Текст книги "Кэти Малхолланд. Том 2"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
Закончив говорить, он обнял ее и привлек к себе. Он почувствовал, что ее тело напряглось в его объятиях. Когда она попыталась высвободиться, он не стал ее удерживать.
– Подожди, Дэниел. Подожди. Я… у меня в голове такая неразбериха…
Она сейчас думала о Питере, жизнь которого, быть может, была в опасности в эту самую минуту. Бедный Питер ушел в море и ничего не знал о том, что происходит тем временем дома. Если бы она была уверена, что все в самом деле так, как говорит Дэниел, и Питер действительно был заодно с ее семьей в этом обмане, ей было бы намного легче. В таком случае ей бы уже не было жаль Питера, потому что то, что сделал он, было низко и подло.
– Ты еще вернешься, Дэниел? – спросила она, поднимая к нему глаза.
– Вернусь ли я еще, Бриджит? Что за вопрос? Конечно, я снова буду здесь завтра.
– Как… на чем ты сюда доберешься? Ты можешь сесть на автобус, но тогда тебе придется идти пешком от остановки, а твоя нога…
– Не волнуйся, Бриджит, я уж как-нибудь сюда доберусь. В котором часу ты возвращаешься с занятий?
– Занятия заканчиваются в четыре, но я доберусь до дому не раньше половины пятого.
– Значит, я буду здесь около пяти. – Он снова посмотрел на часы, потом шагнул к ней и взял ее за руку. – Нам с тобой надо о многом поговорить, Бриджит, многое обсудить. Я думаю, кое-какие ошибки прошлого должны быть исправлены, и как можно скорее.
Она ничего не ответила на его слова, даже не решилась на него посмотреть. Молча она прошла вместе с ним в прихожую и взяла со столика его фуражку. Когда она уже собиралась открыть дверь, он взял ее за плечи и повернул к себе. Склонившись над ней, он ждал, когда она закроет глаза, и, когда она их закрыла, его губы слились с ее губами в долгом поцелуе. Стоя возле двери, они раскачивались, как пьяные, и он, потеряв равновесие, прислонился к двери, чтобы не упасть, и еще крепче сжал ее в объятиях, и опять они целовались, утоляя наконец тоску, мучившую их все эти долгие годы.
Когда оба выдохлись, она спрятала лицо на его груди, и они долго стояли неподвижно, прильнув друг к другу. Потом она наклонилась и, подняв с пола фуражку, которая выпала у нее из рук, подала ему. Он надел фуражку, слегка сдвинув ее набок, и дотронулся до ее щеки.
– Завтра, Бриджит, – сказал он. – Завтра и всегда.
Они посмотрели друг на друга долгим взглядом, потом она открыла дверь, и он вышел. Она смотрела ему вслед, пока он шел по дорожке к воротам. У ворот он обернулся и улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ на его улыбку. Когда он скрылся за воротами, она закрыла дверь и, прижавшись к ней спиной, поднесла ко рту руку и впилась в нее зубами, чтобы не закричать.
Кэтрин должна была прийти с минуты на минуту. Бриджит ждала ее в столовой, стоя возле камина. Услышав шаги в прихожей, она повернулась лицом к двери и крепко сжала перед собой руки. Она слышала, как Кэтрин прошла в гостиную к Кэти и почти сразу же вышла оттуда, что означало, что Кэти еще спала или притворялась спящей – тетя Кэти была очень умелой притворщицей. Потом шаги матери направились к кухне, но через минуту она уже пересекала зал по направлению к столовой.
Войдя в комнату и увидев Бриджит, неподвижно стоящую спиной к камину с напряженным выражением на лице, Кэтрин поняла, что что-то случилось, пока ее не было дома.
– В чем дело, моя милая? – обеспокоилась она. – Я только что заходила к тете Кэти – кажется, с ней все в порядке. Она сейчас спит.
Бриджит молчала. Приглаживая на ходу свои седеющие волосы, Кэтрин подошла к дивану и оттуда посмотрела на дочь.
– Так в чем же дело? – повторила она.
Бриджит тряхнула головой и еще с секунду помолчала, потом сказала очень спокойным тоном:
– Дэниел только что был здесь.
– Дэн… Дэниел Розье?
