Текст книги "Четыре степени жестокости"

Автор книги: Кит Холлиэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Я ничего не поняла. Все произошло так неожиданно, точно случилось землетрясение. Я увидела, что Стоун склонился над Катлером и с силой ударил его. Лишь после этого я поняла, что в руке у Стоуна резиновая дубинка.

Я взглянула на Дроуна, ожидая, что он потрясен не меньше моего и готов шарахнуться в сторону. Но в ту же секунду я споткнулась и упала, моя левая рука с силой ударилась о бетонный пол, после чего я стукнулась об него подбородком.

Пару секунд я лежала на полу, потрясенная случившимся, не в силах сразу прийти в себя после падения. Затем кто-то помог мне подняться, грубо схватил за плечо и потянул, как куклу. В следующую секунду я кое-как поднялась на ноги и почувствовала, что резиновая дубинка прижалась к моей шее. Я стала извиваться и дергаться, но дубинка еще крепче надавила мне на горло, придушив все звуки, которые я пыталась произнести. Я перекатилась на пятки, пытаясь рассмотреть, что происходит передо мной. Дроун сидел за пультом управления, Катлер полулежал на полу, прислонившись спиной к приборной доске. На коленях у него валялся перевернутый стул.

– Боже, ты собираешься убить ее? – проговорил Дроун.

Голос позади меня ответил:

– Да, я убью ее, если ты не сделаешь то, что нужно.

Дубинка прижалась ко мне еще сильнее. Затем давление немного ослабло, и я смогла вздохнуть. Кашляя, моргая и судорожно сглатывая слюну, я увидела, как Дроун в тревоге склонился над приборной доской. Он бормотал:

– Ты этого не говорил. Ты не говорил мне ничего подобного.

Стоящий позади меня репортер Барт Стоун посильнее надавил на дубинку и велел Дроуну продолжать. Я посмотрела на Катлера. Его глаза были широко раскрыты, но не моргали. Мужество покинуло меня. Дроун стал по очереди щелкать выключателями. Лебедка заработала, механизм пришел в действие, и все камеры блока открылись. На мониторе я увидела Руддика, бегущего по длинному коридору в главный зал. На других мониторах появились заключенные. Они, как муравьи, выбегали из своих камер и бросались за ним в погоню Мне хотелось, чтобы у него все получилось. Я хотела, чтобы Руддик успел добраться до главного зала. Но когда он добежал до последней двери, она оказалась запертой. С замиранием сердца я наблюдала, как он повернулся к ним лицом. Взяв в руки дубинку, стал размахивать ею, отбиваться, пока тугой клубок из тел не поглотил его.

У меня подкосились ноги. Стоун, продолжая прижимать дубинку к моему подбородку, позволил мне опуститься на стул и заставил откинуться так сильно, что мои ноги развернулись, как у лягушки. Когда же я попыталась немного ослабить давление дубинки, он прижал ее еще сильнее, и мне пришлось опустить руки.

– Дроун, что ты делаешь? – Я судорожно хватала ртом воздух.

Он мне никогда не нравился. Я презирала этого подхалима, но была так потрясена, что не удержалась и задала этот вопрос. Мои слова будто освободили его от заклятия. Дроун встал, с ужасом глянул на меня и… бросился бежать. Стоун посмотрел на меня с не меньшим удивлением, чем я на него, но даже не двинулся с места, как будто конец его дубинки прилип к моему горлу. Дроун выскочил через дверь и бросился в зал. Стоун толкнул меня дубинкой с такой силой, что едва не сломал мне шею. Он крикнул Дроуну, чтобы тот остановился, но Дроун продолжал бежать, пока не добрался до двери и не исчез в административном корпусе.

Самые худшие мои кошмары стали реальностью. Меня бросили одну, наедине с этим монстром, с чудовищем в костюме защитного цвета, которое стояло у пульта управления.

– Ладно, без него разберемся. – Передышка закончилась, он снова положил дубинку мне под подбородок и поднял голову. – Ты сделаешь это, б…!

«Что я должна сделать?»

Мы поплелись к пульту управления, как страшный четырехлапый зверь.

– Открывай все камеры!

