Текст книги "Игра во все руки"

Автор книги: Кирилл Алейников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

От напряжения на дряхлой шее доктора выступили толстые вены, а глаза намокли и заблестели. Еще немного, и бедного старика хватит удар, пронеслось в голове полковника.

Дрейкер оставался невозмутим. Он спокойно дослушал гневную тираду доктора, затем так же спокойно, почти даже отвлеченно сказал:

– Актарсис вступил в битву тысячи лет назад. И уже «сотни тысяч, если не миллионы» ангелов погибли в этой битве только лишь ради того, чтобы людям жилось не хуже! Чтобы людям вообще ЖИЛОСЬ, понимаете, доктор? Ангелы добросовестно выполняли свой долг, ни разу не отступались от однажды обозначенной позиции, и теперь настало время, когда люди должны вынести благодарность Актарсису. Не надо иступленных криков и пламенных речей, не надо тотального обращения в христианство или какую-либо неорелигию, не надо сердечных клятв и так далее. Надо всего лишь помочь ангелам одолеть демонов, иначе демоны сначала одолеют Срединный мир, а потом расправятся с Актарсисом. Думаю, люди поймут ситуацию, поймут то незавидное положение, в котором оказались, и сделают верные выводы. Если не сделают, что ж, у Актарсиса не останется иного выхода, как вести войну в одиночку.

Наконец, Фирс решил внести и свою лепту:

– По вашим словам, астеры гораздо сильнее людей, что-то вроде демонов, но наоборот. Почему же не послать в разведмиссию астеров? Зачем рисковать жизнями людей и… хм… нелюдей, гораздо более слабых? Зачем ставить под сомнение успех выполнения всей операции?

– Астеры слишком энергоемки, – не стал ждать с объяснениями Дрейкер. – Любого ангела демоны чуют издалека, тем более на своей территории. Люди же и нечисть излучают иной вид энергии, который не так заметен на общем «фоне». Только лишь поэтому к операции не привлечен ни один ангел. Кстати сказать, господин полковник, вам предстоит пойти с лучшими бойцами мира! Взводы майора Спартона и сержанта Хастера участвовали в самых сложных операциях не только под эгидой ЦРУ, но и вследствие прямых приказов Актарсиса.

Фирс посмотрел на командиров взводов нечисти. С виду они ничем не отличались от обычных людей, никакими выдающимися чертами не обладали. Разве что Хастер выглядел как-то бледновато, да не расставался с черными перчатками и солнцезащитными очками. Вампир хренов!

– Теперь еще раз о цели миссии, – продолжал Дрейкер. – Вам необходимо пройти как можно больше вглубь Яугона, составить примерные карты местности, собрать информацию о численности и разновидностях тамошних демонов. Пока вы будете уверены, что дальнейшее продвижение возможно – двигайтесь. Операция официально бессрочная, но запасов провизии у вас хватит примерно на месяц. Так что планируйте маршрут с тем, чтобы приблизительно через месяц, включая обратную дорогу, вернуться. Первое время мы будем поддерживать с вами радиосвязь, затем в целях конспирации связь прекратится. Предположительно, ландшафт Яугона схож с ландшафтом земной поверхности, иными словами Яугон – это та же Земля, но в иной интерпретации. Это поможет вам не сбиться с пути при возвращении. Группа комплектуется новейшими экземплярами оружия, каждый боец получает в свое распоряжение чудо нанотехнологий – биоскафандр «Химера».

Фирс знал о таком скафандре. У обывателя при слове «скафандр» перед внутренним взором предстает громоздкий, неповоротливый и неудобный белый кокон астронавта, раздутый в стороны, с зеркальным шлемом и тяжелым ранцем. «Химера» же, частично разработанная на базе Дагуей, ничего общего с космическими скафандрами не имеет. Разве что степень защиты от радиации. Всё от системы охлаждения до системы навигации – сплошное чудо техники двадцать первого века. Но, как думал Фирс, «Химера» по-прежнему находится в стадии разработки, так что даже прототипа скафандра пока не существует. Ан нет, ушлые ребятки из параллельных миров уже наткали «Химер» достаточно, чтоб укомплектовать целую группу.

После небольшого рассказа о свойствах новейших скафандров Дрейкер описал оружие, коим «миссионерам» предстоит отбиваться от возможных противников. Это были штурмовые винтовки на базе сверхсекретной «Солярис», напичканные электроникой не хуже, чем F-117 «Стеллс». О «Солярисах» полковнику тоже приходилось слыхивать, но то были лишь слухи да легенды, вблизи же Фирс винтовку не видел никогда.

После описания оружия голос подал майор Спартон. Его замечание даже полковнику показалось уместным:

– Мои люди не смогут использовать трансформацию, будучи облаченными в ваши доспехи.

Оборотни, чтоб их… Трансформация!.. Фирс вновь мысленно скорчился.

– При разработке скафандров был учтен фактор резкого изменения объемов бойца, а так же формы его тела. Скафандр подстроится под любого оборотня сразу же после трансформации. Господа, хватит мыслить категориями каменного века!

– Да уж… – многозначно выдохнул доктор Зальцбург.

Обсуждение еще некоторых деталей операции заняло примерно тридцать минут. До часа «икс» осталось три часа. Подытоживая совещание, Дрейкер сказал:

– Итак, двадцать три человека – таков состав команды разведки. Старший – майор Спартон. Его приказы должны выполняться точно и незамедлительно! – Дрейкер испытующе посмотрел на полковника. – Заместитель командира – сержант Хастер. В случае гибели их обоих командование группой берет на себя старший по званию, исключая полковника Фирса. Думаю, господа, вы справитесь с задачей. С вами не только технологии двадцать первого века. С вами Свет!

Как же, ухмыльнулся Фирс, поднимаясь, Свет с нами. Прямо в Преисподнюю в компании вурдалаков да оборотней, где тут Свету-то быть…

ГЛАВА XV

Случилось то, о чем не подозревал, пожалуй, никто. Вопреки всему существующему распорядку и вопреки всем законам. Виноваты ли в том светлые, или все идет по ранее задуманному Создателем плану, сейчас разбираться не имеет смысла. Необходимо брать от ситуации все, что можно взять, и действовать необходимо немедля. Ибо промедление в данной ситуации равносильно погибели.

Дагон расправил черные крылья и хищно сверкнул острыми серебряными зубами. Над рогатой головой клокотало багровое небо, превращаемое потоками энергии то в бушующий океан со своими волнами и водоворотами, то в сплошную пелену гонимых ветрами туч. Сверкали молнии – они сверкают здесь постоянно. С юга под слоем стратосферных туч поперек их движения неслись другие тучи – грозовые, темно-лилового цвета, поливающие пустыни и скалы холодными дождевыми потоками.

Кто знает, может быть, это небо, так радующее злой глаз и темную душу, скоро перестанет существовать. Небо, дающее вдохновение на новые подвиги во имя Яугона, дающее надежду…

Дагон прикрыл глаза и прислушался. Где-то далеко открывался новый портал, новая нить соединила Яугон со Срединным Миром. Через портал с ревом миллиардов демонов энергия двух миров смешивалась, взрывалась в столкновениях, превращала вечность в мгновение. Портал сначала был очень малым, не больше кончика когтя, но постоянно разрастался, как раковая опухоль, и подобно опухоли поражал организмы миров, превращал их из прежних измерений, отдельных и почти независимых, в одно целое. Спустя время портал перестал быть порталом, потому что поглотил часть пространства Срединного Мира, взамен воссоздав на его месте равную по размерам часть Яугона.

Слияние. Черт возьми, никто не думал, что оно и в самом деле возможно! Что оно будет именно таким, и что оно БУДЕТ! Какими бы ушлыми не прослыли светлые, вряд ли они способны заварить подобную кашу. Скорее всего, имеет место быть элементарное совпадение, что, тем не менее, не мешает светлым кричать во все свои мерзкие глотки о грандиозном плане спасения вселенной.

Слияние. Миф, оказавшийся вовсе и не мифом, не вымыслом, не профанацией, а суровой реальностью, не позволяющей строить планы и разглядеть за туманным горизонтом будущее.

Третья сила, Серое войско. Тьфу!

Неужто астеры всерьез воспринимают людей как отдельную, независимую силу? Неужто они считают, что люди примутся истреблять демонов, не замечая рядом с собой этих белокрылых ублюдков? Да и каким образом человек может сразиться с магом и одолеть его? Это что-то уж из ряда вон выходящее, господа астеры. Человек, вооруженный самым современным, самым точным своим оружием, все равно слаб перед демоном.

Портал всасывал все больше энергии, после чего перемешивал ее и выдавал обратно. Портал замещал одни территории другими, превращал Срединный Мир, Яугон и Актарсис, в трехцветный лоскутный мяч. Черно-бело-серый. Хотя с орбиты он скорее выглядел бы красно-коричнево-голубым…

Дагон поиграл крыльями в поднимающемся у поверхности ветре. Он чувствовал не только открытие очередного портала, но и появление на землях Яугона людей. Живых людей. В разных частях Преисподней люди осторожно и пугливо совали свои носы в демонический мир, как полуслепые котята, первый раз выбравшиеся из логова матери. Такого еще не происходило за долгую историю трех миров. Раньше жизнь просто не могла оказаться здесь, жизнь в понимании людей. Теперь группы живых существ медленно двигались по Яугону, а одна из групп, отличающаяся своим составом и ясной целью визита, находилась уже в Зороностроме – они называют это разведкой. Хотят выяснить, с чем же столкнулись и что теперь предпринять. Хотя, может быть, они уже в курсе, что проникли в Преисподнюю – информации свойственно распространяться со скоростью света. Тогда можно похвалить их за смелость, ведь далеко не каждая тварь согласится добровольно соваться туда, откуда нет и не может быть возврата.

Раньше возврата не было. Сейчас он есть. Дагон сжал кулаки и взмахнул огромными черными крыльями. Его тело устремилось ввысь, к набежавшим лиловым тучам. Омываясь дождем, демон летал среди ломаных изгибов молний, иногда нырял прямо в тучи, чтобы спустя миг вынырнуть в другом месте. Дагон думал, как стоит поступить теперь Владыкам, особенно в ситуации отсутствия Логана. Ясно одно: существовать по старой системе не получится.

Логан. Что бы там ни думали остальные, а Дагон подозревал, и не без оснований, что Логан и есть их так называемый Хозяин. Хозяин Преисподней, рыцарь Тьмы, главное воплощение Зла. Недавно Дагон натолкнулся на древние манускрипты, описывающие превращение падших ангелов Люцифера в сильнейших демонов Яугона – Владык. Он нашел там свое имя и имена других, но не было лишь одного имени – Логана. Тогда каким образом этот демон смог стать Владыкой? О, да, есть же легенда, что он получил такое звания в награду за подвиги во имя Тьмы! Однако Дагон отчего-то не помнил ни одного подобного подвига, не слышал его деталей, не принимал участия в разработке и осуществлении. Да, Логан чаще других пытается одолеть Икстриллиум, но всегда его попытки кончаются ничем. При этом Логан совершенно не интересуется Срединным Миром, будто смысл существования Яугона сводится лишь к уничтожению Актарсиса, а не к поддержанию в Срединном Мире достаточного уровня питающей Яугон энергии. Действия Логана часто непредсказуемы и неадекватны, он редко показывается перед другими демонами и без особого желания участвует в Сходах. Логан не такой, как все, он необычный, и хотя бы этот факт позволяет серьезно задуматься над его сущностью.

Логан и есть Люцифер. Дагон был твердо в этом уверен. И сейчас, когда Логан отсутствовал в Яугоне на фоне колоссальных, эпохальных, необратимых изменений, власть над измерением необходимо сосредоточить в других руках. Дагон чувствовал, что его собственная кандидатура на нового Хозяина Тьмы как нельзя более подходящая, ведь нет иного демона, способного сравниться с ним по силе. Владыки… их можно убрать, если возникнет угроза препятствования с их стороны. А прочие не посмеют перечить Дагону.

Владыка устремился прямиком в Зороностром. Он огромной летучей мышью мчался под тучами, молнии выхватывали из бурного мрака его мускулистое, поджарое тело, затянутое кожаными с виду доспехами, усыпанное шипами и зубьями. Любая обитающая в Яугоне тварь чувствовала приближение Владыки и спешила спрятаться; без острой нужды никто не появлялся на глазах Владык, справедливо опасаясь за свою шкуру.

Зороностром. Цитадель Яугона. В массиве высоких остроконечных скал поднялись до самых туч пики центральной крепости, так что нельзя сразу было сказать, где все еще скалы, а где – башни Зоронострома. Черные, обожженные тысячами пожаров стены встретили Дагона холодным равнодушием, дозорные на постах лишь высунули свои безобразные головы, чтобы глянуть на Владыку, и тут же прятались по норам. Крепость казалась мертвой, покинутой; если не считать громовых раскатов и свиста ветра в ущельях, то вокруг царила тишина.

Дагон сложил крылья и пружинисто сел на крепостную стену. Камни, из которых она была сложена, подогнаны так же близко один к другому, как камни египетских пирамид, но дождевая вода не собиралась в лужи; она впитывалась черной скальной породой, всасывалась жадно и без остатка, так что кладка оставалась совершенно сухой и слабо парила. Еще на подлете к Зоронострому Дагон призвал остальных Владык на Сход, и теперь ждал их. Ветер не трепал демона, не колыхал его длинной антрацитовой накидки, не тревожил ни единого волоска на теле.

Еще оставалось время прикинуть в уме план действий. Конечно, Сход обеспокоен происходящими переменами в мире, но более всего Сход испуган исчезнувшей вдруг изоляцией Яугона и спровоцированными этим глобальными изменениями в структуре энергетических потоков. Теперь ведь каждый демон, какой бы силой он не обладает, стал фактически смертным. Его развеять так же просто, как прикончить одного из жалких людишек. И Сход боится собственных инициатив в отсутствие Логана, потому что каждый из членов Схода подсознательно чувствует превосходство Логана над всеми.

Еще бы.

ГЛАВА XVI

На скалистом шотландском обрыве, высоко над холодной водой, над шумным и равнодушным прибоем, над криком чаек и шелестом ветра в чахлых березах возвышался замок конца пятнадцатого века, отлично сохранившийся; лишь кое-где в стенах внимательный взгляд обнаружит пробоины времени, но они скорее украшают древнее сооружение, нежели уродуют. Еще на подъезде к замку становится понятно, что он не заброшен и не превращен в какой-нибудь национальный парк. Это становится понятным, во-первых, по табличке с левой стороны асфальтированной дороги, которая немедленно попадает в поле зрения любого водителя, решившего с главного шоссе съехать на эту дорогу. Ярко-желтая табличка ненавязчиво, но весьма конкретно намекает на запрет въезда в частные владения: черные жирные буквы сложились в таинственную фразу «ПРОЕЗДА НЕТ. ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА», а ниже более мелким шрифтом подписано «Немедленно разверните свой автомобиль». Конечно, такие таблички любят оставлять вокруг себя ребята из правительства, нашедшие очередной знак в пшеничном поле или сбившие очередную «тарелку», но вряд ли ребятам из правительства понадобился старый замок, к которому могут проявлять интерес разве что призраки, но не инопланетный разум.

Во-вторых, если все ж проигнорировать предупреждение на желтом знаке и поехать дальше, то через пять километров отменного шоссейного полотна над лесом возникнет массив каменной стены, а за ней – серо-голубые башни замка. Петляющий серпантин приведет к автоматическим воротам, массивным и явно принадлежащим более позднему времени – концу двадцатого века, например. На воротах уже нет никаких знаков, зато висят мощные прожекторы и две черных вороны видеокамер наружного наблюдения. В воротах так же есть небольшое окошко с тонированным пуленепробиваемым стеклом, односторонне прозрачным. По десятиметровым стенам замка проложены щедро намотанные жилы колючей проволоки под током, будто кто-то может взобраться на них…

Комплекс безопасности замка не исчерпывается желтой табличкой, воротами и проволокой. Ни одна древняя армия ни за что не взяла б этот оплот безопасности, не смогут взять его и современные полицейские подразделения и армия без предварительной подготовки. Да и не возникает у смертных желания вторгаться в обитель Зла…

Туман накатывал с моря волнами подобно воде. Кое-где его подвижные белесые щупальца уже коснулись кромки берега и жадно лизали холодные камни, обточенные волнами за миллионы лет в почти идеальные диски. Туман нес в себе холод и влагу, запах соленой воды и водорослей. При желании можно было различить и другие запахи: дизельного топлива, разложения, рыбы. У человека, опасно стоявшего на крыше замка, не было желания разбираться в букете идущего с моря бриза. Кожаный его плащ слегка колыхался, хмурые глаза на бледном, будто высеченном из мрамора лице пристально всматривались в туман, но были такими же туманными. Руки в черных кожаных перчатках были скрещены на груди. Какое-то время человек продолжал стоять в такой же позе, совершенно равнодушный ко всему кроме темных вод океана и наползающего на берег тумана. Затем, когда туман стал обволакивать скалу и стоящий на ней замок, человек сел, упершись спиной в кирпичную дымоходную трубу. Лязгнула амуниция.

 
Ты откроешь глаза,
Ты увидишь нас
И станешь таким же
Уже через час…
 

Незамысловатые строчки крутились в голове человека. То была песня другой страны, не Шотландии и не Великобритании. Кажется, то русская песня, но кто ее поет (или, быть может, пел), вспомнить не удавалось. Человеку на крыше не удавалось вспомнить даже, в какой стране он родился, какой язык познал первым… Теперь он разговаривал на всех языках Земли, был почти во всех странах (притом, что никогда физически в них не бывал; странные ощущения рождались где-то в глубинах сознания), но многое не мог вспомнить из прошлой жизни. Где родился, где вырос, кем были его родители, какую жизнь вел прежде. Прежде, чем стать иным. Иногда всплывали воспоминания, но все они являлись подобно кошмарам, и каждый такой кошмар подстегивал на новый шаг. Шаг… Шаг неизвестно куда, неизвестно зачем, но кажущийся верным и точным. Песня продолжала тихонько шептать в голове; нет, она не имела никакого отношения к теперешней сущности сидящего на крыше человека, но казалась одним из малочисленных мостов, связывающих его с прошлым, с теми временами, когда он еще был человеком.

Когда он не был Вампиром.

И таких мостов становилось все меньше. Голова его кишела сонмом разных мыслей и ложных воспоминаний, ложных, ибо они принадлежат тем душам, что Вампир уже поглотил. И средь миллионов воспоминаний не хватало места для собственных.

«И когда же я окончательно стану вампиром? – спросил он когда-то девушку, Светлану Добровольскую, кажется, охотницу Ордена Света, вскоре после заражения вирусом Зла». «Когда выпьешь человеческой крови, – ответила она тогда». И он выпил. Мог бы, конечно, воздержаться и наверняка воздержался бы, зная последующие события. Но он не знал и потому выпил. Ведь вампиры не могут без крови, не могут без убийств. Даже самые «добрые» из них – те, что когда-то служили Ордену и Актарсису, даже они вынуждены убивать.

Когда-то давно, миллион лет назад его вовлекли в сложную игру, сделали пешкой, к ужасу и недоумению игроков вдруг обернувшейся ферзем. Пешкой, внезапно вышедшей из-под контроля и затеявшей новую игру по собственным правилам. Они сделали так, чтобы он обернулся в существо Тьмы, заставили его убивать людей и пить их кровь, заставили стать предателем и палачом. Но вместе с тем они открыли ему глаза: нет истинного Зла или истинного Добра, даже войны или противостояния как такового между ними нет и быть не может, как палка не может воевать сама с собой двумя своими концами, как день не может высказывать претензии ночи, а ночь – дню. Нет, светлые, темные – это одно и то же. Паразиты на теле человечества, реинкарнационные останки некогда живших людей, непостижимым образом воскресшие и объявившие себя особенными.

На собственном опыте Вампир убедился, как они могут вмешиваться в жизнь людей, коверкать ее, сминать подобно листу бумаги и выкидывать в мусорное ведро. Воспоминания убитых им вампиров разворачивали перед внутренним взором вовсе уж кошмарные картины расправ иных сущностей над людьми; Тьма не особенно церемонится, убирая со своего пути неугодных ей, но Свет использует те же самые средства. Даже теми же самыми руками: руками оборотней, вампиров и людей, верящих, что каждое их действие направлено на победу Света и Добра… Тьфу! Какая победа, какой Свет? О каком добре может рассуждать астер, посылающий на убийство волка или упыря? Посылающий человека на смерть…

Туман уже полностью обволок замок. Стало холодно и тоскливо. Впрочем, Вампир не чувствовал холода, а тоска крепко въелась в его черную душу, слилась с ней в единое целое еще давно.

…Он обернулся к своим друзьям… и обомлел. Все они были изрешечены пулями и лежали у дверей в самых разных позах.

Он подскочил к Максу, но в его глазах был лишь стеклянный блеск. Огромные дымящиеся раны превратили его грудь в фарш…

Он бросился к Шокеру, но Леха, подогнув под себя ногу, уставился одним глазом в небо. На месте второго зияла сквозная дыра…

Он упал на колени перед Топором, однако успел услышать лишь последний предсмертный хрип, и Стас уронил голову на грудь…

Лишь Светлана еще дышала, но силы покидали ее с быстротой молнии…

Наверное, в тот самый момент все и началось. Не кончилось, а именно началось. Тоска от необратимости и безысходности заволокла разум и душу Вампира, вера в Добро испарилась, надежда на победу Света лопнула мыльным пузырем. Как может Свет победить Тьму, если и Свет, и Тьма суть одно и то же. Макс, Леха, Стас были его друзьями, пусть злобными и кровавыми убийцами, но все же друзьями. Они поверили в необходимость противостоять Яугону во имя Актарсиса, ибо думали, что такой путь чист и справедлив. Они пошли против своей сути, против Дьявола и вопреки устоявшемуся мировоззрению, однако погибли от пуль светлых. Ведь Тьма и Свет – одно и то же, лишь облаченное в разные одежды. Пойдя против одной из сторон, ты неминуемо идешь и против другой, об этом даже гипотеза Великого Коллапса толкует. Кто же знал, что уже тогда нужно было противостоять не половине одного целого, а всему целому сразу. Вероятно, поняв это, Вампир смог бы уберечь друзей, возможно, и не стал бы Вампиром, волей случая одолевшим Познавшего Кровь. Все пошло б по иному пути, и что на том пути, никому неизвестно. Лишь одно ясно точно: тот путь был бы не столь кровав, как нынешний.

Они хотели убить и его. Они заставили его пройти по кровавому пути убийств людей, вампиров и оборотней, а потом избавиться от него как от потенциально опасного противника. Но кое-что просчитали (хотя, зная подлую натуру светлых, более правдоподобно предположение, что и дальнейший ход событий они так же просчитали до мелочей), не учли в своих планах силы Познавшего. Проворонили появление нового демона, более сильного и могущественного. Демона, который вскоре войдет в Актарсис с легионом солдат.

…Вампир Суховеев представляет серьезную угрозу для Актарсиса. Его необходимо уничтожить…

Как в воду глядел тот тип, Елизар, кажется. Но на то время Суховеев был еще бессмертным, ведь сила Познавшего клокотала в нем бурей энергетических потоков. Теперь Вампир знал, что бессмертие его отошло в историю, и связано то с невероятным событием, развивающимся стремительно, как грохочущая с горных склонов лавина. Вампир чувствовал проявление в Срединном мире точек входа. Чувствовал слияние миров. Чувствовал грядущие предсмертные крики людей, детский плач и причитания женщин. Ведь люди никогда не смогут жить с иными, с теми, кто на протяжении тысячелетий паразитировали на теле человечества, играли с ним в свои игры, поддерживали собственное бессмертие душами умерших людей. Люди смогут жить рядом с нечистью – вампирами и оборотнями, – ибо нечисть никогда не претендовала на бессмертие, никогда не выходила за рамки однажды установленных правил, никогда по сути-то не отличалась от живых. Но с потусторонними сущностями люди не уживутся – это как пить дать. Будущее не за Актарсисом или Яугоном, не за демонами или астерами; будущее за Срединным миром, за Террисом, за людьми и теми, кто сможет найти с людьми общий язык. Нечисть найдет, ведь веками она жила бок о бок с людьми. А прочие не смогут, потому что ни так называемое Добро, ни так называемое Зло не смогли доказать необходимость своего существования, а были обеспокоены лишь одним – поддержанием баланса энергий, дабы не развалиться без него.

Теперь настало новое время. Переломное для всех. Вампиры больше не будут сражаться ни на стороне Света, ни на стороне Тьмы. Вампиры, да и оборотни, судя по всему, ныне будут лишь сами за себя и за тех, кто жил в Срединном мире. Ведь Срединный мир их исконный дом, в который вскоре хлынут грязные потоки потусторонних сил.

…Он был давным-давно проклят и просто сидел в полном одиночестве и грустил. Кому-то может показаться странным, как демон может грустить, но он в самом деле грустил, тоска витала над ним, размахивая большим перепончатыми крыльями. Он раз за разом вспоминал свою жизнь от того дня, когда стал вампиром, и до потери всех, кто был ему дорог. Он потерял Макса, лучшего друга всей жизни, но так и не успел сказать ему об этом. Он потерял Стаса и Леху, двух бесшабашных вампиров, бросившихся с головой в опасное приключение, ибо он попросил их об этом. Он потерял Свету, симпатичную, смелую и, как выразился Стас, добрую девушку-оборотня. Он потерял самого себя, превратившись в Познавшего Кровь, вознесшись над всеми вампирами Срединного мира…

Он потеряла веру в добро и зло, веру в само существование этих понятий, сил и мотивированных ими поступков.

Но самое главное, он потерял свободу, которую так хотел обрести.

Впрочем, остался кое-кто, кого он еще не потерял…

По черепичной крыше к нему подошла девушка, бледнолицая, в легком белом платье с голубой окантовкой. Она была молода и красива, но печальна, будто только что получила известие о гибели кого-то из близких, любимых… Теперь она всегда печальна, Вампир уже и забыл, когда она светилась счастьем, когда искренне улыбалась, забыл ее смех и чарующий шепот. Девушка по-прежнему любила его, а он любил ее, но отношения изменились с того момента, как он обернул ее в вурдалака. «Сережа, ты же знаешь, как избавиться от моих шрамов». Он был Познавшим, его укус излечивал человека, но превращал в вампира. Он мог бы любить девушку и со шрамами, но отчего-то впадал в отчаяние, когда вспоминал ее прекрасное лицо. Быть может, все дело в том, что он в то мгновение окончательно понял: время вспять не повернуть, не войти вновь в ту жизнь, что утрачена; наверное, он инициировал ее в отчаянной попытке сохранить от огня хоть один мост, связывающий его с прошлым. Хоть один мост… Но и он сгорел.

Девушка встала рядом и положила тонкую руку на обесцвеченные, короткие волосы Вампира. Ее взгляд блуждал по океану тумана, будто она хотела увидеть то, что видел в нем Вампир.

Но он не видел там ничего.

– Я знала, что ты тут. Последние дни ты чаще бываешь на крыше, чем со мной.

– Прости, – тихо ответил Вампир.

Нет, она ни разу не упрекнула его в инициации. Она сама просила это, сама хотела вернуть прежнюю красоту, и причиной тому была все та же призрачная надежда обернуть время вспять. «Потому что я тебя люблю. И потому что ты не сможешь быть один. Одиночество погубит тебя – разве этого хотели твои друзья? Они отдали жизни за дело, которое ты обязан продолжить. Но ты не сможешь, если будешь один…» И она помогла ему выжить и начать борьбу против потусторонних сил, без нее он, наверное, сошел бы с ума. Одиночество ведь – самая тяжкая пытка из всех, что можно выдумать. Плохо, когда нет спутника в длинной дороге, когда нет единомышленника на пути к истине, когда нет существа способного поддержать тебя в трудную минуту. Еще хуже, когда есть спутники, единомышленники и друзья, но нет самого себя, будто не ты вовсе живешь и идешь по пыли времени, а твое тело, оболочка, навсегда покинутая душой. Вампир ощущал себя таким телом без души. Возможно, в параллельных мирах он все ж отыщет ее, свою заблудшую, проклятую, жалкую и пугливую, но родную и единственную душу. Сотни тысяч вампиров уже готовы в любой момент выполнить любой его приказ, гарнизон замка набран из лучших бойцов среди вурдалаков, воспитанных, честных и дисциплинированных; есть даже любящая девушка, готовая незамедлительно отдать свою жизнь ради него. Но отчего-то тоскливое одиночество гложет внутри беспрестанно, как раковая опухоль, как фантомная боль в утраченной когда-то конечности. Тоска преследует его с тех пор, как пришло разочарование в Свете, в Тьме и во всем, что относится к ним. Тоска без начала, тоска без конца, гнетущая и уничтожающая рудиментарную душу, остаток души.

И Вампир твердо знал, что тоска не пройдет никогда. Грядет война, самая разрушительная и беспощадная, но ее исход ничего не решит по-настоящему. Война не принесет той свободы, о которой все чаще приходят мысли. Война не сможет избавить мир ни от насилия, ни от подлости, ни от грязи, возможно, даже усугубит все это. Война так же бессмысленна, как любая другая, и неизбежна, как сменяющее само себя время. Война даже надежду – и ту дать не сможет, надежду в благополучный исход, ибо исход для живого существа может быть лишь один. Но жизнь никогда не стремится к нему, ведь этот исход – смерть.

Не стремится жизнь, но обремененный миллионами чужих воспоминаний разум – стремится. Ведь смерть теперь, после Слияния – это путь в истинной свободе, безграничной и полной, вечной и абсолютной. СВОБОДЕ.

– Последняя битва уже не за горами. Я чувствую это.

Голос девушки был печален. Она догадывалась, что последняя битва для Вампира станет действительно последней. Он уйдет. Уйдет туда, откуда не возвращаются больше. Не в Яугон, не в Актарсис – нет. Уйдет в белое молоко свободы, смерти, небытия…

Вампир кивнул. Он и сам чувствовал близость той битвы. Не знал лишь, где и когда она случится.

– Завтра я убью последнего Старейшину, – словно сам себе сказал он.

– Я знаю, – ответила девушка, поглаживая ежик его прически. – Будь осторожен.

Вампир опять кивнул. Он мог бы давно умереть, вновь став смертным ныне, но чувствовал: рано еще покидать грешную вселенную и растворяться в ее информационном поле. Необходимо сделать многое, прежде чем уходить. И многое уже сделано: двенадцать кланов полностью перешли под контроль Вампира. Остался еще один, штаб-квартира которого базируется в Соединенных Штатах, в Детройте.

Вначале он убил Максимилиана, Старейшину Оуроса, «родного» клана. Развеял вместе со многими оуросами, среди которых были и друзья, и просто хорошие знакомые. Затем его жертвой стал Фридрих, и клан Негельнос обрел нового предводителя в лице Вампира. Затем шли кланы Марос, Метальдос, Оэтас, Иринос, Саронос, Калионос, Торос, Ниватос, Кселос, Авартос… Перед глазами пронеслись скоротечные схватки с охраной резиденций и самими Старейшинами, появлялись и исчезали виды крупных городов, пейзажи разных стран, климатических поясов, многоголосая речь текла в ушах на разных языках и наречиях.