Текст книги "Год перестройки (ЛП)"

Автор книги: Кейдж Харпер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

К собственному удивлению, Джону не хватало Райана в Лос-Анджелесе. Время от времени ему хотелось, чтобы рядом был кто-то взрослый. Кто-то, кто поймет его самые несмешные шутки или сочувственно возведет очи горе, когда дети окатят откровенным подростковым презрением.

К тому же Райан знал Лос-Анджелес. Его помощь пригодилась бы, когда они заплутали в центре. Может, однажды он захочет навестить брата в Калифорнии, и у них получится объединить поездки.

Джон бросил сумку у двери и пошел в кухню на манящий запах кофе. А вот и Райан – опирается бедром на столешницу у плиты и ждет, когда поджарятся тосты. На нем были свободные пижамные штаны и старая футболка, взъерошенные черные волосы еще не высохли после душа. Он выглядел так по-домашнему. А когда увидел Джона, то расплылся в теплой и радостной улыбке.

– О-о, какие люди.

Джон сделал шаг навстречу и замер. И что он собирался сделать? Пожать руку? Обнять? Да господи, его не было-то всего три дня. Он притворился, что тянется за термосом. В конце концов, ради кофе же и пришел на кухню, разве нет? О, так-то лучше. Он покатал на языке темную жидкость.

– Три дня без годного кофе. У меня уже ломка началась.

– Ты завтракал? Могу поджарить тебе бейгл.

Джон покачал головой.

– Я в аэропорту перекусил какой-то гадостью из автомата. Не думаю, что желудок сейчас готов к нормальной еде.

– Ненавижу ночные рейсы. – Райан сочувственно сморщил нос. – Ну, рассказывай, как все прошло. Стоило ехать?

– Еще как. – Джон покосился на Райана. – Тебе правда интересно?

– Конечно, интересно. – Он, зашипев, подцепил горячий бейгл из тостера, вывалил его на тарелку и полез в холодильник за маслом. – Я твоих детей уже, считай, заочно знаю. И потом, мне же все равно придется с ними жить, если они приедут.

– Да, Синтия пообещала, что в декабре точно. И сказала это в присутствии детей, так что надеюсь, что в этот раз сдержит слово. В общем, придется тебе делить ванную с двумя подростками, если только не хочешь на это время пользоваться моей.

– Ничего страшного. – Райан слизнул остатки масла с большого пальца и положил нож. – Я вырос, деля одну ванную с тремя братьями, так что двух соседей как-нибудь переживу.

Джон удивленно моргнул.

– С тремя братьями? Разве у тебя их не двое? – И, увидев выражение лица Райана, поспешно добавил: – Нет, это не мое дело. Я просто…

Райан медленно покачал головой.

– Нас было четверо. Эндрю, который с семьей живет в Сан-Диего. Брент, сейчас он в Бостоне. Потом я. И Дэвид – самый младший, на год моложе меня. Он погиб десять лет назад.

– Прости.

– Я редко о нем говорю.

– Ты не обязан…

Райан поднял взгляд.

– Да в том-то и дело, понимаешь… Что за херня? Почему я о нем не говорю? Что, типа, раз он умер, то его как будто и не было никогда? На вопросы о семье отвечаю, что у меня два брата. Словно он совсем не важен.

– Может, он слишком важен? – мягко предположил Джон.

– Может, мне просто не хочется что-то объяснять.

Райан оперся на столешницу, зеленые глаза уставились в никуда. У него снова появилась эта складка между бровей. Пальцы собирали висящее рядом полотенце плотной гармошкой.

– Не нужно ничего объяснять. – Джону хотелось вернуть ту солнечную улыбку, которой его встретили. – Ешь свой бейгл, пока он не остыл.

Но Райан не смотрел на него.

– Дэвид всегда собирался стать пожарным. С самого детства, понимаешь? Мне хотелось быть доктором или, может, парамедиком, а он мечтал сражаться с огнем. После школы я поступил на подготовительные медицинские курсы при колледже, а Дэвид в колледж не пошел, а сразу отправился сдавать экзамен в академию пожарной службы в Нью-Йорке. Он поступил, прошел обучение, его приняли в бригаду.

«Десять лет назад в Нью-Йорке?»

– Господи, – выдохнул Джон. – Одиннадцатое сентября?

– Нет, – криво улыбнулся Райан. – Хотя мог бы, многие из его знакомых там были. Но за полгода до этого его невесте предложили небольшую роль в ситкоме. Он переехал за ней в Лос-Анджелес и перевелся в местную пожарную охрану. Одиннадцатого сентября единственной хоть сколько-нибудь хорошей новостью для нас стало, что Дэвида не было там, внутри падающих башен. – Он шумно выдохнул. – Флаги еще висели приспущенными в трауре, когда нам позвонили.

Райан повернулся в сторону панорамного окна, посмотрел на затуманенные очертания деревьев и газона. Вцепившиеся в край столешницы пальцы побелели.

– Тупой домашний пожар. Какой-то идиот курил в кровати. Тот дом был с подвалом, хоть и, блин, в Лос-Анджелесе. Сколько вообще в Калифорнии найдется домов с подвалами? А в этом был, и в подвале жила дочь хозяев, подросток. Пожар начался ночью. Все думали, что она спит у себя, и никто не знал, что именно в тот день девчонка тайком ушла на свидание со своим парнем.

– Райан. – Джон подошел ближе, ему хотелось хоть как-то, чем-то поддержать.

– Дэйви с еще одним парнем спустились за ней в подвал, но, естественно, никого не нашли. Там все держалось на соплях, и перекрытия первого этажа обвалились. Туда, где стоял Дэвид.

Райан ссутулился, опираясь на руки. Джон осторожно протянул ладонь и, едва касаясь, провел по его спине.

– Я тогда учился на последнем курсе подготовительного. У меня весь стол был завален документами для поступления на медицинские факультеты. Только заполнить. Но я чувствовал, что… не знаю… как будто кругом люди работали и умирали, чтобы мы жили в безопасности, а сам я собирался следующие пять лет прятаться в колледже. В пожарной охране Лос-Анджелеса не было вакансий, зато они нашлись в Сан-Диего. И я тогда порвал все бланки на поступление, бросил учебу, прилетел на западное побережье на похороны и так там и остался.

Джон принялся массировать спину Райана чуть сильнее, медленно кружа по твердым, как железо, мышцам, и слушал дальше.

– Я любил работу пожарного. Тяжелую, важную. Парни из бригады стали мне как братья, как новая семья. Потому что от настоящей семьи остались одни обломки. Мама умерла всего тремя месяцами ранее, и это, наверное, даже к лучшему, потому что Дэвид был ее любимым сыночком. Не представляю, как бы она пережила потерю. Папа ходил вообще никакой. У жены Эндрю случился выкидыш, и он мучился из-за нее. Брент уехал из страны и долго работал в Южной Америке. Он говорил, что каждое событие в память об одиннадцатом сентября напоминало ему о Дэвиде, который точно так же умер, но до которого никому не было дела. И Брент не мог этого выносить. – Райан со свистом втянул воздух. – Так что я тушил пожары. И получалось хорошо, между прочим, но мне всегда чего-то не хватало, и когда… когда я больше не мог быть пожарным, то подумал, что надо еще раз попробовать стать доктором. По биологии я все досдал еще раньше, экстерном, просто для галочки. И баллов хватало с избытком, но все равно очень повезло, что получилось поступить хоть куда-то. Так что теперь я снова студент. И никогда не говорю о Дэвиде, потому что мне, сука, больно. До сих пор. Спустя десять лет. – В голосе Райана послышался хрип. – Ты старше меня, Джон, объясни. Вроде как со временем всегда становится легче. Так почему мне до сих пор так больно говорить о нем?

– Я не уверен, – медленно начал Джон. – Может быть, отчасти дело как раз в том, что тебе стало легче. Ты продолжаешь жить и не думаешь о тех, кто ушел. Ты счастлив, у тебя все нормально, а когда что-то напоминает о них, становится хуже. Потому что кажется, будто ты их предал. И только спрашиваешь себя, как ты вообще мог забыть, как мог спокойно жить, когда этого человека уже нет?

Спина Райана под его рукой замерла, и он отвернулся от окна. Их глаза встретились.

– Кого ты потерял, что чувствуешь такое?

Джон мог бы отмахнуться. Он пережил смерть многих. Но только одна оставила после себя подобный след.

– Сына, – тихо ответил он. – Я потерял сына.

– Но…

– Первенца. Синтия выходила за меня замуж уже беременной. На выпускном мы немного выпили, возможно, даже слегка перебрали. У меня это был первый раз и, думаю, что у нее тоже. Мы облажались. Я ее любил, поэтому не расстроился. И у папы тогда еще хватало денег, он нам помогал. Но ребенок родился недоношенным. Он весил почти два килограмма и еще мог оправиться, но потом подхватил пару инфекций и… – В горле встал комок. – Он провел три недели в реанимации, не дожил даже до предполагаемой даты родов. Я подержал его на руках всего один раз, уже после, когда достали из инкубатора… – Он замолк и попытался снова: – Это не то же самое, что у тебя с братом. Я даже не знаю, какого цвета у него были бы волосы, но…

– Ш-ш-ш. – Почему-то теперь уже Райан сжимал руки Джона. – Он все равно был твоим сыном, ты любил его, и он умер. Не нужно сравнивать. Вы дали ему имя?

– Дениэл. – Джон набрал в грудь воздуха. Он сможет. – В этом году ему исполнилось бы восемнадцать. И временами, когда я смотрю на Марка, когда слышу эту проклятую песню Элтона Джона, мне все еще больно.

Так они и замерли, уставившись друг на друга. Зеленые глаза Райана блестели, ресницы слиплись от непролитых слез. Оба тяжело дышали.

Райан нарушил тишину коротким смешком:

– Боже, какие мы с тобой жалкие. И как теперь после такого прийти в себя? Какие там традиционные средства? Поплакать, побегать, подраться, потрахаться?

– Я не хочу с тобой драться, – ответил Джон.

Почему-то сейчас он видел перед собой только эти зеленые глаза. Словно кроме них в мире больше ничего не существовало. А Райан просто смотрел в ответ и не двигался. Джон медленно наклонился и поцеловал его.

Он собирался всего лишь притронуться к губам. Черт, да он даже не собирался, раз уж на то пошло. Джон вообще не думал. Но его рот коснулся рта Райана, и внутри будто все вспыхнуло, по телу прокатился пожар. Они покачнулись, сжимая друг друга в объятиях, и остались только губы, и языки, и теплое живое дыхание. А затем Райан вырвался и в следующий миг стоял уже на другом конце кухни.

Они уставились друг на друга. Грудь Райана ходила ходуном, словно он никак не мог отдышаться. Джон не сдержался, бросил взгляд вниз, и да, телу Райана понравилось то, что только что произошло, не меньше, чем его собственному.

И это пугало до жути.

– Какого хрена?! – возмутился Райан.

– Прости! Господи, прости, пожалуйста. Я правда не собирался, даже не знаю, как такое вообще случилось. Я не гей, клянусь, и никогда…

– Я тоже.

Райан тяжело опустился на стул.

– Я это сделал без всякой задней мысли. – Боже мой, надо срочно как-то все исправить. Его вдруг охватил страх: а если Райан уйдет? Они ведь так хорошо жили, так сблизились, а он взял и все испортил. – Больше я к тебе не прикоснусь, обещаю. Прости, пожалуйста. Не нужно было так делать.

Райан покачал головой.

– Джон. Прекрати. – Он потер лоб. – Я сейчас не могу об этом думать, но виноват тут не только ты. Может, я… слишком с тобой сблизился, не знаю. – Он поднял голову. – В какой-то момент, когда ты… Мне понравилось.

Джон собрал в кулак всю свою храбрость, чтобы произнести всего два слова:

– Мне тоже.

Райан резко встал.

– Мне нужно в душ. И на учебу. Я не могу… потом. Потом поговорим.

– Но ты же… не уйдешь? – Джону нужно было знать. – Я все равно подвезу тебя до кампуса, да?

Райан ответил слабым подобием своей обычной улыбки.

– Дай подумать… Доставка от двери до двери или толкучка в двух автобусах? Да, я все равно поехал бы с тобой. – Он замялся. – Только молча, хорошо?

– Договорились, – пообещал Джон.

И лишь когда тот вышел из кухни и наверху зашумела вода, Джон вспомнил, что волосы у Райана и так были мокрые. Он уже мылся сегодня утром.

Джон прижал пальцы к вискам, чтобы не думать о Райане под струями воды. Чтобы как-то изгнать этого чужака, что поселился у него в голове.

Райан и в хорошие-то дни мало что усваивал из лекций по эмбриологии. Во-первых, они шли сразу после обеда. Профессор выключал верхний свет и показывал нескончаемую череду мало отличающихся друг от друга слайдов. И все под аккомпанемент монотонных пояснений.

Во-вторых, ему просто не очень нравился сам предмет. Конечно, знание процессов развития плода помогало объяснить некоторые родовые дефекты, но какой толк с того, что ты отыщешь конкретную формацию висцеральных дуг у эмбриона цыпленка? Ну да, особо никакого. И одногруппники явно разделяли это мнение, раз временами провалиться в сон Райану не давал только громкий храп парня через ряд от него.

Обычно он откидывался назад, улавливая только основные моменты, чтобы потом хоть как-то сдать экзамен, и уплывал мыслями куда-то далеко. Но сегодня мысли не плыли, а летели, как, мать ее, стрела, – каждый раз аккурат в утренние события и Джона.

С Джоном нужно сесть и… поговорить. Так что стоило, наверное, продумать, что именно он скажет. Потому что Райану не хотелось переезжать. Ему нравился Джон, нравилось жить в его доме. Он как будто снова вернулся в пожарную часть.

Есть, с кем поболтать или вместе поужинать, но ничто не обязывает подстраиваться под этого человека, если нет настроения. Никто не бухтит, если просидишь весь ужин, уткнувшись носом в книжку, и в то же время есть кому пересказать шутку, с кем разделить домашние обязанности; есть тот, кто ценит, что ты делаешь кофе или выносишь мусор.

Если подумать, Райану это все нравилось даже больше, чем жизнь в пожарной части. Там, пожалуй, было многовато тестостерона с адреналином и маловато элементарной вежливости. Когда ты и сам пожарный, парни из бригады становятся ближе, чем братья. Когда нет… ну, они тебе все равно как братья. Как братья, которые могут по приколу выложить номер твоего сотового на сайте знакомств или взять поносить твою последнюю чистую рубашку. С такими нужно постоянно держать ухо востро и не расслабишься.

Но не с Джоном. С ним Райан чувствовал себя как равный. Чувствовал, что они двое взрослых, живущих в одном доме. И хотя Джон был старше и крупнее и фактически являлся хозяином, он никогда не раздавал указаний. Если речь шла о домашних делах, Джон не командовал, а спрашивал, не против ли Райан ими заняться, но чаще просто сам засучивал рукава. Он вообще брал на себя львиную долю работы по дому.

И еще рядом с ним Райан чувствовал себя как-то спокойно. Учитывая, в каких количествах Джон поглощал кофе и «Маунтин Дью», он должен был бы носиться, как бешеный. Но каким-то образом ухитрялся оставаться несуетливым и надежным, несмотря на тонны кофеина в крови. Парадоксальная реакция на стимуляторы, что ли? Казалось, что обопрись на него, и никогда не упадешь.

«Не это ли и развязало тебе язык насчет Дэвида, из-за чего теперь сидишь тут весь в растрепанных чувствах?»

Так что до вечера Райану нужно придумать, что сказать, чтобы не испортить их дружбу.

Потому что он-то точно не гей, да и Джон тоже вряд ли. Если кто-то из них обращал внимание на красивого человека, этим красивым человеком всегда была девушка. Точнее, женщина – никого младше тридцати Джон серьезно не рассматривал. Но на женщин постарше он ведь заглядывался. И мог бы снять любую из них. Пусть он и не модель слегка за двадцать из рекламы нижнего белья, но такие лица, как у него, с годами становятся только лучше. Тонкие мимические морщинки лишь подчеркивали его угловатые черты. В шестьдесят женщины будут к нему слетаться, как мухи на мед. Вдобавок Джон еще и поддерживал себя в отличной форме. Все, что нужно девушке, в одном флаконе.

Так с чего бы Джону запасть на Райана? Может, от него тянет чем-то гейским? Да вряд ли. Конечно, когда он был моложе, к Райану пару раз подкатывали парни, но не всерьез. Такое же случается с каждым, если он не урод, да? Да и сам он ни разу в жизни не обращал внимания на другого мужчину.

Ему хватало фанаток пожарных – девчонок, которые вертелись рядом с частью в надежде закадрить парня в униформе. Райан быстро научился отличать тех, кто всего лишь хотел набить еще одну звезду на фюзеляж, от девушек, мечтающих стать миссис Жена Пожарного. И обходил последних по широкой дуге.

Первые же… Ну, если оба человека понимают, что все ограничится только сексом, то почему бы и не помочь друг другу снять напряжение?

И вообще, ему нравился секс. Он не был на нем повернут, как некоторые из парней, но очень даже любил. Да и его женщины вроде не жаловались. С годами Райан отточил свои постельные навыки и уже совершенно не напоминал застенчивого ботаника, каким ходил в школе. Он вроде бы ни одну девушку не оставил неудовлетворенной, хотя разве тут поручишься на сто процентов? Женщины могли и симулировать: постонала, потряслась – никто и не заподозрит подвоха. С мужиками-то все не так. Если у тебя секс с парнем и ты берешь у него в рот и все такое, он никак не скроет, нравится ему или нет – все ж прямо перед тобой. А, ч-черт!

Райан с силой прикусил язык. Из-за Джона у него на душе теперь полный раздрай. Все, закрыли эту тему. Разговор – вот о чем надо думать.

Да, ну так вот. Усадит он, значит, Джона и скажет: «Джон». А потом… э-э. Ага, так и будет, скорее всего. Сядет он напротив, раскроет рот и скажет «э-э», если не продумать сейчас свои слова. Так, еще раз.

Он скажет: «Джон, ты мне очень нравишься как друг». Потому что это правда. Ему никто из приятелей настолько не нравился, с тех пор как Кори переехал в другой город в пятом классе.

«Джон, извини, что из-за меня у тебя сложилось какое-то ошибочное впечатление. Мне нравится жить с тобой». Нет. «Мне нравится жить в твоем доме, и надеюсь, что мы сможем вернуться к тому, как все было до сегодняшнего утра. Я хочу, чтобы мы остались друзьями. Просто что-то большее меня не интересует, понимаешь?» Нет, лучше без «понимаешь». Он должен говорить твердо и пресечь это все, откуда бы оно ни росло. Так вот.

«Мы как-то расчувствовались утром, и тут никто не виноват, и я хочу остаться друзьями». Да, вот так пойдет. И потом Джон согласится, что из-за этого странного настроения их унесло куда-то не в ту степь, и «давай закажем пиццу», и между ними все наладится. По крайней мере, Райан надеялся.

Лектор продолжал нудеть. Студенты продолжали храпеть. Райан никак не мог отвлечься и постоянно прокручивал в голове разные варианты того, как Джон отреагирует и что ответит.

В некоторых из них он представлял, что Джон снова попытается его поцеловать. И Райан силком заставлял себя не думать о рисовавшейся картине и снова возвращался к тому, с чего начал.

Зайти в дом, сказать: «Джон, я очень рад, что мы друзья, но…»

К тому времени, когда Райан действительно переступил порог дома, он переиграл воображаемый сценарий уже десяток раз. Нет, два десятка. Потому что важно было все сделать правильно. Он не хотел обидеть Джона или заставить его почувствовать себя виноватым. Но это надо пресечь во что бы то ни стало.

Джон сидел на кухне, ковыряясь в какой-то разогретой бурде, и поднял голову, когда вошел Райан.

– Привет, Джон. – Райан сел напротив и вытянул ноющую ногу.

«Ну же, давай».

Но не успел он открыть рот, как тот сказал:

– Я хотел поговорить с тобой про утро. Потому что это было помутнение какое-то. Понятия не имею, как оно все произошло. В том смысле, что я не гей и ты тоже. Не знаю, наверное, мы просто… Когда говоришь о таких тяжелых вещах, невольно хочется к кому-нибудь прижаться, чтобы стало легче. А тогда никого другого не нашлось, только мы с тобой, вот потому и… все случилось. И это я виноват. Но мне хочется вернуться обратно к дружбе. Хорошо?

Райан обескураженно моргнул. «Не дал сказать мою речь».

– Ага. То есть я тоже этого хочу.

– Я правда надеюсь, что ты теперь не задумался о переезде. Ненавижу жить один. В смысле, по сравнению с тем, как мы живем тут вдвоем. Мне нравится делить с тобой этот дом, и не хотелось бы, чтоб ты начал искать себе новое жилье. Меня никогда не привлекали парни, и такого, как сегодня утром, больше не повторится. Надеюсь, я тебя не слишком травмировал.

– Нет, – медленно произнес Райан. – Мне не хочется переезжать.

– Хорошо, – с нажимом сказал Джон. – То есть я к тому, что между нами все хорошо, да?

– Да, все отлично.

Джон резко встал, положил тарелку в раковину, а потом убрал ее в посудомойку.

– Прекрасно. У меня есть кое-какие дела, так что я… пойду их поделаю.

Райану осталось только смотреть на его стремительно удаляющуюся спину. В душе отчего-то поднималось разочарование. Хотя они ведь явно хотели одного и того же. И все вернулось к тому, как было. Что же он тогда так огорчился, что его замечательная речь, в которой он мягко отказал бы Джону, в итоге не пригодилась?

========== Глава седьмая ==========

Райан обнаружил, что теперь по-другому смотрит на всех в кампусе. Войдут два парня вместе в аудиторию, оба со взъерошенными от ветра волосами, и он задумается, нет ли между ними чего-то, кроме дружбы. Он стал ловить себя на том, что разглядывал девушек, задерживаясь взглядом на сиськах и заднице, проверяя уровень своей заинтересованности, словно на каком-то безумном сексометре. И какое облегчение накрывало каждый раз, когда женское тело вызывало у него всплеск гормонов. Но тем не менее весь интерес оставался чисто гипотетическим. Такое «да, меня по-прежнему возбуждают большие титьки», но дальше взглядов дело не шло. Ему не хотелось флиртовать с женщинами. И уж точно не хотелось ввязываться в отношения с кем-то из них.

Да и вообще с этими свиданиями одна морока. Выдумывать темы для поддержания разговора, подстраивать свой распорядок дня под другого человека. Женщины ждали, что их будут общать, одаривать цветами и вниманием. С ними нельзя просто буркнуть, что занят, и при этом не получить в ответ надутые губы и обиженный взгляд. У девушек мягкое тело и они хорошо пахнут, но в них нужно вкладывать время и силы.

Райан обнаружил, что теперь смотрит и на мужчин, чего до сих пор ни разу не случалось. Прежде он никогда специально не отмечал, насколько накачанные у того или иного парня руки или какая упругая задница. И сейчас-то начал, только чтобы удостовериться, что его такие вещи не заводят. Они и не заводили. Тело никак не реагировало на симпатичных молодых парней. Так что он не гей.

Не гей, но все равно то и дело ловил себя на мысли, что вот этот не такой мускулистый, как Джон, или вон тот не двигался так же плавно. Словно постоянно трогаешь языком место, откуда вырвали зуб. Он вроде и знал, что ничего там нет, но все равно проверял свою реакцию, все равно сравнивал Джона с другими парнями. И вспоминал тот поцелуй.

Вот что называется «завелись с пол-оборота». Ему всегда нравилось целоваться. Он не был из тех мужиков, кто трахает тело женщины, как просто кусок плоти. Но вместе с тем Райан еще ни разу так не откликался на первый поцелуй. Будто кто-то залил жидкий жар ему между губ и подчинил себе дыхание, сердце и пах, пока сам он мог думать только: «Еще, еще».

Джон явно уже выбросил из головы воспоминания о случившемся. В первые дни Райан вел себя очень осторожно: не слишком расслаблялся в его присутствии, не поднимал чересчур эмоциональные темы. Пытаясь при этом делать вид, что ничего не изменилось.

Праздничный ужин на День благодарения прошел в странной обстановке. По какому-то негласному уговору они купили все положенное – цыпленка и чем его фаршировать, пирог – и разделили трапезу за маленьким деревянным столом. Но никакой совместной готовки, никакого вина, ничего, что бы заставило их стоять бок о бок на кухне. Ужин прошел в молчаливой обстановке.

Джон выглядел немного подавлено. Он изредка отпускал комментарии, но то и дело уходил мыслями в себя, глядя в одну точку. Райан решил, что он наверняка сравнивает их посиделки с семейными праздниками из своего прошлого. Тогда за столом с ним сидели жена, дети и, может, какие-то родственники. Старые традиции, старые споры – кто знает.

Райан покопался в том, что осталось от цыпленка в поисках последних кусочков мяса, добрался до вилочковой кости, обсосал ее и рассмеялся.

– У тебя хотя бы только двое детей. В моей семье одна косточка на нас четверых всегда выливалась в грандиозные споры. Как-то раз мама даже приготовила две индейки исключительно ради двух костей. Мы потом еще месяц доедали остатки.

Джон вроде вынырнул из своих загадочных размышлений. Он улыбнулся уголком рта и взялся пальцами за один конец кости, Райан схватился за другой. Секунду они просто смотрели друг на друга. В падающих тенях глаза Джона казались серыми и не выдавали ни единой мысли. Он на миг опустил взгляд и вывернул свою часть косточки. Та сразу переломилась, и у Райана осталась большая часть.

Улыбка Джона потеплела.

– Твое. Не говори, что загадал, а то не сбудется.

Райан тупо смотрел на обломок у себя в пальцах. Он умудрился совершенно забыть о желании. А если сейчас загадает, еще считается? А то попросил бы, чтобы все стало как раньше. Попросил бы, чтоб исчез этот его новоявленный интерес к Джону, от которого становилось не по себе. Блин, да он заодно попросил бы и здоровое колено, если уж притворяться, что вилочковая кость наделена такой магической силой.

«Знать бы, чего я хочу».

Две недели спустя он все еще не знал. Потому что скучал по той легкости, с которой они общались, прежде чем… «Прежде чем он меня поцеловал».

Только несправедливо так говорить. Джон, может, и сделал первый шаг, но Райан до сих пор помнил, какими гладкими были рыжие волосы, когда он зарылся в них пальцами, и как прижималось к нему крепкое тело. И как отреагировал он сам. Как целовал Джона в ответ.

И, возможно, предложи ему кто-то переиграть тот момент, сделать все иначе, он бы наверняка согласился. Да только… да только он никогда не чувствовал себя настолько живым, как в эти две недели. Звуки казались громче, свет – ярче. И дело не ограничивалось только парнями и девушками, он вообще теперь больше замечал. Кружево инея на окнах этим утром и расходящиеся фрактальные узоры ледяных завитков. Стук дятла по высохшему дереву ниже по улице, синкопами. Кофе… Господи, кофе превратился в нектар богов.

Словно кто-то подкрутил ручку усилителя на всей его жизни. Запах из пекарни, мимо которой они шли, заставлял думать только о пончиках. Запах формалина резко бил в нос. Он мог опознать девушку, с которой работал в паре на лабораторных, с трех метров по цветочному аромату ее туалетной воды. А надушившихся, как в бой, других одногруппниц и их тяжелый парфюм – даже с еще большего расстояния. Он ловил запах шампуня и чистой кожи Джона в коридоре по вечерам, после того как тот освобождал ванную.

Райан помотал головой и вышел из Брэдфорд-холла на улицу. В морозном воздухе висело обещание скорого снега и еще витала слабая нотка дыма, как след ушедшей осени. Райан провел здесь уже три месяца и как-то ухитрился стать совершенно другим человеком по сравнению с тем собой, который еще совсем недавно сидел на вводной лекции в колледже.

Конец декабря означал меньше уличной работы в кампусе, по крайней мере до выпадения снега. В бригаде Джона осталось всего два постоянных работника.

Посадки были подготовлены к зимовке, самые стойкие однолетники после прошедших заморозков выкопаны и перемолоты на мульчу. Сейчас они занимались установкой нескольких снеговых щитов в местах, где ветер мог намести сугробы. И планировали будущие весенние работы.

Спускаясь под горку, Джон ускорил шаг. Он с довольной улыбкой отметил, что без одышки поднялся по дальнему склону высокого холма. Скоро его тело будет не просто в хорошей, а в великолепной форме. Ну да, так и получается, когда бегаешь от проблем. Хотя по большей части он пытался эти проблемы извести.

Они с Райаном опять вошли в ритм прежней жизни. Райан все так же вставал первым и делал кофе. Джон все так же почти каждое утро подвозил его до кампуса. Они все так же временами заказывали еду на двоих. А на День благодарения даже умудрились состряпать некое подобие праздничного ужина с цыпленком-гриль из супермаркета. Несколько раз Райан уходил заниматься в гостиную, но потом, не говоря ни слова, снова начал раскладывать учебники на кухонном столе. Джон завел привычку специально заглядывать на кухню перед сном, чтобы что-нибудь выпить и перекусить. Райан приветствовал его кивком или улыбкой. Джон зубоскалил над безкофеиновым пойлом для слабаков, которое тот пил после десяти вечера.

Все было так же, как и раньше. Только не так. Какая-то подспудная напряженность никуда не делась. В прошлом он мог бы задеть Райана, если они оба одновременно двигались к холодильнику. Или поддержать его под локоть, если тот случайно переносил вес на больную ногу. Потому что этот идиот отказывался ходить с тростью по дому. А теперь между ними в любых ситуациях аккуратно поддерживалось расстояние минимум в несколько сантиметров. Но несмотря на это, Джон всегда ощущал, где именно стоит или сидит Райан. И понимал, что его хочет.

Он думал о том поцелуе. Черт, да он вообще ни о чем другом не мог думать. В тот вторник перед Днем благодарения, пока Джон обходил кампус, его мысли вращались только вокруг Райана. И он решил не врать себе. Прижаться губами к губам другого мужчины его заставил вовсе не дурной импульс, не случайный порыв от переизбытка чувств. Это желание созревало уже давно и было таким же неотвратимым, как и приход зимы.

Гей там или нет, а на Райана он обратил внимание с самого первого дня. Джон до сих пор помнил в подробностях их первую встречу: цвет глаз Райана, когда тот смятенно моргал и кривился от боли, лежа на ступеньках; какими мягкими были его волосы, когда Джон прочищал ранку самыми кончиками пальцев; мускулы на руке; как Джон подпер бедро Райана своим. И с тех пор его с каждым днем тянуло к нему все сильнее, как сталь к магниту.

К вечеру он довел себя до паники – гадал, убедит ли Райана не переезжать или нет, поэтому заранее продумал свой упреждающий удар. И не успел Райан открыть рот и сказать: «Мне, наверное, лучше снять комнату в другом месте», как Джон перехватил инициативу. Разыграл спектакль про дружбу. Спектакль «не знаю, что случилось, но этого больше не повторится».

И оно сработало. Райан до сих пор был здесь – в его доме, в его жизни. А всего-то пришлось притвориться, что Джону все равно.

Он пытался сделать это реальностью. Несколько раз отправлялся в бар и специально знакомился с женщинами. Окунался в мир мягких длинных волос, округлых форм и сладких духов. И ни разу не заходил дальше, потому что за этим не стояло ничего, кроме праздного интереса. Стоило только вспомнить о Райане, и все мысли переключались на него, а приглянувшаяся женщина вылетала из головы. И хотя Джон был готов в лепешку расшибиться, лишь бы не говорить правды, себя он не обманывал. И перестал сопротивляться.

Он признал, что хочет только Райана, но и решил, что лучше какая-никакая синица в руках. Если Джон не сдаст назад, если перестанет держать себя в руках, не будет Райану просто другом, тот так и не вернется к прежней легкости, с которой они общались раньше.