355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кинки Фридман » Убить двух птиц и отрубиться » Текст книги (страница 1)
Убить двух птиц и отрубиться
  • Текст добавлен: 7 июля 2017, 11:30

Текст книги "Убить двух птиц и отрубиться"


Автор книги: Кинки Фридман



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Annotation

Кинки Фридмана называют современным Марком Твеном. Неподражаемый юморист и колоритнейший персонаж масс-медиа, он успел побывать звездой музыки кантри, поучаствовать в выборах губернатора Техаса, выпустить два десятка книг и прослыть самым неполиткорректным американским писателем. В романе «Убить двух птиц и отрубиться» действуют бескорыстные авантюристы, безумцы и мудрецы, ведущие веселую войну с корпоративной Америкой. Каскад головокружительных приключений обрывается неожиданным трагическим финалом. Книга была признана «Заметной книгой года» и национальным бестселлером США по версии газеты «Нью-Йорк Таймс».

Кинки Фридман

Убить двух птиц и отрубиться

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

XI

XII

XIII

XIV

XV

XVI

XVII

XVIII

XIX

XX

XXI

XXII

XXIII

XXIV

XXV

XXVI

XXVII

XXVIII

XXIX

XXX

XXXI

XXXII

notes

1

2

3

Кинки Фридман

Посвящаю эту книгу

Стиву Рамбаму, который вдохновил меня на ее создание,

Дуайту Йокему, который верил в книгу,

и памяти Иру Рубин, которая прожила ее.

КИНКИ ФРИДМАНА называют современным Марком Твеном. Неподражаемый юморист и колоритнейший персонаж масс-медиа, он успел побывать звездой музыки кантри, поучаствовать в выборах губернатора Техаса, выпустить два десятка книг и прослыть самым неполиткорректным американским писателем. В романе «Убить двух птиц и отрубиться» действуют бескорыстные авантюристы, безумцы и мудрецы, ведущие веселую войну с корпоративной Америкой. Каскад головокружительных приключений обрывается неожиданным трагическим финалом. Книга была признана «Заметной книгой года» и национальным бестселлером США по версии газеты «Нью-Йорк Таймс». www.kinkyfriedman.com

* * *

Кинки, я прочитал все твои книги. Очень прошу: напиши что-нибудь еще, мне просто необходимо смеяться.

Билл Клинтон

Мы читаем Кинки, чтобы узнать, как далеко он может зайти. В его книгах нет ничего святого – и в этом обаяние Кинки.

Washington Post Book World

Самый веселый, самый непристойный, самый политически некорректный кантри-музыкант, ставший писателем.

New York Times

Убить двух птиц и отрубиться

Пусть лучше парень сломает себе шею, чем будет сломлен его дух. Роберт Луис Стивенсон

Капающие краны, пукание во время страсти, спущенные шины – все это печальнее смерти. Чарльз Буковски

I

Если вы живете в полуподвале, то у вас есть два преимущества. Во-первых, вы не сможете покончить с собой, выпрыгнув в окно. А во-вторых – и это главное – что бы вы ни начали делать и куда бы ни пошли, вы все равно будете двигаться наверх. Правда, в полуподвальной жизни есть и минус. Он состоит, так сказать, в ограниченном ракурсе, так как из окна видны одни только ноги, которые плетутся мимо вас под дождем. Если, конечно, не светит солнце. Впрочем, когда живешь в подвале, не всегда можешь понять, светит солнце или нет.

Мне, наверное, пора представиться. Меня зовут Уолтер Сноу, и вы, скорей всего, про меня никогда не слышали. Это не слишком радует, поскольку я склонен именовать себя писателем-романистом. Несколько лет я работал над проектом с почти трагическим названием: «Великий армянский роман». Я, правда, не армянин, но когда-то у меня была армянская подружка – так что кое-что я об этом знаю. Но должен признаться: к сожалению, за последние годы я не написал ни одного слова, потому что впал в писательский ступор. Или духовный запор. Или… В общем, называйте как хотите, но только на свете нет ничего хуже, чем сидеть, уставившись на чистый лист бумаги, и понимать, что он так же пуст, как твоя жизнь.

