Текст книги "Театр теней"

Автор книги: Кевин Гилфойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

60

Дэвис сидел у окна в большом доме на Стоун-авеню и читал книжку в мягкой обложке «Время смерти». Герой по имени Хью был приговоренным к смертной казни убийцей, которому отказали в помиловании. Дата казни назначена. Он с точностью до секунды знает, когда умрет, и мысль об этом кажется ему невыносимой. И Хью просит другого заключенного договориться с кем-нибудь, чтобы его убили на прогулке в любой день до казни. Эта неопределенность делает Хью счастливым настолько, что он уже не хочет умирать. И он пытается помешать организованному им же самим убийству.

Книжка была глупая, но Дэвиса она будто заворожила, и он прочел первые двести страниц всего за несколько часов. Такие вот невероятные истории – научно-фантастические романы, триллеры, мистика – были его слабостью с подросткового возраста: тогда он проглатывал по три книги в неделю. Он всегда держал одну из них при себе, и, как только выдавалась свободная минутка, переворачивал глянцевую обложку и погружался в чтение, держа книжку одной рукой. Он читал за завтраком, в автобусе, на перемене, читал, даже когда ехал на велосипеде.

Становясь старше, он все реже развлекался чтением, тем более что количество свободного времени неуклонно сокращалось, а у него появились новые увлечения. Будучи студентом медицинской школы, он вдруг увлекся рыбалкой, правда, предпочитал забрасывать удочку с мухой на крючке, стоя на берегу небольшого пруда в парке рядом с домом, а не бродить в высоких сапогах по мелким речкам Висконсина. Когда ему было немного за тридцать, он, получив наследство, выплатил кредит за обучение, купил двухдверный БМВ и заплатил за право пользоваться трассой в городе Джолиет. На некоторое время автогонки стали его страстью. Но подрастала Анна Кэт, становились все серьезней проблемы с психикой у Джеки. Тогда он продал «бумер» и с головой ушел в генеалогию, пытаясь разобраться в истории своих предков. Часами рылся в записях о рождении и смерти в подвальчике с голубыми стенами. Генеалогия отошла на второй план, когда он занялся поисками убийцы дочери, а эта страсть, в свою очередь, уступила место страху попасть за решетку.

Все эти сменявшие друг друга навязчивые идеи были симптомами депрессии. Теперь он это понимал. Если человек счастлив, немного безделья бывает ему только в радость, а если несчастлив, бездействие невыносимо. Сознание несчастного человека переполняют чувства сожаления, вины, страха перед жизненной ситуацией, которая оказалась сильнее его; он беспрерывно прокручивает в голове страшные варианты развития событий. Рыбалка, гоночная машина, карточки с информацией об истории семьи – все это были средства занять мозг, на время отвлечься от неприятных мыслей, прогнать беспокойство.

С тех пор как они с Джоан поженились, старые тревоги почти исчезли. Когда временами прежний страх и картины возможных несчастий ненадолго возвращались, они уже не имели над ним прежней власти. Папки в голубой комнате, старые, с информацией о семье, и относительно новые, в которых он собрал все материалы об убийстве Анны Кэт, вот уже четыре года лежали в коробках – он к ним не прикасался. Джоан предлагала превратить это помещение в студию, чтобы после ее выхода на пенсию они могли вместе заняться рисованием. Сейчас у него свободного времени было больше, чем когда-либо в жизни, и безделье воспринималось как заслуженная награда. Никуда не надо спешить, нет ни обязанностей, ни ответственности. Он ценил возможность устроиться у окна в их доме на Стоун-авеню и читать страшные и захватывающие книжки, по которым так соскучился за сорок лет. Воспоминания об Анне Кэт по-прежнему не покидали его, но больше не мучили, а уж покушение на него казалось вовсе чем-то нереальным, вроде нападения, увиденного в старом телесериале.

Раздался звонок в дверь. Дэвису очень не хотелось вставать и идти открывать. Кто мог прийти в такой час? Почтальон с посылкой, которую вполне можно оставить на крыльце, или кто-нибудь из соседей с очередной дурацкой петицией, которую он наверняка не будет подписывать? Еще это могли быть школьники, продающие конфеты или свечки для сбора денег на какую-нибудь увеселительную поездку. Он ничего не имел против поездок, но к двери подходить ему не хотелось. Но он сидел у открытого окна, и его было видно с улицы. Дэвис жил здесь уже тридцать лет и не желал, чтобы под конец жизни его начали называть сумасшедшим стариком, который никогда не открывает дверь. Он встал и положил раскрытую книгу обложкой вверх на край стола.

За шесть лет мальчик очень вырос. Его даже с трудом можно было назвать мальчиком. Он был всего на полголовы ниже Дэвиса. Длинные светлые вьющиеся волосы, на руках, покрытых тонкими волосками, уже проступали рельефные мышцы; на запястьях Дэвис разглядел несколько розоватых шрамов. Пушок над губами должен вот-вот превратиться в усики. Вокруг глаз и на лбу угри, а на кончике носа большой красный прыщ с белой головкой. Одет в двухцветную рубашку с короткими рукавами, ворот расстегнут, и на шее виднеется серебряная цепочка; свободные штаны цвета хаки и сандалии – так одеваются все подростки, изображающие безразличие к собственной внешности.

– Доктор Мур, – только и сказал он.

Дэвис попытался сглотнуть: у него пересохло во рту. Он лихорадочно соображал, что это еще за шутки, кто пытается его поймать и какой реакции от него ждут. Последний вопрос был особенно важен, потому что поступить надо было в точности наоборот.

Дэвис глянул через плечо Джастина, чтобы проверить, нет ли поблизости его матери, не стоит ли где-нибудь в отдалении ее красная машина.

– Тебе не следует здесь находиться. Чего ты хочешь, Джастин? – сказал он громко на тот случай, если рядом кто-то подслушивал или у Джастина в одном из многочисленных карманов его штанов был микрофон.

– Я хотел бы задать вам несколько вопросов, – ответил тот и тут же добавил, видя колебания Дэвиса: – У меня тоже будут большие неприятности, если мама узнает, что я к вам заходил. Я прогулял пару уроков в школе. Но это действительно важно.

Дэвис, уверенный, что совершает ошибку, все же позволил мальчику войти. Он сделал то, чего нельзя было делать, но так поступили бы многие на его месте, просто потому что запретный плод до сих пор сладок.

Джастин в нерешительности остановился в прихожей. Дэвис жестом пригласил его в гостиную и пошел следом. Мальчик присел на край дивана и уперся коленями в журнальный столик. Он был напряжен, словно натянутая струна. Дэвис задернул занавеску.

– Минутку, – сказал он Джастину, вышел в соседнюю комнату и позвонил Джоан. Последний пациент должен был прийти к ней на прием в два тридцать, и она собиралась заехать по дороге домой за продуктами. Если она узнает, что Джастин был у них дома, просто в обморок упадет.

– Милая, – попросил он, – ты не могла бы прихватить упаковку земли для цветов и того шампуня, что ты покупала мне месяц назад? Да-да, этого. Прости, надо было тебе раньше сказать. Спасибо. Люблю тебя. – Ну вот, теперь ей придется зайти еще в два места. Итого у них в распоряжении примерно сорок пять минут.

– Наверное, у тебя что-то действительно важное, раз ты рискнул прийти сюда. – Дэвис заговорил так, будто они и не прерывали начатый минуту назад разговор. – Чем я могу тебе помочь?

– Мама мне рассказала, – проговорил Джастин. Он никак не мог усидеть на месте. Дэвис понимал, что Джастин ерзает из-за дискомфорта, вызванного активным ростом, из-за усталости, которую не снимает даже сон, потому что по ночам у него болят вытягивающиеся ноги, руки, спина, а вовсе не из-за того, что нервничает. То, что мальчик решился прийти сюда, свидетельствовало об исключительной уверенности в себе. Скорее даже о дерзости. Джастин так смело смотрел ему в глаза, что Дэвису волей-неволей надо было соответствовать. Мальчишка пошел на риск и теперь, очевидно, ожидал того же от Дэвиса.

Но что стало известно Джастину? Дэвис решил это выяснить:

– И о чем она тебе рассказала?

– Как я появился на свет.

– М-м.

– Что я – клон.

– Да. И что?

– Она сказала мне, что донором был парень из Нью-Йорка по имени Эрик Лундквист.

– Так.

– Это правда?

Дэвис улыбнулся.

– Мне нельзя разглашать эту информацию.

– Вы ведь уже не практикующий врач, – сказал Джастин, споткнувшись на слове «врач». Дэвиса передернуло. Он вдруг вспомнил о страсти к огню, пропавших животных и смутной тревоге и чувстве вины, которые всколыхнула в нем Джоан восемь лет назад и которые успели раствориться в солнечном счастье его настоящего. К собственному удивлению, он испугался. Не того, что будет, если узнают, что он нарушил судебный запрет, а самого Джастина. Он сам не мог толком понять почему.

– Теперь-то что вам могут сделать? – спросил Джастин.

– Много чего, – уклончиво ответил Дэвис. – Когда мама сказала тебе об этом?

– Примерно полгода назад.

Дэвис прикинул, когда это было.

– Дай угадаю. В твой день рождения? – Джастин кивнул. – Так все делают. Наверное, так рекомендуют в какой-нибудь книжке. Ладно. Значит, мать тебе все объяснила, но ты хочешь еще раз услышать это от меня. Почему? Ты думаешь, она бы стала тебя обманывать?

– Нет.

– Тогда почему?

– Я не думаю, что она лжет. По-моему, она просто ошибается. Большая разница.

И снова у Дэвиса возникло чувство, что парень действует с ведома Марты Финн. Или его подослала полиция. Может, кто-то что-то заподозрил. Может, кто-то решил засадить-таки его за решетку.

– С чего ты взял, что она ошибается?

– Потому что я его видел, – ответил Джастин. Теперь он запрокинул голову и уставился на люстру. Руки он зажал между колен, сложив пальцы в странный замок.

Дэвис ощутил мощный выброс адреналина. То же самое он почувствовал, когда прочел электронное сообщение от Рикки Вайса о том, что тому известен мужчина на фотографии. Тогда все закончилось хуже некуда. Дэвис попытался успокоиться. Он долго молчал. Джастина это вроде бы не волновало. Он даже опустил веки, словно засыпая, как вдруг вздрогнул, моргнул, открыл глаза и стал ждать, глядя в потолок.

– Где… – проговорил наконец Дэвис. – Где ты его видел?

– Не-а, так не пойдет, – сказал Джастин. Он выпрямился, потом наклонился вперед, так низко, что его голова оказалась у самого стула Дэвиса. – Сейчас вы мне рассказываете. А я слушаю.

Господи, что же известно этому парню? Где он мог видеть убийцу Анны Кэт? Нет, это неважно. Как он понял, кто перед ним? Неужели это кто-то из Нортвуда? Неужели этот монстр все время был так близко? Теперь он не даст Джастину уйти, пока не узнает. Какими бы ни были ответы, этой информации, безусловно, хватит для того, чтобы упечь его, Дэвиса, за решетку лет на десять. И все равно, он должен знать. Он слишком многое поставил на кон, чтобы просто взять и бросить игру. Ему нужно было кому-то довериться – почему бы не Джастину? Ведь это был и его ребенок, не только Марты и Терри Финнов. Если бы не Дэвис, такого сочетания углерода и нейронов, светлых волос и любопытства не было бы на свете.

– Скажи, что ты хочешь узнать? – сказал Дэвис.

Джастин встал, обошел столик и уселся прямо на ковер у самых ног Дэвиса.

– Создавать клонов живых людей запрещено, так?

– Да, так.

– А вы создали.

– Да.

– За это могут посадить.

– Да, ты прав.

– Значит, это было для вас очень важно.

– Да, очень важно.

– Вот и расскажите мне об этом.

– Расскажу, – пообещал Дэвис. – Но я только что открыл тебе тайну. Мне кажется, я могу теперь потребовать чего-нибудь взамен.

– Вполне справедливо.

– Где ты его видел?

Джастин задумался, но явно не потому, что сомневался, стоит ли об этом рассказывать – ему надо было мысленно отмотать назад пленку, чтобы выдать точную информацию.

– Он напал на мою мать.

– Черт! – выпалил Дэвис. – Она в порядке?

Джастин кивнул. Его рот искривила не улыбка – гримаса, похоже, от злости и чувства вины.

– Да, все нормально.

– Когда это произошло?

– Шесть лет тому назад. Как раз перед тем, как она подала на вас в суд.

Дэвис подумал: «Это, наверное, простое совпадение», – и задал следующий вопрос:

– Теперь скажи, кто он?

– А вы не знаете? – В вопросе слышалось разочарование. Очевидно, такой поворот смутил Джастина. – Тогда сначала скажите, что известно вам.

Дэвис кивнул. Он спрашивал себя, хватит ли им часа. Может, стоит позвонить Джоан и поручить еще что-нибудь купить? А не то она придет с работы и застанет мужа и Джастина, изображающих недоверчивых двойных агентов, обменивающихся информацией.

– Он напал на мою дочь.

– Она в порядке? – спросил Джастин.

– Нет, – ответил Дэвис.

Он рассказал все. Джастина, казалось, история совсем не шокировала. Он внимательно слушал и кивал. Вид у него был озабоченный, однако порой на лице отражались облегчение и даже радость. Он ни разу не перебил. Дал Дэвису возможность все описать, объяснить, обосновать, попросить прощения. В том, как он слушал, было столько сочувствия и ни тени осуждения! Дэвис несколько раз готов был расплакаться.

– Я вам сочувствую, – произнес Джастин, после того как Дэвис закончил, и они некоторое время молчали, думая каждый о своем. – Боюсь, что мало чем смогу вам помочь. – Он вздохнул. – Я не помню, как его звали. Что-то связанное с деньгами. Может, мистер Кэш<sup>[22]22
  В переводе с английского – наличные. «Койн» в переводе означает «монетка».


[Закрыть]</sup> или что-то в этом роде. По-моему, он из Чикаго. А родился и детство провел в Нортвуде. Или это родители его там жили.

– Его родители живут здесь?

– Шесть лет назад жили здесь. Мы столкнулись в магазине. Его мать познакомила его с моей мамой. Они разговаривали, но я не прислушивался. Помню только, все твердили, что я на него очень похож. По крайней мере, на него в детстве.

– Что было дальше?

– Он пригласил маму поужинать. Когда они вернулись, я услышал внизу какой-то шум и спустился посмотреть. По-моему, он пытался ее изнасиловать, хотя она никогда не говорила об этом. Мама плакала. Она крикнула, чтобы он уходил. Когда он проходил мимо меня, я посмотрел на него, внимательно, не так, как тогда, в магазине. У меня возникло чувство, будто я смотрю на собственную фотографию. Знаете, как бывает, когда ты знаешь, что успел очень измениться, и в то же время не сомневаешься, что на фотографии именно ты.

– Как ты думаешь, он тоже это почувствовал? Увидел в тебе себя?

Джастин поковырял пальцем ковер.

– Не знаю. Сомневаюсь. По-моему, ему просто хотелось убраться оттуда поскорее.

– Мать о чем-то догадывается?

– Не-а. Я же сказал, она считает, что моим донором был Эрик Лундквист.

Дэвису очень хотелось верить, что это правда.

– Ты уверен, что это был донор?

Джастин едва заметно тряхнул головой.

– Да, черт возьми! – воскликнул он. – И вот еще что. – Он вскочил, задрал рубашку и повернулся спиной к Дэвису. Дэвис тоже поднялся. Джастин обернулся. – Вот.

– Что? – Дэвис внимательно изучил белую спину мальчика. – Эта родинка? – Он поднес было руку, но не дотронулся до кожи Джастина. Над ремнем виднелась часть родимого пятна, напоминавшего по форме чайник. – У него была такая же?

– В точности. И в том же самом месте.

– Господи боже мой, – прошептал Дэвис.

Тут открылась дверь черного хода, и издалека послышался голос Джоан:

– Дэйв, привет!

– Господи! – опять сказал он. – Тебе пора. Но нам необходимо договорить. В субботу сможешь?

– Могу. Где?

– Не знаю. – Он уже слышал шаги Джоан на кухне и стал подталкивать Джастина к парадной двери. Тот одергивал рубашку. На ходу Дэвис достал из бумажника визитку. – Здесь указан номер мобильного. Позвони завтра. Что-нибудь придумаем.

Джастин выхватил карточку и выскочил за дверь не попрощавшись.

– Кто это был? – сказала Джоан, входя в прихожую.

– А? Да так, паренек один. Свечки продавал. Собирает на поездку с друзьями.

– И как, ты купил свечечку?

Дэвис только сейчас вспомнил, что держит в руках бумажник.

– Даже две. Они в Сент-Луис собрались.

Боже, он же не предупредил Джастина! Не сказал ему, чтобы не смел никому рассказывать об этой истории, не сказал, что если этот Кэш, или как его там, тоже сложит все кусочки головоломки, Джастину будет угрожать большая опасность. Теперь всё, Джастин ушел, и он не сможет его ни о чем предупредить, если только не нарушит судебный запрет или не попросит об услуге кого-то еще.

Джоан помахала бутылочкой с шампунем и вошла в гостиную. Она наклонилась, чтобы закрыть окно – в комнате был сквозняк, – и взяла со стола раскрытую книжку.

– А, «Время смерти». Я это читала, – сказала она и протянула ее Дэвису. Он достал из бумажника еще одну визитку, заложил страницу и оставил книжку на столе.

61

Примерно в то же время, когда она перестала работать частным детективом и начинала новую жизнь, Сэлли, как и миллионы других людей, не на шутку увлеклась «Теневым миром». То, с какой тщательностью была сделана эта игра, поражало ее воображение. Каждый раз, натыкаясь в игре на какое-то неизвестное ей место: ресторан, магазин секонд-хенд или автомойку, – она проверяла, действительно ли оно существует на улицах Чикаго, и каждый раз восхищалась, когда находила. Если же в реальном мире ее ждало разочарование, она в тот же день натыкалась в компьютере на что-то новое, еще более удивительное. Теперь она существовала одновременно в двух жизнях, и это было и увлекательно, и приятно. Ее сутки делились на почти равные части: девять часов на жизнь в реальности, девять часов на жизнь в игре и еще шесть на сон.

Вот уже три года, как она не имела права находиться рядом с Джастином, но взрослый Джастин, как и прежде, часто приходил к ней во сне. После таких встреч она просыпалась воодушевленной, но словно одурманенной. Зачастую она даже не помнила толком, о чем они говорили, какими тайнами обменивались. Ощущение радости почти всегда сменялось печалью. Марта была ей другом, но она поняла, что больше скучает по Джастину. Не по реальному мальчику из плоти и крови, который был почти на двадцать лет младше нее, а по идее человека, как говорил когда-то Эрик-Джастин. Ни один реальный мужчина не может сравниться с этой идеей. Теперь, когда они стали друзьями в «Теневом мире», она могла поближе познакомиться с идеальным Джастином, отдельно от его физической оболочки подростка.

Дошло до того, что Сэлли почти с нетерпением ждала нового убийства в «Теневом мире».

62

Сегодня у группы девушек: секретарей, помощников юристов и молодых специалистов, проходящих летнюю практику в фирме «Гинсбург и Адамс», – была очередная встреча. В фирме было принято делить сотрудников на группы и подгруппы – с дипломом по юриспруденции и без диплома, с рекомендациями и без таковых, – и сотрудницы, ответившие «без» на оба вопроса, сведенные вместе дискриминацией по признаку пола и принадлежности к высшей касте, раз в неделю сходились в баре, когда там были «счастливые часы» – выпивка за полцены. Бар назывался «Мартин», но они дали ему прозвище «Мартини» – это было их общей, не слишком забавной шуткой. Собравшись вместе и заправившись изрядным количеством джина и вермута, они обнаруживали все новые общие интересы: погода, страх перед маньяком из Уикер-парка, места, где можно проводить отпуск, мужчины и жуткие истории о старшем коллеге по имени Сэм Койн.

Обсуждали репутацию Койна, и она неизменно оказывалось очень плохой. Он был безжалостным начальником, очень жестко вел себя, играя в софтбол, бывал слишком заносчив на переговорах и был странным, эгоистичным и жестоким любовником. О любовных похождениях Сэма рассказывали легенды, причем, когда в их компании появлялись новые сотрудницы, их повторяли снова – и так месяц за месяцем. Из двенадцати обычно собиравшихся в баре девушек три, по-видимому, сами были героинями подобных историй, но делали вид, что только пересказывают их, расцвечивая вымыслом и используя имена женщин, давно уволившихся из фирмы «Гинсбург и Адамс». Время от времени одна из них переоценивала свои возможности и, напившись, пробалтывалась о свидании с Койном. Она становилась звездой вечеринки, и присутствующие шумно требовали подробного отчета или по крайней мере подтверждения главного слуха о Сэме Койне. Правда ли, что у молодого симпатичного адвоката, специалиста по слияниям и поглощениям фирм, член величиной с рукоять теннисной ракетки? И счастливица, конечно, демонстрировала свою осведомленность: широко раскрывала рот так, что получался широкий овал, или показывала руками неимоверный длины отрезок. Уголок бара, где они сидели, оглашался хором голосов, и официант спешил к ним с целым подносом мартини.

Некоторые истории про Сэма Койна удивляли, а иногда и внушали страх. О Нэнси, которой пришлось целый месяц носить одежду, прикрывающую синяки на руках и ногах. О Дженни, обнаружившей у Сэма в шкафу наручники, плетки и кожаные маски, – ее это вроде даже заводило. О Кэрри, испытавшей жуткое унижение, стоя на коленях перед Сэмом Койном на полу подземной парковки, – он таскал ее за волосы и орал на нее, отдавая непристойные приказы. О бывших сотрудницах «Гинсбург и Адамс», как правило, молоденьких, только что из колледжа, откуда-нибудь из Миссури или Индианы. Он запирал их в своей машине или на квартире и заставлял делать ему минет, а сам в это время бил и оскорблял их. Женщины с большим стажем работы в фирме обменивались рассказами об изнасилованных помощницах, которым платили за молчание, и секретаршах, которые становились жертвами сексуального преследования, но молчали, потому что им угрожали, – «преследование из-за сексуального преследования», как они это называли. Сэм Койн был красив, как кинозвезда, умен, как политик, злобен, как дикий хищник, и оснащен, как жеребец, – мужчине с таким набором, по утверждению циников из бара «Мартин», вечно все сходит с рук.

Сэм знал, что о нем болтают. Иногда он слышал, как дамочки шептались в комнате отдыха, или замечал, как новенькие украдкой поглядывают на его брюки, надеясь увидеть выпуклость, подтверждающую слухи об умопомрачительных размерах его причиндалов. Его это не беспокоило. Он даже использовал это в тактике соблазнения, когда западал на очередную девицу, замечая нечто темное в ее глазах, какой-то намек в том, как она одевается, или пирсинг, или едва заметный шрам от выведенной татушки. «Что обо мне болтают?» – спрашивал он какую-нибудь новенькую, согласившуюся поработать сверхурочно, чтобы помочь ему делать копии или складывать документы в папки. «Ничего», – отвечала девушка, широко распахнув глаза с длиннющими ресницами и опустив уголки рта. Она изо всех сил изображала наивность. «Знаешь, половина из этого неправда», – говорил он. Она краснела, и сразу становилось ясно, что ей уж точно много чего натрепали, причем, очевидно, непристойного и даже шокирующего. «Тебя это пугает?» – спрашивал он тогда. Если девушка оказывалась зрелой не по годам, она отвечала: «Смотря какая половина», – и в этот момент он понимал: она будет в его постели, или на его столе, или в подсобке, в его машине или на его машине, в зависимости от настроения и обстоятельств. А еще бывало, что девчонки в последний момент пугались – и такое, как ни досадно, случалось довольно часто.