– Да, Дэниел Розье. Ты должна его помнить, мама.
Кэтрин молча смотрела на Бриджит. В течение всех этих лет она не переставала спрашивать себя, что произойдет, если Дэниел и Бриджит снова встретятся, однако утешала себя тем, что их встреча маловероятна. Даже когда Америка вступила в войну, что означало, что Дэниел мог приехать в Англию, она считала практически невозможным его появление в их доме: вряд ли он станет ворошить прошлое по прошествии стольких лет, ведь если бы у него возникло желание объясниться с Бриджит после ее свадьбы, он бы сделал это намного раньше. И все же Дэниел не выходил у нее из головы, и нервы Кэтрин за последние годы значительно сдали. Ее психическое состояние было таково, что ей пришлось обратиться к врачу – уже долгое время она лечилась от нервного расстройства, но доктор, к сожалению, не мог прописать ей лекарства от угрызений совести, а раскаяние в содеянном с годами становилось все сильнее и сильнее. Она не могла облегчить душу, сознавшись в своем грехе священнику. Кэтрин регулярно ходила на исповедь, но грех она утаивала перед Господом. Но всякий раз, когда она собиралась это сделать, что-то останавливало ее: иногда этот грех казался ей слишком мелким и незначительным, чтобы просить за него прощение у Господа, а бывало, что он, напротив, представлялся ей столь чудовищным и постыдным, что она не решалась упомянуть о нем даже в исповедальне. Поэтому, не находя спасения в религии, она старалась утешить себя мыслью, что этот грех был совершен ею в благих целях, но и эта мысль не приносила ей утешения. Она видела, что ее дочь несчастлива – и не только ее дочь. Пятеро людей, если не считать Дэниела, стали несчастными по ее вине: Бриджит жила с нелюбимым мужем, а Том, тетя Кэти, Питер и она сама навсегда лишились душевного покоя, зная, что сделали несчастной Бриджит. Нет, она никогда не сможет простить себе того, что сделала.
– Почему ты это сделала, мама? – холодным тоном осведомилась Бриджит, словно в ответ на ее мысли.
– Что… что я сделала, моя милая?
– Не притворяйся, что ты не поняла. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Я говорю о письмах Дэниела.
Кэтрин подумала, что могла бы умереть прямо сейчас, на этом самом месте. И она скорее предпочла бы умереть, чем сознаться дочери в том, что она совершила такую подлость по отношению к ней.
– Четыре письма, мама. Ты украла у меня четыре письма. Скажи-ка, ты прочитала их все?
Кэтрин медленно качала головой из стороны в сторону. Этим жестом она молила дочь о прощении, просила у нее пощады.
– Должно быть, тебе понадобилось много хитрости и предприимчивости, чтобы организовать весь этот заговор, – спокойно продолжала Бриджит. – И ты прекрасно умеешь притворяться, иначе я бы заметила что-то странное в твоем поведении. Я помню, как ты настаивала на том, чтобы я непременно поехала с Питером в Хэксхэм в то воскресенье. Это потому, что вы получили открытку от Дэниела и обо всем догадались, не так ли?
– О, Бриджит! Бриджит!
– Он был здесь в то воскресенье, и он был здесь в день моей свадьбы. Он приходил сюда в то самое утро, когда я обвенчалась с Питером. Он опоздал всего лишь на час – если бы он пришел до того, как мы уехали в церковь, свадьба бы не состоялась. По крайней мере не состоялась бы моя свадьба с Питером. Потому что тогда я уже точно знала, что не люблю Питера, – знала об этом долгие недели, пока ждала вестей от Дэниела. Я никогда не любила Питера, мама, – я испытывала к нему нежность, жалость, все, что угодно, но только не любовь. И я согласилась выйти за него замуж лишь потому, что боялась причинить боль вам всем. Я заботилась о вас, о вашем спокойствии – я знала, что вы так хотите этого брака. Но больше всего я боялась травмировать тетю Кэти. А как же, тетя Кэти стара, ей ни в коем случае нельзя волноваться, а то еще бедняжка чего доброго умрет! Однако вы все не побоялись причинить боль мне, сделали все возможное, чтобы я поскорее вышла замуж за Питера, хоть и прекрасно знали о моих чувствах. А о чувствах Дэниела вы знали лучше меня и скрыли от меня все… Скажи, мама, Питер участвовал в этом обмане?
