Текст книги "На несколько демонов больше"

Автор книги: Ким Харрисон

Соавторы: Андерсон Кевин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

–   Нет, правда? – спросила я едко и потянулась к ручке, но он снова возник передо мной.

     —Нет, – сказал он, подлетая так близко, что мне пришлось скашивать глаза, – я думаю, что опасность грозит тебе. От Кистена.

Я посмотрела на Кистена – он привалился к измазанному кровью стеклу —и дернула на себя дверцу.

–Не время сейчас для этой пиксевой паранойи, – сказала я сдавленно.

Рассыпая ярко-медную пыльцу, от которой мне руку защекотало, он не сдвинулся с места.

–Я думаю, Пискари ему велел тебя убить, – сказал он с мольбой и так тихо, что Кистей не услышал бы. – И когда Кистен отказался, Пискари его выбросил. Ты слышала, что говорил Кистен – что Айви сказала «нет» и получила похвалу, а он сказал «нет» – и его вышибли.

Я остановилась, держась за открытую дверцу, и почувствовала, что холодею. Дженкс сел на окно передо мной, не замедляя вращения крыльев.

–Подумай, Рэйчел! – сказал он, сопровождая слова энергичными жестами. – Он всю жизнь зависим от Пискари. Старый вампир не только Айви вывернул наизнанку, но Кистен всю жизнь был покладистым, и потому этого не видно. Убить тебя – это единственное, из-за чего он мог пойти против Пискари. Рэйчел, это опасно. Не всему верь, что видишь.

Лицо Дженкса заострилось от страха. Сирены звучали ближе. Я вспомнила, что говорил Кизли: вампирам нужен кто-то сильнее их, чтобы защитить их от неживых, – и моя решимость усилилась. Я не могла просто повернуться и уйти.

–Ты прикрывай мне спину, ладно?

На эти слова Дженкс кивнул, будто их и ожидал.

–    Буду охранять, как последнее семечко в моем саду, – сказал он и нырнул в машину. Глянув последний раз на пиццерию, я собралась с духом, села в машину с каким-то нереальным чувством легкости. Кйстен рядом со мной застонал.

–    Где моя палка? – выдохнул он, и я вздрогнула, когда заскрежетал стартер: я пыталась запустить уже работающий двигатель.

–    У тебя под ногами, – буркнула я в раздрае чувств, врубила первую и тронулась вперед. Только доехав до выезда, вспомнила про ремень безопасности и затормозила со скрежетом, надевая его. Глядя на проезжающие машины, я почувствовала, как сжимается ком в груди. Некуда мне было ехать.

И вдруг, внезапным решением, я повернула в другую сторону от церкви.

–  Куда мы? – спросил Дженкс, падая мне на плечо от резкого поворота.

Я посмотрела на связку ключей – ключ от квартиры Ника был среди них. Ник сказал, что заплатил до августа включительно, и я готова была ручаться, что там пусто.

–К Нику. Домой нельзя, – сказала я, едва шевеля губами. – Все знают, что туда я его бы и повезла.

Я покосилась на Кистена. У него глаза распухли и закрылись, он бормотал:

–Не надо было мне ставить светомузыку. И не надо было

трогать меню кухни.

Дженкс молчал. А потом еле слышным напуганным голосом сказал:

–  Мне надо домой.

Я задержала дыхание – а потом выдохнула. Понятно. Маталина там одна. Если кто-то приедет в церковь искать Кистена, семья Дженкса будет в опасности.

–   Лети, – сказала я.

–   Я не могу тебя бросить.

Извернувшись, я схватила сумку с заднего сиденья, пошарила и вытащила на колени пейнтбольный пистолет. Посмотрела на Дженкса, раздираемого нерешительностью, свернула к тротуару и резко затормозила. Кистен качнулся вперед, потом назад. Загудели клаксоны – я не реагировала.

–   Давай быстро отсюда и домой, – сказала я голосом уверенным и ровным, опуская окно. – Семье нужна твоя охрана.

–   Но ты же тоже моя семья.

У меня перехватило горло. Каждый раз, когда я сильно лажаюсь, Дженкса со мной нет.

–   У меня все будет в порядке.

–   Рэйч...

–   Я сказала, в порядке! – крикнула я со злостью, и Кистен обернулся к нам, прищуриваясь и тяжело дыша. – Я же ведьма, черт побери, я могу за себя постоять! И как-нибудь справлюсь. Лети давай.

Дженкс взмыл в воздух:

–  Позови, если буду нужен. У меня телефон включен.

Я сумела улыбнуться в ответ.

–Договорились,

Он кивнул – лицо его было и молодым, и старым одновременно, и я похолодела, когда он вдруг подлетел вплотную, задев крыльями мою щеку – на миг.

–Спасибо, – сказал он.

И улетел.

Глава тридцать первая

Как и ожидалось, квартира Ника была пустой. Вряд ли ктонибудь заметил, как я втаскивала Кистена по ступеням и в дверь однокомнатной квартиры. Он по дороге слегка ожил и даже залез в теплую ванну без моей помощи. Душевой кабины здесь нет, да и вообще лучше пусть полежит в теплой воде. Он там пока и оставался, но если я через некоторое время не услышу шума уходящей воды, пойду проверю.

Приятно было слышать доносящийся в открытые окна уличный шум. Когда я неуверенно открыла дверь в квартиру – пустые стены и голый ковер, – там пахло пылью и затхлостью. Ник на солнцестояние собрал все, что мог, мало что оставив такого, к чему можно вернуться, если судьба снова забросит его в Цинциннати. Куда он девал свое барахло, я не знаю, и мне плевать. Может быть, к маме своей отвез?

Опять на меня накатило ощущение, что меня предали, хотя здесь ничего не было такого, что пробудило бы воспоминания – разве что вытертый ковер да пустые полки. Я старалась не прислушиваться к этой горечи, пока пила кофе, оставшийся от Ника вместе со спальным мешком, тремя банками тушенки и сковородкой, чтобы ее разогреть. Была еще одна мелкая тарелка, одна глубокая, вилка, ложка да нож – ничего такого, о чем будет скучать, если не сможет вернуться, но что даст возможность пересидеть пару дней в случае необходимости.

–Сволочь, – шепнула я про себя, не вложив в это слово эмоций. Если бы он просто был вором, я бы как-то еще с этим смирилась – новый и улучшенный взгляд на жизнь, – но он покупал демонские услуги Ала, распродавая меня по частям. Всякие невинные мелочи, говорил он, не имеющие никакой ценности. А зачем тогда Ал их покупал?

Значит, я сидела за металлопластиковым столом, сдаваемым вместе с квартирой, пила остывший кофе и таращилась на пятна истрепанного ковра. Уличный шум был и умиротворяющим, и непривычным. У Ника дом был не в спальном районе, а, можно сказать, в деловой части Низин. Запаха Ника в воздухе не осталось, но почти ощущалась застарелая магия.

Я посмотрела на исцарапанный линолеум – Ник когда-то сказал, что там был круг, начерченный ультрафиолетовым маркером. Очень живо вспомнилось, как мы стояли у Ника в шкафу, вызывая Ала. Бог ты мой, надо было мне прямо тогда повернуться и уйти, пусть даже это я предложила вызывать Ала для получения информации. Но я представить себе не могла, что мужчина, признающийся мне в любви, может вот так вот сознательно меня предавать.

В ванной заплескалась вода, забулькала, уходя веток, и ход моих мыслей прервался. Я села прямо. С неприятным чувством обманутой дуры я пошла разогреть банку тушенки. Консервный нож был из дешевых и неудобных, и я все еще с ним возилась, когда обернулась на звук тихого дыхания и неуверенных шагов.

Улыбнулась при виде завернутого в полотенце Кистена с мокрыми волосами. В руках он держал свою порванную измятую одежду, будто не хотел ее надевать. Страшные синяки, отмытые теплой водой, покрывали его торс, а глаз распух еще сильнее, чем прежде. Свежие ссадины краснели на руках и лице. Волосы он отмыл, и при всех этих ранах он все равно выглядел красиво – завернутый в полотенце посреди кухни, рельефные мышцы под влажной блестящей кожей.

–    Рэйчел, – сказал он, явно с облегчением бросая одежду на свободный стул, – ты еще здесь. Ты меня, гм, не пойми неправильно, но где мы?

–    В старой квартире Ника. – Крышка банки наконец-то отскочила. Меня кольнуло страхом – вспомнилось предостережение Дженкса, – но Кистену я должна верить. Иначе что значат слова, что я его люблю?

Кистей шире открыл синие глаза, и я слизнула с пальца выступивший из банки соус.

–Твоего бывшего бойфренда? – спросил он, оборачиваясь к пустой гостиной, где только занавески шевелились на ветру. – Он предпочитает спартанскую обстановку?

Я фыркнула, вывалила тушенку в сковородку и поставила разогреваться.

–Я думаю, он тут не был после солнцестояния, но заплатил он по август, а ключи у меня. Никто не знает, что мы здесь, только Дженкс. И ты в безопасности, – добавила я не очень уверенно.

Пока что.

Кистен со вздохом оперся локтем на стол.

–Спасибо тебе, – сказал он с чувством. – Мне надо убраться из города.

Я стояла к нему спиной, помешивая жаркое, и чувствовала, как меня пробирает дрожь.

–Может быть, и нет. – Тихий шорох полотенца заставил меня обернуться. Увидев удивление Кистена, я объяснила: – Я хочу отдать Пискари фокус, чтобы он его спрятал поглубже. При условии, что он оставит меня в покое и запретит всем прочим трогать меня или тебя.

Кистей приоткрыл рот, а мне захотелось, чтобы с него еще чуть сползло полотенце. О господи, да что со мной? Мы тут балансируем на краю смерти, а я смотрю на его ноги?

–Ты хочешь купить у Пискари мою защиту? – спросил Кистен недоверчиво. – После того, что он со мной сделал? Он же мою последнюю кровь продал за пределы камарильи! Ты знаешь, что это значит? Он меня бросил, Рэйчел! Мне даже не умирать обидно, а что меня выбросили. Никто теперь не риск нет подвергнуться его гневу и сохранить меня неживым, разве что Айви. Но она его наследник, и этого не случится.

Он боялся, и мне не нравилось видеть его таким. Тяжело вздохнув, я прислонилась к плите и скрестила руки на груди:

–Все будет хорошо. Никто тебя не убьет, и ты останешься жив и здоров. Кроме того, я уже получала его защиту через Айви, – сказала я, подумав, что с радостью стану лицемеркой, если это сохранит жизнь нам обоим. – Просто этой защите будет придан более официальный статус. И я попрошу его, чтобы он и тебя оставил в покое. И принял обратно. Все будет о'кей.

В синих глазах вспыхнула надежда – и погасла.

–  Он не согласится, – сказал Кистей ровным голосом.

–  Согласится, – проворковала я, подходя сесть рядом с ним.

–  Нет. – После этого всплеска надежды Кистей стал еще мрачнее. – Он не может. Вопрос решен. Тебе пришлось бы договариваться с тем, кому он меня отдал, а я не знаю, кто это, И не буду знать, пока этот получатель не объявится. Это входит в программу пытки.

Он беспокойно повел глазами, и я отодвинулась. Ситуация получалась нестандартная. Но я знала обычаи вампиров: пока гроб не заколочен, еще есть варианты.

–Тогда я узнаю, кому тебя отдали, – сказала я.

Кистей взял меня за руки, траурно свел брови, оплакивая несбывшиеся шансы.

–Рэйчел, поздно.

–Не могу поверить, что ты сдаешься! – сказала я гневно, высвобождая руки.

Он поднял мою руку и поцеловал ее.

–Я не сдаюсь. Я принимаю реальность. Даже если ты узнаешь, кто это, даже если ты будешь здесь, когда за мной придут – хотя этого не будет – это тебе ничего не оставит, на что можно было бы купить защиту у Пискари. – Он поднял руку, погладил меня по щеке. – Я такого с тобой не сделаю.

–Да черт побери, еще не поздно! – воскликнула я, вставая и бросаясь помешать тушенку, пока не сгорела. Не могла я больше на Кисте на смотреть. А тут еще тушенка выплеснулась от моего слишком энергичного движения, и я разозлилась. – Тебе только и надо, что залечь на дно на пару дней, пока я с этим разберусь. Ты можешь это для меня сделать, Кистей? – я обернулась, сердясь. – Спрятаться и два дня не высовываться?

Он тяжело вздохнул – и не знаю, поверила я ему, когда он кивнул, или нет. В уверенности, что смогу выкупить и мою, и его неприкосновенность за пятитысячелетний артефакт, я стала помешивать тушенку. В заначке у Ника была еще пара пакетов горячего шоколада, и я стиснула зубы. Ну уж нет, шоколад я делать не буду.

–Как там Айви? – спросила я по ассоциации.

Он повернулся, шаркнув ногами по полу.

–А что ей сделается? – сказал он равнодушно. – Он ее

любит.

Непонятно было, злится он или нет. Я отложила ложку и выключила горелку, обернулась – Кистен сидел, уронив голову на руки. Меня пронзило тревогой, потом жалостью.

–   Пискари злился из-за той бальзамирующей жидкости? – спросила я.

–   Понятия не имею, – прозвучал монотонный ответ. – О ней даже не вспомнили. Его рассердило то, что я сделал с рестораном. – В синих глазах, когда он посмотрел на меня, стояла боль воспоминания. – Он... он бушевал как зверь. – Страх и обида звучали в его голосе. – Он вырвал мои табуретки и столы, содрал жалюзи с окон, сжег новые меню и наказал моих официантов. Стива он чуть не убил. – Он прикрыл глаза, и едва заметные морщинки на лице стали резче, будто страдания всей жизни навалились на него в эту секунду. – Я не мог его остановить. Я думал, он меня тоже убьет. Это было бы хорошо, но он просто выбросил меня с прочим барахлом.

Как старое меню или использованную салфетку.

–Но за что, Кистен? – спросила я шепотом. Я должна была это услышать. Не преобразования Кистена в баре были причиной того, что сделал Пискари. Я в страхе осталась стоять на месте, держа себя за локти, но я должна была это услышать – пусть Кистен скажет мне правду, чтобы я могла ему верить. – За что он тебя выставил?

Потирая рукой ноющее ребро, Кистен посмотрел на меня. Помедлил, будто ожидая, что я догадаюсь сама.

–Он велел мне убить тебя, – сказал он, и меня пронзило страхом. – Сказал, что это единственное, чем я могу доказать свою любовь к нему. От Айви он доказательств не просил, – добавил Кистен треснувшим голосом, и его жажда моего прощения пролилась из него водой. – Я сказал нет. Я сказал, что угодно, только не это... и он засмеялся.

Тепло от горелки у меня за спиной не спасло меня от холодной дрожи. На лице Кистена мелькнул страх, но это было не безумие, а ужас осознания.

–Прости, Рэйчел, – зачастил он, – я не мог. Мне предстоит смерть. Он отдал мою последнюю кровь кому-то в подарок. Меня убьют и отвечать не будут. С этим я еще бы смирился. Норн выбросил меня из камарильи, и никто не пойдет против Пискари, поддерживая мое существование нежити. Это двойной смертный приговор. Первый быстро приведет в исполнение чужак, который высосет меня ради собственного удовольствия, а второй – медленно исполнит безумие.

Он встретился со мной взглядом, и я замерла, увидев сдерживаемый страх в постепенно расширяющихся зрачках.

–Это нехорошая смерть, Рэйчел, – прошептал он, нагоняя на меня холод. – Я не хочу сходить с ума.

Я почувствовала, как напрягаются все мышцы. Кровь. Он говорит о крови. Он не боится смерти, он боится того, что никто не сохранит его существования как неживого. И он ждет, что я помогу ему.

Да будь оно все проклято до Поворота и обратно, не могу я этого!

С глубоко затаившимся в глазах страхом, с постепенно сужающимся голубым ободком радужки он сидел за столом в пустой квартире и видел, как разваливается на части его жизнь, и никто не захочет рисковать гневом Пискари, помогая ему. Я подошла и села перед ним, положила его руки себе на колени.

–Посмотри на меня, Кистен! – потребовала я, сама перепуганная. Я не могу стать для него источником крови. Я должна сохранить ему жизнь. – Посмотри на меня! – повторила я, и его бегающие глаза заглянули в мои с тревогой. – Я здесь, – сказала я медленно, стараясь вернуть его к будничной реальности. – Тебя не найдут. Я чего-нибудь от Пискари добьюсь. Этой штуке пять тысяч лет. Она должна стоить нас обоих.

Вода после ванны еще блестела у него на плечах, лицо его обвисло от страха. Он смотрел на меня так, будто только я стояла между ним и грядущим безумием. Может, в данный момент так оно и было.

–Все в порядке, – сказал он хрипло, отбирая у меня руки, стараясь отрешиться от своих эмоций. – А где Дженкс? – спросил он, меняя тему.

Какая-то напряженность примешивалась к моим ощущениям. Сама не зная почему, я отодвинулась, и в ушах зазвучало предупреждение Дженкса.

–Он дома, – ответила я просто. – Полетел смотреть, как там его дети. – Но сердце у меня сильно забилось, волосы на шее встали дыбом. – Я... наверное, мне придется съездить домой и проверить, что там все в порядке, – сказала я небрежно, не зная, почему все инстинкты мне кричат, что надо уходить, и побыстрее. Пусть даже на минутку. Надо подумать – что-то говорило мне, что надо подумать.

Кистей вскинул голову – глаза его были полны страхом.

–Ты уходишь?

У меня пробежал по коже холодок.

–У нас до заката два часа, – сказала я и встала. Вдруг мне не понравилось, что он находится между мной и дверью. Я его люблю, но он напряжен почти до точки слома, и мне не хотелось бы сейчас говорить «нет», если он предложит мне стать его наследницей. – Никто не знает, что ты здесь, а я быстро. – Отодвинувшись, я собрала его одежду. – Кроме того, ты же не наденешь грязное. Я постираю и вернусь до заката. Обещаю. И заодно воспользуюсь этим временем, чтобы состряпать несколько зелий.

Я должна была уйти. Должна была дать ему время понять, что он справится. Иначе он бы считал, что не сможет, и попросил бы меня о том, на что я не хотела давать ответа.

Кистен опустил плечи, выдохнул.

–Спасибо, любимая, – сказал он, и я почувствовала себя виноватой. – Мне очень не улыбалось все это надевать – пока

оно в таком виде.

Я наклонилась у него из-за спины его поцеловать, и он подладил мне щеку.

–   Хочешь пока надеть рубашку Дженкса? – спросила я и высвободилась, когда он покачал головой. – Хочешь, я куданибудь заеду и что-нибудь тебе куплю, пока меня не будет?

–   Нет, – ответил он с тревогой.

–   Кистен, все будет хорошо, – сказала я, почти как заклинание.

Я хотела, чтобы он встал и я могла поцеловать его на прощание как надо.

Услышав в моем голосе огорчение, он улыбнулся и встал. Мы вместе дошли до двери, и его запах шел от охапки смятой одежды у меня на руках. Влажный после ванны, сам он почти не пахнул. У двери я замешкалась и перевесила тяжелую от пистолета сумку на плечо.

Руки Кисте на обвились вокруг меня, я выдохнула, припала к нему всем тающим телом, ни о чем не думая, просто растворяясь в нем. Под запахом мыла угадывался ладан, у меня закрылись глаза, и я обняла его, прижала к себе.

Долгую секунду мы так стояли, и я не отпустила его, когда попытался отодвинуться.

Он посмотрел мне в глаза и приподнял брови, увидев мой неприкрытый страх за него.

–    Все будет хорошо, – сказал он, увидев мои сомнения.

–    Кистей...

И он притянул меня ближе, наклонился меня поцеловать, наши губы встретились – и я почувствовала, что мне глаза жгут слезы. Пульс запрыгал – не просто от желания, а еще и сердце защемило. Кистей прижал меня крепче, и у меня в порыве жалости перехватило горло. Нет, ничего с ним не случится. Не должно случиться, правда ведь.

Но я слышала страх в поцелуе, в напряженных мышцах Кистена, прижимавших меня к нему—чуть-чуть сильнее, чем нужно. Он говорит, что все будет хорошо, но сам в это не верит. Хотя он сказал, что не боится смерти, я знала, что его ужасает беспомощность. И действительно это было ужасно – какой-то безликий незнакомец придет оборвать его жизнь, без жалости, без нежности, без малейшего милосердия. Никакого чувства принадлежности к семье, пусть даже извращенного. Для того, кто придет, Кистей будет значить меньше собаки. То, что могло бы быть обрядом посвящения, превратится в мерзкий акт убийства ради убийства. Нет, не такая смерть должна быть у Кистена.

Да, но такая у него жизнь.

Я больше не могла это выносить, отодвинулась, высвободилась. Наши губы расстались, и я посмотрела ему в глаза, где стояли непролитые слезы. Он не верит – я заставлю его поверить. Я докажу ему, что он не прав.

–    Мне пора, – прошептала я, и его руки неохотно отпустили мои.

–    Приходи скорее, – сказал он тоном просьбы, и я опустила голову, не в силах глядеть ему в лицо. – Я тебя люблю, – сказал он мне в спину, когда я открывала дверь. – Не забудь этого никогда.

Почти в слезах, я быстро-быстро заморгала.

– Не забуду. Не смогу забыть. Я тебя тоже люблю, – сказала я и побежала, в дверь, в коридор, пока не передумала.

Не помню, как бежала по прохладной лестнице, темной от старой краски и вылинявшего ковра. Перед тем, как сесть в машину, я подняла глаза, увидела тень Кисте на силуэтом на просвечивающих занавесках. Меня пробрала дрожь – когда я чуть отпустила ключи, они задребезжали в руке. Я не знала, что власть неживых над их подчиненными так велика, что они добровольно покоряются запланированному убийству, и сейчас возблагодарила бога, что никому из них, даже Айви, не позвонила привязать себя укусом. Хотя с виду Кистей был независим и уверен а себе, его ментальное благополучие зависело от каприза того, кому на него наплевать. И вот теперь он остался ни с чем – только я пыталась не дать безымянному вампиру убить его ради удовольствия.

Ни за что, подумала я. Кистена я люблю, но никогда не дам ни одному вампиру привязать меня к себе. Лучше умру.