Текст книги "Наковальня мира"

Автор книги: Кейдж Бейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Шлепохлюп грохнулся навзничь, от его подпаленных усов струился дымок. Мага подкосило мощнейшее из контрзаклинаний, против которого нет никакого средства. Принцип его действия столь прост, что даже крошечные дети инстинктивно усваивают его, а деморализующий эффект столь сокрушителен, что даже зрелые мужчины впадают в полнейшее саморазрушение, яркой иллюстрацией чего и служил сейчас Шлепохлюп. Как ни странно, его наряд практически не пострадал.

– Последний ход был нечестным, – заявил лорд Эйрдвэй. – Разве нет? Вы, кажется, договаривались: никаких огненных заклинаний.

Лорд Эрменвир в ярости развернулся к нему:

– Это он сжульничал, ты, дурья башка! Но если бы он меня убил, это было бы уже совершенно неважно!

– Наоборот, – здраво рассудил лорд Эйрдвэй. – Тогда Смит, как твой секундант, получил бы право оспорить победу Шлепохлюпа перед Черным Советом.

– Да уж, вот бы я обрадовался, так обрадовался! – Лорд Эрменвир задрожал всем телом и покачнулся.

Подобно горной лавине, телохранители тут же метнулись к нему и поддержали, не позволив упасть. Режь осторожно усадил лорда в кресло.

– Хозяин устал, – заботливо пророкотал он. – Хозяин выдохся. Сейчас для подкрепления сил нашему господину лучше всего откушать печени врага, вырванной еще теплой из жалкого поверженного тела. Прикажете достать его печень, мой господин?

– О боги! Нет! – Лорд Эрменвир скривился от отвращения.

– Но это же очень полезно, – ласково уговаривал Режь. – Печень врага обладает магическими свойствами. Вы сразу напитаетесь жизненными силами противника. Его светлость ваш отец, – последовала пауза, во время которой все великаны преклонили колена, – всегда съедает печень тех, у кого хватает дерзости напасть на него. Если же враги были особенно коварны, он вырывает также и их сердца. Ну же, молодой Хозяин, хотя бы попробуйте!

– А знаешь, он прав, – заметил лорд Эйрдвэй. – К тому же стоит подумать и об общественном мнении. Больше никто не станет оспаривать твое право на должность казначея братства. Да и сам я не откажусь от кусочка сердца этого ублюдка.

– А сварить можно? – с надеждой спросил лорд Эрменвир.

– Нет! – хором ответили телохранители вместе с лордом Эйрдвэем.

– Это практически сведет на нет ее магические свойства, – пояснил Режь.

– Ладно, девять кругов ада, прекрасно обойдусь приправами, – решил лорд Эрменвир. – Смит, раздобудь мне перец, соль и лимон.

– Слушаюсь, – кивнул Смит и испарился. Кажется, дуэль магов не привлекла постороннего внимания, хотя, когда Смит выбегал из кухни с приправами, которые заказал лорд Эрменвир, Горн бросил на хозяина гостиницы подозрительный взгляд. В ответ Смит только закатил глаза и поспешил наверх.

Когда он вернулся в номер, тело Шлепохлюпа было распростерто на мраморном столе, а лорд Эрменвир пытался расстегнуть на нем жилет и рубашку.

– Рановато окоченел, – жаловался победитель. – Может быть, побочное действие заклинания? А, Смит, положи это куда-нибудь. Вот зараза, пуговицы оплавились!

– Ну так оторви их, – посоветовал лорд Эйрдвэй.

– Терзайте поверженного врага! – наставлял Режь. – Впивайтесь мощными зубами в его плоть, в его дымящуюся печень! Вырвите ее с силою и поглотите, пусть душа супостата воет и ломает руки! Пусть его кровь ручьем стекает по вашей бороде!

– По правде говоря, к этому я, кажется, не готов, – обливаясь потом, прошептал лорд Эрменвир. Он разрезал одежду, молниеносным взмахом ножа вскрыл труп и уставился на обсуждаемую печень. – О боги, какая мерзость!

– Кромсать Меднореза вы не отказывались, – напомнил Смит.

– Аутопсия – это одно, а есть людей – совсем другое, – отозвался лорд Эрменвир, осторожно вырезая печень. – Ой, зар-раза! Теперь пятно на рубашке никогда не отстирается. Смит, дай-ка мне вон ту тарелку!

Смит, решив, что ему все равно никогда не понять демона, повиновался. Лорд Эрменвир положил печень Шлепохлюпа на тарелку и, старательно отворачиваясь, принялся нарезать ее ломтиками.

– Ну и вонь… Смит, а соковыжималку вместе с лимоном ты случайно не захватил? Ох, меня от всего этого сейчас наизнанку вывернет…

– Что ты делаешь?! – возмутился лорд Эйрдвэй.

– Печень под соусом, а если нельзя, то я вообще не стану есть эту дрянь, – зарычал в ответ брат. – И немедленно прекратите делать оскорбленные лица. Смит, шел бы ты отсюда, а то сейчас в обморок хлопнешься.

Смит с благодарностью удалился. Он спустился в бар, где в одной из кабинок дремали Старый Смит и Молодой Смит, разбудил их и отправил в постель. Потом налил себе выпить и сидел один в темноте, потягивая вино и перебирая в памяти события двух последних дней.

Заслышав, что вернулись госпожа Смит с Тигелем и Винтом, Смит вышел в холл.

– Ну как все прошло? – поинтересовался он.

Тигель и Винт, слегка пошатываясь, подняли сжатые кулаки и издали победный клич. Госпожа Смит показала золотую медаль.

– Победа, – спокойно сказала она и, внимательно посмотрев Смиту в глаза, повернулась к носильщикам: – Мальчики, думаю, вам пора спать.

– Да, госпожа, – просипел Винт, и они поковыляли прочь.

– Пойдем, поговорим на кухне, – предложила повариха, направляясь вглубь коридора, Смит со стаканом в руке последовал за ней.

В кухне госпожа Смит сняла медаль и повесила ее над плитой. Она помедлила несколько секунд, затем придвинула себе кресло и, перекинув через локоть шлейф, уселась поудобнее. Повариха неторопливо извлекла свою трубочку и набила ее янтарным листом.

– Будь любезен, огоньку, – попросила она. Смит щипцами достал из очага уголек и протянул ей. Госпожа Смит раскурила трубочку и откинулась на спинку кресла.

– Ну? – подняла она бровь.

– Скажите, как можно раздобыть печень рыбы-пухлянки?

– Проще простого, – ответила госпожа Смит. – Выбираешь момент, когда рыбаки разбирают улов, а скупщики еще не появились. Выходишь на побережье, присматриваешь себе рыбака и спрашиваешь, нет ли у него хорошей живой пухлянки. При этом стоит, конечно, слегка прикинуться полоумной старухой. Очень внимательно слушаешь, когда рыбак втолковывает тебе, как чистить пухлянку, и горячо благодаришь, что он предупредил тебя о том, какая гадкая печенка у этой рыбы. И несешь себе пухлянку домой в ведре. А потом, – спокойно продолжала она, – если придет к тебе в ресторан один гад ползучий и закажет обед, а ты знаешь, что в свое время он сломал жизнь паре-тройке невинных людей и даже довел кое-кого до самоубийства… или, к примеру, ты знаком с девушкой, которая все глаза себе выплакала, потому что этот негодяй убедил ее, будто бедняжке грозит смертный приговор, если она с ним не переспит, а малышка как раз влюбилась в другого… к тому же злодей хотел заставить ее донести на некоторых людей… Ну, в общем, Смит, тогда вполне может статься, что в закуску, которую он закажет, случайно попадет что-нибудь ужасное. И прошу отметить, я ни в чем не призналась, – добавила она. – И абсолютно ни о чем не жалею.

Смит некоторое время сидел молча, поворачивая стакан в ладонях и глядя, как тает лед.

– Донести на некоторых людей, – эхом повторил он. – То есть Меднорез не был уверен насчет вас, но если бы он как следует запугал Горицвет, то сумел бы до вас добраться. Под угрозой ресторан, репутация. Для шантажа лучше и не придумаешь. Вы прокрались к Меднорезу в номер и сожгли большую часть записей, но тут кто-то, вероятно Горицвет, спугнул вас. Потом вы были заняты, накрывая на столы и успокаивая нашу малышку, поэтому вам так и не удалось вернуться, чтобы уничтожить оставшиеся бумаги до того, как Винт обнаружил труп.

Госпожа Смит выпустила струйку дыма и безмолвно смотрела на него.

– Расскажите, как вы оказались замешаны в скандале Железочаров, – попросил наконец Смит.

Госпожа Смит вздохнула.

– Когда-то, – заговорила она, – я работала на транспортную компанию «Золотая цепь». Мы везли пассажиров в Каркатин. Это были Осиянный и его последователи. Их только что изгнали из нашего города, вот они и отправились в другой. Но Осиянный уже начал поговаривать о том, чтобы основать город, где представители всех рас могли бы жить в мире и согласии. И когда мы добрались до Каркатина, я ушла с ними.

– Осиянный обратил вас в свою веру? – спросил Смит.

Госпожа Смит помотала головой, устремив взгляд куда-то вдаль, и пожала плечами.

– Тогда я была просто сумасбродной девчонкой, – сказала она. – Я не верила, что расы могут жить в мире и согласии, и не верила, что человек в одиночку способен изменить мир. Но Осиянный позвал меня за собой, и… если бы он попросил меня броситься с высокой башни, я бы сделала даже это. Ты никогда не слышал его, Смит, а то бы понял. У него был удивительный дар позволять людям чувствовать себя чистыми независимо от того, что они вытворяют в постели. Он носил с собой невинность, словно плащ, который можно накинуть на плечи кому угодно. С ним у меня было такое ощущение, будто мне прощено все дурное, что я успела натворить… Любовь превратилась в священнодействие и значила гораздо больше, чем мимолетное удовольствие от тисканья в потемках. Нас было человек тридцать – разных рас. Несколько юношей и девушек из знатных семейств детей солнца, я, пара бродяг, полукровки, одна слепая девушка и еще молодой человек, которому с нами было совершенно не в радость, но он приходился Осиянному каким-то родственником и следовал за ним из чувства долга. Его звали Рамак. Зеленюки все были великолепные ребята, не то что местные лавочники. Необузданные дикари. Поэты. Музыканты. Безумная была жизнь. Яркая, бесшабашная, головокружительная. Мы вытворяли такое, что ты даже представить себе не можешь. Голодали, гуляли под дождем, плясали, нарядившись в лохмотья, и собирали цветы на обочинах больших дорог. Это был настоящий Фестиваль, Смит! Но в отличие от теперешнего в нем была душа. Осиянный дал мне в пару одного йендри и благословил наш союз во имя межрасовой гармонии. Тогда мне казалось, что я достаточно люблю Хладдерина, – зеленюки очень даже ничего в постели, а мой к тому же был сногсшибательно красив. Но Осиянного я любила сильнее. Когда к нам примкнул Могарон Железочар, он предложил всем поселиться во владениях его семейства. И вот мы отправились туда, распевая и отплясывая. Я родила Хладдерину ребенка… Что тут скажешь? Прелестный малыш. Я никогда не была одержима материнством, но отец просто души в нем не чаял. В день, когда появились Железочары со своим воинством, сыночку было полгода.

– Если вам больно, можете не рассказывать об этом, – вставил Смит.

– И не буду. До сих пор не могу… Во время битвы граната разнесла стену сада, и я тут же кинулась в пролом, как безумная, и многие другие тоже. На бегу я обернулась и увидела, как падает Хладдерин, а в горле у него торчит одна из тех проклятых длинных черных стрел. За ним бежал Рамак и тащил на руках слепую девушку, Хайсу. Она была любимицей Осиянного, потому что он считал ее провидицей. У Хайсы как раз начались схватки. Надо же было ее ребенку выбрать именно этот час для своего злосчастного рождения! Рамак, Хайса и я сумели выбраться живыми. Нам удалось отползти подальше от побоища, и к вечеру мы были в безопасности. Что стало с остальными, я не знаю. В ту ночь Хайса родила девочку.

– Горицвет? – спросил Смит. Госпожа Смиг кивнула:

– Дней десять мы прятались в лесу, ревели в три ручья и ломали голову над тем, что делать дальше.

После стольких месяцев безумной праздной жизни было очень трудно привести мысли в порядок. В конце концов Рамак решил, что лучше всего сдаться на милость властям. Мы же не знали, как погиб Могарон, и какую клятву принес его отец, а поскольку Рамак никогда особенно не верил в учение Осиянного, отречься ему было проще простого. В конце концов они с Хайсой пошли в Каркатин и сдались. Чем это закончилось, ты знаешь. Только девочка чудом осталась в живых.

– А почему вы не пошли с ними?

– Не хотела отрекаться, – ответила госпожа Смит. – К тому же я должна была подумать о своем малыше. Но какая жизнь ждала ребенка рядом со мной с его-то цветом кожи? Я была наслышана о Зеленой Ведьме – так мы называли Святую Матушку нашего мерзкого маленького лорда. Хладдерин говорил, что она берет сироток на воспитание. Я отправилась в Зеленландию, поднялась на Черную Гору и подошла к жутким черным воротам. На меня принялись коситься стражники-демоны в латах, но тут в белых одеждах, прямо-таки излучая святость, вышел ученик Зеленой Ведьмы, взял у меня ребенка и пообещал, что позаботится о нем. Вот и все. Я спустилась с горы и нашла для себя убежище в Кемельдионском аббатстве. Когда все немного поутихло, я назвалась госпожой Смит и нанялась стряпать при караванах твоего кузена. Работа была знакомая, а постоянные переезды с места на место при известных обстоятельствах были мне только на руку. Я сумела выяснить, как каркатинские власти поступили с крошкой Горицвет, – очень трогательно, что они дали ей такое имечко, правда? Когда у твоего кузена уволилась сигнальщица и потребовалась новая, я посоветовала ему поискать в городе Пылающей Горы. По чистой случайности он выбрал именно Горицвет. С тех пор я за ней присматриваю в память о ее отце.

Тишину заснувшего дома нарушил звук приближающихся шагов. Дверь приоткрылась, и в кухню заглянул лорд Эрменвир. Он был необычайно бледен.

– Где бы раздобыть что-нибудь от несварения? – спросил он. – Ах, извините, кажется, я помешал серьезному разговору.

– Очень серьезному, – кивнул Смит.

– Я так и думал, что рано или поздно у вас дойдет дело до подобной беседы. – Лорд придвинул табуретку и сел за стол. – Могу ли я со всем почтением предположить, что никто не станет принимать опрометчивых решений? Даже если по какому-нибудь глупому стечению обстоятельств кому-то пришлось, ну, не знаю, совершить убийство, например. Я уверен, что в любом случае это было абсолютно оправданно… Вы себе и представить не можете, какие отвратительные инциденты случалось замалчивать моему семейству.

– Очень даже могу, – пожала плечами госпожа Смит.

Она поднялась, взяла бутылку послеобеденной горькой настойки и, добавив немного в стакан с минеральной водой, протянула «коктейль» лорду Эрменвиру. Затем снова тяжело опустилась в кресло.

– Пью за ваше несравненное здравомыслие! – провозгласил лорд Эрменвир, поднимая стакан, и залпом осушил его. – Ах, честно говоря, я обожаю вас обоих и ни за что не позволю каким-то там истине и справедливости одержать верх. Предлагаю затолкать тело ненавистного Меднореза куда-нибудь под ковер… Снова послышались шаги, и распахнулась дверь.

На пороге рука об руку стояли Горицвет и Ивострел.

Они тоже были очень бледны. И перепуганы до смерти.

– Мы… – пискнула Горицвет.

– То есть мы… – прохрипел Ивострел.

Они замолчали, тревожно оглядывая собравшихся за столом. Лорд Эрменвир разинул рот, не в силах вымолвить ни слова. Но в конце концов справился с изумлением и заверещал:

– Ты? Прах побери, Ивострел, я тоже хочу кусочек! Горицвет, любовь моя, не думай, что на нем свет клином сошелся, попробуй хоть разок сыграть в тычинки-пестики со мной!

– Нет, – отрезала Горицвет, и Ивострел обнял ее за плечи. – Я его люблю. Я… я не знаю, как это получилось. Получилось – и все!

– Я не знаю, как это получилось, – эхом повторил Ивострел. – Получилось – и все. Как молния, сорвавшаяся с небес.

– Как огромный корабль появившийся из тумана! – добавила Горицвет.

– Мы ничего не могли поделать, – взволнованно объяснял Ивострел. – У меня долг… обеты… и я всегда думал, что в моей жизни не будет иной любви, кроме любви священной, и вот…

– А я вообще не хотела никого любить! – всхлипнула Горицвет. – И вдруг все так перевернулось!

Госпожа Смит покачала головой.

– И вы оба кажетесь такими несчастными, – мягко проговорил лорд Эрменвир. – Детки, не стоит расстраиваться из-за пустяков! Не забывайте, что сейчас Фестиваль! Это всего лишь минутное помешательство, иллюзия, мечта! Завтра тихо-спокойно разбежитесь без всяких сожалений! А не завтра – так послезавтра, через неделю… Поверьте мне, милые вы мои, пройдет!

– Нет. – Голос Ивострела дрогнул. – Это никогда не пройдет. Я не стану кощунствовать перед ликом Любви. – Доктор повернулся к госпоже Смит: – Я видел сон, моя госпожа. Будто я младенец, спрятанный в кустах. Рядом со мной лежало другое дитя – крошечное и одинокое. Я знал, что она сирота, что она несчастна, и мечтал обнять и защитить ее. Проснувшись, я отправился к Милосердной и спросил у Нее, что значит мой сон. И Она ответила, что мне надлежит вернуться к истокам своей жизни. – Он неловко шагнул к госпоже Смит, держа Горицвет за руку, и опустился на колени. – Госпожа, я хочу взять Тибу в жены. Благословите нас.

Он протянул руку и коснулся ее лица. Госпожа Смит вздрогнула. По щеке ее покатилась слеза.

– Ну вот, вы это сделали, – хрипло пробормотала она. – И попались. – Она поднялась с кресла и взяла Ивострела за руку.

– Жениться?! – завопил лорд Эрменвир. – Вы что, с ума сошли? Взгляните, что вы за парочка! Вы хоть подумали, как будете жить в этом мире? Уж я-то достаточно могу порассказать про смешанные браки! Вы и представить себе не можете, каково это – быть сыном моих мамочки и папочки!

Ивострел пропустил мимо ушей эту страстную тираду.

– Я никогда не потревожил бы вас, – сказал он госпоже Смит. – Но ходили слухи, что некий человек, словно шакал, охотится на последователей Осиянного. И я понял, что он станет разыскивать мою мать. Милосердная попросила меня отправиться в этот город вместе с Ее сыном. Я собирался предупредить вас. Но потом того человека убили, а я увидел Тибу и почувствовал, что знал ее всю жизнь.

– Это не настоящее имя, – проговорила госпожа Смит. – На самом деле ее зовут Калья.

– Правда?! – заверещала Горицвет. – Здорово! Имя Тиба мне никогда не нравилось!

– Но называться настоящим именем для тебя опасно, детка, – печально отозвалась госпожа Смит. – Даже после стольких лет. Да и как вы собираете жить? – Повариха в отчаянии переводила взгляд Горицвет на Ивострела. – Откроете лавку в зеленом квартале? Думаете, вам там будут рады?

– Зачем? – удивилась Горицвет. – Я по-прежнему буду здесь посыльной. А он… – Она с умоляющим видом обернулась к Смиту: – Послушайте, а что если у нас при гостинице будет свой врач? Мой приятель Рудолом из «Бриза» говорит, что в шикарных заведениях принято держать собственного врача, как в водолечебнице. А богатые любят ходить к… к докторам-йендри, потому что там всякая экзотика, мистическая мудрость и вообще! Пусть учит их медитации. Или еще чему-нибудь. Ну пожалуйста!

– Можно попробовать, – согласился Смит.

– Безумие, – проворчал лорд Эрменвир. – Чистой воды безумие.

– Вовсе нет! – набросилась на него Горицвет. – Если мы будем вместе, нам ничего больше не надо!

– Вы не ведаете, что творите, – печально произнесла госпожа Смит. – Оба. Вы себе не представляете, как это будет трудно. Но теперь уже ничего не поделаешь. Ладно, благословляю. И желаю удачи. Она вам понадобится…

– А почему никто не попросил моего благословения?! – возмутился лорд Эрменвир. – Или хотя бы разрешения!

Ивострел поднялся с колен и посмотрел на него:

– Мой господин, ваша Матушка…

– Знаю-знаю. Это ее работа. Посылая тебя сюда, а прекрасно понимала, чем все это закончится, – устало отмахнулся лорд Эрменвир. – Вечно вмешивается в чужие жизни, насаждает любовь, радость и духовность. Меня, как всегда, забыли предупредить и действительно, с чего бы ей думать обо мне? Я же всего лишь маленький, жалкий Эрменвир, единственное живое существо во всем Салеше, которое за весь Фестиваль ни разу не предавалось любовным утехам!

– Но это не совсем правда… – робко возразил Смит.

– Не стоит меня утешать! Ладно, Ивострел, я официально освобождаю тебя от служения моей особе. Ступай исцелять и ублажать невежд, которые, едва взглянув, забросают тебя камнями… Тебе придется зарегистрироваться в качестве постоянного жителя Салеша и принести городским властям клятву не отравлять колодцы и не совращать чужих жен. А как только возникнет опасность межрасового конфликта, ты со всех ног прибежишь обратно на Гору, если, конечно, бегаешь достаточно быстро.

– Любому, кто захочет его обидеть, придется сначала убить меня!! ! – воскликнула Горицвет, крепко обнимая Ивострела.

– Ясно, – убитым голосом отозвался лорд Эрменвир. – В таком случае, похоже, у меня нет ни малейшей надежды по-быстрому перепихнуться с тобой до свадьбы? Ну, сама знаешь, право первой ночи, да и тебе перед тем, как покупать товар, стоит как следует осмотреться!

– Размечтались! – фыркнула Горицвет.

– Что ж, ты никогда не узнаешь, что потеряла, – пробурчал лорд Эрменвир. – Ладно, ступайте в постельку. Меня уже тошнит от этой вашей верности.

– Мой господин… – Ивострел низко поклонился. Затем повернулся к госпоже Смит и поцеловал ей руку: – Госпожа…

– Идите, – отозвалась она.

Доктор снова схватил Горицвет за руку, и они убежали. Радостное щебетание девушки постепенно стихало вдали:

– …кровать, конечно, узкая, но это ничего, можно совсем ее вынести и спать на полу!

– Смит, что с ними станется? – убивалась госпожа Смит. – Редиске и той боги дали мозгов больше, чем этому ребенку!

– Ну, мы же будем за ними присматривать, – попытался успокоить ее Смит. – К тому же Горицвет гораздо смышленее, чем вы думаете.

– Вся в папочку – тот еще был кретин! – всхлипнула госпожа Смит.

За этим высказыванием последовала долгая пауза, во время которой из коридора снова донесся звук приближающихся шагов. Несколько нетвердых.

Дверь приоткрылась, и в кухню заглянул ухмыляющийся лорд Эйрдвэй. Его кружевное жабо было испачкано запекшейся кровью.

– Должен сказать, ты пропускаешь отличную пирушку, – сообщил он брату. – А знаешь, у тебя в ванной был еще один труп!

Смит со стоном схватился за голову.

– Эйрдвэй, это был очень нужный труп! – вскочил лорд Эрменвир.

– У-уй… – Лорд Эйрдвэй перевел взгляд на Смита и госпожу Смит: – Извините.

– Не беспокойтесь, – сказал лорд Эрменвир, – ради вас он все уладит. Правда, Тысячеликий-придурковатый?

– Заткнулся бы ты, – поморщился его брат и, взглянув на Смита, спросил: – А что я могу сделать?

После Фестиваля в Салеше тихо-тихо.

Смеющаяся Юность больше не смеется и шаркает прочь, жалея, что у нее слишком яркие золотистые сандалии. Что делает Старость – лучше не спрашивать: очень уж страшно.

Поперек, представитель городской власти, провел большую часть последних двух дней в темной кабинке клуба «Черный занавес» и потому, топая по Главной улице в сторону гостиницы «Панорама», щурился от мучительно яркого солнечного света. На его форме остались те же складочки и морщинки, которые были на ней до того, как Поперек, простившись со Смитом, скинул одежду. Голова невыносимо гудела, и больше всего на свете хотелось оказаться дома, в постели, но представителя городской власти подстегивали соображения долга и сознание того, что трупы не могут храниться вечно, и чем хуже их состояние к моменту официальной регистрации смерти, тем больше возникает вопросов.

Так что, добравшись до парадного входа «Панорамы», Поперек уже прикидывал, каково в обхвате тело Меднореза относительно той славной водосточной трубы и сколько можно состричь со Смита за разрешение спустить труп через трубу и забыть о нем навсегда.

Когда глаза Поперека привыкли к приятному полумраку холла, он разглядел Смита – тот сидел за стойкой регистрации, потягивая чаек из кружки. Вид у Смита был усталый, но чувствовал он себя, несомненно, гораздо лучше, чем представитель городской власти.

– Доброе утро, господин Поперек, – приветствовал его Смит оскорбительно безмятежным тоном.

– Доброе утро, Смит, – отозвался Поперек. – Давайте-ка сразу перейдем к делу. Что вам удалось выяснить?

– Полнейшая, знаете ли, неожиданность… – начал Смит, и тут в холле появился Шарплин Меднорез.

– А, вы, наверное, представитель городской власти, – догадался он. – Здравствуйте. Мне неловко, что я учинил такой переполох. Сам виноват – не предупредил, что у меня бывают приступы кататонии. Отчего – не знаю, но вот на тебе: сижу в роскошном номере, любуюсь закатом, и вдруг – бац! Очнулся в бадье со льдом в кладовке этого доброго человека. Очень нехорошо получилось.

Поперек заморгал:

– Приступ кататонии?

– Угу. – Меднорез прислонился к стойке и, сцепив руки, принялся вращать большими пальцами. Он поднял на Поперека пустой, словно у попугая, взгляд. – Трах-бабах – и нет меня.

– Но… – Поперек оставался представителем власти даже в затруднительном положении. – Но в таком случае почему вы оставили записку?

– Записку? Какую записку?

– Записку, которую вы написали как раз перед приступом, – бросился ему на помощь Смит. – Вы же помните, что сидели за письменным столом? В записке было что-то вроде «Меня убили, отомстите».

– Ах это! – воскликнул Меднорез. – Так я же писатель, и как раз за едой меня осенила блестящая мысль, вот я и решил записать ее, не откладывая. Вы все перепутали. В записке было имя одного моего друга. Биля Отомстита.

– Из Дома Отомститов в городе Пылающей Горы? – нашелся Смит.

– Вот-вот! Они, знаете ли, не очень знамениты, ведут замкнутый образ жизни. Я и подумал: должно быть, им есть что скрывать. – Меднорез подмигнул, войдя в роль. – И решил навестить старину Биля, чтобы порыться в грязном белье, ха-ха!

Поперек, так и не оправившись от потрясения, изумленно уставился на него.

– Думаю, вам не помешает немного выпить, господин Поперек, – посоветовал Смит, отставляя в сторону свою кружку с чаем и выбираясь из-за стойки. – В баре очень приятно – прохлада и полумрак.

«А пропади все пропадом!» – подумал Поперек.

– Пожалуй, – согласился он и вслед за Смитом направился в бар. Однако, сделав несколько шагов, бросил Меднорезу: – Знаете, милейший господин, может быть, вам стоит потратиться на специальную татуировку с медицинским предостережением – такие иногда делают. А то в следующий раз как бы вам раньше срока не угодить на погребальный костер!

– Думаю, что так и поступлю, – отозвался Меднорез, тоже направляясь в сторону бара. – Прекрасная идея! Вы же сами понимаете: на мою жизнь постоянно покушаются, поскольку у многих есть причины меня ненавидеть, так что легко можно ошибиться и решить, будто…

– Эй, Меднорез! – откуда-то, подкручивая усики, вынырнул крошечный угрюмый человечек. – Мы же договаривались о встрече. Я намеревался сообщить вам уйму феерически пикантных подробностей о жизни моего покойного папеньки. Помните?

– Ох, и правда! – воскликнул Меднорез, а человечек схватил его за локоть и потащил прочь из бара. – Какой же я забывчивый! Но, знаете ли, после приступа кататонии остается этакая несобранность… Приятно было познакомиться, господин Поперек!

– Ну вот, ты получил положительное заключение санитарно-технической инспекции, а Тысячеликий преспокойно едет домой, – удовлетворенно заключил лорд Эрменвир, выдыхая зеленый дым.

Он сидел за лучшим столиком на террасе в компании Смита и госпожи Смит, любуясь тем, как на сумеречном небе загораются первые звездочки. Тигель и Винт, ходячее воплощение земного, сновали между столиками, зажигая светильники и включая масляные обогреватели.

– А я думал, что ему нельзя появляться дома до тех пор, пока он не соберет денег, чтобы расплатиться с вашим батюшкой, – заметил Смит, поспешно отклоняясь в сторону, когда телохранители лорда Эрменвира стали благоговейно опускаться на колени.

Лорд Эрменвир хихикнул:

– Он, конечно, уже собирался вступить в подростковую банду «Наша улица», да только выяснилось, что нужды в этом нет. Наш неоплаканный покойник, господин Меднорез, оказывается, носил при себе записную книжку с некоторыми сведениями частного характера. У него в Первом банке Пылающей Горы деньжат больше, чем у диктатора Фрескина! Эйрдвэй страшно нравится сидеть в шкуре прославленного сплетника, и он намеревается еще немного поиграть в Меднореза.

– А это не опасно? – спросила госпожа Смит. – Учитывая то, сколько у господина Меднореза врагов…

– Может, и да, – ответил лорд Эрменвир. – Если у моего братца есть хоть капля здравого смысла, он как можно скорее, пока никто не догадался, что он не настоящий Меднорез, запустит лапы в банк, расплатится с папочкой, а остальное пустит по ветру. Так я ему советовал. Послушается ли он? Или через полгода я наткнусь на него в какой-нибудь забегаловке, где, размалеванный и оборванный, бедняга будет тщетно пытаться привлечь внимание потенциальных клиентов… Можно только надеяться на лучшее. – Он снова выпустил облачко дыма и блаженно уставился на него, словно узрев картины грядущего падения брата.

– В детстве вы, должно быть, были сущим кошмаром, – покачала головой повариха.

– Не то слово, дорогая госпожа Смит.

– Послушайте, мой господин, а его светлость ваш брат вымыл ванную перед отъездом? – осторожно поинтересовался Смит.

– Конечно нет, – отозвался лорд Эрменвир. – Он никогда в жизни за собой не убирал. Это все для законопослушных козявок вроде меня, по крайней мере так мне было сказано, когда я попросил его пройтись губкой хотя бы по краю ванны. Выслушав оскорбления, я лишь улыбнулся и предложил ознакомиться с содержимым дорожной аптечки господина Меднореза. Эйрдвэй был просто в восторге, потому что решил, будто там полным-полно расслабляющих и возбуждающих средств. Ну а поскольку читать этикетки тоже удел законопослушных козявок, ему пришлось экспериментальным путем выяснить, что господин Меднорез страдал хроническими запорами…

– И теперь ванная…

– Не волнуйся, мои ребята отдраили стены будь здоров. Теперь определить, что там происходило нечто нелицеприятное, сумеет только медиум! – заверил его лорд Эрменвир.

– А…

– Мы разделались с этим вчера вечером. Сгребли Все… э… клочки и ошметки и под покровом ночи спустили в твою знаменитую трубу. А сверху добавили добрый бочонок «Пенящегося чуда Медночиста». Фьють! – Лорд Эрменвир проиллюстрировал свои слова, выпустив струйку дыма. – Ни следа не осталось, разве что парочка возмущенных духов, ну, им я указал кратчайшую дорогу в рай, присовокупив глубочайшие извинения и купон на два бесплатных сеанса эротического массажа. Кстати, Смит, давно хотел спросить: а куда выходит эта труба?

– Не на пляж, не волнуйтесь, – успокоил его Смит. – Прямиком в море.

– Так вы сливаете отбросы и каустические химикалии в море?! – нахмурился лорд Эрменвир.

– Как все, – растерялся Смит.

– Но ведь… ведь горожане там купаются! Они ловят там рыбу!

– Море же большое, – пожал плечами Смит. – Вся дрянь, наверное, тонет. Никто не жаловался.

– Вы же все медленно травитесь и сами этого не замечаете! – в панике воскликнул лорд Эрменвир. – Девять кругов ада! Я ел здесь устричный бульон!! !

– Он очень питательный, – заверила его госпожа Смит.