Текст книги "Азия в огне
(Фантастический роман)"

Автор книги: Клод Фели-Брюжьер

Соавторы: Луис Гастин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Меранд счел уместным издать изумленное восклицание. Он с жадным вниманием слушал историю осуществления огромного предприятия из уст самого автора его. Значит, открытие Ван-Корстена подтверждено самим «Господином». Все, слышанное им, не могло его не поразить, и мысли его со страхом перенеслись на Европу. Он спрашивал себя – осведомлена ли уже она обо всем, дружно ли сплотятся все государства против врага, или предоставят себя раздавить одно за другим. Он выдал пред Тимуром свое волнение, свою тревогу, и Тимур пожелал окончательно довершить его поражение.

– Вы будете моим вторым я, вы будете управлять всей научной частью войны; ваша участь соединится с моей. Другие уже пошли на это… Ваша спутница…

– Так она изменила нам? – живо воскликнул Меранд. Но он запнулся, вспомнив то, что ему сказала Капиадже.

– Успокойтесь – нет, не изменила! Напротив, она вас охраняет… Но она считает отныне мой жребий своим жребием!

Меранд овладел собою снова и прервал Тимура.

– Вы – соблазнитель людей, я теперь это вижу. Мне необходимо переговорить с друзьями. Пусть меня отведут к ним. Согласны ли вы дать нам несколько дней на размышление?

Тимур сделал жест досады, но сдержался.

– Нет, не несколько дней, а один. Завтра вечером вы мне ответите. Мне больше некогда ждать. Ступайте!

И он ударил в гонг.

Появился тот же офицер, Меранд последовал за ним. У дверей он обернулся. Тимур смотрел ему вслед.

– Завтра вечером! – повторил Тимур.

Портьера опустилась.

V. Надя и Капиадже

Полулежа на большом туркестанском диване Надя смотрела на Капиадже, сидящую на толстом ковре. Молодая девушка нанизывала на нить мелкий жемчуг, который подавала ей служанка. Она была молчалива и казалась погруженной в свою машинальную работу, но внимательный взор Нади подметил за этим кажущимся спокойствием – внутреннюю тревогу, которая обнаруживалась в лихорадочности жестов и сменяющейся бледности, и краске лица.

В отношениях между обеими женщинами чувствовалась враждебность, или, вернее, со стороны Капиадже – к Наде проявлялась систематическая холодность, начавшаяся с того дня, когда её отец велел ей служить Наде, как матери. Во время похода они жили в полном неведении того, что происходит вокруг них. Усталости они не испытывали никакой, так как восточная прислуга умеет избавлять своих хозяев от всевозможных хлопот и забот. Днем их несли или везли в роскошных паланкинах. На ночь их устраивали в теплых и удобных палатках, так что они не страдали от холода. Разъединенные путешествием, они встречались лишь изредка, всегда очень вежливо, но без особенной теплоты, особенно со стороны Капиадже. Тимур, занятый своими войсками, не показывался. По крайней мере его присутствие не было известно ни одной из этих двух женщин, которые только и занимали место в его суровом сердце.

Наде нужно было много времени, чтобы оправиться от волнений, испытанных ею при Карачаре. Чувствуя притом глухую неприязнь Капиадже и беспокоясь об участи тех, которые, несомненно, обвиняли ее в вероломстве и измене, она замкнулась в себе и жила, окруженная неизвестностью и мучимая опасениями, сожалениями и даже угрызениями, размышляя в минуты раздумья о собственной участи. Мы знаем уже, как и на каких условиях согласилась она стать женою Тимура. Но её героическое самопожертвование камнем давило её душу. Она знала, что Капиадже известно уже от отца о месте, занятом ею, Надей, в жизни Тимура. Но молодая девушка ничем не обнаружила своего отношения к этому факту. Однако, ей очень хотелось знать о том, что происходит на душе у Капиадже. Ей хотелось поговорить с нею, найти в ней друга, перед которым можно было бы высказаться, и в сердце которого можно было бы найти поддержку на будущее.

Она все смотрела на Капиадже. Дочь Тимура чувствовала на себе этот взгляд, но делала усилие не повернуть на него головы. Однако и она находилась в таком же душевном состоянии, как и Надя, хотя по другой причине.

Надя начала первая.

– Капиадже, почему вы не хотите меня немножко полюбить?

Молодая девушка вздрогнула. Захваченная врасплох, она не знала, что ответить. Тогда Надя покинула свою ленивую позу на диване, встала, подошла к Капиадже, села возле нее и материнским жестом обвила её шею, не прибавив ни слова.