Кэтрин отошла от дивана, о спинку которого она опиралась, и тут же, пошатнувшись, поспешила сесть на стул.
Положив локти на маленький столик перед собой, она спрятала лицо в ладонях. Этот жест означал полнейшее отчаяние, но Бриджит не испытывала сейчас жалости к матери.
– Ответь мне, Питер был заодно с вами? – повторила она свой вопрос, не сводя глаз с опущенной головы Кэтрин. – Отвечай, мама, я должна знать. Он был с вами заодно, не так ли?
– Он… Это не совсем так, Бриджит. Он не был в курсе всего, – голос Кэтрин звучал глухо, и слова были едва различимы. – Твой отец поговорил с ним и объяснил, как… как обстоят дела между тобой и Дэниелом, – и посоветовал поторопиться со свадьбой.
– Мой отец! Отец говорил с Питером? – в голосе Бриджит слышалась горечь. – Нет, нет, только не он. Я бы никогда не подумала, что отец способен на такое.
Кэтрин отняла руки от лица и подняла голову. В ее глазах не было слез – только стыд и отчаяние.
– Том… Том был против этого, – проговорила она едва слышно. – И он не знал до последнего, что между тобой и Дэниелом что-то происходит. Это я ему сказала и попросила поговорить с Питером. Он не хотел этого делать. Поверь мне, Бриджит, он этого не хотел.
Обе услышали, как хлопнула входная дверь, и обернулись. Но Кэтрин сразу же снова спрятала лицо в ладонях. Когда Том вошел в комнату, она сидела не поднимая головы, опершись локтями о столик.
– Что-нибудь случилось? – спросил он еще с порога. – Тетя Кэти…
Кэтрин отрицательно покачала головой, не решаясь посмотреть на мужа. Том подошел к ней и недоуменно взглянул на ее склоненную голову, потом повернулся к Бриджит, стоящей возле камина с суровым выражением лица.
– Что случилось? Вы пос…
Он хотел спросить: «Вы поссорились?» – но не договорил, потому что ссора между Бриджит и Кэтрин представлялась ему немыслимой. Он не помнил, чтобы мать и дочь когда-либо ссорились или повышали друг на друга голос, и был не в силах даже предположить, что могло послужить причиной для их размолвки.
– Ну так что же? Может, вы все-таки объясните мне, что здесь происходит? – потребовал он.
– Приходил Дэниел, папа.
– Дэниел! – Том в замешательстве смотрел на дочь, в то время как чувство вины овладевало им. – Я… я знал, что рано или поздно это случится, – с запинкой проговорил он после долгой паузы. – Прости меня, если можешь, моя крошка. Я во многом виноват перед тобой. Теперь я понимаю, что не должен был слушать твою мать и скрывать от тебя, что он был здесь и прождал тебя целый день, пока ты ездила с Питером в Хэксхэм.
– О, это? Это все мелочи, Том. – Кэтрин вскочила на ноги и повернулась к мужу. Ее состояние было близко к истерике. – Если бы дело было только в этом! Но ты ведь не знаешь самого главного… Ты будешь презирать меня, когда узнаешь, – голос Кэтрин сорвался. С трудом сдерживая слезы, она продолжала: – Я давно хотела тебе в этом признаться, но мне было слишком стыдно. Что ж, теперь я должна рассказать тебе все, как есть. Я… я открывала письма, которые он посылал ей и… и утаивала их от нее. Теперь ты понимаешь, что я натворила? Понимаешь?
Кэтрин вздернула подбородок, глядя на мужа. Этот жест, сам по себе вызывающий, не произвел никакого впечатления, так как лицо ее было искажено болью.
– Что… что это значит. Кэтрин? – Том не верил собственным ушам. – Ты говоришь, что открывала его письма к Бриджит?
– Да, да, я же тебе сказала. После того воскресенья он послал ей четыре письма, и я прочитала все эти письма и сожгла.
– О нет! Нет, моя дорогая, я не могу в это поверить, – в словах Тома были и разочарование, и боль.
– Это так, Том. Я боялась этого человека – мне передался страх тети Кэти. И я сделала все, чтобы наша дочь не досталась ему. – Говоря, Кэтрин зажимала ладонями уши так, словно звук собственного голоса был ей противен. – А еще я боялась, что он увезет ее в Америку и мы… мы потеряем ее навсегда и все время будем жить в тревоге за нее. Ведь он потомок старого Розье, а тетя Кэти говорила, что наследственность… Я знаю, все это глупо. И это мне не оправдание. Я не имела никакого права обманывать Бриджит. Теперь я понимаю, что причинила ей зло… О Боже, Боже! Я никогда не смогу себе этого простить. И я не могу винить в этом тетю Кэти. Она старая, и она находилась под впечатлением своего прошлого. Но ее предубеждения против Дэниела передались и мне, и я начала его бояться… – Кэтрин глубоко вздохнула. – Ну что ж, теперь ты все знаешь, – с отчаянием заключила она и, опёршись руками о столик, снова склонила голову.
Ее беспомощная поза вызвала у Тома жалость. Подойдя к жене, он обнял ее за плечи и сказал:
– Что бы ты ни сделала, моя дорогая, это не имеет значения, потому что ты хотела добра. Ты ведь думала, что так будет лучше для всех. Поэтому успокойся, перестань себя казнить. Того, что случилось, уже не изменишь, и жизнь должна идти своим чередом. А я всегда с тобой, моя дорогая.
Он говорил так, словно Бриджит и не было в комнате. Бриджит, слушая, как отец успокаивает мать, поняла, что покой Кэтрин он ставит превыше всего, остальное для него второстепенно. Внезапное появление Дэниела со всеми вытекающими из него последствиями взволновало его лишь потому, что оно взволновало Кэтрин. Что же касалось ее, Бриджит, того, что она могла почувствовать, узнав об этом чудовищном обмане, того, что она чувствовала все эти годы, – это не имело значения для Тома. Быть может, потому, что она не была ему родной дочерью, ее боль не затрагивала его, а если и затрагивала, то отступала на второй план перед страданиями жены. Бриджит знала, что Том в душе уже оправдал поступок Кэтрин и готов помочь ей оправдаться перед самой собой. Он защитит ее от ее собственных угрызений совести, облегчит, насколько это возможно, ее чувство вины, внушив, что она поступила так только из любви к дочери. И ведь в самом деле мать любила ее, любила, быть может, более всего на свете… При этой мысли Бриджит почувствовала, как ее сердце смягчается, а гнев и обида постепенно уступают место жалости. Она вспомнила, сколько нежности и любви она получила от матери в течение своей жизни: она не могла себе представить более любящей и заботливой матери, чем Кэтрин. А ведь рождение Бриджит вовсе не было для матери радостью. Кэтрин ненавидела отца ребенка, настоящего отца Бриджит. Однако ничто не помешало матери любить свою дочь всей душой и окружить ее нежностью и заботой. И отец тоже любил ее… Отец? Нет, она не может думать о нем, как об отце. Для нее он – всего лишь Том Малхолланд, человек, который сумел отнестись к ней, как к родной дочери, но на самом деле никогда не забывал, что она ему не родная. Том наверняка страдал из-за того, что Кэтрин, его горячо любимая жена, родила своего единственного ребенка не от него, а от другого мужчины. Но, опять-таки во имя любви к Кэтрин, он скрывал, как мог, свою горечь и относился с поистине отеческой заботой к ее дочери. Можно ли требовать от него большего? Можно ли требовать большего от них обоих?
Бриджит вздохнула и, отойдя от камина, приблизилась к родителям. При ее приближении оба обернулись и посмотрели на нее, а мать начала плакать, словно моля о прощении. Когда Бриджит подошла к ним вплотную. Том обнял ее одной рукой за плечи, продолжая обнимать другой рукой Кэтрин, и они долго стояли молча, крепко обнявшись, – так, словно все трое до сих пор являлись частью единого и неразделимого целого, именуемого семьей… Но в глубине души каждый из них знал, что узы любви и безграничного доверия, связывавшие их долгие годы, оборвались навсегда.
Глава 2
– Не волнуйся, тетя Кэти, ты вовсе не обязана с ним видеться, если ты этого не хочешь.
– Я этого не хочу, Кэтрин.
– Вот и успокойся, никто не собирается тебя принуждать.
– А ему не покажется странным, что я не хочу его видеть?
– Нет, конечно же, нет. Он знает, что ты себя неважно чувствуешь в последнее время и у тебя нет сил, чтобы принимать посетителей.
– Ты уверена, что он не знает, Кэтрин?
Кэтрин повернулась к тумбочке и, взяв бутыль с лекарством, отмерила необходимую дозу и влила в стакан Кэти.
– Он ничего об этом не знает, тетя Кэти, – уверила она старуху, поднося стакан к ее губам и стараясь не смотреть ей в глаза. – Я уже сто раз тебе говорила, что он ничего не знает, поэтому перестань волноваться.
– А что, если Бриджит узнает об этом?
– Она об этом не узнает.
– Вчера вечером она не зашла ко мне и не поцеловала меня на ночь.
– Она вчера очень устала, тетя Кэти. И ведь она зашла к тебе сегодня утром, не так ли?
– Да, да, она заходила сегодня утром… Кэтрин?
– Да, моя дорогая?
– Если… если я увижу его, я должна буду обо всем ему сказать. Это давно меня мучает.
– Забудь об этом, тетя Кэти, и успокойся.
– Но я не могу забыть, Кэтрин. Не могу. – Голос Кэти зазвучал неожиданно твердо. Она оттолкнула руку Кэтрин, когда та хотела погладить ее по щеке. – Не обращайся со мной так, словно я окончательно выжила из ума. Да, я знаю, что я очень стара и иногда мое сознание затуманивается. Но в другие минуты я способна мыслить так же ясно, как и прежде.
– Я знаю, что ты умеешь мыслить ясно, тетя Кэти.
– Кэтрин!
– Да, тетя Кэти?
– Посмотри на меня, Кэтрин.
Кэтрин обернулась от тумбочки и взяла в ладони большую костлявую руку старухи.
– Что такое, тетя Кэти?
– Я только хотела тебя спросить… Ты ведь знаешь, что Бриджит никогда не была счастлива?
– О, тетя Кэти! Ради Бога перестань. – В глазах Кэтрин стояли слезы, и она уперлась подбородком в грудь. – Пожалуйста, не говори больше об этом. Теперь уже все равно слишком поздно, ничего нельзя изменить.
– Я знаю, что теперь уже поздно раскаиваться. Но я не могу молчать. Быть может, мне уже совсем мало осталось жить, а на моей душе лежит тяжкий грех. Я причинила большое зло Бриджит. А теперь… теперь он вернулся, и я опять боюсь за нее, потому что не знаю, чем это может закончиться… Но все в руках Господа, Кэтрин, – что бы ни случилось, на то будет Божья воля. А Бриджит стала несчастной по моей вине. Я причинила ей большое зло, Кэтрин.
– Это не твоя вина, тетя Кэти, а моя. Во всем виновата только я.
– О, Кэтрин, не успокаивай меня. Ты ведь знаешь, что это не так. – Кэти похлопала Кэтрин по руке. – Тебе бы никогда не пришло в голову чинить препятствия Дэниелу, если бы не я и не мои страхи… Знаешь, Кэтрин, это очень странно, но я больше не боюсь его – я имею в виду Бернарда. Он снился мне прошлой ночью. Я видела его так ясно, словно это происходило не во сне, а наяву. Он шел через двор к конюшням, отряхивая брюки, потому что я упала с ведрами и забрызгала его помоями. Но мне совсем не было страшно. Он вовсе не был зол на меня, а даже помог мне встать и сказал, чтобы я не волновалась. А потом он пошел к конюшням, а я смотрела ему вслед. Это в самом деле случилось, Кэтрин, когда я служила у них. Я в самом деле упала с помойными ведрами и забрызгала его брюки, только тогда он ругался, а встать мне помог не он, а его брат. Но в том сне Бернард поднял меня с земли и был очень любезен со мной. Он совсем не был страшным, Кэтрин. Я поняла, что больше не боюсь его.
– Ну вот и хорошо, тетя Кэти. А теперь помолчи и отдохни. Ты слишком много сегодня разговариваешь.
– Не обращайся со мной, как с ребенком, Кэтрин.
Кэтрин глубоко вздохнула и, взяв с тумбочки использованные стакан и ложку, направилась к двери.
– Закрой за собой дверь, ладно, Кэтрин? – донеслось ей вслед, когда она уже была на пороге.
Эта просьба несколько удивила Кэтрин. Тетя Кэти не любила, когда дверь в ее комнату закрывали и она не могла видеть того, что происходит в зале, поэтому ее дверь всегда оставляли открытой. Сейчас Кэтрин плотно закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, борясь со слезами и покусывая губы, потом, взяв себя в руки, твердым шагом прошла на кухню.
Дэниел явился в половине пятого. Дверь ему открыла Кэтрин.
– Добрый вечер, Кэтрин, – спокойно сказал он, глядя прямо ей в глаза.
– Добрый вечер, Дэниел, – ответила она таким же спокойным тоном, стараясь выдержать его взгляд.
Она наблюдала, как он медленно перешагивает через порог, осторожно ступая на свою негнущуюся ногу. Бриджит не сказала, что его ранили в ногу. Впрочем, после вчерашнего вечера Бриджит почти не разговаривала с ней. Может, дочь и простила ее, но Кэтрин знала, что этот обман всегда будет стоять между ними и их прежние отношения уже не вернутся. А теперь она должна заставить себя смотреть в глаза этому мужчине – именно мужчине, а не мальчишке, каким она видела его восемь лет назад. Потому что тогда, хоть Дэниелу и было уже двадцать пять лет, внешне он походил на юношу. Но сейчас в нем появилось что-то очень мужественное, и весь его вид говорил о решимости и о силе. Кэтрин заметила, что робеет перед этим новым Дэниелом. Взяв у него фуражку и положив ее на столик возле двери, она направилась в столовую, жестом пригласив следовать за ней.
В столовой они сели и долго молчали. Наконец он заговорил. То, что он сказал, было обычной вежливой формальностью.
– Как вы поживаете, Кэтрин? – спокойно осведомился он.
Она бы тоже могла ответить ему формальной фразой, уверив его, что у нее все в порядке, однако предпочла сказать правду:
– Я чувствую себя ужасно, Дэниел. Мне так стыдно, что мне бы хотелось спрятаться в какую-нибудь нору и никогда не выходить на Божий свет.
Она ожидала, что он начнет ее утешать, скажет, к примеру: «О, не принимайте это так близко к сердцу. Все это уже давно в прошлом, так что перестаньте волноваться. Сейчас и так слишком много причин для волнений, более серьезных причин, чем эта. Вы сами понимаете – идет война…»
Но он не сказал ничего подобного. Вместо этого он внимательно посмотрел ей в глаза и заметил:
– А знаете, Кэтрин, мне очень трудно поверить, что вы это сделали. Я представлял вас совсем другой. – Немного помолчав, он добавил: – Я думаю, вас подтолкнула на это тетя Кэти.
– О нет! Нет, Дэниел, нет.
– Да, Кэтрин, да. Я все прекрасно понимаю, поэтому даже не пытайтесь ее выгораживать. Лично вы не могли иметь ничего против меня. У вас не было никаких причин, чтобы ненавидеть семью Розье, зато у моей прабабушки они были. Да, вы знали по ее рассказам, каким человеком был мой прадед, и вы могли опасаться, что мне тоже передалась часть его дурных черт, – но если б не она, я думаю, вы бы все-таки позволили мне показать вам, какой я на самом деле, и тогда уже сами бы решали, злодей я или нет. Но у моей прабабушки не было сомнений на этот счет – она столько всего натерпелась от моего прадеда, что для нее человек, носящий фамилию Розье, мог быть только негодяем. – Дэниел вздохнул. – Я очень любил вашу дочь, Кэтрин, – продолжал он, и теперь его голос звучал мягче. – Бриджит была моей первой любовью – первой и единственной, потому что ни до нее, ни после я никогда не был по-настоящему влюблен. С тех пор я успел жениться и развестись, я много увлекался, но я никогда никого не любил, кроме Бриджит. И я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу испытать к другой женщине такое же сильное чувство, какое испытывал к ней. Когда она вышла замуж, даже не удостоив ответа мои письма, – я думал, что она получила их и не пожелала ответить, – на какое-то время я возненавидел ее всей душой. Но вы, наверное, поймете, что такая ненависть лишь обратная сторона любви. И все это время я продолжал любить Бриджит. Все эти годы каждую женщину, которая попадалась на моем пути, я невольно сравнивал с ней. Если мне нравилась та или иная женщина, так это лишь потому, что она напоминала мне Бриджит. Вам это может показаться странным, потому что у нас с Бриджит даже не было времени как следует узнать друг друга. Но как бы то ни было, меня никогда не оставляла уверенность, что Бриджит – единственная женщина, которая мне нужна.
– О, Дэниел, Дэниел. Мне очень жаль.
– Я верю, Кэтрин, что вам очень жаль. А теперь забудьте об этом. К счастью, еще не поздно начать все заново.
– Начать заново, Дэниел? Но вы забываете, что у Бриджит есть муж. Если вы думаете, что она может развестись, то ошибаетесь. В данной ситуации о разводе не может быть и речи.
Его глаза внезапно потемнели, а брови нахмурились. Но голос его был очень спокоен, когда он сказал:
– Это мы еще посмотрим, Кэтрин.
– О, Дэниел! – Она поднесла обе руки к горлу и собиралась было ему возразить, когда в комнату вошел Том.
Он шел быстрым шагом, но, едва переступив через порог, остановился. Осторожно притворив за собой дверь, он уже медленнее направился туда, где сидел Дэниел.
– О, добрый вечер, Дэниел, – поприветствовал он Дэниела, вставшего ему навстречу. Заметив, что тому трудно ступать на левую ногу, добавил: – Садитесь, садитесь. Зачем же вы встаете.
Но Дэниел не стал садиться, а, опершись левой рукой о спинку стула, протянул Тому правую. Лица обоих были очень серьезны, пока они пожимали друг другу руки.
– Как у вас дела, Дэниел? – вежливо осведомился Том.
– О, у меня все прекрасно.
Том пододвинул себе стул и сел напротив Дэниела, а Кэтрин тем временем встала и, не сказав ни слова, вышла из комнаты. Том посмотрел на дверь, закрывшуюся за женой, потом перевел взгляд на ногу Дэниела.
– Как это с вами случилось, Дэниел? – спросил он.
– Мой самолет упал в море, и я упал туда же вместе с самолетом.
– Вам повезло, что вы остались в живых.
– Да, мне действительно повезло, Том. Очень повезло.
– Вас нашли сразу же?
– Нет, только через пять дней.
– О Боже! И вы пробыли пять дней в море с раненой ногой?
– Я не знал, что у меня ранена нога, Том. Я, к счастью, вообще ничего не знал, пока болтался в море. В этом мне тоже повезло.
– Надеюсь, вы не потеряли ногу?
– Нет, нет, нога все еще моя, – Дэниел с улыбкой похлопал себя по колену. – Но они вставили в нее железные шурупы – два посередине и два наверху. Они сказали, что, когда шурупы вынут, нога снова будет сгибаться.
– Еще раз хочу сказать, что вам очень повезло.
– Да, Том, мне в самом деле очень повезло. Вы даже представить себе не можете, как мне повезло.
– Вы еще долго пробудете в госпитале?
– Думаю, еще две-три недели. А потом меня пошлют тренировать пилотов. Когда я поступил в армию, никак не могли решить, послать ли меня самого летать или отправить обучать других. Что ж, получается, что мне удастся поработать в обеих областях.
На этом формальный разговор был окончен, и Том понял, что пришло время перейти к теме, которая волновала обоих. Встав, он нервно прошелся по комнате и остановился у камина.
– Я лучше сразу вам во всем признаюсь, Дэниел, потому что это лежит на мне тяжким грузом. Мы все поступили с вами подло и горько раскаялись в этом впоследствии. Что касается меня, могу вам сказать, что мне с самого начала не нравилась вся эта история: мне не хотелось скрывать от Бриджит, что вы были у нас, торопить со свадьбой и так далее. Но обстоятельства были таковы, что мы не могли поступить иначе, – так нам, по крайней мере, казалось. Вы должны это понять, Дэниел: то, что мы сделали, низко, но нас вынудили на это обстоятельства. – Он отвел взгляд от камина и посмотрел на Дэниела. – Питер очень хороший парень, честный и порядочный. На такого человека можно положиться, – продолжал он. – И Питер буквально обожал Бриджит – и до сих пор обожает. Кроме того, они принадлежат к одной церкви – оба католики. Не подумайте, что для меня это имеет какое-то значение, – я вовсе не считаю, что муж и жена должны обязательно исповедовать одну религию; меня бы мало заботило, будь ее муж хоть мусульманином. Но мы должны принимать во внимание и мнение окружающих, а в наших краях до сих пор считают нерушимыми каноны, установленные церковью. Словом, тогда нам всем казалось, что мы действуем во имя всеобщего блага, помогая Питеру жениться на Бриджит. Конечно, как я вам уже говорил, лично у меня были сомнения на этот счет – мне вообще не нравилось, что брак заключается в такой спешке. Но имейте в виду, – он поднял руку и погрозил в воздухе пальцем, – имейте в виду, Дэниел, то, что я сказал о Питере, остается в силе. Он замечательный человек и ради Бриджит готов на все. Может, мы были не совсем правы восемь лет назад, но это не меняет сути дела. Надеюсь, вы меня поняли.
– Я вас прекрасно понял, Том, не волнуйтесь. То, что было, – прошло. Поэтому давайте оставим эту тему и забудем о неприятностях.
– О, все это не так просто, как вы говорите, Дэниел. По-моему, эту тему еще рано оставлять, потому что неприятности только начинаются.
– Это всего лишь ваша точка зрения, Том.
– Да, это моя точка зрения, и я знаю, что она правильна. Послушайте меня, Дэниел: я не собираюсь позволять ни вам, ни кому бы то ни было вмешиваться в жизнь Бриджит. В ее жизнь уже и так слишком много вмешивались, девочка заслужила немного покоя. Тем более что сейчас вообще не время для перемен. Знаете поговорку: «Жизнь коротка». По-моему, она как нельзя кстати в военное время. Помню, моя мать всегда говорила: «Сегодня ты здесь, завтра тебя нет». Во время войны мы можем сказать: «В эту секунду ты здесь, а в следующую тебя уже нет». Мы не можем быть уверены, что доживем хотя бы до завтрашнего дня.
– В этом вы абсолютно правы, Том, – согласился Дэниел.
Том склонил голову набок и прислушался.
– Кажется, она пришла. Ладно, я вас пока оставлю, – сказал он, направляясь к двери. – Вы не откажетесь от чая, Дэниел?
– Не откажусь, если не затрудню вас.
– О, конечно, не затрудните, Дэниел. Мы всегда вам рады.
Том вышел из комнаты, и Дэниел услышал, как он тихо переговаривается с кем-то в зале. Через минуту вошла Бриджит. На ней было легкое светло-салатное платье в мелкий цветочек. Синева ее глаз казалась очень густой, на губах играла едва заметная улыбка, а короткие волосы слегка вздрагивали при каждом ее шаге – они были пушистыми и мягкими на вид, как волосы ребенка, только что вымывшего голову. Когда она была рядом, он встал ей навстречу и взял ее руки в свои.
– У тебя все в порядке? – спросил он почти шепотом.
– Да, да, все в порядке. – Ее голос тоже был очень тих.
Они посмотрели друг на друга, потом он спросил:
– Вчера вечером… была очень неприятная сцена?
– Да. Да, это было очень неприятно.
– У меня тоже был сегодня с ними не слишком приятный разговор. Сначала с Кэтрин, потом с Томом. Я хотел сразу же сказать твоей матери: «Давайте не будем говорить об этом, ведь все в прошлом». Но, я думаю, мы оба испытали облегчение, обо всем поговорив.
– Мой отец ничего не знал о письмах, Дэниел. Я все утро думала, что непременно должна тебе это сказать.
– Он правда ничего не знал о них?
– Он не знал, Дэниел. Если бы он узнал, он бы ни за что не позволил им этого сделать. Это все проделали моя мать и тетя Кэти, и мне кажется, что инициатива исходила от тети Кэти.
– Я в этом не сомневаюсь, Бриджит.
– Но я все равно люблю ее, я ничего не могу с собой поделать.
