Текст книги "Театр теней"

Автор книги: Кевин Гилфойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

12

Прошло полтора года, и детектив (он продолжал звонить им два раза в неделю) сказал, что Дэвис может забрать вещи Анны Кэт.

– Это не значит, что мы сдаемся, – пояснил он. – Все вещественные доказательства мы уже сфотографировали и формулу ДНК отсканировали. Вы нам позвоните заранее, и мы все приготовим.

«Прямо как в пиццерии», – подумал Дэвис.

– Я не хочу их видеть, – сказала Джеки.

– И не надо, – отозвался он.

– Ты сожжешь одежду?

Он пообещал.

– Они найдут его когда-нибудь, а, Дэйв?

Он покачал головой, пожал плечами и снова покачал головой.

Дэвис представлял себе большую комнату с рядами полок, на которых стоят коробки, а в коробках волокна от ковров, фотографии, образцы почерка и записанные на пленку признания – улики, которых хватило бы, чтобы половину Северного берега, огромный пригородный район Бостона, осудить не за одно, так за другое. Он думал, что надо будет подойти к окошку, а за ним будет сидеть маленький, толстенький, седой полицейский, который сунет ему под нос дощечку с зажимом и рявкнет: «Распифывайтесь фдесь! Напротиф фетверки!» Но все оказалось не так: он посидел у стола детектива, и ему вынесли и со словами соболезнования вручили коробку в коричневой оберточной бумаге, перевязанную потрепанной бечевкой.

Он принес коробку на работу, закрыл дверь в свой кабинет и разрезал веревку хирургическими ножницами с длинными ручками. Бумажная обертка превратилась в коричневый квадрат в центре стола, и перед ним оказалась стопка одежды, аккуратно сложенной, но не выстиранной. Он взял в руки блузку и рассмотрел засохшие пятна крови и того… другого. Ее джинсы вспороли ножом и сорвали; разрез шел от молнии через промежность и дальше по шву. Трусики были порваны. Наручные часы, кольцо, сережки, золотая цепочка (порванная), ножной браслет. Отдельно лежали туфли, черные на маленьком каблуке. Их, наверное, нашли рядом с телом. Дэвиса передернуло, когда он вспомнил голые ступни, как у манекена.

Но это было еще не все.

В одной из туфелек оказался пластиковый пузырек с резиновой пробкой, закрепленной сверху липкой лентой. Сбоку была узенькая наклейка с именем дочери, штрих-кодом и написанными синим маркером буквами «н. с». Еще там были какие-то цифры и значки, смысла которых Дэвис не мог разгадать. Он знал, что «н.с.» – это «неопознанный субъект», на сегодняшний день он только так и мог назвать своего врага.

Он сразу понял, что в пузырьке, хотя количество было мизерным. Это было то самое молочно-белое сырье для его работы, извлеченное из тела его дочери при помощи тампонов и шприцов. Вещество, разумеется, исследовали – составили генетическую карту ДНК, – а излишек оставили здесь, вместе с другими скудными вещественными доказательствами. Разумеется, они не специально положили это вместе с личными вещами Анны Кэт. Эта дрянь уж точно была не ее.

– Кретины, – пробормотал Дэвис.

На мгновение его пронзило желание вернуться в участок и наорать на детектива: «Вот потому вы его и не нашли! Сборище никчемных тупиц! Он на свободе, а вы только и делаете, что торчите за своими столами, наклеечки лепите на пробирки с гадостью, оставшейся от насильника, а потом подсовываете их отцам погибших девочек, словно, мать вашу, сюрприз от Санта Клауса!»

Содержимое этого пузырька, столь безобидное в его каждодневной работе, стало орудием нападения на его девочку, и от одного взгляда на это у Дэвиса внутри все сжималось – сильнее, чем если бы он обнаружил нож, которым ей перерезали горло. Когда он видел сперму и яйцеклетки – как их аккуратно возят по клинике на тележке, держат в прохладе в обработанных антисептиком емкостях, – он вспоминал радиоактивный плутоний: вещество, таящее в себе грозную силу, которую человеку дано перехитрить и обуздать. Но то, что он видел в пузырьке, походило скорее на оружейную пулю; а монстр, выпустивший ее, жил себе – беззаботный и довольный собой.

Но и это было еще не все. В вещах дочери он нашел пластиковый пакетик, в котором лежало несколько выдранных с корнем светлых волос. На нем тоже была надпись «н. с», сделанная, вероятно, лаборантом, сверявшим ДНК, выделенную из волосяных луковиц, с генетическими маркерами семени. Волос было довольно много, и, глядя на них, Дэвис надеялся, что Анне Кэт, по крайней мере, удалось причинить этому ублюдку боль, что она, отчаянно сопротивляясь, выдрала эти волосы из его паха.

Дэвис шуршал пакетиком, перебирая его пальцами, и в этот момент ему в голову пришла дьявольская мысль. Стоило только этой мысли зародиться в его мозгу, стоило ему на секунду допустить, что такая жуткая вещь возможна, как он понял, что теперь выбирает не между действием и бездействием, а между действием и противодействием. Едва представив себе подобное, Дэвис уже запустил необратимый процесс. Он уже опрокинул первую костяшку домино.

Он открыл тяжелый ящик в своем столе и спрятал пузырек и пакетик в узкий зазор между папками и задней стенкой.

А в его голове одна за другой падали костяшки домино – где-то там, за пределами досягаемости, они складывались в причудливый рисунок, и все быстрее и быстрей делался звук: тук-тук-тук-тук-тук-тук.

13

Джастин Финн, весом четыре двести пятьдесят, родился второго марта следующего года. Во время беременности доктор следил за состоянием Марты с особым тщанием, и все шло почти так, как было описано в ее потрепанной книжке под названием «Чего ожидать, когда ждешь ребенка». Был один страшный момент на шестом месяце, когда решили, что у ребенка начались судороги, но рецидивов не было. Это была единственная ситуация за весь период от оплодотворения до рождения ребенка, заставившая Дэвиса подумать, что его могут разоблачить. У малыша Джастина не наблюдалось никаких признаков повреждения мозга или эпилепсии, Финны отправились домой со здоровеньким ребенком и вскоре прислали Дэвису коробку сигар и бутылку виски «Макаллан» двадцатипятилетней выдержки.

В доме на Стоун-авеню, как и следовало ожидать, установилось некое равновесие между враждебностью и спокойствием. Дэвис и Джеки часто бывали жестоки друг к другу на словах и никогда на деле. У них были добрые отношения, но никогда они не проявляли любви. Они записались на прием к консультанту по семейным отношениям, но в назначенный день оба притворились, что закрутились и забыли об этом.

– Я позвоню, запишусь на другой день, – сказала Джеки.

– Я сам, – отозвался Дэвис, тем самым великодушно освободив ее от ответственности за то, что звонок так и не был сделан.

Когда Марта Финн была на третьем месяце беременности, Джеки уехала погостить к сестре в Сиэтл. «Хочу с ней повидаться», – сказала она перед отъездом. Дэвису стало любопытно: неужели их брак закончится вот так, без всяких заявлений; неужели Джеки уедет в гости и больше не вернется? Он не всегда отправлял ей вещи, которые она по телефону просила его прислать – в основном что-то из одежды или обуви, – и она почти никогда не повторяла просьбу. Джеки по-прежнему пользовалась рецептами, которые он ежемесячно ей посылал вместе с чеком на кругленькую сумму.

В отсутствие Джеки Дэвис избегал не только светских, но и случайных бесед с Джоан Бертон. Он мог восхищаться доктором Бертон, даже грезить о ней, но лишь при условии, что между ними все останется так, как есть. Дэвис знал во все годы их с Джеки брака, особенно пока жива была Анна Кэт: завести роман на стороне, для него, все равно что отправиться в экспедицию на Луну или начать играть на скрипочке в блугрэсс-ансамбле.<sup>[6]6
  Блугрэсс – традиционная музыка шотландско-ирландского происхождения, распространенная на юге США и ставшая популярной в начале 50-х гг. XX в. В блугрэссе используются струнные инструменты горцев: мандолина, банджо и упрощенная скрипка.


[Закрыть]</sup> Он не был обманщиком по натуре, и поэтому никак не мог обманывать жену. Сейчас, когда Джеки была далеко и их брак стал распадаться, хотя об этом и не было объявлено, он уже не стал бы утверждать, что роман с Джоан невозможен. Он боялся, что в один прекрасный день – к примеру, когда они будут, как всегда на неделе, обедать в «Россини» – их глаза встретятся, и в его мозгу снова начнут опрокидываться костяшки домино: тук-тук-тук-тук-тук-тук.

Джеки вернулась за несколько дней до Рождества с таким видом, словно задумывала это с самого начала. Никаких слов сказано не было, и они с Дэвисом зажили как прежде. Дэвис снова стал вести с Джоан беседы ни о чем и даже время от времени угощал ее обедом в «Россини».

С тех пор, как умерла Анна Кэт, прошло уже три года.

Джастину один год

14

Каждую весну, проводя экскурсии под названием «Сады Нортвуда», экскурсовод, член местного общества любителей истории, рассказывал, через какую процедуру должны пройти подрядчики, чтобы получить разрешение на строительство дома в пределах городской черты. Соответствующий указ запрещал приступать к работам, если компьютер в офисе по оценке недвижимости показывал, что новый дом будет походить на уже существующие «более чем на пятнадцать процентов». Прежде чем одобрить проект, проводили сканирование предоставленных архитектором чертежей на предмет расположения комнат, лестниц, размера дверных рам и так далее. По этим параметрам дом сопоставляли со всеми остальными в городе. Процесс занимал буквально несколько минут: машина выдавала процент похожести и рекомендации по изменению проекта. Таким вот образом обеспечивалась уникальность каждого жилого дома в Нортвуде.

Гигантский дом Финнов в викторианском стиле получил 1,3 процента по шкале оценщиков. Никаких изменений не потребовалось. Дом занимал два довольно больших участка земли и при этом внутри был гораздо просторней, чем казалось снаружи: большая часть внутреннего пространства создавалась многочисленными поворотами и углами, и это можно было увидеть только с высоты птичьего полета. Терри специально нанял пилота и фотографа, чтобы пролететь над собственным домом и сделать такой снимок, а потом показывать его своим ошарашенным друзьям, восхищавшимся вместительностью его жилища. Терри любил говорить, что их дом «похож на волшебную будку доктора Кто».<sup>[7]7
  Доктор Кто – герой научно-фантастического сериала телекомпании Би-би-си, который перемещался в пространстве с помощью своеобразной машины времени Тардис. Она выглядела снаружи как обычная голубая полицейская будка, но внутри была гораздо просторнее, поэтому сейчас выражение «Тардис д-ра Кто» используется для описания помещений, которые внутри просторнее, чем кажутся снаружи.


[Закрыть]</sup> Марта так до сих пор и не поняла, что значила эта фраза, хотя он несколько раз пытался объяснить. В ответ она только смеялась и называла его «чокнутым».

Дэвис припарковался через дорогу от дома Финнов; он так задумался, что сначала проехал мимо. Он мучился раздумьем: будет ли правильным отклониться от политики «видеть и оставаться невидимым», которой он придерживался с рождения Джастина? Сейчас он направлялся к дому, сжимая в руке игрушку. Джеки любезно завернула и перевязала ее, перехватив мужа на пороге с игрушкой наперевес.

– Что такого особенного в этом мальчике? – спросила она.

– Они все особенные, – ответил муж, и она привычно добавила еще одну позицию в список того, что он от нее скрывал.

– Доктор Мур! – воскликнула Марта, не успев даже открыть до конца дверь. – Какой сюрприз! Ну, теперь наш дом наверняка будет самым здоровым в квартале, раз вы оба к нам пожаловали.

«Оба?» – озадачился Дэвис, но промолчал. Потом из прихожей он заметил в гостиной доктора Бертон. Он медленно, напряженно шагнул в направлении комнаты, Марта закрыла за ним дверь.

– Здравствуй, Джоан, – проговорил Дэвис.

Джоан склонила голову набок, тяжелый, скрученный пучок темных волос слегка отклонился назад, будто у нее на затылке был какой-то крючочек, на котором держалась прическа.

– Дэвис, – сказала она, – что ты здесь делаешь? – Она сразу почувствовала, что фраза прозвучала как-то снисходительно, и пожалела об этом: – То есть я хотела сказать…

– Мне всегда нравилось навещать наших детишек в их первый день рождения, – соврал он. За все годы он заходил к малышам раз, другой, а с тех пор, как у них стала работать Джоан, не делал этого вообще ни разу. Она сделала вид, что не обратила на ложь внимания.

– Большое вам спасибо, – сказала Марта, невысокая и худенькая, уже успевшая скинуть поднакопившийся за время беременности лишний вес, поскольку много двигалась. Она приняла из рук Дэвиса игрушечный грузовик в блестящей красной бумаге (как она позднее сказала мужу, немного не по возрасту Джастину, но симпатичный). – Могу я предложить вам чего-нибудь выпить? Терри пока в магазине, закупает кое-что для дня рождения.

– Вы устраиваете праздник? – спросила Джоан. Она опустилась на корточки и стала смотреть, как малыш Джастин теребит обертку ее подарка – хитроумной развивающей игрушки, состоящей из буковок, кубиков, животных и колечек, очень больших, чтобы ребенок не смог проглотить. – Вот здорово!

– Придут, конечно, наши друзья, не его. Ну, знаете, вино, цветы. Фрукты, сыр. И бесконечные разговоры о работе и футболе.

– Он отлично выглядит. – Джоан улыбнулась и попыталась привлечь внимание Джастина. – Здоровенький.

Дэвис стоял на краю ковра и изучающе смотрел на мальчика. Он несколько раз наблюдал за ним из своей машины, потихоньку следуя за Мартой, отправлявшейся с Джастином в магазин «Костко», торгующий товарами со скидкой, или в парк. Тогда он выглядел, как любой другой ребенок, да и сейчас ничем не отличался от своих одногодков: на нем был красный комбинезончик, весь в пятнах от праздничного пудинга. Джастин взял жирафа, поднес его к лобику и состроил забавную, по-взрослому сосредоточенную рожицу. Джоан и мама рассмеялись, и он тут же повторил этот номер.

Дэвис попытался представить себе убийцу Анны Кэт в тот момент, когда тому был всего годик: у него другой дом, другая мама, другая игрушка; он живет в другое время, и вот он корчит точно такую же рожицу. Он вспомнил, какой была в этом возрасте Анна Кэт: у нее были большие зеленые глаза и высокие скулы, такими они и остались. На старых домашних видео, где она была совсем крошкой, дочка смеялась почти так же, как когда была подростком. А уж такая ее черта, как вежливая настойчивость, если не сказать упрямство, появилась у девочки еще в утробе матери. И вот сейчас, как Дэвис ни старался, он не мог увидеть убийцу в этом существе с пухленькими ручками и пушистыми светлыми волосиками.

Через несколько минут, уже на улице, они стояли около «слайдера» Джоан, и она спросила:

– У тебя найдется час времени?

– Джеки говорила, что обед будет готов к пяти вечера.

– Значит, у тебя даже больше часа.

– Получается, что так.

Кафе «У Марти» находилось неподалеку от станции, так что по будням сюда заходили постоянные посетители пропустить стаканчик-другой после рабочего дня. В воскресенье народу было поменьше; большая часть завсегдатаев сидела вполоборота за барной стойкой, вперившись в экран – по телевизору передавали весенние тренировки бейсбольной команды «Чикаго Кабз».

Джоан и Дэвис взяли виски со льдом и уселись за столик, над которым красовался зонтик с рекламой аппетитного блюда из куриных крылышек.

– Как жизнь? – спросила Джоан.

– Все хорошо.

– Что это за визит в честь дня рождения?

– Просто причуда.

– Ага, ясно. Как Джеки?

– В порядке.

– А я слышала другое.

Проклятье! Джоан деликатна, как кувалда!

– И что же ты слышала?

– У тебя, часом, не роман с Мартой Финн?

Дэвис закашлялся и чуть не подавился виски.

– Что?

– То самое! И ведь все сходится. Появляешься у нее дома в день рождения ребенка, как раз пока мужа нет дома. Года два назад я точно так же наткнулась на Грегора – он морочил голову той святой простоте. Помнишь? – Тут она перешла на шепот, хотя теперь могла бы и не стараться – все тайны уже стали достоянием любопытных ушей окружающих. – В любом случае, если это и так, я тебя не осуждаю. Просто хотела предупредить, чтобы ты был осторожней. – Она замолчала на мгновение, пытаясь понять, какое впечатление производят ее слова, смутилась и поспешно добавила: – Если не ради себя самого, то ради того, чтобы не повредить репутации клиники.

Он рассмеялся – ей показалось, вполне естественно, – и ее слегка отпустило:

– Прости. Мне казалось, я должна спросить. По-товарищески.

– Эх, если бы мне давали по пять центов каждый раз, когда кто-то подозревал, что у меня с кем-то роман… – сказал Дэвис.

Джоан с совершенно серьезным видом положила на стол монетку в десять центов и пододвинула ее к Дэвису.

– Так значит, с Джеки все хорошо?

– Я этого не говорил. – Он пожал плечами, удивляясь собственному хладнокровию: Джоан едва не вывела его из себя своей прямолинейностью. – В этом году в июне Анна Кэт уже закончила бы университет штата Иллинойс.

– Да, я знаю.

– За исключением того… случая… несколько лет назад, Джеки справлялась лучше меня, и наши отношения от этого совсем разладились. Она смогла забыть и жить дальше. А я так и не перестал думать об Анне Кэт. Каждый день я вспоминаю что-то новое. К тому моменту, когда мне исполнится шестьдесят, я успею проиграть в голове каждую секунду ее существования. У меня на руках окажется копия ее жизни, словно напечатанная под копирку. В моем воображении повторится каждый шаг, каждое движение, которое она сделала от начала до конца своей жизни.

– Думаешь, это нормально?

– Уверен, что нет. Получается, будто мне суждено прожить ее жизнь, потому что сама она сделать этого уже не может. И это еще не все. Я провожу больше времени в подвале с моими мертвыми родственниками, чем наверху, с собственной женой. Чувствую себя настоящим дураком.

Джоан помолчала, хмурясь, потом подозвала жестом официанта и заказала еще две порции виски.

– Я хочу тебе кое-что рассказать, можно? – спросила она.

*

Через вращающиеся двери медицинского центра Джоан вышла на улицу. Хьюстон уже накрыла ночь. Джоан казалось, что она плывет в какой-то темной, испускающей пар жидкости. Волосы мгновенно прилипли к голове, а блузка к телу. Она не потела, это пот города оседал на ее кожу.

Она переехала сюда из района Залива Сан-Франциско в январе, и поначалу Хьюстон показался ей более гостеприимным, чем она ожидала. Здесь были вполне приличные книжные магазины, оживленная театральная жизнь и хороший симфонический оркестр (она, правда, не бывала ни на одном концерте). Люди ей встречались дружелюбные (хотя большинство из них так же, как и она, переехали сюда из других городов), а зима была приятной, за исключением тех дней, когда шли проливные дожди. Другое дело – летние ночи. Летом, оказываясь ночью на улице, она готова была поклясться, что научилась дышать жабрами.

Здесь, на юго-западе четвертого по величине города страны, каждый день после шести происходила фактически эвакуация жителей. Вот и сейчас на улицах было пустынно, люди остались разве что в больнице, в нескольких огороженных жилых комплексах да в забегаловке «Тако Кабана», расположенной в двух кварталах отсюда, где за шаткими крохотными столиками из огнеупорного пластика сидели те, кому не спится или кому пришлось работать в ночную смену, и поглощали порции наспех приготовленного мексиканского жаркого – фахитас, запивая холодненьким мексиканским пивом «Дос Эквис». Джоан в данный момент, пожалуй, больше хотелось спать, чем есть.

Она перешла через дорогу и вошла в здание гаража. Шаги ее сделались длинными и торопливыми, колени словно онемели. Сонливость как рукой сняло в этой пустынной бетонной пещере, залитой ярким светом. Все чувства Джоан обострились, она была настороже.

Семнадцать часов назад она парковалась здесь, проявляя чудеса ловкости, чтобы втиснуться между двумя фургонами, и чудеса гибкости, чтобы выбраться из собственной машины. Теперь же ее старушка «тойота» стояла как сирота, одна-одинешенька на восьмом уровне.

Джоан заметила того мужчину, когда он был уже шагах в двадцати и двигался в ее сторону. Возможно, он только что перешел с седьмого уровня и направлялся на девятый. На вид ему было лет тридцать, а может, и того меньше, да жизнь потрепала. У него было обручальное кольцо – или он просто носил кольцо на этом пальце – и сережка в левом ухе.

– Мисс? Мисс? Простите, мне страшно неловко, но мою машину эвакуировали, а денег нет, вернее не хватает всего трех долларов и семидесяти пяти центов. Вы не могли бы меня выручить?

Джоан запустила руку в сумочку, нащупала сложенную пополам пятерку и ладонью накрыла небольшой газовый баллончик. Мужчина приближался. Она смотрела. Синяя ветровка нараспашку, полосатая рубашка заправлена в вареные джинсы. Бейсболка с символикой местной команды «Астрос» надвинута по самые брови. Рыжевато-каштановая щетина на щеках имела неопрятный вид, парень явно забыл побриться, а не бороду взялся отращивать.

В левой руке он держал кольцо с кучей ключей. Среди них Джоан разглядела дисконтную карточку покупателя из крупной сети продуктовых магазинов. Потом она все думала, почему именно из-за этой детали мужчина показался ей таким безобидным.

Она достала из сумочки пятидолларовую купюру.

Удар кулаком с ключами пришелся Джоан по щеке. Она вскрикнула и ударилась о дверь машины. Он схватил ее за волосы и за сумку. Сорвав сумку с ее плеча, мужчина вытащил из-за пояса пистолет и вдавил дуло в голову Джоан где-то над ухом, так сильно, словно старался приклеить его к черепу.

– Полезай в свою долбаную машину и заводи, – прорычал он, заталкивая ее на водительское место и швыряя следом ключи от зажигания.

Джоан пришлось шарить по полу и подбирать их. Пока он обегал вокруг машины, чтобы сесть на пассажирское сиденье, Джоан даже в голову не пришло попытаться бежать, она была уверена, что не сможет его обогнать.

Он заставил ее выехать из безлюдного гаража. Сначала они двигались на восток, в направлении Бель-Эйр, потом на северо-восток к Мейну, все дальше и дальше от медицинского центра, в центр города.

– У тебя есть семья? – Его голос был ледяным и невнятным, как у робота.

Она кивнула.

– Родители. Братья. Не здесь, далеко, – проговорила она, стараясь, чтобы голос не дрожал так, как руки.

– Да нет, дети! – вспылил он и взмахнул пистолетом как молотком.

Она помотала головой. Он таки не объяснил, зачем ему это знать.

– Надо заботиться о своих близких, – сказал он.

– Что? – спросила она и тут же подумала, с чего вдруг ее потянуло задавать ему вопросы, которые могли его только раззадорить, или разозлить, или и то и другое вместе.

– Больше никто не имеет значения, – проговорил он мечтательно, пьяным и каким-то, похоже, непривычно высоким для себя голосом – Твой сын. Мама. Чертова жена. – Он велел ей повернуть на восток, в направлении Мемориэла, престижного района неподалеку от Хьюстона. – Ты где живешь?

– В Шугарлэнде.

Он раскрыл ее сумку, вынул бумажник, достал водительские права и поднес их к самому лицу, чтобы разглядеть, что там написано, в свете уличных фонарей.

– Врунья, – сказал он и равнодушно уставился в окно.

Они проехали еще немного и остановились на пустой стоянке рядом с какими-то офисными зданиями. Шесть часов спустя – всего-то шесть коротеньких часов! – ее крик о помощи смогли бы услышать тысяч пять человек, не меньше. Сейчас здесь не было ни души.

Он снова схватил ее за волосы.

– Полезай назад!

Он прижал ее к сиденью коленом, приставил дуло пистолета к голове, как бы мимоходом обшарил сумочку и рассовал по карманам кое-какую наличность, мобильный телефон и пачку жвачки. Затем он щедро прыснул ей в лицо из ее же баллончика, и это было скорее благом, рассуждала она потом, поскольку дало ей возможность сосредоточиться на рези в глазах, а не на том ужасе, который творился ниже.

А еще это был предлог, чтобы закричать. Хотя раньше, когда на нее накатывало темное, жуткое ощущение собственной уязвимости и она представляла себе, что с ней может произойти нечто подобное, она поклялась, что кричать ни за что не станет.

*

– Господи, Джоан, я ничего об этом не знал!

– Я и не хотела, чтобы ты знал.

– Почему?

– Потому что не хотела, чтобы ты смотрел на меня, как сейчас.

– Прости.

– Прекрати.

– Так почему ты решила рассказать мне об этом сегодня?

– Потому что мне кажется, что сейчас тебе нужен кто-то, перед кем ты мог бы выговориться.

Я подумала, может, тебе легче будет раскрыться, если ты узнаешь, что я… – Она хотела было сказать «выжила» —…прошла через это. Я не пытаюсь представить все так, будто знаю, что испытала Анна Кэт. Но пока весь этот ужас был еще впереди, пока я сидела за рулем той машины, я представляла себе самое худшее. Представляла, что мою жизнь оборвет пуля или удар ножа. Бывали моменты, когда я смирялась с такой судьбой. Но я пережила это. Так же, как и ты. Так же, как ты пережил покушение. Пережил смерть Анны Кэт. Или переживешь. Но тебе нужно поговорить об этом, Дэвис. Прошло уже столько времени.

– Понимаешь, я все думаю, как это несправедливо, – проговорил Дэвис, нащупывая под пиджаком сквозь ткань выходной рубашки старую рану. – По каким-то причинам – безумным причинам – нас обоих хотели убить, но вышло так, что она умерла, а я остался жить.

Джоан чуть наклонила стакан, ловя губами кусочек льда. Кусочек таял, она помолчала и произнесла не торопясь:

– С тех пор, как это произошло, ты на работе, будто во сне. Потому-то я и удивилась, встретив тебя сегодня у Финнов. Так поступил бы тот доктор Мур, каким я знала тебя раньше.

– Может, я начинаю приходить в себя, – сказал Дэвис и заставил себя улыбнуться.

– Может быть. Ты вообще с кем-нибудь об этом говорил? С врачом, например?

– Джеки и я несколько раз были на приеме у консультанта по семейным отношениям.

– Помогло?

– Трудно сказать. Но мы все еще семья… вроде как.

– Знаешь, ты всегда можешь ко мне обратиться, ну, если почувствуешь, что тебя что-то беспокоит. Особенно если это касается работы. Я всегда готова тебя выслушать.

– Грегор и Пит говорили тебе что-нибудь? Спрашивали обо мне?

– Ни разу за эти четыре года. Спрашивали, что я думаю по поводу того, как ты держишься. Еще тогда, после покушения на тебя и до убийства Анны Кэт. И все.

Дэвис заглянул в свой стакан:

– Тот, что напал на тебя. Почему он это сказал?

– Что «это»?

– Про «сына, маму и жену». Что он имел в виду, как ты думаешь?

– Мой психоаналитик объяснил, что он пытался таким образом извиниться. Оправдаться. Он знал, что поступает плохо, и пытался переложить вину хоть на кого-то. Может, так оно и было. Не знаю.

– Его поймали?

– Нет.

– Как ты думаешь, ты смогла бы узнать его при встрече?

– Раньше считала, что да. Прошло уже десять лет. Он ведь изменился. И образ, оставшийся в моей памяти, тоже. По-моему, я мысленно как бы состарила его, чтобы он всегда был старше меня, как тогда. Не исключено, что картинка вот здесь, – она постучала пальцем по голове, – уже не имеет ничего общего с внешностью того мерзавца.

– А ты до сих пор ощущаешь беспомощность? У тебя сейчас нет желания что-то сделать, хоть что-нибудь?

– Это ты о чем?

– Ну, найти того парня. Заставить его почувствовать то, что чувствовала ты?

– Пойми, Дэвис, для насильника в этом весь смысл. Он знает, я не смогу заставить его почувствовать то, что чувствовала я. Я могу его убить, но он при этом все равно останется победителем. Знаешь, бывают такие фильмы: там какой-нибудь отпетый негодяй весь фильм творит черт знает что, а в конце хороший парень – полицейский или еще кто – впечатывает его мордой в стенку и убивает. Выкидывает из окна или башку в гребной винт сует, что-нибудь в этом роде. Ненавижу такие истории. Не терплю, когда в конце плохого парня убивают. По-моему, куда хуже остаться жить и ни на секунду не забывать о том, что совершил.

– М-да. Вот я действительно живу с тем, что он совершил.

Для Дэвиса «он» означал убийцу Анны Кэт, но Джоан не проводила различия между этим человеком и хьюстонским насильником: и тот, и другой были олицетворением безликого, безымянного зла.

– Зло заполняет собой пространство, – продолжала объяснять она. – Когда какой-нибудь мужчина, творивший зло – это ведь почти всегда делают мужчины (впрочем, на эту тему мы можем подискутировать отдельно), – умирает, образуется вакуум, и этот вакуум затягивает кого-то другого. Убить злодея не значит уничтожить само зло. На его место приходит другой. Зло – это физическая постоянная. Как сила тяжести. Лучшее, что мы можем сделать, это попытаться не дать злу втянуть в свое поле нас и наших близких.

– Наших мам, сыновей и жен, – подхватил Дэвис. – Знаешь, что по-настоящему не дает мне покоя? Я думаю не о том, кто это сделал, а о том, зачем. Я имею в виду, что, конечно, хочу, чтобы убийца Анны Кэт понес наказание, но ведь он – это лишь единица из тысяч ему подобных: бродяг, нелюдей, ублюдков. Мне ненавистна мысль, что у этого поступка не было причины. Не было мотива. Что Анна Кэт погибла только потому, что у какого-то бывшего заключенного, бесцельно болтавшегося по городу, зачесались яйца. Мне неважно, как его зовут, мне бы только заглянуть ему в глаза и попытаться понять, зачем он это сделал. Почему такому суждено было случиться?

– Ты действительно думаешь, что этого будет достаточно? – спросила Джоан скептически.

– Я не знаю, – ответил Дэвис. – А что, если б ты на самом деле могла бороться со злом? Разве ты не стала бы этого делать? Ты не чувствуешь себя обязанной это сделать? Любой ценой?

Она протянула руку и дотронулась до его запястья:

– Бывает, что цена оказывается слишком высокой, Дэвис.

Он промолчал, но был с ней не согласен.