Текст книги "Непокорный алжирец "

Автор книги: Клыч Кулиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Ну, чего ты боишься? Разве я один в оковах? Не бойся, моя девочка. За несколько дней я испытал, увидел больше, чем за всю свою жизнь. Для меня на свете ничего страшного не осталось.

Малике медленно обвела глазами душную мрачную камеру. Боже мой, как может здесь выдержать человек!

– Нет! – закричала она, плача, и снова порывисто прижалась к доктору. – Нет, ты уедешь! Если ты любишь меня, ты уедешь!.. Разве мыслимо оставаться в этом аду!

Ахмед грустно улыбнулся.

– Эти стены страшны тому, кто не переступал порога камеры. А потом – глаза привыкают. Я видел одну девушку твоего возраста, которая тёмной ночью отправилась выполнять очень опасное поручение. Один аллах знает, вернулась ли она, но когда уходила, на лице её не было страха. Думаешь, ей не хотелось жить? Вера в справедливое дело помогала ей побороть страх перед возможной гибелью. А генерал пытается запугать меня какими-то четырьмя стенами.

Малике провела ладошкой по отросшей щетине доктора, укололась, но не отдёрнула руку – ей было приятно это ощущение. Она провела ещё раз, улыбнулась, подняла на Решида ещё не просохшие от слёз глаза.

– Ты знаешь, в пятницу на площади возле военного гарнизона народ собрался. Большущая толпа, и все требовали твоего освобождения.

– Ты – серьёзно? – не поверил доктор.

Она кивнула.

– Да. Солдаты стрелять хотели. Твоя мама увела людей, а то была бы беда.

Слова Малике взволновали Решида. Люди не оставили его в несчастье, пришли выручать его. А что сделал для людей он, доктор Ахмед Решид?

– Вот видишь, родная, – сказал он, справившись с волнением. – Ну, какую службу я сослужил народу, чтобы он поднялся на мою защиту? А ты говоришь: уедем. Мы останемся, Малике, мы никуда не уедем! Родина обойдётся без нас, но мы без родины – нет. – Доктор поцеловал её осторожно в лоб с такой беспредельной лаской, как целуют только детей.

– Маму видела? Как она там, бедняжка?

Вместо ответа Малике снова заплакала.

Этот день был для доктора днём неожиданностей. Едва он разложил на топчане принесённую девушкой снедь и предложил Махмуду устроить добрый пир, как явился часовой и увёл Махмуда. Камера осталась открытой. И пока Решид соображал, что всё это значит, через порог шагнул Бен Махмуд. Споткнулся, подхватил падающие очки и поздоровался так, словно пришёл в гости:

– Ассалам алейкум!

Неприязненно глядя на него, доктор промолчал. Бен Махмуд сделал вид, что не заметил холодности Решида.

– Вы напрасно не воспользовались советом Малике, – сказал он. – Не-делайте глупости! Простите за откровенность. Я не позавидовал бы вашему положению.

– Разве? – сделал удивлённые глаза доктор. – Чем же вам не по душе моё положение?

– Не храбритесь, доктор, это ни к чему. И вы и я, оба мы прекрасно понимаем, о чём идёт речь. Ваша жизнь висит на волоске, и надо постараться спасти её, пока не поздно. Его превосходительство господин генерал – человек разумный… Мы разъясним ему, что вина ваша не так уж велика. Генерал согласился даже освободить вас.

– Неужели?

– Я говорю с вами вполне серьёзно.

– Что же потребует от меня генерал за такую милость?

– Очень немногого. – Бен Махмуд достал из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги, развернул его и протянул доктору. – Вот, надо подписать это письмо и послать на имя его превосходительства господина генерала. Больше ничего.

Решид пробежал глазами текст письма, несколько секунд внимательно, с интересом разглядывал Бен Махмуда. На губах у него промелькнула усмешка.

– Да-а, подписать, конечно, дело не сложное… Садитесь-ка сюда, я вам сейчас одну маленькую историю расскажу.

– Рассказывайте… Я постою.

– Тогда – слушайте, – начал Решид. – У одного господина был пёс. Пришло его время, и он околел. Хозяин завернул его в саван и пригласил на похороны всё селение. Люди были поражены: какой-то несчастный пёс издох, а хозяин так чтит его. Значит, любил сильно. И они стали утешать его: не поддавайтесь, мол, печали. Чего другого, а собак на свете много. На это хозяин собаки им ответил: «Конечно, почтенные, вы правы – собак на свете много. Но найду ли я такую преданную, как эта, – вот в чём вопрос».

– Не понимаю, при чём здесь какой-то хозяин и издохшая собака, – пожал плечами Бен Махмуд.

– Не понимаете? Я вам объясню, – сказал Решид. – Меня заботит одна мысль: если вы вдруг, нечаянно отдадите богу душу, где найдёт генерал такого бескорыстного преданного кобеля, как вы? А?

Бледные щёки Бен Махмуда покрылись густым румянцем, словно от пощёчины. Он вырвал из рук доктора листок:

– Вы забываетесь, доктор! Вы слишком распустили свой язык!.. Я в любую минуту могу вас уничтожить, как таракана!..

– Иди, – сказал Решид, поднимаясь с топчана; Бен Махмуд испуганно попятился, – иди, пёс, и доложи своему хозяину: чем жить собакой, вроде тебя, предпочитаю тысячу раз сгнить в этих стенах! И пусть твой хозяин больше не присылает сюда продажных тварей! Понял?

У Бен Махмуда от злости перехватило дыхание. Дрожащими руками он никак не мог сложить бумагу. Золотые очки прыгали на его хрящеватом носу.

– П-погоди же! – прошипел он заикаясь. – Я т-тебе покажу, кто п-продажный!

После ухода Бен Махмуда доктор долго не мог успокоиться. И как только земля носит такого подлеца!.. Собрать в кучу все его подлые делишки – высоченная гора получится, а этот под такой ношей даже не гнётся. Вот проклятый!.. Вот негодяй!..

Глава одиннадцатая

1

Город проснулся в необычное время – на рассвете. Предутреннюю тишину распороли автоматные очереди, начали рваться снаряды. Потом взревели моторы машин, загрохотали танки… Жители Алжира бросились к окнам, стараясь хоть что-нибудь понять.

Стрельба началась в центре города, поэтому паника охватила сразу французскую часть населения: может быть, на город напали мятежники? Одни взывали к богу, другие метались в поисках безопасного убежища.

Когда уже совсем рассвело, по радио выступил комендант Жубер. Он объявил, что «Секретная военная организация» взяла судьбу страны в свои руки, вводится военное положение, населению предлагается сохранять спокойствие, и призвал французов присоединиться к ОАС.

Потом большую речь произнёс генерал Ришелье. Он, как обычно, долго и пышно разглагольствовал о славе Франции, помянул Наполеона, обрушился на Елисейский дворец, капитулирующий перед мятежниками и отдавший Алжир кучке бандитов.

– Мы никогда не согласимся с таким позором! Будем бороться за Алжир до последней капли крови! Если Франция – галльский петух[21]21
  Галльский петух – национальная эмблема Франции.


[Закрыть], то Алжир – его крылья! – заявил он.

В заключение генерал сказал, что отныне и навеки военная и гражданская власть в Алжире находится в крепких руках, ОАС будет бороться за упразднение центрального правительства, парламента и партий и создание вместо них Национального совета, и всякие попытки ослабления национального духа будут караться по всей строгости военного времени.

Речь произвела двоякое впечатление. Одна часть европейского населения города бросилась открывать шампанское, другая – сумрачно затаилась в ожидании репрессий, в общем, положение напоминало туманный день, когда трудно различить дорогу в нескольких шагах. Париж был спокоен: из радиоприёмников, настроенных парижскую волну, лилась лёгкая музыка.

В спальне Шарля шторы на окнах были подняты, и солнечный свет заливал комнату. Предупреждённый накануне Фернаном, Шарль намеревался встать пораньше, чтобы быть, так сказать, живым свидетелем исторического момента. Однако засиделся в гостях у Абдылхафида, переусердствовал, налегая на редкостные вина, и сейчас, выставив огромный колышащийся живот, предавался сновидениям. Слуга уже несколько раз прислушивался к густому храпу у двери и уходил прочь, ехидно усмехаясь.

Наконец храп затих, в спальне послышалась возня, удушливый утренний кашель заядлого курильщика: Шарль проснулся. Ещё не откашлявшись как следует, он прислушался, ничего необычного не уловил и торопливо зашлёпал босыми ногами к радиоприёмнику, путаясь в длинной ночной рубашке.

Пока приёмник гудел, нагреваясь, Шарль крутил ручку настройки, спеша отыскать Париж. Лёгкую музыку уже не передавали. Знакомый голос диктора был полон решительности: «Смутьяны будут наказаны… Народ не даст себя обмануть кучке авантюристов… Да здравствует Пятая республика!..»

Это был конец передачи. Шарль сердито щёлкнул выключателем и задумался. Если в Париже уже известно о восстании, а Елисейский дворец не пал, это грозит многими и существенными неприятностями. Чёрт, может, не стоило рисковать, вмешиваться в этот сомнительный заговор? Не на шутку взволнованный, Шарль быстро оделся и вышел.

Город имел необычный вид. Через каждые сто-двести метров улицы пересекали транспаранты: «Секретная военная организация начала действовать!», «Да здравствует ОАС!», «Долой Пятую республику!». На стенах домов, даже на бортах проезжающих автомашин белели полуметровые буквы: «ОАС». Это слово скандировали и толпы юнцов, размахивающих чёрно-белыми флагами. Обязанности полицейских взяли на себя парашютисты в пятнистой маскировочной одежде. Магазины, рестораны, кафе были закрыты. Несмотря на обилие лозунгов и знамён, тревога нависла над городом. Все питались слухами:

– Говорят, на Париж сброшено пятьдесят тысяч парашютистов! Взят аэропорт. В городе идут уличные бои.

– Начальник полиции застрелился! А генерал Рамадье взят живым!

– Слышали, в Роше-Нуар[22]22
  Роше-Нуар – резиденция генерального представителя Франции в Алжире.


[Закрыть] создано новое правительство? Его уже признали американцы…

Отделить правду от вымысла среди этого потока самых разнообразных слухов не было никакой возможности.

Алжирцы почти не встречались, улицы заполняли только французы. Горластые толпы вооружённых юношей, старшим из которых вряд ли было больше восемнадцати, со свистом и рёвом носились по городу, не зная, где найти применение своему боевому пылу. Вот несколько парней заинтересовались небольшим магазинчиком, хозяин которого, не решаясь выйти на улицу, смотрел сквозь стекло витрины.

– Ребята, глядите на этого суслика!

– Боится, гад, из норы вылезти! Давайте выкурим его оттуда!

В витрину полетел увесистый камень. Брызнули осколки. Юнцы радостно заржали. Не сдержав возмущения, лавочник выбежал на улицу, ругаясь, принялся стыдить хулиганов. Тем только этого и нужно было. Один сбил с головы алжирца красную феску и поддал её ногой. Второй выволок из-за разбитой витрины чашу с изюмом, надел её на голову лавочника. Третий сунул за шиворот несчастного горящую сигарету.

В это время в сопровождении двух почти таких же толстяков, как он сам, подошёл Шарль. Парни притихли, одинаково готовые и дать тягу и наброситься на новую жертву. Однако один из них узнал двоюродного брата генерала и вежливо поздоровался. Шарль одобряюще потрепал парня по плечу. Лавочник, пытаясь вытряхнуть из-за рубашки сигарету, повернулся к Шарлю с искажённым от боли лицом:

– Посмотрите, что вытворяют!.. Если и алжирец, значит можно надо мной издеваться безнаказанно?..

Шарль грозно нахмурился.

– Не болтай! Придержи язык, а то лишишься его вместе с головой! Запирай свою лавку и уходи – не будет сегодня торговли, сегодня – праздник!

Теперь Шарль уже не боялся. Сомнения, возникшие было в глубине его сердца, растаяли перед внушительной силой, что заполняла улицы города. Плакаты, решительные лица десантников, боевой дух ополченцев – разве можно преградить путь такому течению? Не зря, нет, не зря просиживал Фернан бессонные ночи!

Какой-то старик из толпы бросился к Шарлю, крепко обнял его.

– Поздравляю! От всего сердца поздравляю. Взошло над нами солнце счастья!

Это был Беркен. Шарль обрадовался ему:

– Здорово, старый пират! – прогудел он. – Дождался-таки своего часа?

За плечами Беркена торчал ствол боевой винтовки, пояс на поджаром животе оттягивали подсумки с патронами. Глаза старика возбуждённо блестели.

– Двести человек привёл! – гордо заявил он. – Понадобится – ещё столько же приведу! Скажи генералу, Шарль: потомки великого Наполеона не перевелись! Пусть не боится наш генерал!

Подошли два парня с винтовками за плечами. Беркен с гордостью показал на них Шарлю:

– Это сыновья мои! И ещё один – в армии! Готовы идти, куда прикажут!..

Застрекотали моторы вертолётов. Выбросив целую стаю листовок, они улетели на запад. Люди подпрыгивали, ловя листовки налёту. Подхватил одну и Беркен, пробежал глазами, закричал:

– Да здравствует генерал Ришелье! Виват!

– Вива-ат! – дружно подхватили вокруг.

Лицо Шарля расплылось в счастливой улыбке.

2

Касба была полна решимости встретить опасность грудью. На стенах домов и заборах висели наспех написанные лозунги: «Долой ОАС!», «Да здравствует независимый Алжир?», «ФНО!». Две части города превратились в два враждебных лагеря. Между ними прекратилось всякое сообщение, пограничные ворота были закрыты. И всё же вести о бесчинствах французских ополченцев докатились до Старого города.

– Разгромили лавку Абдуллы Мялика!

– Обесчестили дочь Башшара!

– Доктору Решиду глаза выкололи!

– В мечеть Мухаммед-аль Аббуди бомбу бросили!

Здесь тоже правда мешалась с вымыслом. Но даже если бы вымыслом оказалось все, люди бы не успокоились. Чаша терпения переполнилась. Люди рвались к решительным действиям. Но нельзя было допустить стихийного, неорганизованного выступления, это привело бы к тысячам бессмысленных жертв. Майор Лакдар, не случайно оказавшийся в городском штабе Фронта Национального Освобождения, созвал экстренное совещание.

Его сейчас трудно было узнать. В целях конспирации он сбрил свою роскошную бороду и усы и сразу помолодел на добрый десяток лет. Лишь в чёрных глазах таилась усталость, да покрасневшие белки глаз свидетельствовали, что Лакдар не одну ночь провёл без сна.

Положив руку на колено тощего парня, он говорил:

– Ты прав, Мехти, нам не привыкать к тяжёлым испытаниям. И всё же такого, как сейчас, ещё не было, тут нельзя решать с маху. Перед нами не просто враг, а озверелые бандиты, фашисты, почуявшие запах крови. Никому ещё не удалось повернуть вспять колесо истории. И этим – тоже не удастся. Однако мы обязаны помнить, что враг не станет разбираться в средствах для достижения цели. В этой борьбе нам поможет и Франция. Миллионы честных французов поднимаются против оасовцев, они понимают, чем грозит Франции оасовский режим, испытали все прелести фашизма. II мы тоже должны поднять весь алжирский народ.

Совещание длилось долго. В конце концов было решено в субботу провести общегородскую демонстрацию всех алжирцев. На долю Мустафы выпала нелёгкая задача – создать из молодёжи отряд боевиков.

Враги ждут малейшего повода для репрессии, предупредил Мустафу Лакдар, необходимо соблюдать строжайшую дисциплину и выдержку. Один случайный выстрел может загубить всё дело. Оружие применять только в самом крайнем случае. Очень желательно вообще обойтись пока без него. Очень желательно!

В заключение майор сказал, что с сегодняшней ночи Армия Национального Освобождения переходит в наступление по всему фронту – временное затишье кончилось. Посмотрев на часы, он предложил:

– Давайте послушаем радио. Через семь минут должно быть сообщение из Туниса.

Мустафа включил приёмник. Раздались звуки национального гимна Алжирской республики. Затем диктор поведал миру, что военные круги подняли в Алжире мятеж.

– Через одну-две минуты, – сказал он, – выступит один из руководителей Временного правительства Алжирской республики.

Все придвинулись ближе к приёмнику.

3

Абдылхафид сидел в кабинете, пил чай и слушал радио. Диктор сообщил, что военный мятеж в Алжире поднял на ноги всю Францию. В Париже и многих других городах страны проходят многотысячные митинги и демонстрации. Для борьбы с мятежниками формируются боевые добровольческие отряды.

Абдылхафид тяжело вздыхал. Вон как оно обернулось на деле! Хвалились, что в считанные часы… А не тут-то было! Что могут поделать несколько полков против целой нации?

Да ещё против какой нации! Даже если бы вся армия была солидарна, и то… Но ведь и этого нет. О аллах, неужто все мечты, все планы пойдут прахом!..

Ему хотелось в одиночестве поразмыслить обо всём. Он даже выключил радио. Но тут, абсолютно не вовремя, появился Мустафа.

– Чего надо? – раздражённо спросил Абдылхафид.

Мустафа молча протянул конверт.

Абдылхафид недоверчиво посмотрел на конверт, потом – на спокойное лицо Мустафы, потом – снова на конверт. Поискал глазами нож для бумаг и заметил, что конверт не заклеен.

Текст был отпечатан на машинке, но Абдылхафид читал медленно, словно неразборчивые каракули. Шея его посинела от прилива крови, он смял письмо в плотной ладони.

– Кто принёс?

– Я принёс, – скромно сказал Мустафа и прикрыл плотнее дверь.

Глаза Абдылхафида от удивления округлились:

– Откуда ты его знаешь?

– Давно знаю, – улыбнулся Мустафа.

– Пошёл вон отсюда! – завизжал Абдылхафид, пытаясь вскочить на ноги и беспомощно скользя шлёпанцами по навощённому паркету. – Пошёл вон!!!

Мустафа вынул из кармана браунинг.

– Тихо! Пристрелю без разговоров!

Абдылхафид поперхнулся. Его раскрытый рот беззвучно ловил воздух, а обезумевшие глаза не отрывались от пистолета.

– Боже мой… Боже мой…

Мустафа наслаждался произведённым эффектом. Честное слово, приятно видеть, как дрожит перед тобой эта проклятая жирная свинья!

Обретя дар речи, Абдылхафид пролепетал:

– Значит, ты один из бандитов? Значит, я пригрел на груди змею! Бог мой!..

Мустафа разозлился:

– Это кто бандиты? Муджахиды, которые отдают жизнь за народ? А вы тогда кто? Отщепенец? Паразит?

Таких слов ещё никто не говорил Абдылхафиду. И кто посмел сказать! Мустафа, а?!. Боже милостивый!.. Абдылхафид чуть не задохнулся от ярости. Его охватило страшное желание броситься на Мустафу, схватить за горло, пинать ногами. Боже мой! Шелудивый шакал угрожает льву, а? Где взять силы, чтобы снести такое позорище!.. А вдруг ветер подует в обратную сторону и судьба окажется в руках таких… Нет, нет!.. Не дай бог!

– Давайте сюда письмо! – потребовал Мустафа.

Абдылхафид разжал стиснутый кулак, с ненавистью посмотрел на своего бывшего слугу. Скотина проклятая! Ишак! Всего-то и богатства, что паршивая жизнь, а туда же…..

В письме, подписанном майором Лакдаром, Абдылхафиду предлагалось выдать крупную сумму денег, необходимых, как любезно пояснял майор, для закупки оружия. Требовали, а не просили, не спрашивали взаймы! Да ведь для него, Абдылхафида, деньги это жизнь! Можно ли делиться жизнью? Ах, будь вы прокляты вместе с вашей революцией, которой понадобились его деньги!

– Послушай, Мустафа, – сказал Абдылхафид, облизывая кончиком языка пересохшие губы, – послушай… Ты скажи своему майору, что я… Что он не к тому обратился. Откуда мне взять столько денег? Ты же сам хорошо знаешь мои доходы. Ни одна лавка нынче не работает, заводы стоят, из сёл ничего не поступает. Я сам скоро нищим стану! Всё сгорело, превратилось в золу, а из сгоревшего кармана пожертвований не собирают! Ты скажи ему, Мустафа…

Мустафа чиркнул спичкой, подождал, пока письмо сгорит, растёр пепел ногой.

– Срок вам определён до завтра. Не дадите указанную сумму – читайте предсмертную молитву. Это я передаю вам слова майора Лакдара.

– Кому… кому я должен отдать деньги!

– Тому, кто принесёт вам от имени революции расписку, скреплённую печатью! Мы не грабители.

– Ха! – не выдержал Абдылхафид. – Среди бела дня раздевают – и не грабители!

Послышались голоса, резкий смех Бен Махмуда. Мустафа торопливо сказал:

– Завтра приду в это же время. Можете сообщить об этом коменданту. А заодно – и гроб себе закажите!..

Постучав, вошёл Бен Махмуд, сияющий, как только что отчеканенная монета. Поздоровавшись, объявил:

– Зашёл выпить с вами стаканчик виски. А вы, вижу, заняты?

Абдылхафид холодно ответил на приветствие, хмуро покосился на смиренную фигуру Мустафы.

– Скажи, чтобы принесли виски!

Мустафа, пятясь и кланяясь, удалился. Абдылхафид смотрел на него из-под насупленных бровей. Артист, вот артист, сукин сын! А в общем все они лицедеи. Может, и Рафига такая? Наверняка такая!..

– Вы чем-то расстроены? – полюбопытствовал Бен Махмуд усаживаясь. – Вид у вас невесёлый.

– Чему веселиться-то? – буркнул Абдылхафид. – Тому, что из Франции повеяло концом света?

Бен Махмуд беззаботно рассмеялся.

– Не принимайте, дорогой друг, всё так близко к сердцу. Я только от его превосходительства господина генерала. Он заверяет, что были причины, которые помешали бросить на Париж парашютистов…

– Ясно, «причины»! – оборвал собеседника Абдылхафид. – Вся Франция поднята на ноги, попробуй теперь подступись к Парижу! Упустили момент – вот и все причины.

– Напрасно вы теряете голову. Ничего не упустили, всё идёт, как задумано. Почему вас беспокоит паника в метрополии? Я, например, твёрдо убеждён, что не сегодня-завтра знамя победы взметнётся над Елисейским дворцом.

– Да услышит вас бог! – насмешливо произнёс Абдылхафид.

Рафига принесла виски и сифон с содовой.

Бен Махмуд пододвинул к себе бокал и, не наполнив его, заговорил:

– Есть другой серьёзный повод для беспокойства. Мятежники, кажется, собираются спровоцировать городское население на демонстрацию. Говорят, сам Лакдар прибыл в Касбу. Правда это или нет, аллах ведает, но Касба гудит, как осиное гнездо. Его превосходительство господин генерал настроен весьма решительно. Не позволим, говорит, базар устраивать, огнём подавим бунт. Опасаюсь, что может произойти кровопролитие. Надо бы нам вмешаться, удержать обманутый мятежниками народ от безумства.

– Удерживайте, удерживайте!.. – всё также насмешливо посоветовал собеседнику Абдылхафид. – Мне, честно говоря, со вчерашнего дня что-то нездоровится, всё тело ломит, будто меня в ступе толкли, за ночь почти глаз не сомкнул. Вы уж постарайтесь, а я полностью согласен со всеми вашими действиями.

«Хитришь, приятель, – подумал Бен Махмуд, – хочешь отсидеться, за чужую спину прячешься». И прямо спросил:

– Действовать-мне, а заслуги – пополам?

Абдылхафид нахмурился, ему очень хотелось поставить на место этого зарвавшегося Бен Махмуда. Но он понимал, что очкастая лиса непременно расскажет всё генералу, возможно, даже в преувеличенном виде. А генерал, хоть и называет себя другом, отступничества и колебаний в такой ответственный момент не простит.

– Вы напрасно упрекаете меня, – в голосе Абдылхафида прозвучали искательные нотки. – Я вас считаю братом, и тайн от вас у меня нет. Не время сейчас отсиживаться дома, однако я действительно болен. Что же касается городской черни, то, на мой взгляд, вразумить их будет нелегко – голодный сытого не понимает.

– Но от нас ждут, что мы их вразумим! – сменил тон и Бен Махмуд. – Что остаётся делать? Попробуйте не выполнить приказания генерала! Слыхали, что вытворяют ополченцы? Лавку Абу-Мудджа превратили в обиталище сов, в магазин Шухейда две бомбы бросили. Малейшее противоречие с нашей стороны – и мы рискуем попасть в немилость. Помните, я вам говорил, генерал решительный человек. Уже по одному тому, как он поступил с полковником Франсуа…

Абдылхафид слушал с раздражением. Говорит, как заведённый, словно он сам не знает, что за птица этот генерал! Прекрасно понимает, что снисхождения от него ждать нечего. Но ведь и они по головке не погладят. Вот и попробуй две головы покрыть одной чалмой.

– А с народом как-нибудь обойдётся, – закончил свою длинную тираду Бен Махмуд. Подождал ответа, но молчание грозило затянуться, и он сказал: – У меня к вам серьёзное и срочное поручение.

– Да? – тяжело приподнял брови Абдылхафид.

– Его превосходительство господин генерал обращается за денежной помощью к состоятельным людям города.

– Что-о? – Абдылхафид дёрнулся, словно за пазуху к нему бросили змею. – Опять деньги?..

Бен Махмуд недоуменно наморщил лоб.

– Опять? По-моему, он впервые обращается к вам.

– Одна беда сильнее другой! Чем ночь кончится, если так день начался?

Оттянув кончиками пальцев рукав, Бен Махмуд взглянул на часы, давая понять, что долго засиживаться не может.

– День это день, – неопределённо произнёс он, – днём можно хоть уклониться от приближающейся опасности. А вот ночью – неизвестно, что может произойти ночью…

– Сколько он требует? – с трудом выдавил из себя Абдылхафид.

Бен Махмуд несколько замялся.

– Сколько я должен дать? – нервно повторил Абдылхафид, делая ударение на слове «я».

– Мне даже неловко назвать сумму. Вот. Сами взгляните… Эта цифра написана собственноручно его превосходительством господином генералом.

Абдылхафид, щурясь, вгляделся в положенный перед ним листок и резко оттолкнул его.

– Нет! Пусть будет, что будет, но таких денег они от меня не получат! Что они, с ума там посходили? Нет! Никогда!

«Кличь, кличь на свою голову безвременную гибель», – подумал Бен Махмуд, поднимая упавший на пол листок бумаги.