Я отказалась подчиниться и даже не пошевелилась, но почувствовала, что он убрал одну руку с дубинки, продолжая крепко держать ее второй, его пальцы проникли мне под жилет и под рубашку, раздвинув ее, как тонкие занавески. Его горячее дыхание обжигало мне шею. Значит, теперь он решил изнасиловать меня. Забрался мне под лифчик и сжал мою грудь. Я закрыла глаза, ожидая, что теперь он попытается расстегнуть ремень и стащить штаны. Но внезапно он схватил меня за сосок большим и указательным пальцами и стал выкручивать его так, что резкая боль пронзила меня. Затем он ударил меня лицом о приборную доску и прошипел на ухо, чтобы я открывала все камеры. Я не могла пошевелиться, и он отшвырнул меня. Наконец-то освободившись от его хватки, я упала на пол, так и не оправившись от потрясения.

В ярости он ударил кулаком по пульту управления, не зная, что делать. Хотел открыть проход в центральный зал. Но эти переключатели находились не на доске, а на специальной панели под главным монитором. Я попыталась уползти и последовать тем же путем, что и Дроун, – выбраться из «Пузыря» в зал, но он снова пришел в ярость:

– Открывай, тварь!

Он подошел ко мне и ударил по лицу. Моя голова откинулась назад. Удар был несильным, но полностью застал меня врасплох. Я скорчилась, лежа на спине и закрывая лицо руками. Его ярость достигла апогея. Он наступил мне ногой на пах: сначала осторожно, словно проверял прочность льда на озере, а затем надавил со всей силы так, что у меня перехватило дыхание.

– Ты что, уснула?

Когда он ослабил давление, боль обрушилась на меня с прежней силой, и я свернулась клубком, зажимая руки между ног. Он снова ударил меня, на этот раз ногой по заду. Боль в копчике разлилась по позвоночнику, отдаваясь во всех нервных окончаниях.

– Открывай! – рявкнул он.

Я больше не сопротивлялась и, запинаясь, объяснила, где найти выключатели. Я слышала, как он начал быстро переключать их, затем лебедка на железных воротах заскрипела.

Мгновение спустя он вернулся и перешагнул через меня, демонстрируя полное равнодушие. На смену надменности пришла жуткая самонадеянность. Мне больше не хотелось злить его или напоминать о том, что я еще жива и могу оказать сопротивление. Случившееся по-прежнему не укладывалось у меня и голове. Он хорошо знал это место. Знал, что делать, двигался быстро, но при этом экономно расходовал силы. Без сомнения, его поведение – часть хорошо спланированного заговора. Он не репортер. И это была не экскурсия по тюрьме. Мне пришлось иметь дело с заранее подготовленным вторжением. Забыв о чувстве самосохранения, я схватила валяющуюся на полу бутылку из-под очистительного средства, перекатилась на бок и прицелилась в него.

Я заметила, что он улыбнулся, глядя на «глупую сучку с пластмассовой бутылкой». Возможно, не верил, что я могу причинить ему вред. Со всей силы я нажала на пульверизатор.

Маленькая канистра с перцовым спреем вряд ли спасет, если ты имеешь дело с несколькими нападающими или собираешься распрыскать его в помещении и положить под дверь мокрые тряпки, чтобы полностью отравить воздух. Но если у тебя в руках целая бутылка с химическим раствором и ты действуешь быстро и целенаправленно, это совсем другое дело. Тонкая струя ударила Стоуну прямо в лицо.

Я никогда прежде не использовала химический реагент в таком ограниченном пространстве. Даже воздух вокруг стал жгучим, а Стоуну наверняка было совсем лихо. Думаю, он чувствовал себя так, словно попал в адское пламя, которое пожирало его глаза, прожигало горло.

Моим первым желанием было броситься бежать, подальше от ядовитых испарений. Однако на тренировках я научилась, что нужно прижаться к земле и задержать дыхание. Стоун упал на пол, хватая ртом воздух. Я поползла к двери, кашляя и желая как можно скорее выбраться из «Пузыря». Я встала на одно колено и приготовилась бежать, но вдруг заметила мчащихся ко мне зэков.

Один из заключенных – босой и в одних штанах – подбежал к внешней стороне двери «Пузыря», в то время как я подошла к внутренней. Мы уставились друг на друга. Он смотрел на меня, как перепуганный подросток, который пробрался в заброшенный дом и на кухне неожиданно столкнулся с полицейским. Вид, наверное, у меня был ужасный: красноглазая, вся в соплях, словно выбравшийся из могилы зомби, потому что зэк развернулся и бросился прочь. Я схватила приоткрытую дверь, захлопнула ее и закрыла замок. Затем спряталась под столом, стоящим у окна.

