Текст книги "Специалист по нежити"

Автор книги: Кирилл Григорьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Тарас Петровский

1.

На праздниках у родителей всегда было весело и шумно.

Тем более, по серьезному поводу.

Семьдесят восемь лет отцу – шутка ли!

Правда, с каждым юбилеем, гостей становилось все меньше и меньше – неумолимое время расставляло все и всех по своим местам.

Сегодня выбраться сумел только старый фронтовой друг отца – Иван Сергеич, да и то, наверное, потому что жил в соседнем микрорайоне. С ним приехала его дочь и красавица внучка, из-за которой уже, наверняка, не один паренек потерял покой и сон.

Пока хозяйка дома суетилась вокруг стола, гости разбрелись по квартире.

Женщины оккупировали кухню и начали свои недоступные мужчинам нескончаемые разговоры, именинник вместе с главным гостем принялись за воспоминания, а Тарас, не принятый ни туда (по причине принадлежности к сильному полу), ни сюда (Молодой ты еще, сказал батя), просто слонялся из комнаты в комнату. Он был спокоен и умиротворен, как человек, выбравшийся из пустыни и припавший, наконец, к вожделенному роднику. Он давно последний раз был у родителей. Где-то, с полгода, подумал он. Но ничего не изменилось. Все в старом доме оставалось неизменным и незыблемым.

Замечательно.

Это, наверное, и есть самое главное, чего не хватает человеку в нашем быстроменяющемся мире. Когда через полгода приезжаешь куда-то и твердо знаешь, что телевизор стоит там-то и там-то, что очки отца всегда лежат на серванте, а любимые с детства книжки аккуратно выстроились на книжной полке. И какие книжки! Он открыл полку и провел пальцем по переплетам. Разве такое сейчас найдешь! В книжном магазине одни детективы и фантастика, какие-то киллеры, проститутки и наркоманы, истории преступников, убийц и просто выродков. Куда делось очарование детства, когда в каждой книге открывался удивительный мир и был этот мир, однозначно, добрый. Господи, «Старик Хоттабыч», «Волшебник Изумрудного Города», «Страна Багровых туч», «Шел по городу Волшебник…»… Или, ниже: «Гиперболоид инженера Гарина», «Поднятая целина», «Прощай, оружие!..»… Как можно воспитать на том, что продают сейчас, чем заполнен телевизор с утра до ночи, о чем наперебой говорят радиостанции кого-нибудь кроме нового поколения подонков, не знающих жалости, не понимающих, что такое любовь и считающих, что доброта – врожденный недостаток? Или, может быть, ты уже стал старым, Тарас, подумал он. Многое не понимаешь и не хочешь принимать, как всегда бывало? Конфликт поколений, старина, извечный конфликт отцов и детей…

Многие книги из родительской библиотеки имели историю. Вот четырехтомник Джека Лондона – Тарас вспомнил, как они с отцом стояли в очереди на пункт приема макулатуры, боясь и переживая, что заветная мечта может раствориться в небытии. Левее – Шолохов. Том с «Тихим доном», который Петровский едва не потерял в такси, серьезно напившись первый раз в жизни. А вот книги-подарки. «Обитаемый остров» на тридцать пять лет подарил Громобой. А вот еще одна драгоценная книга. «Понедельник начинается в субботу», там даже автограф Вика был на форзаце.

Петровский достал книгу, раскрыл и, внезапно словно вновь очутился в осеннем лесу. Джипы, друзья и знакомый запах… Запах не травы и деревьев, а человека… Некто, выскочивший из темноты и вспышки выстрелов… Больно… Как же больно…

– Да что с тобой, сегодня? – спросила Майя, появившаяся на пороге комнаты. – Ты какой-то задумчивый и грустный весь день.

Руки Петровского дрогнули, захлопывая книгу.

– Воспоминания, – повернулся Тарас. – Я очень долго не был здесь. И теперь путешествую, словно на машине времени.

Она подошла и обняла его.

– Путешественник мой, – сказала Майя. – Пойдем к столу, а то все уже заждались.

– Не доставала тебя мама? – поинтересовался Тарас, хотя его мысли сейчас были совсем далеки от проблем деторождения. – С внуками?

Это был предмет постоянных обсуждений на всех семейных праздниках. Родители никак не могли взять в толк, почему за семь лет совместной жизни у Петровских так и не наметилось прибавление семейства. Этого не понимали ни его родители, ни ее.

– Сегодня – еще нет, – улыбнулась Майя, но Тарас увидел ее плохо скрытую боль. «Не трогай эту тему, – говорили, умоляли ее глаза. – Мне уже тридцать. Еще пять лет и – все. И тогда все вопросы отпадут сами собой».

– Ладно, пойдем, – кивнул он.

Что только они не делали! Ездили по врачам, сдавали бесконечные анализы, ходили по ведьмам, гарантировавшим моментальное зачатие. «Невозможно, – подвел черту мытарствам личный врач Петровского, Вадик Ганин. – Что вы хотите, вы же не человек. Может быть, вам пригласить донора?» «Это как?» – поинтересовался тогда Тарас, а когда узнал – как – чуть не удушил бедного Ганина. «Ты чокнулся?! – орал на него Петровский. – Ты предлагаешь мне отдать какому-то кретину свою собственную жену, которую я люблю?! Может, это тебя, идиота, передать педикам для порочного зачатия?!» «Донорство не подразумевает половой акт, – прохрипел врач, прижатый лицом к столу. – Можно взять сперму из банка». «И кто тогда будет? – спросил Тарас. – Кто прогарантирует мне нормального ребенка?» Никто, согласился Ганин. Даже господь бог.

После этого разговора, Петровский развернул при «Полночи» медицинский отдел. Огромную клинику, занимающуюся вопросами совместимости людей и нежити, к числу которой, с некоторых пор, Тарас начал себя относить. Каждый пациент клиники был, по-своему, уникален, а готовыми Нобелевскими премиями завалили весь архив. Но решения проблемы, ради которой, собственно, и создавался институт, не было. Как, впрочем, и детей у четы Петровских.

Он сел рядом с отцом по правую руку, Майя рядом.

Отставим проблемы, подумал Тарас. Проблемы детей и проблемы, мучающих меня запахов. К черту все. В конце концов, семидесятивосьмилетние юбилеи происходят не каждый день.

– Ну, что, все? – риторически осведомился Петровский старший. – Больше никто по углам не попрятался?

– Нет, бать, – ответил Тарас. – Проверено – мин нет.

Отец Петровского, Василий Михайлович, был полковником в отставке.

Всю жизнь он занимался разминированием и подрывами, что на простом языке смертных означало – сапер. Служба его началась до обидного просто – 13 июня 1941 года, когда зеленым лейтенантом после выпуска из Инженерного замка в теперешнем Питере, он попал в Белоруссию. Командиром взвода аэродромного обеспечения тогда одного из крупнейших аэродромов – Мачулище. Эту должность он занимал совсем недолго – ровно девять дней, когда, по приказу, сам, лично, этот аэродром и стер с карты вступившей в войну страны. Войну Василий Михайлович закончил в освобожденной Праге, шесть раз был ранен, побывал и в Сталинграде, и на Курской дуге, а из его тела извлекли семнадцать осколков. Один так и остался на память, острый кривой кусок стали, совсем не много не дошедший до сердца и обретший, наконец, покой за стеклом в серванте.

С матерью Тараса, Валентиной Сергеевной, он познакомился в госпитале, где находился после очередного ранения. История была романтической и стремительной, как, наверное, и все, что происходило в то время. Результатом стала старшая сестра Тараса, которая, прожив совсем недолго, умерла после войны от воспаления легких.

Так и остался Тарас единственным ребенком в семье.

– Ну, что ж, – произнес Василий Михайлович, поднимая стопку, – за всех за нас, кто собрался сегодня и за тех, кто не сумел придти.

2

Опять ей дали выпить, думал Тарас, сидя в гостиной с бутылкой пива. Ну, почему нельзя закончить хоть один семейный праздник нормально?

Он заметил это, когда было уже поздно.

Они вышли покурить на кухню – Тарас, Валентина Сергеевна и Майя – и, вдруг, любимая и единственная, нехорошо усмехнувшись, сказала, мол, вот, мама, насчет внуков у сына вашего и спросите.

– Тарас, ты?… – подняла удивленно мать брови.

– А что я? – пожал плечами Петровский, осторожно косясь на жену.

Та сосредоточенно курила, уставившись в одну точку. Судя по жизненному опыту, до падения на пол ей оставалось всего две-три рюмки.

– Когда же ты успела? – с тоской подумал Тарас, уже полностью втянутый в материнский монолог.

После получасовой лекции, он сослался на необходимость срочно позвонить, отвел Майю в соседнюю комнату и строго попросил больше такого не делать.

– А чего я сделала? – искренне удивилась Майя.

– Через полчаса выезжаем, – вместо ответа сказал Петровский.

Отец был сильно удивлен их скорым отъездом, а мама строго погрозила ему кулаком на прощание. Но перед отбытием Петровский конечно заскочил в комнату с книжными шкафами и прихватил с собой «Понедельник».

Вот и отпраздновали юбилей…

Сверху по лестнице спустилась Майя.

– Ты идешь? – спросила она, как ни в чем ни бывало. Всю обратную дорогу до дома она проспала, откинувшись на сидение.

– Сейчас, вот, пиво допью…

Она села рядом за стол.

– Зачем ты опять напилась? – спросил Тарас устало. – Тебе нравится выставлять меня дураком?

– Ты слишком умен, чтобы у меня это получилось, – ответила Майя. – Да я и не собираюсь тебя никем выставлять.

– Тогда зачем?

Она взяла бутылку, сделала глоток.

– Может быть, я просто хочу привлечь твое внимание?

– Ага… – кивнул Петровский. – Мы пьем не потому, что тянемся к веселью, и не распущенность себе мы ставим целью…

– А дальше?

– Что дальше?

– Это ведь стихотворение чье-то… не помню чье… Продолжай…

– Мы от себя самих хотим уйти на миг, – продекламировал Тарас, – и только потому к хмельному склонны зелью… Это Омар Хайам… Прекрасный и странный поэт…

– Вот видишь… – она провела рукой по лицу. – Ты даже прекрасных и странных поэтов знаешь… Ты красивый, умный, выдающийся человек, Тарас… И любая женщина была бы с тобой счастлива…

– Любая… – произнес Петровский. – Но только не ты, очевидно?…

Она помолчала.

– Что ты знаешь о моей жизни? – с горечью сказала Майя. – Что ты видишь, кроме меня, делающей тебе завтрак утром и меня, встречающей тебя с работы? Ты – это сплошная работа. Ты неисправимый трудоголик, Тарас. У тебя даже по выходным куча нескончаемых дел. А что остается мне?

– Купи себе собаку, – ответил Петровский. – Купи, что хочешь… Организуй какое-нибудь модельное агентство… Парфюмерный магазин… Женский журнал, что хочешь… Ты ведь прекрасно разбираешься во всем этом…

– А как мне купить тебя, Тарас?… Как сделать, чтобы ты хоть изредка был со мной, а не с твоей злосчастной работой?

– У меня не злосчастная работа, – буркнул Петровский. – Она кормит и меня и тебя.

– Да, да… – закивала головой Майя. – Кормит… И неплохо кормит, ты молодец… Но я даже не знаю, чем ты занимаешься… Куча фирм каких-то – корпорация «Полночь». Что там у тебя есть? Охранное агентство… Мило… Фирма, занимающаяся паранормальными явлениями… Замечательно!.. Контора по продаже программного обеспечения. Наверное, есть еще что-то, неважно. Это ничего не меняет. Я прожила с тобой семь лет и не знаю, с кем я прожила эти годы… С кем, а? Расскажи мне, Тарас!..

Такие рассказы надо начинать с самого главного, подумал Петровский. С того, Майя, что семь лет ты живешь рядом с нечеловеком. Ты готовишь ему еду, ездишь с ним по банкетам, ложишься спать рядом… С чего же начать, дорогая?…

– Я не могу, – ответил он. – Я ничего не могу рассказать тебе… Это никому из нас двоих не нужно.

– Мне, – нужно, – упрямо сказала Майя.

– А мне, – нет.

– Значит, так, Тарас… Катись, в шатер, женщина… Грей простыни и жди своего хозяина, так? – она начинала заводиться. – Так, Петровский?!

– Да нет, же, господи… – вздохнул он. – Все совсем не так. Ты же знаешь, я люблю тебя…

– Любовь – прежде всего доверие, Петровский, – ответила Майя. – Если ты не можешь мне рассказать, значит, ты мне не веришь. Значит, ты не веришь человеку, который был с тобой столько лет…

Господи, подумал Петровский. Ну почему я не уследил и позволил ей выпить лишнего?

– Это не мои секреты, Майя, – ответил он. – И я не в праве решать, кому и что говорить…

– Ты всегда решал, Тарас. Что же случилось теперь?

– Ответственность, – просто сказал он.

– А ответственность передо мной? Как насчет этой ответственности?

Очередной испоганенный осенний вечер, с тоской подумал Петровский. Кому все это нужно?

– Ты опять о детях, – констатировал он вслух.

– Опять, – согласилась Майя. – Я хочу стать матерью, Тарас. Мне уже тридцать. Мне пора стать матерью…

– Пока это невозможно, – отрезал Петровский. Он ощутил, что начинает терять самообладание. Майя в одиночестве вполне могла стоить трех «Полночей».

– Что значит пока?

– Это значит – пока.

Он вспомнил разговор с Ганиным. Неделя срока. Ну, держись, светило науки…!

– И когда же, наконец, закончится твое пока?

На него накатило вдруг то, что случалось крайне редко. Ярость. Ослепляющая неудержимая ярость.

– Если хочешь ребенка, заведи себе любовника! – вспылил он, треснув кулаком по столу.

Она отшатнулась, еле успев поймать бутылку.

– Ах, вот как!.. Любовника?!.. Хорошенькое дельце, нечего сказать!

– Да, – зло сказал Тарас. – Заведи их себе хоть футбольную команду! И превратись, наконец, в мать-героиню!..

– Только отстань от меня, – закончила Майя за него. – Так, ведь, Петровский?

– Да, – кивнул он. – Только отстань.

– Но я ведь люблю тебя, – в ее глазах показались слезы. – И я никого не хочу, кроме тебя. Что же мне делать, Тарас?!..

– Купи себе собаку, – зло повторил Петровский.

Майя с размаху влепила ему пощечину. Настоящую оплеуху, он еле сумел удержаться, вцепившись в стол.

– Ты – садист, Тарас! – закричала она, вскакивая и опрокидывая кресло. – Ты настоящий садист! Ты издеваешься надо мной каждый день, все эти проклятые семь лет, спокойно и методично. Ты… Ты – настоящий подонок, вот кто ты, Петровский!..

– Ах, подонок… – сказал Тарас, поднимаясь. Правая скула горела, а в голове плыл хрустальный звон. Тяжелая рука оказалась у Майи, ох, тяжелая. – Что же ты себе позволяешь, а? Совсем озверела?

Она рыдала, закрыв лицо.

Его взгляд поймал бутылку с пивом. Он ничего уже не видел кроме этой проклятой бутылки.

– Смотри! – закричал он в бешенстве. – Ты хотела знать – смотри!

Резким движением он ударил бутылкой по краю стола, разбрасывая осколки по паркету.

– Что ты делаешь?! – вскрикнула Майя. – Ты что?!

Гостиная плыла перед глазами.

Он поднял «розочку» с поблескивающим на сколах стеклом.

– Ты хотела знать, Майя, – произнес Петровский. – Ты хотела знать кто я и что я… Твой шанс, Майя… Смотри…

Резким движением он воткнул «розочку» себе в руку.

Ослепляющая боль пронзила мозг.

Кровь из разорванной руки стремительным рывком выплеснулась наружу. Он с перекошенным лицом согнулся, роняя ее на паркет.

– Тарас!.. – взвизгнула Майя. – Ты что?!..

Ее взгляд лихорадочно метался между лицом Тараса и окровавленной рукой.

– Ты… Ты… – запинаясь, начала она, а Петровский, стиснув зубы и сдерживая рвущийся крик, выпрямился и отбросил разбитую бутылку в сторону. Он поднял искалеченную руку вверх.

Края раны неторопливо, прямо на глазах, стягивались. Боль утихала, только в руке чувствовалось странное покалывание. Почти щекотка. Получилось, подумал он, забыв уже, когда проделывал такое в последний раз. Господи, Майя… Он посмотрел на ее остановившиеся глаза. Майя…

– Я не человек, Майя, – сказал он. – Ты хотела это знать и теперь узнала. Именно, поэтому у нас нет детей…

– Как – не человек?! Что ты мелешь? Кто же ты… Кто ты, Тарас? – попятилась она, мотая головой. – Кто?!..

– Я тот, кого называют оборотнем, – произнес Петровский. – И теперь тебе решать, что и как у нас будет. Я не держу тебя, хотя люблю, как и прежде… Все теперь зависит только от тебя…

– Ты… Ты превращаешься в волка?…

Он усмехнулся, чувствуя, как недавнее ослепляющее бешенство покидает сознание. Кровопускание и боль, подумал он. Это иногда помогает… Странное облегчение поселилось в нем. Словно прорвался давно и надсадно нарывающий гнойник.

– Я не превращаюсь, Майя, – улыбнулся он, поднимая сброшенную салфетку и вытирая руку. – У нас есть антидот, который не дает осуществиться превращению. Хотя иногда мы ездим на трансформацию.

– Мы?…

– Я не один, Майя, – кивнул Петровский. – Почти все наше… Агентство…

– И Тополев, и Ганин, и Вепрь?…

– Они нет, – ответил Петровский. – Другие.

Она стиснула лицо руками и прислонилась к ограждению.

Выдержишь ли ты, любимая, подумал Тарас с тревогой. Сумеешь ли справиться с новым знанием обо мне?

– Я не верю, – наконец, сказала Майя, оторвав руки. – Этого не может быть…

– Ты хочешь, чтобы я себе горло вскрыл у тебя на глазах? – он кивнул в сторону отброшенной «розочки». – Я могу, хотя это будет очень больно. Я не хочу, чтобы мое естество стояло больше между нами. Я слишком люблю тебя, Майя.

– Что же мне делать, Тарас? – тихо спросила она. – Как мне жить теперь, зная все это?

– А что тут такого? – пожал Петровский плечами. – Подумаешь, оборотень. Я могу тебе показать по-настоящему удивительные вещи. Если хочешь, завтра, у нас в офисе.

– Страшные?

– Удивительные, – повторил он. – Ты хоть раз видела настоящего джина? Или ковер-самолет с дистанционным управлением? Или, может быть, ты хочешь поговорить со своей давно умершей мамой?

В ее глазах светилось недоверие.

– И ты все это скрывал от меня столько лет? – спросила она. – Почему?

– Я боялся, что ты уйдешь от меня, – честно ответил Петровский. – Я не хочу тебя потерять. А теперь… Теперь, мне кажется, мы подошли к черте… Либо – жизнь и счастье, либо – пустота. Это решать тебе, дорогая… Только, Майя, тебе…

– Уйди, Тарас, – махнула она обессилено рукой. – Лучше оставь меня сейчас одну.

– Майя…!

– Уйди!

Петровский торопливо попятился в прихожую, на ходу одевая плащ.

– Майя!

Она, отвернувшись, молча плакала.

– Я буду в городской квартире, – тихо произнес Тарас. – И если ты простишь меня, позвони, я приеду.

Вадим Немченко

1

Голос не подвел.

Где уж он и его умельцы разместили линию по производству серебряных боеприпасов, Вадим уточнять не стал. Он посмотрел в магазин, для верности, один патрон отщелкнув. Идеал, с восхищением подумал Немченко, покрутив его в руке. Пуля многозначительно отливала серебристым цветом.

– Что передать? – угрюмо осведомился тот же юный курьер.

– Мы довольны, – улыбнулся Немченко.

– Ага, – деловито кивнул парень и прикрыл за собой дверь кабинета.

Дело спорилось. Все восемь человек, отобранных для ночной акции, подгоняли экипировку, замазывали свои лица углем и молились напоследок. Впрочем, в последнем Немченко сильно сомневался. Эти люди давно уже стали смертниками, и проблемы моральных изысков их не интересовали. Вопрос состоял лишь в денежном эквиваленте возможных похорон.

Немченко собрал магазины в большую сумку, подмигнул, выходя из кабинета, разрумянившейся Лене и на лифте спустился в гараж.

При его появлении около джипов возникло оживление.

Группа построилась. Никто не сцепился автоматами, никто не споткнулся, никто даже не дрогнул лицом. Только что сидели, занимаясь своими делами, а мгновение спустя уже замерли перед Вадим в немом ожидании. Впрочем, все они прошли горячие точки, а многие – ряды спецподразделений.

– Краткий инструктаж, – хмыкнул Немченко, опуская сумку на бетонный пол.

Инструктаж действительно оказался кратким.

– Четыре двойки, – сказал Немченко. – Три двинутся по точкам, одна – резервная. Все уточним на месте. Постоянная связь со мной и с Саней. А теперь – боеприпасы.

Вадим раздал обоймы с серебряными пулями и, поморщившись, приказал стрелять на поражение.

– Вопросы? – поинтересовался он.

Вопросов не было. Словно инструктировал Немченко не бывших спецназовцев, а профессиональных охотников на привидений, давно привычных к блеску серебра в автоматных магазинах. В заключение Вадим объявил сумму. Тут некоторые лица дрогнули.

– По машинам, – довольный произведенным эффектом, закончил он.

Сашку, помедлив, Немченко выдал доморощенные патроны к дробовику.

– На самый крайний случай, – предупредил Вадим.

– Так нельзя же, – удивился Саня.

– Если нельзя, но очень хочется, то можно, – внезапно зевнул Немченко. – Ночное видение?

– Упаковали уже.

– Рации?

– Проверили.

– Тогда двинули, – кивнул Вадим.

Сашок, назначенный заместителем по операции, тщательно осмотрел только что прицепленные номера и полез в джип.

– Погоди, – поймал его Немченко за локоть и быстро перекрестил.

– Вы что это, Вадим Дмитриевич? – оторопел Сашок.

– А ничего, – махнул рукой Немченко. – Сгодиться. Хрен его знает, Сань, на какую дичь мы сегодня набредем.

2

Голос позвонил, когда машины уже выезжали на МКАД.

– Слушаю? – поднял Вадим трубку.

– У нас проблемы, – произнес Голос таким тоном, словно проблемы были все-таки не «у нас», а только у Немченко. – Мой старший охранник не выйдет. Его только что по дороге на работу машина сбила.

– Насмерть? – невольно поинтересовался Вадим.

– Да.

Врет, мелькнула у Немченко неприятная неуверенная мысль.

– Но зачем? – сейчас же отозвалась в голове другая.

– Что делать? – вслух спросил Немченко.

– Будем импровизировать, – ответил Голос.

– А может быть, назад, по домам?

– Нет, Вадим, я уже настроился.

– Ах, вот как…, – пробормотал Немченко.

– Да, так. Номера машин я в список занес, – в его словах зазвучали одновременно жестокие и деловые нотки. – Не знаю, пропустят или нет, но будем надеяться. А если нет, Вадим, то это твоя забота.

– Может, лучше – твоя? Помниться, ты обещал основное взять не себя.

Голос помолчал.

– Охрана – твоя, Вадим, – потом твердо произнес он. – На мне – женщина.

– Ладно, – согласился Немченко. – Только не забудь позже, впопыхах, что жена Петровского – твоя.

Он посмотрел на часы – десять тридцать вечера.

