Текст книги "Убить двух птиц и отрубиться"

Автор книги: Кинки Фридман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

В общем, путь, который привел нас в ту ночь к плакату «Старбакса», красовавшемуся на месте «Единорога», был, несомненно, путем в Дамаск – путем, который приближал будущее.

Я выполнил поручение Клайд на следующий же день. Это оказалось совсем не сложно: я поговорил с рабочими, которые возились в помещении, и все выяснил. После этого я позвонил Клайд.

– Грандиозный праздник открытия состоится в этот понедельник, – отрапортовал я.

– Отлично! Значит, у нас остаются все выходные для подготовки.

– Для подготовки к чему?

– К празднику открытия, конечно. А ты что думал – мы так все и оставим?

– Ну… Нет, конечно, но…

– Это война, Уолтер! Скоро ты впервые увидишь Фокса во всеоружии, с мечом и со щитом!

– Я уже видел его со стетоскопом.

– Ничего ты еще не видел. Это будет стратегически подготовленное, четко проведенное генеральное сражение. Ты увидишь в деле гениального полководца, равного генералу Ли!

Я хотел было сказать: «Только не проиграйте войну, как Ли», – но вовремя прикусил язык. Одним из самых сильных качеств Клайд и Фокса было их полное равнодушие к тому, выигрывали они или проигрывали. «Победа не важна, – сказал мне однажды Фокс, – важно только то, каких врагов ты себе выбираешь». Дональд Трамп был достойный противник. Неплох был и сумасшедший дом Бельвю. Действительно, смелые люди выбирают себе самых сильных врагов. Фокс уважал Розу Паркс – ту негритянку, которая первой отказалась уступить место белому в автобусе, – потому что она в одиночку бросила вызов всему институту сегрегации. Он восхищался Натаном Щаранским, который один пошел против всей советской системы. Но выше всех он ставил Дон-Кихота, потому что тот выступил против всего мирового зла. «Выбор врагов, – утверждал Фокс, – говорит о человеке больше, чем выбор друзей». Так что я не стал напоминать Клайд о том, что генерал Ли и его южане все-таки проиграли Гражданскую войну. Да и вообще ничего я не успел бы ей сказать: она уже отдавала мне приказ выступить на марш.

– Завтра в четырнадцать ноль-ноль мы проведем рекогносцировку.

Встречаемся на командном пункте, – объявила она.

– Отличный план, – ответил я. – А где у нас командный пункт?

– В очень удобном для тебя месте – у тебя в квартире. Этот пункт удобен в двух отношениях: во-первых, он находится в стратегической близости к «Старбаксу», а во-вторых, он не просматривается снаружи.

– Согласен, – сказал я. – И не забудь еще об одном преимуществе: полуподвальная квартира послужит нам бомбоубежищем, если «Старбакс» прибегнет к ядерному оружию.

– Вот и отлично, – ответила Клайд, игнорируя мою иронию. – Рядовой Сноу, завтра в четырнадцать ноль-ноль вы должны быть на командном пункте!

– Есть, сэр! – рявкнул я.

Ну вот, опять началось, – подумал я, кладя трубку. Казалось, мы уже разделались с этими шуточками – и притом во многих случаях хорошо отделались. Ведь я не обо всем вам рассказал. Были и другие приключения, которые я по разным причинам не стал включать в эту книгу. Причины состояли либо в том, что я выглядел в тех приключениях не слишком привлекательно, либо в страхе, что меня притянут за них к ответу. Если пишешь наполовину вымышленную историю, то сам решаешь – сохранить ли реальные имена и поступки героев или не выдавать их. Но есть и более важная вещь, даже две. Во-первых, это не выдать самого себя. А во-вторых, если уж выдавать имена и поступки своих знакомых, то надо постараться, чтобы про них было интересно читать. Иначе вам этого никогда не простят.

Честно говоря, у меня было двойственное отношение к военным планам Клайд и Фокса против «Старбакса». С одной стороны, я понимал: если просто хорошо записать все, что там произойдет, то это будет лучше всякого вымысла. Но я понимал и другое: попытка задеть такое чудище, как «Старбакс», может окончиться весьма печально для здоровья. Это соображение, однако, ничуть не умеряло жажду крови, овладевшую моими друзьями. Они вступались за обиженных и при этом собирались повеселиться на всю катушку. Должен признаться, что я в глубине души не разделял их мотивов. Правда, я не боялся крови, не имел ничего против помощи обиженным и тем более против веселья. Но привлекало меня не столько это, сколько литературный материал. И материал не заставил себя ждать.

На следующий день ровно в четырнадцать ноль-ноль в мое скромное жилище ввалились Клайд и Фокс. Они были при полном параде и тащили с собой столько багажа, будто пришли поселиться у меня на месяц, не меньше. Клайд выглядела очень аппетитно в короткой кожаной юбке и черных туфлях-лодочках. В руках у нее был ее любимый портфель. Фокс был одет в хаки, на голове – фуражка полевого командира в стиле генерала Мак-Артура, на шее – белый шелковый шарф.

– Чего тебе не хватает, – заметил я сухо, – так это прибора ночного видения.

– Этот прибор наверняка лежит у него в чемодане, – сказала Клайд.

– Это не чемодан, а кофр, – поправил Фокс, и действительно, его чемодан сильно напоминал здоровенный квадратный корабельный кофр. – И в этом кофре есть почти все необходимое для того, чтобы хозяева «Старбакса» пожалели о том, что родились на свет.

– Ого! – я не мог сдержать любопытства. – Так давай открывай!

– Я сказал почти все необходимое, – продолжал Фокс. – Но прежде всего нам необходимо присесть и поговорить, чтобы удостовериться, все ли мы – герои одного романа.

– Он не имеет в виду твою книгу, – заметила Клайд.

– Отлично, – сказал я. – Тогда я сделаю кофе. Не такой, как в «Старбаксе», конечно.

– Валяй! – разрешил Фокс. – А закурить у тебя есть?

– Конечно, дружище, – ответил я, протягивая ему сигарету и зажигалку. – А я думал, ты не куришь ничего, кроме «крышеломки».

– Не сегодня! – Фокс даже отмахнулся, услышав это слово. – Такая операция требует совершенно ясной головы. Ну, насколько возможно. Итак, давайте начнем. Вначале я хочу спросить вас обоих: знаете ли вы, от чего происходит название «Старбакс»?

– Понятия не имею, – ответил я, насыпая нестарбаксовский кофе в кофеварку и пытаясь ее включить. Она почему-то не включалась.

– А к чему эта викторина? – спросила Клайд, откидываясь на спинку дивана весьма соблазнительным образом.

– А к тому, – ответил Фокс, – что мы должны знать нашего врага. Уолтер, я удивлен тем, что литератор не знает ответа на такой вопрос.

– Я много чего не знаю, – сказал я. – Вот, например, не знаю, почему не работает эта кофеварка.

– Давай я все сделаю, – сказала Клайд. – Фокс у нас главнокомандующий, а я буду главноготовящей.

– Идет, – согласился Фокс. – Так вот, товарищи, название «Старбакс» происходит от фамилии славного первого помощника капитана, мистера Старбака, персонажа великого романа Германа Мелвилла «Моби Дик». Старбак уговаривал капитана Ахава перестать гоняться за Моби Диком, но Ахав просто свихнулся на том, что надо поймать белого кита, и потому не стал слушать Старбака.

– Ну, и при чем тут наша новая шуточка? – резонно спросила Клайд.

– Терпение, мои дорогие, – ответил Фокс. – Как говорят на Востоке, быстро только кошки родятся.

Я, стараясь не привлекать внимания, подтянул к себе блокнотик и записал эту колоритную фразу. Фокс заметил и просиял от удовольствия. Клайд тоже заметила и взглянула на меня уничтожающе. Я положил блокнотик и карандаш на стол и уселся смирно.

Фокс продолжил свою лекцию:

– Мелвилл, как ты, Уолтер, наверное знаешь, до «Моби Дика» успел выдать две успешные вещи: «Тайпи» и «Ому». Но это была просто халтура. Эти рассказы только отражали культуру, они ее не изменяли. А вот в «Моби Дика» он вложил всю свою душу, и потому, когда книга вышла, ее никто не захотел покупать. В книжных магазинах она валялась в зоологическом отделе, как книга про китов. Мелвилл так и не стал знаменитым и до конца жизни влачил жалкое существование в качестве таможенного досмотрщика номер семьдесят пять. А когда он умер, «Нью-Йорк тайме» перепутала его фамилию в некрологе. «Настоящие книги, – утверждал Герман Мелвилл, – всегда проваливаются». В наше время мы, разумеется, признаем «Моби Дика» одним из величайших произведений западной литературы.

– Профессор, скажите, куда мне обратиться, чтобы отказаться от вашего курса? – спросила Клайд.

– Никуда обращаться не надо, – ответил Фокс. – Курс входит в обязательную программу.

– В обязательной программе у нас только одно, – сказала Клайд, повысив голос, – открыть твой сраный чемодан!

– Дети мои, пожалуйста! – взмолился я. – Ну как мы можем победить «Старбакс», если сами будем ссориться!

– Уолтер прав, – сказала Клайд. – А ну, открой свой сраный чемодан!

Фокс, стараясь сохранить достойный вид, насколько это было возможно при данных обстоятельствах, плавно перешел от лекции по творчеству Мелвилла к реальному механизму осуществления военного плана. Он повертел колесики на цифровом замке и величественным жестом откинул крышку корабельного кофра. И, словно содержимое этого ящика обладало магической силой, весь облик Фокса сразу переменился: из философа он превратился в генерала. Движения его стали четкими, уверенными, и в то же время какими-то вдохновенными. Он принялся выкладывать на стол аптечные склянки. Мы с Клайд заворожено смотрели на него. Закончив, Фокс протянул руку, указывая на стол, и молвил:

– Вот! Здесь есть все, что нужно для нашей операции. Операции «Диарея».

Странное словосочетание было встречено гробовым молчанием, которое, впрочем, ничуть не смутило Фокса. Я взглянул на Клайд и увидел, что она смотрит на него с восторгом.

– Это удивительно, – сказал я Фоксу. – Ты единственный человек из всех, кого я знаю, кто способен меньше чем за пять минут запросто перейти от Германа Мелвилла к операции «Диарея».

– Я же говорила тебе, что он гений, – сказала Клайд.

Я кивнул – тут нельзя было не согласиться. Фокс, несомненно, был безумен, как мартовский заяц, но в то же время он был столь же безусловно и несомненно гениален. Сейчас мне это кажется невероятным, но тогда я чувствовал, что готов броситься еле дом за таким командиром в самую гущу битвы. Ну и за Клайд тоже, само собой. За ней – куда угодно.

– Я буду говорить медленно, – начал Фокс, – чтобы вы успевали следить за моими мыслями и задавать вопросы. Первым делом мы должны вывести из строя туалет, все остальное потом. В понедельник, в первый день работы кофейни, перед самым закрытием, я зайду в их единственный женско-мужской сортир и приведу его в состояние не исправности. А именно: спущу в унитаз вот эти две скатанные в рулон губки, в трубе они расправятся, и унитаз, таким образом, засрется. Кроме того, я обмотаю клейкой лентой сидение на унитазе, причем клейкой стороной вверх. В результате этих действий первую жертву поноса встретит весьма приятный сюрприз. Представили? Ты хочешь что-то спросить, Уолтер?

– Да. У тебя тут целая аптечка. Ты уверен, что все эти снадобья принесут желаемый результат и при этом никто от них всерьез не пострадает?

– Отличный вопрос, Уолтер. Объясняю: никакая комбинация этих продуктов не наносит серьезного ущерба здоровью, но при этом каждый из них по отдельности вызывает мгновенную и крайне неприятную реакцию организма. Клайд подмешает их в сахар, сливки и сиропы – как раз в то время, когда я буду занят туалетными работами. Итак, Клайд, смотри. Вот это порошок александрийского листа, он производит острые желудочные спазмы. Его ты положишь в сахар. А это называется каскара саграда. Пищевая добавка, сделана из высушенного корня кактусов, растущих в Аризоне и Нью-Мексико. Куплено в магазине товаров для здоровья. Если принимать в чистом виде, то вызывает почти мгновенный приступ поноса. По нему наш маленький проект и получил свое звучное название: операция «Диарея».

– Очень симпатичное название, – заметила Клайд.

– Еще симпатичнее будет выглядеть «Старбакс», когда все это сработает. Теперь третий продукт. Сильнодействующий сироп ипекакуаны, сокращенно – ипекак. Будет добавлен в их сиропы и вызовет то, что в медицине называется внезапная рвота фонтаном. Итак, я вывожу из строя туалет, Клайд распределяет пищевые добавки, а ты, Уолтер, займешься тем, к чему ты уже показал выдающиеся способности. Ты будешь отвлекать внимание кофеварщиков, или как они там себя на фиг называют. Ты не обижайся, Уолтер, но из нас троих ты больше всех похож на нормального посетителя «Старбакса». Короче, ты занимаешь тружеников прилавка рассказами о своем последнем путешествии на Суматру с целью попробовать настоящий кофе – или чем хочешь еще, я тем временем работаю в туалете, а Клайд добавляет приправы. И во вторник, в первый же день после открытия, дело будет сделано. Из всех утренних клиентов воздействия операции «Диарея» сумеют избежать только те, кто будет пить черный кофе без сахара. Ну, а затем любители кофе, как и положено настоящим ньюйоркцам, соберут солидную шайку адвокатов, чтобы вытрясти из «Старбакса» все дерьмо – в этом случае в буквальном смысле слова. Это, скорей всего, не приведет фирму к банкротству, но заставит их хорошенько почесаться. Ну, и посмотреть будет на что.

– А как ты думаешь, они потом закроют эту кофейню? – спросила Клайд.

– Сомневаюсь, – ответил Фокс. – Но учтите, что это будет всего лишь наш первый предупредительный выстрел. Точнее сказать, первая битва великой войны. Все, что происходит на войне или в жизни, не имеет никакого значения до тех пор, пока не кончилась последняя битва или последний жизненный урюк. Если операции «Диарея» окажется недостаточно, то мы прибегнем к операциям «Слоновье дерьмо» под номерами один, два и три. А кроме того, у нас в резерве есть операция «Ля кукарача». Вы знаете, что означает по-испански «кукарача»?

Ни я, ни Клайд не знали. Прежде чем просветить нас, Фокс выдержал генеральскую паузу:

– «Кукарача» означает «таракан», – объявил он.

– Фу! – поморщилась Клайд. – Надеюсь, до этого не дойдет. Терпеть не могу тараканов.

– «Старбаксу» они тоже не понравятся, – ответил Фокс. – Но будем действовать по порядку.

Он покопался в волшебном кофре, вытащил оттуда какой-то широкий плоский предмет и развернул его перед нами. Это оказалась складная доска объявлений, вроде тех, которыми пользуются военные в кинофильмах. Фокс огляделся, прикидывая, куда бы ее повесить. Потом он с нашей помощью водрузил доску на дальней стене и разукрасил ее разноцветными флажками и чертежными кнопками. Доска приобрела вполне официальный и военный вид.

– Это структурная схема наших операций, – объяснил Фокс. – Кроме шуток. Если кофейню прикроют, мы, разумеется, снимем эту схему и довольные разойдемся по домам. Но помните, если кампания будет длиться долго, то с каждым разом будет все труднее и труднее действовать внутри помещения. Если сейчас там нет камер наблюдения, то они их установят. Они узнают, как мы выглядим, выставят охрану и будут нас поджидать. Возможно, нам придется поменять внешность, но все равно риск останется в любом случае. И не забудьте о том, что у фирмы «Старбакс» – или семьи «Старбакс», как они сами себя называют – денег куры не клюют. Поэтому мы будем вынуждены вести партизанскую войну – как Джесси Джеймс, как Робин Гуд, как Че Гевара и как Хо Ши Мин. Это будет война на истощение, на разрушение, это будет война нервов. Не надейтесь, что первая же атака закончится полной победой. Но мы будем упорны, умны, смелы, и мы победим! Поверьте мне, товарищи: операция «Диарея» заставит их почесаться!

Я ошарашенно посмотрел на структурную схему операций, потом на Фокса, а потом оглянулся, чтобы увидеть реакцию Клайд на эту речь. Клайд спокойно встала и пошла на кухню. Через несколько секунд она вернулась с маленьким подносом в руках:

– Кто-нибудь хочет кофе? – спросила она.

XXV

Мне не стыдно признаться: понедельника я ждал так, как дети ждут Рождества. В меня словно влили новую кровь – это чувство возникало всякий раз, когда души и сердца нашей троицы сливались воедино, чтобы приняться за новый опасный проект. И если Фокс был прав в том, что сила добровольно выбранного врага прямо пропорциональна величию человеческого духа, то мы были уже почти святыми. Поищите-ка врага сильней и коварней, чем «Старбакс»! Да как три человечка вообще могут надеяться не то что победить, а хотя бы поцарапать броню этого громаднейшего из одноглазых великанов? А впрочем, поживем – увидим.

Каждый раз, когда рядом со мной появлялись Клайд и Фокс, у меня в душе все начинало петь, я чувствовал, что живу по-настоящему. И вследствие этого, к некоторому моему замешательству, я стал воспринимать их как одно лицо. Клайд и Фокс – это была единая сила, способная встряхнуть мою осторожную, скучную и потрепанную душу. Правда, при этом я, в отличие от них, понимал: то, что мы делаем, – это неправильно. Хотя нет, погодите, «неправильно» – это не то слово. Все, что мы делали, было неправильно только в узком юридическом смысле. «Неправильно» – это неправильное слово, беру его обратно. Наши поступки не были неправильными – их можно назвать несерьезными, обреченными на неудачу. Мы привыкали к ним, как к наркотикам. Мы всегда балансировали на опасном крае дозволенного человеку.

Я ловил себя на том, что жду не дождусь вечера понедельника. В двадцать два часа, как мы выяснили, закрывалась та самая кофейня. Конечно, не было большой разницы между этой кофейней и другими щупальцами «Старбакса» – все они были ядовиты, как у всех этих цепных учреждений. Разницы между ними было не больше, чем между большинством людей. Люди по большей части похожи не на Клайд и Фокса, а на меня. Мы живем в мире осмотрительных, осторожных, благонамеренных Уолтеров Сноу – типичных посетителей «Старбакса», как правильно подметил Фокс. Я отличаюсь от такого посетителя только одним качеством: я ненавижу себя за это и свою ненависть выплескиваю на бумагу.

Утром в понедельник в Нью-Йорке установилась холодная и ясная погода. Проснувшись, я сразу принялся размышлять о том, как это, в сущности, нелепо и смешно – быть счастливым от того, что участвуешь в столь идиотской затее, как операция «Диарея». Ничего хорошего из этого выйти не может, убеждал я сам себя, и в то же время понимал, что меня тянет к этому делу какая-то непреодолимая сила. Вот так, должно быть, чувствует себя наркоман или наркоманка, когда отмеривает себе чуть-чуть больше зелья, чем вчера, и при этом прикидывает: а насколько я еще смогу увеличить дозу, прежде чем сдохну? Но, как бы там ни было, семена посеяны, урожай взошел, хочешь не хочешь, а убирать его придется.

Клайд позвонила уже ближе к вечеру, чтобы узнать, как дела и не появились ли у меня какие-либо сомнения по поводу «нашего нового проекта», как она выразилась.

– Знаешь что, – сказал я, – мне очень не по душе все эти химикалии. Были случаи, когда шутники подмешивали лекарства человеку в пунш, а потом раз – и вот вам покойник.

– Ясное мое солнышко! – сказала она, и я мигом просиял. – Поверь мне: никто от этих добавок не помрет. Ну, может быть, некоторым захочется помереть – только и всего.

– Ты в этом уверена?

– Да конечно, дорогой, – ответила она беззаботно. – Погибнуть могут только три человека: ты, я и Фокс.

Мне всегда становилось легче после разговоров с Клайд – стало легче и на этот раз. И хорошее настроение продержалось до самого вечера – точнее, до девяти пятнадцати вечера, когда мы вышли из моей квартиры и направились к «Старбаксу». Пройти предстояло всего несколько кварталов. Клайд выступала в широких мужских слаксах цвета хаки, в черном вязаном свитерке, который ее очень соблазнительно обтягивал, и в куртке цвета хаки – из тех, что носят фотографы, со множеством карманов. Карманы были набиты пузырьками с александрийским листом, каскара саградой и сиропом ипекака. На Фоксе был широкий длинный плащ, под которым были спрятаны скрученные в рулон и перевязанные резинками губки – так, чтобы они пролезли в унитаз и расправились в трубе. Под плащом же была спрятана клейкая лента для стульчака.

– Резинки я сниму, – объяснил нам Фокс, – прежде чем сунуть губки в унитаз.

– Здорово придумано, – сказал я, поправляя свою бейсболку. Кроме нее, на мне была вязаная кофта (которую Клайд самолично застегнула!), очки в роговой оправе, а также небрежно повязанный ярко-красный галстук. В таком виде я, по мнению Клайд, выглядел идеально для данного дела.

– Ты выглядишь, как яппи, пришедший с холода, – с восхищением сказала она.

– А тебе не кажется, что он уж слишком типичный яппи? – усомнился Фокс.

– Мне кажется только одно, – вмешался я, – если я не уйду с холода прямо сейчас, то я отморожу себе задницу.

– Главное – это бери только черный кофе без сахара, – Клайд подбодрила меня легким шлепком по заднице. Жест был весьма интимный, и сердце мое немного подпрыгнуло. Я покосился на Фокса, чтобы увидеть его реакцию, но он не реагировал. Видимо, был полностью сосредоточен на операции «Диарея».

Мы шли некоторое время молча. Я подумал, что мы смахиваем на героев спагетти-вестернов: троица мрачных мафиози направляется на решающую разборку. Это было хорошее чувство. Больше, чем хорошее чувство. Уолтер Сноу был переполнен энергией, он снова жил полной жизнью.

Когда до цели оставалось меньше квартала, Клайд вдруг остановилась и ухватила Фокса за полу его длинного плаща.

– Погоди-ка, – сказала она. – Надо обсудить одну вещь.

– Ты что, трусишь? – удивился Фокс. – Слушай, уже девять тридцать, время не ждет.

– Я всего лишь хочу кое-что уточнить, – ответила Клайд. – Получается следующее. Ты занят туалетными работами, и потому оказываешься в полной безопасности. Уолтер будет болтать с кофеварщиками, или как там на фиг называют себя эти ребята за стойкой. Значит, я – единственная, кто может вызвать подозрения. Я – единственная, кого могут взять за задницу – или те, кто смотрит в камеры, или сами кофеварщики.

– Все правильно, – сказал Фокс. – И я рад, что ты завела этот разговор. Слушай меня внимательно. Я войду первым, и если там окажутся камеры, то я сразу выйду, и мы начнем подготовку операций «Тараканья бомба», а также «Слоновье дерьмо» номер один, два и три.

– Отлично, – сказала Клайд. – Ну, а если камер нет, но кофеварщики все равно возьмут меня за задницу?

– Клайд, – ответил Фокс, – у тебя очаровательная задница. Правда, без обид. Тедди бы сказал так: «В этой заднице что-то есть».

– Кстати, о Тедди, – вмешался я. – А где он? Он бы нам сейчас очень пригодился.

– Послушай, ты мне доверяешь или нет? – обиделся Фокс. – Конечно, я думал о Тедди. Просто я решил, что его не стоит привлекать до тех пор, пока мы не приступим к операции «Тараканья бомба».

– А я, видимо, буду следить за вашими дальнейшими операциями уже из кутузки, – сказала Клайд.

– Этого не будет никогда, – заверил ее Фокс. – Послушай, я дам тебе несколько ценных советов. Как только войдешь, сразу сделай большой заказ. Скажем, для целого бридж-клуба. Двенадцать латте фрапачучис, или как их там.

– Ага! И я могу взять товарный чек, чтобы потом вчинить им иск и вытрясти из них дерьмо не хуже других клиентов!

– Ну разве она не прелесть? – воскликнул Фокс, и глаза его даже увлажнились. – Схватывает все налету! Ну так вот, дальше. Пока они выполняют твой заказ, тебе, само собой, нечего делать, и ты просто бродишь по кофейне. И осматриваешь все их причиндалы. Пузырьки держи в ладони – ну, как карты в карточных фокусах. Уолтер, Клайд уже показывала тебе ловкость своих рук?

– Нет, но он наверняка этого хочет, – ответила за меня Клайд, и я вспыхнул, пораженный быстротой и точностью ответа. Она тут же многозначительно мне подмигнула.

– А если кто-то посмотрит на тебя с подозрением, – продолжал Фокс, – то сделай вид, что сахарница или молочник не открываются, а ты пытаешься их открыть. Они наблюдают за твоими потугами – а как только ты открываешь, все перестают на тебя смотреть.

– Вот это я и хотела услышать, – сказала Клайд, теперь вполне уверенным тоном. – Фокс знает все на свете, не правда ли, Уолтер?

– Почти все, – ответил я.

– Помните про «Единорога»! – вскричал тут Фокс, устремляясь вперед столь решительно, словно кидался навстречу судьбе. – Все, кто любит свободу, за мной! Наши единственные враги – время и «Старбакс»! Кто сказал, что они непобедимы? Как бы не так! Если их не смогут победить всего трое психов, то пусть любой, кто захочет, кладет свой член мне на зуб мудрости!

– Ай да боевой клич… – сказал я Клайд, когда Фокс уже ускакал от нас вперед шагов на десять. – Слушай, а он не гей?

– Подобные термины неприменимы к Фоксу, – ответила она, – потому что он выше любых условностей. Если бы все были такими безумцами, такими мудрецами и так относились бы к условностям, то в мире было бы легче жить.

– Аминь, – заключили.

Но Клайд меня не слышала: она была уже впереди, рядом с Фоксом. Они неслись к «Старбаксу» как две ракеты, наведенные по тепловому излучению. Я прибавил ходу, чтобы их догнать. Догнать их мне очень хотелось. Какими бы они ни казались шутами или психами, я хотел быть такими же, как они.

– О, это отличный кофе! Такой кофе называют среднетелым, – говорил я, чуть погодя, обращаясь к баристе. Бариста – вот как они себя называют. Баристы, а вовсе не кофеварщики. Они вообще тут все называют по-своему. Что ни скажешь, обязательно поправят. Очень вежливо, но несколько свысока.

– На самом деле это одна из наших легкотелых смесей, – ответила мне девушка-бариста, поправляя колечко, продетое в левую бровь.

– А, так это кофе с Суматры, да? – рискнул я.

Краем глаза я видел, что Клайд уже идет по залу, посматривая по сторонам.

– Это суматрианская смесь, – ответила бариста, поглядывая на часики. Было уже почти десять, и девушке не терпелось поскорее уйти домой.

– Похоже, что у этой смеси повышенная кислотность, – продолжал я заговаривать ей зубы. – Вы знаете, один мой приятель служил в Корпусе Мира, и его послали на Калимантан, это в Индонезии. А занимался он повышением профессионального уровня сельскохозяйственных работников или чем-то в этом роде. В общем, его задачей было распространять семена среди местных жителей, живущих там вдоль реки. Но Корпус Мира никаких семян ему не предоставил, и он в конце концов решил заняться распространением своего собственного семени среди местных жителей, живущих вдоль реки, что привело к некоторым не совсем приятным последствиям…

– Девушка! Девушка! – послышался тут резкий, раздраженный женский голос с противоположного конца стойки. – Дайте мне двенадцать фраппуччино с собой! У нас в кооперативе сегодня итальянская вечеринка!

– Сию минуту! – откликнулась бариста. – Двенадцать фраппуччино! – крикнула она негру, который выскочил откуда-то, как черт из табакерки. Этот парень напомнил мне молодого Лайонела Ритчи.

– И товарный чек, пожалуйста, – потребовала Клайд. – Мне должны все оплатить.

Сделав заказ, она переместилась туда, где стояли сахарницы, молочники и все прочее для самообслуживания. Высокие термосы заслоняли ее от взглядов баристы, а кроме того, перед стойкой толклось еще несколько человек, желавших взять кофе на вынос в последний момент. Было почти десять часов, и за столиками уже никого не оставалось. Клайд взялась за свои пузырьки.

– Будьте любезны, двойной эспрессо, пожалуйста! – услышал я очень обходительный мужской голос у себя за спиной.

– У нас это называется «доппио», – поправила его бариста.

– Ах, вот как! Тогда, пожалуйста, доппио. И еще, будьте добры, могу я попросить ключ от туалета?

Девушка с кольцом в брови крикнула Лайонелу Ритчи «Один доппио!», а затем протянула клиенту ключ. К ключу была прикреплена красная бирка размером с большую пасхальную корзинку. Я не решился оглянуться, и видел только, как прямо у меня под носом Фоксова рука цапнула ключ.

– Прошу прощения, чуть не задел, – сказал мне Фокс, и при этом еще и вежливо кашлянул.

Он явился за минуту до закрытия, но ключ ему в любом случае обязаны были дать. Он, без всякого сомнения, оказывался последним посетителем туалета на сегодня. А следующего посетителя, – подумал я с усмешкой, – «Старбаксу» придется ждать довольно долго. Во всяком случае, посетителя, который действительно воспользуется туалетом.

– Ну так вот. Мой приятель попросил ребят из Корпуса Мира прислать ему кофейных зерен, – продолжал я. Теперь приходилось вешать лапшу сразу на три пары ушей: к стойке подошли еще две баристы. Все они были заняты: готовили двенадцать фраппуччино, подсчитывали выручку и прибирали за стойкой. Мой монолог был уже, в общем-то, ни к чему. Клайд заканчивала колдовать над сахарницами и молочниками. Похоже, на нее никто не обращал внимания. На мой рассказ тоже внимания не обращали, но я подавил писательскую досаду. Надо было доиграть свою роль.

– К тому времени, когда привезли кофейные зерна, – продолжал я бубнить, – среди местных племен начались волнения. Мой приятель рассказывал, что когда он вез эти зерна на своем джипе, над ним пролетали кучи стрел. У него был «Лэндровер». То есть, вообще-то это был не его «Лэндровер», а соседнего богатого плантатора, у которого была дочка, роскошная блондинка. Так вот, это был «Лэндровер» ее папаши. Мой приятель всегда был большой ходок. Так вот, когда дочка вернула джип своему папаше, у машины торчало копье прямо из кенгурятника, вы представляете? А другое копье торчало у моего приятеля прямо из члена…

Я не задумывался, что я несу – тем более, что никто из работников «Старбакса» меня и не слушал. Они были заняты сразу двумя серьезными делами: закрытием заведения и вежливым выдворением моей особы. Клайд тем временем оплатила свои фраппуччино и получила товарный чек, который ей должны были оплатить в кооперативе – столь же реальном, как мой приятель с его кофейными зернами. Я дождался, когда она выйдет за дверь, и двинулся вслед за ней – к большому облегчению молодых и перспективных сотрудников «Старбакса».

Я догнал Клайд через квартал от кофейни, и мы остановились на углу, чтобы перевести дух и поздравить друг друга. Мы были очень возбуждены – простите мне это выражение – и даже раскраснелись. Операция была проведена успешно.

– А куда Фокс подевался? – воскликнул я. – Сколько можно ждать!

– Ты не волнуйся, солнышко, Фокс не пропадет. Кстати, я всегда хотела спросить у тебя одну вещь…

– Какую, дорогая?!

– Скажи, ты любишь фраппуччино?

XXVI

Прекрасным утром следующего дня меня разбудили Клайд и Фокс. Разбудили так, как Гек Финн будил Тома Сойера: швыряя камешки в окно. А может, это Том Сойер будил Гека таким образом? Ну, неважно. Хотя для писателя – или литератора, как предпочитал называть меня Фокс, – плохо помнить такие вещи, наверное, непростительно. Фоксова лекция о Германе Мелвилле все еще не давала мне покоя – наверное потому, что я узнал из нее много нового. Правда, о Мелвилле никто ничего толком не знает. Вот она, писательская слава: создать нечто такое, что переживет твои кости, например, придумать огромного белого кита, маньяка-капитана, славного первого помощника – и тогда кто-нибудь когда-нибудь назовет в их честь сеть кофеен. Кто его знает, может быть, Гек Финн швырял камешки в окно Герману Мелвиллу? Как бы то ни было, Клайд и Фокс разбудили меня именно этим подростковым способом. Я вскочил, взглянул на часы и увидел, что сейчас шесть тридцать утра Пошатываясь, я доплелся до домофона и пустил их в дом.