ямочек внизу, где ягодицы переходят в ноги. Несколько нот «фортиссимо» добавили мелодии драматизма и заставили Фиону брыкаться уже весьма ощутимо… но для настоящей кульминации шлёпки рукой было всё-таки недостаточно.

– Ну, юная леди, это было начало. Пока что я вас шлёпал, а сейчас будет настоящая порка. Не пытайтесь смотреть назад, считайте удары и отвечайте мне, каким инструментом вас порют. Неправильный ответ, как и пропущенный счёт – лишний удар. Вы меня поняли?

– П-п-поняла, сэр.

Ричард пошарил на столе позади себя. Нет, для Малой Тросточки ещё рано, её прибережём на конец… шотландский ремень для ОТК длинноват… а вот это в самый раз.

– Ну, юная леди… готовьте попку!

Звонкий – рукой так никогда не получится – шлепок открыл новую музыкальную фразу.

– Ай! Раз, раз, сэр…. это… ммм… мминуточку, сэр… малый тоуз?

– Неправильно, юная леди. Боль должна быть совсем не такая, как от тоуза. Подумайте ещё раз, а я вас пока… по попке! Вот так-то! Это не считается, это за неправильный ответ, а вот…

– Два!!! Два, сэр… ферула, ферула, сэр, точно ферула.

– Совершенно верно, юная леди, ферула. И этой ферулой я вас по попке… по попке… по по…

– Три, четыре, пять, сэр… Всё ещё ферула…

Ферула – излюбленное орудие католических школ в прошлом – делается из толстой, почти негнущейся кожи и представляет собой нечто среднее между коротким, широким ремнём и узкой кожаной лопаточкой. Некоторые мастера делают её из двух сшитых слоёв кожи, а в конец зашивают монету для веса, но ферула из коллекции Ричарда была однослойная.

Всё равно, если шлёпать ею сильно и долго, то это очень больно – но шлёпать очень уж долго Ричарду почему-то не хотелось… он провёл по горячей, но всё ещё гладкой коже жены ладонью, потом ещё раз, чувствуя, как фантазии прошлой ночи возникают в голове опять… пожалуй, настоящую суровую порку можно отложить на завтра, а сегодня… ну ещё шлепок для порядка…

– Шесть, сэр, опять ферула, сэр, всё, всё, сэр, ведь уже шесть, правда?

Ага, значит, и Фионе тоже уже хочется перейти к следующей стадии… Ричард подсунул руку под бёдра жены и осторожно проверил это предположение, и его догадка была полностью подтверждена.

– Не командуйте тут, юная леди… Что ж, вставайте… и запомните, юная леди…

Что запомните, он не договорил. Фиона поднялась в полный рост с неожиданной для её комплекции атлетической лёгкостью, взглянула на Ричарда с лукавой укоризной, сбросила юбку рядом с ещё валявшимися на полу трусиками и, медленно расстегнув и сняв блузку, осталась переж мужем абсолютно обнажённой. Это тоже была часть ритуала – во время порки Фиона всегда оставалась в блузке (лифчика под ней, правда, не было – мешает – но это детали). Но провинившихся старшеклассниц после порки обычно не трахают, и этим подчёркнутым, похожим на стриптиз раздеванием Фиона проводила чёткую черту, давая и себе, и мужу понять, что игра в провинившуюся юную леди закончена, и можно переходить к занятиям уже вполне взрослым. И если первой частью развлечений заведовал Ричард, то теперь инициатива принадлежала Фионе. Это она подвела Ричарда за руку к кровати, это она прильнула к нему со страстным поцелуем, раздвигая его губы языком, она помогла ему раздеться, она почти толкнула его навзничь на кровать, после чего без долгих проволочек оседлала – причём сидя лицом к ногам Ричарда, подставив его взгляду (и ласкам) горячую, восхитительно розовую свежевыпоротую попку, – и устроила такие скачки, что сам Франки Деттори позавидовал бы. Фиона, может быть, даже предпочла бы, чтобы её лошадка доскакала до последнего барьера немного помедленнее, но Ричард ждал этого момента со слишком большим нетерпением… что ж, это ведь было только начало, ведь у них оставалось ещё целых четыре ночи каникул…

Спустя четверть часа Ричард заставил себя вернуться к столу и собрать в мешок оставшиеся в основном невостребованными девайсы. Кстати, раз уж я повадился делать отступления в каждом втором абзаце, то кто бы мне объяснил, откуда взялись эти слова – «девайс» и «экшен». То есть я понимаю, что они английского происхождения, но я лично ни разу не слышал, и не видел в сети, чтобы английские спанкофилы их употребляли в русском значении. Вместо «девайс» они говорят implement или даже toy, а вместо «экшен» – ну, уж если что говорят, то session, а чаще откровенно говорят, сессия чего именно. Ричард, когда я его спросил за пинтой пива, неуверенно сказал, что значение слов вообще-то понятно, и вроде бы он их где-то слышал в том самом специфическом значении, но где, не помнит… а Фиона столь же неуверенно предположила, что, может быть, это американизмы.

Сам мешок исчез в чемодане, но Ричард, целуя Фиону последний раз на ночь, успел шепнуть: «Не рассчитывайте, что так легко отделались, юная леди. Это была ещё не порка, это так, задаток. Вот завтра я вам всыплю как следует».

