Текст книги "Бомба времени"

Автор книги: Кейт Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

VI

– МИСТЕР ФЛОРИН, – раздался легкий, как перышко, голос. – Вы создаете для всех нас нечто вроде проблем.

Я открыл глаза, и мне улыбнулся своей безгубой улыбкой парень со змеиной головой, выпустил дым из безносых ноздрей, блестя глазами без век. Он удобно устроился на шезлонге, в наброшенном на плечи оранжевом полотенце и желтых шортах, цвет которых мне что-то напомнил, но я не мог уловить, что именно.

– Это уже нечто, – сказал я и тоже устроился на шезлонге. Между нами был столик, с сине-белым зонтиком над ним. И был кусок белого песка за уступом, напоминавшим морской берег, за исключением того, что никакого моря не было и в помине. Я пытался не пялиться на его блестящие, серебристо-фиолетовые бедра, бледно-серую грудь с выступающими ребрами и крошечными темно-красными пятнышками, на тонкие пальцы ног в широких сандалиях. Он не глядел на меня и издал тихий кудахчущий звук, который мог означать смех.

– Простите, – сказал он. – Я считаю ваше любопытство удивительным. Я подозреваю, что если бы вас вздумали растворить, то вы бы вытягивали шею, чтобы прочитать название растворителя.

– Это просто безвредная эксцентричность, – сказал я. – Такая же, как ваши вкусы в одежде.

– Вы гордитесь своим самообладанием, – сказал он уже не так радушно, как прежде. – Но что, если вашему хладнокровию выпадут испытания, слишком тяжелые, чтобы приспособиться к ним? Что тогда, а?

Он поднял руку и щелкнул пальцами. Вокруг него взметнулся огонь, а улыбка, слегка колеблющаяся в жарком воздухе, замерцала, как порывы пламени, рванувшиеся ко мне. Я ждал, отчасти из-за паралича, а отчасти потому, что не верил ему. Он снова щелкнул пальцами, вокруг нас возникла зеленая вода и сомкнулась над нашими головами, а на ее поверхностном слое искрилось солнце. Между нами проплыла рыбка, он небрежно отогнал ее и снова щелкнул пальцами. Падал снег. Толстый слой его уже лежал на столе. При дыхании веером вылетали ледяные кристаллики.

– Неплохо, – сказал я. – А вы не пробовали практиковаться в карточных фокусах?

Он счистил с лица лед и соединил кончики пальцев.

– Вас ничего не впечатлило, – легко сказал он. – Манипулирование Вселенной так уж ничего не значит для вас?

Я притворился, что зевнул. Но это было не такое уж и притворство.

– Вселенной? – сказал я. – Или моими глазами?

– Гм-м... Вы удивительное создание, Флорин. Чего вы хотите? Какие у вас мотивы?

– А кто спрашивает?

– Можете называть меня Дизз.

– Я не об этом.

– Просто считайте, что... есть и другие заинтересованные стороны помимо известных вам. Вы действуете на более обширной сцене, чем предполагали до сих пор. Поэтому вы должны вести себя осмотрительно.

Я снова зевнул.

– Я устал, – сказал я. – Я уже давно не спал, не ел, не занимался любовью – не делал ничего, кроме как выслушивал всяких притворщиков, бросающихся намеками на большое дело, и мне кажется, что лучше всего мне действовать в одиночку и держать нос в чистоте. Кто вы, Дисс? На кого работаете? Вы в самом деле похожи на крокодила, или это всего лишь продолжение моих галлюцинаций?

– Я представитель определенных сил, действующих в Космосе. Откуда я появился. Неважно. Достаточно одного факта моего существования.

– Барделл говорил что-то о вторжении.

– Слово, отражающее примитивное представление о действительности.

– Куда вы вторгаетесь? На Землю или... на Грейфелл?

Я с удовольствием увидел, как он вздрогнул.

– Что вы знаете о Грейфелле, мистер Флорин?

Я насладился чисто театральной паузой.

– Сами знаете... У Волка-девять, двадцать восемь световых лет от старого Чикаго.

Я счастливо улыбнулся. Он нахмурился и потянулся к чему-то на столе. Я попытался вскочить, но вспышка была такой яркой, что все небо мигнуло и накрылось тьмой, более темной, чем внутри черного шара. Я метнулся через стол. Пальцы мои впились во что-то такое же горячее, как кухонная плита, и такое же скользкое, как сырая печенка. Я услышал сердитый вопль, но не понял смысл слов, поскольку уже проваливался в небытие...

ГОЛОСА РАЗДАЛИСЬ с неба.

– ...немедленно! Следуйте чрезвычайным процедурам, черт вас всех побери! – это было колокольные обертоны Большого Носа.

– Я пытаюсь, но... – голос человека-птицы.

– Сейчас не время делать промахи, кретин!

– Да делаю я, делаю... как обычно...

– Вон! Пошел прочь с дороги!..

– Говорю вам, я пытаюсь очистить схему. Но ничего не происходит. Это... это он...

– Что он? Не бормочите, как идиотик. Он ни к чему не имеет отношения... Экспериментом управляю я.

Истерический смешок.

– Вы? Действительно, вы? И вы в этом уверены? Вы уверены, что мы все не попали...

– Будьте вы прокляты, отключите энергию. Верните все обратно.

– Я так и сделал. Вернее, попытался. И ничего не произошло!

– Заткнитесь, черт вас подери!

Голос Большого Носа повысился до крика. Одновременно в моих запястьях, лодыжках и в груди возникла такая боль, словно меня резали на куски раскаленной проволокой. Внезапно грянул гром, небо раскололось и упало, забросав меня кусочками с острыми краями, которые тут же превратились в дым и улетучились, а я остался лежать, связанный, на спине и смотрел на прямоугольную сетку потолка в комнате с зелеными стенами. А надо мной склонился человек, которого я окрестил Большим Носом.

– Ну, будь я проклят, – сказал он. – Он все-таки жив.

Человек с седыми волосами и соответствующим лицом, одетый в белую блузу, и потрепанный человек в потертом рабочем комбинезоне подошли и уставились на меня. Наконец, кто-то нашел время, чтобы развязать меня и снять что-то с головы. Я сел и почувствовал головокружение, мне тут же вручили чашку с чем-то ужасным на вкус, но, очевидно, правильно действующим. Головокружение ушло, осталась лишь тошнота, ощущение во рту, словно там покопалось семейство кротов, но боли в голове, запястьях и лодыжках уже почти не ощущалось. Седой человек – доктор Эридани, вспомнил я вдруг его имя, – наложил на ноющие раны какой-то бальзам. Все остальные были заняты разглядыванием приборов на большом пульте управления, занимающим изрядную часть противоположной стены, и что-то одновременно бормотали.

– А где сенатор? – спросил я.

Мысли мои, казалось, двигались медленно, как грузные животные в глубокой грязи.

Большой Нос оторвался от своего занятия и нахмурился.

– Он просто шутит, – сказал потрепанный человек.

Его звали Ленвилл Траит, он работал ассистентом в лаборатории. Я не помнил, откуда я это знал, но я точно знал.

Большой Нос – для друзей Ван Уоук – подошел и уставился на меня без всякой приязни.

– Послушайте, Барделл, – сказал он. – Я не знаю, что у вас в голове, но забудьте все. У нас есть соглашение, составленное по всем юридическим нормам, подписанное и засвидетельствованное. Вы согласились на это с открытыми глазами и получите то, что вам полагается, но ни центом больше, и это окончательно.

– Вы сами подаете ему идею, – тихонько сказал Эридани.

Трайт вручил мне чашку кофе.

– Да не подаю я Барделлу никаких идей, – заявил Большой Нос и хитро усмехнулся мне. – Он и сам все знает.

– Барделл – агент, – сказал я, голос мой слабо продребезжал, точно у старика.

– Вы неудачник, которого мы вытащили из канавы и дали большие возможности, – проворчал Ван Уоук. – Как и весь ваш вид, вы теперь полагаете, что можете давить на нас. Ну, так это не сработает. Ваше здоровье не пострадало, так что даже не думайте жаловаться.

– Не разыгрывайте меня, док, – выпалил я. – А что насчет очистки схемы? А уровень Эта? Там уже все в порядке?

На пару секунд все в комнате заткнулись.

– Где вы набрались всего этого, – спросил затем Большой Нос.

– Немного мне сказала ящерица, – ответил я и внезапно почувствовал себя слишком усталым, чтобы заниматься играми. – Забудьте, я просто дразнил вас. Лучше дайте мне что-нибудь выпить.

Трайт вышел и через минуту вернулся с фляжкой ржаного виски. Я сделал пару громадных глотков, и все вокруг немного прояснилось.

– Что-то там говорилось об оплате, – сказал я.

– Сто долларов, —рявкнул Большой Нос. – Неплохо за пару часов непыльной работенки.

– У меня такое чувство, что это длилось гораздо дольше, – сказал я. – Никакого вреда здоровью, да? А как насчет амнезии?

– Гм-м... – лениво промычал Трайт. – Вам лучше знать, Барделл.

– Уберите его отсюда, – сказал Ван Уоук. – Я уже сыт им по горло. Вот. – Он сунул руку в карман, достал бумажник, извлек из него помятые бумажки и протянул их мне.

Я пересчитал их.

– Сто, все правильно, – сказал я. – А доплата за амнезию? Я немного смущен, джентльмены. Я помню вас, парни, – Я смотрел на них и действительно вспоминал. – Но я не помню никакого соглашения...

– Уберите его! – завопил Ван Уоук.

– Я ухожу, – сказал я Трайту.

Он помог мне встать, подхватил под руку и повел к двери.

– Зря вы ведете себя так жестоко.

Он вывел меня в коридор с зелеными стенами, как и комната, потом подвел к лестнице и повел наверх, к свету.

– Только между нами, приятель, – сказал я. – Что вообще произошло со мной там?

– Да ничего, приятель. Небольшой научный эксперимент, только и всего.

– Тогда почему же я не помню его? Черт, я даже не знаю, где я живу. Какой это город?

– Чикаго, приятель. И вы не живете нигде. Вы обычный бродяга.

Мы оказались в обширном вестибюле и подошли к двойным дверям, ведущим на бетонные ступени. Дальше тянулся газон и стоячи деревья, выглядевшие знакомыми в темноте.

– Летний домик сенатора, – сказал я. – Только прожекторов не хватает.

– Вы не можете рассчитывать на этих политиканов, – сказал Трайт. – Я дам вам совет, Барделл. Бросьте все. Живите себе, как жили. Может, вам немножко и поскребли память, но, черт побери, вы были далеко не в лучшей форме, когда попали к нам. Я бы сказал, что вы были все равно, что мускат без спиртного, приятель.

– «Ластриан конкорд», – сказал я. – Мисс, мисс Реджис... Ничего этого не было, да?

– Рассматривайте все это как кошмарный сон. А теперь вы проснулись. Так идите, напейтесь, проспитесь, и станете, как новенький.

Мы уже спускались по ступеням, он повернулся ко мне и указал на выход.

Я колебался.

– Между прочим, какого цвета у вас там стены? – спросил я.

– Светло-зеленые. А что?

– Да просто любопытно, – сказал я, сделал полуповорот, нанес жесткий удар согнутыми пальцами в грудину, и он тут же обмяк, как переспелый банан. Я подхватил его, вырвал из его руки мою сотню и обшарил его карманы. В набедренном я нашел еще тридцатку, как раз на проезд.

– Пока, красавчик, – сказал я. – Я тебе никогда и не нравился.

Я оставил его на ступенях и направился к выходу.

ПОХОЛОДАЛО СРАЗУ после захода солнца. В Публичной библиотеке еще горел свет. Библиотекарь резко взглянул на меня, но ничего не сказал. Я нашел тихий уголок и стал отдыхать, пытаясь набрать до закрытия как можно больше тепла. Есть нечто успокаивающее в тихих стеллажах и тяжелых желтых стульях из дуба, а даже в запахе пыльной бумаги и даже в шепотках и мягких шагах...

Шаги остановились, стукнул вытащенный из-под стола стул. Зашелестела материя. Я не открывал закрытых глаз и пробовал выглядеть старым джентльменом, который вошел просмотреть подшитые комплекты «Харпера» и задремал где-то на середине 1931 —го года. Но я слышал тихое дыхание и чувствовал на себе чей-то взгляд.

Тогда я открыл глаза. Она сидела за столиком напротив меня, молодая, трагичная и немного поношенная.

– С вами все в порядке? – спросила она.

– Не исчезайте, леди, – попросил я. – Не превращайтесь в дым и не улетучивайтесь. Даже не уходите. Просто посидите тут и дайте мне время помолодеть лет хотя бы до девяноста.

Она чуть порозовела и нахмурилась.

– Мне показалось, что вам плохо, – произнесла она все чопорные, стандартные и подходящие к ситуации слова, делавшие ее весьма приспособленным членом нынешнего общества.

– Конечно. А как насчет парня, с которым я пришел сюда. Куда он ушел?

– Я понятия не имею, о чем вы? Вы ни с кем не пришли... по крайней мере, я не видела. И...

– Сколько времени вы наблюдали за мной?

На этот раз она действительно залилась краской.

– Сама эта идея...

Я потянулся и взял ее руку. Рука была мягкая, как первые дыхание весны, нежная, как старое бренди, и такая же теплая, как родительская любовь. Моя же рука, сомкнувшаяся на ней, показалась мне когтями ястреба, сжимающего молодого цыпленка. И я отпустил ее ручку.

– Давайте перескочим через все ритуальные ответы, – сказал я. – Происходит что-то весьма странное. Вы знаете это, и я это знаю, правильно?

Румянец исчез, она вдруг побледнела, глаза ее уцепились за мое лицо, словно я знал секрет, который мог бы спасти ей жизнь.

– Вы... Вы знаете? – прошептала она.

– Может, и нет, мисс, но сильно подозреваю.

Это было неправильное слово. Она тут же напряглась, губы ее сжались, словно в праведном гневе.

– Ну, это был всего лишь импульс христианского...

– Чушь, – сказал я. – Простите мою грубость, если это грубость. Вы сидите здесь, говорите со мной. Почему?

– Я уже сказала вам...

– Я помню. А теперь назовите настоящую причину.

Она внимательно осмотрела кончик моего носа. Затем мочку левого уха и, наконец, уставилась мне в глаза.

– У меня... у меня был сон... – запинаясь, сказала она.

– Бар, – сказал я. – Захудалая забегаловка. Кабинка справа от двери, через которую вы вошли.

– Бог мой, – сказала она, как человек, который никогда не произносит имя Божие всуе.

– Мой тоже, – сказал я. – Как вас зовут?

– Реджис. Мисс Реджис... – Она резко замолчала, как будто сказала лишнее.

– Продолжайте, мисс Реджис.

– Во сне я была кем-то нужным, необходимым, – сказала она так, словно говорила сейчас не со мной, а с кем-то внутри себя, возможно, с тем, кому раньше не уделяла большого внимания. – Я была важна – но не в смысле звания или положения, но потому, что мне было поручено что-то важное. У меня был долг, который нужно было выполнить, и чувство... уважения, что ли.

Мне хватило ума промолчать, в то время как она думала вслух, вспоминая, как это было.

– Звонок раздался посреди ночи. Секретное сообщение, которого я ожидала. Я была готова. Я знала, что это очень опасно, но мне это было неважно. Я знала, что нужно делать. Я встала, оделась и пошла в назначенное место. И... там были вы. – Она взглянула на меня в упор.

– Продолжайте.

– Я должна была предупредить вас. Об опасности... Не знаю, о какой именно опасности. Вы собирались идти туда в одиночку.

– Вы попросили, чтобы я не ходил, – сказал я. – Но знали, что я все равно должен пойти.

Она кивнула.

– И вы пошли. Я хотела крикнуть, побежать за вами... но вместо этого проснулась. – Она рассеянно улыбнулась. – Я пыталась убедить себя, что это просто глупый сон. Но однако... Я знала, что это не сон. Я знала, что это нечто очень важное. – Она смотрела на меня умоляюще, словно упрашивала ответить.

– Это был эксперимент, – сказал я. – Я был подопытным кроликом. К моей голове были подключены большие устройства. Меня заставили видеть безумные вещи. И все было перепутано. Но вы каким-то образом вмешались в мои галлюцинации. И что странно: не думаю, что они знают об этом.

– Кто они?.. Кто люди, о которых вы говорите?

Я махнул рукой.

– В университете. В лаборатории. Шлемы, врачи, физики... я уж и не знаю. Парни, которые работают в помещениях, забитых радиолампами, и всякими впечатляющими приборами и аппаратурой.

– И каким образом вы оказались участником их опытов?

Я покачал головой.

– Это... все так неопределенно. Я думаю, что долгое время очень много пил...

– Где ваша семья? Ваш дом? Разве никто не будет волноваться о вас?

– Не тратьте попусту свое сочувствие, мисс Реджис. У меня никого нет.

– Ерунда, – сказала она. – Никто не существует в вакууме. – Но она на этом не остановилась. – Вы упомянули университет, – попыталась она сменить тему. – Какой именно университет? Я прожила здесь всю свою жизнь. В этом городе нет никакого университета.

– Ну, может, это была научно-исследовательская лаборатория, какой-то правительственный проект.

– Да нет здесь ничего подобного. Только не здесь, мистер Флорин.

– В трех кварталах отсюда, – сказал я, – может, в четырех. Десять акров владений, и ни дюймом меньше.

– А вы уверены, что это не было частью галлюцинаций?

– Последние две недели я жил на их деньги.

– Вы можете отвести меня туда?

– Зачем?

Она поглядела на меня.

– Затем, что мы не можем так просто все бросить, верно?

– Думаю, не повредит, если мы просто посмотрим, – сказал я.

VII

УЖЕ ЧЕРЕЗ квартал я понял, что что-то не так с моими расчетами. Склады, автозаправочные станции и ломбарды, встретившиеся нам по дороге, выглядели, как надо... но где высокая, красная, кирпичная стена? Вместо нее был заброшенный склад, не меньше акра развалин и битого стекла.

Мисс Реджис поглядела на меня, и я почти услышал ее мысли, которые она могла бы высказать вслух.

– Ну, и что вы собираетесь делать дальше? – хотела спросить она.

Я кивнул на склад.

– Суну свой нос туда.

У нее был серьезный, деловитый вид.

– Да, конечно, мы пойдем туда.

– Не вы. Я один.

– Мы оба. В конце концов, – она одарила меня бледной улыбкой, как вздох ангела, – это также и мой сон.

– Я все забываю об этом, – сказал я. – Ну, давайте, пойдем.

Двери были замкнуты, но я нашел болтающуюся доску, оторвал ее, и мы проскользнули в большое, темное помещение: мрак, пыль, паутина и трепетание крыльев летучих мышей... во всяком случае, что-то здесь трепетало. Может, просто мое сердце.

– Здесь ничего нет, – сказала мисс Реджис. – Просто старое, заброшенное здание.

– Поправка. Это место похоже на старое, заброшенное здание. Возможно, это просто оформление витрины. Возможно, если вы сотрете пыль, то обнаружите под ней солнечно-яркие краски.

Она в самом деле провела пальцем по стене. Под пылью не оказалось ничего, кроме пыли.

– Это ничего не доказывает, – бодро сказал я. – В нашем деле ничто ничего не доказывает. Если вы видите сон, то вам может присниться, что это реальность.

– Вы считаете, что спите сейчас?

– Вот это вопрос, не так ли, мисс Реджис? Откуда вы знаете, когда спите, а когда – бодрствуете?

– Сны не походят на явь. Они неопределенные и нечеткие по краям. И они плоские, двумерные.

– Помню, что я как-то раз видел во сне, как шел по карнизу крыши городского колледжа. Я чувствовал сухие листья, хрустящие бод ботинками, напряженные мышцы ног, обонял запах горящих где-то внизу сухих листьев и чувствовал уколы холодного осеннего ветерка. И при этом я думал: «Сны не походят на реальность. Реальность – реальна. В ней есть все: предметы, цвета, звуки, запахи... – Я помолчал для пущего эффекта. – И тут я проснулся.

Она вздрогнула.

– Значит, вы никогда ни в чем не можете быть уверены. Сон во сне во сне. Я вижу во сне вас... или я снюсь вам. Так мы никогда не доберемся до истины.

– Возможно, в этом и кроется смысл. Возможно, мы должны искать такую истину, которая является истиной и во сне, и наяву. Нечто постоянное.

– Что постоянное?

– Верность, – сказал я. – Храбрость. Вас, например. Вы здесь, сейчас, со мной.

– Не глупите, – сказала она, но голос ее прозвучал радостно. – Что станем делать теперь? Вернемся?

– Давайте для начала осмотримся. Кто знает? Может, это игра в жмурки, и мы в десяти сантиметрах от победы.

Я пошел по полу, замусоренному рваной бумагой, остатками картонных коробок, спутанными мотками каких-то проводов. В дальней стене была хрупкая на вид дверь. Она открывалась в темный коридор, не более опрятный, чем большая комната.

– Нам нужно было взять с собой фонарь, – сказала мисс Реджис.

– А еще лучше полицейскую машину, полную полицейских, – сказал я. – Посмотрите-ка... Хотя нет, вам лучше не смотреть.

Но она уже стояла рядом со мной, уставившись на то, на что смотрел я. Это был сенатор, лежащий на спине, и голова у него была разбита, как яйцо. Я почувствовал, как девушка напряглась, затем расслабилась и выдавила из себя дрожащий смешок.

– Напугали вы меня, – сказала она. – Это же только манекен.

Я пригляделся получше и увидел, что краска местами слезла с деревянного лица.

– Он похож... – мисс Реджис встревоженно поглядела на меня. – Он похож на вас, мистер Флорин.

– Не на меня... На сенатора, – сказал я. – Возможно, они пытаются мне что-то сказать.

– Что еще за сенатор?

– Человек, защищать которого меня наняли. Как видите, я отлично справился с этим заданием.

– Он был частью эксперимента?

– Или эксперимент был частью его. Кто знает?

Я переступил через искусственный труп и пошел дальше по коридору. Коридор оказался слишком длинным для не такого уж большого здания. Он тянулся шагов на сто, причем нам не встретилось никаких пересекающихся коридоров, но в конце оказалась дверь, и полоса света из-под нее.

– Вечно еще одна дверь, – сказал я.

Ручка легко подалась. Дверь открылась в комнату, которую я видел прежде. У меня за спиной тихонько воскликнула мисс Реджис. Тусклый лунный свет лился из высоких окон в стенах из дамасской стали, покрытых восточными коврами. Я прошел по мягкому ковру к длинному столу из красного дерева и выдвинул из-под него стул. Стул оказался тяжелым, полированным, именно таким, каким должен быть солидный стул. Взгляд упал на люстру. Почему-то на нее было трудно смотреть. Ряды и гирлянды хрустальных подвесок переплетались и обвивались вокруг основы, образуя бесконечно сложный узор.

Мисс Реджис замерла, напряженно склонив голову.

– Поблизости кто-то есть, – прошептала она. – Я слышу мужские голоса.

Я прошел на цыпочках и приложил ухо к двери в противоположной стене. Тишина. Я тихонько толкнул дверь. Темнота. Я шагнул через порог и протянул назад руку, чтобы подать ей, но рука наткнулась на что-то невидимое и твердое, как очень чистое зеркальное стекло. Мисс Реджис что-то говорила, губы ее шевелились, но ни звука не проникало ко мне через барьер. Я ударил в него плечом, и что-то треснуло, – возможно, плечо, – но я пролетел через окутывающую тьму и вылетел на яркий свет.

Я СТОЯЛ ПОСРЕДИ пустыни, а на скалу шагах в десяти оперся человек-ящерица, одетый во все розовое, и лениво улыбался мне.

– Ну, вот, наконец-то, – сказал он. – Я уж боялся, что вы никогда не пройдете до конца этот лабиринт.

Я глубоко вдохнул горячий, сухой воздух, имеющий слабый запах эвкалипта или чего-то, пахнущего, как эвкалипт, и огляделся. Песок, камешки, скалы, много скал, и все носящие на себе следы времени и старости. И ничего живого вокруг, даже кактусов.

– Приятное местечко, – сказал я. – Но мне не хотелось бы здесь умирать.

– К чему какие-то разговоры о смерти? – сказал Дисс голосом, словно посыпанном пеплом из роз. – Единственная существующая тут опасность угрожает лишь вашему здравому смыслу, – и то мне кажется, что вы прекрасно с ней справляетесь. Фактически, вы проявили неожиданную гибкость. Я был удивлен, действительно, удивлен.

– Какое облегчение, – сказал я. – И что вы теперь сделаете, вклеите золотую звезду в мою послужную книжку?

– Теперь, – оживленно сказал он, – мы можем начать иметь с вами дела. – И он с надеждой сверкнул на меня своими маленькими красными глазками.

– Настала моя очередь спросить у вас, какие дела, – сказал я. – Ладно, спрашиваю: какие дела?

– Во всей Вселенной, где только имеется жизнь, существует лишь один вид дел. Есть что-то, в чем нуждаетесь вы, и что-то, в чем нуждаюсь я. И мы обмениваемся.

– Звучит просто. Так в чем нуждаюсь я?

– Разумеется, в информации.

– А ваш интерес?

Он шевельнулся, сменил позу и махнул сиреневой рукой.

– Вы можете выполнить для меня одну услугу.

– Давайте начнем с информации.

– Конечно... Что первое? Сенатор?

– Он не сенатор. Он агент по имени Барделл.

– Барделл – это Барделл, – заявила сиреневая ящерица. – А сенатор – сенатор.

– Если это образец информации, то не думаю, что стоит продолжать.

– Вы, – сказал человек-ящерица с видом глубокого наслаждения, – жертва заговора.

– Я и сам это знаю.

– Ну, же, Флорин, не отмахивайтесь от того, что я сообщаю вам, – он достал из-под розовой жилетки длинный мундштук, вставил в него коричневую сигарету и сунул мундштук в уголок рта, словно созданного для того, чтобы ловить мух на лету, потом затянулся и выпустил из ноздрей-дырочек бледный дым.

– Не думаю, что теперь вам проще верить, – сказал я. – Если только это действие не должно убедить меня, что вы двигаетесь не в том направлении.

– О, я вовсе не собираюсь ни в чем вас убеждать. Я чувствую, что факты станут говорить сами за себя...

– Где мисс Реджис?

Дисс нахмурился. Даже мундштук в его рту повис.

– Кто?

– Девушка. Хорошая, спокойная маленькая леди, не похожая на остальных игроков. Она пытается помогать мне, даже не знаю, почему.

Дисс покачал головой.

– Нет, – рассудительно сказал он. – Действительно, Флорин, настало время, чтобы вы уже начали отличать реальное от иллюзорного. Не существует никакой вашей леди.

Я шагнул к нему, и он слегка отпрянул.

– Вот это да! – удивленно воскликнул он. – Может, нет необходимости мне указывать, что я не восприимчив ни к каким поспешным силовым действиям с вашей стороны? – Он изобразил мне улыбку.

– Я уж точно не союзник, Флорин, но я не собираюсь навредить вам... И, как я уже сказал, вы можете быть полезны мне. Не лучше ли было бы, если бы мы все обговорили вполне рационально и занялись делами?

– Ладно, – сказал я. – Устал я спорить с вами.

– Ага, умный вы парень. Итак, заговор, благоприятный такой заговор, знаете ли, но все же заговор.

– Последние сообщения с фронта указывают, что он не выходит. Можете этому не поверить, но в настоящий момент я считаю, что веду откровенный разговор с добренькой такой саламандрой.

Дисс открыл рот и издал шипящие звуки, которые, как я предположил, являлись смехом.

– Признаю, это должно сбить вас с толку. Однако, не забывайте применять простой критерий: факты есть факты, как бы они ни выглядели. И если мои слова освещают саму ситуацию, тогда, даже если я и не настоящий, то хуже от этого не становится.

– А еще у меня болит голова, – сказал я. – Вы сказали о существовании заговора, просто чтобы сохранить мой здравый смысл. А как насчет того, чтобы упомянуть, кто эти заговорщики и почему их интересует восстановление моего здравомыслия, если оно вообще у меня было.

– Они – Научный Совет, правительственная группа высокого уровня, где вы были – или есть – Председателем.

– Это вас кто-то обманул, Дисс. Единственные исследования, какие я проводил, это выяснял, кто нажал курок или всадил хлебный нож, в зависимости от обстоятельств.

Он отмахнулся от этого.

– Явная попытка все рационализировать. Ваш собственный здравый смысл должен уже подсказать вам, что настало время расширить сферу вашей самооценки. Неужели я стал бы впустую тратить время, беседуя с обычным частным детективом, со здравым смыслом или лишенным оного?

– Я пас. Продолжайте.

– Ваш последний проект в качестве Председателя был разработкой устройства для исследований сна, аппарат, разработанный для поисков подсознательных символов, а в дальнейшем для их конкретизации и воплощения без бессознательных разумных действий, доступных для исследования. Вы настояли на том, чтобы самому пройти первый тест. Но, к сожалению, из-за усталости и напряжения, вы не справились с переживаниями. Ваш разум избрал новый путь бегства от действительности, и вы сбежали в вымышленный мир, вами самими же изобретенный.

– Я разочарован в себе. А я-то думал, что мог создать что-то более интересное, чем преследования, бегство, выстрелы и все банальные страшилки.

– Правда? – хихикнул Дисс, словно открыл клапан, чтобы немного сбросить излишнее давление. – Познайте себя, Флорин. Вы ученый, теоретик, а не боевик. Вы ухватились за возможность избавиться от ответственности в простом мире грубого закона: убей или умри. Но ваши лояльные прихвостни, вполне естественно, были далеки от подобного поворота событий. Им было необходимо вернуть вас из вашего вымышленного мира. Вы стали личностью, легендарного символа жителя Старой Земли по имени Флорин. Ван Уоук противостоял такому бегству, дав вам задание – точнее, вашему вымышленному персонажу, – следовать определенным маршрутом, а потом стал возводить на вашем пути препятствия, с целью выковырять вас из вашего убежища. Все шло, как было запланировано – до определенного места. Вы приняли вымышленное задание, начали действовать. А потом все вдруг резко спуталось. Неожиданно возникли незапланированные элементы, все осложнив. Ван Уоук попытался все прервать, но не сумел это сделать. Все вышло у него из-под контроля. Он больше не контролировал Машину Грез.

Он сделал паузу, явно ожидая вопроса. И я задал этот вопрос.

– Разумеется, главным стали вы, – сказал он. – Вместо того, чтобы действовать, как пассивный получатель импульсов, подаваемый в ваш мозг, вы перехватили их и соткали из них новую матрицу, более соответствующую вашим потребностям и, в частности, потребности цепляться за избранную вами роль.

– Что вы подразумеваете под «Старой Землей»?

– Вы все еще не вспомнили? – сказал Дисс. – Часть вашего разума старательно заменила ситуацию, которую вы сочли невыносимой, новыми реалиями. Снабжая вас данными из другого источника, я обхожу вашу оборонную линию с фланга. Что же касается Старой Земли – такое имя носит незначительный мелкий мирок, который отдельные люди считают исходным домом Человечества.

– Наверное, предполагается, что я сейчас считаю, будто у Человечества есть лишь один дом?

– О, да, такова была установка, которую вы избрали для себя, так же, как роль Флорина, Стального Человека. Но к настоящему времени вы должны быть готовы принять тезис о том, что такая сцена слишком мала, чтобы вместить вас – и меня. – И он снова изобразил улыбку безгубым ртом.

– Если не упоминать о Грейфелле.

Дисс опять издал шипящий смешок.

– Ван Уоук дошел до отчаяния. Он пытался умиротворить вас, предлагая вам альтернативный путь рационального бегства, приемлемое алиби, за которое можно было ухватиться. Но вы продолжили его гамбит, доведя до абсурда, и тем самым его дискредитировали. Именно в этот момент я почувствовал, что настало время вступить в игру – и чтобы сохранить ваш здравый рассудок, и чтобы предотвратить более обширную трагедию.

– Понятно. Значит, вы – просто самоотверженный человек, альтруист, желающий внести щепотку добра в большой и страшный воображаемый мир.

– Не совсем так, – он стряхнул пепел с сигареты. – Я уже упомянул, что вы тоже можете кое-что для меня сделать.

– Я думаю, вы мне скажете, что именно, независимо от того, стану я вас упрашивать об этом или нет.

– Машина Грез, – сказал он, – является самым оригинальным устройством, боюсь, даже слишком оригинальным. Вас можно поздравить, мой дорогой Флорин, с таким достижением. Но, знаете ли, я не стану вас поздравлять. Машина должна быть выключена.