Это первое проявление нежности, которой бедный ребенок был лишен так долго, сильно подействовало на Капиадже. После свидания с Мерандом, Капиадже отогнала от себя инстинктивную ревность, которая вооружила ее против Нади в тот день, когда она увидела ее рядом с отцом, лицом к лицу с европейцами, приведенными в отчаяние её изменой Европе. Она знала теперь, что Меранд не влюблен в Надю, и верила в то, что та любит её отца. И вот, вследствие внезапного поворота в настроении, столь изменчивом у женщин, сердце её доверчиво раскрылось перед женщиной, которая отныне должна была заменить ей мать. Она склонила свою головку под лаской Нади и положила ее к ней на плечо; та нежно поцеловала ее в лоб, заключив таким образом союз во время «бури», которая была чревата многими неожиданностями в будущем.

Капиадже посмотрела на Надю и, улыбаясь почти насмешливо, спросила:

– Так вы меня не узнали? Я вас видела единственный раз до вашего прибытия к нам в лагерь и никогда в жизни я не забыла бы вашего лица!

Надя отодвинула от себя Капиадже и внимательно взглянула ей в лицо.

– Да, мне кажется, что я вас уже видела когда то, – вымолвила она: —но волнения, которые я испытываю вот уже четыре месяца, все перепутали в моем мозгу…

– Не припомните ли вы молодого татарчонка, которого капитан Меранд привел в ваш лагерь, полумертвым от холода?

– Ах, да, я припоминаю! Но вы были тогда так бледны и жалки на вид… Да и видела то я вас лишь мельком, когда пришлось за вами немного поухаживать… Я сама была тогда несколько нездорова, и глаза мои были тоже полны песку, проникшего в палатку. Так вот почему, когда я по временам на вас смотрела, мне казалось, что я уже где-то вас видела. Но, не забывайте, что увидела я вас вновь– прелестной, блестящей дочерью Тимура!

– Да!.. А я увидела вас вновь рядом с моим отцом, любимой им, более прекрасной, чем я сама! И я ненавидела вас, потому что мой отец любил вас, потому что вы изменили своим, потому что…

– Потому что?

– Потому что я думала, что вы… любите Меранда!..

И Капиадже спрятала покрасневшее личико на груди у Нади.

Если бы молния упала к ногам Нади, она была бы не так поражена, как этим внезапным и неожиданным признанием.

Капиадже любила Меранда!

Для Нади, всегда мучимой заботой о своих друзьях, это открытие стало источником жгучего беспокойства и страха. За признанием Капиадже последовало молчание, в продолжение которого Надя старалась оправиться от неожиданности и ласково гладила по головке молоденькую девушку, как делает мать, баюкающая своего ребенка. Несколько погодя, она спросила:

– Вы любите Меранда, Капиадже? Знает ли он об этом?

– Да, я видела его три дня тому назад!

– Как! Вы его видели! Вы сообщаетесь с европейцами, несмотря на запрещение отца!

– У меня есть свои верные слуги… Ночью я прошла по наружной галерее и вошла к Меранду…

Говоря это, молодая девушка улыбалась удивлению Нади.

– Неосторожный ребенок! – воскликнула та:

– Но как вы милы с вашей наивной привязанностью! Что же он сказал вам? С какой целью вы к нему пошли?

Затем, с тревогой в голосе, она спросила:

– Говорил ли он с вами обо мне?

Капиадже подняла головку и со счастливой и жестокой улыбкой ребенка быстро ответила:

– Он мне сказал, что не был в вас влюблен!

При этом наивном заявлении, в котором обнаружилась вся ревность Капиадже, Надя не могла слегка не улыбнуться.

– Вы думали, что мы с ним любим друг друга?

– Вы, ведь, так прекрасны!

– Нет, я хотела бы знать, не сказал ли он обо мне кой-чего другого?

Но Капиадже сумела сдержаться.

– Он мне ответил только на мой вопрос! – пробормотала она.

– Итак, вы любите Меранда, пленника, европейца, которого ваш отец может убить, когда захочет, и которого ламы могут изрубить в куски даже помимо желания Тимура, если им как-нибудь удастся до него добраться. Бедное дитя, мне жаль вас, вам придется так страдать!

Прелестное личико Капиадже выразило решимость.

– Мой отец его не убьет, я сумею его уберечь! Я уже два раза пробовала его спасти. Я предупреждала его об опасности, когда еще было время ее избегнуть!

– Ах, так это вы прислали вестника к озеру Эби-Нору, затем китайца в Урумтси!.. Дорогое дитя, какая вы хорошая!

