355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кевин Гилфойл » Театр теней » Текст книги (страница 31)
Театр теней
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 02:40

Текст книги "Театр теней"


Автор книги: Кевин Гилфойл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 34 страниц)

90

Дэвис давно заметил, что люди, живущие на Среднем Западе, так привыкли жаловаться на погоду, что делают это, даже если погода хорошая. Опустится в августе температура до плюс двадцати двух – двадцати пяти, да еще вечерами легкий ветерок подует – и готово: все говорят, что стало холодно, и таскают с собой куртки. Если три дня подряд солнечно – начинают переживать за свои лужайки. Если февраль выдался теплым, значит, летом некуда будет деться от жары и духоты.

А вот плохую погоду они всегда воспринимают с оптимизмом. Даже если в день свадьбы небо затянуто тучами, то в церкви кто-нибудь из гостей непременно скажет с умным видом, что прямой солнечный свет будет проходить сквозь облака, как сквозь фильтр, и от этого на лицах не будет теней и фотографии получатся просто великолепно.

День выпуска в школе Нортвуд-Ист выдался дождливым. С самого утра мелкая изморось сыпалась с неба, периодически сменяясь ливнем – люди тут же бросались врассыпную, словно их настигали не капли воды, а пули. Церемонию перенесли в спортивный зал, где не хватало ни мест, ни свежего воздуха для учащихся, их родителей и прочих родственников. Преподаватели в этом году пообещали не затягивать церемонию. Однако никто не знал, как этого добиться. Директор, представитель выпускного класса и почетный гость школы – выпускник Нортвуд-Ист, который когда-то играл на Бродвее, а ныне снимался в целом ряде умирающих комедийных сериалов, – все решили для себя: пусть оргкомитет пытается экономить время, но, разумеется, не на их речах.

Полгода назад учителя считали, что у Джастина есть шанс побороться с Мэри Сибом за право выступить в день выпуска. Шанс небольшой: Мэри Сибом отличалась прилежанием и усидчивостью, ее уже приняли в Гарвард, а Джастиново прилежание даже в интересующих его предметах было отнюдь не постоянным. И все же он был вундеркинд и, безусловно, самый одаренный ученик школы. Поэтому, когда начался последний семестр, в учительской раздавались голоса, что Джастин может получить это почетное право, если сдаст на все пятерки экзамены АР[28]28
  АР (Advanced Placement) – экзамены, которые сдаются в конце учебы в школе и позволяют не сдавать некоторые предметы в выбранном университете или даже быть принятым сразу на второй курс. Экзамены АР были разработаны в 1955 году и на сегодняшний день сдаются по 31 предмету.


[Закрыть]
и если Мэри Сибом срежется на высшей математике (этим опасением она поделилась со своим консультантом, миссис Сайкс, – известной болтушкой).

Но вышло все по-другому. Мэри Сибом сдала высшую математику с той же легкостью, что и остальные предметы, а Джастин, вдруг резко охладевший к учебе, скатился до троек и четверок с минусом. Это все наркотики, говорили преподаватели. Им уже не раз приходилось видеть подобное.

По оценкам Джастин сполз на пятнадцатое место в классе, однако и с этими результатами вполне мог поступить в отличный частный университет. Но он вообще никуда не стал подавать документы. «Я решил годик отдохнуть», – сообщил Джастин одному из учителей. Это все плохо кончится – таково было единодушное мнение в школе.

В то утро Дэвис сказал Джоан, что хотел бы посетить церемонию.

– Я пойду с тобой, – заявила Джоан.

И теперь они наблюдали за происходящим из-за открытых дверей в спортзал вместе со скучающими отчимами и заядлыми курильщиками. Мало кто узнал Дэвиса, а те, кто узнавал, давно забыли о неприятной истории с ним и сыном Марты Финн. «Мы пришли, чтобы поздравить мальчика Нэда и Эллы», – сказал Дэвис одной паре, своим бывшим пациентам: они единственные спросили, что он здесь делает. Слава богу, они не стали интересоваться, кто такие Нэд и Элла.

Ученики в синих мантиях и академических шапочках сидели в алфавитном порядке на складных стульях. Родители теснились на трибунах. У них над головами красовались растяжки, оставшиеся после спортивных соревнований. Они висели неподвижно, и только временами, когда из вентиляционного отверстия вырывалась струя воздуха, отгибался краешек, похожий на плавник дельфина. Стоило кому-то кашлянуть или чихнуть, эхо разносилось по всему залу. Между южным выходом и запасным спортзалом – комнатой для борьбы, как ее еще называли, – выстроились огромные очереди в туалет. Родители посообразительней пользовались удобствами в раздевалках.

– Сегодня для всех нас особенный день! – Этими банальными словами Мэри Сибом начала свою речь. – Сегодня наш последний день в школе. Для кого-то на этом заканчивается научная карьера. Для кого-то – карьера спортивная. И для всех нас начинается свобода. Восемнадцать лет мы были людьми, у которых не было права выбора. Конечно, мы могли принимать незначительные решения: в какой цвет выкрасить свою комнату, на каком инструменте играть в школьном оркестре, попробовать себя в качестве болельщицы или танцовщицы в группе поддержки, участвовать в викторинах или школьных дискуссиях, выдвинуть свою кандидатуру в школьный совет или нет, выбрать уроки токарного мастерства вместо столярного. Но когда дело касалось действительно важного в нашей жизни, у нас выбора не было. И вот сегодня это изменится.

В этом зале присутствует тысяча сто двенадцать выпускников – и столько же разных судеб. Каждый из нас способен изменить этот мир. Каждый может быть услышанным. Каждый может помочь ближнему, а может нанести ему вред. Может многого добиться или остаться никому не известным. Может быть великодушным, отважным, неудержимым, сильным, милосердным, заботливым, жестоким, бессердечным, артистичным, творческим, плодовитым, неразборчивым в связях – раздалось дружное гиканье, – благодетельным, устрашающим, любящим, предусмотрительным, робким, ведущим за собой, правдивым, справедливым, щедрым, законопослушным, добрым. Никогда у нас не будет больше возможностей для выбора, а значит, и большей свободы, чем теперь. С каждым днем, начиная с нынешнего и до дня нашей смерти, возможностей выбирать будет становиться все меньше и меньше. А потому призываю вас, сегодняшние выпускники Нортвуд-Ист, мои друзья, мои одноклассники: выбирайте с умом!

Мэри продолжала говорить. Дэвис взглянул на часы. Семь минут. Десять минут. Влажная одежда прилипла к телу. Мужчина, стоявший позади него, часто дышал, издавая носом легкий свист. Дэвис чуть продвинулся вперед. Очередь в мужскую уборную выросла теперь человек на двенадцать, а Мэри, похоже, так и не собиралась закругляться. Дэвис и сам стал подумывать, что неплохо бы сходить в туалет. Он даже готов был взять Джоан за руку и предложить ей уйти.

Из зала в фойе вышла Марта Финн. Люди расступались, давая ей пройти. Широко распахнутые глаза, кожа натянута на худом, искаженном злостью лице. Она выглядела сильно постаревшей. Дэвис не мог вспомнить, сколько лет прошло с их последней встречи; но ведь не так уж много? Ей надо показаться врачу. Нездоровую бледность ее лица одной лишь яростью не объяснишь.

– Доктор Мур, – прошептала она сквозь зубы. Глазами она указала ему на стеклянные двери, ведущие на улицу. Он кивнул и пошел за ней, но прежде коснулся руки Джоан: ей лучше остаться, он скоро придет, все будет хорошо.

Они оказались на улице, под узким навесом. В нескольких метрах от них стучал по бетону дождь. Марта обхватила себя руками, поежилась и заявила:

– Я знаю, что вы видитесь с моим сыном. – Она произносила слова с безапелляционностью человека, принявшего какое-то решение. Именно оно давало ей силы говорить и в то же время препятствовало гневу вырваться наружу.

– Он приходил ко мне, – признал Дэвис. – Это было после того, как вы сообщили ему, что он – клон. Мы поговорили.

– Он изменился с тех пор, как вы стали встречаться. Вы знали, что он употребляет наркотики?

Дэвис вздрогнул:

– Наркотики? Бред! Быть этого не может.

Марта осталась при своем мнении:

– Это вы давали ему наркотики?

– Конечно же, нет.

– Вы пытались его остановить?

– Миссис Финн, уверяю вас, я понятия не имею, о чем вы говорите. Джастин не употребляет наркотики, – сказал он и тут же засомневался. Она говорила так убежденно. Может, поймала с поличным? Так ли уж хорошо он знает Джастина, чтобы быть уверенным? Сколько времени они проводили вместе? «Заметил бы я, если бы Джастин подсел на наркотики? – спросил он себя. – Да, да. Разумеется, заметил бы».

– Я не знаю, что делать, – всхлипнула она. – Я так напугана. Я боюсь его. Боюсь того, что он может сделать. Сам с собой. Со мной. Еще с кем-нибудь. – Она посмотрела Дэвису в глаза. – И я ничего не могу сделать, даже сказать. Как получилось, что он чувствует себя совершенно уверенно, а я так сомневаюсь в своих силах?

Дэвис пытался повиниться: ему очень жаль, неправильно было встречаться с Джастином у нее за спиной. Он не искал оправданий. Не стал объяснять, зачем они с Джастином виделись. Что у них были за секреты. К его большому изумлению, она приняла его извинения, кивнула и скрылась в фойе, направляясь обратно в зал.

– Она странно выглядит, – заметила Джоан, когда он вернулся. – Чего она хотела?

– Признания вины. Пойдем отсюда, Джоан.

– Ты в порядке? – спросила она.

Дэвис едва заметно качнул головой, ничего не объясняя.

Выйдя из толпы, они надели куртки. К ним подошла девчушка с льняными волосами, лет пяти, в розовом платьице.

– Простите, – обратилась она к ним.

– Да?

– Один мальчик попросил отдать вам это. – Она протянула Дэвису программку церемонии.

– Какой мальчик? – спросила Джоан. Девочка пожала плечами.

Дэвис развернул сложенный пополам буклет. Там было написано:

«Сент-Пол-роуд, 415. 11:00. Сегодня».

91

– Спасибо, что пришли, – сказал Джастин. – Заодно и отпразднуем. – Он раскинул руки. – Поздравляю! Мы все-таки сцапали мерзавца.

Вокруг, бросив прямо на мокрый песок одеяла, лежали, обнявшись, парочки. Приглушенные вскрики вперемешку со звуками музыки подсказывали, что вечеринка по случаю окончания школы, начавшись на Сент-Пол-роуд, 415, переместилась на пляж.

– Разве мне есть что праздновать, Джастин? – поинтересовался Дэвис.

– Ну конечно. Койна арестовали и, если верить газетам, уже признали виновным. Цитирую: «Суд, вероятно, будет простой формальностью».

– А как же твоя теория?

– В каком смысле? – Джастин улыбался, как комик, который ждет, пока до аудитории дойдет его шутка.

– Ты же говорил: пока Койн убивает в «Теневом мире», он не чувствует потребности убивать в реальности. Разве Койн не совершил убийство в игре совсем недавно? В тот вечер, когда он напал на Сэлли?

– Ну, это же не точная наука, – усмехнулся Джастин.

– Ерунда. Вся твоя теория о маньяке в реальности – убийце в «Теневом мире» – ерунда. – Он отвернулся и вдавил ботинок во влажный песок. Остался четкий отпечаток, был виден каждый бугорок и каждая впадина его подошвы. – Я знаю, что это сделал ты, – будто нехотя сказал Дэвис, понимая, что обвинение уже нельзя взять назад. Теперь между ними все изменится.

Дэвис готов был признать, что у него нет никаких доказательств. Более того, пока эта мысль не пришла ему в голову, он даже представить себе не мог, что Джастин на такое способен. Конечно, он читал отчеты о психическом развитии Джастина и волновался когда-то, узнав об исчезавших в окрестностях дома Финнов домашних животных. Они с Джоан постоянно спорили: повторит ли Джастин судьбу донора? И все же такой вариант развития событий казался им маловероятным. В глубине души Дэвис никогда не допускал даже мысли о том, что их самые черные страхи станут реальностью.

И вот правда обрушилась на него, и он уже начал с ней смиряться. Сомнения овладели им, едва он услышал от Марты Финн, что Джастин употребляет наркотики. Матери чувствуют своих сыновей. Джастин не принимал наркотики, но с ним действительно творилось неладное.

С того самого дня, когда Джастин постучал в его дверь, их объединяли не факты и доказательства, а некие априорные истины. Одна из них: Сэм Койн убил Анну Кэт, дочь Дэвиса. Наверняка было правдой и то, что он убивал других девушек. Целый год они с Джастином хранили эту страшную тайну. Ею ни с кем нельзя было поделиться, и Дэвис воспринимал это как кару. Кару за то, что он так эгоистичен. За то, что он плохой муж и посредственный отец. Когда-то идея найти и разоблачить убийцу Анны Кэт стала его религией; но прошло время, и он сделался безропотным, как монах, и молчаливое знание правды было ему единственной наградой. У них с Анной Кэт остался один, последний секрет – лицо и имя ее убийцы.

Но он не учел, что есть еще и Джастин, который подобно евангелисту стремится донести до людей правду любой ценой.

– Я хотел обо всем вам рассказать, – проговорил Джастин.

– Не лги! – отмахнулся Дэвис.

– Нет, серьезно. Мне казалось, что вам будет легче, если я ничего не скажу. Но все равно собирался. Потому что мы еще не закончили.

– Нет, Джастин, нет. Все кончено. Остался только один вопрос: как теперь все исправить.

Джастин рассмеялся и помотал головой:

– А вам кажется, что надо что-то исправлять? Человек, который убил вашу дочь, сядет в тюрьму, возможно, до конца своих дней. Не за убийство Анны Кэт, но все же…

– За убийство, которого он не совершал.

Джастин вскарабкался на дюну и посмотрел на озеро. В темноте оно лишь угадывалось по белым барашкам волн.

– Помните, мы говорили о том, что одно сознание может существовать одновременно в двух телах? – произнес он с высоты. – Я чувствовал его. Когда я убивал ту девушку, я чувствовал Койна. Я понимал его. Понимал, почему он ощущал потребность делать это. Почему маньяк из Уикер-парка вновь и вновь выходит на охоту. Я осознал, каково это – не иметь возможности справиться с собственными желаниями, быть куклой в руках у неведомой силы. Мне было жаль девушку. Правда. Но когда я начал, я испытал что-то вроде азарта. Остановиться было невозможно, так же, как… как перед оргазмом.

Дэвиса затошнило. Он согнулся над высокой травой.

– Простите, – сказал Джастин. – Понимаю, вам тяжело это слышать. Но разве вы не хотели бы узнать, как все было? Мне не известно, почему Койн выбрал именно Анну Кэт, но как только он это сделал, назад пути не было – она должна была умереть. Это было неизбежно, как… как удар молнии. И ни он, ни она не могли противиться неизбежному. Я думал, вас это утешит.

Дэвис ничего подобного даже вообразить не мог.

– Мы должны пойти в полицию, – с трудом выдавил он.

Джастин сбежал с дюны.

– Что, сейчас? И что мы получим в итоге? Койна выпустят, и он снова пойдет убивать. Посадят вас, возможно, пожизненно. Разве это справедливо? По отношению к вам? К Анне Кэт? К вашей жене? К родителям тех дочерей, которых Койн убил или убьет в будущем, если вновь окажется на свободе? Я ведь объясняю. Я почувствовал это: он не остановится.

– А как же справедливость в отношении Дайдры Торсон?

Джастин с шумом втянул носом воздух.

– Вот именно поэтому я и говорю, что мы не закончили. – Его глаза блестели, словно в них переливались слезы. – Доктор Мур, я знаю, что Сэм Койн не перестанет убивать, потому что теперь, когда я убил сам, я тоже не смогу остановиться. – Джастин взял в руку комок слежавшегося песка и принялся крошить его. Он начал объяснять, что задумал, и к тому моменту, когда мальчик закончил говорить, Дэвис не сомневался: именно так все и будет.

Джастину семнадцать
92

Барвик считала, что писать надо только правду, но вся правда никому не известна. Так учил ее еще Большой Роб, и это правило было применимо не только к детективным расследованиям, но и к журналистике. Оба этих занятия предполагают необходимость фиксировать только те факты, которые помогают разобраться в ситуации, и оставлять за кадром то, что затемняет общую картину. Она отлично помнила беседу с военным корреспондентом, только что вернувшимся с войны, отгремевшей не так давно на Востоке: «Я мог бы каждый день присылать по статье, рисуя радужные картины возрождающейся жизни, – сказал он тогда. – Действительно, открывались школы, принимали больных восстановленные госпитали, люди возвращались в свои дома. К управлению страной впервые были допущены женщины, экономика набирала обороты, у людей появилась твердая вера в светлое будущее страны. И в моих статьях не было бы ни слова лжи. Но, на мой взгляд, смотреть следовало глубже, поэтому мое служение правде заключалось в том, что я писал о взорванных автомобилях, терактах и убийствах, коррумпированных политиках и продолжающихся религиозных конфликтах. Такова была реальность, и мой долг состоял в том, чтобы рассказать об этом, пусть даже поступившись менее значительной правдой. Черт побери, да на том пятачке, что выделяют под колонку, не расскажешь всей правды даже о потерявшемся котенке!»

В ресторанчике, расположившемся у реки Огайо, сидя на широкой террасе из красноватых досок за бутербродами и бокалом белого вина, Сэлли отвечала на вопросы робкой молодой журналистки из «Цинциннати Инквайер». Только что вышедшая книга Сэлли, «Маньяк из Уикер-парка: разоблачение самого страшного серийного убийцы Америки», лежала посередине стола между тарелками.

– Как вы думаете, почему Сэм Койн убивал? – спросила журналистка. Ее звали Эллис.

– Трудно сказать, – ответила Барвик. – Мне кажется, временами им овладевало непреодолимое желание, с которым он был не в силах совладать, но при этом действовал на редкость осознанно. Он не жалел времени на то, чтобы придать телу нужную позу и уничтожить следы преступления, а меня преследовал только потому, что я грозила ему разоблачением. Он стал убийцей не от отчаяния. Он был в отчаянии оттого, что слишком многое мог потерять, если бы его поймали.

– И это самое захватывающее в вашей книге, – сказала Эллис. – Койн вел столько параллельных жизней! Уважаемый юрист, преданный сын, эротоман – это только те ипостаси, которые он не скрывал от людских глаз…

– Совершенно верно.

– …но помимо этого он был насильником, убийцей, и все это Койн воспроизводил в «Теневом мире».

– Именно об этом мне было интереснее всего писать, – объяснила Сэлли. – Я сама играю в «Теневой мир», и я «реалистка», поэтому как никто понимаю, каково это – вести несколько жизней.

Эллис улыбнулась:

– А что, скажите, представляют собой ваши другие жизни?

– Ну, в одной из них, например, у меня есть парень, – пошутила Сэлли, имея в виду приходившего к ней во сне Эрика Лундквиста и рано повзрослевшего виртуального Джастина. – Если серьезно, цель «реалиста» – не иметь никаких секретов. Хотя бы от себя.

Эллис приподняла брови и попросила:

– Так может быть, в ходе рекламной компании книги вы раскроете личность вашего загадочного героя – Кондуктора? Может, даже в этом интервью? – добавила она с надеждой.

«Кондуктором» Сэлли называла в книге свой «полицейский источник», якобы потому, что тот всегда назначал ей встречу в автобусе для туристов, курсировавшем по центру города.

– Нет, нет, – ответила Сэлли и взяла бокал с вином. – Я обещала, что никогда этого не сделаю.

Барвик подозревала: многие полицейские догадываются, что «Кондуктор» – это выдумка. Правда, они никогда об этом не расскажут, потому что тогда придется признать, что Сэм Койн не был в числе подозреваемых. И Эмброуз, и начальник полиции, и мэр предпочитали молчать, чтобы общественность продолжала считать, что и без разоблачающей статьи Койна вот-вот должны были арестовать. Нежелание Барвик называть имя своего несуществующего источника оказалось на руку городским властям.

О Джастине Финне в книге не упоминалось.

До того как отправиться погостить к отцу, он в последний раз встретился с Сэлли в «Теневом мире», и они договорились хранить тайны друг друга.

– Тебе не тяжело будет жить с этим? Не напрягает, что все так вышло? – спросил виртуальный Джастин. Они сидели на короткой изгороди вдоль пляжа на Норт-авеню и смотрели, как несколько персонажей, молодых и подтянутых, играют в волейбол.

Сэлли сказала:

– Иногда приходится лгать, чтобы сберечь правду. Это как рубить зараженные деревья, чтобы спасти лес, или отстреливать больного оленя, чтобы спасти все стадо. Сэм Койн убил Дайдру Торсон. Он – маньяк из Уикер-парка. И это правда. Если бы узнали о тебе, это запутало бы следствие, и правда выглядела бы уже не такой очевидной. Адвокаты Койна воспользовались бы этим фактом на суде: если такой ДНК обладают два человека, это ставит под сомнение вину их подзащитного. – Она наблюдала за купающимися персонажами, отмечая, как реалистично они качаются на волнах. – Но мы с тобой знаем, что только один из этих двух людей настоящий убийца.

Виртуальный Джастин кивнул.

Они встали и собрались уходить, но замешкались на мгновение. Сэлли притянула его к себе – лицо персонажа Джастина было так близко, что заняло весь экран. Они неуклюже поцеловались – похоже, он никогда раньше не целовал девушку в «Теневом мире» – и разошлись в разные стороны: Джастин в сторону пригорода, Сэлли обратно в город.

Приветливое солнце Цинциннати выглянуло из-за белого облачка. Темные щеки Сэлли тут же стали горячими. Ресторанчик постепенно заполнялся посетителями, заглянувшими пропустить по стаканчику после работы, гул нарастал, из-за барной стойки то и дело выносили подносы с выпивкой и закуской.

– Простите, что задаю вам такой вопрос, – извинилась Эллис. – Я сама не играю. А что делает в данный момент виртуальная Сэлли Барвик? Сидит и беседует с моей компьютерной версией? В виртуальной копии этого ресторана?

– Она действительно находится в виртуальном Цинциннати, – ответила Сэлли, – и занимается продвижением книги о Сэме Койне: «Убийца из виртуального Чикаго».

Щурясь в лучах яркого солнца, Барвик вдруг позавидовала своей экранной копии: в ее опусе было куда меньше вымысла, чем в книжке реальной Сэлли.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю