Текст книги "Азия в огне
(Фантастический роман)"

Автор книги: Клод Фели-Брюжьер

Соавторы: Луис Гастин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Вы видите Надю и Капиадже?

– Понятно! Не каждый день, а лишь только тогда, когда им нужны мои медицинские услуги. Но, признаться сказать, им этих услуг понадобилось не мало. Я не знаю, что там у вас вышло, когда вы убегали, но Надю принесли к нам обратно с добрым ударом кинжала в легкое.

– Надя была ранена?!

– Вы не знали?

– Абсолютно! Аэронеф был стремительно поднят вверх Полэном; нас догнал Тимур и мы могли быть схвачены. Я взошел первым. Полэн счел нужным спасти меня и покинул всех остальных.

– Молодец, узнаю его! Да, Надя получила удар кинжалом. Капиадже была доставлена в обмороке. Она чуть не умерла от воспаления мозга это-то и спасло меня самого. Но про свои делишки я расскажу вам потом. Словом, главное – я поставил на ноги обеих женщин и, хоть они еще и бледны до сих пор от пережитой встряски – но живы, хотя, признаться сказать, не похоже, что слишком этому радуются.

– Они живы и это самое главное. Теперь, доктор, вот что– вы должны проводить меня и Полэна в лагерь, чтобы я мог их обеих увидеть. Мы все равно туда направлялись, но не ожидали, что встретим такую заручку!

– Я могу ввести вас в лагерь, но ничего не в силах сделать другого. Надя и Капиадже никогда не покидают своих палаток. Самое большое это то, что они могут придти ко мне. Они часто присылают ко мне женщин гарема. Когда же меня призывают к ним – Тимур велит нас всех тщательно стеречь. Теперь он стал очень подозрителен.

– А где сейчас сам Тимур?

– Он около трех дней, как в отъезде.

– Капитан, я слышу, что проводник возвращается, – сказал Полэн, торопливо подбегая к двум друзьям. – Через две или три минуты он будет здесь.

– Оставайтесь, не надо вам удаляться, – сказал Ван-Корстен: —мне пришла одна идея. Я лечу одного из начальников войск Тимура. Из-за него, собственно, я и еду в Моссул – поискать, не найду ли одного, крайне необходимого мне для него «инструмента»: ванны.

Меранд не мог удержаться от смеха.

– Смейтесь, смейтесь, а, ведь, только благодаря этой ванне вы и сможете попасть в лагерь. Я надеюсь, что смогу-таки найти ее либо в прежнем здании английского консульства, либо в бывшем консульстве французском. Я ему скажу, что вы мне встретились по дороге и что я спросил вас – не едете ли вы в Моссул и договорил вас перенести ванну из города в лагерь. Уж извините, что приходится взвалить на вас эту обузу, но нужно пользоваться теми средствами, какие под рукой. Наш славный Полэн возьмет на себя самую тяжелую сторону ванны!

– Но я не знаю Моссула. Я не могу вас туда проводить.

– Тсс! Вот наш китаец. Не беспокойтесь о дороге в город. Я ее и сам хорошо знаю. Вы только сделаете вид, что ведете меня, а сами просто будете идти сбоку.

VIII. В палатке доктора

Первый день прошел, не доставив доктору случая увидеться, как он рассчитывал, с Надей или Капиадже. Ни одна из прислуживающих женщин не обратилась к нему в этот день за советом.

Меранд поставил его в известность о событиях, о которых он ничего еще не знал, и сообщил ему, что Тимур разбит повсюду, что он отодвинут, окружен и не в силах даже собрать остатки своих армий, чтобы вернуться в Китай.

– Если уж я мог очутиться здесь, то вы должны понять, Ван-Корстен, насколько близка развязка этой борьбы Европы с Азией. Я, конечно, исполнил свой долг – посодействовав, при помощи аэронефов, рассеянию нашествия. Сражения, которые дает теперь Тимур – последние судороги его ужасной агонии. Не больше, чем через восемь дней, быть может даже, через четыре, – этот лагерь, его последнее убежище, будет, в свою очередь, атакован европейскими войсками и, если ему удастся вырваться живым, он будет безнадежно отброшен в Аравийскую пустыню, где с ним прикончат бедуины.

