Текст книги "Мой запретный форвард (СИ)"

Автор книги: Кейт Морф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА 26.

Яр

Первый период тянется, как жвачка, прилипшая к подошве.

На табло все еще 1:1, и это чертово равновесие давит на мозги хуже штрафного бокса.

В перерыве между периодами скамейка гудит. В раздевалке с парней валит пар, кто-то хлещет воду прямо из бутылки, что аж по подбородку течет, кто-то матерится себе под нос.

Василич молчит, только смотрит на нас своим тяжелым взглядом. Этим взглядом можно лопатой снег чистить, до костей пробирает.

– Спокойно, мужики, спокойно, – бросает он глухо. – Второй период решит все.

И добавляет, уже глядя прямо на меня:

– Без геройств, Анисимов. Мне нужен форвард, а не гладиатор. Понял?

– Понял, – бурчу я.

Понял я, да не принял.

– Демьян, отличная работа, продолжай в том же духе, – тренер стирает схему нападения на доске, рисует новую.

– Защита просела! Держать оборону синей линии, стоять насмерть, – рычит Василич, активно размахивая маркером. – Не бойтесь их нападающих, пусть фолят. Нам это только на руку.

Когда мы выходим на лед, трибуны взрываются. Козырев снова напротив.

– Ну что, звезда, – шепчет он, наклоняясь ближе, – медсестричка в перерыве ко мне прибегала, улыбалась. Сказала, что ставит на нас.

Я знаю, что он пиздит. Но тело уже на взводе.

– Зрение свое проверь, – отвечаю я спокойно, но кулаки под перчатками уже чешутся. – А лучше всю голову сразу, у тебя походу галлюцинации.

Судья бросает шайбу, я рвусь вперед, мгновенно позабыв все к чертям собачьим.

Пас, силовой, борт. Шайба уходит в сторону. Козырев рядом, бьет по ногам, поддевает клюшкой.

– Остынь, герой, – усмехается он и делает движения, похожие на трах.

В этот момент я понимаю, он специально ищет мою трещину. И, блядь, находит.

Мы сцепляемся у борта. Секунда, и все превращается в белый шум. Я хватаю его за свитер, он толкает меня в грудь, лед под ногами трещит.

Судья свистит, а мне уже пофиг. Мой кулак взлетает вверх. Но не успеваю я ударить первым, получаю по башке, звон в ушах такой, что черепушка раскалывается. Толпа взрывается.

Я тут же отвечаю, прямо в его нахальную морду. Удар. Второй. Мы валимся в кучу, судьи нас оттаскивают, ребята с обеих сторон лезут в замес.

На льду творится полный хаос.

Козырев орет что-то про «проигравшего», я даже не слышу, только вижу, как кровь течет по его губе, и понимаю: поздно тормозить.

Свисток оглушает, судья машет обеими руками.

Меня за руки держат Пашка и Фред. Демьян перекрывает меня от ебучего Козырева.

Удаление до конца игры. Обоих.

Сплюнув на лед, я срываю с себя шлем. Пот течет, смешивается с кровью. Сука, он чуть нос мне не сломал, даже визор не помог.

Качусь к бортику, дышу как зверь. Василич не смотрит на меня, просто молча закрывает глаза, будто ему больно.

Разочаровал? Да, признаю, сорвался. Дал волю эмоциям, кретин. Сам сейчас злюсь на себя. Но тут мой взгляд цепляется за Терехову. Она стоит, руки прижаты к груди, и не отводит хмурого взгляда.

Нет, нихрена я не сожалею. Если бы отмотать время назад, я бы поступил так же – начистил бы морду этому гаду.

После игры я последним остаюсь в раздевалке, тут уже тихо, парни улетели, как рой пчел.

Василич ходит туда-сюда, как хищник в клетке. Игра окончена, он чуть успокоился, теперь готов на диалог. Если бы я оказался рядом с ним сразу после удаления, то мне бы прилетело сильнее, чем от Козырева.

– Анисимов, – цедит тренер сквозь стиснутые зубы, – вот объясни мне, какого черта ты полез в драку? Я же тебе несколько раз сказал!

Я молчу, опустив голову.

– Я тебя спрашиваю, нападающий ты мой хренов?! – рявкает он, и эхо расходится по стенам. – Ты не защитник! Твоя зона – атака! Твоя работа – забивать шайбы, а не драки!

Я сжимаю зубы, кулаки дрожат. Василич мотает головой.

– Все, иди отсюда. Не хочу тебя видеть.

Я хватаю полотенце и вылетаю в коридор. В висках стучит отбойным молотком. Вытираю шею, лицо. На ткани остается кровавое пятно.

И тут из-за угла появляется Терехова. Она сразу замечает меня, тормозит. Скрещивает руки на груди, взгляд острый, как лезвие.

– Отлично сыграл, капитан самоуверенность, – говорит она, подходя ближе. – Как можно было так просрать игру?

– Мы выиграли, если ты не заметила, – я делаю шаг к ней.

– Да, но не из-за тебя! – резко перебивает она. – А из-за Демьяна, Пашки и остальных! Они грызли лед, потому что тебе захотелось помериться эго с каким-то дебилом!

Я чувствую, как внутри снова все закипает.

– Остынь, Терехова.

– Очнись, Ярослав! – она делает шаг ко мне, между нами остается несколько сантиметров. – Ты губишь свою карьеру, понимаешь? Своими же руками! «Орлы» выиграли, но с тобой они могли бы раскатать этих самоуверенных «Зубров», как детей в яслях. А им пришлось вытягивать без тебя! Вы – команда. А ты ведешь себя, будто мир вертится вокруг твоего чертова номера 39!

Я хмыкаю, но девчонка не останавливается.

– Засунь свои амбиции в задницу. И пусть тебе хоть сто капитанов что-то скажут, ты не обязан лезть в драку!

Внутри меня обрывается трос, сдерживающий от поступков, о которых я потом буду сожалеть. И я быстро сокращаю между нами расстояние. Терехова мгновенно реагирует, отступает назад и упирается спиной в стенку.

Я смотрю прямо в ее огромные глаза и прижимаю ее.

– Думаешь, я полез на него из-за хоккея? – шепчу тихо, мой взгляд опускается на ее пухлые губы. – Думаешь, я просто хотел показать, кто круче?

Она молчит.

– Я заступился за тебя, Полина.

Ее глаза расширяются еще больше.

– Что?

– А то. Он грязно трепался про тебя, и я не собирался это слушать.

– Это не повод…, – пытается сказать она.

– Повод, – перебиваю я. – Когда кто-то задевает тебя даже словом – это повод.

Между нами повисает тишина. Ее дыхание сбивается. Мой пульс бешено стучит в висках.

– Ярослав, ты не из тех, кто заступается за девушек. Ты из тех, кто ими пользуется без зазрения совести.

Я шумно выдыхаю, упираюсь ладонями в стену возле ее головы.

– Одно дело трахать девок, которые сами раздвигают перед тобой ноги. Но другое, когда хорошую девчонку поливают грязью.

Она смотрит на меня, и впервые в этом взгляде нет ни злости, ни язвительности.

Я отступаю и шиплю сквозь зубы.

– Больше не говори, что я гублю свою карьеру, Терехова. Я знаю, ради чего я дерусь.

И я ухожу, не оглядываясь. Но ее глаза, близость, запах духов, застревают в голове сильнее любого свистка судьи.

ГЛАВА 27.

Полина

Почти полночь.

Арена пустая.

Только лед живой, тихо постукивает под наточенным лезвием моих коньков.

Я выезжаю на середину катка, делаю пару перекатов, и скользкий холод сразу впивается в кожу. Воздух чистый, будто хрустальный. Даже дышать хочется по-другому: глубже и свободнее.

Прожектора включены лишь надо льдом, остальное тонет в темноте. Пятно света на белом поле, и я в нем, как в аквариуме.

Делаю первый толчок, потом второй. Корпус сам вспоминает все движения. Скольжение, поворот, прыжок, почти тулуп. Почти.

Не дотягиваю, соскальзываю, острый кончик лезвия втыкается в лед, и я чуть не падаю.

– Молодец, чемпионка, – фыркаю сама себе и выпрямляюсь.

Тело все помнит, даже если мозг делает вид, что забыл.

Раз, два, три, и снова прыжок. На этот раз получается ровнее. Приземляюсь мягко, качусь по дуге, ветер касается лица, и на пару секунд мне кажется, что я снова там.

Мне снова шестнадцать, рядом со мной Тони. Снова музыка, прожекторы, судьи и тот самый момент, когда мы с моим партнером одно целое.

Мы стоим на пьедестале, и мир кажется бесконечным. Мы оба смеемся, беззаботно и громко. Верим, что все только начинается.

А теперь в груди пусто.

Я торможу у бортика, опираюсь руками в перилла. И вот оно, предательское ощущение, когда щекочет нос и першит в горле.

Слеза срывается, стекает по щеке и растворяется на льду.

– Нет, – шепчу я и быстро вытираю лицо рукавом. – Не сегодня.

Но внутри уже все плачет от воспоминаний, от сожалений, от того, что даже лед теперь не спасает.

Катаюсь еще круг, потом еще один. Просто, чтобы не думать, чтобы не вспоминать, как все рухнуло. Как ушел спорт, ушли медали, ушел и Тони.

Как я осталась одна с багажом из амбиций, которые больше некуда деть.

Останавливаюсь в центре катка, дышу тяжело. И тут свет полностью гаснет. Вся арена превращается в темную пещеру. На секунду я застываю, потому что пустота вокруг глотает звук, и только собственное дыхание кажется слишком громким. Сердце бьется в груди, а в голове сразу всплывают кадры из какого-нибудь ужастика.

Я делаю шаг назад, выпрямляю руки, готовлюсь катиться к бортику, но тут по бокам зажигаются тусклые прожекторы. Они бросают длинные тени, и в одной из них вырисовывается силуэт. Высокий. Широкий. И очень мне знакомый.

Анисимов расслабленно спускается к бортику, руки в карманах спортивок. Толстовка, волосы растрепаны, на лице та самая ухмылка, которая может раздражать до тошноты и в то же время… что-то еще. Он опирается руками о бортик и смотрит на меня.

– Не видел тебя тут раньше, – говорит он ровно.

Я чуть прищуриваюсь, выдавливаю улыбку, потому что в моих привычках – не выглядеть слабой перед ним.

– Ты обычно в это время уже спишь или в душе дрочишь, – бросаю я, потому что по-другому не умею.

Сарказм – моя броня.

Он начинает смеяться.

– Как ты угадала? Или подглядываешь за мной, Терехова?

Я закатываю глаза.

– А ты что тут забыл? У вас же вечеринка по поводу победы наверху.

Анисимов тяжело вздыхает, осматривает меня с головы до ног.

– Скучно там. Тебя нет, вот и побесить некого.

– Не поверю, что ты променял длинноногих девчонок на тишину и полумрак арены.

– Ну и не верь.

Минуту мы оба молчим, только взглядами впиваемся друг в друга. Я никак не могу распознать его замысел.

– Давно хотел у тебя спросить: а у тебя только ко мне такая ненависть, или ко всем хоккеистам?

И тут в его взгляде появляется не просто любопытство, там плещется целое предположение, что я зла на всю стаю, а не на конкретного раздражителя. И это бьет по старым шрамам, которые я тщательно прятала.

Я не хочу отвечать. Не хочу разматывать ту вереницу воспоминаний. Я чувствую, как в груди спокойно, но больно тянется веревка, которая держит меня ровной, и я боюсь, что если ее распустить, то расползется вообще все.

Поэтому я молчу, скрестив руки на груди.

– Давай так, – произносит он тихо. – Прямо тут, глаза в глаза вывалим друг на друга всю ту грязь, что внутри крутится. Без понтов и без попыток выглядеть лучше, чем мы есть. Хочешь?

Его слова не звучат как вызов, не звучат как издевка. Его слова звучат, как просьба. И в этой просьбе есть тонна риска: он предлагает снять маски, и я понимаю, что если соглашусь, то уже не верну прежнюю защитную стену. Если откажусь, то останусь в своей броне, и мы оба уйдем отсюда с пустыми руками.

– Ты в психологи что ли заделался?

– Слышал, что это помогает.

– Ярослав, тебе реально сегодня по голове жестко врезали? Мозги набекрень теперь.

– А, может, они как раз таки встали на нужное место? – улыбается он.

– Скажи, где ты поставил скрытую камеру? Куда улыбаться?

Я направляюсь к бортику, чтобы выйти отсюда поскорее. Внутри сидит червячок и точит, не может такой придурок как Анисимов в одно мгновение стать доблестным рыцарем, которому не все равно на мои переживания.

Он ловит меня у выхода со льда, хватает за руку.

– Я не прикалываюсь, Полина.

– Ты в курсе про допинг. Ты знаешь, что я уже не смогу вернуться на лед, как фигуристка. Что ты еще от меня хочешь услышать?

Анисимов наклоняется к моему лицу, его горячее дыхание стелется по моим губам.

– То, почему ты так ненавидишь хоккеистов?

– Да потому что вы самоуверенные и наглые, эгоистичные и жестокие.

– Не все такие.

– Других еще не встречала.

Я резко дергаю рукой, освобождаюсь от его захвата и быстро сваливаю отсюда прочь.

ГЛАВА 28.

Полина

Сегодня воскресенье, поэтому можно спокойно заниматься своими личными делами и не бояться, что дверь в мою комнату внезапно вылетит, и появится Ярослав.

Все хоккеисты уже откатали утренние тренировки и свалили с базы. Официально им разрешено половину выходного потратить на свои личные хотелки.

Я наслаждаюсь тишиной и складываю постиранные вещи в шкаф. Но мое спокойствие нарушает звонок мобильного.

На экране появляется мама с новым оттенком помады и идеально уложенными волосами. У нее за спиной мерцает мягкий свет, видно бокал вина и мужчину в тени, мелькающего где-то рядом. Кажется, тот самый, про которого она мне уже рассказывала.

– Поля! – голос у нее звонкий, с тем самым «глянь, как у меня все чудесно». – Ну, наконец-то ты мне ответила! Я уже думала, ты снова обиделась.

– С чего бы, мам, – опираю мобильный о бутылку воды и раскладываю по стопкам выстиранные вещи. – Просто дел много.

– Ну да, конечно, – мама усмехается и делает глоток вина. – У нас тут все прекрасно. Ты помнишь Ноя, я тебе про него рассказывала?

В камеру заглядывает мужчина лет пятидесяти, черные волосы, но виски слегка в седине.

– Привет, Полина. Я – Ной, рад познакомиться.

– Привет, – машу я в трубку. – Взаимно.

Ной уходит, а мама продолжает счастливо стрекотать.

– Вчера мы ездили в Ванкувер, вино, океан, потрясающий вид с террасы. Он, кстати, сказал, что я выгляжу на двадцать восемь. Представляешь?

Я киваю, уже не глядя в экран. Слушаю ее вполуха, складываю футболки, лосины, носки, все в идеальные стопки, как приучена еще с детства.

– Рада за вас, – бросаю автоматически.

– О, ну конечно, ты не представляешь, как это важно найти человека, который тебя слышит. Не просто мужчина, а партнер, понимаешь? – она замолкает, делает паузу. – Кстати, как твоя учеба? Ты подала уже документы в университет?

Я выворачиваю очередную футболку, делаю вид, что ничего особенного не происходит, но внутри начинается какое-то странное волнение.

– Подала, – отвечаю я.

– Прекрасно! – радостно восклицает мама. – Я уж думала, что придется звонить твоему отцу, чтобы он тебя подтолкнул. Куда? На экономический? Или на международные отношения, как мы договаривались?

Вот тут и приходит время правды.

Я поднимаю голову, встречаю ее взгляд на экране.

– В институт культуры и спорта, – говорю четко и без пауз. – На тренерский факультет.

– Что-о-о-о? – переспрашивает мама, будто ослышалась. – В какой институт?

– Культуры и спорта. Я хочу стать тренером.

Она откидывается на спинку дивана, пальцами сжимает переносицу и тяжело вздыхает. Я знаю эту позу, она означает: «ты сошла с ума».

– Полина, это… это какой-то бред, – холодно произносит мама. – Ты все детство занималась фигурным катанием, я не спорю, ты молодец. Но тренер? Серьезно? Это не профессия, это хобби. Ты просто не до конца понимаешь, что делаешь.

– Я как раз таки понимаю, – перебиваю я, чувствуя, как внутри поднимается обида. – Я хочу этим заниматься. Не офис, не цифры, не отчеты. Я хочу видеть результат своей работы, помогать людям, быть в движении, а не сидеть за столом с папками.

– Полина! – резко повышает голос мама. – Это твой отец тебя надоумил, да? Конечно. Ему же выгодно, чтобы ты осталась рядом, чтобы помогала ему на базе, чтобы вся твоя жизнь крутилась вокруг его хоккея!

– При чем он тут вообще?! – срываюсь я. – Это мое решение. Мое, понимаешь? Я сама выбрала.

Мама замолкает, и я вижу, как ее лицо становится каменным, как глаза наполняются тем самым знакомым разочарованием.

– Знаешь, Полина, – произносит она холодно, – ты можешь думать, что делаешь, что хочешь. Но потом не удивляйся, если окажешься у разбитого корыта. Ты же не из тех, кто способен жить без стабильности.

– А может, я просто устала жить твоими мечтами, мам, – тихо говорю я.

Повисает пауза. Губы мамы изгибаются вниз, она недовольна. Но потом она легко встряхивает головой и придвигается ближе к экрану.

– Ладно, мы еще вернемся к этому разговору. Все же я позвонила тебе по другому поводу, – вдруг произносит она, глядя мимо камеры, – я тут недавно видела Тони.

– И?

– Он, – мама вздыхает. – Он изменился, доченька. Осунулся, под глазами тени, будто не спит совсем. И знаешь, у него в глазах какая-то пустота. Мне даже страшно стало. Я боюсь, что он может встать не на ту дорожку.

– Класс, – горько усмехаюсь я. – Ты за дочь так не переживаешь, как за моего бывшего партнера по льду.

– Полина, не начинай…

– Между прочим, на меня тогда вылилось все дерьмо по допингу, если ты забыла! – срываюсь я. – Он остался в стороне, ни слова не сказал. Просто промолчал, как будто меня не существовало.

Мама чуть отводит взгляд.

– Он спросил, где ты сейчас.

– И что ты ему ответила?

– Что ты вернулась в Россию, – говорит мама почти спокойно. – И он попросил твой новый номер и адрес.

У меня перехватывает дыхание.

– Что?

– Думаю, он прилетит, – добавляет она. – Он говорил так, будто не может больше без тебя.

Я иронично хмыкаю.

– Мама, это полный бред.

– Ничего не бред, – упрямо отвечает она. – Этот мальчик любит тебя, я вижу.

– Любовь? – почти смеюсь. – Какая нафиг любовь? Он не заступился за меня, мам! Когда нужно было, он просто струсил!

– У каждого есть свои слабости, Поля. Ты ведь тоже не без греха. Но если он выйдет на связь, – мама смотрит прямо в экран, – дай ему шанс. Не будь такой упрямой.

Я сжимаю губы, чувствуя, как все мышцы лица напрягаются.

– Ты сама слышишь, что говоришь? Ты хочешь, чтобы я снова полезла в ту же яму?

– Я хочу, чтобы ты не озлоблялась! – повышает голос мама. – Ты все время защищаешься, нападаешь, отталкиваешь всех! Может, пора уже перестать?

– Может, пора тебе перестать думать, что ты все знаешь лучше всех! Твоя идеальная жизнь, твои мужчины, твои советы – оставь их себе!

Мама поджимает губы, а я закипаю.

– Знаешь, Полина, ты иногда бываешь невыносима, – произносит она, и пальцы сжимаются на телефоне. – Вся в отца.

– Отлично, – выдыхаю я. – Хоть что-то хорошее во мне нашла.

– Господи, да что с тобой не так?! Я пыталась быть рядом, а ты…

– Ты всегда была рядом только с собой, – бросаю я тихо.

И в следующую секунду экран гаснет, мама отключается.

В груди щемит, но я не плачу. Просто сажусь на кровать и смотрю в окно.

Если Тони действительно прилетит, пусть. Но тогда он столкнется не с той Полиной, что раньше танцевала за медали.

Сейчас Полина больше не верит ни партнерам, ни в чудеса.

На мобильный падает сообщение. Наверное, мама уже накатала целую лекцию о том, что я неблагодарная дочь.

Тяжело вздохнув, я открываю мессенджер. Номер отправителя не знаком. Ссылка на видео и подпись: «Ты считаешь, что я ему так врезал чисто из-за своего эго?».

ГЛАВА 29.

Яр

В городе даже дышится иначе. База порядком надоедает, все одно и тоже, все одни и те же лица. А тут свобода.

Асфальт вибрирует под кедами от баса уличной колонки. Мы с пацанами идем по площади и смеемся, долгожданный выходной для хоккеистов. Все легко, ровно и без напряга. После игры всегда долгоиграющий кайф: адреналин еще не спал, но уже не колотит.

Пашка болтает без остановки, Димон жрет шаурму, Демьян зависает в телефоне, а я просто иду вперед.

Мобильный вибрирует в кармане джинсов, достаю его.

Уведомление из соц.сетей:

«@hockeymood загрузил новое видео: «Легендарная драка – Анисимов vs Козырев».

Ну, здравствуй, слава.

Жму на плей, видео короткое, всего двадцать секунд чистого кайфа. Я на льду, шлем в сторону, кулак врезается в Козырева. Камера трясется, но видно, как тот летит назад. Толпа орет, судьи бегут, а я стою над ним, дышу, как разъяренный бык.

Смотрю и ухмыляюсь.

– О, пошло, – бормочу под нос.

Парни тут же прилипают ко мне.

– Покажи еще раз, – просит Пашка.

Комментарии уже ползут снизу.

«Анисимов – огонь!»

«Козыреву прилетело по заслугам».

«Анисимов, ты псих, но в хорошем смысле ❤»

Лайки сыплются, цифры растут. Уведомления мелькают без остановки.

Демьян заглядывает через плечо.

– Опа, уже в трендах? – ржет. – Ну, теперь ты точно легенда, капитан мордобой.

– Пусть знают, – ухмыляюсь я.

Димон добавляет:

– Девки там в комментах с ума сходят.

Я листаю вниз. И да, там половина сплошные сердечки, аватарки с пухлыми губами и с откровенными декольте.

И, черт возьми, я чувствую, как по телу пробегает знакомое удовлетворение.

Да, вот она, власть. Адреналиновая, липкая и простая. Тебя ненавидят, обожают, обсуждают, а значит, ты живешь.

Мы идем дальше по площади, проходим мимо фонтанов. А мой телефон снова вибрирует.

Смотрю мельком, новое сообщение.

Терехова:«Ты гордишься этим?»

Пальцы замирают на экране.

Город шумит, друзья смеются, лайки летят, а я как заговоренный открываю чат и рассматриваю ее аватарку.

Ну почему именно она?

Не самая красивая, не самая милая. Не такая, как те, кто сами кидаются в личку после каждой игры. Терехова не лезет. Она, наоборот, будто нарочно строит стены.

Каждое ее «отойди, Анисимов» звучит так, будто я для нее не человек, а раздражающий комар.

И все равно тянет. Не в том смысле, как обычно, я не «хочу ее затащить». Нет. Это глубже, и от этого стремнее.

Когда она злится, глаза становятся темными, словно там глубина, и если шагнешь ближе, точно утонешь.

Когда улыбается (редко, но бывает!), мир становится светлее.

Я пытался вычеркнуть ее из мыслей. Игры, тренировки, девчонки, тусовки, все для того, чтобы не думать. Но стоит случайно увидеть ее в коридоре базы и все, крышу сносит.

Это бесит.

Я не привык, что кто-то изнутри дергает за нервы. Она умеет смотреть прямо без страха и без флирта. И от этого хочется сделать хоть что-то, чтобы этот взгляд дрогнул. Чтобы она перестала быть такой чертовой крепостью.

И я не понимаю что это? Злость или влечение?

Хочется и обнять, и послать. Хочется, чтобы она хоть раз сказала не «Анисимов, ты идиот», а что-то нормальное.

Но, наверное, я уже влип.

Терехова:Откуда у тебя мой номер?

Я:Угадай.

Терехова:Угадывать я не собираюсь. Откуда?

Я:Да какая разница?!

Терехова:Разница в том, что я тебе его не давала.

Я:Ой, Терехова, не начинай. Я просто показал тебе видео. Классное же, да?

Полина:Ниче оно не классное. И вообще, я не хочу с тобой разговаривать.

Я:Ну, раз пишешь, значит, хочешь (подмигивающий смайлик).

Полина:Я пишу, потому что хочу понять, как ты вообще достал мой номер.

Я:Скажем так… были задействованы лучшие силы разведки.

Полина:В смысле?

Я:Демьян отвлек врача, я немного покопался в его телефоне.

Полина:Ты больной.

Я:Может быть. Зато теперь у меня есть твой номер.

Полина:Удали!

Я:Уже не получится. У меня к нему теперь эмоциональная привязка.

Полина:Анисимов, ты невозможный.

Я:Зато настоящий.

Полина:И наглый.

Я:Ты забыла добавить: обаятельный.

Полина печатает... печатает… печатает, но так ничего и не отвечает.

Я:Что, хотела что-то сказать?

Полина:Хотела, но решила, что ты не заслужил.

Я:Эх, а я уже приготовился ловить комплимент.

Полина:Не дождешься.

Я:Ничего, я терпеливый. Увижу тебя вечером, может, заслужу.

Полина:Не уверена.

Я:Зато я уверен.

– Яр, хватит в телефоне залипать, – толкает меня плечом Пашка. – Уже до дыр видео затер.

– Да у него тут переписка в разгаре, – присвистывает Демьян.

– С кем?

– С Тереховой.

Парни снова обступают меня.

– Яр, ты чокнулся? – недовольно произносит Димка.

– Потерпи до финала, – подключается Пашка.

– Да че вы на меня налетели? Это просто переписка, – возмущаюсь я и прячу мобильный в карман.

– Ага, просто переписка. Вот так все и начинается.