Текст книги "Фантастика 1971"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Сергей Павлов,Роман Подольный,Илья Варшавский,Генрих Альтов,Юрий Тупицын,Виктор Колупаев,Сергей Жемайтис,Михаил Пухов,Всеволод Ревич,Борис Ляпунов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

– Например? – спросил я.

Гость тут же растворился в воздухе и возник за моей спиной, в дверном проеме. Потом не спеша вернулся к стеллажу, достал оттуда англо-русский словарь и бросил его. Словарь застыл в воздухе.

– И мне все это предстоит? – без особого энтузиазма спросил я.

– Это еще не все.

– С меня достаточно.

– Если вы будете учиться. Если вы вернетесь в естественную для вас обстановку. Если вы окажетесь среди себе подобных.

– Так, – сказал я. – Значит, я мутант, генетический урод. И не одинок при этом.

– Не так, – сказал гость. – Вы просто чужой здесь.

– Я здесь родился.

– Нет.

– Я родился в поселке. Мои родители погибли при лесном пожаре. Меня нашли пожарники и привезли в город.

– Нет.

– Тогда скажите.

– Нам следовало найти вас раньше. Но это нелегко. Мы думали, что никого не осталось в живых. Это был разведывательный корабль. Космический корабль. Ваши родители были там. Корабль взорвался. Сгорел. Вас успели выбросить из корабля. И был лесной пожар. В пожаре сгорел поселок леспромхоза. Пожарники, нашедшие вас живым и невредимым, только очень голодным, не знали, что до конца пожара вас окружало силовое поле.

Я слушал его, но меня мучило совсем другое.

– Скажите, – спросил я, – а на самом деле я какой?

– Внешне? Вам это нужно знать?

– Да.

Гость превратился в некую обтекаемую субстанцию, полупрозрачную, текучую, меняющую форму и цвет, но не лишенную определенной грации.

– Это тоже внушение?

– Нет.

– Но ведь я не стараюсь быть человеком. Я человек.

– Без этого вы не выжили бы на Земле. Мы думали, что вы погибли. А вы приспособились.

– Я должен буду улететь с вами? – спросил я.

– Разумеется, – сказал гость. – Вы же мне верите?

– Верю, – сказал я. – Я только позвоню Крогиусу.

– Не надо, – сказал гость. – То, что вы с ним сделали, пока не нужно Земле. Вас не поймут. Над вами стали бы смеяться академики. Я вообще удивлен, что вы смогли внушить Крогиусу веру в эту затею.

– Но ведь она не бред?

– Нет. Лет через сто на Земле до нее додумаются. Наше дело не вмешиваться.

Я поднял телефонную трубку.

– Я просил вас не звонить Крогиусу.

– Хорошо, – ответил я. И набрал номер Катрин.

Гость положил ладонь на рычаг.

Он снова принял человеческий облик.

– Это кончилось, – сказал он. – И одиночество. И необходимость жить среди существ, столь уступающих вам. Во всем. Если бы я не нашел вас, вы бы погибли. Я уверен в этом. А теперь мы должны спешить. Корабль ждет. Не так легко добраться сюда, на край Галактики. И не так часто здесь бывают наши корабли. Заприте квартиру. Вас не сразу хватятся.

Когда мы уходили, уже на лестнице, я услышал, как звонит телефон. Я сделал шаг обратно.

– Это Крогиус, – сказал гость. – Он разговаривал с Гуровым. И Гуров не оставил камня на камне от вашей работы. Теперь Крогиус забудет обо всем. Скоро забудет.

– Знаю, – ответил я.

Мы быстро долетели до корабля. Он висел над кустами, небольшой, полупрозрачный и совершенно на вид не приспособленный к дальним странствиям. Он висел над кустами в Сокольниках, и я даже оглянулся, надеясь увидеть пустую пивную бутылку.

– Последний взгляд? – спросил гость.

– Да, – сказал я.

– Попытайтесь побороть охватившую вас печаль, – сказал гость. – Она рождается не от расставания, а от неизвестности, от невозможности заглянуть в будущее. Завтра вы лишь улыбнетесь, вспомнив о маленьких радостях и маленьких неприятностях, окружавших вас здесь. Неприятностей было больше.

– Больше, – согласился я, и меня мягко и тепло окутал воздух корабля.

– Стартуем, – сказал гость. Вы не почувствуете перегрузок. Приглядитесь ко мне внимательнее. Ваша земная оболочка не хочет покинуть вас.

Гость переливался перламутровыми волнами, играя и повелевая приборами управления.

Я увидел сквозь почти прозрачный пол корабля, как уходит вниз, все быстрее и быстрее, темная зелень парка, сбегаются и мельчают дорожки уличных огней н россыпи окон. И Москва превратилась в светлое пятно на черном теле Земли.

– Вы никогда не пожалеете, – сказал мне гость. – Я включу музыку, и вы поймете, каких вершин может достичь разум, обращенный к прекрасному.

Музыка возникла извне, влилась в корабль, мягко подхватила нас и устремилась к звездам, и была она совершенна, как совершенно звездное небо. Это было то совершенство, к которому меня влекло пустыми ночами и в моменты усталости и раздражения.

И я услышал, как вновь зазвенел телефон в покинутой, неприбранной квартире, телефон, ручка которого была замотана синей изоляционной лентой, потому что кто-то из подвыпивших друзей скинул его со стола, чтобы освободить место для шахматной доски.

– Я пошел, – сказал я гостю.

– Нет, – сказал тот. – Возвращаться поздно. Да и бессмысленны возвращения в прошлое. В далекое прошлое.

– До свидания, – сказал я.

Я покинул корабль, потому что за этот вечер я научился многому, о чем я и не подозревал раньше.

Земля приближалась, и Москва из небольшого светлого пятна превратилась вновь в бесконечную россыпь огней. И я с трудом разыскал свой пятиэтажный блочный дом.

Голос гостя догонял меня:

– Вы обрекаете себя на жизнь, полную недомолвок, мучений и унижений. Вы будете всю жизнь стремиться к нам, ко мне. Но будет поздно. Одумайтесь. Вам нельзя возвращаться.

Дверь на балкон была распахнута. Телефон уже умолк. Я нащупал его, не зажигая света.

Я позвонил Катрин и спросил ее:

– Ты звонила мне, Катюшка?

– Ты с ума сошел, – сказала Катрин. – Уже первый час. Ты всех соседей перебудишь.

– Так ты звонила?

– Это, наверно, твой сумасшедший Крогиус звонил. Он тебя по всему городу разыскивает. У него какие-то неприятности.

– Жалко, – сказал я.

– Крогиуса?

– Нет, жалко, что ты не звонила.

– А зачем я должна была тебе звонить?

– Чтобы сказать, что согласна выйти за меня замуж.

– Ты с ума сошел. Я же сказала, что никогда не выйду замуж за пришельца из космоса и притом морального урода, который может внушить мне, что он Жан-Поль Бельмондо.

– Никогда?

– Ложись спать, – сказала Катрин. – А то я тебя возненавижу.

– Ты завтра когда кончаешь работу?

– Тебя не касается. У меня свидание.

– У тебя свидание со мной, – сказал я строго.

– Ладно, с тобой, – сказала Катрин. – Только лишнего не думай.

– Я сейчас думать почти не в состоянии.

– Я тебя целую, – сказала Катрин. – Позвони Крогиусу. Успокой его. Он с ума сойдет.

Я позвонил Крогиусу и успокоил его.

Потом снял ботинки и, уже засыпая, вспомнил, что у меня кончился кофе и завтра надо обязательно зайти на Кировскую, в магазин, и выстоять там сумасшедшую очередь.

КИРИЛЛ БУЛЫЧЕВ
Кладезь мудрости

Корнелию Удалову явился во сне пришелец.

– Послушай, Корнелий, – сказал он. – Мы в Галактике знаем, что ты очень расположен к космической дружбе.

– Да, – согласился Корнелий. – Верю в возможность контактов и по мере сил…

– Погоди, – перебил его пришелец. – Времени у меня в обрез.

Пришелец был окружен голубым одеялом, и за сиянием трудно было различить его формы.

Корнелий понимал, что встреча происходит во сне, но просыпаться не торопился, любил поговорить с новым человеком.

– Мы в Галактике посоветовались, – продолжал пришелец, подлетая ближе и заключая Удалова в пределы своего сияния. – И решили, что ты нам подходишь. Сам понимаешь.

– Понимаю, – сказал Удалов.

– И вот в благодарность за твои прошлые и будущие заслуги мы тебе даем дар. Космического масштаба. Одновременно, должен тебя предупредить, дар этот – испытание всей планете, всему человечеству. Сможешь подарком распорядиться, – значит, человечество доросло. Нет – придется подождать.

– А почему ваш выбор пал на меня? – спросил Удалов из скромности.

– Я же сказал – за заслуги. И к тому же ты самый что ни на есть средний и обычный человек в Гусляре.

– Я-то? – спросил Удалов с некоторой обидой.

– Неважно, – ответил пришелец. – Спешу я. Энергия на исходе. За то время, пока я с тобой нахожусь в телепатической связи, пришлось на двадцати трех планетах свет выключить. Так что принимай дар и до свидания. В случае, если не справишься, только скажи вслух «игра закончена». И все вернется на свои места.

Не успел Удалов ничего ответить, не успел даже руки протянуть за даром, как сверкнула молния и Удалов проснулся.

Было раннее утро. За окном шел дождь. Рядом спала Ксения и вздыхала во сне. Интересно, подумал Удалов, она наш разговор слышала? Где-то, за тремя стенами, зазвонил будильник. Пять тридцать, старик Ложкин встает делать зарядку и кормить птичек.

А может, сон как сон? Может, и не было пришельца?

Удалов выпростал из-под одеяла руки. Руки были пусты. Никакого дара.

– Чепуха, – сказал Удалов и снова заснул.

Вторично он раскрыл глаза в половине восьмого. Сын Максимка собирался в школу. Ксения хлопотала на кухне.

– Уроки выучил? – спросила она сына. – Опять вчера с Сашкой мяч гонял до темноты?

– А нам ничего не задали, – ответил Максим Удалов, очень похожий на своего отца курносым носом, цветом пшеничных волос и склонностью к излишнему фантазированию.

– Как так не задали? – сердилась Ксения. – Я в дневник смотрела. По истории про бунт стрельцов кому задавали?

– Я про бунт знаю, – сказал Максим.

– Господи, если бы я проверить могла, – говорила Ксения. – Я бы тебя по урокам гоняла бы как Сидорову козу. Все дела, хозяйство.

– Ксения, разбудила ты меня, – сказал Удалов. – Нужно же сегодня к одиннадцати в контору. Вчера говорил.

– Все равно вставай, – ответила Ксения, которая легко переносила свое раздражение с одного члена семейства на другого. – Сколько раз просила – почини замок в прихожей. В один прекрасный день всех нас унесут, ты даже не заметишь. Сын опять уроков не выучил. Про стрелецкий бунт ничего не знает.

– Ничего не знаю, да больше вас, – ответил грубо Максимка. – Вы небось даже не знаете, что Суворов его подавлял.

– Историю я крепко подзабыл, – сознался Удалов.

И тут что-то щелкнуло у него в мозгу. Будто открытая страница учебника возникла перед глазами.

Удалов просмотрел страницу и сказал совершенно спокойно:

– Плохо вас учат, сынок, если Суворов стрелецкое восстание подавлял. Особенно если учесть, что за спинами стрельцов стояла царица Софья, старшая сестра Петра Первого, и князь Голицын, ее основной полководец. Суворов, кстати родившийся лишь в 1730 году, никакого участия в этом принимать не мог.

Сказав так, Удалов спустил ноги с постели, нащупал шлепанцы и поднялся во весь рост. Сын Максимка как стоял у двери, так и замер. Ксения выглянула из кухни с крышкой от кастрюли в руке и спросила:

– Ты это сам или заглянул куда?

– Сам, – сказал Удалов. – Память у меня хорошая. Спеши, Максимка, в школу и в будущем не обманывай папу. Скажет тоже, Суворов…

– Иди к столу, – сказала Ксения, подобрев. – Каша остынет.

– Сон я удивительный видел, – сказал Удалов, заливая кашу молоком. – Будто явился ко мне космический пришелец и говорит: «Получай, товарищ Корнелий Удалов, за твои передовые дела необыкновенный подарок».

– Рехнешься ты со своими пришельцами, Корнюша, – пожалела его Ксения. – А подарок какой?

– Вот в том и беда, что не знаю. Проснулся я, а подарка нет.

– То-то и оно. Мне вчера, например, танк приснился. А на нем соседское белье висит. Тоже, наверно, чего-нибудь значит.

– Наверно, – сказал Удалов разочарованно. Ему было жалко такого редкого сна.

– Между прочим, – продолжала Ксения, – вчера нам счета принесли. Опять за электричество два сорок два. Это надо только подумать, сколько энергии холодильник жрет!

– Два сорок три, – автоматически поправил ее Удалов. – А пришельцу для того, чтобы к моему разуму проникнуть, пришлось без света несколько планет оставить.

– Два сорок две, – сказала Ксения. – Я смотрела.

– Ну да, два сорок три.

– Ты что, шутить со мной вздумал? Ведь я, как счет получила, сразу его в шкатулку спрятала. Когда залезть успел?

– Не видел я твоего счета, – искренне обиделся Удалов. – Просто так показалось мне, что два сорок три.

– Ну уж погоди.

Ксения вынула из комода под зеркалом расписную шкатулку федоскинской работы с изображением тачанки, подаренную к свадьбе удаловскими соучениками по школе, раскрыла ее и сверху достала голубой листок – счет за электроэнергию.

– Вот, – сказала она. – Полюбуйся.

Но листок мужу не отдала, потому что увидела, что на нем написано: «Два рубля сорок три копейки».

– Лазил, – сказала она убежденно.

– Не лазил, а догадался, – ответил Удалов.

– Лазил. Ревнуешь. Проверяешь, где письма храню.

– Нужна ты кому-то, – ответил Удалов.

– Вот-вот, была нужна, Семенихин Коля мне какие предложения делал!

– Так этот Коля тебя двадцать лет как забыл.

– А почему забыл? Потому что я лучшие годы на тебя потратила.

Ксения провела руками по широким бедрам и заплакала…

– Ну-ну, – сказал Удалов, спешно собираясь на службу. – Ну не надо, чего уж там…

Удалов шел на работу не спеша. Пришлось покинуть дом раньше, чем рассчитывал, и он выбрал дальний путь к стройконторе – по набережной, мимо собора, мимо дома купцов Анучиных восемнадцатого века, через рынок, сентябрьский, разнообразный, веселый.

По пути Удалов думал о событиях, приведших к власти Петра Первого. Раньше ему об этом думать не приходилось, все недосуг.

А сейчас он понял, что, к сожалению, знает мало, крайне мало, в объеме школьного учебника.

И очень хотелось разобраться в роли боярина Шакловитого, но учебник об этой роли почти ничего не сообщал.

Впереди Удалова спешили в школу дети. Корнелий догнал одну девочку, поглядел на ее тонкий блестящий портфельчик из искусственной кожи и произнес вслух:

– Афте морнинг ти ай гоу ту скул.

Причем произнес с более-менее правильным произношением.

– Что? – спросила девочка, обернувшись. – Вы тоже этот урок проходите?

– Прохожу, – признался Удалов. И покраснел от нечаянной лжи. В школе он учил немецкий, а потом языками не занимался.

И странно было не то, что он сказал английскую фразу и знал при том, что она английская. Фразу можно было случайно подслушать и: запомнить. Беда заключалась в другом: Удалов знал весь учебник английского языка для пятого класса средней школы. Весь целиком, и мог по первому требованию процитировать любую страницу, включая выходные данные книги, помещенные на последней странице – тираж, имя корректора и дату сдачи учебника в печать.

Потом, думая о событиях, Удалов даже удивлялся, как он не догадался к тому времени, что это и есть космический дар. Но он не догадался. Удивился и пошел дальше.

На скамейке у техникума сидели будущие речники и зубрили тригонометрию. В голову Удалова хлынули тангенсы и прочие функции и тут же перемешались с исчерпывающими сведениями о приготовлении мучных блюд, потому что из соседнего дома вышла толстая женщина с поваренной книгой в руке.

Дела, подумал Удалов. Чего только не взбредет на ум.

У входа на рынок на шатком столике лежала стопка белых книжек. Рядом – мелочь в розовой мыльнице. На белой книжке была изображена древняя царица и имелась надпись «Тайна золотого гроба». Многие люди, выходя с рынка, останавливались у столика и приобретали книжку, надеясь, что она про шпиона. Знакомый Удалову работник местной газеты Миша Стендаль тоже купил книжку про золотой гроб и, поздоровавшись с Корнелием, спросил:

– А вы чего же?

– Я археологией не интересуюсь, – громко ответил Удалов. – Скучновато изложено.

– Граждане! – перебила Удалова продавщица. – Покупайте новый роман о тайнах Египта! Кто убил Нефертити? Загадка старого дома на берегу реки Нил!

– Вот, – сказал поучительно Стендаль. – Мало читаете, Корнелий Иваныч.

– Читаю, сколько могу, – ответил Удалов с достоинством. – Не меньше других. А этот труд имеет специальный характер. Для специалистов.

– Он знать не может, – сказала продавщица. – Мы эту книгу сегодня в ночь получили. Да и стою я здесь всего минут пятнадцать. Бывают же люди, придумывают что угодно, только чтобы настроение испортить.

– Ах так! – возмутился Удалов, теряя контроль над собой. – Откройте вашу тайну на странице… допустим, на странице сто тридцать. Открыли? Начинаю с одиннадцатой строчки сверху.

Стендаль ворошил страницами.

Вокруг останавливались любопытные.

«Тут же, на севере столицы, – полуприкрыв глаза, барабанил Удалов, – были найдены украшения с именами других царей и цариц: в ограниченном количестве Амен-хотпе IV, в большом количестве Семнох-ке-ре, далее его жены Ми-йот, Тут-анх-йота, его жены Анес-эм-ийот. Однако вместе с щитками Нефр-эт…»

– Стойте! – вскричал Стендаль. – Вы фокусник?

– Миша, – ответил Удалов укоризненно. – Вы же меня знаете. Меня каждая собака в городе знает.

Удалов обернулся за поддержкой к населению. Многочисленные люди стояли вокруг, держа в руках раскрытые на сто тридцатой странице белые книжки, и шевелили губами, проверяя Удалова.

– А ну-ка, – сказал лысый дядя в гимнастерке. – Ты зачитай нам со страницы сто двадцать. И с самого верха. Может, ты сто тридцатую специально заучил.

– Сколько угодно, – сказал Удалов. – Только дело не в том…

– Читай-читай, – люди принялись искать сто двадцатую страницу.

– Вы бы за книжки платили, а то обложка белая, хватают все, кто потом купит? – говорила продавщица, но ее не слушали.

– «Го», – сказал Удалов. – Это перенос со страницы сто девятнадцать, «го для Рэ. Кийа» с добавлением «многолетия жива она!»

– Правильно, так тебя перетак! – пришел в восторг человек в гимнастерке, достал из кармана галифе большое красное яблоко «джонатан» и протянул Удалову. – Ешь, не стесняйся. С твоими талантами учиться надо.

– Спасибо, – сказал Удалов, застеснявшись. Ему вдруг представился собственный вид со стороны. Стоит начальник городской стройконторы у входа на рынок и бормочет про древнюю Объединенную Арабскую Республику. Стало стыдно.

– Корнелий Иваныч, – сказал Стендаль, догоняя кинувшегося наутек Удалова. – Мне с вами надо поговорить.

Вслед несся голос опомнившейся продавщицы:

– Покупайте новый детектив о тайнах саркофагов! Кто убил Нефертити и ее мужа? Сегодня получено из Москвы!

Стендаль не успел схватить Удалова за локоть, как новые события отвлекли его внимание.

По улице, задрав единодушно головы к маковкам церкви Параскевы Пятницы, шла группа иностранных туристов, довольно редких в Великом Гусляре. Группа состояла по большей части из пожилых дам с хорошими, завитыми седыми буклями, в шляпках, украшенных бумажными и нейлоновыми цветами. Мужья этих женщин, заокеанские пенсионеры, были увешаны фотоаппаратами «поляроид» и «кэнон» и имели бодрый вид.

Туристы оживленно переговаривались друг с другом. Удалов ел красное яблоко и не мог сдвинуться с места, потому что все понимал. До последнего слова. И даже знал слово в слово содержание англо-русских разговорников, которые вылезали из задних карманов интуристов. Туристы говорили между собой с восклицательными знаками:

– Это же черт знает, что за порядки!

– Великолепная варварская архитектура!

– Боже мой, какая сырость в этом городишке!

– Миссис Генри, вы только посмотрите на этого туземца с яблоком во рту. Как он уморителен! Какая славянская непосредственность!

– Черт знает, что за порядки! Пора завтракать, а переводчица куда-то делась!

– Эта церковь изумительно бы гляделась на фойе Нотр-Дам де Пари!

– Что за безобразие! Мы платим полновесную валюту, а переводчица куда-то делась!

– Ах, что вы говорите!

– Вы только посмотрите на этого туземца с яблоком во рту!

Тут Удалов понял, что туземец – это он. Тогда его охватило негодование. Он сделал шаг вперед и сказал с приятным бруклинским акцентом:

– Извините необразованного туземца, но, очевидно, вам следует сейчас повернуть налево и вы выйдете непосредственно к гостинице «Вологда».

– Ах! – сказала миссис Генри. – Простите, что вы сказали?

– Он выразился не менее ясно, чем президент Никсон, – сказал ее муж. – Послушаемся его и пойдем налево. Простите, сэр.

Вся группа туристов послушно повернулась за мужем миссис Генри, и лишь небольшого роста турист с напомаженными курчавыми волосами остался на месте.

– А вы чего стоите? – спросил его по-английски Удалов. – Ах, да, конечно, вы же пуэрториканец и не все поняли.

Удалов небрежно перешел на испанский язык и повторил инструкции на родном языке пуэрториканца.

– О, спасибо, синьор! – воскликнул турист. – Я не всегда понимаю, когда говорят по-английски так быстро, как вы.

И, взмахнув фалдами длинного песочного цвета пиджачка, турист бросился догонять спутников.

Миссис Генри, сворачивая за угол, сказала мужу, в надежде, что Удалов не услышит:

– Здесь прохода нет от агентов ГПУ. По-моему, я видела его около «Националя» в форме генерал-лейтенанта.

Удалов услышал и улыбнулся горькой, снисходительной улыбкой.

Наконец, Стендаль пришел в себя настолько, что смог открыть рот и спросить:

– Корнелий Иванович, почему вы никогда не говорили…

– А что тут говорить, – сказал Удалов. Он махнул рукой и быстро зашагал к конторе, чтобы в пути обдумать события и принять решение. Быстрое воображение уже представило его, Корнелия, главным переводчиком в «Интуристе». Вот он встречает самолёт на Шереметьевском аэродроме, и оттуда выходят высокие негры.

– Здравствуйте, – говорит им Удалов на языке суахили.

За неграми следуют жители республики Мальдивских островов.

– Добро пожаловать, – говорит им Удалов на родном языке островов.

Сбегают по трапу японские дети с белыми журавликами в ручках.

– С прибытием вас, – говорит им Удалов на языке Страны Восходящего Солнца.

А сзади уже бежит большой начальник из Международного отдела.

– Товарищ Удалов! – кричит он не своим голосом. – Товарищ Удалов. Вот ваш дипломатический паспорт и срочно садитесь на самолет. Вы нужны в Аддис-Абебе. Там найдена надпись на непонятном науке языке. Организация Объединенных Наций настаивает на вашей кандидатуре.

Летит Удалов к Аддис-Абебе.

Черная Африка разворачивается под крылом. Слоны, носороги поднимают любопытные взоры и провожают самолет мычанием и дружественными криками. А император Эфиопии лично ждет на аэродроме в сопровождении эфиопских академиков.

– Как долетели? – спрашивают они Корнелия.

– Спасибо, – отвечает он на эфиопском языке.

А там назначение послом или даже советником в одну африканскую страну, национального языка которой не знает никто на свете, кроме Удалова…

«Диметилфталат – восемь граммов, – появилась мысль в мозгу Удалова, – водный раствор аммиака… нет, при чем здесь водный раствор аммиака?» Удалов поднял глаза и увидел в открытом окне аптеки провизора Савича, писавшего что-то в толстом провизорском блокноте.

– Лекарства изобретаете? – спросил Удалов.

– Да, вспомнил кое-что.

– А водный раствор аммиака, – пошутил Удалов. – Это как по-нашему?

– Нашатырный спирт, – сказал Савич, и глаза его стали круглыми от удивления. – Я что, вслух разговаривал?

– Как сказать, – ответил Удалов и поспешил дальше. К тому времени голова его была полна знаниями, приобретенными походя, за два часа. И Корнелий уже начал понимать, что его личная память здесь совершенно ни при чем. Ситуация складывалась куда более сложная. По какой-то причине он обрел способность моментально впитывать, как губка, любую письменную информацию, возле которой он оказывался. И для этого ему совсем не надо было раскрывать книгу или заглядывать в чужие блокноты. Просто следовало оказаться поблизости. Можно было, к примеру, положить возле себя несколько учебников, и через секунду Удалов знал, что в них было написано, до последней запятой.

– Любопытная чертовщина, – сказал Удалов. – А если голова лопнет?

К счастью, в этот момент Удалов прошел мимо киоска «Союзпечати».

Он вобрал в себя содержание всех газет и журналов, даже старых, что лежали на прилавке и были развешаны по бокам. В том; числе и того самого номера журнала «Здоровье», где говорилось, что нормальный человек использует свой мозг, дай бог, на один процент. Остальные клетки лежат без движения и дармоедствуют, зря потребляют пищу и витамины.

– Ага, – сказал Удалов и остановился посреди улицы. – Все понятно. Это и есть дар. Значит, был не сон, а фантастическая очевидность. Как же я, с моими новыми способностями, до такой очевидной штуки не додумался? Это стыд и позор. А если сияющий пришелец сказал правду, то подарком надо уметь распорядиться. Его надо направить на пользу человечеству и способствовать таким образом межзвездной дружбе и взаимопониманию.

Какой следующий шаг должен предпринять разумный человек, который, если захочет, завтра станет академиком или, по крайней мере, членом-корреспондентом академии наук? Пойти в библиотеку? Нет, не стоит. Там нечаянно впитаешь столько всякой чепухи, что даже девяносто девять процентов мозга не справятся. Отдать себя в руки медицине? Жалко свободы.

А ноги между тем независимо от мыслей несли и несли Удалова вперед и привели к дверям стройконторы. Руки сами собой открыли дверь, а язык сам по себе поздоровался с присутствующими сотрудниками. А так как голова Удалова была занята посторонними мыслями, то в ответ на вопрос бухгалтера, закрывать ли ведомости третьему участку, Удалов ответил туманно: «Академии наук виднее», – и проследовал за перегородку, в кабинет.

Там он опустился на стул, положил локти в кипу сводок и, все еще не сознавая, где находится, продолжал размышлять.

Прельщала дипломатическая карьера. Черная машина «Волга» у подъезда резиденции, уважительные иностранцы с коктейлями из виски в холеных пальцах и их секретарши в платьях-декольте.

Хотелось также попробовать себя в космической программе. «Только вы, профессор Удалов, можете подсказать нам, стоит ли подключить к этой ракете третью ступень». А вокруг стоят герои-космонавты и ждут ответа. Ведь от решения Удалова зависит – лететь им на Марс или погодить.

Или еще можно разгадать тайны древних цивилизаций и знать, была ли Атлантида или только померещилась. Такой путь вел к тихому академическому кабинету и бесплатным путевкам в дом отдыха для ведущих мыслителей.

Ну и, конечно, к международным конгрессам…

Нет, решил наконец Удалов.

Спешить с опубликованием не будем. Не исключено, что завтра все пройдет и окажешься в дураках.

В обеденный перерыв зайду в техникум и впитаю в себя высшую математику. Никогда не помешает.

Потом в музей, узнаю, что там есть про Петра Первого. Вот так-то.

– Вы ко мне? – спросил он, поднимая голову.

– Мы уж пятнадцать минут стараемся добиться вашего внимания, Корнелий Иванович, – сказал мужчина с шоколадными глазами, боксерским носом и желтым импортным портфелем.

– Даже больше, – поддержал его маленький старичок. Старичок был в очках, и линзы очков были такими толстыми и сильными, что в них помещался лишь вдесятеро увеличенный зрачок голубого цвета с прожилками. Старичок тоже держал в руках желтый импортный портфель.

– Ага, явились, – сказал Удалов. И в тот же момент он знал до последней строчки содержимое толстых портфелей. Там лежали в основном ведомости, справки, накладные и чистые бланки артели, поставлявшей стройконторе скобянку, замки, ключи и всякую мелочь.

Гости уселись напротив Удалова, и мужчина с боксерским носом сказал:

– День сегодня хороший, Корнелий Иванович.

День был плохой, ветреный, сумрачный, пасмурный. Слава богу, что хоть дождь перестал. Удалов молча согласился с гостем и изучил между тем все бумаги, лежавшие у того в карманах. И понял, что может стать величайшим ревизором современности, исключительным ревизором, которого ввиду знания языков будут приглашать в командировки в союзные республики, страны социалистического лагеря и, может, даже на Запад. И на двери его кабинета будет скромная табличка: «Комиссар милиции первого ранга, заведующий специальным отделом по особо важным ревизиям К.И.Удалов».

– Да, день неплохой, – сказал старичок, и увеличенные жилки под очками заметно покраснели. – А вы на нас, говорят, в претензии. Незаслуженно и обидно.

– Так, – сказал Удалов загадочно и постучал пальцами по столу.

– Нет, Корнелий Иванович, так дальше не пойдет, – сказал мужчина с боксерским носом и повел широкими плечами. – Артель старается, выполняет и перевыполняет план, бесперебойно снабжает вашу контору высококачественным товаром, а в ответ никакой благодарности. Я дойду до горсовета.

– А хоть до Вологды, – сказал Удалов. Содержание одной из бумажек в правом верхнем кармане пиджака человека с боксерским носом его очень заинтересовало.

Подчистка на накладной была сделана грубо, невооруженным глазом видно.

– Зачем так, товарищ Удалов, – сказал старичок. – У нас все документы с собой. Лучший металл мы пустили на те задвижки. Опытных мастеров привлекли. Дней и ночей не спали. И все, получается, впустую? А квартальная премия?

– Погоди, – прервал его спутник. – Если чем недоволен, зачем по официальным каналам? Скажи мне, я скажу Порфирьичу, Порфирьич сделает.

– Сделаю, – сказал старичок. – Всегда полюбовно.

– А задвижки от ветра гнутся, – сказал Удалов. – Замки вилкой вскрыть нетрудно. Строительство дома отдыха сорвано. А товар вы налево пустили. Разве не так?

– Не так, – убежденно сказал Порфирьич.

– А три тысячи восемьсот нечестных рублей поделили между собой?

– Какие деньги? – возмутился старичок. А у спутника неожиданно выступил пот на лбу.

– Сколько? – спросил он.

– Три тысячи восемьсот как одна копеечка. Ведь до сих пор все ваши преступные расчеты в кармане брюк лежат. Карандашом писал. «Порфирьичу выделить семьсот двадцать. Шурову – триста. Удалову, если будет артачиться, сто в зубы». Разве не правда?

Человек с шоколадными глазами потерял присутствие духа. Он вскочил со стула, схватился за карман.

– Продали! – сказал он.

Порфирьич со стула не встал.

Порфирьич побледнел. Даже глаза побледнели.

– Три тысячи восемьсот? А мне семьсот двадцать? Так… Не будет тебе, бесчестный жулик, никакой пощады от народа ни на этом, ни на том свете, – сказал он тонким суровым голоском.

– И заявление в милицию напишем сейчас же, – сказал Удалов, куя железо, пока горячо.

– Я ничего не знаю, – сказал человек с боксерским носом, пытаясь сжевать вытащенную из брюк записку. Записка была на хорошей толстой бумаге и не жевалась.

– Не поможет, – сказал Удалов. – В правом кармане пиджака Порфирьича лежит подчищенная накладная на листовую сталь.

– Лежит, – сказал Порфирьич. – Лучше я сам сяду как невинный сообщник, но эту змею укатаю.

– Правильно, – сказал Удалов. – Он вас и раньше за нес водил. – Фи не шмеете! – прокричал с набитым ртом директор артели. – Я путу шалофатся!

– Жалуйся, жалуйся, – сказал мстительно Порфирьич.

– Некуда ему деваться, – согласился Удалов. – У вас же в портфеле неотразимая бухгалтерия.

И видя, что надо нанести последний удар и повергнуть противника в нокаут, Удалов постарался вспомнить, что говорят в таких случаях следователи в кино. Недавно слышанные слова крутились в голове… «Ваша ставка бита!»…