– Ах, дьявол! В самом деле, я не предполагал, что развязка так близка!.. Ох, плохонько приходится мосье Тимуру… Но, пока что, вы, мой милый Меранд, все-таки рискуете здесь жизнью. Довольно опасно шутить с людьми, доведенными до отчаяния, они не позволят себя погубить без самого ужасного сопротивления.

– Вот потому-то я и хочу поскорее совсем этим покончить. Мой аэронеф парит над лагерем. Покрытое тучами небо благоприятствует нам. Если бы мне только удалось увидеть Надю и Капиадже, вырвать их отсюда и избавить их от неисчислимых опасностей, которые им угрожают в недалеком будущем, – этого было бы с меня, в данный момент, совершенно достаточно.

Доктор очень хорошо понимал душевное состояние обеих женщин. Он подозревал, что Надю поразила кинжалом Капиадже, но как одна, так и другая, сумели сохранить свою тайну; дружба их после этого трагического приключения, казалось, только увеличилась. Убедившись после этого, что обе побывали на краю могилы, они нежно обнялись и этим объятием выразили друг другу без слов и сожаления о неудавшемся бегстве, и грусть о разлуке с Мерандом, и горе о смерти Боттерманса и Германна. Капиадже была неутешна. Надя избегала Тимура, как могла, да он и редко бывал свободен, и она живо чувствовала его настроение человека, находившегося накануне верной гибели. Обе они безусловно предчувствовали близкую фатальную развязку. Ван-Корстен, такой же хороший психолог, как и физиолог, не обманывался на их счет и был уверен, что неожиданное и внезапное появление Меранда настолько обрадует обеих женщин, что они последуют за ним беспрекословно. На следующее утро Ван-Корстен и его товарищи услыхали большой шум. Это подошли новые войска.

– Это сам Тимур! – вскричал доктор, увидя желтые знамена. Но это только был один из военачальников, прибывший с юга со своим корпусом.

– Ага, здесь хотят собраться они все! – вскричал Полэн.

– Мы увидим ловкую штуку!

В палатку доктора вошел мандарин, – начальник стражи.

– Привезли раненых начальников войск! Вам приказано явиться!

– Это немного не вовремя, – с досадой проворчал доктор, – но… теперь придется и мне немного поработать ножом после того, как другие там работали иначе! Оба вы мне будете помогать! Ведь, меня могут, в конце концов, спросить, зачем я держу при себе двоих бедуинов. Ну, так вот я вас и возвышаю до ранга моих служащих!

Поздно вечером, когда трое мужчин, чрезвычайно уставших, вернулись в свою палатку, к ним вошла женщина, закутанная покрывалом и поддерживаемая каким-то татарским офицером. Это была одна из прислужниц Нади, армянка, руку которой укусил скорпион и у которой сделалась сильная лихорадка.

Этот укус, причинявший ей такую жестокую боль, что она громко кричала и во время делаемой перевязки чуть не упала в обморок на руки Меранда и Полэна, доставил доктору желанный предлог.

– Я дам этой девушке скляночку с лекарством и записку по-французски, за объяснением смысла которой велю ей обратиться к Наде.

– И вы напишите в этой записке, что мы здесь?

– Понятно!

– А если записка попадет не по адресу? А если ее кто-нибудь прочтет посторонний?

– Ну, тогда я это напишу медицинской латынью, в форме рецепта. Это будет как бы сигнатуркой при флаконе. Достаточно, ведь нескольких слов:

Amicus est hie. Salus. Venite presto.

– Латынь тяжеловата, но мысль удачна. Ну, в надежде на милость Божью…

Закончив перевязку, Ван-Корстен вошел в палатку, наспех написал короткое указание насчет нужного ухода за укушенной и вставил туда условные латинские фразы.

Двумя часами позже, тот же самый татарский офицер, что приводил к доктору вечером жертву скорпиона, явился в сопровождении трех женщин, тщательно закутанных в покрывала, но в одной из которых Меранд немедленно узнал Надю.

Другая была Капиадже, которую лучше скрывал её восточный наряд. Третьей – была сама больная, уже успевшая несколько оправиться.

Надя сказала татарскому офицеру, что ей необходимо узнать у доктора подробности ухода за больной и, главное, посоветоваться с ним также относительно собственного недомогания и нездоровья дочери Тимура. Офицер поклонился и отступил к выходу, за портьеру.

– В чем дело? – спросила она тогда у доктора.

– Говорите тише… Держитесь так, как будто в самом деле советуетесь со мной.

В глубине палатки Надя заметила двух арабов, которые стояли к ним спиной и, казалось, были заняты уборкой вещей доктора.

– Кто эти арабы?

– О, они немножко смыслят по медицине… и я их взял к себе в помощники…

Капиадже была неподвижна.

– Велите им уйти.

– Да, но раньше вы удалите служанку, она здесь лишняя.

По знаку, данному Капиадже и Надей, армянка и Полэн вышли из палатки и стали дожидаться дальнейших приказаний, в нескольких шагах от татарского офицера, который, по-видимому, не обращал на все происходящее ни малейшего внимания.

Другой араб, дойдя до портьеры, вместо того, чтобы удалиться, торопливо ее опустил, вернулся назад и откинул капюшон, закрывавший его голову. Надя в изумлении отступила. Капиадже глухо вскрикнула и, не сбрасывая своих покрывал, задыхаясь упала к ногам молодого офицера. Ван-Корстен со своим хладнокровием голландца поспешил к выходу, чтобы дать какой-нибудь ответ татарскому офицеру, если тот спросит о чем-нибудь и голосом, в котором слышалось волнение, посоветовал всем быть поспокойнее и поосторожнее. Меранд поднял Капиадже, Надя смотрела на него широкооткрытыми глазами, полными радости и тревоги.

– Меранд! Вы здесь?

– Тимур побежден! Я пришел вас спасти! – торопливо сказал тот.

Капиадже выпрямилась. Её покрывало наполовину распахнулось и показалось её бледное, прелестное личико с глазами, устремленными на Меранда и полными такого выражения, в смысле которого нельзя было сомневаться. Когда она услыхала слова: «Тимур побежден» – на черты её легла тень.

– Мой отец побежден?.. Он умер?..

– Нет, нет, – поспешил успокоить ее Меранд: – ему лишь угрожает серьезная опасность. Миллионы людей, которых он увлек за собою– растаяли, как снег на солнце. Он окружен со всех сторон. Я не могу допустить, чтобы вы разделили его участь. Надо последовать за мной… как в Самарканде… И уж на этот раз я вас спасу.

Меранд видел и чувствовал, как содрогается и трепещет Капиадже. Дочь Тимура не могла не страдать за своего отца. Будет ли её любовь к Меранду настолько сильна, чтобы заставить ее преодолеть дочернее горе? Меранд хотел ускорить решение этого вопроса и подумывал уже о том, не позвать ли ему, несмотря на опасность, аэронеф и ни приказать ли ему начать кружиться над палаткой доктора, устроив при помощи мин, вокруг неё непроницаемое огненное кольцо, которое произвело бы переполох и помогло бы ему бежать на аэронефе, захватив с собою обеих женщин и доктора. Но, несмотря на обуявшую его лихорадку нетерпения, он был слишком разумен, чтобы понимать насколько невозможна подобная затея, так как аэронефу прежде всего нужно было дать возможность ориентироваться и с точностью наметить себе пункт спуска.

Сумерки еще не вполне наступили. Было довольно темно, небо продолжало быть обложенным тучами, но прошло еще часа два, пока наступила настоящая ночь. Меранд ласково и нежно разговаривал с Капиадже, стараясь успокоить ее и развлечь.

Он сам был искренно взволнован близостью молодой девушки. Время от времени он обращался к Наде с несколькими словами, объяснявшими его намерения. Вдруг раздался в лагере новый шум.