3

К пропускному пункту на территорию коттеджного поселка они подъехали около одиннадцати.

– На 159-й участок, – сообщил Немченко охраннику. – Наши машины в списке.

Охранник, высокий молодой парень лет тридцати в пятнистом камуфляже, ощупал его лицо строгим взглядом. Кинул быстрый взгляд в темный салон через приоткрытое стекло. Водитель Коля сурово выкатил глаза.

– Сколько человек? – спросил охранник сухо.

– Одиннадцать, – ответил Вадим.

– Вторая машина с вами?

– Да.

– Сейчас посмотрю, – кивнул охранник и неторопливо двинулся назад к КПП.

В салоне повис едва слышный шепот двигателя. Рядом у открытого окна пролетел с гудением припозднившийся шмель.

– Что делаем, Вадим Дмитриевич? – напряженно прошептал Сашок сзади.

– Ждем, – Немченко хрустнул пальцами.

Рядом с Саней на заднем сидении завозились двое из резерва.

– Будем устранять? – тихо спросил Расул Сакоев, старший команды, блеснув в темноте пистолетом.

– Посмотрим.

Охранник зашел в КПП, неприятно заскрипев дверью. Внутри, за большими стеклами сидел у стола его напарник и что-то читал. Оба выглядели, словно рыбы в аквариуме. Ни решеток на окнах, ни стальных дверей. Полная расслабленность и уверенность в гарантированной статусом жителей поселка безопасности. Одно слово – деревня, подумал недовольно Немченко.

Устранять охрану, в общем-то, смысла не имело. Они были лишь случайно оказавшимися не в том месте туристами. Но дело есть дело. И если Голос что-то напутал и эти двое вдруг встанут на пути к цели, колебаний конечно не будет. Лишние свидетели всегда лишние.

Дверь заскрипела снова. Охранник возвращался.

Вадим посмотрел на его напарника за стеклом. Тот, отложив книгу, склонился над приклеенным к стеклу листом бумаги, ведя по нему пальцем. Номер дома ищет, понял Вадим. Решили все-таки проверить. Ну, нафига вам, ребята, сдались наши машины? Балдели бы дальше, играя в крутых шерифов, грустно подумал Немченко. Опять ведь придется брать грех на душу…

– Приготовились, – недовольно буркнул Вадим. – Коля остаешься в машине. Саня – на подхвате. Расул и Петро – со мной. Только без шума.

Он открыл дверь машины и вылез, доставая сигареты.

– Ну что? – вытаскивая зажигалку, поинтересовался он у охранника. Расул сзади тихо приоткрыл свою дверь.

– Вы в списке почему-то на три часа утра, – сообщил охранник.

– Удалось выбраться пораньше.

– Сейчас с хозяевами созвонимся, – кивнул парень, – и поедите. К кому в гости-то?

– Да черт его знает. Чистим и убираем помещения.

– И на джипах ездите? – хохотнул охранник и вдруг глаза его вылезли из орбит. Прямо посередине груди вылез скупо блеснувший тесак, поворочался немного в ране и исчез под одеждой. Немченко поймал парня за локоть.

– Держу, – сказал он, стараясь не испачкаться в крови. – Саня, помоги!

Сашок вывалился из джипа, а Расул с напарником черными тенями скользнули к КПП. Немченко через стекло видел все отчетливо. Второй охранник уже взялся за телефон. Он едва успел вскинуть голову, как страшный удар опрокинул его на стол. Расул вытащил трубку из пальцев, поднес к уху и, мгновенье послушав, аккуратно положил на аппарат. Потом сбросил тело охранника со стула и поднял вверх оба больших пальца. На КПП все было закончено.

– Отлично, – отметил Немченко, одевая наушник с микрофоном. Саня уже волок тело к багажнику джипа. – Резервная двойка – остаетесь на КПП. Все остальные – двигаемся к дому.

– Принято, – отозвался Расул.

А Сашок все хлопал и хлопал сзади багажником. Немченко обошел машину. Парень упрямо не хотел укладываться. Выскакивал то один ботинок, то другой. Кровь черной лужей растекалась по асфальту.

– Вот сука! – выругался Саня и окровавленной рукой вытер пот со лба. Теперь он смахивал на добродушного индейца.

– Давай быстрее, – прикрикнул Немченко, подхватывая непослушный ботинок.

И, конечно, все сразу пошло наперекосяк.

Совсем близко возник рокот мощного автомобильного двигателя. Фары дальнего света осветили окровавленного Сашка со вторым ботинком в руке и сверкнули в луже под джипом.

– Твою мать! – прошипел Вадим. – Это кто еще?

Мимо пронеслась спортивная машина и с визгом затормозила у шлагбаума. В воздухе запахло вначале паленой резиной, а потом кислым ароматом травки. В машине сидело трое. Парень за рулем и две невменяемые девушки, горланящие какую-то песню.

– Расул, – произнес Немченко в микрофон. – Шлагбаум подними!

– Он ручной у них, Вадим Дмитриевич! – отозвался тот.

– Так выйди и открой! – едва не заорал Немченко, но во время прикусил язык.

Сашок, наконец, захлопнул багажник и шумно выдохнул сзади.

Водитель спортивного кабриолета недовольно приподнялся на сидении.

– Ну, где вы там? – закричал он в сторону будки. – Мне чего, самому железяку вашу ворочать?!

Девушки ядовито засмеялись.

– Ну, где ты, Расул?

– Иду, – дверь КПП распахнулась.

Расул торопливо побежал к шлагбауму.

– Вы чего, спите что ли?! – заорал на него парень. – Вас что, уволить всех?! Завтра же всех козлов поменяю. Папахену скажу и полетите отсюда с треском, ясно?!

Расул возился с противовесом.

– Ну, Рас? – не выдержал Немченко.

– Цепь у них на замке! – безнадежно выдохнул тот. – А ключ в будке!

– Саня, – бросил через плечо Немченко, – садись в машину.

Он выдернул из-за пояса пистолет.

– Они ж гражданские! – пискнул Сашок.

– В машину!

– Ну, чего застрял-то?! – парень открыл дверь машины. – Не можешь разобраться спросонья?! Ты из какого села вылез, козел?!

Девушки наслаждались шоу.

Немченко быстро шел к машине. Заткнись, молил он. Сядь в машину и заткнись, ты, золотая молодежь! У тебя еще есть шанс выжить. Ради всего святого, замолчи! Ты же мне, гад, весь поселок разбудишь!

Парень спрыгнул на асфальт.

– Эй, урод! – крикнул он. – Ты чего, первый день на работе?!

Вадим взвел курок.

– Вали его, Рас, – приказал он.

– Валить? – уточнил Расул.

– Давай!

Расул неуловимым движением вскинул автомат. Парень замер, округлив глаза, а через мгновение забился в танце, рождаемом пулями.

Девушка, сидевшая сзади ошеломленно приподнялась на сидении. Под ногой Вадима что-то хрустнуло, и она обернулась.

– А вы…? – начала девушка, когда Немченко выстрелил ей прямо в лицо. Все неверно, подумал Вадим. Все опять пошло неправильно! Гильза звонко цокнула о машину. Вторая пуля, вошла в затылок передней пассажирке. Лобовое стекло, словно берег волной прибоя, окатило черным.

И вдруг Вадима пронзила страшная мысль. Он рывком поднял девушке голову. Впереди сидела не Машка. Ну, конечно, это была не дочка! Очень похожая на нее девушка с длинными белыми волосами и развороченным лбом. Немченко захотелось прямо здесь упасть на колени и воздать молитву. Господи, спасибо тебе! Спасибо, что это не Машка! Это девушка, выбравшая себе неверного и глупого спутника.

Немченко трясущимися руками достал фляжку из внутреннего кармана. Свинтив крышку, жадно присосался к горлышку. И уже на втором глотке внезапно подумал о Гарине. Черт возьми, если у нас все так неловко, может быть у него, хотя бы, все идет без сбоев? Или проклятие Голоса настигло и его?