Взволнованная Надя обняла молоденькую девушку.

– Вы мечтаете его спасти и сейчас?.. Напрасная надежда! Ведь, мы затеряны среди такого неисчислимого войска!.. Затем, вы уже знаете теперь, что он не бежит один. Он – офицер и, кроме того, с ним товарищи, ответственность за которых лежит на нем. Я тоже все время стараюсь их спасти, и мне удалось пока отстоять их. До сих пор я боролась за них одна. Теперь нас двое. Быть может, Бог нам укажет средство к спасению!

Лобик Капиадже недоверчиво нахмурился при словах Нади.

– Вы теперь – жена моего отца, – сказала она: – как можете вы помогать мне спасти Меранда?

При этих словах Надя энергично выпрямилась, в ней заговорила её деятельная натура.

– Я жена Тимура и заменяю вам мать. Один Бог мне судья. Да, я покинула моих товарищей, да, они меня обвиняют в измене, но Богу известно, что именно для них я поступилась моей честью европеянки. Не бойтесь, Капиадже, я не изменю своим обязанностям! Жизнь моя отдана Тимуру, но всё-таки я считаю своим долгом спасти моих друзей. Вот, теперь вам известен и мой секрет, как мне ваш. Любя друг друга, постараемся помочь одна другой и будем солидарны!

И девушки снова обнялись. Капиадже была покорена, а в сердце Нади зародилась надежда.

– Будем дружны и попытаемся сделать невозможное, – повторила Надя: —вы еще увидите Меранда?

– Да, я увижу его. Я уверена в моих служащих!

– Это хорошо, Скажите ему, чтобы он надеялся!

– Увы! Какое, однако, средство можем мы найти для их спасения?.. Никакого! Никакого!..

В глубине души Капиадже думала, что эта невозможность бежать – сохраняет ей Меранда здесь, близ неё. Её доверчивая душа не сомневалась, что и ей, за её чувство, ответят тем же. И все спасение Меранда заключалось, по её мнению, в том, что он должен был полюбить ее.

Взволнованные происшедшим объяснением между ними, девушки начали, наконец, понемногу успокаиваться. Капиадже нежно прикорнула к Наде, прислонив к её плечу головку, а та погрузилась в молчаливые размышления о том, какие непредвиденные последствия могло иметь неожиданное признание Капиадже.

Занятая своими думами, она не заметила, как одна из портьер слегка приподнялась, и кто-то с нежностью посмотрел на обнявшуюся пару. Это был Тимур, который несколько минут стоял неподвижно, любуясь ими обеими и наслаждаясь приятной неожиданностью видеть свою дочь и Надю в такой дружественной близости.

С тех пор, как он любил Надю со всей силой своей страстной натуры, этот человек, душе которого была свойственна суровость его предков– завоевателей, стал более восприимчив к впечатлениям личного свойства. Он никогда не проявлял к своей дочери никаких внешних знаков любви. Он едва видел ее несколько раз со времени её рождения. Во время его службы в России, как затем и во время его службы в Китае, он оставлял мать и ребенка в Самарканде, заботясь об их благополучии и всегда имея сведения обо всем, их касающемся. Затем, мать умерла, и он отдал дочь на попечение старух родственниц. Уже во время коротких свиданий он заметил, что красота Капиадже сделает честь той расе, отпрыском которой она является. Но, уехав в Китай, он затем не видел её целых десять лет. Однако, когда он решил, наконец, приступить к выполнению своих великих замыслов, он не забыл о дочери. Вместо того, чтобы оставить ее в Самарканде, где он мечтал восстановить царство предков на самых развалинах их дворцов и могил, он призвал ее к себе, повинуясь прежде всего отцовскому инстинкту, так как опасался, чтобы первые порывы сорвавшейся благодаря ему бури не сломали этого нежного цветка раньше, чем он сможет охранять ее сам. Вместе с тем, он придавал присутствию возле него этого юного существа его крови, очарованию его прелести почти суеверное значение как его личной защите и охране в страшном предприятии, в которое он вовлек весь азиатский мир.

Известно уже, после какой опасности Капиадже доехала до него. Она была помещена отцом в самом сердце его желтых полчищ, и казалось, что жизнь всех неисчислимых масс народа сосредоточила свое биение в её хрупкой груди. Окруженная женщинами, евнухами и стражею и имея над ними всеми верховную и неограниченную власть, которая смягчалась её кротостью, она была независима настолько, насколько это позволяли тюремные стены из людей, в которые она была заключена. Появление Нади совершило переворот в её жизни и внесло в её существование ту приятную неожиданность, которая так нравится женщинам.