– Тише! – сказал Ван-Корстен: —что-то случилось… Слышны не то пушечные выстрелы, не то гром…

Обе женщины вскочили. Меранд прислушался.

Вдали раздавался странный грохот, то усиливавшийся, то стихавший – и ему отвечала необыкновенная сутолока, поднявшаяся вдруг в лагере. Были слышны крики и дикие возгласы.

Меранд быстро отдал себе отчет в свойстве этих страшных звуков.

– Это – битва… Это – гул сражения.

Татарский офицер заглянул в палатку.

– Нужно идти! – оказал он.

Меранд отвернулся.

– Куда идти? – спросила Надя: – вернулся ли Тимур?

– Я слышу трубы, – сказал офицер: —это призыв к битве. Я должен вас проводить назад. Не бойтесь ничего. Могучий Тимур непобедим!

Вокруг палатки слышались шаги множества людей, лошадиный топот, бряцание оружия, команда, оклики и мрачные звуки гонга и цимбалов.

Вдруг татарский офицер повалился на землю, словно подкошенный. Какой-то араб перескочил через его труп и очутился в палатке Надя и Капиадже шарахнулись назад, ужасно испуганные. Но ложный араб скинул капюшон и крикнул:

– За оружие, капитан! Тимур возвратился!

IX. Конец драмы

В самом деле, сквозь шум свалки можно было расслышать крики: «Тимур!.. Тимур!.. Вернулся господин»… и звук труб. Приближался топот многочисленной конницы.

Ван-Корстен и Меранд втолкнули женщин поглубже в палатку, вплоть до походной койки доктора.

– Вот она, роковая минута, – шепнул доктор: – это будет нелегко!.. Знаете, господа, вам лучше остаться пока арабами…

Но Меранд предпочел распорядиться сам.

– Полэн, ступай, позови аэронеф! – приказал он. – Теперь все зависит от твоей смелости и своей ловкости.

– Слушаю, капитан!

Бравый матрос толкнул ногою труп татарина в угол, покрыл его ковром и вышел.

Едва только он опустил портьеру, как две лошади остановились перед палаткой и повелительный голос приказал ее открыть.

Палатка вся затряслась; портьера, наполовину разодранная, была отдернута.

Ван-Корстен узнал самого Тимура, который соскочил с покрытой пеною и кровью лошади.

Ван-Корстен постарался встретить его у самого входа. Лицо азиатского императора было бледно и измучено. Однако, оно по-прежнему выражало гордость и величие.

– Простите пожалуйста! – вскричал Ван-Корстен, который никогда не терял присутствия духа: – я и не подозревал, кто хочет войти сюда столь стремительно!

Тимур резко отодвинул его прочь и вошел в палатку. Сначала он ничего не мог различить, кроме смутных белых теней. Но затем он громко позвал:

– Надя! Капиадже! Вы здесь зачем?

– Да, да, это они, – поторопился заявить доктор: – они обе нездоровы, и я им понадобился для совета…

Тимур быстро подошел к женщинам.

– Вы должны немедленно сесть на лошадей и отправиться со мною.

– Это невозможно, – запротестовал доктор: —обе они еще слишком слабы!

– Это необходимо. В случае крайности их привяжут к седлам, – мрачно воскликнул Тимур: – все погибло! Вы, доктор, тоже последуете за мной!

– Однако, что случилось?

Доктор желал выиграть время.

– Мои армии разбиты. Проклятые европейцы преследуют нас. Но у меня осталась еще моя гвардия, которая умрет, сражаясь. Я имею еще возможность соединиться с войсками, задержанными в Месопотамии и Персии. Я еще не побежден. Китай доставит мне людей!

Все горделивое заблуждение Тимура сказалось в этих словах. Разгром не подавил его азиатской пылкости. Он решил увезти с собою свой единственный европейский трофей – Надю, затем– свою дочь.

– Едем! Лошади готовы.

Он подошел к оцепеневшим и изнемогающим от напряжения женщинам.

Вдруг между ним и ими появился бедуин, которого Тимур раньше не заметил.

– Кто этот человек?

Рука его схватилась за саблю.

Тогда Меранд в то время, как доктор подошел к входу и опустил клочья портьеры, не вызвав этим подозрения у свиты Тимура, – откинул свой капюшон и сказал:

– Поздно, Тимур. Твой час пробил.

Тимур отступил на шаг и, слегка наклонившись вперед, уставился на говорившего с ним так смело человека.

– Ах, Меранд! Я должен был предполагать, что натолкнусь-таки на вас в этот миг отчаяния! Это вы начальник эскадры аэронефов! Вы – главная причина моего поражения! Но какое безумие привело вас сюда и отдало в мой руки?! Да, я побежден, но, по крайней мере, отомщу моему страшному противнику!

При этих словах Тимур выхватил саблю и громовым голосом вскричал:

– Ко мне!..

Ван-Корстен быстро схватил завоевателя за руку, а Меранд, направив на Тимура дуло револьвера, холодно произнес:

– Еще один шаг, еще один крик, и я вас убью!

Надя и Капиадже до сих пор неподвижные, как-бы пригвожденные ужасом и волнением к месту, вдруг подбежали к Тимуру и бросившись перед ним на колена, обвив его руками.

– Мы находимся в центре вашего лагеря, – сказал Меранд; —вам повинуются еще тысячи людей. Между вами и ими – всего только эта жалкая перегородка из холста. Но вы перейдете через нее или согласившись на мои условия, или ляжете мертвым. Бесполезно рассчитывать на ваши силы– ваши войска в смятении и расстройстве… Кроме того – вот и помощь мне!

В самом деле, у входа в палатку появился Полэн, с револьвером в руке. Он мог войти потому, что догадался убить обоих стражей, стоящих у входа. Эскорт Тимура, перепуганный видом сражения, которое происходило уже в самом лагере, не обращал никакого внимания на палатку, в которой, однако, решалась участь их вождя.

– Капитан, аэронеф ответил. Он сейчас над лагерем. Вот, он сообщает о своем присутствии.

В самом деле послышались взрывы мин.

Меранд кивнул ему головой и продолжал спокойным, торжественным голосом:

– Вы видите, что я был прав и что вы в наших руках. Но я могу спасти вам жизнь. Я хочу этого, так как ваша дочь– спасла мою, так как мне жаль этого ребенка, который на краю гибели, вследствие ваших безумно горделивых замыслов. Кроме того – вы не убили меня, когда могли это сделать. Вы хотели меня переманить к себе. Это вам не удалось. Но я не могу забыть, что, все-таки, вы отнеслись ко мне так, как, в сущности, ни ламы, ни ваше положение этого не должны были допустить. Поэтому, если вы хотите – я спасу и вас, и обеих женщин. Сдайтесь. Ваша армия уже почти истреблена. Азия, которую вы залили огнем, теперь потушена реками крови. Но Европа вас простит.

Эту коротенькую речь Меранда то и дело прерывал страшный грохот битвы. Тимур слушал эти роковые звуки сражения в сознании полного собственного бессилия и его высокомерные черты исказились выражением гнева, отчаяния и ненависти. И все-таки, несмотря ни на что, в наружности его было нечто непередаваемо величавое и внушительное.

Меранд молчал. Капиадже держала своего отца за руку. Надя, на коленях, смотрела на этого человека, который роковым образом стал и её повелителем, так же, как и повелителем Азии и с которым она чувствовала себя соединённой странными узами в этот момент агонии его могущества. И в её отчаянном взгляде отражалось и страстное желание, чтобы жизнь его была спасена, и боязнь, что этот безжалостный завоеватель окажется выше слабости предпочесть жизнь и неволю – честной гибели воина. Несчастная оставалась безгласной. Она чувствовала над собою руку судьбы, которая готовит скорую развязку её томлениям.

Тимур не сводил глаз с говорившего с ним Меранда. Казалось, он не обращает никакого внимания на обеих женщин. Ван– Корстен выпустил его руку с саблей, едва только увидел вошедшего Полэна. Тимур так и остался с саблей в конвульсивно сжатой руке.

Поднялся дикий вой, слышались учащенные пушечные выстрелы и, время от времени, с адским треском раздирали воздух аэронефные мины.

Зазвонил телеграфный аппарат Полэна.

– Аэронеф над палаткой, – сказал Полэн.

– Пусть подождет!

Тимур не шевелился.

– Нам некогда терять времени! – вскричал с настойчивостью Меранд: —если вы не сдадитесь добровольно, я возьму вас силою! Вам от меня не уйти!

– Тимур, послушайся Меранда, – с мольбою простонала Надя: —я всюду последую за тобой!

Громовой удар раздался вслед за словами Нади. Страшные стоны, крики и яростное рычанье послышались уже возле самой палатки.

Тогда Тимур устремил сверкающий взгляд на ту, которую любил столько же, сколько и свое царственное могущество и у которой вырвался этот страстный крик любви.

– Ты обещала последовать за мной! – крикнул он. Словно молния, сверкнула сабля и голова Нади покатилась. Тело заколебалось, как надрезанный цветок и повалилось на Капиадже, которая в безумном ужасе отступила назад, споткнулась и опрокинулась навзничь.

Глухо щелкнул револьверный выстрел и Тимур, зашатавшись, упал возле Нади, коснувшись лбом её головы, как бы в последней ласке.

Ван-Корстен и Меранд не успели и шелохнуться во время этой короткой и трагической сцены. Восклицание Полэна вывело их из остолбенения.

– Ах, черт меня побери совсем! Я выстрелил слишком поздно, он успел убить мадам Надю!

Увидя, что сабля Тимура мелькнула в воздухе и что Надя падает, Полэн инстинктивным движением нажал курок, и пуля попала прямо в голову Тимуру, положив этим конец азиатской драме.

И, раньше, чем Меранд успел ему сказать хоть слово или подойти к лежащим на земле, палатка затряслась от бешеного галопа лошадей, воплей, криков «ура» и выстрелов.

– Открой палатку, – приказал Меранд Полэну.

В сумерках, окутавших лагерь, можно было смутно разглядеть приходящую к концу битву.

Меранд подошел к двери. На высоте ста метров виднелась «Победа» в ожидании приказа спуститься. Она являлась сейчас как бы символом торжества Европы.

Подъехали казаки, опьяненные резней. Увидя человека на пороге палатки, они с угрожающим видом бросились к нему с пиками на перевес.

– Я француз! – крикнул Меранд по-русски: – где ваш генерал?

Казачий офицер, узнав европейца, приказал солдатам отойти.

– Кто вы?

– Капитан Меранд.

В эту минуту показались два генерала, сияющие от радости, вследствие победы. Это были русский и французский главнокомандующие.

Вид аэронефа, а также и толпа, окружавшая палатку, привлекли их внимание. Они с изумлением узнали Меранда. По его приказанию казаки расширили вход в палатку. «Победа» бросила в нее луч своего прожектора.

Ван-Корстен оттащил в сторону Капиадже и труп Нади. Тимур остался один, с лицом, обращенным к небу.

– Вот он! – просто сказал Меранд.

– Мертвый! – вскричали оба генерала.

– Мертвый.

Оба генерала отдали честь покойнику. То же самое сделали собравшиеся вокруг палатки войска.

Тогда Меранд подал сигнал «Победе».

– Ван-Корстен, – сказал он: – поручаю вам предать тело Нади погребению в азиатской земле, которая ей стала родной. Вам, генерал, отдаю тело Тимура, о смерти которого должен поскорее узнать весь мир. С собой я увожу лишь эту женщину, дочь Тимура. В моем союзе с ней – примирится Азия с Европой!

«Победа» спустилась. Меранд сел в лодку, куда подали ему Капиадже и куда вскочил тотчас Полэн, и аэронеф плавно поднялся в воздух, словно в чистом небе желая найти отдых от крови и ужасов.