Текст книги "Специалист по нежити"
Автор книги: Кирилл Григорьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Вадим Немченко
1
Вадим не любил встреч с коллегами.
Особенно, в последнее время.
Он прибыл на место встречи первым. Он всегда старался быть первым во всем, в том числе и в отношениях с девушками. За это его в институте прозвали Первачок. Прозвище просуществовало ровно два месяца, пока главному стебальщику и задире потока Сереге Новикову Немченко прямо на лекции по этике межличностных отношений не подрезал опасной бритвой мочку правого уха. После этого Новиков надолго затих и перестал давать однокурсникам гнусные прозвища.
Вадим вылез из машины. И разминая затекшие ноги, окинул взглядом выгружающихся бойцов с автоматами наперевес. Это был необходимый антураж, ласкающий взгляд и заставляющий крепко задуматься. Восемь человек, как на подбор, крепкие, умелые парни, прошедшие огонь и воду. Медные трубы проходила основная группа, состоящая всего из двух человек – двух несомненных джокеров в колоде Немченко. Они уже битый час загорали на крышах ближайших многоэтажек, прикрывая остальных. Калибр их оружия легко позволял издалека прошивать бронированный «Мерин» насквозь.
Дорогой и милый сердцу старый добрый Шептун появился в сопровождении целого эскорта: три джипа с охраной, обычный удлиненный «Мерседес», отдаленно напоминающий дом на колесах, и два маленьких юрких «Субару», с темными тонированными стеклами и рокочущими турбодвижками.
Немченко удивленно приподнял левую бровь. Судя по всему, разговор намечался крутой, с возможным преследованием его машин по путаным лабиринтам Московских улиц. Иначе, зачем бы Шептун стал тащить с собой перехватчиков?
Эскорт неторопливо разместился на площадке автошколы, двери распахнулись и на асфальт ступили тяжелые армейские ботинки. Людей Шептуна, как всегда, оказалось много.
Двенадцать, быстро пересчитал Немченко.
Сам Шептун замыкал чертову дюжину.
С виду он казался маленьким сухеньким старичком невысокого роста. Однако, более страшных людей Немченко не встречал в своей жизни. Разве что Голоса, подумал Вадим. Хотя нет, этот товарищ совсем из другой оперы. Как всегда, на Шептуне было черное кожаное пальто, широкополая шляпа и солнцезащитные очки, закрывающие верхнюю половину лица. Интересно, – невзначай подумал Немченко, – а в бане он тоже в пальто парится?
Шептун сделал несколько шагов вперед, и приостановился. Телохранители замерли рядом с двух сторон, как две молчаливые смертоносные башни.
– Здравствуй, Вадим, – остановившись, глухо произнес Шептун.
Традиционного рукопожатия и объятий не последовало.
Немченко приветственно поднял руку вверх.
Для снайперов это означало «внимание». Начало встречи Вадиму совершенно не понравилось.
– Что-то случилось? – озабоченно спросил Немченко. – Я вижу на твоем лице глубокую печаль.
– Мы оплакиваем безвременную кончину славного парня, Вадим, – скорбно произнес Шептун. – Молодого – да, горячего – тоже, да, но славного. Ты искал с ним встречи, я помог. Что у вас с ним случилось, Вадим?
О ком это он, подумал Немченко в сильном недоумении. Вадим прекрасно помнил все операции, проведенные против организации Шептуна, но на какой именно прокололись, понять не мог. Как? Хотя, искать с человеком встречи… Борзов, внутренне холодея, понял Немченко. Они хотят повесить на меня гибель Борзова. Только на него я выходил через Шептуна.
В непонятных ситуациях проще и лучше всего прикинуться дураком.
– О ком мы сейчас? – попробовал Вадим.
– О Семке Борзове, дорогой, – скривил тонкие губы Шептун. – И о его кондитерской.
Где выпекались вовсе не пирожки, продолжил мысленно Вадим фразу. Что же делать?
– Это – самоубийство, – пожал плечами Немченко. – Или такая байка тебя не устраивает?
– Ай-яй-яй, обидеть хочешь? – разочарованно покачал головой Шептун.
Согласно легендам, ходившим о сухоньком старике, обычно после этих слов начиналась кровавая баня. Вадим внутренне напрягся и быстро прикинул директрисы. Я не в створе, с некоторым облегчением подумал Немченко.
– Я буду говорить только с тобой, – сказал Вадим, кивая на телохранителей. – Без этих.
– Поговорим. Скажи главное: ты в деле?
– Нет, – отрицательно покачал головой Вадим. – Я точно не знаю, что там случилось.
Несколько мгновений Шептун внимательно изучал его.
И внезапно стал совершенно другим: обходительным, заботливым собеседником. Все-таки актер он отменный. Старая школа, с восхищением подумал Немченко.
– Ай, красавец! – вскричал Шептун и, преодолев двумя быстрыми шажками разделяющие их расстояние, крепко обнял Вадима. – Что мы тут как не родные? Все эта работа, будь она не ладна. Кругом твари одни. Вот и рождается, как следствие, недоверие к хорошим людям.
– Не в обиде, – кивнул Немченко. – Все понимаю.
– Ты передал от меня Семке привет? – жадно спросил Шептун.
– В лучшем виде. Только дерганый он очень был. Чудить принялся, стволом махать перед носом…
– Эх, молодость, молодость… Дальше-то что?
Голос настоятельно рекомендовал Немченко забыть о кровавой бойне месячной давности. Придумать более-менее правдоподобную версию и забыть. Вадим и сам бы хотел, но иногда в ночных кошмарах, к нему являлись жуткий зверь и бесконечный ряд оскаленных собачьих клыков.
– Ты ведь помнишь, – неторопливо начал он. Для Шептуна требовалось не просто вдохновение, а нечто большее – актерское мастерство достойное премии «Оскара», – я паренька одного искал, у Семена твоего работавшего. Не нашел я его и Борзов ничего дельного не рассказал. Смотрю, а Семен-то нервничает. Что, спрашиваю, случилось? А он, ничего, мол, хорошо все. А сам девок своих из офиса вывозит. Темнишь, говорю, парень. Может, помощь, какая нужна? Я для Шептуна, говорю, по старой памяти, все сделаю…
– Так и сказал? – почти искренне восхитился Шептун. – Ну, Вадя…
– В общем, к нему гости ехали, – не расслабляясь, отлил последнюю пулю Немченко. – Обломов со своими. Правда, это я уже внизу выяснил, у паренька какого-то. Ну, у Семена он толи замом был, толи еще кем-то. Но точно, в курсе, молоденький такой, в рубашечке беленькой. Он нас еще за обломовских отморозков принял сначала.
– Обломов, – вздохнул Шептун. – Понятно.
С этой командой организация Шептуна вела кровопролитную перманентную войну. Никто не знал, что не поделили Шептун и бывший его подельник, но тела погибших в этой войне частенько находили на городских свалках.
– Думаешь, на два фронта Семка впахивал? – задумчиво спросил Шептун.
– Не знаю, – пожал плечами Вадим. – Но мне об этом он ничего не сказал.
– Сгорела Семкина кондитерская, – после паузы произнес Шептун. – А с ней и пирожки его. Эх, глупость-молодость…! Значит, Обломов?
– Тебе решать.
– А мне другое говорили, – внезапно быстро сказал Шептун. – Какие-то ужасы, прямо триллер голливудский. Собаки, волки… Я-то человек верующий, да и годочков мне, сам знаешь… Как думаешь, верить, нет?
– Собаки, говоришь…? – задумчиво переспросил Вадим. – Не знаю. Мы с Семкой пообщались немного, да и поехал я восвояси. Сам знаешь, как я Обломова люблю.
– Вот ведь не живется спокойно человеку, – согласился Шептун. – По лезвию ходит, уже все ноги изрезал. И, ведь не ровен час, нарвется на пулю, прости, Господи…! Ты, значит, с ним тоже не дружен?
– А кто с ним дружен? – искренне удивился Вадим. – Разве что, шавки могильные?
– Верно говоришь, друг. Ох, верно. Ну, буду тогда тебя иметь в виду, что ль? Если доведется с Обломовым, моим старым товарищем, свидеться. Как, – заглянул Шептун Немченко в глаза, – поддержишь старика?
Всю грязную работу смертоносный старикашка всегда старался переложить на других. Мои люди – штучный товар, говорил Шептун в своем узком кругу. Не мясо пушечное, на вес не продается. Эти и другие его крылатые изречения были отражены и сохранены для потомков в толстенном досье у Немченко в офисе.
– Конечно, – кивнул Вадим. – В любое время.
Они вновь обнялись.
– Всегда знал я, Вадя, – проникновенно сказал Шептун, отстраняясь, – что ты – достойный человек. Мой Ванька, ну, знаешь его, тоже пацан еще совсем, зеленый стручок, кипятится, мол, Немченко, в смерти Семена повинен. Что ты, говорю, акстись! Вадим мне друг-товарищ старинный, не мог он такого сделать никогда. А он, настаивает, орет, прям. Ну, ладно, говорю, поеду, поболтаю с Вадей. А он ко мне своих мракобесов приставил. Вон, – мотнул головой назад Шептун, – целая армия. А что я могу сказать? Старик, слабый, пинают, как хотят.
– Никакого уважения, – поддакнул Вадим.
– А рецептурой с тобой Сема наш, не поделился, часом?
– Зачем мне? Мы все по старинке…
– Да и мы теперь, – вздохнул Шептун. – А какое хорошее дело было! Эх, да что говорить…!
Насколько знал Вадим, говорить как раз было о чем. Судя по его информации, под личным наблюдением Шептуна, три независимых друг от друга лаборатории трудились день и ночь над созданием новой «Сигмы». Или, быть может, над старой. Но, без результатов пока. Может, и вправду, Дронов был гением?
– Что ты от меня, старика-то хотел? – вдруг вспомнил Шептун.
Наконец-то добрались, облегченно подумал Немченко.
– Да интерес пустяковый, – махнул рукой Вадим. Для снайперов это означало «отбой». – Неудобно даже тебя такой мелочевкой занимать.
Шептун молча ждал продолжения. Зацепился, констатировал Вадим.
– Ты многое и многих знаешь, – осторожно начал он. – И не только в нашем бизнесе. Мои друзья интересуются фирмой «Полночь» и руководителем ее Петровским Тарасом. Может, подскажешь что?
– Когда же, Вадим, тебя самого что-то лично заинтересует? – даже под очками было заметно, как Шептун прищурился. – Все друзья твои, знакомые, интерес проявляют. Дуришь голову старику… А, Тараску Петровского, конечно, я знаю, как не знать. Лет десять уже, а то и дольше…
Вот как, мысленно удивился Немченко.
– И чем они занимаются?
– Охранное агентство, – безразлично пожал Шептун плечами. – Возят кого-то, охраняют. Но, сам знаешь, никто не вечен. А Тараска – добрый дядька. Что, дорогу кому перешел?
– Говорят, задолжал, – выдал заготовленную ложь Вадим.
– Не верь людям, – поморщившись, произнес Шептун. – Оклевещут с ног до головы. Совсем нюх потеряли. Никогда Тарас никому не торчал, поверь уж мне, старику.
Первый раз Вадим слышал, что бы Шептун так хорошо отозвался о постороннем человеке.
– А кто его контору крышует? Знакомый кто?
– Переманить хочешь? – усмехнулся Шептун. – А никто их не крышует, Вадим. Они и сами, с усами. Сами кого хочешь, крышевать могут.
– Ты серьезно? – удивился Немченко.
Шептун вздохнул.
– Знаешь, Вадя, уезжать сегодня с нашей встречи буду я с тяжелым сердцем. Не лезь ты к ним, не стоит. И друзьям своим посоветуй. Хороший человек Тараска, но обидчивый. Можешь друзей своих недосчитаться. Зачем оно им? Жизнь-старушка и в шестьдесят хороша…!
– Все так серьезно?
Вместо ответа Шептун приобнял Немченко и пошел к машине, обернувшись на полдороги, грустно посмотрел на Вадима.
– Не огорчай меня, Вадя, – просто сказал он. – И про Обломова не забудь. Я для тебя всегда на линии.
2
В офисе, по возвращении, Вадим набрал номер Голоса.
– Поговорили? – вместо приветствия поинтересовался тот.
– Да, – ответил Вадим.
– Ну, и…?
– Он отлично знает Петровского и «Полночь».
– Прекрасно, – оживился Голос. – Просто великолепно. Что говорит?
– Рекомендует не соваться.
– Это понятно, – отмахнулся Голос. – Что еще?
– Как это понятно?! – оскорбился Немченко. – Ты что?! Я своих лучших людей гроблю, а ты – «понятно»?
– Это мы уже обсуждали, – холодно напомнил Голос. – Так что он сказал лично о Петровском?
Не стоит раскрывать все карты, подумал Вадим. Кое-что мы пока придержим. Например, удивительное отношение Шептуна к руководителю «Полночи».
– Да так, – неопределенно ответил Немченко. – Как обычно, воды налил. Я так и не понял, хороший человек Петровский по понятиям Шептуна или нет.
– А что, существуют такие понятия?
– Вроде бы.
– Понятно. Ничего нам встреча не дала. У меня дополнения есть по клиенту. Расширенное досье, как ты и просил. Там есть точное место и время новой попытки. Срок исполнения – сегодня в полночь. Сто пятьдесят километров твой исполнитель одолеть сумеет?
– Конечно. А Петровский там точно будет?
– Точно, – заверил Голос. – Правда, пришлось кое-что провернуть, но не в этом дело. Можешь быть спокоен – будет.
– Зачтено.
– Я уже скинул тебе на «мыло».
– Тоже зачтено, – сказал Немченко. – И много там?
– Достаточно. Досье я собирал очень долго. Это же мой старый любимый враг. Когда срок исполнения, запомнил?
– Сегодня в полночь, – усмехнулся Немченко.
– Ну, лады, – согласился Голос. – Я тебе попозже перезвоню.
– Постой, – остановил его Вадим. – А если опять не выйдет?
Голос помолчал.
– Тогда пойдет твой резерв, – безразлично ответил он.
– А, может быть, ты тогда про врага своего забудешь?
– Не забуду. Есть такие насекомые, Вадим, – тараканы. Мерзкие и наглые твари. Когда они сидят себе под раковиной и никому не мешают, это одно, а когда они, вдруг, обожравшись дихлофоса, выбираются на свет Божий… Их надо немедленно и безжалостно уничтожать. Уловил метафору…?
– Уловил, – ответил Вадим. – Кстати, к вопросу о метафорах. Мы с Шептуном сегодня прошлое вспоминали. Недавнее прошлое, совсем.
– И…?
– Борзовым он интересовался.
– А… И что? Поверил в легенду?
– Это вряд ли, – честно ответил Вадим. – Но речь не об этом. Ты, ведь, тогда, братело, слить меня хотел. Меня и людей моих. Хотел из Дронова за наши шкуры супермонстра сделать?
Голос помолчал.
– Хотел, – ответил он без интонаций. – И что?
– Ничего, – так же спокойно ответил Вадим. – Как бы и сейчас тоже самое не вышло. Как же я могу тебе доверять после такого?
– А тебе надо мне доверять? – удивился Голос. – Вот сейчас Машка, чадо твое ненаглядное, кокаином балуется, а ты ей доверяешь, нет?
С работы приеду, башку оторву, подумал Немченко.
– Сволочь ты, – зло сказал он вслух.
– На нас с тобой держится мир, – усмехнулся Голос-философ. – И верь мне. Кроме меня, у тебя никого нет ближе на этом свете.
Немченко чуть было не поинтересовался, как у него с друзьями на свете, том, другом, но вовремя прикусил язык. Шуток на эту тему Голос не любил.
– Ладно, – сказал Вадим. – Надумаешь, в гости заходи. Только без мертвячины твоей, ладно? А то опять, вся гостиная провоняет.
– Гостям не ставят условия, – заметил Голос. – Гостей ждут…. Я подумаю. Будет время – загляну.
Вадим опустил трубку.
Значит, Машенька теперь за кокс принялась? Мало ей опороченного Палтуса и совсем недавно разбитой машины. Ну, держись, дрянь, вернусь я с работы…
3
Три человека за две недели – это перебор, недовольно подумал Немченко. Как он их убивает? Как успевает? Как к нему вообще подобраться? Или у меня завелся крот?
Ладно, подумал Вадим. Посмотрим, что сделает Гарин.
Либо решит проблему, либо присоединится к тройке уже вышедших в отставку. Будет ли мне его жалко? Немченко поморщился. Скорее нет, чем да. Но теперь самое главное, что вчера, через несколько минут разговора, Виктор сказал: «О`кей». Очевидно, и у киллеров случаются финансовые кризисы.
Клиент, подумал Вадим, подсаживаясь к компьютеру. Что же там за клиент такой ловкий, с большим и толстым досье?
Он открыл почтовый ящик и через мгновение увидел уже знакомое фото: плотный пожилой мужчина, короткая стрижка. Снято при очень плохом освещении, черт лица не разобрать. Немченко быстро пробежал глазами сопроводительный текст. Непонятно, чем расширенное досье отличается от переданного ранее. То же самое вроде. Петровский Тарас Васильевич. Имеет собственное дело, кучу подчиненных, большой благоустроенный офис и личного секретаря. Фотографий что ли добавилось? Вадим открыл второе фото. Тот же человек, судя по дизайну – в каком-то кафе с поднятой навесу чашкой. Снято со спины и опять некачественно. Что, его при свете дня щелкнуть не могут, что ли? Рядом миловидная женщина, примерно лет тридцать. Ее-то, как раз, хотя бы рассмотреть можно. Симпатичная. Жена, судя по пояснениям Голоса.
А вот эти фото я не видел.
Дядька на лыжах. Подтянутый, крепкий, с едва наметившимся животиком. Опять лица на снимке не разобрать. Со спутника и то лучше бы получилось! Вадим быстро покрутил колесиком мышки.
Имя было написано сверху текста крупными буквами.
Тарас Васильевич Петровский, в который раз прочитал Вадим. Имя у него, в отличие от Шептуна, никаких ассоциаций не вызвало. А вот место исполнения вызвало у Вадима некоторое удивление. Сто пятьдесят километров от Москвы, какие-то координаты (GPS что ли?), схема проезда, сделанная, очевидно, со спутника.
Немченко повертел странную карту на экране. Судя по картинке, это был глухой лес с несколькими не дорогами, просеками скорее. В самом низу располагалось старое кладбище. Ближайший населенный пункт – поселок со странным названием Пупыри отстоял от места встречи исполнителя и жертвы на огромных, судя по карте, километров двадцать. Что же там будет делать сегодня в двенадцать часов ночи Тарас Петровский? Что он там забыл? И, кстати, как Голос может гарантировать там его точное появление?
Впрочем, теперь это не мои проблемы, решил Немченко, быстро подкорректировав сопроводительный файл. Зачем исполнителю так много информации о цели? Правильно, не зачем. Меньше знаем, крепче спим. Он дождался, пока не вылез значок отправки почты. Теперь это проблемы Гарина. Пусть разбирается, умный.
Вадим перелистал файл на фотографию в кафе. Увеличил до максимума, так что едва уловимые черты лица стали состоять из маленьких квадратиков. Что же мне делать, с тобой, Тараска, грустно подумал Немченко. Как же мне, наконец, отправить тебя в другое место, совершенно не похожее на нашу грешную землю?
Агамемнон Рождественский
1
День они встречали далеко от деревни прабабушки.
Гриша, распаленный находками, гнал машину как сумасшедший. В металлической коробке обнаружилось много любопытного. Много монет Екатерины в хорошем состоянии, много Николая Второго, включая серебряные рубли и три золотых пятнадцати рублевика. Но вершиной, конечно, стали десять рублей восемьсот второго года.
Григорий долго вертел монету, потом трясущимися руками раскрыл прихваченный из дома каталог. Бабушка удачно вышла в туалет и не стала свидетельницей его переживаний.
– Ну, что скажешь? – заинтересованно спросил Агамемнон. – Есть тут хоть что-то стоящее?
Нумизмат быстро шуршал страницами.
– Вот, – торжественно произнес, наконец, он. – Золотые десять рублей в идеальном состоянии. Год выпуска – тысяча восемьсот второй. Санкт-Питербург.
Без знака минцмейстера.
– Без знака кого? – переспросил Агамемнон.
– Мы только что заработали около двадцати – тридцати тысяч долларов, – не веря самому себе, обалдело сказал Гриша. Его глаза, казалось, готовы были выпрыгнуть из орбит.
– Дай-ка сюда, – отобрал у него монету начальник экспедиции. Безразлично повертел ее в руках. Гриша следил за его манипуляциями голодным взглядом хищника. – Хм… Не ожидал я, что поездка сразу увенчается успехом, – признался, наконец, Агамемнон. – Ты мне всю эту коробочку осметить сможешь?
– Чего с ней сделать? – ошалело спросил нумизмат.
– Оценить суммарную стоимость всей коробки, – разъяснило начальство. – Это у нас в соседней палате строитель лежал. Свихнувшийся на составлении строительных смет.
– А-а, – протянул Гриша, но ему было все равно. Его взгляд не отрывался от поблескивающего золотом червонца в руках друга.
– Понятно, – заметил его состояние Агамемнон и быстро спрятал монету в карман джинсов. – Ты, давай, с остальными разберись, а я пойду с родственницей побеседую. Может, еще чего есть.
– Так же нельзя! – возмутился нумизмат. – Что ж ты как варвар! Такую монету надо…
– Она в коробке сто лет провалялась, и не стало с ней ничего, – отрезвил его начальник. – Очнись, Гриша! Полчаса твой червонец переживет в моем кармане.
И давай, разбирайся, хватит рассиживаться.
2
Бабушка кормила своих хрюкающих монстров.
Агамемнон дождался завершения процесса и, когда она появилась в сенях, пристал к ней с вопросами.
– Да забирай, внучек, – махнула бабушка рукой на сокровище в металлической банке.
В предприимчивом молодом человеке взыграла совесть.
– Там есть очень дорогие монеты, – честно признался он. Гриша его, наверное, убил бы за такое признание.
– Насколько дорогие? – улыбнулась бабушка.
– Много тысяч рублей.
– А зачем мне энти тысячи, внучек? – спросила бабушка. – Здесь они не нужны никому. Есть чего покушать и, слава Богу. На похороны я уже давно собрала, так что обузой не стану. Нужны они тебе? Помогут? Так забирай, Христа ради эту коробку, всю жизть она мне под руками мешается.
– Может, купить тебе что? – спросил внук. – Телевизор новый? Телефон? Что тебе нужно?
Бабушка честно подумала.
– Чтобы вы приезжали почаще, – ответила она, моя свои натруженные руки в раковине. – Вот через месяц, к примеру. Будем порося бить.
– Как сегодня? – улыбнулся Агамемнон.
– По настоящему, взаправду. И вот еще что. Если тебя монетки энти радуют, то к тетке своей заедь. Она по пути в Москву живет, был ведь наверно, помнишь?
– Это к какой? – насторожился искатель сокровищ. – К тете Нюре?
– К Нюрке, к ней, – подтвердила бабушка. – Я сейчас тебе адресок напишу. Ежели заедешь, то привет передавай и приглашения.
– Заеду, – кивнул Агамемнон. – А что, у нее тоже монеты есть?
– Дружна она была крепко с прадедом твоим, – просто ответила бабушка. – Прямо перед смертью его. Водка их сдружила. Так вот, на похоронах, Нюрка мне призналась, что оставил он ей кой-чего.
– Это чего?
– Золотишко ворованное. То, что прадед себе прикарманил, да от советской власти захавал. Так Нюрка решила, что плохое это золотишко и припрятала. Прям на дедовой могиле и закопала. Мол, сказала, пусть он с золотом своим проклятым и остается. Пущай сам сторожит.
– О как, – только и смог ответить Агамемнон. Он несколько раз открыл и закрыл рот. Волнение захлестнуло его с головой.
– Только плохое это золото, внучек, – предупредила бабушка.
Искатель ее уже не слышал. Им овладела золотая лихорадка.
Операция по поиску клада, судя по всему, приблизилась к решающей стадии.
3
По скромным подсчетам Гриши вся коробка стоила около тридцати пяти-сорока тысяч.
– Это, конечно, сам понимаешь, плюс-минус, – объяснял он Агамемнону, не отрываясь от дороги. – Нам куда сворачивать?
– Не скоро еще, – потянулся в кресле начальник экспедиции. – А как все это реализовать?
– Много мест. Даже через Интернет можно. Сам же у меня дома видел.
– Ладно, – кивнул Агамемнон. – Разберемся. Нам бы главное набрать побольше. А там посмотрим.
– Как думаешь, тетка твоя тоже отдаст? – покосился на него Гриша.
– Не знаю. Но вполне может быть. Ты главное, не гони так, а то успеем.
Дабы не снижать энтузиазма в массах, о зловещем предупреждении бабушки начальник экспедиции решил пока не распространяться.
К дому тетки друзья добрались уже около четырех. Домик ее выглядел более привлекательным, да и место было посолиднее, даже дорога прилагалась – хорошая, асфальтовая.
Неожиданному приезду племянника тетка явно обрадовалась. Стол накрыли буквально за несколько минут. Пока Григорий засматривался на ладные бока ее дочки, подносящей к столу все новые и новые яства, Агамемнон провел разведку боем. В качестве «языка» был выбран дядька. Начальник экспедиции осторожно сверкнул ему из-под куртки бутылкой самогона и, переглянувшись, родственники поняли друг друга без слов.
Соображали по сто грамм с дядькой по-родственному, без затей. Пили возле дома, в палисаднике, на лавочке. Дядя Ваня разливал по стаканам, поминутно стреляя, как загнанный зверь, затравленным взглядом по сторонам.
– Не дают выпить? – посочувствовал Агамемнон.
– Кошмар просто, – признался дядька. – Гоняют, не приведи господи. Моя же, сам знаешь, грешила одно время по черному. Так вот, теперь ни-ни. И мне не дозволяет.
– Верно делает, – вздохнул искатель кладов, выдыхая. Самогон обжег горло.
– На-ка, закуси, – сунул ему дядька малосольный огурец.
Агамемнон облегченно захрустел.
– Вы надолго к нам или так, проездом? – приступил к светской беседе дядя Ваня.
– От бабушки ехали, дай, думаю, заедем, – ответил Агамемнон. Приятное тепло разливалось по телу. – Не виделись-то уже, считай, лет пять.
– А то и больше, – поддакнул дядька и достал папиросы. – С самых похорон деда. Курить будешь?
– Не курю.
Выглянувшая из окна дочка позвала к столу.
– А где прадед-то похоронен? – совсем не просто так поинтересовался Агамемнон.
– Заглянуть хочешь?
– Ну, да.
– Да, рядом тут, на кладбище поселковом. Нюрку спроси, она точно знает.
Стол был обилен и ломился от разнообразной еды.
– Не могу я уже, – взмолился несчастный Гриша. – Сил моих больше нет.
– Терпи, – шепнул ему на ухо Агамемнон. – Через тернии к звездам.
Тетка весь вечер молчала, как партизан. А когда незаметно растворилась первая бутылка самогона, сама, ни с того, ни с сего, принялась рассказывать о дедовом кладе. Это, очевидно, была любимая семейная застольная история.
Монет у деда была целая куча. И золотых и серебряных и даже, по словам единственной очевидицы – платиновых. Только слово это она произносила, захмелев, «патиновых», но Гриша, придерживая одной рукой раздувшийся живот, сразу уловил суть дела. Деньги дед держал в большом черном коробе, а когда пришла ему пора отправляться на тот свет, оставил их Нюрке.
– Только проклятые они, – горячилась тетка. – Никому и радости, ни счастья не принесли. Деда возьми – всю жизнь по ссылкам, да тюрьмам. Жена его разнесчастная, прабабка твоя, тоже намыкалась. А уж как нам он этот короб оставил, так и у нас одно несчастье за другим началось.
Агамемнон в дайджесте знал о злоключениях теткиной семьи. Только были эти несчастья вызваны, скорее, неумеренным потреблением алкоголя, а не каким-то старым проклятием. Вначале Нюрка загремела в больницу по женской лини, уснув на пороге дома в феврале, потом дядя Ваня по пьяни вначале спалил полдома, а потом угодил в тюрягу за избиение прибывших пожарников. У дочки теткиной, конечно, тоже не все ладно было с женской долей. Рано вышла замуж, развелась и присоединилась к доброй семейной традиции.
Но тетку Агамемнон слушал, только поддакивая.
Кому же захочется признать, что целая жизнь пущена под откос из-за пагубного пристрастия? Конечно, лучше притянуть сюда за уши деньги проклятые. Так как-то солиднее получается, да и звучит гордо – вот, мол, мы какие! Кучу деньжищ на кладбище у деда зарыли и горя теперь не знаем.
– А где зарыли-то? – уже ближе к концу второй бутылки решился, наконец, Агамемнон.
– А прям у памятника, – глянула на родственника тетка красными глазищами. – У изголовья, так сказать.
– И чего, не пытался что ли никто вырыть? – внес толику сомнения племянник. – Вы ж, поди, каждому встречному – поперечному эту байку рассказываете.
– С чего бы это?! – возмутилась тетка и воткнула руки в свои обширные бока. – Только вы об этом с Гришей знаете, – она бросила на нумизмата сальный взгляд. – Да бабка твоя.
– Это семейная та-а-ана, – влез в разговор дядя Ваня и уронил руку в салат.
– Ладно, – поднялся Агамемнон. – Пойдем мы с Гришей покурим на свежем воздухе.
– Ты ж не куришь? – вскинул пьяные очи дядька.
– Да закуришь тут от ваших историй жутких, – хохотнул племенник.
Друг за другом они вышли на крыльцо. Вечер намечался холодный и звездный. Полная луна заливала близкий лес призрачным светом.
– У тебя фонарики есть в машине? – сразу приступил к делу Агамемнон.
– Мы ж вроде за кладом собрались, – удивился Гриша. – Конечно есть. И лопаты, я даже заступ взял. На всякий случай.
– Значит, мы готовы, – вздохнул начальник экспедиции полной грудью. – Значит, сегодня мы все должны сделать. Значит, Григорий, слушай сюда.