Текст книги "Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей"

Автор книги: Ким Ньюман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

VII

Ласситер наступил на фитиль и погасил пламя.

– Это не динамитные шашки, – с готовностью пояснил я, – а дымовые. Хотят выкурить вас. Чтобы вы выбежали через парадную дверь прямо под их пули.

Я не стал рассказывать, что совсем недавно сам собирался предпринять нечто подобное.

– Джим, они на улице, – вмешалась Джейн.

– Гадкие, гадкие! – Рэч разозлилась, что ей испортили танец.

Послышался звон бьющегося стекла. В бархатных занавесках появилась рваная круглая дырочка. Но выстрела я не слышал. Снова грохот, снова всколыхнулись портьеры. И опять.

– Развяжите меня, я помогу.

Ласситер засомневался, но Джейн клюнула на мою уловку и бросилась развязывать мне руки, Рэч тем временем принялась за узлы на ногах. Я поднял с пола веблей и стряхнул с него штукатурку. Конечно же, американец вынул патроны.

На окно обрушился новый шквал беззвучных выстрелов, и карниз (на нём всё ещё болтался обрывок верёвки) рухнул на пол. Разлетелась пара стёкол. В комнату с улицы задул холодный ветер.

Скоро опять заявятся соседи. В этом благополучном квартале не привыкли к перестрелкам.

Пули изрешетили ковёр на полу и стену напротив окна.

Значит, наш стрелок засел где-то наверху.

Я помахал пистолетом, пытаясь привлечь внимание Ласситера.

Тот вытащил из кармана горсть патронов и насыпал их мне на ладонь. Я немедля зарядил револьвер. От Ласситера не укрылись моя ловкость и сноровка. Но Элджи Арбетнот, кавалер креста Виктории, был старым воякой и храбрым детективом – чему тут удивляться.

– Где засел стрелок? На последнем этаже углового дома?

Американец покачал головой.

– На дереве на той стороне улицы?

Кивок.

Совсем недавно я сам прятался под тем деревом. Когда Ласситер меня оглушил, сгущались сумерки, теперь же на Стритхем опустилась ночная тьма.

– Сколько их?

Янки поднял четыре пальца. Потом продемонстрировал ещё три, чуть помахав при этом рукой. Значит, на улице точно четверо (мормоны из колена Данова?), а с ними, возможно, ещё трое.

Что ж, я выходил живым и из более серьёзных передряг. Да и Ласситер тоже, как я понял из зачитанной Мориарти характеристики.

– Самое время устроить ваш знаменитый оползень.

– Угу, – натянуто улыбнулся американец.

Дреббер поведал нам, как его банда загнала Джима Ласситера на вершину горы и тот спустил на преследователей каменную лавину. Этакие душещипательные подробности, словно из грошового приключенческого романа.

А сам Дреббер? А Стэнджерсон? Они были там?

У меня появилось устойчивое подозрение: видимо, бандиты из колена Данова хорошенько поразмыслили над контрактом с компанией «Мориарти и К°» и решили не отстёгивать двести тысяч гиней за какую-то жалкую работёнку на один вечер. На самом деле они вовсе не так уж сильно боялись Ласситера – просто не знали, как выследить его и женщин в совершенно чужом городе. Поэтому и заявились к нам. И тут профессор, жаждавший продемонстрировать всем свой чертовски острый ум, во всеуслышание объявляет, где искать Лоуренсов. Ему даже в голову не пришло, что Душегуб окажется меж двух огней. С другой стороны, Мориарти отнюдь не шутил, когда говорил мормонам о «высшей справедливости». Эта мысль служила мне в ту минуту единственным утешением. Головорезы из колена Данова нарушили договор, и за это профессор наверняка вырежет всю шайку до последнего человека (а также до последней лошади и последнего пса), а потом ещё устроит в Солт-Лейк-Сити эпидемию холеры, которая выкосит вообще всех Святых последних дней.

Но я-то, разумеется, буду уже мёртв.

Мы с Ласситером стояли по обе стороны от окна и вглядывались в темноту.

Снова раздался выстрел.

В соседнем доме что-то грохотало. Распахнулась дверь, и на мостовую легла полоска света. В ней оказалась массивная фигура в «рабочей униформе» – красном островерхом капюшоне с прорезями для глаз, стянутом у горла завязочками. Ряженый на мгновение застыл, а потом попятился обратно в темноту, но Ласситер успел его снять (причём попал прямо в глаз). Мужчина рухнул, словно марионетка, у которой обрезали ниточки.

Из дома вышел рассерженный лысый мужчина в стёганом халате. Он явно собирался громогласно пожаловаться на нестерпимый шум и весьма удивился, обнаружив у себя в палисаднике мёртвого бандита в красной маске, прямо под вывеской «Рекламным агентам и торговцам вход воспрещён». Сосед оторопело огляделся по сторонам:

– Какого дьявола…

И тут его кто-то подстрелил. Ой, неужели я? Какая досада. Всегда сначала стреляю, а потом думаю.

Ласситер бросил на меня укоризненный взгляд.

В домах по всей улице немедля опустились занавески.

Незадачливому соседу пуля лишь слегка задела руку, но он тем не менее завопил. Единомышленники, которые совсем недавно вместе с ним ходили призывать Лоуренсов к порядку, заткнули уши ватой и разошлись по постелям.

Так что мой выстрел не пропал даром.

Ласситер выглянул в окно, выискивая новую цель.

Со своего места я легко мог бы выстрелить ему в живот. А потом взять с Дреббера условленную плату.

По всей видимости, колёсики в моей голове крутились слишком громко.

– Элджи, – протянул американец, как бы ненароком целясь в меня из револьвера, – ты как насчёт того, чтобы выскочить на улицу и отвлечь огонь на себя?

– Не очень.

– Так я и подумал.

В комнату влетела очередная дымовая шашка. Теперь ей не мешали ни стёкла, ни занавески, и она покатилась прямо по ковру, испуская волны густого зловонного дыма. В этот раз запалу предварительно дали прогореть.

– Здесь имеется задняя дверь? – поинтересовался я.

Ласситер презрительно покосился на меня.

Да, банда из четырёх человек с лёгкостью возьмёт такой дом в оцепление.

Джейн взирала на Ласситера – с таким выражением на лице преданная жена первопроходца надеется, что муж сбережёт последние пули и не даст своим женщинам угодить в лапы краснокожим. Никогда не мог понять, почему бы этим курицам, любительницам крытых фургонов, просто не застрелить в спину набожных муженьков, а потом не выучиться шить одеяла из шкур и плодить краснорожих детишек. С другой стороны, я всегда отличался своеобразными представлениями о морали.

Послышались надрывные звуки: пули угодили в фортепиано.

– Но мы же в Англии, в Лондоне, – ужаснулась Джейн. – Мы уехали от всего этого. Здесь не должно было случиться ничего подобного.

Ласситер оглянулся на меня.

Мы оба прекрасно понимали: подобное случается повсюду. Несмотря даже на живые изгороди и лежащую на фортепиано песенку про канареек. Им бы лучше залечь на дно там, где подобные ситуации не редкость. В малинах на улице Олд-Яго или возле площади Севен-Дайлс почти всегда есть проверенные лазейки и пути к отступлению.

Из шашки продолжал валить дым, загорелся ковёр.

Возле каминной решётки лежало пустое ведро. Именно из него они вечером залили огонь в камине. По моей вине.

Ласситер принялся жевать ус. Этот жест выдавал его: американец готов сорваться.

– Попробую через переднюю дверь.

– Но тебя же точно убьют, – испугалась Джейн.

– Угу. Но, быть может, я прихвачу нескольких с собой. Тогда вы с малюткой Фей сумеете улизнуть. Джейн, ты богата. Купи вот этого человека, а потом других таких же. Окружи себя наёмными стрелками и детективами. Терпение у колена Данова истощится раньше, чем твоё золото.

Я снова выглянул на улицу. Возле крыльца соседнего дома по-прежнему валялся стенающий мужчина, но мёртвого бандита успели куда-то оттащить.

Теперь по гостиной вели огонь уже из двух мест. Стреляли не для того, чтобы попасть, скорее чтобы действовать на нервы.

Один из них забрался на крышу – мы слышали его шаги.

Ласситер зарядил два кольта с щегольскими рукоятями. К ним бы ещё кобуры, чтобы эффектно выхватывать, но сейчас приходилось просто держать оружие в руках. Двенадцать выстрелов. Семерых, может быть, и уложит. Но как бы ни был хорош американец, его изрешетят пулями. Наверное, и я успею всадить парочку ему в спину, когда он героически выскочит из «Лавровой ветви». Скажу, что рука дрогнула.

Ласситер болван. На его месте я бы швырнул Джейн прямо в окно (как великолепно развевались бы её юбки). Ведь им нужна именно она – наследница состояния Уизерстинов. В крайнем случае, сошла бы за козлёнка, которого привязывают на охоте к дереву, чтобы подманить крупную дичь.

Я снова мыслил трезво и ясно. Профессор мог бы мною гордиться.

– Им нельзя убивать женщин, поэтому и не кинули динамитные шашки. Одна из ваших подопечных нужна им живьём, чтобы выдать её замуж за мормона и отобрать наследство.

Ласситер кивнул, не очень понимая, куда я клоню.

– Прекратите думать о Джейн и Рэч как о своих близких. Думайте о них как о заложницах.

Если только он не пристрелит меня в приступе гнева, у нас появится шанс.

VIII

– Не стреляйте! – крикнул я. – Мы выходим.

Рэч хихикнула. Я вышел на крыльцо в обнимку с негодницей и приставил к её уху револьвер.

Девчонка принимала происходящее за игру. К груди она прижимала мадам Сюрприз.

Ласситер и Джейн отнеслись к моему плану куда серьёзнее. Но дошли до такой степени отчаяния, что в конце концов согласились с ним.

Сначала они утверждали, что мормоны из колена Данова ни за что нам не поверят: как же разлюбезный Ласситер вдруг причинит вред ненаглядным жене и дочери? Я велел им перестать мыслить так, как обычно мыслят правильные, высокоморальные, скучные людишки, и вообразить себя в шкуре двуличных, злобных, жадных мерзавцев. Разумеется, поверят! Они бы точно так и поступили с собственными жёнами и дочерьми.

Никто ничего не сказал, но всем было совершенно очевидно, что и я поступил бы так же.

Действительно, я держал револьвер у виска слабоумной крошки и готов был вышибить ей мозги прямо на мостовую.

Получилось бы, конечно, некрасиво, но я совершал вещи и похуже.

Мы вышли в палисадник. Никто не стрелял. Я сделал ещё шаг вперёд.

Следом появились Ласситер и Джейн. Они пятились задом: стрелку на крыше придётся ранить женщину, чтобы попасть в её мужа.

Из ночных теней выступили люди в капюшонах. Пятеро, все вооружены. Весьма своеобразные, надо сказать, у них были ружья: на концах длинных стволов красовались толстые керамические муфты, похожие на сдобный рулет. Глушители. Слышал о подобных приспособлениях, но никогда их не видел. Полагаю, из-за них значительно страдает точность. Выстрел получается тихим (и кошка ухом не поведёт), но стрелок обычно промахивается. Лучше уж духовое ружьё Мориарти, чем подобная нелепая конструкция.

– Переговоры, – сказал я.

Главарь кивнул, и кончик его идиотского колпака завалился набок.

Забавно, но зловещий наряд совершенно ничего не скрывал. С масками зачастую так и выходит. Конечно, лицо запоминается лучше всего, но внешность не ограничивается носом или глазами: есть ещё руки и ноги, живот, манера держаться, поднимать пистолет, закуривать сигару.

Передо мной стоял старейшина Енох Дж. Дреббер.

– Вы же не хотите, чтобы эти милые дамы пострадали, – громко заявил я, сочтя наш контракт расторгнутым.

– Мне нужна только одна их них, – отозвался Дреббер, поднимая ружьё.

С такого расстояния он мог пальнуть в грудь малютки и одним выстрелом прикончить нас обоих.

– Рэч он не нравится! – сказала девчонка. – Рэч кинет в него какашкой!

Старейшина вытаращился на нас из-под своего капюшона. Девчонка подняла мадам Сюрприз, нащупывая в тряпичной утробе металлическую рукоятку.

Второй револьвер Ласситера выстрелил, и кукольная голова разлетелась на куски.

Громила справа от Дреббера рухнул замертво.

– Ты следующий, – сообщил я главе мормонов.