Тимура это появление тоже потрясло, хотя и иначе и, несмотря на то, что от Лоб-Нора до Самарканда он имел такой вид, как будто не обращает никакого внимания на обеих женщин, мысль его непрерывно стремилась к ним, особенно к Наде. Он не скрывал от себя, что с тех пор, как Надя соединила с ним свою судьбу– в Капиадже заметна глухая ревность, которую он правильно объяснял себе скорее дочерней боязнью влияния европеянки на сердце отца-завоевателя, чем оскорбленным самолюбием, или уязвленным чувством. Но Тимур льстил себя надеждой, что сумеет легко подчинить себе эти женские души, и не допускал, чтобы они могли выйти из-под влияния его авторитета мужа, отца и императора. В Наде он был совершенно уверен, а о Капиадже думал, что она склонит голову по одному его знаку. Он шел к ним с решением сблизить их, во что бы то ни стало, и, со времени свидания с Мерандом, решение это только окрепло в нем. Ему была необходима Надя, чтобы докончить покорение Меранда и даже сама Капиадже могла ему в этом помочь. Молодая девушка сказала ему с самого начала, что была спасена капитаном. Ему было совершенно неизвестно, что признательность молодой девушки дошла до того, что она посылала к нему вестника с предупреждением и, что гораздо важнее, неосторожно была у него прошлой ночью сама. Он сам по себе, с тех пор, как захватил в свои руки миссию, положил в своем сердце избавить Меранда от неизбежной гекатомбы, которая предстояла всем европейцам. Только он сначала желал извлечь из тех, кто к нему попал, всю возможную пользу. Покорение Меранда имело в его глазах двойную цену, так как предоставляло в его распоряжение дарования молодого офицера и давало удовлетворение гордости завоевателя. Последние слова Меранда не соответствуя его желанию, обнаруживали, однако, некоторое колебание, которое следовало использовать. Надя и Капиадже должны оказать на него решительное воздействие, которому он не сумеет противостоять. Тимур предполагал, что когда молодой офицер узнает в молодой девушке ту, кого он спас– сердце его несомненно будет затронуто ею. Тимур, не колеблясь, отдал бы ему в жены свою дочь в награду за его отречение от Европы. Его замыслы шли даже еще дальше.

В сущности, он все-таки сомневался в истинной причине, побудившей Надю пожертвовать собою для своих товарищей. Он знал склад европейской души и был достаточно проницателен, чтобы понимать, что иногда любовь вдохновляет на самые самоотверженные поступки. Надя может любить одного из европейцев, а какой же из них достоин её любви более, чем Меранд. Конечно, Надя была сейчас его женою, безвозвратно разлученной со своими друзьями и с Европой. Но друзья её ничего не знали об этом, приписывали её образ действий моральной неустойчивости её и обвиняли ее в измене товариществу. Появление у них Нади, то впечатление, которое она произведет на них рассказами о могуществе Тимура, наконец, её личное влияние на Меранда несомненно заставят их последовать их примеру.

Так рассуждал про себя Тимур, и его надежда перешла в уверенность, когда, собираясь войти к Наде, он увидел обеих женщин, тесно прижавшимися друг к дружке и, видимо, сблизившимися настолько, насколько лишь он мог желать. Цепь, которой он мечтал скрепить их, а при их помощи овладеть и европейцами, показалась ему уже спаянной.

Полюбовавшись на них несколько минут, он не мог удержаться от горделивой усмешки. Легкий шум, произведенный опущенной портьерой, заставил Капиадже и Надю вздрогнуть и обернуться.

– Останьтесь так, как вы теперь, – сказал Тимур, войдя: – мне приятно видеть вас в таких хороших отношениях… И то, что я хотел сообщить каждой из вас, пусть будет выслушано вами обеими разом!

По восточному обычаю, Капиадже подошла к отцу и опустилась возле него на колена, а он положил ей на голову руку с нежностью, которая даже поразила молодую девушку. С мягкой улыбкой он поднял ее и тихонько толкнул в объятия Нади.

– Любите друг друга – и пусть буря бушует вокруг вас… Любите меня – и я сумею вас защитить от этой бури… Но время не терпит, и я нуждаюсь в вас обеих, но особенно в вас, Надя…

– Во мне?.. Почему?

– Я только-что видел капитана Меранда. Он все упорствует, но, все-таки, я сумел его затронуть. Его поразило мое могущество, я это чувствую. Он попросил времени на размышление… Я дал ему срок до завтрашнего вечера!