Снаружи на меня обрушилась лавина звуков. Сначала я слышала лишь грохот, напоминающий шум фейерверков, смешанный с криком толпы, или гром бомб, разрывающихся в отдаленной части города. Крики вырвавшихся на свободу людей эхом разносились под стеклянным куполом. Затем я услышала, как первый камень или кирпич угодил в проволочное ограждение и пуленепробиваемое стекло «Пузыря».

Кто-то забарабанил в дверь. Шум был почти оглушающим, крики слышались почти что у меня над ухом. В воздухе по-прежнему пахло реагентом, но благодаря хорошей вентиляции он был уже не таким едким. Я хотела спрятаться под стол, как маленькая девочка, и сидеть там, но тут увидела, что Стоун встал на колени и пополз. Невероятно, как он умудрился выжить и не задохнуться. Я устремилась к нему, схватила дубинку и со всей силы ударила по спине. Я била его снова и снова, страх придал мне нечеловеческую силу. Затем, чтобы окончательно обезопасить себя, я завела его безжизненно повисшие руки за спину и сковала их наручниками, после чего заковала ему ноги и снова спряталась под столом.

Я взяла телефонную трубку с приборной доски и попыталась выйти ни связь. Мне никто не ответил. Я подождала с минуту и повторила попытку. Когда же в трубке наконец зазвучал голос, я почувствовала себя неловко, как человек, который внезапно врывается в комнату, полную людей, или оказывается на встрече или вечеринке, куда его не приглашали. Голос потребовал, чтобы я сообщила о моем состоянии и местонахождении.

Я назвала свое имя. Сообщила, в каком плачевном положении нахожусь:

– Я в «Пузыре». Я ранена и совсем одна.

Молчание. Пауза. Затем послышался другой голос, который я также не опознала:

– Что случилось? Где ваш напарник?

Я с трудом ответила:

– Кажется, он мертв. – Я посмотрела на обмякшее тело Катлера, на огромную красную шишку на его голове, напоминающую хохолок экзотической птицы. – Элвин Катлер мертв. На нас напали. Нас подставили. – Я не могла подобрать нужные слова.

Послышался еще один голос. В его вопросах слышался укор, и я не могла понять почему.

– Что случилось с Катлером? – спросили меня.

– Ударили его же дубинкой. Это сделал репортер. Стоун. Думаю, я убила его.

Я понимала, что мои слова казались полной бессмыслицей, но отсутствие ответа на другом конце провода привело меня в еще большее смятение.

– Это сделал Дроун! Дроун открыл те чертовы ворота!

И снова никакого ответа.

– Постарайтесь держать ситуацию под контролем.

Команда прозвучала неразборчиво, и я не была уверена, что правильно расслышала ее. Рация отключилась.

Я оставила попытки выйти на связь. Посмотрела через стекло в зал, осторожно взглянула через платформу на панель управления. Там царила полнейшая анархия. Весь беспредел отражался на мониторах. Люди выбегали из камер в коридор, спускались по решеткам, сгибали и выкручивали прутья, отрывали их, били ими о стены и ворота. Всех захлестнула волна насилия.

Это невозможно остановить. Настоящий конец света. Я в оцепенении следила за происходящим, осознавая свою полную беспомощность. Джинн вырвался из бутылки, и я не могла загнать его обратно. Кнопки, закрывающие ворота, больше не работали. Ни одна из дверей не открывалась. Зэки заблокировали их, обеспечив себе свободу передвижения. Война была выиграна без сражения, без единого выстрела. Надзирателей потеснили. Возможно, некоторых из них заперли в блоках, в лазарете или в изоляторе. Я осталась в «Пузыре» совсем одна. Зэки накрывали тряпками или разбивали камеры наблюдения, установленные в блоках и о туннелях. Я сжала в руках дубинку и зажмурилась.

43

Когда все выбежали из своих камер, Джош остался на месте. Все двери были открыты. Скважина заглянул в его камеру, упершись руками в стены дверного проема. Он заявил, что зэки захватили власть над блоком.

– Что скажешь? – спросил он, поглаживая себя по боку, и Джош обратил внимание, что Скважина сделал из своей тюремной одежды некое подобие вечернего платья. Оно перехватывало его смуглую голую грудь, обтягивало бедра и спускалось до лодыжек. Скважина махнул Джошу рукой и удалился вихляющей походкой.