На самом-то деле Рэч наверняка целилась в него, но старейшине вовсе не обязательно было об этом знать.

Стрелок на крыше решил, что наконец-то настал решающий момент. У него, видимо, весь вечер руки чесались. На сафари у меня случались неприятности с такими вот молодчиками: до того боятся ни разу не выстрелить, что готовы палить по полковому водоносу из винтовки, годной для охоты на слонов. А потом с гордостью хвастают, что пристрелили хоть кого-то.

Ласситер, разумеется, двигался быстрее любого водоноса-бхишти, к тому же ему не надо было возиться с длинным и тяжёлым до нелепости ружьём.

Нетерпеливый стрелок обрушился на увитую цветами решётку возле крыльца.

Трое из семи. Осталось четверо.

– Старейшина, бросайте оружие! – приказал я.

Рэч показала мормону язык.

Дреббер затрясся, кивнул, и бандиты покидали ружья.

– Всё оружие! – нахмурился я.

Они принялись потрошить пояса, сапоги и потайные карманы. На землю со звоном посыпались однозарядные пистолеты и метательные ножи.

– А теперь забирайте своих мертвецов и кыш отсюда!

Четверо бойцов из колена Данова молча подчинились.

Сверзившийся с крыши увалень весил больше двухсот фунтов (его многочисленные жёны, видимо, хорошо готовили); труп пришлось волочь вдвоём.

Дальше по улице налётчиков ждала повозка: мы услышали грохот колёс по мостовой.

«Неплохо сработано», – подумал я. Если, конечно, всё уже закончилось.

Рэч приплясывала вокруг нас. Наверное, надо извлечь из мадам Сюрприз железные внутренности сорок пятого калибра. Когда я вернул куклу девочке, она обняла её с прежней радостью, хотя игрушка и лишилась головы.

Во взгляде Джейн читалось нечто похожее на восхищение. Обычно в подобные моменты я делаю соответствующее предложение. Сомневаюсь, однако, что благодарность Ласситера простирается так далеко.

– Полковник Арбетнот, как мы можем отплатить за вашу услугу?

– Вы можете умереть, – произнёс знакомый голос. – Да, именно умереть.

IX

Я кипел от злости.

Мориарти не снизошёл до объяснений, но я и сам всё понял.

Разумеется, профессор знал, что мормоны из колена Данова попытаются сэкономить денежки и сами явятся убивать супругов.

И разумеется, намеренно упомянул адрес Лоуренсов.

И разумеется, весь вечер следил за моими мучениями и ни во что не вмешивался, пока опасность не миновала.

И разумеется, извлёк выгоду из случившегося.

Облачённый в чёрный наряд Мориарти трусил к нам через улицу, склонив голову набок. У него тоже неподалёку была припрятана повозка, а на облучке восседал кучер, китаец Бац.

Профессор участливо расспросил соседа, который всё ещё старательно строил из себя тяжелораненого. На него, объяснил он скандалисту, ополчились за какие-то воображаемые грехи высокопоставленные заговорщики-масоны, и только моё вмешательство их спугнуло. Конечно же, идти в полицию очень рискованно – влиятельные негодяи подкупили служителей порядка. Сосед немедленно заторопился домой, задёрнул шторы и спрятался под одеялом от неизбежной судьбы в лице кровожадных масонов.

Затем Мориарти собственноручно занялся убийствами.

Меня он в свои манипуляции не посвятил. Пришлось, пока профессор занимался с Ласситером и Джейн, сидеть в задымлённой гостиной вместе с Рэч. Девчонка от души радовалась, что можно не ложиться допоздна, и терзала изрешечённое пулями фортепиано и меня песней про бабочку.

В конце концов, после длительных переговоров, Мориарти сделался счастливым владельцем золотых копей в Сюрпрайз-Вэлли (в ход пошли многочисленные подставные компании). Он превратился в самого важного господина в Эмбер-Спрингсе, такие вот дивные дела.

Джим Ласситер (он же Джонатан Лоуренс), Джейн Уизерстин (она же Хелен Лоуренс) и малютка Фей Ларкин (она же Рэчел Лоуренс) были мертвы – сгорели дотла вместе с «Лавровой ветвью» на Стритхем-Хилл-роуд. По всей видимости, взрыв газа. Соседям, несомненно, будет о чём почесать языки.

Трупы у профессора были наготове. Это поразило меня сильнее всего. Нам с Бацем пришлось укладывать их на кровати, а уже потом вспыхнула та роковая спичка. Подозреваю, он просто тихо укокошил трёх прохожих подходящего возраста. Однако сам Мориарти заявил Джейн, что это якобы выкраденные из анатомического театра несчастные бедняки, умершие от «естественных причин». Джейн не усомнилась, женщины вроде неё всегда верят в подобную чушь.

Профессор принёс с собой целый мешок документов: паспорта, свидетельства о рождении, письма за последние двадцать лет, использованные билеты на пароход, чековые книжки и даже фотографии. Ласситерам – Лоуренсам следовало с самого начала обратиться к нему за фальшивыми личинами – это обошлось бы дешевле золотых копей. Мориарти оставил мистеру и миссис Рональд Лембо из Оттовы небольшое состояние в двести тысяч гиней (удивительно, правда?). Деньги лежали в швейцарском банке «Кауттс». Не баснословное богатство, но на проценты можно жить вполне безбедно. Хотя я бы промотал всё за неделю.

Джейн назвала профессора прекрасным человеком, но Ласситер-то всё понял. Американец согласился на сделку, хотя прекрасно видел, что его загнали в угол. Думаю, это именно из-за Мориарти Дреббер наткнулся на беглецов на улице. Конечно, моему работодателю выгодно было перевернуть жизнь владельцев золотых копей с ног на голову.

Рэч его боялась. Она совсем не глупенькая, эта малышка, просто не такая, как все. Девчонке придётся выучить новое имя – Пикси, а Джейн и Ласситера называть тётей и дядей, но они ведь ей и так неродные.

Чета Лембо получила новую жизнь, документально подтверждённую с момента рождения и вплоть до настоящей минуты. Заодно они вдруг выяснили, что провели в Лондоне уже несколько дней. Причём в «Кларидже»! Там остались их чемоданы со всем гардеробом. Я ни минуты не сомневался: служащие обязательно «узнают» постояльцев и за завтраком предложат им «обычные любимые блюда». Семейство не торопясь путешествовало по миру, их ждали гостиницы в Париже, Стрелсау и Константинополе. Далее их путь лежал на восток и заканчивался в австралийском Перте.

По пути обратно на Кондуит-стрит я спросил у Мориарти о судьбе Дреббера и Стэнджерсона:

– Если кого-то и следует прикончить, так именно этих проходимцев.

– А кто заплатит нам за их убийство? – улыбнулся профессор.

– Этих двоих я укокошил бы безвозмездно.

– Не дело раздавать задаром то, за что можно получить деньги. Миссис Хэлифакс, например, никого не балует «за счёт заведения». Нет, незачем подвергаться риску, охотясь на мормонов из колена Данова. К тому же, как вам теперь известно, упомянутый в нужный момент адрес может оказаться куда более смертоносным оружием, чем револьвер или нож.

Я ничего не понял и так ему и сказал.

– Старейшина Дреббер упомянул ещё одного врага своей клики, некоего мистера Джефферсона Хоупа. Этот Хоуп не скрывается, а, напротив, сам преследует мормонов. Он затаил на наших клиентов смертельную обиду. История приключилась в Америке, давным-давно. Не хочу в столь поздний час вдаваться в утомительные подробности.

– Дреббер надеялся встретить здесь Хоупа.

– Скорее, боялся, что тот наткнётся на него. Теперь это почти неизбежно. Я послал мистеру Хоупу, который трудится в Лондоне кебменом, анонимную телеграмму. В ней упомянут некий пансион на Торки-Террас, где проживают Дреббер и Стэнджерсон. Полагаю, скоро наши друзья отправятся поездом в Ливерпуль, а оттуда отплывут в Америку, так что я посоветовал Хоупу поторопиться.

Мориарти усмехнулся.

Если вы читали в газетах про убийство в Лористон-гарденс, отравление в гостинице «Холлидей» и про некоего кебмена, умершего «в заключении», вы всё поймёте ^{10}. Когда профессор рассчитывается с долгами, не остаётся ни долгов, ни должников.

Вот так я в конце концов обосновался на Кондуит-стрит и сделался членом семьи. Глава «убойного» подразделения и второй по значимости человек в фирме, я отлично понимал, насколько выше располагается номер первый. В меня стреляли, меня едва не удавили, но, самое главное, меня не допустили до «взрослых дел». Я оказался в положении малютки Рэч: она достаточно большая, чтобы устроить в нужный момент кое-кому неприятный сюрприз, но слишком маленькая, чтобы её снисходительно терпели и гладили по головке. Простому парню с ружьём и стальными нервами не дозволяется участвовать в сделках.

Но я знал, как расквитаться. Я начал вести дневник. Все факты записаны, и они станут достоянием гласности.

И тогда посмотрим, кто покраснеет. Нет, даже не покраснеет, сделается пунцовым.

Глава вторая ПОГРОМ В БЕЛГРАВИИ

I

Для профессора Мориарти она всегда оставалась Этой Гадиной.

Ирэн Адлер явилась на Кондуит-стрит вскоре после того, как я сделался помощником своего соседа по квартире. Вместе мы промышляли тем, в чём он разбирался лучше всех в Лондоне, иными словами, любезные мои молокососы, – разнообразными преступлениями.

Конечно же, здесь немаловажную роль сыграл и старый добрый хлеб с мёдом ^{11}. Профессор выплачивал мне шесть тысяч фунтов в год. На самом деле это не та сумма, ради которой стоило его терпеть, но очень уж новая «служба» потакала моей склонности к тому, что некоторые наивные души именуют игрой случая. Вынужден признать, меня привлекал и азарт злодеяний: ведь кровь быстрее бежит по жилам от восторга и страха, когда ты натягиваешь нос всевозможным полицейским ищейкам. Только так опытному охотнику, которому наскучили тигры, и остаётся щекотать себе нервы.

Бесстрастного Мориарти привлекали услады иного рода – он упивался абстрактными выкладками и скрупулёзно планировал злодейства, словно искусный и терпеливый игрок в покер. Как-то раз даже заметил при мне, что для него само осуществление преступления лишь досадная и скучная необходимость, практическое подтверждение теоремы, давным-давно решённой к его вящему удовольствию.

В то утро ум профессора трудился сразу над двумя задачами. Во-первых, он вычислял время солнечного затмения, которое должно было произойти в неких отдалённых краях. Иногда суеверных туземцев удаётся убедить, что белый человек обладает таинственной властью над светилом. Чтобы вернуть солнце, могущественному сахибу отдают сокровища племени, всё, что есть под рукой. Чертовски полезный фокус, если сумеете вовремя сделать ноги ^{12}. Одновременно (и с гораздо большим интересом) Мориарти анализировал особенности разведения ос.

– Пчёлы – законопослушные трудяги, – вещал он высоким пронзительным голосом (вечно переходил на этот тон во время лекций), – беззаветно верны королеве, точно как наши английские увальни; всецело увлечены производством мёда, стараются ради всеобщего блага, жужжат день-деньской, беспорядочно опыляя цветы и радуя глаз недоумков-поэтов. Пчёлы жалят лишь однажды и лишь ценой собственной жизни. Об искусстве их разведения написаны бесчисленные тома, создали даже специальную науку – пчеловодство, которое исследует особенности этих добронравных и полезных насекомых. А осы способны только жалить и не обучены ничему иному. Они нападают беспрестанно, их яд неистощим. Ос повсюду недолюбливают. Дрянные создания. Мы с вами, Моран, отнюдь не пчёлы.

Мориарти улыбнулся. С его тонкими губами улыбка всегда получалась жутковатой. Похожая на череп голова качнулась из стороны в сторону. Я, как обычно, не понял, куда он клонит, но кивнул в надежде, что рано или поздно профессор доберётся до сути. До того, как сделаться записным злодеем, он преподавал, поэтому его туманные высказывания всегда содержали некую завуалированную извращённую мораль.

– Скоро, скоро наступит лето, – промурлыкал профессор, – а летом устраиваются пикники в парках, обнажаются крошечные пухлые ручки, гувернантки сплетничают, сидя на скамейках и забыв про вуали; юные цветочницы прилюдно милуются с ухажёрами. Для наших полосатых друзей это будет урожайный год. Уже скоро появится на свет первое поколение моих polistes pestilentialis. Весь мир разделяется, Моран, на тех, кто жалит, и тех, кого жалят.

– И вы, разумеется, относите себя к тем, кто жалит, – произнёс высокий голос.

Её голос.

Миссис Хэлифакс ввела в комнату «американскую соловушку».

– Мисс Ирэн Адлер, – кивнул Мориарти. – Терпимая Лючия ди Ламмермур, посредственная Мария Стюарт и, пожалуй, самая ужасная за всю историю оперы Эмилия ди Ливерпуль ^{13}.

– Джеймс Мориарти, вы ужасный человек!

– Такова моя работа, мисс Адлер. – Профессор чуть улыбнулся, обнажив острые зубы. – Я не утруждаю себя лицемерием.

– Должна признать, это чрезвычайно бодрит.

Она широко улыбнулась и уселась на диван, элегантно приподняв при этом край платья (так, чтобы продемонстрировать во всей красе изящные лодыжки) и грациозно изогнувшись (с таким расчётом, чтобы в откровенном декольте соблазнительно колыхнулась белоснежная грудь). Дамочка умудрилась произвести впечатление даже на Мориарти, а уж он-то вполне способен беспристрастно читать лекцию о различных сортах бумаги и подделке венесуэльских кредитных билетов, прогуливаясь по особому коридору миссис Хэлифакс (туда выходят окна специальных кабинетов, в которых её девочки денно и нощно демонстрируют восхитительные непристойности).

Я и по сей день уверен: всё могло кончиться совершенно иначе, покажи я тогда распутной Адлер, почём фунт лиха. Надо было задрать её юбки, уложить милашку физиономией на тигриную шкуру в приёмной (мёртвый зверь скалил зубы на полу, словно всё ещё злился на тот искусный выстрел, которым я его уложил) и продемонстрировать ей один из моих особых маневров. Если бы я должным образом потрудился над разнузданной янки, возможно, она оставила бы отвратительную манеру втягивать всех встречных мужчин в свои дела.

У Ирэн Адлер было по-детски ангельское лицо и тело соблазнительной шлюхи, а её голос впивался в мозг подобно стальной игле. Даже в Польше не сумела она сколько-нибудь долго продержаться в примадоннах, хотя поляки совершенно лишены музыкального слуха. Эмилию ди Ливерпуль освистали, директору Варшавской оперы пришлось пустить себе пулю в лоб, театр отказался от её услуг, и Ирэн очутилась на свободе, в Европе, к большому несчастью сразу нескольких королевских домов.

И вот теперь эта особа восседала у нас на кушетке.

– Вы понимаете, что оказываемые мною услуги достаточно своеобразны? – поинтересовался профессор.

Адлер бросила на Мориарти суровый взгляд, который слегка дисгармонировал с её приторной внешностью.

– Перед вами сопрано из Нью-Джерси, – ответила она, по-американски растягивая слова так, что Нью-Джерси прозвучало скорее как «Н-у-у-у-Дже-е-еси», – истинного жулика я сумею распознать. Не важно, профессор, какими вы занимаетесь исчислениями; вы точно такой же capo di cosa nostra, как и любой сицилийский крёстный отец, заседающий в задней комнате какого-нибудь кабаре. Это весьма кстати – мне срочно требуется провернуть одно дельце с ограблением. Capisce? [6]6
  Понятно? (ит. разг.)


[Закрыть]

Профессор кивнул.

– А кто этот краснорожий верзила, который уже с минуту пялится на мою грудь?

– Полковник Себастьян Моран, охотник на крупную дичь.

– Хорошо управляетесь с пистолетом, а, полковник? А мне показалось, вам милее нож.

Она слегка выпятила великолепный бюст и указала двумя пальцами сначала на ложбинку меж грудей, а потом на собственное лицо:

– Вот так. Лучше сюда пяльтесь, в глаза.

Я хмыкнул и перевёл взгляд. Незачем наряжаться в такое платье, если не хочешь, чтобы на тебя таращились. Ох уж эта женская логика!

– Дело вот в чём, – начала она, – вы слышали о герцоге Стрелсау?

– Михаэль Эльфберг по прозвищу Чёрный Михаэль, третий в списке наследников руританского королевского дома.

– Именно, профессор, он самый. Нынешний сезон – сплошная скука, и я позволила себе чуть поиграть с Чёрным Михаэлем. Его прозвали так из-за цвета волос: единственный брюнет в поголовно рыжем семействе. К тому же отличается весьма мрачным характером, так что прозвище удачное во всех отношениях. Наши с ним игры сфотографировали. Получилось, можно сказать, настоящее произведение искусства. Шесть снимков. В полный рост. Во всей красе. Если эти фотографии увидят свет – моей репутации конец. Понимаете, я пала жертвой шантажистов!

Её голос дрогнул. Она поднесла к глазам носовой платок и промокнула слезу, а потом застыла в живописной позе – вылитая попранная добродетель. Мориарти покачал головой. Ирэн фыркнула и спрятала платочек в рукав платья.

– Ну, попытаться стоило. Надо же как-то поддерживать форму. Критики меня недооценивают; на самом деле я замечательная актриса. Разумеется, никто меня не шантажирует. Как вы и упоминали, есть те, кого жалят, и те, кто жалит. Мы из последних.

– И кого же нужно ужалить?

– Чёртова полковника (не вашего), Запта, главу руританской секретной полиции. За последние тридцать лет Руритания превратилась в настоящее сонное царство – тишайший уголок на всём белом свете, никаких мятежей и восстаний. Начиная с сорок восьмого года ни малейших признаков вольнодумства. Хотя тогда, надо признать, они умудрились спалить местный Белый дом с весьма живописными садами. Так вот, нынче там закипели страсти. Король Рудольф скоро сыграет в ящик. Возникли некоторые споры касательно преемника. Красный Рудольф, кронпринц, намерен укрепить позиции, женившись на собственной кузине, принцессе Флавии. Откуда они только берут эти имена? Введите подобных персонажей в оперу – зрители вас тут же освищут. Рудольф большой любитель выпивки и женщин, а Чёрный Михаэль пытается изобразить ответственного и разумного брата. Надеется (совершенно непонятно почему), что народ к нему проникнется и сочтёт более подходящим монархом, если Рудольф ещё пару раз выкинет нелепый фортель – к примеру, не явится на собственную коронацию. Запт предан кронпринцу и ненавидит Михаэля. Бог знает почему. Встречаются иногда такие упрямцы. А ещё полковник увлекается художественной фотографией.

– Понятно, – кивнул я. – Этот самый Запт решил ещё больше очернить Чёрного Михаэля, чтобы тот не стал королём.

Во взгляде Ирэн Адлер, направленном на меня, проскользнуло нечто похожее на презрительную жалость.

– Какую вопиющую чушь вы сморозили, дубоголовый мой. Да если эти фотографии увидят свет, Чёрному Майку обзавидуется вся Европа. Его коронуют восторженные толпы. От распутных принцев всегда все без ума. Достаточно взглянуть на родственничков нашей старой доброй Вики. Нет, Запт намерен сохранить фотографии в тайне, тогда докучливая любовница малыша Майкла, Антуанетта де Мобан, сумеет женить его на себе. И конец его надеждам завоевать недотрогу Флавию.

– Но вы же сказали, на ней собрался жениться Рудольф?

Американка неопределённо махнула рукой, словно демонстрируя нам шаткость сложившегося положения:

– Тот из Эльфбергов, кому достанется Флавия, скорее всего, и станет королём. Она вторая в списке наследников. А Чёрный Михаэль решил обскакать сводного братца. Вы вообще в курсе дела? ^{14}

Мориарти подтвердил свою осведомлённость в данном вопросе:

– Зачем вам нужны фотографии?

– Дороги как память. Я очаровательно получилась. Особенно «Этюд номер три», свет падает на мои распущенные волосы, а я приспускаю… Нет? Неубедительно? Дьявол, надо поработать над импровизацией. Разумеется, я собираюсь всех шантажировать – решительно всех: полковника Запта, Чёрного Майка, Красного Руди, мадемуазель Тони, принцессу… Половина Руритании заплатит мне за молчание, а вторая – за откровенность. Курица, несущая золотые яйца, – хватит на несколько лет, во всяком случае пока они не определятся с наследником престола. Обеспечу себе безбедную старость.