Текст книги "Лейла (ЛП)"
Автор книги: Колин Гувер
Жанры:
Мистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Я вырываю журнал у нее из рук и, бросив его на пол, наваливаюсь на нее всем телом. Мне нравится, каким становится ее взгляд, когда она понимает, что я вот-вот ее поцелую. Ее глаза блестят от предвкушения. Как же приятно знать, что эта девчонка с нетерпением ждет моих поцелуев.
– Лейла, – едва слышно говорю я. – Я не устал от тебя. Я влюблен в тебя.
Слова прозвучали обыденно, но Лейла в считанные секунды улавливает их смысл. Осознав, прячет лицо в ладонях. Впервые вижу ее в таком смущении. Едва я целую ее ладошку, она убирает руки от лица и, сжав в кулачки, прижимает к подбородку.
– Я в тебя тоже.
Я тотчас набрасываюсь на нее с поцелуем, желая поглотить эти слова. В моем воображении они выведены у меня внутри печатным шрифтом и скачут, отталкиваясь от органов, бесконечно вращаясь в животе и груди, в ногах и руках, пока не коснутся каждой части моего тела.
Отстранившись, я любуюсь ее довольной улыбкой.
– Значит, решено, – заявляю я. – Мы влюблены, и ты остаешься здесь, пока я в туре. И, пожалуй, это значит, что мы только что официально съехались.
– Ух ты. Может, мне стоит сообщить родителям, что я больше с ними не живу?
– Ты не появлялась дома со свадьбы сестры. Думаю, они уже в курсе.
Лейла обнимает меня за шею.
– Сколько событий всего за день. Мы признались друг другу в любви, съехались… и официально стали парой в инстаграм. – Последние слова она произносит будто в шутку, но у меня живот сводит оттого, что Лейла видела фотографию.
– Ты видела?
Я вижу, как увядает ее улыбка, и понимаю, что комментарии под фотографией она тоже прочла.
– Ага.
– Не беспокойся, я ее удалил.
– Да? Я была не против.
– Я в любом случае оказался не готов к тому, что незнакомые люди будут высказывать мнение о нас.
– Ты для них ненастоящий. Так уж люди ведут себя в соцсетях. – Лейла целует меня. – Сам виноват, что так чертовски привлекателен, – добавляет она с улыбкой.
Какое облегчение, что она не принимает это на свой счет.
– Не уверен, что хочу дальше публиковать наши совместные фотографии. Не хочу, чтобы нашли твой профиль и стали тебя доставать.
Лейла смеется:
– Тут ты опоздал. Ты подписан всего на тридцать человек, и я одна из них. Меня уже нашли.
Я слезаю с нее и сажусь на кровати.
– Что значит, уже нашли?
– Пока только одна девушка, – отвечает Лейла. – Соня? Сибил? Не помню ее имени, – равнодушно уточняет она, но я прекрасно знаю, о ком она говорит.
– Сейбл?
Лейла, подмигнув, указывает на меня пальцем.
– Точно. Сейбл. Но я ее уже заблокировала.
От Сейбл ничего не было слышно с тех пор, как я заблокировал ее номер за несколько месяцев до встречи с Лейлой. И ее интерес к моим записям лишь усиливает мои опасения на ее счет.
– Что она написала?
– Не знаю. Она прислала мне два десятка сообщений. Я прочла только два и ответила, чтобы она перестала страдать фигней. А потом заблокировала ее. – Лейла проводит пальчиками по моей ноге и наклоняется ко мне с улыбкой, будто все это кажется ей забавным. – Ты с ней спал?
Я ни разу не врал Лейле. Никогда не чувствовал необходимости, потому что она самый понимающий человек из всех, кого я встречал.
– Мы встречались пару месяцев, но вскоре поняли, что наши отношения были ошибкой.
Лейлу это, похоже, забавляет.
– Ну и ну. Она их ошибкой не считает. Ошибкой она считает меня.
Ошибкой была Сейбл, но я не хочу говорить о ней ничего, что могло бы обеспокоить Лейлу. Хотя из-за этой девушки определенно стоит беспокоиться. Я понял это только через несколько недель после знакомства. Может, потому что сосредоточил все внимание на реакциях своего члена, а не на том, что чувства Сейбл ко мне были совершенно иного рода.
