Текст книги "Непокорный алжирец "

Автор книги: Клыч Кулиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Клыч Кулиев
Непокорный алжирец. Книга 1

Глава первая

1

В доме Шарифа Абдылхафида готовились к приёму важного гостя. Сам генерал Фернан Ришелье, чья слава за последнее время перевалила, как принято говорить, далеко за горы, обещал быть к ужину.

С Фернаном Ришелье Абдылхафид был знаком давно, а его двоюродного брата Шарля Ришелье считал своим близким другом. Дед Фернана и Шарля – Жак Ришелье ступил на землю Алжира едва ли не одновременно с солдатами французских колониальных войск, отец Шарля, Пьер, всю свою жизнь тоже провёл в Алжире, и Шарль считал себя коренным жителем этой страны, представителем поколения, приобщавшего Алжир к «цивилизованному миру».

Последний раз Абдылхафид виделся с Фернаном Ришелье в Париже, в 1954 году. Фернан тогда только что вернулся из Индокитая, где в течение трёх лет, по его собственному выражению, защищал «честь Франции» и дважды был награждён орденами. Теперь он занимался Алжиром. Месяцев пять-шесть назад он уже приезжал сюда из Парижа с каким-то специальным заданием, и Абдылхафиду удалось повидаться с ним лишь мельком, однако он взял с генерала слово, что в следующий раз тот обязательно будет его гостем.

И вот, снова объявившись в Алжире, Ришелье вспомнил о своём обещании. Надо ли говорить, как льстил Абдылхафиду предстоящий визит генерала? Ведь за полгода хлопот у Фернана, наверно, не убавилось, и всё же он нашёл время посетить дом своего друга.

Опускался тёплый и мягкий весенний вечер. Солнце уже коснулось своим багряным краем земли, и его тонкий розовый луч скользнул сквозь розовые тонкие гардины в гостиную, улёгся на роскошном персидском ковре, затем перебрался на круглый стол «рококо» с тончайшими инкрустациями и, поднявшись по стене, залил светом картину – мастерски выполненный маслом пейзаж одного из красивейших мест Алжира – Джурджурских гор.

Шариф Абдылхафид расхаживал по гостиной, заложив пухлые руки за спину. Он был озабочен: как показать дорогому гостю, что и здесь, в раскалённой зноем Сахаре, тоже умеют пользоваться благами цивилизации. На кухне хлопотали кулинары, приглашённые из французского ресторана, в столовой лучшие официанты сервировали стол. Уже несколько раз поливались и подметались дорожки в саду с клумбами ярчайших южных цветов.

Всё, казалось, было готово к достойной встрече гостя, но Абдылхафид явно нервничал. Он обошёл все комнаты в доме и теперь придирчиво рассматривал убранство гостиной: бронзовая тяжёлая люстра с электрическими свечами и множеством хрустальных подвесок, в которых преломлялись десятки маленьких солнц, диван и кресла орехового дерева на витых ножках, с высокими гнутыми спинками, камин, облицованный тёмным мрамором, с изящными статуэтками на каминной доске, огромная севрская ваза для цветов в углу… Часы в деревянном футляре, похожем на старинную башню, ещё одна в тяжёлой золочёной раме картина безымянного испанского мастера изобличали в хозяине дома любовь к старине… или приверженность моде, которая вновь обратила своё благосклонное внимание на прошедшие эпохи. Современными, пожалуй, были только французского производства рояль да мозаичная плитка на полу, вывезенная из Италии.

Нет, решительно – придраться было не к чему. Всё блестело, сверкало, сияло чистотой, стояло и висело в своём, раз и навсегда установленном, незыблемом порядке.

Абдылхафид, ещё раз окинув взглядом всё это великолепие, направился было в столовую, но тут раздался дробный перестук каблучков и навстречу вбежала высокая, удивительно тоненькая девушка – густые чёрные и прямые волосы распущены по плечам, на лбу короткая прядь, длинная нежная шея, худенькие плечи с чуть выступающими ключицами, яркие огромные глаза. Трудно даже сказать, была ли эта девушка красива, но в глаза сразу бросалась необыкновенная её грация и трепетность. Казалось, подойди к ней поближе, и она, словно дикая козочка, топнет копытцем и убежит. Но Малике не убежала. Увидев отца, она на мгновение замешкалась, потом плавно повела рукой, как в танце, и спросила:

– Ну что, папочка, доволен?

Абдылхафид покосился на конверт, который дочь держала в руке, и недовольно сказал:

– Опять? Не делай этого, Малике. Уже и человека посылала. Хватит. Захочет – придёт. Насильно мил не будешь. К тому же… Ты, доченька, не обижайся, сегодня ему здесь делать нечего.

– Почему?! – обиженно возразила Малике.

– Как почему! Генерал не знаком с ним. Ну что ему здесь делать?

– Не знаком – познакомится.

– Но, Малике, у каждого человека свои вкусы. Кто знает, понравится ли ещё генералу это знакомство. Нет дочка, послушайся на этот раз меня. Хорошо?

Малике сдвинула брови.

Ваш генерал меня не знает, значит, и мне здесь делать нечего? – она сердито разорвала конверт и повернулась, чтобы уйти.

Абдылхафид взял девушку за плечи, привлёк к себе и мягко проговорил:

– Ну, ну, дочка… Не надо глупостей.

В гостиную вошла жена Абдылхафида Фатьма-ханум. Увидев хмурое лицо дочери, она спросила:

– Что случилось? Что вы так стоите?

Абдылхафид пожаловался жене:

– Опять письмо хочет отправить.

– Ну и что? – удивилась Фатьма-ханум. – Пусть отправляет!

– Ох, горе мне с вами! – вздохнул Абдылхафид. – Я вижу, вам ничего нельзя втолковать. Иди уж, отправляй! Пусть приходит! Ступай!

Малике просияла. Она чмокнула в щёку отца, обняла мать и убежала в столовую.

Абдылхафид вздохнул и с укоризной посмотрел на жену:

– Во всём виновата ты. Да, ты виновата… Ну скажи, пожалуйста, что ему здесь делать?

Фатьма-ханум молча подбирала с пола клочки письма. Она была недовольна. Подумаешь, генерал! Что ж, теперь из-за него надо так метаться и суетиться? Если он генерал, то и они не какие-нибудь феллахи. Но Фатьма-ханум понимала, что сейчас не время для возражений, муж устал, нервничает. Поэтому она ответила спокойно, даже слегка улыбнувшись:

– Конечно! Во всём виновата я… Когда-то мой бедный отец то же самое говорил маме. И у него, бедняги, был неодолимый враг – это ты. Помнишь?

Абдылхафид не произнёс ни слова.

Растворились обе створки двери, и низкорослый слуга с чёрными усиками, приложив обе руки к груди, поклонился, пропуская даму. Гостья остановилась у порога и весело поздоровалась:

– Бонжур!

Абдылхафид поспешил ей навстречу.

– О, мадам Лила! Пожалуйста! Прошу вас… Милости просим!

Лила сердечно протянула Абдылхафиду руку:

– Ой, а где же ваши именитые гости?

– Гости вот-вот подойдут, – Абдылхафид коснулся мясистыми губами белой, холёной руки.

Лила подошла к Фатьме-ханум, обняла её, приветствуя.

Абдылхафид, откровенно любуясь гостьей, пошутил:

– Ей-богу, мадам… Аллах свидетель, вряд ли найдётся фея, которая согласилась бы соперничать с вами.

Лила кокетливо улыбнулась, в её голубых глазах вспыхнула лукавая искорка.

Она и впрямь была хороша: точёные руки и ноги, прелестная фигурка, белая, будто светящаяся кожа, короткий, чуть вздёрнутый нос и светлые глаза с поволокой, вьющиеся золотистые волосы. Лишь подбородок был чуть тяжеловат да слишком велик рот. Но где найдёшь женщину без единого изъяна? Лила была признанной красавицей и знала это.

– Я удаляюсь, – поклонился Абдылхафид, – а то, чего доброго, Фатьма-ханум приревнует меня к прелестной гостье.

И он вышел нарочито упругой походкой.

Фатьма-ханум проводила его снисходительным взглядом. Ревновать было не в её правилах, она умела владеть своими чувствами и, во всяком случае, считала, что безопаснее принимать молодых и хорошеньких женщин у себя дома, чем ждать, пока муж начнёт встречаться с ними где-то на стороне. А к Лиле она испытывала неподдельную симпатию, доверяла ей и, наделённая тонким женским чутьём, жалела её.

Длинными пальцами Лила поправила золотистый локон.

– Говорят, генерал молод и красив?

– А ты уже всё разузнала! – мягко улыбнулась Фатьма-ханум.

– Да… А жена у него, говорят, испанка.

– Вот как? Интересно, что же он, с женой?

– Нет… С ним полковник Франсуа.

– Кто это такой?

– Не помнишь? Ну, тот самый полковник, с которым ты познакомилась у нас…

– Это который пел по-арабски?

– Ну да!

Из столовой послышался радостный возглас Малике:

– Мамочка! Едет! Уже выехал!

Девушка вбежала и, схватив мать в объятия, закружилась с ней по комнате. Та шутливо отбивалась.

– Ты бы хоть поздоровалась сперва, бесстыдница.

Лила удивлённо приподняла брови. Приподняла чуть-чуть, самую малость, иначе на лбу могут появиться морщинки.

– Кто едет? Генерал?

– Нет! Нет, не генерал! – ликовала Малике.

– Кто же такой? – в голосе Лилы прозвучало недоумение.

– Некто поважнее генерала!

Фатьма-ханум ласково провела ладонью по волосам дочери.

– Объясняйтесь тут сами. Мне нужно заглянуть на кухню.

Но объясняться необходимости не было. Лила уже сообразила, о ком идёт речь… Деловито оглядев платье Малике, она спросила:

– Мадам Гамар шила?.. Очень, очень мило. Тебе к лицу розовый цвет.

– Правда?

Малике важно прошлась по комнате.

Лила расхохоталась.

– Ты прелесть. Ну как тебя можно не любить?!

– Ты так думаешь? А мне кажется иногда, что он разговаривает со мной, а сам где-то в другом мире. Ахмед всё ещё считает меня ребёнком.

– Ты и впрямь ребёнок! Простодушный ребёнок! Разве можно показывать мужчине своё расположение? Мужчины должны думать, что это они нас завоёвывают. Не только государства, но и сердца женщин берутся с боем, это школьная истина, – засмеялась Лила.

– Ты будто сговорилась с папой. Я не могу без него, понимаешь? Не могу! Не могу!.. Не могу!.. – Вся фигурка Малике и большие сливовые глаза выражали удивление: зачем ей велят притворяться, почему не понимают?

В соседней комнате зазвонил телефон. Малике кинулась туда. Лила горько покачала головой ей вслед: бедная девочка, что ждёт её? Не так всё просто, доктор – крепкий орешек.

Занятая своими мыслями, Лила не заметила, как в комнату вошёл доктор Решид. Задумчиво подняла глаза, и у неё, словно у опытной актрисы, тотчас переменилось выражение лица, она вся подтянулась, заулыбалась.

– О, мсье доктор! – воскликнула Лила, рисуясь отличным французским произношением. – Наконец-то вы пожаловали! Разве мыслимо в ваши годы быть таким затворником?

– Добрый вечер, мадам, – по-арабски ответил доктор, целуя протянутую руку.

– Вы безжалостный человек! – засмеялась Лила. – Право, безжалостный!

– Я – безжалостен?

– Конечно, вы. Кто же ещё?

– Столь серьёзное обвинение требует не менее серьёзных доказательств.

– За доказательствами идти недалеко, они в соседней комнате. С самого утра Малике высматривает вас.

– Прошу прощения, мадам, я этого не знал, иначе пришёл бы раньше, видит бог.

– Так уж и не знали!

Доктор засмеялся.

– Вы, мадам, смотрите на меня, словно собираетесь загипнотизировать.

– Вас? О, это, вероятно, нелегко сделать даже профессиональному гипнозитеру. Мне же – тем более.

– Почему?

– Хотя бы потому, что вы хирург.

– Разве хирурги не такие же люди, как все смертные?

– Может быть… Вам сейчас тридцать два года, так ведь?

– Склоняюсь перед вашей осведомлённостью, мадам, хотя и не совсем понимаю, какое отношение имеет мои возраст к нашему разговору.

– Сейчас поймёте, – пообещала Лила. – Скажите, скольким людям вы сделали операции за свою жизнь?

Доктор Решид пожал плечами.

– Думаю, что довольно многим, но число назвать затрудняюсь. Вас, насколько я понимаю, интересует точная цифра?

– Вы, как всегда, отделываетесь шуточками, – упрекнула Лила.

– Нет, зачем же! – совершенно искренне возразил доктор. – Вы спросили – я ответил.

– Тогда ответьте мне и на такой вопрос: была ли среди ваших пациенток или знакомых хоть одна женщина, которая могла бы вас загипнотизировать?

Доктор с шутливым сокрушением развёл руками. Лила ответила сама:

– Не было. И не будет!

– Вы уверены?

– Абсолютно!

– Абсолютного, говорят, в природе не существует. Однако любопытно, на чём зиждется ваша уверенность.

– На общем мнении, которое я до некоторого времени считала вздорным, но потом убедилась, что оно справедливо.

– Поделитесь. Я постараюсь рассеять ваше заблуждение.

– Если бы это было так! – с невольной откровенностью вырвалось у Лилы. – Но боюсь обратного.

– И всё же, – настаивал доктор.

– Говорят, что хирургия и чувствительность не уживаются, – сказала Лила.

Доктор весело рассмеялся.

– Оригинальная философия, мадам! Честное слово, слышу об этом впервые. Очень интересная философия!

– Разве не так?

Беззаботно напевая, в гостиную вошла Малике. Увидев доктора, она замерла на мгновение и, не обращая внимания на присутствие Лилы, бросилась к доктору.

– Ахмед!

Решид нежно сжал в ладонях протянутые ему тонкие руки. Лила тихонько вышла из комнаты, тогда доктор обнял Малике.

– Ты получил моё письмо?

– Получил, дорогая. Но только, знаешь… мне не очень хотелось идти.

– Из-за наших гостей?

– Конечно. Ни с генералом, ни с его окружением я не знаком. Моё присутствие может оказаться нежелательным.

– А я? Про меня ты забыл?

– О нет! Только из-за тебя я и пришёл. Только зачем лишний раз сердить твоего отца? Он и так относится ко мне нелюбезно.

– Ах, не обращай на него внимания, Ахмед! Старый человек: поворчит – и перестанет.

В коридоре послышался низкий хрипловатый голос Абдылхафида, Малике торопливо выскользнула из объятий доктора.

– Папа идёт!.. Я бегу!..

Грузно ступая, вошёл Абдылхафид. Видно было, что присутствие доктора Решида его не слишком обрадовало:

– А-а, сааб доктор! – хмуро поздоровался он, протянув руку. – Добро пожаловать…

Вслед за мужем появилась Фатьма-ханум. В руках она держала серебряную вазочку с жареным солёным миндалём. Не успела поставить её на стол и поздороваться с доктором, как всё тот же черноусый слуга объявил:

– Приехали!

Абдылхафид бросился к выходу, за ним поспешила жена, но сейчас же вернулась с Лилой и Малике. В коридоре послышались шаги и громкие голоса.

– Пожалуйста, ваше превосходительство!.. Пожалуйте!.. – подобострастно повторял Абдылхафид.

После общих приветствий началась церемония знакомства.

– Прошу вас, ваше превосходительство… Познакомьтесь… моя дочь… Малике.

– Очень рад, мадемуазель! – генерал галантно склонился к руке девушки, посматривающей на него с застенчивым любопытством. – Благодарю случай, который дал мне удовольствие познакомиться с такой красавицей.

– Мадам Лила, – продолжал знакомить Абдылхафид. – Жена господина адвоката Бен Юсупа Бен Махмуда.

Длинный худой человек в очках почтительно наклонил голову. Лила встретила генерала беззастенчиво откровенным взглядом. Он внимательно посмотрел в её красивые глаза и задержал руку у своих губ на мгновение дольше, чем следовало. Лила внутренне усмехнулась, предвкушая новую победу.

Наконец, очередь дошла до стоящего несколько поодаль доктора. Абдылхафид сухо представил:

– Наш доктор… Доктор Решид.

Рыжеватые брови генерала дрогнули. Несколько секунд он рассматривал невозмутимого доктора с таким видом, будто старался припомнить, где он видел его прежде, потом вежливо протянул руку:

– Значит, вы и есть доктор Решид?

– Да, господин генерал, я и есть доктор Решид.

– Не ожидал, что вы так молоды, мсье доктор.

– Спасибо, господин генерал. Я вам признателен.

– Признательны? За что признательны, разрешите узнать?

– За то, что вы ошиблись в своём предположении.

– Значит, не хотите стареть?

– Я солгу, если скажу, что стремлюсь к этому.

Генерал вежливо засмеялся.

С генералом прибыл полковник Бертен Франсуа. Все присутствовавшие были знакомы с ним. Да и вообще в городе трудно было найти человека, который бы его не знал. Он родился и вырос в Алжире, прекрасно знал арабский язык, историю и литературу, традиции и обычаи населения. Среди французского офицерства полковник считался одним из лучших специалистов по Магрибу[1]1
  Магриб – Запад (араб.), общее наименование стран, расположенных к западу от Египта, – Ливии, Туниса, Алжира и Марокко. (Здесь и далее примечания автора).


[Закрыть].

Поздоровавшись с женщинами, Франсуа подошёл к доктору Решиду и, пожимая ему руку, тихо, чтобы не слышали окружающие, сказал:

– Есть хорошие вести для вас, доктор. Попозже поговорим.

Доктор кивнул.

Тем временем генерал Ришелье преувеличенно громко восхищался:

– О, как прелестно у вас! Очень, очень красиво. А картины какие превосходные – сразу видна кисть старых мастеров. Если хозяева не возражают, я хотел бы рассмотреть их поближе.

Польщённый Абдылхафид приложил руку к сердцу и поклонился:

– О-о, генерал! Вы окажете мне честь!

– У каждого человека есть свои слабости, – продолжал генерал, направляясь к пейзажу, изображавшему Джурджурские горы. – Когда дело доходит до живописи, я забываю все дела.

Общество последовало за ним.

– Видела? Я же говорила, какой симпатичный! Нет, ты только посмотри, как держится! Сразу видно-прирождённый парижанин, не то что наши доморощенные французишки. Как элегантен!.. Как корректен!.. – нашёптывала Лила на ухо Фатьме-ханум.

Генерал Ришелье и в самом деле был подтянут, легко двигался, высоко держа голову, отчего казался даже несколько выше своего среднего роста. Ему было уже под пятьдесят и, если присмотреться, можно было заметить чуть намечавшиеся морщины на высоком лбу, у крыльев носа и лёгкую седину в прореженных временем рыжих волосах. Но голубые глаза его отливали холодноватым блеском, тонкие губы были румяны, а схожий с утиным нос придавал лицу даже несколько задорное выражение. Он был ещё довольно моложав, этот бравый генерал, и Лила не слишком кривила душой, расточал в его адрес комплименты.

Насмотревшись на картины, гости расселись за круглым столом. Слуги подали виски и апельсиновый сок. По неприметному знаку матери Малике взяла серебряную вазочку с миндалём и принялась угощать гостей. Завязалась беседа.

– Да, Алжир прекрасная страна, красивая страна. Мне пришлось около трёх лет прожить в Индокитае. Просто никакого сравнения, – говорил генерал, рассматривая на снег содержимое своего бокала. – Ни в облике страны, ни в правах людей там не произошло почти никаких изменений. Как была Азия, так Азией и осталась. Совершенно не чувствуется дух Европы. Конечно, нельзя сказать, что мы ничего не сделали, чтобы вывести страну из векового застоя. Но, честно говоря, результат далеко не соответствует усилиям. Никакою сравнения с Алжиром. Здесь семя цивилизации упало на поистине благодатную почву. Алжир – настоящая Европа. Чем он отличается от Франции? Между Францией и Алжиром Средиземное море, но оно не преграда для проникновения культуры. В Алжире такие же города, такие же дороги, что и во Франции. Даже моды не отстают от парижских! Ей-богу, господа, я поражён…

Обхватив ножку бокала сильными пальцами хирурга, доктор Решид молча слушал, опустив голову.

– Мсье доктор что-то невесел. Вероятно, у него много забот? – заметил генерал.

Доктор разжал руку.

– Да нет, господин генерал, особых забот нет. Просто я больше люблю слушать.

– О! Да, конечно! Но кто любит слушать, тот, вероятно, умеет и говорить? Не так ли?

– Возможно. Только боюсь, господин генерал, как бы мне не испортить приятную застольную беседу, – сказал доктор.

– Почему же? – живо возразил генерал. – Вы не разделяете моего мнения? Так, слава богу, каждый волен говорить всё, что думает. Нет, нет, дорогой доктор, вы ошиблись в диагнозе, смею вас уверить. Я не принадлежу к тем людям, которые навязывают своё мнение насильно. Можете высказывать всё, что у вас на душе.

Доктор, не обращая внимания на сердитые предостерегающие взгляды Абдылхафида, спокойно сказал:

– Вы, господин генерал, утверждаете, что Алжир – это Европа…

Генерал, уже поднёсший было свой бокал ко рту, опустил руку.

– Да, утверждаю. Разве это не так?

– По-моему, господин генерал, Алжир – не Европа и не Франция.

Слова доктора вызвали лёгкое замешательство среди присутствующих. Мясистое лицо Абдылхафида покраснело, он нахмурился, один Ришелье оставался невозмутимым.

– Вы ссылаетесь на города и дороги, господин генерал, – невозмутимо продолжал доктор. – Но города, подобные алжирским, есть и в Тунисе, и в Марокко. Если за меру брать города или моды, то многие африканские земли можно причислить к Европе.

– Нет, нет, вы не правы, – прервал доктора Бен Махмуд. – Разве можно Алжир сравнивать с Тунисом или Марокко? Алжир – совсем иной мир. Господин генерал выразился точно: Алжир – настоящая Европа! Он – часть Франции. Если Франция туловище, то Алжир её две руки.

Присутствующие шумно выразили своё одобрение. Определённо, единомышленников у Бен Махмуда оказалось куда больше, нежели у доктора Решида. Ободрённый успехом, адвокат вдохновился:

– Кто пробудил нас от тяжёлого многовекового сна? Кто вывел из оцепенения, смерти подобного? Франция! Кто построил все эти красивые города, замечательные предприятия, сделал нас людьми? Франция! Как же после всего этого можно забыть о чувстве благодарности?

Доктор насмешливо улыбнулся.

– Кого же нам благодарить, господин адвокат?

Бен Махмуд несколько смешался.

– То есть, как это «кого»?

– Очень просто. Дея Хусейна или консула Деваля?

– Вы шутите, доктор!

– Нет, господин адвокат, не шучу. Если бы Деваль был менее груб, а Хусейн более сдержан, алжирцы до сих пор пребывали бы в «оцепенении, смерти подобном», так и не очнулись бы от «тяжёлого многовекового сна»[2]2
  29 апреля 1827 года консул Франции Пьер Деваль посетил правителя (дея) Алжира – Хусейна. Дей спросил, не поступали ли от французского правительства ответы на его запрос о долгах и кредитах. Консул ответил грубостью. Возмущённый дей ударил его веером. Франция воспользовалась этим инцидентом как поводом для агрессии и двинула против Алжира свои войска. После кровопролитных боёв, затянувшихся на многие годы, захватила его.


[Закрыть].

Генерал громко расхохотался.

– Честное слово, доктор, с вами приятно говорить, вы отличный собеседник. Ей-богу…..

– Польщён, – иронически склонил голову доктор Абдылхафид, казалось, готов был испепелить его взглядом. Незаметно толкнув под столом жену, кивком головы указал на столовую. Фатьма-ханум с усилием поднялась.

– Дорогие гости, прошу в столовую!

Генерал поднялся первым.

– Дорогие дамы, прошу извинить нас. Мы, мужчины, бываем частенько бестактны. Разве сейчас время для политических разговоров? Есть множество других приятных и интересных тем – литература, искусство… Но, что поделаешь, такова уж мужская природа.

Кокетливо сощурившись, Лила шутя возразила:

– Хвала тому, кто придумал политику! Иначе мужчинам нечем было бы развлекаться.

– Браво, мадам! Браво! Вдвойне приятно видеть сочетание красоты и ума. Браво! Под вашими словами подписался бы сам Платон, если бы старина дожил до наших дней.

Гостиная опустела. Вскоре в дверь просунулось смуглое живое личико молоденькой служанки. Увидев, что никого нет, девушка принялась наводить порядок. И вдруг вздрогнула, за спиной у неё раздался голос:

– Помощник нужен, Рафига?

– О аллах, – испуганно обернулась девушка, – зачем пришёл? А ну, убирайся прочь!

– Чего боишься, глупенькая? Думаешь, генералу кусок поперёк горла встаёт?

– Тише, ты! Господин услышит-несдобровать тебе.

– Господин? Кто этот господин? Больше нет господина. С сегодняшнего дня наш хозяин такой же слуга, как и я. Разве ты не заметила, как кланялся и лебезил перед генералом?

Чёрные глаза Рафиги озорно блеснули.

– Ой, правда твоя, Мустафа! – Она фыркнула. – Когда господин побежал встречать генерала, он так торопился, что даже чуть не упал в коридоре!

– Да ну?

– Клянусь аллахом! Если бы я не подоспела, опозорился бы перед гостями.

– Тьфу! – плюнул Мустафа, – Теперь сама видишь, что я прав. Так уж устроен мир, Рафига. Мы с тобой слуги господина, господин слуга генерала, тоже служит кому-то повыше… В этом мире – все слуги, моя красавица!

Мустафа непринуждённо уселся в кресло и протянул руку к портсигару.

Рафига ударила его тряпкой по руке.

– Куда полез? Расселся, как дей! Вставай немедленно! Слышишь? Вставай, кому я говорю! А то господин зайдёт…

– Ну вот, опять за своё! Я же объяснил тебе, что с сегодняшнего дня господина нет.

– Вставай! Вставай! Не шути!

Мустафа перестал улыбаться.