Джош остался один.

Он думал, что хорошо знает, какой шум могут поднять зэки, но, оказалось, явно недооценил глубину восторга от внезапного обретения свободы и силу вопля, полного радости и неистовства, который способны издавать вырвавшиеся из заточения люди.

Внизу слышался рев множества голосов, орущих и улюлюкающих, топот ног, грохот разбиваемых стальных унитазов и раковин, которые выдирали из своих мест, корежили и бросали вниз с высоты пятнадцати метров, лязг решеток, вырываемых из камня и бетона, где они сидели прочно, как окаменелые останки динозавров.

Джош осмотрел свою камеру и прикинул, сможет ли оторвать от стены койку и забаррикадировать ею вход. Правда, он не был уверен, воспримут ли остальные его поступок как знак протеста. Вдруг посчитают провокацией. Когда пробегающие мимо мужчины стали останавливаться и с подозрением смотреть на него, он поднялся с корточек и вышел из камеры.

В конце своего яруса он заметил Роя. Тот кричал что-то зэкам наверх и вниз, раздавая команды. Казалось совершенно не важным, слышат они его и готовы ли подчиниться. Рой вел себя как дирижер оркестра: в одном месте пытался успокоить бесчинства, в другом – наоборот, поощрял приступы ярости. Казалось, всеобщая истерия заряжает его особой энергией. Он заметил Джоша издали и махнул ему рукой:

– Джоши, иди сюда! Ты мне нужен!

Джош не мог проигнорировать обращенную к нему команду и пошел по коридору, продираясь через толпу бегущих ему навстречу зэков, перешагивая через куски цемента и покореженные железные прутья, стараясь держаться подальше от дыр в ограждении, где решетки свисали, как фрагменты разрушенного подвесного моста.

Рой похлопал Джоша по плечу своей тяжелой рукой и притянул к себе.

– Теперь, Джош, ты знаешь, на что способен человек, когда открывается крышка. Возможно, ты больше не увидишь такого за всю свою жизнь.

Вместе они стали наблюдать за происходящим. Неожиданно через решетки под потолком на их ярусы хлынула стена воды. Джош поборол головокружение. Он чувствовал себя так, словно стоял на нижней палубе корабля, которая приняла на себя удар огромной волны и была затоплена. Сначала зэки закричали от неожиданности, затем послышались восторженные вопли. Джош предположил, что туалеты и раковины были закупорены, вода постепенно накапливалась, а затем вырвалась наружу подобно гигантскому водопаду. Через несколько минут наводнение закончилось, и кто-то крикнул, что воду отключили.

– Прекрасно, – улыбнулся Рой. – Теперь у нас нет воды. А что мы будем пить завтра, послезавтра? Они готовы сжечь свою одежду, чтобы полюбоваться на костер, а потом будут дрожать от холода.

Вскоре пропал и телевизионный сигнал. Все маленькие телевизоры в камерах внезапно погасли, и работающие на батарейках магнитолы полностью захватили звуковое пространство: глухой ритм рэпа и тяжелого рока прорывался сквозь крики, вопли, грохот и шум ударов.

Джош оказался посреди этого безумия, но не участвовал в нем. Он старался держаться рядом с Роем, и мало кто обращал на него внимание. Зэки с воодушевлением выполняли отведенную им роль. Это напоминало игру, фантазию, которая вдруг окрасилась кровью и стала похожа на чудовищную галлюцинацию. Казалось, Рой единственный, кто более или менее контролировал эмоции. Даже о самых страшных вещах он говорил насмешливо, и это одновременно вызывало и внушало улыбку и ужас.

– Давай произведем смотр войск, – заявил Рой.

Они покинули свой наблюдательный пункт и стали обходить ярусы.

Куда бы они ни направились, Рой всегда оказывался в центре внимания. Он задавал вопросы, выслушивал слова поддержки и лесть в свой адрес. Он, словно Наполеон, принимал решения, причем многие казались Джошу спонтанными и противоречивыми, подбадривал одних зэков или, напротив, насмехался и издевался над теми, кто совершал глупые или самоубийственные поступки. Он приказал строить баррикады, пересчитать заложников и обеспечить им безопасность. Велел охранять тюремные блоки, чтобы защитить беспомощных от волков и убийц. Налаживать связи. Построить ловушки. Найти еду. И хорошенько развлечься. На нескольких ярусах люди пробили дыры в стенах камер и создали извилистый туннель, по которому можно было пройти из одного конца яруса в другой. Обломки бетона сложили вдоль решеток у входа, придав блоку сходство со стройплощадкой. Вокруг царила разруха, словно здесь только что случилось сильное землетрясение.

Несколько зэков взяли на себя роль заместителей Роя и общественных лидеров. Они просили разрешения создать специальные группы: одна из них занималась бы поисками еды, другая отвечала бы за радиосвязь, третья – следила бы за куполом. Эти многочисленные комитеты превращали происходящее в фарс, в странную игру в демократию. Рой благословлял их, будто только и ждал, когда эти добродетельные «рыцари» приступят к выполнению своих обязанностей. Зэки подходили к Рою и рассказывали о запасах наркотиков, которые им удалось собрать, о копьях и мачете, которые они изготовили, о фонариках, радиоприемниках, банках с кофе, блокнотах и мотках веревки, которые они припасли. Их усердие поражало. Рой активно поддерживал их старания, а как только они расходились, презрительно бормотал себе под нос:

– Утром вы все будете в цепях, идиоты. Прыгайте, кричите и делайте все, что заблагорассудится. Не отказывайте себе ни в чем.

Затем Рой распорядился, чтобы всех заложников разместили в камерах в конце четвертого яруса, хотя некоторые возмутились, что благодаря этому пленники смогут спастись во время штурма.

Перепуганных насмерть насильников и педофилов затолкали в две крайние камеры, которые стали похожи на грузовики, забитые нелегальными эмигрантами. Восьмерых надзирателей разместили в следующих трех камерах: их форма была порвана, а руки скованы наручниками. Двери стерегли несколько крупных зэков. Рой дал им ясные и четкие указания сберечь этих людей в целости и сохранности, какой бы бранью они ни осыпали захватчиков. Зэки, находящиеся во власти любопытства и одержимые бессмысленной жестокостью, подходили к решеткам, дразнили, насмехались, а порой даже пытались протиснуться внутрь, но их отталкивали. Рой подбадривал всех: и нападающих, и обороняющихся, однако заверил пленных, что постарается сохранить им жизнь. Джош обратил внимание, что, несмотря на усталость и страх, надзиратели держались вызывающе. Один из заключенных прошептал что-то на ухо Рою. Тот глубокомысленно кивнул и выкрикнул новую команду – снять с заложников униформу и переодеть их в зеленую одежду зэков. Более того, в камеры с надзирателями решено было поместить бомбы – бутылки из-под содовой, наполненные самодельным напалмом. Когда начнется штурм, снайперам придется десять раз подумать, прежде чем взорвать коллег.

– Сделай флаг, – приказал Рой Джошу. – Чтобы мы могли вокруг него собраться.

Джош и Скважина достали белую простыню, нашли немного черной краски, нарисовали на ней череп, затем скотчем примотали простыню к палке от швабры. Когда Джош принес флаг к прутьям галереи, Рой велел ему поднять флаг повыше и помахать им. Зэкам это понравилось, они ответили громким улюлюканьем и приветственными возгласами, а Рой резко крикнул через громкоговоритель, украденный в наблюдательном пункте:

– Никогда еще не видел, чтобы надзиратели так быстро обратились в бегство. Вы – отличные солдаты, хоть ни одна армия и не принимала вас в свои ряды!

Он разразился смехом, остальные поддержали. Затем Рой опустил громкоговоритель и обратился к Джошу своим обычным тихим голосом:

– Видишь, как они напуганы?

– Мне кажется, это не так. – За последние несколько часов Джош видел столько безумия, что зэки совсем не производили на него впечатления перепуганных людей.

– Это же очевидно, – усмехнулся Рой. – В любом мятеже всегда найдется человек пять-шесть, которые обладают волей, остальные следуют за ними, как табун взбесившихся лошадей.

Джош заметил, что к ним идет Джеко. Ему стало интересно, куда подевались Фентон, Купер Льюис и остальные и чем они занимаются. Вид у Джеко был серьезный и сосредоточенный, как у менеджера, который должен выполнить всю намеченную на день работу.

– У нас посетитель, – заявил Джеко.

– Уже? – спросил Рой. – Начальник тюрьмы, да?

– Нет, смотритель Уоллес, – ответил Джеко.

Рой пожал плечами:

– Меня это не удивляет. Но и не радует. Ладно, пусть уж этот брюзга зайдет!

Одинокий надзиратель шел по коридору в сопровождении двух зэков. Все замолчали, глядя на смотрителя сверху, поражаясь его спокойствию и тому, как он вообще осмелился здесь появиться, а затем снова начали кричать. Зэки выражали свое презрение, хотели порвать его на куски.

– Взмахни флагом, Джош! – приказал Рой. – Маши им изо всех сил. Нам нужна передышка.

Стоя на третьем ярусе, Рой стал кричать через громкоговоритель, пока заключенные наконец не успокоились.

Смотритель Уоллес выглядел таким одиноким, что Джош почувствовал угрызения совести, глядя на него. Каким мужеством нужно обладать, чтобы войти в блок, где всем заправляют вырвавшиеся на свободу зэки? Он проявил столько упорства, чтобы поддержать статус смотрителя, хотя власть в королевстве давно переменилась. Тюрьма была вотчиной смотрителя, и его присутствие здесь говорило о том, что пусть мир и перевернулся вверх тормашками, он все равно пришел сюда, чтобы восстановить справедливость.

Зэки толпились у ограждения ярусов, как зрители в римском Колизее. Стоя рядом с Джошем, Рой снова поднял громкоговоритель и обратился к смотрителю с речью, озвучивая требования заключенных:

– Мы подняли это восстание, чтобы добиться справедливости и потребовать лучших условий жизни.

Зэки поддержали заявление восторженными воплями.

– Это случилось из-за систематического дурного обращения с нашими братьями.

Он сделал широкий жест рукой, и Джош увидел, что многие зэки кивнули.

– Пока в этом заведении процветают жестокость, унижения, месть, никто из нас не может чувствовать себя в безопасности. Мы хотим, чтобы все преступления, совершенные надзирателями, подверглись самому тщательному расследованию…

Поднялся невыносимый шум. Джош съежился, опасаясь, что крыша и стены обрушатся на них.

– …пора перестать делать из зэков доносчиков. Мы требуем лучших условий жизни и хотим проводить больше свободного времени вне камер. Мы требуем создания комитета по правам заключенных, который расследовал бы случаи коррупции и превышения должностных полномочий со стороны надзирателей и сотрудников тюрьмы. И никаких компромиссов! Мы хотели, чтобы нас оградили от беззакония, поэтому и подняли праведный бунт. И те, чьи волосы сейчас покрыты цементной пылью и кто сжимает в руках искореженные трубы, не смогут отрицать благородства наших намерений. Я же, в свою очередь, – обратился он к Уоллесу, – даю вам торжественное обещание: никто из заложников не пострадает, пока я буду голосом мятежников!

Энтузиазм в рядах восставших стал постепенно иссякать. Послышались недовольные выкрики и удары. Джош слышал, как кто-то пытался внести дополнения в список требований, озвученный Роем, пытался поставить под вопрос его авторитет.

– А теперь, – сказал Рой, который по-прежнему сжимал в руках громкоговоритель, однако его голос звучал намного тише, – я спущусь к вам и передам список требований… – Он замолчал, опустил громкоговоритель и посмотрел на Джоша. – Может, стоило обращаться к нему с самого верхнего яруса? К черту, – махнул рукой Рой. – Пошли вниз и покончим с этим.

Джош прислонил флаг к ограждению и вместе с Роем стал спускаться по лестнице. При мысли о встрече со смотрителем лицом к лицу его сердце бешено забилось от страха.

Спустившись, Рой кивком поблагодарил зэков, которые провожали смотрителя, и жестом велел Уоллесу следовать за ним в туннель.

– Если не возражаете, смотритель, пройдите сюда, к нам, в тенек.

Уоллес подошел поближе. Он взглянул на Джоша и презрительно поджал тубы.

– Прошу вас, смотритель. – Рой передал ему сложенный лист бумаги. – Я всегда уважал вас за то, что вы честно выполняли свою работу. Жаль, что большинство других надзирателей в этой говенной дыре не следовали вашему примеру, иначе ничего бы не произошло.

Уоллес промолчал. Презрительно усмехаясь, он ждал, пока его выпустят. Его поведение заставило Роя сменить тактику и заговорить быстро, не продумывая речь.

– Вы же знаете ребят, – доверительным тоном произнес Рой. – Кровь бурлит, одному Богу известно, что они могут натворить. Мне трудно сдерживать их, и я был бы признателен вам за небольшую помощь. Например, если вы исполните самые разумные наши требования: предоставите еду, подключите телевидение и тому подобное, – я смогу еще больше завоевать их доверие. В противном случае здесь есть еще с десяток парней, которые мечтают занять мое место, и вам вряд ли удастся договориться с ними так же легко, как со мной. Начните с кофе и сандвичей для ребят, это вполне подойдет. Мы уже потихоньку умираем с голоду, а я не хочу, чтобы в их рядах начался каннибализм.

Он рассмеялся над своей шуткой, но Уоллес даже не улыбнулся.

– А теперь послушай мои условия, Рой. Вы немедленно все прекратите. Заключенные вернутся в свои камеры и будут сидеть там, пока мы не закроем главный зал и блоки. Затем мы разберемся в случившемся, выясним, кто спровоцировал мятеж, будем судить их и накажем всякого, кто причастен к беспорядкам. И никаких обсуждений.

Рой почесал грудь и глянул через плечо Уоллеса в туннель позади него, словно ждал опаздывающий поезд. Потом снова посмотрел на смотрителя с разочарованием во взгляде и ухмыльнулся.

– Боюсь, такой ответ расстроит мальчиков. Поверьте, смотритель, вам вряд ли захотелось бы оказаться на моем месте. Власть старого Роя слабеет с каждой минутой. Игра принимает не самый приятный оборот. Представляете, что произойдет, если я пойду к ним и передам всю эту чушь, которую вы мне только что сказали? Как бы там ни было, но начнется настоящая бойня. – Он постучал деревянной ногой по полу. – Впрочем, если не хотите, чтобы заложников казнили до наступления утра, вам придется оказать мне одну пустяковую услугу.

Джош ничего не слышал о казни заложников, но Рой говорил так убедительно, что он не посмел усомниться в его планах.

– Нам нужен комикс, который Кроули рисовал на занятиях у брата Майка.

Уоллес моргнул. Джош видел, как он удивился.

– Комикс? О чем ты?

– Мы знаем, что он у вас. Брат Майк отдал его вам.

– Неправда. Я не знаю, что ты имеешь в виду.

Рой рассмеялся.

– Значит, он по-прежнему у брата Майка. А он еще упрекал меня, мол, я все время вру. Вот мерзавец. Тогда слушайте наши условия. Скажите брату Майку, что нам нужен комикс. И проследите, чтобы он привез его лично и без сопровождающих.

Темные глаза смотрителя расширились от удивления.

– Ты в своем ли уме? Я не могу просить гражданское лицо приехать сюда.

– Шеф, мы с вами оба знаем: брат Майк с радостью согласится обменять себя на парочку уставших, голодных и напуганных надзирателей. Если привезет комикс, мы освободим одного или двух заложников. И скажите спасибо, что я не попросил у вас самолет до Кубы. Выполните мою просьбу, а я позабочусь о зэках и заложниках. Иначе я просто не стал бы с вами возиться. Здесь полно ребят, которые с радостью перерезали бы вам глотку.

– Хорошо, Рой. Я использую всю оставшуюся у меня власть, чтобы помочь тебе. – Он посмотрел на Джоша: – Отпусти его со мной. Мы уйдем, и после этого ты вернешься в блок. Я принесу тебе твой чертов комикс. Но завтра утром я увижу тебя за решеткой.

– Простите, смотритель, но я хочу, чтобы наш друг оставался здесь и прикрывал мне спину. Обещаю, что не стану подвергать его жизнь опасности. Вы же знаете, как я его люблю. И когда будете выставлять ваших снайперов, подумайте о таких, как Джош. О том, что вам придется убивать людей, которые этого не заслужили.

Смотритель достал из кармана мобильный телефон и протянул его Рою:

– Ты можешь позвонить, когда тебе понадобится поговорить со мной. Здесь только один номер. Нажимай на кнопку «отправить».

Рой убрал телефон в карман.

– Значит, я не смогу заказать пиццу?

Рой положил руку на плечо Джоша и развернул его. Джош чувствовал, как смотритель глядит им вслед. Если бы Джош захотел, то, возможно, смог бы вырваться и с криком со всех ног броситься в туннель. Но ему проще было вернуться в ад, чем дать волю страху.