Обе женщины содрогнулись внутренно и с жадностью слушали дальнейшие слова Тимура.

– После военного совета, который состоится сегодня ночью – завтра я должен двинуться дальше. Я пробуду в отсутствии два или три дня. Я продолжу отсрочку, данную европейцам, и хочу, чтобы вы обе попробовали повлиять на них. Прежде всего, Надя, вы могли бы внушить вашим друзьям, что со мною не спорят, так как сама судьба – за меня. Если они не поддадутся вашим убеждениям, то неужели Меранд устоит против просьб моей дочери, в которой он узнает ту, которую однажды спас? Я готов отдать ему ее в жены, если он согласится признать во мне своего повелителя!

Капиадже слегка улыбнулась про себя, услыхав слова отца о вероятном впечатлении, которое Меранд испытает, узнав в ней «ту, что некогда спас». Но смертельная бледность покрыла её лицо, когда он выговорил: «Я готов отдать ее ему в жены»… Никогда в жизни не могла она надеяться на подобную уступку со стороны отца. Любовь переполнила её сердце с такой силой, что оно чуть не разорвалось. Это было спасение для Меранда, это было счастье сохранить его подле себя. И пока Тимур в коротких словах пояснял то, чего он надеялся достигнуть от союза двух женщин, по жилам молодой девушки огнем разлилось желание убедить Меранда подчиниться отцу, что-бы быть отныне уверенной в своем счастье.

Надя более владела собой и ничем не выдала своей тревоги, в которую повергли ее слова «Господина». Но она чувствовала, что Капиадже вся дрожит, и это дало ей силу сказать совершенно спокойно:

– Ваша воля будет исполнена. Но я опасаюсь, что друзья мои будут очень тверды. Мы, все-таки, попробуем… Каким образом удастся нам их увидеть?

– Не заботьтесь об этом. Мои приказания отданы. Этой ночью наружная галерея будет пустынна, и вы беспрепятственно сможете по ней пройти. Я буду на совете и увижу вас по моем возвращении оттуда!

Он соединил обеих женщин в одном объятии, поочередно коснулся их головок легким поцелуем и быстро вышел.

Некоторое время после этого Капиадже и Надя молчали. Слова Тимура звучали еще в их ушах. Но настроение их было различно. Капиадже внутренно ликовала, и её нежный взор, поднятый на Надю, ждал её ответного взгляда. Надя с трудом приходила в себя от этой маленькой сценки, которая вселила новую тревогу в её истомлённою душу. Она чувствовала, что спасение Меранда и его товарищей не зависело от их мала вероятного подчинения Тимуру, она чувствовала также, что не она сможет дать им совет изменить их долгу. Но ее волновала смутная надежда, что в продолжение данной Тимуром трехдневной отсрочки, она поможет им изыскать средства к бегству и облегчит им эту возможность. На этом её мысли останавливались, и ею овладевала безумная тоска.

Голос Капиадже вернул ее к действительности.

– О чем вы задумались? Слыхали-ли вы, что сказал мой отец?

Надя со странным изумлением взглянула на нее. Казалось, она ничего не помнила.

– Что сказал ваш отец? Он хочет подчинения моих друзей… но на каких условиях!.. Он хочет, чтобы мы добились этого от них. Увы!

Тяжелый вздох всколыхнул грудь Нади. А Капиадже продолжала еще более радостным и нежным голоском:

– Я чувствую, что мой отец хочет пощадить Меранда, так как собирается меня выдать за него… Если тот согласится.

И вдруг Наде стало все ясно. Да, Тимур так сказал… Но как же тогда с бегством? Капиадже не согласится расстаться с Мерандом… Она – не союзница, а враг!..

– Когда же мы их увидим? – настаивала Капиадже с нетерпением в глазах.

– Вы хотите пойти со мною вместе? Не лучше-ли будет, если вы предоставите пойти мне сначала одной?

– Нет! – живо воскликнула Капиадже.

В этом ответе Надя снова почуяла уснувшую было ревность молодой девушки.

– Нет! – еще раз повторила та. – Да и только я одна могу вам туда показать дорогу, потому что…

Капиадже смущенно опустила глаза.

Надя улыбнулась.

– Ну, так подумаем же теперь о том, о чем мы говорили здесь до прихода вашего отца. Надо спасти Меранда и его товарищей. Но их спасение зависит больше от них самих, чем от нас!

Вымолвив эти последние слова, которых Капиадже не могла понять, Надя, желая собраться с мыслями, замолчала и, взяв в свои обе руки очаровательную головку Капиадже, довершила свою победу над нею долгим, нежным поцелуем.