– А я не шучу. Да ты не бойся, Рафига. Уж если они сели за стол, то не скоро поднимутся. Ты лучше сама присядь вот в это кресло. Потолкуем с тобой не спеша. Всё в этом мире проходит…

Во дворе крякнул клаксон военной машины. Рафига выглянула на балкон.

– Солдаты приехали!

– Нам-то что за дело до них, – равнодушно отозвался Мустафа. – Пусть приезжают. Видно, побаиваются, чтобы на генерала покушения не было. И в городе охрана усилена. Куда ни глянешь, кругом полиция да-солдаты.

– Мустафа, – тихо сказала Рафига, – ты слышал, вчера снова взорвали бомбу в порту. Пароход загорелся.

– Склад, а не пароход. Да и тот, к сожалению, потушить сумели.

В столовой засмеялись. Мустафа посмотрел на дверь, решительно взял со стола портсигар, щёлкнул зажигалкой, прикуривая.

– Садись, Рафига. Я тебе что-то интересное расскажу.

Рафига взглянула на него недоверчиво.

– О чём расскажешь?

– Ты садись, иначе ничего не скажу.

– Ну и не надо! Некогда мне рассиживаться с тобой.

– Будь по-твоему, – сдался Мустафа, – женщину разве переспоришь? Но только, чтобы разговор этот остался между нами. Ни Малике, ни Фатьме-ханум – ни слова! Ладно?

Рафига досадливо поморщилась.

– Ну-ну… собрался говорить, так говори. Каждый раз жужжишь на ухо: «Пусть разговор останется между нами». Проболталась я хоть раз?

Мустафа выпустил облачко дыма, разогнал его рукой.

– Не сердись, дорогая. Я знаю, что на тебя можно положиться… Слушай: вчера вечером у Джака играли в карты, был там и наш господин. Бен Махмуд проиграл целую кучу денег, потом опьянел и сцепился с судьёй…

– Подумаешь, – прервала его Рафига. – А ты другую новость слышал?

– Какую?

– Купца Мухаммеда знаешь?

– Знаю.

– А что в его лавке нашли целый ящик винтовок, знаешь?

– Неужели? – воскликнул Мустафа, роняя пепел сигареты на ковёр.

– Вот тебе и неужели! Мухаммеда, говорят, полиция арестовала, да другие купцы взяли его на поруки. По слухам, с сегодняшнего дня полиция все лавки будет обыскивать.

Мустафа изменился в лице.

– От кого ты слышала это?

– Господин за завтраком рассказывал Фатьме-ханум.

– Ещё что говорил?

– Не знаю. Я ушла.

Некоторое время они молчали. Мустафа докурил сигарету, придавил её в пепельнице, тряхнул головой, словно отгоняя навязчивую мысль.

– Что же ты замолчала, Рафига? Посмотри-ка на меня.

Он нежно взял девушку за руку. Рафига сердито отдёрнула её.

– О аллах, как ты себя ведёшь! А если кто-нибудь увидит?

– Пускай смотрят! – беспечно отмахнулся Мустафа. Ты – Лейла, а я Меджнун. Да, ты моя луноподобная пери. Не лишай меня своей милости, луноликая! Хочешь, на колени перед тобой встану? – Мустафа в самом деле опустился на колени. – О королева всех пери! Твои пронизывающие душу глаза…

Рафига дробно, как от щекотки, расхохоталась. Потом спохватилась:

– Сейчас господин войдёт! Вставай, скорей! Вставай, говорю!..

– Не встану, моя пери! – упорствовал Мустафа. – До тех пор не встану, пока ты сама не возьмёшь меня за руку и не поднимешь. Пусть голову с меня снимут…

В гостиную вошла улыбающаяся Малике. Мустафа поспешно вскочил. Рафига покраснела.

– Конечно! – сказала Малике. – Где Рафига, там и Мустафу ищи!

Мустафа шутливо развёл руками.

– Что делать, где пери, там должен быть и дэв.

– Ну, коли ты дэв, – сказала Малике, – то возьми этот рецепт и лети в аптеку за лекарством.

– Лечу! – охотно согласился Мустафа.

Оставшись одна, Рафига проворно вытерла со стола пепел и влажные следы от бокалов, расставила по местам кресла. С полной окурков пепельницей в руках, она направилась было к выходу, как в дверь постучали.

– Войдите, – сказала Рафига, снова поставив пепельницу на стол.

На пороге появился молодой капитан во французской военной форме, окинув взглядом Рафигу, улыбнулся.

– Простите, мадемуазель, мне нужен полковник Франсуа.

Рафига поклонилась:

– Одну минутку, мсье.

Полковник Франсуа вошёл, вытирая платком блестящую лысину и побагровевшее от выпитого лицо.

– Жозеф? В чём дело, капитан? Что произошло?

Козырнув, тот протянул полковнику какой-то листок.

– Вот… В городе распространяют прокламации.

Прочитав, полковник сложил листок вдвое, небрежно сунул в карман.

– Полиция извещена?

– Да. И коменданту сообщили.

– Хорошо. Посты чаще проверяйте. Пусть люди будут поосторожнее.

– Слушаюсь! – козырнул капитан. – Разрешите идти?

– Ступай.

Не успела закрыться дверь за капитаном, как из столовой вышел генерал Ришелье. Полковник вынул из кармана листовку.

– Последние новости… – в голосе Франсуа прозвучала ирония. – Прошу познакомиться.

Генерал пробежал глазами листок, изредка бормоча под нос:

– «Колонизаторы, убирайтесь вон»… «Довольно пить кровь алжирского народа»… «Алжир будет независимым!»…

Заметного впечатления листовка на него не произвела. Он подержал её на ладони, помял пальцами, как бы пробуя добротность бумаги, и вернул полковнику.

– Уберите её, Бертен… Мне сегодня хочется отдохнуть от всего и повеселиться… Мадемуазель! – повернулся он к заглянувшей в гостиную Малике. – Позвольте вас на танец.

– Меня? – улыбнулась Малике.

Генерал поклонился.

– Но я очень плохо танцую. Вам потом придётся чистить свои сапоги.

– Не беда, мадемуазель! С вами я готов танцевать даже босиком.

– Вот как?

– Клянусь, мадемуазель!

– Пойду поищу себе партнёршу, – вмешался в разговор полковник Франсуа.

Генерал взял Малике за руку, разглядывая девушку с пьяной бесцеремонностью.

– Ваши глаза, мадемуазель… О, ваши глаза!.. Видит бог, будь я поэтом, я посвятил бы вашим глазам оду. Я бы…

Появление Франсуа и Лилы прервало излияния генерала.

Включили радиолу. Начались танцы.

Фатьма-ханум пошла на кухню. В столовой остались Абдылхафид, Бен Махмуд и доктор Решид.

Тягостное молчание нарушил Бен Махмуд. Неприязненно взглянув на доктора, он сказал:

– Зря вы проявляете свою смелость, доктор!

Решид усмехнулся.

– Почему же?..

– Послушайте, доктор, – сказал Абдылхафид, – у меня к вам большая просьба: в моём доме так себя не вести.

– Как прикажете вести себя?

– Вы это понимаете лучше меня.

– Нет, если бы понимал, я бы не задал такого вопроса.

Абдылхафид засопел, что всегда было у него признаком недовольства и облизнул свои толстые губы.

Доктор продолжал:

– Если вы считаете, что я должен расшаркиваться и поддакивать всякой… глупости, то на это я не способен.

Доктору никто не возразил. После некоторого молчания он заговорил снова, обращаясь к Бен Махмуду.

– Может быть, не я излишне смел, господин адвокат, а вы чересчур робки?

– Почему это я робок? – вскинулся Бен Махмуд. – Я говорю то, что думаю!

– Но ведь право высказывать своё мнение дано не только вам, не так ли? Или инакомыслящим не полагается говорить то, что они думают?

Бен Махмуд промолчал.

– Скажите, вы искренне согласны со всем, что они говорят?

– Согласен! – буркнул Бен Махмуд. – Если бы не французы, Алжиру не видать бы такого благоденствия.

– Благоденствия? – вспыхнул доктор. – Что вы понимаете под словом «благоденствие»? Процветание таких толстосумов, как Шарль Ришелье? Да, такие «благодетели Алжира» действительно понастроили много разных сооружений, но какой прок верблюду от золотой клади, если жуёт он всё равно колючку! То, о чём вы говорите, на языке Европы называется «сотрудничеством светлого разума и чёрных рук». Европейцы-де обладают светлым разумом, а у нас, африканцев, только чёрные руки, грубая сила. И всё тут! Всё это, господин адвокат, вымыслы колонизаторов. Да тех, кому перепадает из их кормушки. Ну, скажите сами: с каких это пор ум, способности, умение стали достоянием одних европейцев? С каких пор мы, африканцы, стали лишь чёрными руками, грубой силой? Стало быть в духовном богатстве – в медицине, математике, астрономии, литературе, искусстве – нет нашего вклада? Стало быть…