Текст книги "Дорога в неизвестность (СИ)"

Автор книги: Кирилл Ерохин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)

Дорога в неизвестность

Глава 1

Все описываемые события являются фантазией автора, совпадения с реальными людьми случайны.

Эту книгу я посвящаю всем своим друзьям, моему любимому городу, вдохновившему меня на этот проект, и, конечно же, моей маме, открывшей для меня чудесный мир книг.

Тот, кто рожден был у моря,

Тот полюбил навсегда

Белые мачты на рейде,

В дымке морской города,

Свет маяка над водою,

Южных ночей забытье.

Самое синее в мире

Черное море мое…

11.07.2024

Я проснулся от навязчивого стука в дверь. Именно таким меня будили соседи в детстве, в детстве, проведенном в общежитии коридорного типа. По-моему, это самые светлые воспоминания моей жизни – беззаботное детство, пять этажей общаги. На первом алкошатник, на втором этаже жил я.

Стук повторился. Местная самогонка – жуткое пойло. Башка чугунная, наклоняешь её и как будто мозг ударяется о лоб….жесть… нет, мне определённо надо завязывать с алкоголем. С другой стороны – кошмары замучают. А так – насвинячился в тряпки, и что там тебе снится, одному Богу известно.

Стук повторился.

– По голове себе постучи!

Зря. Ой зря. Крик отозвался болью через все тело ото лба до копчика. В такой ситуации самое лучшее – хлестать воду, пока не стошнит, потом, во время рвоты, мечтать о том, чтоб сдохнуть, да и после нее о том же. А потом три «Т»: тепло, темно и тихо. Для этого как раз подойдёт козье одеяло и свитер, который принесли в дар заместителю коменданта, ну или, если быть предельно точным, то мне. Стук повторился, но намного тише – стучавший как будто одновременно извинился за беспокойство, следом за ним пошёл какой-то монотонный бубнеж. Я встал с кровати…кровати… 18 ящиков из под водки, сверху фанера, а потом тряпье, заменяющее матрац.

Превозмогая боль, пытаясь сдавить голову покрепче (потому что именно так мигрень отходила на задний план), я подошёл к двери, и, просто толкнув от себя, открыл её. В глаза ударил яркий свет флюоресцентных ламп дневного света, обозначивший два силуэта.

– Чем обязан, господа?

Близнецы, явно не ожидавшие такого вопроса, отразили полное недоумение на своих лицах:

– Вас просит к себе старшой, – подал голос Лёлик (тот, что посообразительнее);

– Скажите ему, чтобы шёл лесом,– ответил я и стал закрывать дверь, которая тут же встретила преграду в виде ноги детины:

– Он предвидел ваш ответ, Кирилл Михайлович, и всё же, простите мне мою наглость,– гора мышц виновато опустила взгляд на ногу,– но дело серьезное. Трэба доставить вас как есть.

– Даже так?– обычно после такого Лёлик и Болик скрывались из виду, но сейчас он выглядит очень серьезно для человека, чье лицо не обременено наличием интеллекта.

– Лады, хлопцы. Дайте хоть штаны натянуть.

Через десять минут мы поднимались на второй этаж бывшего завода «Прибой», сейчас превращенного в крепость. Проход с первого на второй этаж был отделен тремяя воротами. Первые на выходе с нижнего этажа являли собой клетку из арматуры «двадцатки» с дверью полтора на метр. Пройти в нее можно было лишь согнувшись. Такая же на пролете между этажами, и следующая, которой позавидовала бы сама ФСО, тройная дверь. Настолько укреплённый форпост, что никто, находясь в трезвом уме и светлой памяти, не решился бы его штурмовать.

Я прошел ворота налегке, здороваясь с дежурными. Да и как сказать, кому доставляло это больше чести. Ведь имей я побольше алчности и охреневшести – жить бы мне рядом с комендантом. Но довольствуюсь тем, что местная охрана называет меня по имени отчеству и знает, что «Кирюха такой, как он есть и не чурался этого никогда»…пережитки прошлого.

Лёлик и Болик сопроводили меня до железной двери, закрывавшейся на несколько замков. Интересно, чего же так боится Борода? Ведь в случае переворота, эта комната станет его могилой – второй этаж это обособленная укреплённая крепость. Даже, если удастся перебить всю охрану и проникнуть на лестничную клетку, есть ещё межэтажная решетка. Ладно, преодолели и её. Начиная с четвертой ступеньки установлена решетка во весь пролёт. Ещё через три ступеньки такая же и потом ещё одна, при входе на этаж. Понятно, что можно занять глухую оборону, но перепилить «двадцатку», не имея резака под рукой, это задача, процент успеха которой изначально равен нулю. Я подошёл к центральной двери в коридоре, на которой красовалась золотая цифра «1».

Ох уж эти греки, не могут без пафоса! И как он себя императором не прозвал до сих пор?! Я занёс руку, чтоб постучать в дверь, но Лёлик, опередив и одновременно удивив меня уже который раз за прошедшие полчаса, повернул ручку и толкнул дверь левой рукой, выставив при этом правую. Ни дать, ни взять – лакей в лакшери-отелях. Я, конечно, немного припутал от увиденного, но постарался виду не подавать – челядь меня уважает по большей части не за то, что я на одной ноге с «патроном», а потому что не отрываюсь от коллектива. Я зашёл в кабинет.

Руслан сидел ко мне спиной. Спиной в своем кожаном удобном кресле….с массажёром, регулировкой в четырёх положениях, обшитом черной кожей….том, которое я нашёл….ну да в «Виктории», да, четыреста метров от нас. Но нашел его я!!!! Ну да ладно, Борода уже тогда был почти главным, не с руки было переходить дорогу будущему правителю.

Кресло начало медленно поворачиваться в мою сторону. Я не знал, чего ожидать от коменданта, поэтому просто стоял молча. Руслан повернулся полностью, и того, что произошло потом, клянусь, не ожидал даже я.

– Воооооон!!!!!! Я сказал привести!!!!! Кто позволил вам заходить в мой кабинет?!

Не успел я опомниться, как комната опустела, Руслан нажал на кнопку пульта и замки блокировали нас от внешнего мира:

– Здравствуй, Кир.

– Да и вам не хворать, Руслан Валерьевич..

– Не выёживайся, чай не перед кем. Не просто так, Кир, я притащил тебя сюда…. Я слышал их…

– Кого?

– Их,….– мало того, что Руслан и так шептал, но тут он как будто точно двинулся.

–Утром я ходил на «Викторию», курил и думал о жизни. О жизни в этом покинутом Богом мире. О том, как нам попасть в рай, когда границы стали размыты…ведь сейчас только мы остались вершителями судеб. Нет больше рая, Кир, Господь уже наказал нас, близок тот час, когда агнец будет сидеть со львом на одной поляне, и приблизится Царство небесное, Господь мой…– в это момент я влепил Бороде оплеуху

– Ты и мёртвого из себя выведешь, опять радиоактивной амброзии обкурился?!

Руслан вышел из транса и взгляд его приобрел осмысленность:

– Я поймал Краснодар…

Эта фраза заставила меня упасть на стул!

– Что???!

–Да. Краснодар жив.

– Не смей резать по больному! Не смей – пристрелю!

Я начал задыхаться…Краснодар…три года назад все это завязалось. Именно тогда я поссорился с тёщей в Краснодаре и уехал в Новоросс. Мы были на грани развода, и я поехал в 14-й микрорайон к нашему квартиранту, чтобы втихую взять у него денег и снять себе жилье. Именно тогда во дворах я встретил Бороду, посетовал ему на свою сложную жизнь, а потом заорала сирена….

– Я поймал микрорайон Гидростроителей. Они говорят, что Краснодар не подвергся массированным ударам и город жив… насколько это возможно…

Я сидел в ступоре…дети…Танька…все то, что я хоронил в себе…. Кошмары, преследовавшие меня каждую ночь… я не мог их спасти…три года прошло….три долгих года, 1095 дней и столько же ночей, каждую из которых я проводил в этиловом угаре, потому что не мог принять того, что я был не с ними в тот момент….

– Чего ты хочешь?– казалось, что это произнес не я. Мозг сам отделил эту фразу и передал импульс куда-то, а губы скорее выдавили её, чем произнесли.

– Моя аппаратура очень слабая, но я знаю место с отличным покрытием, там можно будет попробовать наладить связь.– Руслан посмотрел на моё полное недоумения лицо.– Я говорю про ретранслятор.