Поначалу я думал, что знакомство с ней было случайным, но вскоре узнал от Гаррета, что Сейбл организовала мой фан-клуб еще за год до нашей встречи. Я потребовал от нее объяснений, после чего все пошло наперекосяк. Она плохо восприняла мою попытку порвать с ней. Начались беспрестанные звонки. Потом сообщения. Голосовые сообщения. После чего она стала приходить на концерты и требовать, чтобы я дал ей еще один шанс.
Гаррет с ребятами прозвали ее Нестабильная Сейбл.
В итоге, во время одного из концертов, охрана выставила ее за дверь. Пару дней спустя я заблокировал ее во всех соцсетях, включая страницу, с которой она вела «Фан-клуб Лидса Габриэля».
Все это походило на сумасшествие. Она была сумасшедшей.
И меня всерьез беспокоит, что эта девушка до сих пор просматривает мой профиль и пишет людям, фотографии с которыми я выкладываю.
– Такие люди, как Сейбл, заставляют сомневаться в том, что мне хочется внимания общественности. Зачем я вообще в это лезу, если мне претит все, что с этим связано.
Лейла укладывается на меня.
– К сожалению, не получится продавать музыку, не мелькая в сети. Слава идет в комплекте с психопатами. – Она целует меня в нос. – Если однажды станешь знаменитым и начнешь много зарабатывать, сможешь нанять человека, который будет чистить твои соцсети от интернет-троллей, и не придется иметь дело с ними самому.
– Хорошая мысль, – отвечаю я, хотя у меня уже сейчас достаточно денег, чтобы нанять человека, который будет вести мои соцсети. Мы с Лейлой так и не затронули вопрос моего финансового благополучия в разговорах. Она считает меня живущим впроголодь музыкантом, но все равно любит, будто я могу бросить весь мир к ее ногам. Что может быть приятнее, чем чувствовать себя любимым за то, кто ты есть, а не за сумму на банковском счете.
– У меня все мысли хорошие, – улыбается Лейла, – потому ты и любишь меня.
– Так сильно, – я целую ее, но мой поцелуй омрачает чувство тревоги.
Лейла понравилась мне с самой первой встречи. Меня влекло к ней. Но среди чувств, которые я испытывал, не было тревоги. И вот по прошествии нескольких недель, я начал беспокоиться за нее.
Возможно, беспокойство – единственное, что отличает любовь от симпатии.
Я раздумываю, не сказать ли ей, чтобы была особенно осторожна в мое отсутствие, потому что моя тревога возросла многократно. Мне бы хотелось, чтобы Лейла никому не открывала дверь, пока меня нет рядом. И очень бы хотелось, чтобы она удалила свои страницы во всех соцсетях. Но я помалкиваю, потому что она взрослая женщина.
Сам не пойму, отчего у меня такое дурное предчувствие, ведь по большому счету я сейчас никто. Неофициальный фан-клуб и пять тысяч подписчиков не делают меня знаменитостью. Да и пара комментариев в сети от фанатов не повод для такой гиперопеки. И все же я установил охранную систему на время своего отсутствия. Так мне будет спокойнее.
– Мы встречаемся с Гарретом через два часа. А еще надо принять душ и собраться.
Лейла целует меня и встает с кровати.
– Я разогрею тебе лазанью. Будешь чесночный хлеб?
– С удовольствием.
Лейла закрывает за собой дверь в спальню, и я неохотно иду в ванную.
Может, стоит завести собаку. Защитника вроде немецкой овчарки. Мне будет спокойнее, когда придется оставлять Лейлу одну.
Я включаю воду и снимаю рубашку, но не успеваю расстегнуть штаны, как слышу стук в дверь. Я сказал Гаррету, что мы встретимся у него. Может, ему надоело ждать.
– Я открою! – кричу я из ванной. Начитавшись комментариев в сети, я не хочу, чтобы Лейла открывала дверь. Тем более Сейбл знает, где я живу. Она спала в моей постели.
– Открываю! – кричит Лейла в ответ.
Я быстро надеваю футболку, как вдруг слышу этот звук. Будто взорвалась хлопушка. Паф!
Во мне стынет кровь, кажется, будто вены лопнут как стекло, если я двинусь с места. Но я двигаюсь. Я бегу.
В дверях спальни я снова слышу этот звук. Паф!
Распахнув дверь, я вижу, как единственная, что любима и дорога мне, та, ради кого я живу, без сознания лежит на полу гостиной. Лужа крови растекается под ее плечом. В волосах. Упав на колени, я приподнимаю ее голову.
– Лейла, – еле слышно зову я, и мое плечо пронзает жалящая боль.
Все расплывается.
Превращается в кошмар.
Замирает.
Просто замирает…
Просто…
Показания
Детектив не произносит ни слова.
Во всем доме не слышно ни звука. Ни единого.
Надо выпить еще бурбона. Будто прочтя мои мысли, детектив встает за бутылкой. Затем ставит ее на стол и пододвигает ко мне.
– Что было дальше?
Я пожимаю плечами. Делаю глоток.
– Она выжила.
– Кто стрелял в нее? Сейбл?
Я отвечаю кивком, стиснув челюсти.
– Да. Из-за гребанного поста в инстаграм. – Мои слова звучат отрывисто, а по выражению лица отчетливо ясно, как мне хочется закончить этот разговор.
– Сейбл арестовали?
– Нет, – мотаю головой я.
По взгляду детектива понимаю, что он хочет услышать больше подробностей о той ночи, и я расскажу все, но не сейчас. Я и сам еще пытаюсь осмыслить события, приведшие к этому моменту. Нужно переварить все самому, а уже потом озвучивать детективу.
– Не хочу сейчас об этом говорить. Это, конечно, важно. Просто… – Я встаю из-за стола. – Мне нужно снова проведать Лейлу. – Мой голос звучит грубо после долгого монолога. Детектив ставит запись на паузу, а я иду наверх.
Я останавливаюсь посреди лестницы и, прижавшись спиной к стене, закрываю глаза. Порой мне самому бывает непросто осознавать события, ставшие моей реальностью несколько недель назад.
Нужно время, чтобы мысленно отделить то, что я говорю детективу о Лейле, от того, что мне нужно сказать ей самой.
Пару долгих мгновений спустя я поднимаюсь в нашу комнату. Отпираю дверь и неспешно распахиваю ее, ожидая, что Лейла спит. Но нет. Что ж, она хотя бы лежит на кровати.
– Хочу пить, – безучастно говорит она.
Я беру с тумбочки стакан воды и жду, когда Лейла сядет. Я достаточно сильно ослабил веревку, чтобы девушка могла двигаться, но все равно она вздрагивает, когда веревка трет ей запястья. Лейла тянется к стакану и, сделав несколько глотков, обессилено падает на изголовье кровати.
– Тебе нужно поесть, – говорю я. – Что принести?
В ответ она смотрит на меня с отвращением.
– Не знаю, Лидс. Сложно оценить содержимое холодильника, будучи привязанной к кровати.
Ее злость пронзает меня как острый скальпель и сливается с чувством вины, терзающим меня за то, что я держу ее взаперти. Но этой вины и ее злости все равно недостаточно, чтобы сломить мою совесть.
– Могу сделать тебе сэндвич.
– Может, лучше развяжешь меня, и я приготовлю его сама?
Я спускаюсь сделать ей сэндвич. Индейка, чеддер, побольше помидоров и никакого лука. Я готовлю молча. У меня есть вопросы к детективу, но я еще успею их задать. Сперва нужно рассказать ему все, что знаю. Не терпится поскорее покончить с этим.
Вернувшись в спальню, я ставлю на кровать тарелку с сэндвичем и пачку читос. На тумбочку – бокал вина, который налил для Лейлы.
– Я развяжу тебя, что ты могла поесть, но не пытайся больше сбежать, – предупреждаю я. – Все равно не выйдет.
Лейла кивает, и по мелькнувшему в ее глазах страху я понимаю, что ей не хочется переживать это снова. Признаться честно, уверен, что она так сильно напугана случившимся во время прошлой попытки побега, что ее можно даже не связывать. Сомневаюсь, что Лейла выйдет из спальни по своей воле.
Но, к сожалению, я не могу так рисковать. Нужно, чтобы она оставалась здесь.
Я развязываю веревку, и Лейла разминает руки и плечи. Меня огорчает, что ей больно, и, отодвинув ее от изголовья, я усаживаюсь сзади. Пока она ест, я разминаю ей плечи, чтобы снять напряжение. Лейла откусывает от сэндвича и собирает с тарелки выпавшие кусочки помидора и салата. Отправив их в рот, облизывает пальцы. Быть может, она просто голодна, но кажется, будто сэндвич ей в самом деле нравится. Я вспоминаю, как она дразнила меня за бестолковые кулинарные способности.
– Раньше ты ненавидела мои сэндвичи.
– Люди меняются, – отвечает между делом Лейла и пожимает плечами. – А ты был любящим парнем и не держал меня в заложниках, но погляди на себя.
И то правда.
Почувствовав, что ее мышцы достаточно расслабились, я иду в ванную, оставив девушку одну. Уверен, что Уиллоу не даст ей снова сбежать. Достав из шкафчика аптечку, я возвращаюсь к Лейле и смазываю ее запястья мазью, пока она ест и попивает вино. Я купил эту аптечку на заправке несколько недель назад, когда мы возвращались в гостиницу. Тогда я даже не подозревал, как часто мне придется ей пользоваться.
Мы молчим, пока она ест. Чем быстрее Лейла справится, тем лучше. Мне хочется поскорее покончить с вопросами, чтобы быстрее перейти к поискам ответов.
Когда Лейла заканчивает есть, я обматываю ее запястья эластичным пластырем, чтобы унять боль от веревки.
– Хочешь, я привяжу тебя с той стороны кровати, чтобы ты могла лечь на другой бок?
Она кивает и протягивает мне руки.
Ненавижу себя за это. И эта ненависть стала лишь сильнее после того, как я битый час проговорил о том, каково было влюбиться в нее. Как воскресил в памяти агонию, сковавшую меня, едва я увидел ее тело на полу своей гостиной.
А теперь еще час мне предстоит рассказывать обо всем, что произошло после. О том, как она лежала в больнице и выздоравливала, о том, как произошедшее сказалось на нашей жизни. О месяцах, прожитых с чувством вины. Предательстве, лжи. О том, как я использовал ее. Не хочется даже начинать.
– Постарайся поспать.
На сей раз она молча кивает. Наверное, усталость взяла верх.
Я спускаюсь вниз, но детектива нет на кухне. Застаю его в Большом Зале, где он устроился на банкетке, положив диктофон на крышку рояля.
– Решил немного сменить обстановку, – поясняет он.
Я присаживаюсь на ближний к нему край дивана, и детектив возобновляет запись.
– Что произошло после того, как вас подстрелили?
– Я вызвал 911. Старался поддерживать ее жизнь, пока они не приехали. А потом нас обоих увезли в больницу.
– А после?
Я рассказываю ему все, что помню, хотя помню немного. Очнувшись после операции, я даже не знал, жива ли Лейла. Я три часа провел в палате, не услышав ни слова о ее состоянии. Рассказываю, как тяжело было звонить ее сестре и матери и признаваться в случившемся. А потом еще два часа давать показания, так и не зная, выжила ли она.
Я рассказываю все, что помню о проведенном в больнице времени, но все это не имеет значения. Ни ее спасение, ни выздоровление не важны так, как события, начавшие происходить после нашего возвращения в гостиницу.
– Почему вы решили сюда вернуться?
– Я хотел увезти ее из Теннесси. Решил, что лучше забрать Лейлу из больницы, едва врачи дали добро. И я знаю, как ей здесь нравится. – Я замолкаю после этих слов и уточняю: – Ну… как ей тут раньше нравилось.
– Когда же ей перестало здесь нравиться?
– Похоже, в день, когда мы сюда вернулись.
Глава 4
Сегодня утром я съел прядь волос Лейлы.
Меня посетила мысль, что странная выходка вроде поедания волос возлюбленной может положить начало еще более странному поведению. Например, стать предвестником каннибализма, как если жестокое обращение с животными в детском возрасте служит порой сигналом к тому, что ребенок вырастет серийным убийцей.
Но в моем случае это лишь в меру отвратительная и отчаянная попытка избавить себя от всепоглощающего чувства вины. Мне снилось, будто проглоченная прядь ее волос свяжет нас вместе, рассеивая страх, что произошедшие события могут однажды привести к разлуке. И вот, проснувшись, я вырвал у нее прядь волос, пока она спала, и засунул себе в рот.
С того момента прошло уже восемь часов, и теперь меня преследует ощущение, что эта прядь обвилась вокруг сердца и перекрыла кровоток.
Мое сердце задыхается.
Вышла бы отличная строчка для песни.
Я открываю заметки в телефоне, пока мы стоим в очереди на посадку, и печатаю «мое сердце задыхается от чувства вины», дополняя список угнетающих строчек, которые периодически возникали в моей голове.
В последнее время тексты моих песен обрели депрессивный характер.
– Лидс, – зовет Лейла, слегка подталкивая меня в спину. Я задерживаю очередь. Убрав телефон в карман, я направляюсь к нашим местам.
Собираясь в поездку, я взял совсем немного вещей. Две пары джинсов, шорты, несколько футболок и обручальное кольцо.
Я завернул его в носок и засунул в кроссовок. Вряд ли Лейла станет рыться в моем чемодане, ведь у нее есть свой, но я не хочу, чтобы она нашла кольцо. Я купил его, пока она лежала в больнице. Понимаю, что это был поспешный шаг, но меня поглотил страх неизвестности. Я решил, что покупка кольца каким-то чудом отправит во вселенную поток энергии, который поможет Лейле скорее поправиться.
Ее выздоровление проходило лучше, чем я ожидал, но с предложением не торопился. Она даже не знает о покупке кольца. Я еще не определился, когда лучше сделать предложение, ведь хочу, чтобы все прошло идеально. Может, за время нашей поездки этот момент не настанет, но пусть лучше кольцо будет при мне, на всякий случай.
Я запланировал эту поездку, потому что последние полгода походили на кошмар. Мы измотаны эмоционально и физически. И я лелею надежду, что, вернувшись туда, где мы впервые встретились, мы сможем перезагрузить нашу жизнь. Мне кажется, что вернувшись к началу, мы избежим конца.
Еще одна возможная строчка из песни.
Один из пассажиров перегородил проход, пытаясь засунуть необъятный чемодан на верхнюю багажную полку, и я, пользуясь моментом, записываю в заметки улучшенную версию этого предложения. Я вновь возвращаюсь к началу, ведь не хочу, чтобы для нас наступал конец.
Выздоровление Лейлы проходило гораздо сложнее, чем мое. Целую неделю ее жизнь была под угрозой. Но даже когда состояние стало стабильным, она пролежала в больнице еще месяц.
Я каждый день виню себя за то, что не был осторожнее. За то, что не отнесся всерьез к неуравновешенному поведению Сейбл еще несколько месяцев назад, когда она настойчиво не прекращала попытки связаться со мной.
Виню за то, что счел хорошей идеей опубликовать фото с Лейлой и даже не подумал о возможных негативных последствиях. Это же интернет, черт его возьми. Стоило быть осторожнее. Каждая запись в сети влечет те или иные последствия.
Нам отчаянно нужна была эта поездка. Уединение. Возможность отгородиться от внешнего мира. Я хочу, чтобы все стало как раньше. Лишь мы вдвоем, закрывшиеся в спальне, разговариваем обо всем на свете в моменты отдыха от страстного секса.
Я убираю чемодан Лейлы на багажную полку. Мы летим первым классом в последнем ряду. Она садится у окна, непривычно молчаливая, возможно, из-за возрастающей тревоги.
Я еще не рассказывал ей, куда мы летим. Хотел сделать сюрприз, но, похоже, неизвестность лишь усиливает ее тревогу. Такая мысль до сих пор не приходила мне в голову.
Усевшись в кресле, я пристегиваю ремень, а Лейла закрывает шторку.
– Есть догадки, куда мы летим?
– Я знаю, что мы летим в Небраску, – отвечает она. – Понятия не имею, что там.
– Мы не останемся в Небраске. Там ближайшая пересадка до места назначения.
Мой ответ должен был стать подсказкой, но Лейла не улавливает ее. Она берет бутылку воды, стоящую между наших кресел, и открывает.
– Надеюсь, там можно расслабиться. У меня нет настроения для приключений.
Я сдерживаю смех. Чего она ожидает? Что после затяжного лечения я повезу ее лазать по горам или сплавляться по реке?
Ей через многое пришлось пройти, а я подчас чрезмерно ее опекаю, но мало-помалу нам удается возвращаться к прежней жизни. Невозможно, пережив подобное потрясение, немедля обрести прежнюю жизнерадостность, и нам еще многое предстоит, но я убежден, что со временем все вернется на круги своя.
Лейла достает телефон из сумочки и убирает ее под сиденье.
– Надо снять тебя в самолете и выложить фото, – говорит она, наводя на меня камеру.
Я улыбаюсь, но Лейла качает головой, давая понять, что сейчас мне улыбаться не нужно. Сделав снимок, она загружает его в фоторедактор.
После случившегося мысль о славе неизбежно отзывается горечью. Лейла бы не пострадала, если бы не соцсети.
Закончив обрабатывать фотографию, Лейла показывает ее мне. Я всегда одобряю ее снимки. Честно говоря, мне все равно, что она выкладывает. Я реагирую на фото одобрительным кивком, но, заметив хэштеги, издаю непроизвольный стон. «Певец», «музыкант», «ЛидсГабриэль», «модель».
– Модель? Лейла, ты серьезно? Я музыкантом пытаюсь стать или инфлюенсером?
– В наши дни одно без другого никак. – Она выкладывает фотографию со всеми хэштегами.
– Раньше MTV называли погибелью для уродливых музыкантов, – бормочу я. – Ничего подобного. Инстаграм – вот настоящая старуха с косой.
– Тем лучше, что ты обладатель такой внешности, – отвечает она и, чмокнув меня в нос, убирает телефон обратно в сумку.
Я перевожу свой в автономный режим и кидаю в карман на спинке стоящего впереди кресла. С ужасом жду неизбежную череду снимков, которые Лейла заставит меня сделать до конца дня. Понимаю, что должен быть благодарен ей за то, что она желает мне успеха. Вот только теперь это вызывает мерзкие ощущения. Новость о случившемся с нами попала в газеты и облетела весь Нэшвилл, принеся мне небольшой рост продаж и большой приток подписчиков, коих стало больше десяти тысяч. Но я невольно чувствую, будто зарабатываю на случившемся с ней несчастье.
Чувствую себя продажной шкурой, которой и продавать-то нечего.
Самолет приходит в движение, и Лейла начинает нервно теребить подол юбки. Она уже выпила обе бутылки воды.
Нападение сильно изменило ее. Оно изменило нас обоих.
Она многого лишилась из-за меня. Потеряла несколько месяцев жизни. Уверенность в себе и чувство безопасности. А взамен получила тревожное расстройство, зависимое положение, ночные кошмары, панические атаки и потерю памяти. Больше нет беззаботной и уверенной в себе девушки, в которую я влюбился. Теперь рядом со мной сидит та, кому будто бы не по себе в собственном теле.
Будто все ее душевные силы погребены под слоями зарубцевавшихся шрамов.
Быть может, именно по этой причине я отвел Лейле роль менеджера, пока она выздоравливает. И делаю все, что она скажет, потому что лишь моя карьера придает ее жизни смысл. Позволяет отвлечься от произошедшего.
Возможно, она пытается пережить случившееся с ней несчастье, оборачивая во благо то, что послужило ему причиной. Пострадали все сферы нашей жизни, кроме моей карьеры. Лейла считает, что нам повезло иметь эту кроху позитива. Мне не хочется лишать ее этого, но вместе с тем я тоскую по тем дням, когда она не относилась к моей карьере так серьезно. Когда подговаривала меня уйти из группы и стать счастливым по-своему. Когда забирала у меня из рук гитару, чтобы забраться ко мне на колени. Мне не хватает тех дней, когда ей было безразлично, что публиковать на моей странице в инстаграм.
Но больше всего мне не хватает возможности быть самим собой рядом с ней. В последнее время я ощущаю, что все больше отдаляюсь от того, кем был, и становлюсь тем, в ком она нуждается.
– Уже можно отстегнуть ремень? – уткнувшись в рукав моей рубашки, спрашивает Лейла. Она крепко сжимает мою руку. Признаться честно, я даже не заметил, как мы тронулись с места. В последнее время я больше пребываю в собственных мыслях, чем в реальности.
– Еще нет.
Как же сильно она, должно быть, нервничает, раз не может сама посмотреть на знак «Пристегнуть ремни безопасности». Обхватив ее лицо ладонью, я целую ее в волосы. Лейла пытается не подавать виду, но приступ тревоги не проходит незаметно. Я все вижу в ее поведении. В том, как она сжимает ткань платья. Как стискивает челюсти. Даже в том, как мечется ее взгляд в общественных местах, будто она ждет, что кто-то набросится на нее из-за угла.
Она отпускает меня, едва раздается сигнал о том, что можно отстегнуть ремни безопасности и свободно перемещаться по салону самолета. Лейла взволнованно обводит взглядом салон, мысленно оценивая обстановку. Подняв шторку, она рассматривает облака через иллюминатор, машинально касаясь рукой шрама на голове. Она постоянно его трогает. Порой я размышляю, о чем она думает, когда прикасается к шраму. Она не помнит событий того вечера. Только с моих слов, но редко спрашивает об этом. Честно говоря, она вообще никогда об этом не спрашивает.
Лейла дергает ногой. Поерзав в кресле, она оглядывается в зону бизнес-класса. Ее глаза широко распахнуты, будто вот-вот начнется паническая атака.
За один только прошлый месяц у нее было две панические атаки. И обе начинались именно так. Она прикасается к шраму. Ее пальцы начинают дрожать. Глаза наполняются страхом. Дыхание становится тяжелым.
– С тобой все хорошо?
Она кивает, но избегает смотреть мне в глаза. Делает несколько тихих глубоких вдохов, будто пытается скрыть от меня собственные попытки успокоиться.
Закрыв глаза, Лейла откидывает голову на подголовник. Вид у нее такой, будто ей хочется забиться под кресло.
– Мне нужны таблетки, – говорит она шепотом.
Так и знал, что ей нехорошо. Я тянусь в ее сумочку за таблетками от тревожного расстройства, но никак их не нахожу. Там лишь кошелек, пачка жвачки и ролик для чистки одежды.
– Ты сдала их в багаж?
– Черт, – бормочет Лейла с закрытыми глазами, крепко вцепившись в подлокотники и морщась, будто от боли. Я не стану делать вид, будто знаю, каково бороться с чувством тревоги. Она пыталась объяснить мне на той неделе, когда я спросил у нее, на что похож приступ тревоги. Она ответила: «Будто дрожь бежит по венам».
До недавнего времени я считал приступ тревоги чем-то вроде повышенного волнения. Но Лейла объяснила, что он ощущается на физическом уровне. Она чувствует, будто по всему ее телу проходят крохотные удары электрического тока. Я лишь обнял ее, когда она рассказала мне об этом. Почувствовал себя беспомощным. Теперь я всегда чувствую себя беспомощным во всем, что касается Лейлы, поэтому изо всех сил стараюсь, чтобы с ней все было хорошо.
А сейчас ей нехорошо.
– Хочешь выйти и переждать в туалете? – предлагаю я.
Лейла согласно кивает, и, взяв за руку, я помогаю ей подняться. Оказавшись в носовой части салона, я наклоняюсь к стюардессе.
– У нее паническая атака. Я побуду с ней, пока она не пройдет.
Стюардесса бросает беглый взгляд на Лейлу, и на ее лице тотчас отражается сочувствие. Она задергивает шторку, разделяющую туалет и салон первого класса, чтобы скрыть нас от посторонних глаз.
Едва я закрываю за нами дверь, в помещении становится негде повернуться. Обняв Лейлу за талию, я прижимаю ее к груди. Свободной рукой я смачиваю кусок бумажного полотенца водой и прижимаю к ее затылку.
На той неделе она сказала, что мои объятья помогают лучше, чем ее тяжелое одеяло. Сам не понимаю, какие чувства во мне вызывает то, что я один способен успокоить ее панику. Хотелось бы, чтобы она нашла способ справляться без моей помощи. Я не смогу всегда быть рядом и беспокоюсь, как она перенесет приступ без меня.
Я обнимаю ее, чувствуя, как дрожит ее тело.
– Хочешь, я расскажу, куда мы летим? – предлагаю я. – Может, неизвестность усиливает твою тревогу.
Она мотает головой.
– Не хочу портить твой сюрприз.
– Я и так собирался рассказать тебе, как только мы поднимемся в небо. – Я слегка отодвигаюсь, чтобы видеть ее лицо. – Мы летим в Corazón del País. Я забронировал ее на две недели.
Сперва она никак не реагирует. Но пару секунд спустя ее лицо приобретает озадаченное выражение.
– Куда?
Я стараюсь скрыть собственное беспокойство, но такое стало происходить часто. Она не сразу вспоминает то, что должно легко всплывать в ее памяти. По словам врача, это нормальное явление после черепно-мозговой травмы, но меня всякий раз потрясает, сколь многого она лишилась.
Мне не сразу удалось принять, что у нее была травма мозга.
Несильная, но заметная. Особенно, когда она подолгу вспоминает моменты, которые имеют огромное значение для меня. Для нас. Я не принимаю это близко к сердцу, но все равно испытываю боль.
– Это гостиница а-ля «постель и завтрак», – отвечаю я.
По ее лицу видно, что она начинает вспоминать.
– Ах да. Свадьба Аспен. Дерьмовая группа Гаррета. – Ее глаза горят волнением. – Завтрак.
– На самом деле, это больше не гостиница. Ее закрыли три месяца назад и выставили на продажу. Я связался с риелтором и спросил, можно ли арендовать ее на пару недель.
– Мы будем там одни?
– Только ты и я, – киваю я.
– А как же повара и горничные?
– Официально они прекратили работу, поэтому готовить будем сами. Я уже заказал доставку продуктов. – Я вижу, что она все еще пытается преодолеть небольшую паническую атаку, и продолжаю отвлекать ее разговорами. – Аспен с Чедом хотят приехать с ночевкой. Им всего пара часов пути из Вичиты. Планируют приехать в пятницу.
Лейла кивает и прижимается щекой к моей груди.
– Было бы здорово.
Я обнимаю ее еще несколько минут, пока не проходит дрожь в ее теле.
– Тебе лучше?
– Да.
– Хорошо. – Я провожу ладонью по ее волосам и целую в макушку. – Надо возвращаться на места. Весь салон начнет обсуждать парочку, вступившую в клуб любителей заниматься сексом в туалете самолета.
Лейла не отпускает меня из объятий. Напротив, она тянется к моим губам и проводит ладонью по груди прямиком к застежке джинсов.
– Так пусть они окажутся правы, – она встает на цыпочки, пока не дотягивается до моих губ в поцелуе.
Наверняка Лейла думает, что это одна из моих фантазий, и не стану лгать, так и есть, но не сейчас. Она едва пришла в себя после панической атаки. Это неправильно.
Я обхватываю ее лицо ладонями.
– Не здесь, ладно?
Она расстраивается.
– Мы быстро.
– Не сейчас, – я целую ее. – Ночью. – Открываю дверь и пропускаю ее вперед.
Лейла отмахивается, качая головой.
– Я схожу в туалет, – говорит она безжизненным голосом.
Закрывая дверь, я ловлю ее хмурый взгляд. Возвращаясь на место, чувствую себя сволочью за то, что отказал ей.
Но я был бы еще большей сволочью, если бы трахнул ее всего минуту спустя после панической атаки.
Не хочу, чтобы она к этому привыкала.
Я не могу приносить лишь временное облегчение ее ранам. Я должен помочь им зажить.
***
– Нам еще далеко? – Лейла впервые нарушила молчание, с тех пор, как мы сели в арендованную машину. Она заснула еще в терминале.
– Минут двадцать.
Она потягивается и издает стон, от которого я неловко ерзаю в кресле. Я жалею, что не нагнул ее над раковиной, с того момента, как оставил одну в туалете самолета. Прежний Лидс принял бы ее предложение. Может, даже дважды.
Порой мне кажется, что я изменился сильнее нее. После операции моя любовь стала выражаться в чрезмерной заботе. Теперь я слишком осторожен с ней. Осторожно подбираю слова, осторожно ее обнимаю и целую, осторожно занимаюсь с ней любовью.
Я включаю поворотник и сворачиваю к обочине дороги.
– Нужно заправиться. Больше остановок делать не будем. Тебе надо в туалет?
– Нет, все нормально, – мотает головой Лейла.
Въехав на заправку, я вставляю пистолет в лючок и открываю пассажирскую дверь. Лейла смотрит на меня, закрывая глаза от полуденного солнца. Я хватаю ее за руку и тяну из машины.