«Можно подумать, я возражаю», – сонно пробормотала та. Ричард ещё успел подумать, что ещё пару лет назад их с Фионой без труда хватило бы и на второй раз, и на третий… устаём, черт возьми, выматываемся, жизнь идёт, а отпуска всегда не хватает… и провалился в сон.

* * *

В морском музее Ричард по-настоящему отдохнул душой. В прошлый раз он был тут совсем мальчишкой, и один из главных экспонатов – легендарная каррака «Мэри Роз», флагман флота Генриха Восьмого – был тогда ещё только что поднят со дна пролива Солент и ещё не открыт для публики. Ричард и сейчас вновь почувствовал себя мальчишкой, бегая рядом с Карен от одного экспоната к другому, обсуждая детали конструкции и развитие морского дела от времён Генриха Восьмого до лорда Нельсона. Зато Рэйчел попросилась поскорее выйти из зала «Мэри Роз» – поднятый со дна моря полусгнивший корабль, пропитанный специальным раствором и законсервированный в специальной атмосфере, показался ей не то живым, не то мёртвым огромным телом какого-то морского чудовища.

Нельсонова «Виктория» Ричарда, напротив, слегка разочаровала. В его молодости по кораблю разрешали – по крайней мере так запомнилось Ричарду – лазать поодиночке, но теперь наплыв посетителей был такой, что ходить можно было только с получасовой экскурсией, не отставая от экскурсовода. Когда тот завёл речь о «кошке-девятихвостке», ритуалах и способах её применения, мельком упомянув, что матросов наказывали по спине, а юнг и малолетних мичманов – пониже, Ричард слегка ущипнул Фиону. «Не волнуйся, девушек на корабле не было», – прошипела та ему на ухо. «А откуда ты знаешь, – таким же шёпотом ответил Ричард, – наверняка какая-нибудь пробралась под видом мальчишки. Вот ты бы пробралась, правда? Специально чтобы попробовать…» Тут соседи начали коситься на них, и Ричард заткнулся – но успел заметить, что ещё две или три пары слушают именно эту часть экскурсии с явно повышенным интересом. Всё-таки нашего брата на самом деле гораздо больше, чем кажется, подумал Ричард. Только не все признаются… вопрос расстановки приоритетов…

Оставшуюся часть дня Ричард время от времени пытался довольно удачно насвистывать «What shall we do with a drunken sailor», благо окружающая обстановка давала ему прекрасный предлог делать это, не вызывая подозрений. «Заткнись, – шепнула Фиона, – когда ты последний раз видел меня пьяной? А вот наоборот? Свитчевать будем или как?» (Честно сказать, никто из знакомых Ричарда и Фионы, включая меня, не знает достоверно, свитчи они или нет… если даже и так, то у Ричарда, по меньшей мере, явно сильное верхнее предпочтение, а у Фионы – нижнее.)

Карен впитывала впечатления как губка (морская?), а фотоаппарат продолжал щёлкать с пулемётной скоростью – Карен даже сделала пару фотографий там, где это не разрешалось, и кто-то из смотрителей музея сделал Фионе замечание (хотя, строго говоря, правила нарушила не она). И уж где и Карен, и Рэйчел, и, откровенно говоря, Ричард («Иногда я думаю, что у меня трое детей», – вздохнула Фиона) полностью сошли с ума, так это в сувенирном магазине на выходе из музея… Карен выпросила себе маленькую, но хорошо сделанную модель «Виктории», две книжки про похождения юнги в нельсоновом флоте и пару каких-то мелких подвесок для сотового телефона, с золотистыми корабликами. Рэйчел получила несколько морских звёзд и книжку с силуэтами кораблей разных времён, а Ричард полушутя искал действующую модель «кошки-девятихвостки», но вынужден был ограничиться книгой про морские узлы (никогда не знаешь, где пригодится).

Что купила Фиона, Ричард не заметил.

От обилия впечатлений обе девочки были, пожалуй, слегка перевозбуждены вечером. Карен устроила подобие скандала, заявив, что она слишком взрослая, чтобы идти спать в такую рань, чем слегка позабавила владельцев bed and breakfast. «Она вообще сегодня от рук отбилась, – вздохнула Фиона, – в музее снимала там, где запрещено, и вообще… Не знаю, почему я накупила ей столько сувениров».

В конце концов, Фиона прибегла к откровенному подкупу, пообещав девочкам какао в постель (прелесть маленьких английских гостиниц и семейных пансионов – в каждой комнате всегда есть чайник и бесплатные пакетики с чаем, кофе, какао и печеньем), и разрешив Карен подольше почитать в постели ту самую книгу про похождения юнги. Рэйчел заявила, что тогда пусть Карен читает вслух, ей тоже интересно, но Фиона пролистала книжку и попросила Ричарда почитать младшей дочери на ночь что-нибудь более соответствующее её возрасту (Рэйчел уже читала и сама, но книжка на ночь от папы – вещь особенная).

– Ну, вроде, угомонились, – вздохнула Фиона, когда дело подошло к десяти часам и в крыле у хозяев погас свет.