Но настанет утро, когда я зайду в банк и встречу там Клайд Потс, а немного погодя, она познакомит меня с Фоксом Гаррисом. Даже после всего, что случилось потом, я думаю о них обоих с улыбкой. Как раз сейчас я разглядываю эту улыбку в зеркале у себя в ванной. Выглядит несколько вымученной, может быть, немного смущенной, но это все ничего. Улыбаюсь я, конечно, не так невинно, как мальчик накануне Рождества. Моя улыбка больше похожа на нездоровую, сладенькую и злобненькую улыбку серийного убийцы: не лишена обаяния, но источает опасность. И все-таки это улыбка. А говорят, что если ты улыбаешься, вспоминая людей, которых больше нет, то, значит, ты их действительно любил.

Но давайте вернемся в мое прошлое. В то время я не только писал в стол, я был автором опубликованного романа: небольшой странноватой книжки о мальчике, который встречает свое совершеннолетие в хосписе в Нью-Джерси, и книжка эта имела некоторый успех. Называлась она «Взлет и падение чистого недоразумения», и ее публикация погубила достаточно деревьев, чтобы обеспечить меня запасом сигарет «Кэмэл» и жильем в полуподвале на целых семь лет, – совсем не плохо при нынешнем состоянии книжного рынка.

День был темный и ненастный, и если вы не живете в Нью-Йорке, то назвали бы его тоскливым. Но если вы ньюйоркец, то вы к таким дням давно привыкли, как и ко многому другому. Единственное яркое пятно у меня в квартире – это тропические рыбки в аквариуме. Раньше они принадлежали Фоксу, а теперь я при них вроде опекуна. Я ничего не знаю про тропических рыб, разве только то, что с их владельцами вечно случаются несчастья. Эти рыбки – не лучшее, что может завести себе романист, страдающий духовным запором. Они отвлекают внимание, когда ты сосредоточенно пялишься на пустую страницу. Они красочные и сумасшедшие – точь-в-точь как Фокс. И с ними, как с Фоксом, никогда не знаешь, что у них на уме, если у них вообще есть ум. Если на этих рыб долго смотреть, они начинают тебя гипнотизировать. А еще они пускают пузыри, и к звуку этих пузырей надо привыкнуть. Привыкаешь – и звук сливается с сиренами, с автомобильными гудками и с криками какого-то наркомана, распевающего псалмы на тротуаре напротив. Я не привязан к этим рыбкам и привязываться не собираюсь, но заботиться о них буду. Иногда по ночам я смотрю, как они плавают там в своем аквариуме, и забываю, что сижу в полуподвальной квартире в Нью-Йорке. Мне начинает казаться, что эти рыбки – частички души Фокса, и мир сразу становится ярче и шире. Я почти рад, что остался жив.

Когда я перестаю думать о рыбках, то думаю о том, что Фокс и Клайд были, в общем, правы, навсегда поломав всю мою прежнюю жизнь. А до встречи с ними я почти шесть с половиной лет не пил. Я исправно посещал чудные собрания, которые устраивало местное отделение общества Анонимных алкоголиков. Там я регулярно докладывал всем, кому уже промыли мозги, и всем, кому еще не промыли, что меня зовут Уолтер и что я алкоголик. Жизнь моя стала похожа на серию стоп-кадров: я держу в руках пластиковый стаканчик с поганым кофе, которым там всех поили (причем я никогда не мог решить – чашка наполовину пустая или наполовину полная), уничтожаю бесконечный караван сигаретных пачек «Кэмэл», а передо мной вереницей проходят незнакомые люди, желающие поддержать мое намерение завязать с алкоголем. И каждому я уделяю по три минуты своего мнимого дружелюбия. Разговаривая с одним и тем же человеком больше трех минут, я замечал, что на его лице проступала скука, а в глазах появлялась жалость. И что интересно: как непьющий алкоголик и ничего не пишущий писатель я вызывал гораздо больше сочувствия у мужчин, чем у женщин.

Но все это было только до того утра, когда я пошел в банк и встретил там Клайд.

Это утро я помню удивительно отчетливо – удивительно, если учесть все, что случилось потом. Было это всего месяцев девять назад, но кажется, что с тех пор прошла не одна жизнь, а целых две. Две жизни, сплетенные, как объятия уже обреченных, но пока еще беззаботных любовников: мучительная, но сладостная жизнь святого и жизнь грешника, наполненная событиями, как чрево беременной женщины наполнено плодом. «Беременная» тут подходящее слово: из ничего, из нашего болтания без дела и пустых разговоров явились на свет три уникальных человеческих существа, троица незаконнорожденных духов, которым больше не суждено встретиться в этом смертном мире.

Помню, что в то утро я занимался онанизмом, а может быть, просто стоял у окна с чашкой отличного крепкого кофе – не то, что у алкоголиков – курил сигарету и глядел на проходящие мимо ноги. Ноги спешили в разных направлениях, несомненно по важным делам, куда-то в глубь города, на крышах которого уже складывались в мозаику первые холодные блики солнца. В голове была полная муть – но только до того момента, когда я вышел из своей квартиры на Десятой улице и пошел по Гринвич-Виллиджу по направлению к своему маленькому банку. Он был всего в нескольких кварталах, за площадью Шеридан. Тут надо бы сказать: меня обуревали предчувствия, но на самом деле это неправда, предчувствий не было. Обычное дело: рядовой клиент банка явился проверить свой баланс. Я стоял у одного из столиков, пытаясь согласовать бессмысленные колонки цифр в своей банковской книжке, как вдруг почувствовал напротив некое Присутствие. На столике не было свечей, но вообще-то мне кажется, что им там следовало быть.

На голове у нее была пышная масса золотых волос, как у сказочной принцессы. На правой щеке – мушка. А когда она сняла свои шикарные черные очки, у нее оказались глаза подлого ангела.

Она взглянула на меня с такой милой наглостью, что я тут же уткнулся в свою банковскую книжку. Я никогда не считал себя робким. Но тут я, видимо, почувствовал, что это одна из тех изумрудных вспышек озарения, которые могут пару раз в жизни выпасть на долю самых больших счастливчиков, и что как раз сейчас такая вспышка происходит в этом долбанном банке. Это не была любовь с первого взгляда. Любовь с первого взгляда случается каждый день и заканчивается обычно плачевно. Это было гораздо более редкое, более возвышенное и более животное по своей сути явление. Прямо напротив меня, подумал я, по причинам, пока неясным, обнаружилась родственная душа.

– Вы мне не поможете? – спросила она, наклонившись ко мне с видом заговорщицы через столик, который в этот момент вмещал в себя весь мир. Наши лица вдруг оказались почти рядом.

– Вы знаете, я могу сделать все, что угодно, но только не посчитать баланс, – ответил я.

– Ничего, мне гения не надо. Буду и тебе рада. Ого! В рифму! – засмеялась она.

– Ну да, в рифму, – сказал я нервно.

Девушка была явно под легким кайфом, но тем не менее прекрасно владела собой, а заодно и мной. Это могло быть опасно. Меня зовут Уолтер, подумал я, и я – алкоголик.

– Меня зовут Уолтер, – сказал я.

– А меня Клайд, – сказала она, протягивая руку для пожатия, оказавшегося неожиданно крепким.

Она была высокая, тонкая, очень чувственная. Что-то в ней было от стиля «кантри-кул». Я помню, что в тот момент подумал: она не слишком красива. «Симпатичная» – это слово, как мне тогда показалось, вполне ей подходило. Теперь-то я, конечно, понимаю, что она была прекрасна. Но тогда я увидел в ней только родственную душу, которая могла бы изменить мою жизнь. Если только мое существование было жизнью.

– Мне надо положить кое-что в сейф, – сказала она, – но у меня нет своей ячейки. А очередь на них тут такая, что дождешься после дождичка в четверг.

– Да, в Нью-Йорке такого четверга можно прождать долго.

– Вот именно, – сказала она печально. – А вот ты похож на человека, у которого есть свой сейф в банке.

Когда я был маленьким, я мечтал о чем угодно – но только не о том, что вырасту и буду выглядеть, как человек, имеющий свой сейф в банке. Мне хотелось стать похожим на Робин Гуда или на Джесси Джеймса – в общем, на одного из тех, кто посвятил свою жизнь чистке чужих сейфов. И даже в самых странных детских мечтах я не собирался стать человеком, которого каждый день кладет на лопатки чистый лист бумаги. Или тем, кто с чашкой кофе в руках выворачивает свою душу перед армией временно завязавших.

К сожалению, у меня действительно была ячейка в этом банке. И как вы думаете, что в ней хранилось? Правильно, ничего. Иметь пустую ячейку, промелькнуло у меня в голове, наверное, хуже, чем не иметь ее вообще.

– Ну да, у меня есть ячейка, – сказал я.

– Йиппии! – отреагировала она, как мне показалось, несколько громко для банковского помещения. – Пошли!

– Ну, не так быстро, – сказал я. – Сначала хотелось бы узнать, что мы туда положим.

– А, ничего криминального, – ответила Клайд. – Столовое серебро, бабушкино наследство. Бабушка привезла его из России. Она у меня была цыганка и таскала это серебро с собой по всей России, а потом завещала его моей матери, которая живет в Южной Дакоте. А мать отдала мне, потому что боится, что ее бойфренд может упереть эти ложки.

– А почему ее бойфренд может упереть ложки?

– А потому, что он цыган.

– Понимаю.

– Ничего ты не понимаешь. И никто ничего не понимает. Я думаю, это главная проблема всего этого долбанного города.

– А мне всегда казалось, что тут главная проблема – это найти парковку.

– У меня нет машины, – сказала она. – И нет гребаной ячейки в банке. И еще я боюсь, что Фокс сопрет столовое серебро моей бабушки, продаст его и купит наркоту или еще чего-нибудь.

– А кто такой Фокс?

– Цыганский король. А также мой сосед по квартире. Я могу доверить ему свою жизнь, но только не бабушкино серебро. Ну, так могу я запереть этот хлам в твой сейф или нет? Подумай: я доверяю тебе точно так же, как ты доверяешь мне.

И мы сделали все так, как она хотела.

Служащий банка отвел нас в хранилище. Мы шествовали за ним, как степенная супружеская пара. Он принес мою ячейку, с помощью своего и моего ключа отпер два замка и почтительно удалился. Клайд достала из своей здоровой сумки сверток. Надо заметить, что в этот момент солнечные очки опять оказались на ней, хотя тогда я и не придал этому значения. Она протянула мне сверток, и я собственными руками послушно положил его в свою маленькую пустую ячейку.

– Спасибо! – промурлыкала Клайд в опасной близости от моего правого уха. – Теперь я спокойна за бабушкины ложки.

У меня в мозгу что-то шевельнулось, но я не дал мыслям разогнаться. В конце концов, действительно, она доверяла мне в той же степени, что и я ей. Если в ячейке лежит вовсе не бабушкино серебро, то ей все равно придется прибегнуть к моей помощи, чтобы забрать эту вещь обратно, и я тогда обнаружу обман. Если это и мошенничество, то очень странное.

Банковский клерк взял свой ключ, взял ячейку и отнес на полагающееся ей место. А мы с девушкой покинули мрачное хранилище и вышли на прохладную солнечную улицу. На обороте квитанции Клайд написала свое имя и телефон. Я дал ей визитку. Надо сказать, что я давненько никому не давал своих визиток и уже забыл, как это делается. Она сунула карточку в сумку, а потом нагнулась и нежно поцеловала меня прямо в губы.

– Я тебе скоро позвоню, – пообещала она.

Я долго смотрел ей вслед. Потом она исчезла в метро.

Надо иногда доверять людям, убеждал я себя. Не надо думать, что весь мир хочет тебя поиметь.

Так я думал в то время. Это было, как вы понимаете, до того, как я превратился в коллекционера тропических рыбок. В одного из тех коллекционеров, с которыми всегда случаются несчастья.

II

Прошло недели две, и в моих дверях показались полицейские. Если уж говорить совсем точно, сначала они не показались в дверях, а постучали в окно моего полуподвала. Кстати, я забыл сказать еще об одном полуподвальном минусе. Если вы живете в полуподвале, то может случиться и такое: вы поднимаете глаза от тостера, в котором пытаетесь подрумянить рогалики, к окну и видите между мусорными баками полицейского. И он колотит в ваше окно своей дубиной. А дубина у него такого размера, что подрасти она совсем немного, и ей можно будет играть в бейсбол. Коп наклоняется, чтобы получше рассмотреть происходящее в квартире. К счастью, он видит только то, что вы возитесь с тостером. А что если бы он заглянул чуть пораньше и увидел, как вы занимаетесь самоудовлетворением или курите траву, или – боже упаси – что-то там пишете?

Я увидел, что полицейский, стоящий между мусорными баками, жестикулирует, требуя впустить его в дом. В ту эпоху моей жизни я не был параноиком, скрывать мне было совершенно нечего, так что я нажал на кнопку домофона и пустил копов – их оказалось двое – внутрь. Они потыкались с минутку в подъезде, потом я открыл дверь, и они вломились в квартиру – как раз в тот момент, когда из тостера выскочили два румяных рогалика. Мне это показалось хорошим знаком. Во-первых, впервые за несколько недель мой тостер не сжег все, что в него положили, и не наполнил комнату таким дымом, словно выбрали папу римского. Во-вторых, мне хоть кто-то нанес визит. Полицейские ко мне еще никогда не приходили, и я понятия не имел, что им было надо.

Двух копов и одного романиста, пребывающего в писательском ступоре, вполне достаточно, чтобы в маленькой полуподвальной квартире стало не повернуться. Аквариума у меня тогда не было, но все равно места было маловато.

Полицейские для начала удостоверились, что я и есть Уолтер Сноу, но к делу переходить не спешили.

– Отличная у тебя берлога, – сказал один. Он был тощий, с востроносым личиком топориком, и звали его, как выяснилось, Рот.

– Да, в Нью-Йорке не через каждое окно увидишь парашу, – сказал второй. Этот все время хихикал, имел здоровое пузо, и звали его Шелби.

– Каждый селится на своем уровне, – заключил Рот. Он-то не хихикал. И вообще, он вовсе не выглядел любителем похихихать.

– Итак, чем я могу быть вам полезен, офицеры? – спросил я.

– «Чем могу быть полезен, офицеры…» – передразнил меня Шелби. – Отличный парень!

– Вопросы будем задавать мы, – отрезал Рот, скривив свой рот с презрением и отвращением одновременно.

Я был совсем сбит с толку. Я не мог ни вынуть рогалики из тостера, ни выкинуть копов из квартиры, ни понять, что они тут вообще делают. Я начал чувствовать себя немного Францем Кафкой – но вовремя вспомнил, что у меня писательский ступор.

– Чем вы зарабатываете на жизнь, мистер Сноу? – спросил Шелби.

Рот тем временем заглянул в мусорное ведро и появился обратно с новой ухмылкой презрения и отвращения. Мусорное ведро у меня, между прочим, было совершенно нормальное, если не считать того, что размером оно с небольшую кладовку.

– Я – романист.

– Романист? – переспросил Рот, озираясь вокруг с таким видом, словно видел огромную шикарную квартиру.

– Ну… – сказал я, – на самом деле я ничего не писал в последние семь лет…

Шелби покивал головой с умным видом и спросил:

– А отчего бы это, мистер Сноу?

– Хотел бы я сам знать, – ответил я с привычным унынием. – Похоже, что я уже не способен ничего написать.

– Какая досада, – сказал Рот.

– Погубить такой талант, – развил тему Шелби, странно улыбаясь.

– Вот и моя тетушка Беатриса мне то же самое всегда говорила, – согласился я.

– Она живет в Нью-Йорке? – спросил Шелби.

– Нет, – ответил я. – Она умерла.

– Какая досада, – сказал Рот.

Как я уже говорил, мне редко доводилось общаться с полицией, но все-таки мне показалось, что они допрашивают меня не совсем так, как это обычно делают с законопослушными гражданами, одним из которых я являлся. Я напрягал свои мозги, пытаясь понять, что же им все-таки надо.

– Послушайте, офицеры, – сказал я после долгой и напряженной паузы, – не будете ли вы так любезны сообщить, что вам от меня надо?

– О, я полагаю, что вы уже знаете ответ на этот вопрос, – сказал Шелби. Он снова хихикнул, но к тому времени я понял, что это была всего лишь глубоко укоренившаяся привычка, что-то вроде нервного тика. На самом деле ситуация его вовсе не забавляла. А меня тем более.

– Ну что, никак не догадаться? – поддразнил меня Рот, точь-в-точь, как это делают циничные ведущие в телеиграх.

Где-то в самой глубине моего мозга тревожно звякнул колокольчик. Там же, в этой мозговой глубине, возможно находился и длинный роман, который я когда-нибудь напишу. Но в данный момент у меня не было ни романа, ни ответа на вопросы полицейских. Я попытался вспомнить что-нибудь такое из моих последних поступков, что было бы необычным или как-то не соответствовало бы моему характеру. И вдруг меня словно током дернуло. Блефовать я особо никогда не умел, и потому копы сразу заметили мое волнение.

– Ага, точно! – кивнул Шелби. – Именно в банке, дурило.

– В банке? – переспросил я, хотя уже понял, о чем речь.

Банк. Ячейка. Я помогаю Клайд припрятать бабушкино столовое серебро. Мне, конечно, было интересно, что находилось в свертке, но тогда я был или слишком робок, или слишком слаб, или слишком туп, чтобы заставить ее распаковать этот сверток. А теперь два копа зажали меня в углу моей полуподвальной квартиры. Я закурил. Предложил полицейским, но они отказались.

Я поднялся на пару ступенек вверх, в кухню, и дрожащей рукой налил себе кофе. Предложил полицейским, но они снова отказались – терпеливо, как два фаталиста, и это еще больше подействовало мне на нервы.

– Зачем ты это сделал? – спросил Рот.

– Я всего лишь помог девушке, которую зовут Клайд. Что было в свертке, я не знал. Я думал, что это столовое серебро ее бабушки.

– Столовое серебро ее бабушки? – переспросил Рот, словно не веря своим ушам.

– Девушка по имени Клайд? – спросил Шелби.

– А как ее фамилия? – спросил Рот.

– Потс. Но я…

– Говорили ли вы с ней с тех пор, как… э-э… помогли ей в банке? – спросил Шелби.

– Я звонил ей на неделе, но номер, который она мне дала, не обслуживается.

– Какая досада, – сказал Рот.

Я раздавил сигарету в пепельнице и поднялся наверх, чтобы налить себе еще кофе. Я пытался думать. Что же, черт возьми, произошло?

– Послушайте, ребята, – сказал я наконец, – почему бы вам не сказать, что случилось? Кто такая эта Клайд? Что вы нашли в моем сейфе?

– Мы-то ничего не нашли, – ответил Шелби. – Зато банк кое-что нашел. И уж это точно было не бабушкино серебро. Сначала им, конечно, пришлось получить ордер из суда. Затем взломать сейф. Клиентом этого банка ты больше никогда не будешь, но, тем не менее, я думаю, что они до тебя еще доберутся. Они могли бы возбудить против тебя дело, но поскольку эта сучка уже проделывала такой же фокус в других банках с такими же лохами, как ты, то они скорее всего отпустят тебя гулять. Кстати, по той же причине мы не будем брать тебя за шиворот по обвинению в противозаконной деятельности. А может, и в преступлении. Можно было бы и в двух преступлениях, если за это взяться как следует…

– Другими словами, – сказал Рот, который, видимо, заметил, что я сижу в полном отупении, – из тебя сделали осла, мистер Сноу. Но ты не бери в голову. Каждую минуту в мире рождается очередной придурок, а в Нью-Йорке еще и регулярно случаются демографические взрывы. Бабы вроде этой Клайд едят таких, как ты, каждое утро на завтрак. А к обеду они уже снова голодные. К счастью, лохов кругом полно, и я не думаю, что она решит снова тобой заняться. Но если она позвонит, ты уж дай нам знать, о’кей?

– О’кей, – сказали.

Копы поднялись и направились к выходу, а я почувствовал себя именно таким идиотом, каким они меня выставили. Даже китайская водяная пытка не заставила бы меня ответить на вопрос, каким же образом Клайд обвела меня вокруг пальца? Я понимал, кто я такой – я лох. Но я не понимал, как и почему я стал лохом. В таких ситуациях даже лохи приходят в ярость.

– Да погодите вы! – заорал я им. – Вы что, так и уйдете, не сказав мне, что там банк нашел в моей ячейке? Что? Наркотики? Краденые деньги?

– Хуже, – ответил Рот. – Дохлую, вонючую рыбу.

Несколько часов спустя, уже после полуночи, я лежал в кровати и в полудреме представлял себе сцену из романа. В этой сцене два детектива допрашивали мужчину в полуподвальной квартире. Они были грубы и настойчивы. Мужчина не имел ни малейшего понятия о том, чего им от него надо. На мужчину стали падать стены, и в этот момент зазвонил телефон.

Сцена спряталась куда-то в глубину моей головы, но телефон продолжал звонить. Будильник показывал 0:55. Я вскочил, подошел к письменному столу и взял трубку.

– Привет, солнышко!

– Клайд?

– Она самая, единственная и неповторимая. Извини, что не звонила. Не хочешь завтра пообедать со мной в «Синей мельнице»? У меня завтра день рождения.

– Поздравляю, Клайд!

– Спасибо, зайка.

– Клайд, зачем ты это сделала?

– Что сделала?

– Зачем ты засунула дохлую рыбу в мою банковскую ячейку?

В трубке наступила тишина. На самом деле это была не полная тишина, потому что я слышал уличный шум вокруг нее, и в моем воображении она рисовалась прекрасной странницей в телефонной будке, окруженной машинами, смехом, уличными ораторами, огнями и автомобильными сиренами. Она сама – соблазнительнейшая сирена. Из нее бы вышла отличная героиня для романа, вдруг подумал я. Нет, я не стану сообщать полиции, что она звонила.

– Ладно. Я тебе скажу, если ты только обещаешь не сходить с ума. Хорошо, солнышко?

– Хорошо, обещаю.

– Я сделала это просто ради рыбы.

Она повесила трубку, а я вернулся в постель и заснул с улыбкой – кажется, впервые за тысячу лет.

III

– Что же вы за человек, мистер белый-белый Снег?[1] – сказала она, снова в рифму и откинулась на спинку дивана.

Мы сидели в «Синей мельнице» на Бэрроу-стрит, и для обеденного времени тут было на редкость мало народа. Все условия для празднования дня рождения в интимной обстановке.

– Ты отлично выглядишь, Клайд, – сказал я. – Но только ты совсем не похожа на ту девушку, которую я встретил в банке.

– Конечно не похожа, зайка. Во-первых, я потеряла парик, во-вторых – очки от Холли Голайтли, а в-третьих – мушку. Ты помнишь мушку у меня на щеке?

– Помню, еще бы. Я думаю, камеры видеонаблюдения в банке тоже ее помнят.

– Ага, значит, ты понимаешь, в чем дело. Девушке приходится быть осторожной в наше время…

– Я ничего не скажу копам, – заверил я ее. – Можешь на меня положиться.

– Полагаюсь, солнышко.

Трудно поверить, насколько быстро я привык к новой Клайд. Впрочем, возможно, это была совсем не новая Клайд. Во всяком случае, в глазах у нее было все то же: животное возбуждение и детское озорство. Если бы я тогда воспринимал все лучше, я бы сказал, что ее глаза пытаются завлечь меня в свой мир. И почему-то она теперь казалась миниатюрнее и женственнее. Короткая стрижка: светлые волосы с розовыми прядями на панковский манер. Все та же загадочная – соблазнительная и насмешливая – улыбка. Всего этого было достаточно, чтобы мне захотелось последовать куда угодно за ее фантастической задницей. Я не раздумывая кинулся бы за Клайд в самую гущу битвы, как французы за Жанной д’Арк. Всего этого было почти достаточно, чтобы я снова захотел писать.

– А с рыбкой получилась удачно, как тебе кажется? – спросила она. – Ты ведь знал, что это не бабушкино серебро, а?

– Ну… типа того, – сказал я. – Наверное, я был просто зачарован твоей мушкой. Мне ее как-то не хватает.

– Ты не волнуйся. Я могу ее нацепить обратно в любой момент. Но где же Фокс? Он обещал испечь и подарить мне торт.

– Твой приятель Фокс умеет делать торты?

– Талантливый человек талантлив во всем, – сказала Клайд. – Слушай, пока мы тут ждем, может, нам выпить по маленькой после обеда, а?

– Отлично. Что ты хочешь?

– Текилу. Или лучше так: трес текилас.

– Трес текилас?

– Именно так, солнышко. Гарантированно избавляет от всех заморочек на время проведения дня рождения.

Три порции текилы в полдень – это не совсем то, что обычно прописывают участникам собраний анонимных алкоголиков. Если в такого участника влить три текилы, то он может наделать больших дел. Например, подсунуть дохлую рыбу в банковское хранилище. Я подозвал официанта и сделал заказ. Заказ состоял из шести текил: я решил, что Клайд не должна пить одна в свой день рождения. Когда официант ушел, я почувствовал на себе изучающий взгляд Клайд. Это было удивительно приятное чувство.

– Можно задать тебе грубый вопрос, – сказала она. – А чем ты занимаешься? Я имею в виду – в то время, когда ты не выступаешь в роли сэра Ланселота. То есть не спешишь на помощь опасным мошенницам, принимая их за дамочек, попавших в затруднительное положение.

– Это не грубый вопрос, – сказал я. – Он всего лишь трудный.

– Дай-ка я попробую сама ответить. Все, что я знаю – это то, что ты славный парень, доверчивый по природе, и что у тебя достаточно доброты и благородства, чтобы не оставить девушку одну праздновать свой день рождения. Неплохо для начала?

– Да, я начинаю сам себе нравиться.

Подошел официант. В руках у него был поднос, на котором красовались шесть здоровенных порций текил, а также блюдечко с солью и дольками лайма. Надо сказать, что «Синяя мельница» – это тихое, приличное заведение с постоянными посетителями. Вот этим посетителям и пришлось таращить глаза, наблюдая, как шесть текил плывут к столику, за которым сидят двое. Я сказал официанту, чтобы он приписал выпивку к нашему счету за еду, но итог пока не подводил.

– Я забыла добавить: ты очень щедрый, – одобрительно улыбнулась Клайд. – Может быть, я помогу тебе подытожить счет?

– В твой день рождения? Даже не думай об этом.

– Во всяком случае, ты не бухгалтер, – сказала Клайд. – Ты легко расстаешься с деньгами, а о чеке даже речи не заводишь.

– Это точно.

– Ты также не доктор, не адвокат и не психиатр. Одеваешься не так, как они, а кроме того, не слишком дорожишь временем. Вряд ли кто-нибудь из них согласился бы на трес текилас в середине рабочего дня. Хотя, кто знает…

– Нет. Ты права. Я не из них.

– Давай выпьем за тех, кто не из них, – предложила Клайд, поднимая бокал.

Мы выпили.

– Отлично, – сказала она. – Продолжим нашу догадайку. Или наскучила игра?

– С тобой не соскучишься.

– О, боже! Только не говори, что ты профессиональный соблазнитель. Жиголо! А, нет, догадалась! Ты проститут! Нет, не может быть. Тогда ты бы не стал за меня платить.

– Да уж.

– Кроме того, ты не до такой степени хорош собой. Шутка. Так, ну что же осталось? Ты не учитель. А то бы не позволил себе такую выпивку.

– Верно.

– Кстати, если уж мы заговорили о выпивке. Может, по второму кругу, а? И где, к дьяволу, мой торт? Так и знала – нельзя доверять Фоксу. Эти дни рождения, с ними всегда такая морока. А тут уже празднуем и без торта…

– Это самый лучший день рождения, на котором я был за всю мою жизнь, – сказал я искренне.

– Слушай, а ты точно не профессиональный альфонс?

– Абсолютно.

– Ну, – сказала она, высоко поднимая стакан, – тогда за непрофессионалов.

Мы выпили вторую порцию. Я к тому времени уже не мог понять, что делает меня почти счастливым – текила или просто присутствие Клайд. Я начинал надеяться, что ее друг Фокс так и не появится.

– Для университетского преподавателя ты недостаточно самоуглублен. Для штамповщика на заводе у тебя слишком чистые и нежные руки. Ты так мил, что никак не можешь быть полицейским. Так умен, что никак не можешь быть драг-дилером. Так невинен, что никак не можешь быть журналистом. Ну, и мы знаем, что ты не банкир. А то бы ты ни за что не дал мне попользоваться своим сейфом. И мы бы сегодня не встретились.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю