Текст книги "Дом из кожи (СИ)"
Автор книги: Кирилл Деев
Жанр:
Языкознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Деев Кирилл Сергеевич
Тим Каррен – Дом из кожи
Тим Каррен. Дом из кожи.
Уильям Зеро, также известный, как доктор Кровь-и-Кости – один из самых безжалостных мясников в истории США, серийный убийца, сдиравший кожу и расчленявший своих жертв. Он убил двенадцать человек и исчез без следа. На его поиски отправляется его сумасшедший сын Эдди. Он убежден, что его отец скрылся в иной реальности и, чтобы добраться до него, нужно воссоздать все его преступления и открыть врата в ад.
Пока Эдди ведет охоту за отцом, на него самого объявлена охота. На его след напала доктор Лиза Локмер, психиатр, обуреваемая сексуальными навязчивыми идеями, которые она даже не пытается объяснить. Ещё когда она была подростком, у неё была интрижка с человеком намного старше неё, который жестоко с ней обращался. Много лет спустя, она узнала, что её любовником был ни кто иной, как сам Уильям Зеро. С тех пор она испытывает к нему сексуальное влечение. Это влечение только усилилось, когда в психиатрическую больницу на её попечение поступил Эдди, чтобы вскоре сбежать из-под надзора.
Она проследила путь Эдди до Сан-Франциско – города, в котором творил свои злодеяния его отец. Она убеждает себя, что его поимка будет ему только на пользу, что она напишет книгу о нём, но истинные причины кроются гораздо глубже. Ей помогает детектив Джеймс Фенн из отдела по расследованию убийств. Он желает ей помочь, но, на самом деле, безумно влюблен в неё, в женщину, которая не знает любви, ей движет лишь одержимость.
Пока Эдди убивает, а Фенн всё сильнее влюбляется в Лизу, та находит дом, в котором Зеро расправлялся со своими жертвами, полагая, что здесь же действует Эдди. Но она находит в доме нечто, пострашнее Эдди. Ничто и никто не являются теми, кем кажутся в доме из кожи.
От переводчика:
Лицам, не достигшим 18 лет, к прочтению строжайше запрещено.
Кровавая Черри .
Рассуждая о том, с чего всё началось, Лиза пришла к выводу, что началось всё с того дня, когда она уехала из Чоучиллы.
То была ночь, какие подробно описывают в готических романах: с черного неба лил сдуваемый ветром дождь, вдалеке сверкали молнии, освещая тюремные строения мимолетным бледным светом. Гремел гром и ревел ветер. Весь день она жила предчувствием бури, её месячные, казалось, начнутся раньше обычного. Такова природа. Так она себя очищает. Не потоками крови, а проливным дождем, запахом озона и громовыми раскатами. Избавляется от плохого и впитывает хорошее.
– Святый боже, – шепотом произнесла она.
Сильно громыхнуло.
Завтра у неё непростой день и, если буря продолжится, она точно не уснет. Был у неё один недостаток с самого детства: она до смерти боялась грозы. Гром и ветер наполняли её какими-то необъяснимыми мрачными предчувствиями. Когда буря усилится, она съежится на диване и уставится в канал "Погода", надеясь на признаки ослабления урагана, силясь разглядеть хоть какой-то знак, что штормовой фронт пройдет быстро. Если этого не произойдет, она примется за коньяк, единственный алкогольный напиток, который, по неясной причине, способен выдерживать её желудок. Сначала она будет наливать его в бокал со льдом. А, когда гром и молнии разнесут последние остатки её моральных сил, начнет пить прямо из бутылки.
Буря.
Гром. Молнии.
Она подумала, что не вынесет ещё одной такой ночи. Что, в этот раз, сойдет с ума.
Она села за руль внедорожника и поехала к воротам. Охранник у входа махнул ей рукой. Ураган усиливался, собираясь уничтожить последние остатки её разума. Нужно было, как можно быстрее, возвращаться домой.
Разумеется, она встала в пробке. Как будто все дебилы, у которых были машины, решили выехать именно в этот день. Дома – там, где относительно безопасно – она окажется не раньше, чем через полчаса, а то и позже. Она так крепко вжалась в руль, что побелели костяшки пальцев. Всё её тело намокло от пота. Кожа пропахла страхом – соленым и горячим.
Поездка до крошечного дома на окраине Модесто заняла у неё почти 45 минут. К тому времени дождь уже стоял плотной стеной, в ночи грохотали раскаты грома. С одинаковым интервалом сверкали молнии, освещая округу ослепительным светом. Дул страшный ветер, он бил по машине, намереваясь спихнуть её в кювет.
Осталось немного, говорила она себе, потерпи.
Наконец, она оказалась у собственного дома. Она подъехала и заглушила двигатель. Руки так тряслись, что она выронила ключи. Чтобы поднять их, ей пришлось одной рукой зажать другую.
Ветер ударил в машину.
Она потянулась к ручке двери и что-то появилось позади неё.
"Кто-то на заднем сидении..."
Закончить мысль она не успела. Мелькнула смазанная тень и на шее затянулась удавка. Крепко, но недостаточно, чтобы удушить. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, дыхание участилось.
Так темно, так ужасно темно. В зеркале заднего вида ничего не было видно, только размытую тень. Она вцепилась руками в удавку. Руки, державшие её были холодными, даже ледяными, но женскими.
– Кто вы?
До неё донесся хлюпающий звук, будто кто-то облизнул губы.
– Кто вы? Чего вам нужно? – взмолилась она. – У меня... у меня есть деньги.
– Их недостаточно... доктор Лиза, – ответил голос.
Вспыхнула молния и машина осветилась яркой вспышкой. Она смогла разглядеть нападавшего. Это оказалась одна из её пациенток из тюремной больницы. Черри Хилл. Из всех её подопечных, это оказалась именно Черри. В Чоучилле было много всяких подонков, но Черри была худшей. Как-то раз, на одном из сеансов терапии, Черри сказала ей, что чувствует, как пахнет смертью, что этот запах обволакивает её, как вонь канализации обволакивает сточную трубу. Этот запах нельзя смыть, заявила она тогда, потому что он сочится из её кожи. Он выделяется вместе с её потом, прячется в волосах, остается на пальцах, она чувствует его на языке. Каждое утро в блоке для особо опасных преступников для неё начиналось с мытья. Она вставала под душ и принималась натирать себя мылом и шампунем, тереть губкой до тех пор, пока кожа не краснела и не начинала болеть. Она снова и снова мыла волосы до той поры, пока они не начинали пахнуть зелеными яблоками и не становились такими чистыми, что начинали скрипеть.
Разумеется, это был психоз. Черри убила множество людей, в том числе членов собственной семьи.
Изо всех сил Лиза попыталась сохранить хладнокровие.
– Черри. Послушай меня. Ты готова меня выслушать?
– Нет, – коротко ответила она. Когда она находилась в таком настроении, говорить с ней было бессмысленно. Нужно было молчать и позволить ей самой начать разговор. Если она вообще этого захочет.
У Черри, как и у всех других серийных убийц, было множество навязчивых идей. Её главной навязчивой идеей, было зло. Природа зла, политика зла, пути, какими зло отравляло разум, подобно ядовитым отбросам. Она воспринимала его, как природное явление, вроде ветра или дождя. Зло, по её словам, не только помрачает разум, превращает города в кладбища, оно, подобно вирусу, передается от человека к человеку, заражая всех вокруг. Зло существует для того, чтобы уничтожить человеческую расу. Его целью было обнажить животную природу человека. Оно доводило человека до такого состояния, когда его тело уже не принадлежало ему, и становилось сосудом для зла. Овладев человеком, зло убивало и разрушало всё, что он любил, насиловало душу, порабощало разум, заставляло совершать ужасные поступки, гадить на мораль, этику и всю систему верований, пока не оставалось ничего, кроме зла.
– Из меня течет смерть, доктор Лиза. Чувствуете её? – спросила она.
На какое-то мгновение Лиза была готова согласиться с ней.
– Черри?
– Черри мертва, – в её голосе не было никаких эмоций.
– Прошу тебя, Черри... пожалуйста.
– Так, значит, они обычно говорят? – прошелестел голос. – Пожалуйста.
– Чего тебе нужно?
Но она не ответила.
Черри верила, что не только зло имело естественное происхождение, но и сама смерть была паразитом. Она превращает человека в личинку, ослабляет его, вынуждая страдать. Затем она по позвоночнику проникает в мозг, где, питаясь, увеличивается в размерах, откладывает яйца, а потом взрывается.
– Вот, что происходит, когда убиваешь, – сказала она на одном из сеансов. – Захватывает разум и вынуждает. А знаете почему?
– Почему, Черри?
– Потому что это круг жизни. Когда убиваешь человека, она откладывает в жертву яйца и заражает остальных.
Лиза вздохнула и удавка врезалась в шею.
Она помнила, что Черри была специалистом по удушениям. Эта штука в её руках называется гаррота. Черри убила ей несколько человек на свободе и одну заключенную в Чоучилле, чуть не оторвав той голову. Лизе ещё никогда не доводилось попадать в подобную ситуацию. Черри была сбитой с толку, параноидальной психопаткой. Её содержали в отделении для невменяемых преступников. Как она выбралась оттуда, можно было только догадываться. Но факт есть факт – она на свободе.
Удавка натянулась и глаза Лизы вылезли из орбит. Она беспомощно пыталась зацепиться за неё и оттянуть в сторону. Нить удавки вдавилась в кожу, разрезала её и проникла в плоть, туда, откуда её уже не достать. Она задрала голову, легкие вспыхнули огнем, но она понимала, что это удавка добралась до глотки. Она успела пожалеть, что не уехала из больницы пораньше. Бокал коньяка, телевизор...
От недостатка кислорода мысли в голове начали путаться. Они всё быстрее и быстрее закручивались в спираль. Ни на чём нельзя было сконцентрироваться. Она оказалась на грани потери сознания.
Лиза открыла глаза. Она вырубилась на какое-то мгновение. Удавка всё ещё стягивала шею. Черри склонилась над её лицом. Лиза ощутила её горячее дыхание у себя в ушах.
– Мне нравятся ваши волосы, доктор Лиза. Они такие мягкие, цвета пшеницы. Я бы хотела надеть ваш скальп и станцевать под дождем.
Удавка ослабла.
– Чего тебе нужно, Черри? – её голос был сухим и хриплым. – Скажи.
Она снова натянула нить.
В страдающем без воздуха мозгу роились тысячи мыслей и воспоминаний, перед глазами вспыхнули серые пятна и всё погрузилось во тьму.
Чей-то голос произнес:
– Не сейчас, доктор. Не всё так просто...
Откровения Д октора Кровь-и-Кости – 1.
Есть места, где царит смерть.
Она во м ножеств е тупиков, пустых квартир, которые их обитатели зовут своим жилищем. Она на з аброшенных кладбищ ах, забытых перекрестках , где ветер говорит голосами заблудших душ. Она заполняет п окрытые пылью крематории, склепы, тюрьмы, сумасшедшие дома и морги. Раковые клиники и скотобойни, где последние вопли уходящей жизни облепляют стены, подобно мху. Смерть живет на лезвиях ножей и хирургических скальпелей. На кончиках пальцев и языков, в концлагерях и на супружеских ложах, в детских кроватках и мавзолеях. Смерть повсюду, она вшита в саму ткань реальности.
Смерть повсюду, нет ни одной щели, где можно от неё спрятаться. Особенно часто она бывает в домах, где мысли мужчин и женщин причудливо переплетаются друг с другом.
Дом для неё - особенное место.
Она без предупреждения приходит туда, где смешивается живое и мертвое. Там где вменяемые и безумцы носят одинаковые задумчивые лица. Живет в мечтах, где люди совокупляются с любимыми, детьми и, в итоге, сами с собой . Где от женщин не остается ничего , кроме их собственного тщеславия.
А иногда смерть посещает те же самые дома и здания, где живут мужчины и женщины, называющие друг друга родными . В этот раз она выб ра ла старый покосившийся дом и при шла туда в поисках ответов.
Такие места переполняет аура разложения, разврата и людских страданий. Сквозь крышу просачиваются капли дождя и падают на чердак. Воздух пропитан едким запахом гнилой штукатурки и обглоданных мышами обоев, окна грязные, полы неровные, а стены покосились.
Смерть слышала об этом месте безумные и ужасные вещи. Истории о замалчиваемых зверствах и вопиющих извращениях, таящихся за этими посеревшими пыльными стенами. Ей хотелось побольше узнать об этом месте, которое покинули даже крысы, пауки и термиты.
В этих стенах реальность и вымысел находились в хрупком равновесии, как свет и тьма создавали сумерки или разум и безумие формировали человеческое сознание.
Есть места, где царит смерть.
Я знаю их, потому что они мои.
Кровавая баня .
Этот дом был выше всех остальных на этой улице, он стоял на невысоком холме, окруженный пожухлой травой и голыми деревьями. Соседние дома стояли на другой стороне. Дом выглядел опустевшим и выцвел до однородного серого цвета. Из провисшей крыши торчали черные башенки и кривые шпили, которые впивались в залитое лунным светом небо.
Напротив него, склонив голову, стоял Эдди.
Если бы у дома был голос, он бы взывал к нему. Когда-то давно он слышал разные истории об этом месте. Были ли они правдивыми или нет, но это были просто истории, а этот дом – реальность. Он пришел не один. Он взял с собой Кассандру. Она сидела на героине и была переполнена сексуальным желанием. Шлюха и наркоманка, поэтому она ему нравилась. Как и он сам, она была неполноценной. Она была ранена и он чувствовал эти раны.
Держась за руки, Эдди и Кассандра вошли внутрь.
Он не знал, чего ожидать. Может, порыв адского ветра, скрип прогнившей люстры, звона цепей или призрачный смех. Ничего подобного не произошло. Вместо этого в воздухе висела пустота, подобно давнему воспоминанию. Для кого-то ничего примечательного здесь не было, всего лишь, ощущение опустошения и нищеты, царившие во всех старых домах, но для людей чувствующих, здесь висел звенящий угрюмый шум, крик пустоты, гимн небытия.
Эдди услышал этот звук и замер у порога, его голову наполнило ощущение восторга.
– Зачем тут столько зеркал? – спросила Кассандра.
Эдди пожал плечами. Ему и самому это было интересно. Все стены были завешаны зеркалами. Какие-то были разбиты, какие-то нет. Все были покрыты грязью и пылью.
Он склонил голову, будто прислушиваясь.
– В чём дело? – спросила Кассандра. Она привыкла к его чувствительности.
– Слышишь?
Она помотала головой.
Иногда он думал, был бы он таким беспокойным, как утверждали доктора, если бы не слышал то, что слышал. Нет, в том, что он слышал, был ритм и голоса, вплетавшиеся в него, имели определенный смысл. Ему оставалось только понять его, сложить мозаику.
Они с Кассандрой вместе уже 6 недель и это был самый долгий срок, который Эдди провел с женщиной. Она была непохожа на остальных. Она понимала, почему ему так нужно было найти отца, даже тогда, когда он сам не понимал.
Она покорно следовала за ним от города к городу, через трущобы и гетто. Он искал, прислушивался к звукам, которые приведут его к человеку, ставшему ему отцом. Их путь привел сюда, на заброшенную окраину района Эксельсиор. К этому дому, в частности. Дому, который его отец называл своим.
Они, молча, ходили по комнатам, Эдди курил и прислушивался к доносившемуся отовсюду неразборчивому шуму. Близко, очень близко. Они поднялись наверх, и звук стал громче.
Кассандра занервничала. Неужели, она тоже что-то почувствовала? Или просто это её воображение? Она подумала, что шприц способен решить эту проблему.
***
– Нашел что-нибудь? – вскоре спросила она. Девушка начала потеть.
– Он был здесь, – тихо произнес Эдди.
– Недавно?
– Да.
Её глаза светились ожиданием. Её трясло, она постоянно шмыгала носом.
Эдди повернулся к девушке и коснулся её щеки.
– Выглядишь неважно. Хочешь немного?
Кассандра кивнула.
– Да, немножко.
Он вложил ей в руку пластиковый пакетик.
– Бери, сколько хочешь. Только спустись вниз. Мне нужно побыть одному.
Она поблагодарила его и ушла.
Эдди слушал звук её шагов, пока она не скрылась.
Затем он встал на колени. Он был один в этой полной людей комнате. Нужно думать, искать смысл, от него зависит всё, без него ничего не случилось бы. Он уставился в пустоту и попытался очистить разум, освободить его для голосов.
Пусть всё случится само, подумал он.
Но это оказалось непросто.
Он продолжал видеть отца. Человек, которого он помнил с детства, был немногословен, его глаза всегда были пустыми и усталыми. Весь день он проводил, запершись в кабинете за книгами, а по ночам практиковался в своем искусстве на улицах. Уильям Зеро считал себя художником, чьими полотнами были человеческие тела. Поклонников у него было мало. Чтобы в полной мере оценить его мастерство, нужно иметь определенный склад ума. Он был художником. И его сын Эдди не видел его кем-то другим.
20 лет назад он исчез. 20 лет Эдди общался с отцом через пожелтевшие газетные статьи о нем, которые методично собирала мать. Эти статьи были вклеены в альбом. Эдди полагал, что его мать надеялась, что глядя на преступления отца, он убережет себя от насилия. Не сработало. Он никогда не считал отца страшилищем, он видел его целостной личностью, которую очень хотел понять, но никак не мог.
Всё детство и юность он представлял его себе.
Хотел с ним встретиться.
Стать таким же, как он, если они когда-нибудь увидятся.
Эдди встал и прислонился к стене. Он знал, это здесь, отсюда шел этот психический запах. След его отца начинался здесь. Но где именно? Откуда начинать поиски?
Думай, сказал он себе, думай.
Пусть след сам тебя найдет.
Он не был уверен до конца в том, что случилось потом. Мысли скакали в голове, звучали бессмысленными песенками. Его дыхание участилось, сердце забилось быстрее, кровь зашумела в венах.
Боже, что это?
Но вопросы остались без ответов. Он пришел сюда в поисках правды, и теперь она открывалась ему путями, ведомыми только этому дому. Как будто приоткрылась тонкая ткань реальности, отодвинутая острыми пальцами, и через неё стал проникать безумный таинственный шепот. Всё, что ему нужно было знать, заполняло пространство вокруг него. Голова наполнилась нарастающим неприятным жужжанием. Нужно было расшифровать этот шум. Ответы здесь, вокруг него. Ответы на вопрос, кем был его отец и куда он пропал.
Потолок, казалось, начал опускаться... на нём начало проявляться что-то черное, похожее на нефть, образуя подобие мрачного облака. Оно было живо, в нём что-то извивалось, шевелилось, оно жаждало поделиться какими-то тайнами.
И Эдди начал слушать.
Он увидел отца, отрывающего крылья насекомым. В коробке на его коленях их уже набралась целая дюжина. Он пытался приклеить их обратно, будто его руки были искусными хирургическими инструментами. Но у него ничего не выходило. Он разозлился. Он опрокинул коробку и передавил насекомых ногами. Он злился на то, что не мог разделить их на части, а потом собрать обратно.
Эдди ухмыльнулся.
В голове возникла другая сцена. Отец, уже юноша, стоял над трупом в прозекторской, разрезал его ножом с одному ему ведомой целью. Пытался вдохнуть в умершего жизнь, преодолеть его холодную простоту.
В этом и хранился ответ, именно тогда он выбрал свой путь. Но всё это было так нарочито расплывчато, так двусмысленно. Эдди требовалось больше.
Вокруг него сгустились тени, они шептали ему, дразнили, говорили то, чего он не мог понять, не хотел знать, но должен был. Он ощущал нараставшее давление, грохочущую лавину жизни, необходимости, желания, любви, ненависти. Да, он был ключом. Они ждали его, ждали этого момента и, вот, он здесь. Эти тени, которые не были никакими тенями, плясали вокруг него, рычали, клацали зубами. Он был в их власти и, даже, если бы он пожалел о содеянном, то было слишком поздно. Тьма превратилась в черную могилу, заполненную роящимися тварями. Здесь были вши и слизни, крысы, пиявки, слепые бледные тараканы. Они облепили его, эти физические воплощения теней. Они заползали в него через уши, рот, нос, задницу, без конца демонстрируя ему картины разрушенных жизней и боли. Он попытался заговорить, но они заполнили его глотку, затыкая своими мыслями и мечтами. Он попробовал думать, но они подчинили его разум, разогнали его собственные мысли, и окутали его своими нуждами и желаниями.
Он был беспомощен.
Они вытолкнули его из комнаты, раздели, заполнили уши криком, отняли у него волю. Превратили его в калеку, обнаженное безумное существо. Они подвели его к чердачной двери и потащили вверх по ступенькам, туда, где... где...
Где он, наконец, увидел то, что ему хотели показать.
Кожа.
Да, куски посеревшей кожи мужчин, женщин, собак, кошек, даже обезьян были прибиты к обветшалым стенам. Они висели, пришитые друг другу с мастерством, на которое способен только очень талантливый патологоанатом, формируя собой великолепную мозаику. Жуткое произведение искусства. Эдди осмотрел куски кожи, содранные с лиц, скальпов, даже с пальцев. Всё это оставалось совершенно неповрежденным.
Вот она – работа его отца. Здесь была собрана кожа всех его жертв, включая животных, на которых он практиковался. Все они были аккуратно освежеваны, после чего с хирургической точностью были отделены основные части организма – скелеты, нервная и сосудистая системы. Это была работа дьявольского гения, как кто-то сказал, когда полиция вломилась в дом, сумасшедшего хирурга. Но никто так и не понял, для чего всё это делалось, не понял задумки, техники, ритуала.
Эдди моргнул и всё исчезло.
Мастерская отца превратилась в обычный пыльный чердак. Тут ничего не было, кроме старого покрытого грязью зеркала. Тени показали ему то, что он хотел, указали путь, по которому ему предстояло пройти.
Он нервно сглотнул.
– Не понимаю, – проговорил Эдди. – Что всё это значит... что...
Голоса снова вломились в его голову, они кричали, шипели. Это были не только человеческие крики, но и скуление собак, жалостливое мяуканье кошек, писк крыс, рёв обезьян. Его голова наполнилась какофонией криков.
Сквозь него до него донесся голос с лестницы.
– Эдди?
Он и не подумал отвечать.
– Эдди? Что ты там делаешь?
Кассандра. Боже, не нужно было её сюда тащить! Это место было слишком опасным, слишком живым для неё. Она никогда его не поймет. Касание теней сведет её с ума.
По телу пробежал короткий разряд тока и он понял, что она нужна им, как отцу нужны были они. Он знал это, потому что был тем орудием, которое приведет её к ним.
Его сознание боролось с их жаждой, яростью и безумием, он спустился по лестнице и лег в пыль в комнате на втором этаже. Он попытался вздохнуть, попытался начать думать, сделать всё, что угодно, только не валяться скрюченным на полу. Его штаны промокли от мочи, во рту стоял привкус рвоты.
Кассандра. Кассандра...
Может, он привел её сюда не просто так, а ради какой-то цели, каким-то образом, понимая, что она будет нужна. Нужна будет её кровь, её жизнь. Возможно, этот неясный психический след, по которому он шел, требовал этого от него. След обрывался здесь и здесь же начинался новый.
Но, что это были за тени, которые знали об отце всё, помнили каждое его деяние, каждый поступок? Это были больше чем тени, больше чем тьма, это были его жертвы. Они стали частью его и никогда не покинут этого места. Гнев, шок, жажда чего-то живого, разрушенное от ненависти к людям сознание. Да, именно они окружали его и хотели большего. Если он хотел познать путь отца, только они могли указать его. Потому что только они могли его знать. И цена за их услуги будет высокой, потому что в этих тенях осталось лишь зло. Они превратились в убийц, безжалостных кровососов и пожирателей душ. Садистов, извращенцев и совратителей. Сборище проклятых.
– Эдди?
Вместе с ним они прислушались к голосу.
– Пожалуйста... – прошептал он.
Тебе нужны ответы, нам нужно кое-что взамен.
Эдди сжал в руке нож.
***
Кассандра уже поднималась по лестнице.
Сверху до неё доносился какой-то шум, голоса, шепот. Будто Эдди с кем-то разговаривал. Разум её был чист, нервы успокоены. Героин способен и не на такое. Ей казалось, что сейчас весь мир может оказаться у её ног.
– Эдди? Что ты там делаешь?
Нет ответа. Может, ему нужна помощь?
– Ты в порядке? – она уже поднялась наверх.
Эдди вышел к ней, набросился на неё, словно ветер, весь опутанный голодной тьмой. В его руке был нож.
Она попыталась вскрикнуть, но нож уже воткнулся ей в горло, она упала вниз, покатилась по ступенькам, разбрызгивая кровь. Она взглянула на чудовище, в чьих глазах отражалось замешательство и злоба.
"Меня порезали, – подумала она. – Порезали, блядь".
Её разум плавал в наркотическом дурмане, поэтому она ни в чем не была уверена. Может, всё это игра. Если бы по её груди не растекалась липкая жидкость, она бы так и решила.
– Прости, – сказал Эдди. – Прости.
Кассандра шевельнула губами, но вместо слов изо рта пошла кровь.
Эдди снова взмахнул ножом и он заплясал на теле девушки, вскрывал её плоть, красные и багровые внутренности растекались по полу, образуя кровавый рисунок смерти. Он тяжело вздохнул, почуяв запах крови. Сердце тяжело билось, дыхание рвалось из груди.
Он закричал.
– Меня заставили, – обратился он к ней, пока вокруг метались и вопили тени. – Без жертвы они бы мне ничего не рассказали. Ты же понимаешь, любовь моя? Они так голодны. О, боже, они безумно голодны. Но, вкусив крови... о, да, они заговорят... они всё расскажут...
Казалось, Кассандре не было никакого дела.
Её губы не шевелились, она, наконец, избавилась от боли и зависимости. Она лежала, завернутая в плащ из кровавых снов, постепенно погружаясь в пустоту.
Эдди поцеловал её влажные губы и пробежался пальцами по её телу. Сквозь них проступила кровь. Он отдал ей последние почести за то, что она разделяла его горести и переживания. Он был убежден, что даже после смерти она будет его любить. А это значит, что она никогда, по-настоящему, не умрет.
Однако времени на посмертные речи и почести не осталось. Тени были голодны. Тени требовали пищи.
Эдди дал им то, что они заслужили. Он вскрыл тело Кассандры, искупался в её крови, плавал в ней, как рыба, играл на её останках, как на музыкальных инструментах, дирижировал кровавым оркестром, пока, наконец, не замер на ней, прилипнув, к её телу.
Вокруг него роились насытившиеся тени. Они больше не кричали, не смеялись и не требовали. Они раздулись, их утробы наполнились живой плотью.
Эдди лежал у истерзанного тела Кассандры, бормотал молитвы, в голове у него мелькали воспоминания, в реальности которых он сомневался. Ему виделся клоун. "Какой ещё клоун? Не помню никаких клоунов". Но картинка никуда не девалась. У этого клоуна были желтые шелковые панталоны и оранжевая рубашка с помпонами на ней. Лицо его было выкрашено белым, на месте глаз зияли черные дыры, тонкие губы были очерчены ярко-красной помадой. Он плясал по комнате, пока не навалился на него сверху, как Эдди на Кассандру. Изо рта у клоуна воняло виски, пальцы были холодными. Сам он пах потом, похотью и свиным семенем.
"Нет, нет, нет..."
Он помотал головой, силясь вытряхнуть его оттуда. Клоун казался реальным, хоть и не был никаким воспоминанием. А если оно не было его воспоминанием, значит, оно принадлежало...
"Не думай. Не смей думать".
Он вздохнул. Картинка исчезла.
Тени. Они помогут ему найти отца, приведут его домой за руку, как потерявшегося ребенка. Вместе они пройдут тем же темным путем, каким прошел отец и, в конце концов, они соединятся.
– Скажите же, – обратился он к ним, когда труп Кассандры уже остыл. – Скажите то, что мне нужно знать.
Тени вяло окружили его, готовые указать путь и ответить на все вопросы. Они заговорили и Эдди Зеро, отпрыск безумца, слушал и постигал. Они вещали голосами, похожими на шелест ветра.
И вскоре заброшенный дом и улица перед ним огласились безумным смехом.
– АХАХАХАХАХАХАХАХАХАХА...
И трудно было понять, смеялся ли сам Эдди или это дом хохотал через водосточные трубы.
***
Нужно было откуда-то начать, и начало было положено здесь. Как зима начинается с нескольких снежинок, а весна с пары капель дождя. Эдди видел путь, видел темную тропу, которой ему предстоит пройти, через канализационные стоки, кладбища и страдание он достигнет цели.
И он охотно пошел.
Хроники общества храмовников -1.
Юность Джеймса Стэдлера прошла на дне общества. Он проводил время в компании преступников, извращенцев, фетишистов и проституток. Все эти люди жили ради собственных удовольствий и чтобы о них можно было потом рассказать. Именно тогда он встретил Зеро и Граймса. Они были старше него, настоящие профессионалы, чья жизнь принесла не только горький опыт, но и некоторое финансовое благополучие. Но могло быть и лучше.
И вместе они узнают, как.
***
Он встретил их практически случайно, в одном из борделей Чайнатауна. Они уже закончили вечерние развлечения и зависали в баре, выпивая и тихо переговариваясь. Стэдлер почти не обращал на них внимания. Он ждал свой восточный цветок и не собирался уходить, пока не попробует его.
Они присели рядом с ним и какое-то время молчали.
– Раньше я тебя тут не видел, – сказал один. – Меня зовут Граймс. Это мой напарник, Зеро.
– И чего? – спросил Стэдлер.
– А ты...
– Стэдлер. Джим Стэдлер. Ещё раз: и чего?
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Граймс был невысоким и плотным, лысеющим человеком с мерцающими голубыми глазами. Зеро был высоким и худым, темноглазым, с безукоризненно остриженной бородой. Оба были одеты в деловые костюмы и пальто.
– Что смешного? – осведомился Стэдлер.
– Мы находим твои манеры... освежающими, – сказал Зеро.
– Неужели?
– Да.
Граймс заказал всем выпивки. Стэдлер не обратил на это внимания. У него едва хватало денег, чтобы заплатить за шлюху, на бухло совсем ничего не оставалось. Если эти педики согласны платить, он не против. Он не против даже поболтать с ними.
– У тебя тут есть любимицы? – спросил Граймс.
– Азиатки, – ответил он. – Особенно Ли Чанг. Я пробовал всех. Белых, черных, индианок. Утомили они меня. Даже Ли уже наскучила. Но другие-то где?
– Да, где? – подхватил Граймс.
Они снова обменялись таинственными взглядами.
Он замер в ожидании неизбежного предложения. К счастью, они угостили его выпивкой раньше, чем он успел их отшить. Он предположил, что Граймсу было около пятидесяти, Зеро в районе сорока. Он решил, что они придумали новую фишку – шляться по борделям и снимать там мужиков. Учитывая, что вокруг полно мест, где можно забесплатно снять парня, подобная мысль казалась абсурдной.
– Нам известно о твоём положении, – уверил его Зеро. – В этом чертовом городе уже не осталось мест, где мужчина может, как следует, развлечься.
Граймс кивнул.
– Мужчина всегда находится в поисках чего-то нового.
Ну, вот, подумал Стэдлер.
– Прежде чем вы дойдете до конца, – заявил он, – должен заявить, мне не интересно.
– Что именно? – лукаво осведомился Граймс.
– Это не предложение, – сказал Зеро.
– Да ну?
– Если бы нам нужен мужчина, тебя бы мы снимать не стали, уж поверь.
Стэдлер почувствовал себя идиотом. Из-за своего завышенного самомнения, он их оскорбил.
– Простите. Я подумал...
– Не переживай.
– Чем занимаешься? – спросил Граймс, когда принесли ещё выпивки.