– Что?!– я закатился в истеричном хохоте:– До вышки? До Волчьих? Ты решил пересечь город? Ты видел Разлом? Первая ракета упала примерно между Кирилловкой и Гайдуком. Там же газовая труба шла по горе – шарахнуло так, что до самой промзоны все превратилось в пепел.

– Но верхушка осталась нетронутой. Маркхотский хребет цел. По перевалу мы сможем добраться до ретранслятора и передать сигнал.

– Борода, ты амброзией все мозги скурил!!!! Мы в 14-м, окраина города, ретранслятор на въезде в Новоросс. Это даже не районы – это горы. Открытая местность. Твоё предложение – самоубийство!

– Это говорит мне человек, который проехал на спор на бутылку пива по работающей цементной печке на велосипеде?!

– Мне тогда было двадцать. Я был дурной,– сказал я, понимая, что довод не очень весомый.

– Люди не меняются. Мы те, кто мы есть.

– Даже если я соглашусь, а я этого ещё не сделал, ты понимаешь, что значит пересечь Новороссийск?! Мы у черта на куличках! Нам нужно, как минимум, в центр. При этом доходят слухи, что территория от Лесного порта до Царского села превратилась в одну большую заводь. Как ты собираешься преодолеть это вдвоем?!

– Ходят слухи, что и колбаса раз в год стреляет. Тем более, почему сразу вдвоём?

– И кто же ещё согласился на суицид?

– Пока никто. У тебя есть шесть часов выспаться – на закате, пока местная живность будет не столь активна, пойдешь со мной на крышу, с нее город, как на ладони, попробуем определить маршрут, а я пока приемник покручу.

Глава 1.

Первая высотка такой этажности в этом городе на поверку оказалась хрупкой, как карточный домик. От былого великолепия осталась только центральная часть здания…ну как осталась…даже язык толком не поворачивается придумать что-то подходящее. Пока поднимались наверх, я все ждал, что на полурассыпавшихся ступеньках что-то щелкнет и лететь тогда вниз…Хуже смерти может быть только ожидание смерти….Брррр, надо отогнать дурные мысли. Пятнадцать минут страха и мы на крыше. Выйдя на битум, я только и присвистнул от удивления – приёмник он настроит…Остов крыши был заставлен по всему периметру спутниковыми тарелками, направленными во все стороны.

– Слышь, родной, а ты по всему району что ли тарелки поснимал?

– Боишься, что соседи лишились спутникового телевидения? – ухмыльнулся Борода: – Так нынешним соседям оно без надобности – они нынче предпочитают без спроса в гости захаживать, да шеи перекусывать. Наслаждайся закатом.

С крыши и вправду открывался удивительный вид – горы, море и город. Мёртвый город, спящий вечным сном, застывший в своей ужасной красоте. Лоб тихонько кольнуло изнутри: так обычно начинался приступ мигрени, только я им уже переболел сегодня, а подобное никогда не происходит дважды за один день. Одновременно с неприятной пульсирующей болью, появилось навязчивое ощущение чьего-то пристального взгляда. В последнее я верил меньше всего: ближайшее обитаемое место – Лицей в третьем микрорайоне, а оттуда нас явно не видно. Чтобы хоть как-то отвлечься от накрывшей паранойи, я взял бинокль, настроил резкость и направил его на горы. Разлом действительно идёт не до самой вершины. Я начал переводить бинокль по горам: Атакай, Разлом, двойная гора, на склоне одной из них кладбище, по другой можно выехать на щебеночный карьер, а дальше она ведёт на водохранилище, на перевале есть отворотка на грунтовку, тянущуюся по верхушкам гор. Помнится, катался в восемнадцать лет по ней на велосипеде от одного карьера на другой. Но туда ещё надо добраться. Путь по горам и так, по сути – самоубийство, а ещё преодолеть 4 км серпантина по дороге к вершине….Но это ближайший подъем на хребет. Нет, есть ещё подъем с ул. Кирова или Аршинцева, в конце они объединяются в одну улицу, переходящую в грунтовку на западном склоне горы. С перевала дорога обрывается, а в лес уводит тропа. С этой тропы также можно попасть на развилку, которая лесной дорогой выведет на дачи Атакая, а дальше, перед очистными, уйти налево, попасть опять на перевал, следом на карьер, а там до ретранслятора рукой подать. Лес – то ещё препятствие. Одно дело отстреливать чаек, больше похожих на птеродактилей, и совсем другое – оказаться в лесу. Лес и в прежние времена был испытанием. Горы не прощают ошибок. Вот тут эта фраза звучит донельзя в тему. Добраться до Атакая через лес – не верю, что это успешнее, чем переход по хребту…Но, с другой стороны……точно!!!! С другой стороны!!! Восток. Что у нас восточнее? Подъем с Пограничной улицы, но он ведёт к перевалу, так, а это интересно – со стороны города грунтовка, ещё до войны гоняли туда на великах, ноги изрезали об скалы. Стоило пересечь хребет – асфальт. Бог бы с ним, с асфальтом. Но это не просто асфальт, такого асфальта не было никогда в городе. По такой дороге и любая машина, проехав, ни разу бы не дрогнула. Увлекся, все-таки и детство, и юность прошла в горах – пешком или велик неважно. Нечем заняться?– идём в горы. Ностальгия. Восточнее. Восточнее только карьер. Но он не так прост. Ещё 15 лет назад на последнем витке появилось что-то отдалённо напоминающее вход в туннель. Вполне возможно, что цементники решили углубиться внутрь горы в поисках хорошего месторождения породы. Что сейчас происходит на мергельном карьере – одному Богу известно, но не возводят же просто так капитальное бетонное строение за 50 метров от вершины горы. В поле зрения попало облако пыли медленно оседавшее на грунтовую дорогу. Сместив взгляд правее, я нашёл и источник возмущения: самосвал-карьерник, медленно ползущий к вершине по серпантину. Оторвавшись от бинокля, я подскочил к крутившему тумблеры Бороде. Меня впервые за прошедшие годы охватила непонятная смесь чувств, когда одновременно и трясет, и хочется прыгать и скакать от радости, а то и вообще заорать от прилива адреналина..

– Там….там!…– я стащил с Бороды наушники!

– Ты что творишь?! Охренеть, что с тобой?!– напарник был явно напуган моим перекошенным лицом.– Свежим воздухом надышался?!

–Карьер, на 12 часов!– почти заорал я в лицо Руслану и сунул ему бинокль.

Выхватив его у меня из рук, Борода припал к нему, повернувшись в сторону карьера:

– Чтоб я сдох!….

– Успеешь, Галустян-переросток. Ты понимаешь, что это значит?!

****

Я сижу в кресле с закрытыми глазами, массируя их пальцами. Мыслей настолько много носится по мозгу, что не удаётся выцепить ни одну определенную. Глубокий вдох-выдох. Открываю глаза. Руслан навис над планом города, глаза бегают по карте, одновременно что-то бубнит себе в бороду и пишет в блокноте. За 3 часа, прошедших после возвращения с крыши, мы успели несколько раз переругаться, вспомнить все претензии за 14 лет знакомства, обвинить друг друга во всех смертных грехах, помириться и бухнуть (куда ж без этого).

– Итак, что мы имеем,– Руслан перестал прикидываться статуей и подошёл ко мне6

–Нам известно о нескольких обитаемых местах по дороге к Центру. Конкретных мест только два – Лицей и Госпиталь. В них живут люди, но это тебе и без меня известно. По факту, я думаю, что до центра нам встретится ещё не одно обитаемое место. Наша цель «Пролетка», а именно, эта дыра в карьере, почему-то я очень уверен, что ты прав насчёт того, что не простой это туннель. Вариантов добраться туда не особо много, но они есть…

– Я весь во внимании, вещай, навигатор,– не удержался я от колкости.

Борода пропустил это мимо ушей и продолжил:

– Первостепенная задача – попасть в Центр, там собрать сведения и двинуться дальше…

– Ага, умом, блин, двинуться. Пересечь мёртвый город, полный мутировавшей живности, не имея никаких сведений о безопасных местах, где можно спокойно отдохнуть, зная, что на утро не проснешься мертвым в желудке какой-нибудь радиоактивной твари. Можем поступить ещё проще – спуститься в яхт-клуб, зарезервировать там себе яхту Ашота и под развевающимся пиратским флагом пересечь 3 км бухты. Вуаля, и мы на цемпирсе.

– Дурак ты и шутки у тебя дебильные.

– Какой есть. Пойми ты одно, Дед Мороз радиационный, ты предлагаешь не в посёлке в винный погреб слазить. Ты предлагаешь пересечь весь город. Хрен с ним, у тебя есть карта приблизительных убежищ и, чисто теоретически, мы сможем-таки добраться до Центра, потом что?! На месте Лесного порта сейчас продолжение Цемесской бухты и тянется оно на бескрайние дали. Мосты рухнули, пересечь даже в самом узком месте эту болотную заводь не получится. Это невозможно.

– Смог один – смогут и другие. Не смог никто – будь первым. Брюс Ли.

– Тьфу-ты ну́-ты! Как с дитем с тобой разговариваю. До седых волос в бороде дожил, а элементарных вещей не понимаешь,– я начал опять раздражаться.

– Завтра сбор. Снаряжение, оружие, еда. Послезавтра утром я выхожу. Ты можешь двинуться со мной или остаться здесь. Выбор за тобой. Да – да, нет – осуждать не буду. Но чем дольше я буду тянуть с этим, тем больше шансов, что никуда я отсюда никогда не уйду. А меня подобная перспектива ни хрена не устраивает. И не смей меня отговаривать, не получится. Я всё решил.

Я молча вышел из кабинета. Как ни горестно было признавать, но Борода прав. Прав на все сто. Надо брать и делать. А все неполадки и нестыковки устранять по мере их появления. Как? С Божьей помощью, ну и импровизацией.

Ночь длилась мучительно долго. Сон не шел. Перед глазами стоял карьер и несущийся по его дороге самосвал. Ехать он мог только в одно место – туннель в горе. В том, что это туннель, я не сомневался ни секунды. Вот только куда он ведёт? Явно выходит где-то за горой. Помнится, японцы предлагали прорыть в той горе 3 или 4 туннеля и Новороссийск бы навсегда лишился своих ураганов, когда выдирало деревья с корнем. Только плату за это они запросили нехилую – весь мергель от выработки забрать себе. Не согласилось тогдашнее правительство на такой жест доброй воли, а причиной всему жадность. Не одна сотня тысяч тонн первоклассной породы мергеля – это тебе не дули воробьям крутить. Ну и плюс экологи забили тревогу – лишить город ветра, значит кардинально изменить климат, а с природой шутки плохи. Пример тому даже то, что теперь вместо чаек над бухтой кружат недоптеродактили с клювом полным зубов, которым позавидует акула. На часах было 3 ночи, когда сон все-таки сморил меня. Лучше бы не засыпал.

Снились первые дни после начала войны. Когда кучка напуганных людей сидела в бомбоубежище бывшего троллейбусного депо, а снаружи стоял грохот от стуков в свинцовые ворота.

Стуков тех, кому не посчастливилось попасть в бомбоубежище, тех, кто сгорал в огне, а также после от лучевой болезни. Я не забуду никогда эти крики, мольбы о помощи и проклятья в адрес военных и всего мира! Мира, который по лёгкому движению чьей-то руки перестал быть нашим. Голубая планета стала серой и безжизненной пустыней, радиоактивным пепелищем. То, что по крупицам собиралось и эволюционировало 4 миллиарда лет, было уничтожено. Один князь покрестил Русь, другой через тысячу лет справил по ней панихиду. Какое-то время в эфире звучали сообщения от военных. Люди просто ждали, каждый своего сценария: молодежь – войны с машинами или инопланетного вторжения, старики – пришествия Спасителя и его Царства. Через неделю приемники перестали выдавать что-либо, кроме шума помех. В этот момент и пришло осознание, навалившись как бетонная плита на грудь, – никто не придёт! Спасения не будет! Отныне в этом мире мы сами по себе. Мир, которым мы его знали, больше никогда не будет прежним… Как и наша жизнь… Потрачено...

Борода пришел сам в 9 утра, постучался и зашёл ко мне. Я стоял возле окна. Как ни крути, как не выверни ситуацию, но он все-таки прав, это место – клетка. Взять даже элементарно окно – двойная решетка из металлических прутьев. Дома такого нет. Завод стал нашим пристанищем, но он же стал тюрьмой. Даже если клетка золотая, она все равно останется клеткой. Мы не можем отсюда выйти с уверенностью, что вернёмся полным составом обратно. Каждый раз, выходя с территории завода, мы чувствуем на себе взгляды тех, кто там остался. Эти взгляды полны надежды и сочувствия, зависти и отчаяния. Одни надеются, что мы вернёмся, другие, напротив, желают тебе попасть в пасть к марголам. Казалось бы, апокалипсис должен быть сплотить жалкие остатки человечества, сделать из него единое целое, где один за всех, а все за одного. Только человек хуже любого животного. Каждый житель этого завода втайне надеется, что сосед когда-нибудь не вернётся, и тогда можно будет вполне законно открыть комнату и вынести оттуда все, что тебе нравится. Даже наследственную очередь определили: семья, близкие друзья, коллеги, соседи по этажу и остальные. Жил человек, занимался чем-то, рисковал жизнью, идя на вылазки, что-то находил, радовался этому, как ребёнок, приносил находку домой, показывал её соседям. Те вроде и улыбались, и хвалили, но натуру не обманешь. Не просто так человеческий геном больше всего схож с геномом свиней и мышей. Потому что такими мы и являемся – свиньи и мыши. Недаром все интриги называют мышиной возней. А отношения – свинскими.

– Я пойду с тобой. Я прожил на той стороне города 20 лет и знаю там каждую тропинку в горах. Знаю, как за час пешком добраться до Крымска с любой из тех вершин.

– Уходим в полдень.

– А как же?…– мой вопрос повис в воздухе.

– Да вот так – просто уходим и всё. В подвале есть техническая комната. В ней снаряга и оружие. Собираемся и уходим через подвал налоговой, в доме напротив вход в подвал с коридором до «свечек», от них до озёр, а там до лицея рукой подать.

Мне бы твою уверенность. Так всё у тебя просто – вышли, дошли, перешли, что ж, с Богом.

.***

Я старался идти по коридорам подвала, не оглядываясь. Червь сомнения, сидевший в груди, вместе со здравым смыслом и инстинктом самосохранения объединились в одну коалицию и призывали бросить это мероприятие. Повернуть обратно и идти в свою комнату с клетками на окнах. Хрен вам! Каждому по отдельности и всем сразу! Пора путать следы из этого места, а не то, так и корни пустим там.

Мы выбрались из подвала с юго-западной стороны здания бывшей «налоговой». Быстро повернули за угол и оказались возле железных ворот. Борода, несмотря на свою комплекцию, довольно резво перемахнул через них. Эх, чему я не сокол, чему не летаю? Трудна и неказиста жизнь дурного мазохиста. Я перелез через ворота, взгляду предстала унылая картина разрушенного спального района. Панельные дома, собирающиеся как конструктор, так же и рассыпались, будто ребенок в порыве злости пнул по ним ногой. От домов по 10 этажей остались трёхэтажные пеньки. Остальные этажи валялись теперь у нас под ногами грудой бетона и арматуры. Мы быстро пересекли дорогу и забежали по обломкам на второй этаж. Выбрали место поудобнее и спрыгнули с другой стороны дома в угловой двор. Ржавые остовы машин, некоторые пустые, другие со сгоревшими скелетами, хищно смотрели на двух живых людей, посмевших появиться в царстве смерти. Руслан шёл первым, мне же приходилось постоянно поворачиваться, осматривая тылы. Бежав полубоком, я врезался в кузов иномарки. Резко крутнувшись, я направил дуло автомата в проем лобового стекла. В машине было 4 скелета, пожелтевшие от времени, сидевшие в обгоревшем ржавом кузове иномарки премиум класса. Из пустых глазниц черепов я ощутил укоризненный взгляд полный боли и недоумения. Давно мне не было так стыдно. Опустив виновато глаза и извинившись одними губами, я аккуратно обошёл машину. Большинство людей ведь даже не поняли, что случилось. Вот только ты выезжал со двора на рынок или пикник, вспышка и всё. Наверняка их души так и остались в этой машине. Может, в каком-нибудь другом параллельном мире, не ведающем зла, эта семья и дальше живёт в мире и согласии. Наверно это и есть рай. Император нам говорил именно так – мы мученики, а значит, попадём в рай. Интересно, сам-то он где.

Борода замер на углу здания, осматривая в оптику проход к «свечкам».

– Держимся стены. В небе вроде чисто. Прицел держи на детскую площадку – не нравится мне та дыра посередине. Сто в гору – кротовина. Значит, вся площадка изрыта этими тварями.

Кротами этих плотоядных грызунов окрестили только из-за рытья подземных коридоров. От прежних совсем безобидных слепых зверьков в них не было ничего, от слова «совсем». Именно из-за этого мы не пересекли двор по диагонали, а предпочли держаться стены – под остатками тротуарной плитки щебень, а значит можно не переживать быть укушенным. Слух у кротов изумительный – могут услышать вибрации от шагов по земле за добрую сотню метров. По своим коридорам они быстро соберутся в стайку, и будут ждать неосторожного шага, после которого нога провалится почти по колено в их царство. Только не факт, что достать обратно получится целую ногу – маленькие, размером не больше трёхмесячного котенка, кроты работают зубами похлеще, чем пираньи. Самое же неприятное – кусая, они впрыскивают анестетик, парализующий нервы и жрут ногу. Выдираешь её из засады, а вместо ноги культя по щиколотку, с торчащей обглоданной костью. Попасть в ловушку – значит умереть. На одной ноге, брызжущей кровью, далеко не ускачешь – кроты не отпустят. Будут преследовать, постепенно загоняя в угол, или брать в кольцо. Шансы встретить кого-то в округе равны не то что нулю, а уходят в минус. Единственный вариант – пуля в висок. Так хоть кому-нибудь оружие с патронами по наследству перейдет.

Правду говорят, что если думать о плохом, оно обязательно случится. Справа раздался какой-то шорох. Я инстинктивно повернулся на звук, вскидывая автомат, за три года усвоил, что ушам нужно доверять даже больше, чем глазам. Земля в десяти метрах от нас начала насыпаться горкой. Мгновение, и из норки высунулась голова. Я поймал в прицел точку между хитро блестящими бусинами-глазами. Выстрелить – значит обозначиться. Местная фауна отлично знает звуки, производимые двуногой едой. Стрелять можно только в том случае, если не получится убежать, а убежать получится, только отстреливаясь. Парадокс, мать его. Остаётся только накинуть на себя плащ– невидимку, но даже в этом случае тебя выследят по запаху. И сожрут.

Держа головку крота в прицеле, я пятился за Русланом. Хитрые глазки моргнули, и крот спрятался в свежей норе. Я повернулся на напарника:

– Видел?

– Да. Не нравится мне все это. Гаденыш расскажет о нас другим. Я уверен, что под асфальтом уже несколько ловушек. Может….

– Если сейчас из твоего рта вылетит что-то типа «может все это зря, пойдем-ка, друже, обратно», я шарахну тебя прикладом в твою мохнатую челюсть. Отставить панику!

Достав нож, я выковырял несколько кусков тротуарной плитки и бросил один на асфальт метрах в шести от нас, в сторону, с которой мы пришли. Камень срикошетил об асфальт два раза, упав на третий раз, он пролежал на асфальте не дольше пяти секунд и ушел под землю в появившуюся воронку.

– Твою мать!– выругался я сквозь зубы. – Обратно путь заказан.

– Да их там штук десять минимум и роют, суки, прямо под асфальт. Как назло, до подъезда ни одной машины – так бы по крышам перебрались.

Говорят, в ситуации, когда на кону стоит твоя жизнь, мозг активирует скрытые резервы и начинает работать намного лучше. План созрел мгновенно:

– Отставить панику, я сказал! Убирай винтарь за спину и хватай плитку, в две руки. По 3-4 небольших квадрата в каждую! До ближайшей «свечки» тридцать, а то и тридцать пять метров. Пойдем, исходя из плохого, и возьмём сорок метров. Пространство перед нами, скорее всего, уже полое, значит, первый шаг будет прыжком на максимум дальности. Это отягчает мгновенный переход на бег. За первое и второе место приз – жизнь. Очень хороший стимул для победы. Шансы, как и всегда, 50/50: успех – жизнь, проигрыш….не хочется об этом думать, но ужин в компании пары десятков кротов обеспечен. Я перевел «калаш» на предохранитель и закинул его за правое плечо, пристегнув дуло карабином к рюкзаку. Достал из бокового левого кармана-кобуры ТТ-шник, дослал патрон, взвел курок, сунул его обратно и взял два куска плитки

– Значится так, товарищ, по моей команде кидаешь плитку с двух рук, рассчитав усилие так, чтоб каждый кусок упал дальше предыдущего. Кинул последний и сразу же, разбежавшись, прыгаешь и несешься, что есть духу к подъезду. Я кидаю, как можно дальше свои, и бегу за тобой. Понял?

Борода кивнул в ответ.

– Огонь!

У Бороды остаётся в руках последняя плитка, замах делаем вдвоём, одновременно. Кидаю, Руслан уже приземляется на асфальт, а с моих рук срывается вторая плитка, корпус резко поворачивается для разбега, бросок обжигает плечевые мышцы от нагрузки уже во время прыжка. Приземляюсь на правую ногу, одновременно отталкиваюсь ею же, делая два шага оленьим бегом, переходя на спринт. В трёх метрах от меня спина напарника. У бородатого отменная прыть для «сотки» живого веса. Десять метров до подъезда... чувствую, как сзади начинает проваливаться асфальт. Пять метров… Борода залетает на бетонные ступеньки подъезда, там, где только что была его нога, на асфальте образуется воронка. Под моей правой ногой земля становится похожа на желе. Перевожу вес на левую ногу, надо прыгать – два метра реальная дистанция для прыжка с разбега. Перед самым толчком чувствую, как левая нога начинает проваливаться. Прыжок. В полете переворачиваюсь на спину, выхватываю пистолет из кармана и падаю на ступени. Удар выбивает воздух из лёгких, одновременно с этим приходит осознание, что левая нога в воронке под ступенями. Рывок… Борода почти отрывает лямки с рюкзака, затаскивая меня выше по ступеням. На левой ноге висит три крота, вцепившись в ботинок. Ору и выпускаю всю обойму, не целясь. О том, что могу прострелить себе ступню, даже не думаю – не до этого. Отпускаю не нужный «ствол», в рюкзаке есть ещё два. Переворачиваюсь на живот и «раком», помогая себе и руками и ногами, забираюсь на крыльцо. На ноге осталась ещё одна тварь, а из ямы уже лезет грязно-серое полчище. Отдавать свою еду они не собираются. Борода сбивает с меня крота своей ногой… Вспышка…. Сука, больно-то как! Херня – боль пройдет, а вот нога не вырастет. После удара левая нога теряет опору, почти падаю. В голове проносится мысль о том, что обидно будет умереть в метре от спасительной двери. Чувствую, как получаю пинок под задницу, потеряв всяческую ориентацию, влетаю в грязный подъезд, и встречаюсь головой со ступеньками первого этажа. Темнота…

Я открыл глаза, но темнота никуда не ушла. Темно, хоть глаз выколи. Неужели я умер?! Значит, сейчас откуда-то сверху появится яркий свет, а потом силы добра и зла будут решать мою дальнейшую участь. В горле пересохло, воды бы… сейчас даже вода с лужи покажется райским нектаром. Сушняк дикий, значит, я жив – мертвым вода ни к чему. Темнота напрягает. Попробуем пошевелиться. Так, руки на месте, ноги тоже. Голова, судя по зудящей боли, тоже никуда не делась. Дотрагиваюсь до источника боли и матерюсь сквозь зубы – с левой стороны шишка. Хорошо по голове приложили. Как я здесь оказался? Да и где я вообще?! Лежу на спине на чем-то твёрдом, в районе пятой точки тоже чувствуется непонятная ноющая боль. Поганое бородатое чудовище – надо же было так влепить мне ботинком! Точно… цепляюсь за эту мысль. Значит, мы спаслись, целые и невредимые. Задница только болит, а головой я об ступеньки приложился, поэтому тоже побаливает. Как раньше говорили? Голова не жопа – поболит и перестанет. А если болит и то, и то? Опять дебильные мысли в голову лезут. Я попытался привстать и ощупал свое лежбище. Лежу на полу, на ворохе каких-то вонючих тряпок, слева стоит рюкзак, на него облокочен мой автомат. Глаза потихоньку привыкают к темноте, прямо напротив меня дверной проем, переходящий в коридор. Где-то в конце коридора слышу глухой удар и сдавленный мат. Складываю губы трубочкой и резко втягиваю в себя воздух, получается некое подобие свиста, только намного тише. Страха нет – раз матерится, значит, человек, а если не связал меня – значит, свой. В коридоре показывается здоровенная фигура, занимающая весь проход, и липкий страх начинает бежать по спине, в ушах нарастает гул от учащенного пульса. Оружие!!! Хватаю «калаш», снимаю с предохранителя и передёргиваю затвор, одновременно направляя в темноту. Темное пятно останавливается и выдает полушепотом: