Текст книги "Мой запретный форвард (СИ)"
Автор книги: Кейт Морф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА 9.
Яр
Тренировка начинается с криков Василича. Он выходит на лед вместе с нами, и у меня иногда возникает ощущение, что этот дед, если дать ему коньки и клюшку, все равно сделает круг быстрее любого из нас.
– Анисимов, быстрее жопой двигай, это не дискотека! – орет тренер так, что даже пустые трибуны вздрагивают.
– Есть, командир! – ухмыляюсь, подбрасывая шайбу клюшкой.
Мы гоняемся по льду, будто у нас не тренировка, а финал чемпионата мира. Демьян падает, встает и снова падает. Пашка лупит по воротам так, что даже сетка звенит. Фред, сука, опять орет песни из своего любимого сериала и мешает сосредоточиться.
Я разогнанный до предела. Лед стучит под лезвиями коньков, мышцы горят, а в голове только одно: сегодня я здесь царь.
На тренировке, в игре – это мой лед. Тут я хозяин.
– Ради победы не жалко и кровь на лед пролить! – ревет Василич, и у меня на секунду по телу скользит холодок.
Потому что он не просто зверствует, он верит в нас. И мы верим.
Я слышу его голос через адреналин, через собственное бешеное дыхание. Мозг фиксирует каждое слово.
Не жалко крови. Ну моей, может, чуть-чуть. Чужой – хоть ведро. Главное – победа.
Сгоняли серию бросков. Я уперся в вратаря так, что он уже сам психует:
– Да пошел ты, Яр!
– Рад стараться, Димон, – ухмыляюсь я.
В раздевалке потом все дышат, как марафонцы. Пот с нас течет, волосы мокрые, руки дрожат. Но это кайф. Настоящий кайф.
Василич заходит, закрывает за собой дверь, и мы сразу замолкаем. Не потому что боимся, а потому что он реально наш идол.
– Ну что, мужики, – он скользит взглядом по каждому, – готовьтесь. В полуфинале вас ждут «Стальные Зубры».
На секунду в раздевалке повисает тишина, даже подпевающий себе под нос Фред рот закрыл.
«Зубры» – это жесть. Они как танки, у них защита, как бетонная стена, а нападение – чистый ураган.
Я провожу рукой по лицу, зачесываю влажные пряди волос назад и усмехаюсь.
– Отлично, – говорю я повышенным тоном. – Хоть будет кого разъебать по-настоящему.
Парни оживляются, кто-то подкидывает бутылку вверх, кто-то хлопает ладонями по скамейке.
Эта новость как бензин в огонь.
Я уже чувствую: впереди будет мясо. Но мясо – это то, ради чего мы живем.
Василич щелкает пальцами, будто подытоживает все вышесказанное:
– Вечером всех жду в общем зале. Будем разбирать игру «Зубров».
Он специально делает паузу, дожидается, пока каждый кивнет. Даже те, кто обычно отмораживается.
– И чтоб никто, мать вашу, не слился, – рычит тренер. – Хотите в финал? Значит, головы включайте. На характере далеко не уедем, мозгами тоже нужно работать.
Парни переглядываются, я вижу: глаза горят, у всех внутри завелась та самая пружина.
Фред под нос бурчит:
– Будем жрать этих зубров.
– Тебя бы сначала отучить песни петь, – огрызаюсь я. – А то твои треки как пластинка потом в башке крутятся весь день.
Ржем, но внутри уже клокочет от предвкушения. Вечером, когда засядем смотреть их матчи, это будет совсем другое кино. Там все всерьез: схемы, тактика, кто как клюшку держит, кто на коньках летает, а кто черепаха.
Я завязываю шнурки на кроссах и поднимаю голову.
В полуфинале шуток не будет. И кровь на лед мы реально прольем, если надо будет.
В обед сижу в столовке, ковыряю вилкой макароны, слушаю, как Пашка рассказывает про новый сериал, а Федя спорит с Димоном, кто сильнее: Овечкин или какой-нибудь канадский мамонт.
И тут в зал заходит Терехова. В чистой футболке, волосы мокрые после душа, нос уткнула в поднос. Садится через два столика от нас.
Ну что, детка. Самое время.
– Василич сказал, чтоб без всякого…, – начинаю громко, так, чтобы слышали все, и кидаю пацанам многозначительный взгляд, – …допинга.
Слово специально вытягиваю, как наживку на крючке.
Демьян ржет:
– Да кому нужен твой допинг, Яр. Тебе и так крышу срывает.
– Ага, – поддерживает Димон, – ты и без химии шайбами стены пробиваешь.
– Ему и так хватает, – влезает Пашка. – Ты посмотри, у него эго в три раза больше, чем бицепс.
Все смеются, а я краем глаза ловлю реакцию Полины. Она замирает на долю секунды. Маленькая, почти незаметная пауза, но я ее вижу. Вилка зависла над тарелкой, потом девчонка резко продолжает есть, будто ничего и не случилось.
Бинго, Яр!
Я усмехаюсь и делаю вид, что вернулся в разговор парней, но внутри уже щелкнуло: попал в цель.
Девчонка резко встает, поднос громко шлепается об стол, раздается стук посуды. А Полина выходит из столовки, даже не оборачиваясь.
Ну куда ж ты, моя ледяная стерва? Думаешь, сбежишь?
Небрежно бросаю вилку в тарелку и срываюсь за ней.
Коридор пустой и длинный. Она идет быстро, почти бежит, влажные волосы подскакивают на плечах.
– Эй, Терехова, – догоняю ее и встаю рядом. – Привет.
– Чего тебе, Ярослав? – бросает она, даже не глядя на меня.
Я нагибаюсь ближе к ее уху, почти касаясь дыханием:
– Мне бы спину помассировать. Приходи сегодня вечером ко мне в комнату, никто нам не помешает.
Терехова резко тормозит, медленно поворачивает голову. Взгляд, как скальпель, острый и дико опасный.
И тут за нашими спинами раздаются гулкие шаги.
Я оборачиваюсь и вижу Василича. Он идет по коридору, руки за спиной, морда каменная. Но глаза… мать его, эти глаза прожигают насквозь.
Я чувствую себя пацаном, пойманным за сигаретой за углом спортшколы.
Полина вдруг ядовито улыбается. И тихо, едва двигая губами, шепчет:
– Сейчас у папы разрешения спрошу. Можно мне к тебе сегодня вечером в комнату или нет.
И кидает взгляд в сторону тренера.
Я сглатываю, спина покрывается холодным потом.
Вот же черт.
Я, Ярослав Анисимов, нападающий, которого боятся вратари и защитники всей лиги, впервые за долгое время реально очкую.
ГЛАВА 10.
Полина
Папа идет по коридору спокойно, руки за спиной, но этот взгляд я видела тысячи раз. Он прожигает, ломает, заставляет любого чувствовать себя мелким и виноватым.
Я ядовито улыбаюсь. Мне даже становится внутри тепло от того, как Анисимов вдруг перестает быть царем и превращается в мальчишку с испуганными глазами.
– Сейчас у папы разрешения спрошу. Можно мне к тебе сегодня вечером в комнату или нет, – тихо говорю я, склонившись ближе, так что слышит только он.
Его губы дергаются, он с трудом сглатывает, как будто в горле камень.
М-м-м, вот это зрелище.
Ярослав знает: одно мое слово, и все. Он вылетит с базы, как пробка. Папа поверит мне.
Пока я наслаждаюсь реакцией Анисимова, папа останавливается рядом с нами. Продолжает сверлить парня строгим взглядом. И от этого взгляда у Анисимова плечи опускаются чуть ниже.
Я почти мурлычу от удовольствия внутри.
– Что тут у вас? – папа спрашивает хмуро, его глаза бегло оценивают нас обоих. – Что уже замыслили?
– Да вот, один из твоих лучших нападающих сделал мне заманчивое предложение, – произношу игривым голосом и стреляю глазками в сторону Ярослава.
Он бледнеет. Папа медленно скрещивает руки на груди, смотрит на него так, что даже у меня мороз по коже ползет.
– Предложение? – протягивает тренер. – Интересно…
Я поворачиваюсь к Ярославу, все так же с улыбкой, и добавляю чуть тише:
– Скажешь сам или мне его озвучить?
Его глаза метаются: то на меня, то на папу. И в этот момент я наслаждаюсь каждой секундой его неловкости.
– Да ниче оно не заманчивое, – он чешет затылок. – Сказал Полине, что у меня спина болит. Потянул поясницу на тренировке.
– Так иди к Ирине Петровне, – усмехается папа и кладет ладонь на плечо Ярославу, сжимает так, что на лице парня пролетает болезненная гримаса. – Она тебе клизму поставит, сразу все болеть перестанет.
Я довольно улыбаюсь, а Анисимов смотрит на меня недовольно, словно это я сейчас сказала «шутку века».
– Мазью помажу, за ночь пройдет, – бубнит парень.
– Вот это отличное решение. А то ноете, как кисельные барышни. Думаете, я не заметил, что ваши походы в медотсек участились?! Я с вас быстро всю спесь собью.
Анисимов просачивается между мной и папой и уходит по коридору.
– Пристает? – строгим тоном спрашивает папа.
– Ой, да тут каждый второй на меня смотрит, как на запретный десерт. Только мне их взгляды по барабану, – я лишь отмахиваюсь. – Так что не раздувай из мухи слона, прошу тебя.
– Ладно. Мать твоя звонила. Ты почему от нее трубки не берешь?
– Не слышала звонка.
– Поля…
– Папа!
Папа смотрит на меня так, будто я собираюсь вот-вот вляпаться в какую-нибудь неприятность. Его взгляд прожигает, но уже не такой ледяной, каким он был минуту назад.
– Ты совсем засиделась на базе, – хмуро бросает он. – Тут же не санаторий. Напиши сестре своей двоюродной, сходите куда-нибудь вместе.
– Люба? – уточняю я с удивлением. – Так она же вроде уезжала в Москву, на какие-то курсы…
– Так это когда было? – папа поднимает брови. – Ты когда с ней в последний раз общалась?
Я на секунду задумываюсь.
– Давно, – признаюсь я, пожимая плечами.
Кажется, последнее общение с Любашей было, когда я еще когда жила в Торонто. Там особо времени не было на трынделки.
– То-то же, – папа цокает языком. – Напиши ей, пусть вытащит тебя в город, развейся. А то ходишь тут, как тень среди этих оболтусов.
Я улыбаюсь.
– Хорошо, пап.
Мы расходимся в разные стороны, я топаю в свою комнату и по пути достаю мобильный из кармана.
Открываю мессенджер, листаю контакты, нахожу «Любаша » и зависаю пару секунд.
Чего писать? «Привет, давно не виделись»? Звучит, как будто я прощалась с ней лет двадцать назад.
Ну да ладно.
Я:Любаш, привет. Это Поля. И я в России.
Любаша :ПООООЛЬ, ПРИВЕТ! Ты живая??
Я:Вроде да)
Любаша :И надолго ты на Родину?
Я:Пока не знаю. Может, пересечемся где-нибудь в городе?
Любаша :Охренеть! Поль, как круто! Давай конечно встретимся! Я сегодня с друзьями иду в клуб. Давай с нами, я тебя познакомлю со всеми.
Я закатываю глаза.
Я:Ой, нет, я такое не люблю.
Любаша :Поль, ну не будь бабкой!
Я:Я реально не фанат таких мест. Там толком и не поболтаешь.
Любаша :Да ладно, тебе понравится. Там сегодня диджей топовый, плюс я знаю полгорода, ты познакомишься с новыми людьми.
Я:Ага, а потом папа узнает и мне конец)))
Любаша :Полин, а напомни сколько тебе лет?)
Знает она прекрасно, только хочет мне в очередной раз сказать, что я уже могу не зависеть от мнения предков.
Я:Восемнадцать.
Любаша :То-то же. Так что хватит прятаться за папиной спиной. Сегодня идем веселиться и точка!
Я прикусываю губу, пялясь на экран.
Я:Я подумаю.
Любаша :Это «да», я поняла!
Телефон вибрирует очередным смайликом, а у меня на губах появляется невольная улыбка. Ну вот, теперь точно не отверчусь.
Войдя в свою комнату, первым делом я заглядываю в свой шкаф. Грустно смотрю на унылый набор спортивок, футболок и медицинских халатов, которые папа вечно требует носить «по уставу».
– В клуб, значит, ага, щас, – бурчу я себе под нос.
На полке лежат ровные стопки: черные лосины, серые худи, спортивные топы. Внизу в коробках покоятся кроссовки, кеды и еще одни кроссовки. Все. Это даже не гардероб, это военный склад «не выделяйся».
Я роюсь глубже и нахожу единственное платье. Маленькое черное. Я его когда-то брала на показ в Канаду, думала, что буду носить «для выхода». Ага. В итоге оно одиноко провисело в шкафу, и я уже даже забыла, что оно у меня есть.
Достаю его, рассматриваю. Оно слишком открытое, слишком взрослое, слишком не в моем стиле. Но вдруг внутри что-то дрожит.
А что если именно так я и должна появиться?
Не как девчонка в спортивном костюме, а как человек, у которого за плечами не только лед и падения, но и жизнь.
Сажусь на кровать и начинаю репетировать варианты.
– Нет, Люб, я приболела.
– Сорян, у меня сегодня отчет.
– Папа убьет.
И вдруг понимаю: ни один не работает.
ГЛАВА 11.
Полина
Я иду по коридору, каблуками уверенно стучу по плитке. Платье обтягивает, волосы распущены и уложены, стрелки на глазах наконец-то получились одинаковыми (ура, чудо произошло с миллионного раза!).
Я впервые за долгое время чувствую себя не «фигуристкой Полиной Тереховой» и не «помощницей врача или дочкой тренера Андрея Васильевича Терехова», а просто девушкой. И именно в этот момент, по закону подлости, за поворотом в фойе стоит Анисимов.
Он расхаживает из стороны в сторону, держит телефон в руке, его голос резкий:
– Я сказал, что не смогу приехать! Да мне насрать, что она там опять сделала.
Я цепляюсь за его слова. Она? Кто «она»? Что сделала? Но времени на разбор нет: Ярослав оборачивается, и тут же его взгляд падает на меня.
Его брови медленно поднимаются, а губы растягиваются в наглую ухмылку. Он отключается и кладет мобильный в карман своих серых треников.
– Вау, девушка, я не узнаю вас в гриме, – протягивает он с показной медлительностью, будто пробует каждое слово на вкус.
Я закатываю глаза, прохожу мимо и цокаю каблуками громче, чем надо.
– А, это ты, ледяная стерва, – смеется он мне в спину.
– А, это ты, идиот с завышенной самооценкой, – бросаю через плечо, не останавливаясь.
– Подожди, – он делает шаг ближе, – ты так нарядилась не ради меня, случайно?
Я оборачиваюсь, щурюсь и выдаю ледяным тоном:
– Даже если бы последним мужчиной на Земле был ты, я бы все равно выбрала…, – я делаю паузу, глядя ему прямо в глаза, – книгу.
Анисимов прыскает со смеху.
– Господи, Терехова, ты прям ходячая цитата паблика «мудрые мысли великих женщин».
– А ты ходячая катастрофа для женской психики. И, кстати, в отличие от тебя, я умею держать язык за зубами.
– Иногда язык может сделать очень приятно, – он склоняет голову набок, ухмылка становится еще шире. – Но судя по твоей зажатости, твой максимум, это миссионерская поза и под одеялом.
– А ты прям бог в сексе?!
– Никто еще не жаловался, – уверенно произносит парень.
– Может, ты просто об этом не знаешь.
– Хочешь проверить?
– Слушай, Ярослав, да у тебя кишка тонка. Я ведь в курсе предупреждения папы. И если он узнает, что ты ко мне подкатываешь, то у тебя будут проблемы.
– Это угроза? – он скрещивает руки на груди, мышцы напрягаются под футболкой.
– Это предупреждение, – я тянусь к ручке двери. – Одно неверное движение, и ты лишишься любимого дела.
Он, кажется, хотел что-то ответить, но я уже толкаю дверь и выхожу на улицу.
На секунду останавливаюсь, чтобы вдохнуть прохладный воздух. И вдруг слышу его голос за спиной, уже тише, почти вполголоса:
– Посмотрим, Терехова. Посмотрим.
До клуба я доезжаю быстро, вечерний город почти пустой. Возле входа меня встречает Любаша. Какая она стала красотка, вытянулась, каштановые волосы стали длиннее. И все равно я узнаю задорный огонек в ее глазах.
– Полька! – летит ко мне сестра, как только я вылезаю из такси.
Мы крепко обнимаемся и чуть качаемся из стороны в сторону.
– Я так рада, что ты вернулась!
Простые слова, но для меня очень важные. Потому что возвращение в Россию я для себя воспринимаю как крах своей карьеры.
– Ты классно выглядишь, Люб, – я осматриваю ее с головы до ног.
Короткое платье изумрудного цвета, туфли на шпильках.
– Кто бы говорил, – усмехается сестренка. – Все, пойдем веселиться.
В клубе музыка бьет прямо в грудь, огни бегают по стенам, пахнет чем-то сладким и приторным. За соседним столиком курят кальян. Я едва успеваю моргнуть, как Люба хватает меня за руку и тянет сквозь толпу.
– Скажи спасибо, что я тебя вытащила! – кричит она мне прямо в ухо, перекрикивая басы.
Я закатываю глаза, но внутри все равно приятно: Люба сияет, и ее энергия заразительна.
Мы протискиваемся к столику, где уже сидят ее друзья. Парни и девчонки, все такие уверенные, раскованные, в модных кроссах и куртках с какими-то нашивками. Они машут руками, кто-то встает, чтобы обнять Любу.
– Ребята, это моя сестра! – Люба с гордостью представляет меня, указывая на меня ладошкой. – Полина!
Я неловко киваю и присаживаюсь на край кожаного диванчика. Сначала кажется, что все смотрят на меня слишком пристально. Но потом один из парней, высокий, в белой футболке, вдруг прищуривается:
– Подожди, – говорит он, осматривая меня. – Ты же Терехова? Серьезно? Моя мать обожает фигурное катание! Она все ваши чемпионаты смотрела!
Я застываю, а Люба слегка похлопывает меня по спине.
– Вот видишь, Поль, ты тут не чужая!
Я натянуто улыбаюсь и отшучиваюсь:
– Ну, приятно, что я хотя бы мамам нравлюсь.
Компания смеется, и напряжение с меня постепенно сходит. Девчонки пододвигают коктейли, один ярко-оранжевый и какой-то светящийся.
– Ты должна его попробовать! – Люба протягивает мне бокал.
– Я вообще-то не пью, – машу рукой.
– Поль, ну расслабься хоть раз! – сестра подмигивает мне.
Я осторожно делаю глоток. Сладко, с легкой горечью, но совсем не противно. Музыка гремит, свет мигает, и мне становится хорошо.
Люба и ее подружки подскакивают, тянут меня на танцпол. Я сопротивляюсь ровно три секунды. Потом уже сама смеюсь, волосы разлетаются, каблуки стучат по полу в такт музыке.
Сестра кружится рядом, смеется, кто-то машет ей с другого конца зала. Я отпиваю еще глоток оранжевого коктейля и снова двигаюсь в такт биту.
И тут меня кто-то стукает по плечу, я оборачиваюсь. Передо мной стоит тот самый парень в белой футболке, у которого мама фанатка фигурного катания.
– Может, познакомимся поближе? – склонившись к моему уху, прикрикивает он. – Хочу с тобой пообщаться на улице, чтобы нам никто не мешал.
Я вскидываю бровь. Раньше я бы, может, растерялась, но сейчас я слишком устала, чтобы вестись на такой дешевый развод.
– Спасибо, но мне отношения не нужны.
– Да? – он не теряется. – Ты красивая, я – свободный. Тогда давай сделаем проще. Перепихнуться не желаешь?
Я начинаю звонко смеяться, неожиданно для самой себя.
– Нет, – качаю головой. – Не интересует.
Он выглядит слегка обескураженным, но я уже разворачиваюсь к танцующим девчонкам. В толпе, под неоном и ревом музыки, его слова рассыпаются в пыль.
И тут я отпускаю себя. Двигаюсь так, будто это мой последний танец. Музыка проходит по венам, каблуки отбивают ритм, волосы прилипают к лицу, но мне плевать. Все проблемы: бумаги, база, Анисимов, растворяются.
Остается только мерцающий свет, жар и эйфория.
В четыре часа утра такси подъезжает к спортивной базе. Я вылезаю и иду к общагам, спотыкаюсь, смеюсь сама с собой, держу туфли в руках, потому что ноги сказали: «все, Поля, хватит нас мучить».
Воздух еще ночной и прохладный. Голова кружится от коктейлей, в ушах еще гремит музыка, а губы сами тянутся в глупую пьяную улыбку. Я иду босиком по дорожке к общежитию, как будто это подиум.
И тут я замираю.
О, нет. Только этого мне еще не хватало! Осрамить такую прекрасную ночь может только он.
На ступеньках общежития сидит Анисимов. Толстовка, спортивки, волосы растрепанные. Локти на коленях, сигарета болтается в пальцах. Он поднимает голову, и его глаза встречаются с моими.
ГЛАВА 12.
Полина
– Красота какая, – ухмыляется Анисимов, выпуская дым, и тут же тушит сигарету о ступеньку. – Принцесса вернулась с бала?
Я закатываю глаза и продолжаю идти вперед.
– Свали с горизонта, Ярослав, – бурчу я. – У меня нет сил на твои шуточки.
– И как же отреагирует твой папочка, – лениво тянет он, осматривая мои босые ноги, – что его любимая доченька так поздно шляется непонятно где?
Я фыркаю, специально натягиваю обтягивающее платье чуть ниже на бедрах и опускаюсь рядом. Пусть думает, что он меня не цепляет.
– А тебе ли не все равно? – отвечаю тихо, глядя прямо перед собой. – Ну, сошлет он меня куда-нибудь. Тебе же легче будет. Не буду тебя дразнить своим присутствием.
Ярослав ухмыляется так, что хочется двинуть ему локтем в бок.
– Думаешь, ты меня дразнишь? Терехова, ты со своей наигранной правильностью меня скорее утомляешь.
– Ну так не смотри, – обрываю его, откидывая волосы за спину. – Или вон, глаза закрой.
– Хах, не поможет. Я все равно буду слышать твой голос, а он у тебя еще хуже.
– Зато ты его навсегда запомнишь, – я скрещиваю руки на груди и бросаю на него прищуренный взгляд. – Прямо мучаешься со мной, да?
– Мучаюсь, – соглашается он неожиданно быстро. – Вот сижу и думаю: как же тебя отсюда выпереть, чтоб без крови.
– Бедненький, даже не спится. Но не переживай, я сама уйду, – ядовито улыбаюсь я. – Не ради тебя, а ради своих нервов.
– Уйдешь? – он ухмыляется шире, немного сужает глаза. – Смешно. Тебе тут нравится, я же вижу.
– Ты ничего не видишь, Анисимов. Ты вообще видишь только свое эго, – отрезаю я.
Он замолкает, прикуривает новую сигарету.
– А мне вот интересно другое, – загадочно тяну я. – А что же мой папочка сделает с тобой, когда увидит, что ты пыхтишь как паровоз.
Я резко вырываю сигарету из его рта и выбрасываю ее в сторону.
– Блядь, Полина, последняя была! – возмущается Ярослав, прожигая меня хмурым взглядом. – Твой папочка уже десятый сон видит, ниче он не увидит.
– Не сомневаюсь, – грустно усмехаюсь я.
У папы все по режиму.
– Знаешь, – Ярослав вдруг наклоняется чуть ближе, – ты бы могла не строить из себя ледяную королеву. Все равно все понимают, что маска треснет. Вопрос только – когда.
– А знаешь, – я тоже поворачиваюсь к нему, улыбаюсь так сладко, что аж самой тошно, – когда треснет твоя маска, из тебя полезет то, что и так все знают. Надменный, самовлюбленный и пустой.
Его глаза на секунду темнеют, но ухмылка остается. Я его задела, но он будет делать вид, что ему плевать. А мне от этого становится теплее что ли.
Я встаю и расслабленно хлопаю его по плечу. Но резко, чтобы это нельзя было принять за ласку.
– Сиди, герой. И не подавись собственной крутизной.
И, пошатываясь, иду к двери. Я уже почти дотянулась до ручки, как за спиной раздается его голос:
– Надеюсь, ты не переборщила сегодня с коктейлями, Терехова?! А то опять тест не пройдешь.
Меня словно молнией прошибает. Я останавливаюсь, а потом медленно разворачиваюсь.
– Что? – мой голос дрожит, но не от страха.
Ярослав продолжает сидеть на ступеньке, только уже вполоборота ко мне.
– Ну че ты сразу затряслась? – ухмылка расползается по его лицу, он поднимает руки в притворной обороне. – Я же просто шучу. Все же знают твою славу.
– А ты, значит, уже справки навел?
– Да мне стоило только вбить твое имя… И я ТАКОЕ узнал!
И тут меня накрывает. Как будто он ткнул пальцем в открытую рану. А еще и покрутил им там. Все внутри бурлит: алкоголь, злость, обида, унижение.
– Ах ты! – одну туфлю, что держала в руках, я со всего размаху запускаю в него.
Каблук с глухим стуком попадает ему прямо между лопаток.
– Ты охренела?! – Анисимов вскакивает, разворачивается, поднимает и сжимает мою туфлю в кулаке.
Глаза выпученные, челюсть сжата.
– Да! – кричу я так, что эхо проносится по всей территории. – Охренела! Зато я не вру и не притворяюсь!
Он делает шаг ближе, но я не отступаю. Пусть хоть в землю закопает своим взглядом.
– Никакого допинга я не принимала, понял?! – слова вылетают из меня, как пули из автомата. – Ни-ка-ко-го! Я пахала всю жизнь. С утра до ночи. С синяками, с кровью, с разодранными ногами, пока другие тусовались, пока жили!
Анисимов молчит, а у меня руки трясутся, и я уже не могу остановиться.
– Ты хоть понимаешь, каково это – кататься годами, мечтать, рвать себя ради каждой победы, а потом остаться ни с чем? Потому что анализы говорят: «она виновата». Потому что всем плевать на твои слова! Потому что проще поверить в грязь, чем в правду!
Глаза щиплет, и я вытираю слезы ладонью, резко и зло.
– А ты?! – я тычу оставшейся туфлей в его сторону. – Ты никогда этого не поймешь. Тебя тут боготворят, на руках носят, даже если ты облажаешься. Для тебя хоккей – это команда, пацаны, раздевалка, Василич. У тебя всегда был кто-то рядом. А у меня… у меня был только лед.
Я сжимаю пальцы до боли, ногти впиваются в ладони. Голос дрожит, но я не останавливаюсь.
– Лед был моей семьей, он был моим домом. Каждый день зал, тренировка, потом еще тренировка. Я жила этим. Я не знала других ролей. Я не была «дочкой», не была «подругой». Я была фигуристкой. Только фигуристкой, – я запинаюсь, чувствуя, как ком подступает к горлу. – Тренеры заменили мне родителей. Лед заменил мне детство. И теперь ты понимаешь? Когда все это рухнуло, я осталась никем. Пустотой. Я не знаю, кто я без фигурного катания. Я не умею быть кем-то другим. И ты, Анисимов, ты даже не представляешь, каково это – всю жизнь строить один путь, верить в него до конца и потерять его за один долбанный день.
Я тяжело дышу, сердце бешено бьется, как после забега. Анисимов стоит напротив, с моей туфлей в руке, и впервые за все время его ухмылка исчезла с лица.
– Верни, – тихо бросаю я, протягивая ладонь.
И он молча опускает туфлю мне в руку. Я разворачиваюсь к двери.
Внутри все еще бурлит злость, обида, горечь, но вместе с этим рождается странное облегчение. Словно я наконец-то выкинула из себя то, что душило меня месяцами.








