Текст книги "Кэти Малхолланд. Том 2"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
Дом казался ему отсюда огромным доисторическим животным, а трубы и дымоходы, выглядывающие сквозь кроны деревьев, напоминали множество лап или щупалец, которые тянулись к небу. Было трудно поверить, что его дед родился и вырос в этом доме, что он играл в этом теперь заброшенном саду.
Но почему он никогда не возвращался сюда? Было вполне понятно, что у него не возникало желания встречаться с отцом, но неужели он не скучал по матери, по этой миловидной женщине с добрыми печальными глазами, чья комната пахла лавандой и фиалками? И почему он посчитал необходимым скрывать ее существование от своего сына и внуков? Вряд ли эта женщина стала бы раскрывать его семье тайну кровного родства между ним и его женой.
В письмах прабабушки, найденных отцом в архивах деда, не было и намека на это родство или на какие-либо скандальные истории, происшедшие в семье. Это были письма настоящей леди, в них мать осведомлялась о здоровье сына, сообщала ему, что сама чувствует себя превосходно, делилась каждодневными новостями – сообщала, к примеру, что дядюшка Леонард скончался, а тетушка Гертруда навещала ее на прошлой неделе; писала о погоде – сегодня на дворе стоит чудесный день, а вот вчера шел дождь; писала о своих времяпрепровождениях, о том, что сейчас читает Браунинга и что ей очень нравится Браунинг, – но ни в одном письме она не упомянула о своем муже и ни в одном письме не поинтересовалась о жене сына.
Уже перед самым отъездом Дэниел Второй отвел сына в сторону и сказал: «Что бы тебе ни случилось узнать, не пиши об этом в письме. Расскажешь обо всем, когда вернешься. Понял?» И Дэниэл Третий прекрасно понимал опасения отца.
Теперь он понимал и многое другое. Он понимал, к примеру, почему его бабушка всегда держалась обособленно от остальных членов семьи и почему дедушка относился к ней с почти преувеличенной заботой. Дедушка всегда обращался с бабушкой так, словно она – хрупкая и бесценная фарфоровая статуэтка, которую он боялся разбить. Он вспомнил, как во время семейных собраний дедушка с бабушкой всегда сидели в стороне от других, как королевская чета, наблюдающая за придворными, – так однажды выразился его брат. И все эти годы они строго хранили тайну существования дома в Англии и человека, который приходился отцом им обоим.
У дедушки с бабушкой был всего лишь один ребенок – его отец, но у отца было шестеро детей, четверо мальчиков и две девочки. Дэниел был третьим сыном, а после него родилась Виктория. Виктория… Быть может, Виктория была наказанием, посланным детям за грехи родителей?
Врачи сказали его матери, что такой ребенок, как Виктория, может родиться в любой семье. Но если мать узнает о кровном родстве, связывающем родителей мужа, она непременно объяснит рождение слабоумной дочери именно этим. Быть может, его отец уже подозревал что-то в этом роде и думал о Виктории, когда попросил его не сообщать в письмах о том, что он узнает в Англии, боясь, что письма будут прочитаны матерью. Потому что, если мать узнает правду, она возложит всю вину за Викторию на отца, и тому уже никогда не знать покоя.
Его мать происходила из семьи Мэзон-Крауфордов, семьи с незапятнанной репутацией. С отпрысками этого почтенного семейства никогда не случалось скандальных историй, и рождение Виктории было тяжелым ударом для матери. Хотя вряд ли к Виктории можно было применить слово «скандал» – рождение таких детей рассматривается обычно скорее как выражение воли Господней, а не как позорное происшествие. Да, но почему Всевышний наградил таким ребенком хорошую, добропорядочную семью, которая ничем не согрешила перед Ним? Значит, грехи предков все-таки имели к этому отношение?
Для матери и для ее семьи рождение Виктории было загадкой, и таковым оно должно остаться и впредь. У Мэзон-Крауфордов было, по крайней мере, одно утешение – если это наследственность, то она передалась не по их линии, потому что в их роду, насколько это было известно, никогда не было слабоумных. Что же касалось Дэниела Второго, о его предках не было известно ничего. В семье привыкли считать, что родители Дэниела Первого и Сары погибли в железнодорожной катастрофе, путешествуя вместе, еще до того, как Дэниел и Сара поженились. Разумеется, Мэзон-Крауфорды, хоть и придавали большое значение родословной, но, опасаясь напоминанием о трагедии растревожить уже пережитую боль, не стали расспрашивать Сару и Дэниела-старшего.
Дэниел спустился с холма и вернулся к дому со стороны парадного входа. Пройдя по подъездной аллее, он обошел дом и вошел на кухню, где его уже ждал обед.
– Я понимаю, сэр, это просто неприлично – предлагать вам обед на кухне, – извинилась перед ним Мэгги, которая заканчивала накрывать на кухонный стол.
– Что вы, что вы, я вам и так очень признателен за то, что вы вообще кормите меня обедом, – поспешил успокоить ее он. – А есть на кухне я привык, мы дома всегда едим на кухне.
Последнее было неправдой. До сегодняшнего утра Дэниел ни разу в жизни не ел на кухне – его мать, аристократка до мозга костей, никогда бы этого не допустила, да и слуги были бы шокированы его присутствием на кухне. Но сейчас его личное обаяние и простота в общении сделали свое дело – Мэгги и Вилли искренне поверили его словам.
После обеда Дэниел пил кофе в маленькой гостиной, которая раньше была комнатой миссис Дэвис, экономки, и слушал Мэгги, передающую ему рассказы Фанни Крафт. Он вздрогнул от неожиданности, когда донеслись крики с верхнего этажа. Старик кричал так громко, что его вопли были слышны даже внизу, несмотря на толстые стены.
– О, не обращайте внимания, сэр, – сказала Мэгги. – Он вовсе не страдает. Он кричит от злости, потому что привязан и не может швырнуть чем-нибудь в моего мужа. А сегодня на него нашла особая ярость, потому что он опять вспомнил об этой женщине, Малхолланд.
– Он что, так сильно ее ненавидит? – Дэниел слегка наморщил лоб.
– О, когда он о ней вспоминает, в него словно вселяется дьявол, – спокойно ответила Мэгги. – Он часами проклинает ее и никак не может остановиться. Я всегда говорю Вилли: удивительно, что она его не слышит. Может, она его и слышит. Такая сильная ненависть, должно быть, чувствуется и на расстоянии.
Дэниел улыбнулся.
– Что ж, вряд ли его ненависть может побеспокоить ее там, где она сейчас, – заметил он.
– О, вы ошибаетесь, сэр, она еще не умерла.
– Не умерла? – Дэниел чуть не выронил чашку. – Вы хотите сказать, эта женщина, Малхолланд, мать моей бабушки, еще жива?
– Да, сэр, она жива. Я, правда, сама узнала об этом не так давно из местной газеты. О ней написали статью – понимаете, в наших краях она известная личность. Но я думаю, она еще не долго протянет – она ведь уже очень стара.
– Она живет поблизости?
– В Шилдсе, сэр. Кажется, в Вестоэ. Да, я думаю, в Вестоэ – это район города, где живут все богатые люди.
Сверху донесся громкий вопль, и Мэгги поспешно встала.
– Если вы позволите, сэр, я пойду помогу мужу. Он, наверное, меняет ему постель.
Дэниел тоже встал. Когда Мэгги вышла из комнаты, он долго стоял в задумчивости, глядя на дверь. Итак, Кэти Малхолланд, мать его бабушки, еще жива. Эта женщина приходится ему прабабушкой. Будет ли возможно повидаться с ней?
Глава 2
На следующее утро Дэниел снова ехал в побитом такси Фрэда, на этот раз, направляясь в Шилдс. В голове у него творилась самая настоящая неразбериха: сплетни, домыслы, легенды – все это переплеталось воедино. Разговорчивый шофер охотно рассказывал о Кэти Малхолланд, припоминая все то, что когда-либо слышал об этой женщине, начинавшей судомойкой на кухне в Гринволл-Мэноре еще в середине прошлого века и сколотившей себе немалое состояние на купле-продаже недвижимости.
Наконец они подъехали к высокой белой ограде, за которой находился большой двухэтажный дом. Дэниел вышел из машины, пересек тротуар и, войдя через железную калитку в воротах, направился по широкой посыпанной гравием дорожке к парадному крыльцу. Нажимая на кнопку звонка, он слышал смех, доносящийся из глубины дома, потом звонкий женский голос прокричал: «Я открою, мама!»
За этим последовали торопливые шаги. Когда дверь распахнулась, перед его взглядом предстала молоденькая девушка. Девушка была среднего роста, с большими темно-синими глазами, глядящими из-под густых пушистых ресниц. У нее был довольно крупный рот с полными чувственными губами, а маленький курносый носик казался совсем крошечным на ее лице по сравнению с глазами и ртом. Но более всего во внешности девушки Дэниела поразили ее волосы. Они были совсем светлыми и отливали серебром. Он знал, что этот оттенок сейчас в моде, в Америке многие девушки обесцвечивали волосы, например его кузина Ренэ недавно выкрасилась в такой цвет, – но он мог поспорить, что цвет волос этой девушки натуральный. Еще и потому, что ее прическа вовсе не соответствовала моде, – сейчас, когда мода предписывала женщинам короткую стрижку, волосы этой девушки были заплетены в косы и скручены на затылке замысловатым узлом. Не дав ему времени заговорить, девушка обрушила на него поток слов. Она говорила очень быстро, и в ее звонком голосе слышался едва сдерживаемый смех.
– Нет, нет, даже не пытайтесь мне что-то продать, это бесполезно, – щебетала она, слегка склонив голову набок. – У меня уже есть все книги, которые вы можете мне предложить, от энциклопедии до художественной литературы. Полотенца и простыни меня тоже не интересуют, а ваше чудо-одеяло, которому, как вы говорите, нет износа, мы уже приобрели у вашего коллеги, поэтому даже не пытайтесь мне его навязать. Вы уже третий, кто приходит сегодня, а еще только утро. Я понимаю, это ваша работа и вы тоже должны как-то зарабатывать себе на жизнь, но всему есть предел. Мы уже и так слишком много всего накупили, неужели вы не… – последние фразы она говорила уже медленнее и наконец умолкла, покусывая верхнюю губу. – О Боже, но вы ведь, кажется, ничего не продаете, – прошептала она, оглядывая гостя, который стоял перед ней с пустыми руками.
– Нет, я ничего не продаю, – Дэниел покачал головой, делая сверхчеловеческие усилия, чтобы не расхохотаться.
– О, простите ради Бога, я… Вы хотите кого-то видеть? Вы, наверное, пришли к отцу?..
– Нет, я просто хотел узнать, – он все еще с трудом сдерживал смех, – я хотел узнать, проживает ли здесь миссис Фрэнкель.
– О да, да, она живет здесь.
– А… как вы думаете, мог бы я с ней повидаться?
– Да. Да, конечно. Пожалуйста, проходите.
– Если вы мне позволите, я сначала отпущу такси.
– Да, да, пожалуйста.
Когда, отпустив Фрэда, он вновь поднялся на крыльцо, девушки уже не было на пороге. Через дверной проем, он видел, что она стоит в зале, разговаривая с женщиной постарше. Заметив его, обе женщины пошли ему навстречу.
– Вы хотите видеть миссис Фрэнкель? – спросила женщина постарше, внимательно глядя ему в лицо.
– Да, если это возможно.
– Могу я спросить, по какому делу?
– Это… это долгая история, мэм, но если я не ошибаюсь… – Дэниел опустил глаза, машинально загибая края шляпы, которую держал в руках. – Словом, я думаю, что прихожусь ей правнуком.
– Вы… вы приходитесь правнуком миссис Фрэнкель?
Женщина и девушка изумленно переглянулись, потом женщина снова обратилась к нему:
– Простите, как ваше имя?
– Дэниел Розье.
– Розье?
– Да, Розье. Я Дэниел Третий.
Женщина и девушка опять обменялись быстрыми взглядами. Теперь лицо женщины было очень серьезным.
– Пожалуйста, пройдите, – пригласила она и, развернувшись, направилась назад в зал.
Девушка придержала для него дверь и, когда он вошел, закрыла ее за ним.
Зал показался Дэниелу маленьким по сравнению с масштабами Гринволл-Мэнора. Его убранство тоже разительно отличалось от убранства усадьбы. Все здесь было новым, опрятным и современным: белые, сверкающие чистотой стены, розовый ковер на полу, такая же ковровая дорожка на лестнице, ведущей на второй этаж. Контраст усилился, когда вслед за женщиной он вошел в светлую, со вкусом обставленную гостиную. Но после первого беглого взгляда он понял, что среди мебели есть также дорогостоящие предметы антиквариата, и невольно вспомнил о матери, которая была заядлой коллекционеркой «вещей из старого мира».
– Хотите присесть?
– Благодарю вас.
Он сел в предложенное ему кресло, а женщины устроились на кушетке напротив молча глядя на него. Молчание длилось так долго, что Дэниел почувствовал себя неловко. Кроме того, обе слишком пристально его разглядывали, а лицо старшей женщины было к тому же обеспокоенным. Наконец она заговорила.
– Я миссис Малхолланд, внучатая племянница миссис Фрэнкель, – представилась она. – А это моя дочь Бриджит.
Дэниел улыбнулся поочередно обеим. Поймав взгляд девушки, он заметил, что в ее глазах еще сверкают огоньки смеха.
– А я приняла его за бродячего торговца, – сказала она, оборачиваясь к матери. – Я уже хотела его отослать.
– О, моя милая! – миссис Малхолланд покачала головой, и уголки ее рта дернулись, словно она собиралась засмеяться, но тут же ее лицо вновь приняло серьезное, озабоченное выражение. – Почему вы не появлялись раньше, мистер Розье? – обратилась она к гостю. – Вы что, только сейчас узнали о вашем родстве с миссис Фрэнкель?
– Да, я узнал об этом только вчера. А еще пару недель назад и вообще не знал, что у меня есть родственники в Англии. Когда умер мой дед – а это случилось примерно две недели назад, – мой отец обнаружил среди его корреспонденции письма из Гринволл-Мэнора, написанные миссис Розье, матерью моего деда.
– Она еще жива?
– Нет, она умерла около двух лет назад. Но, как я уже говорил, мы не знали о ее существовании, пока отец не нашел эти письма.
– А… мистер Розье, ее муж? Он еще жив?
Дэниел на секунду отвел глаза, потом снова посмотрел в лицо женщины, сидящей напротив.
– Да, мой прадед еще жив, – тихо сказал он. – Я мог бы добавить «к сожалению», потому что он в ужасном состоянии, не только физически, но и духовно.
При этом сообщении вновь наступила тишина. Кэтрин, не глядя на гостя, поднялась с кушетки и подошла к камину. Обернувшись от камина, она сказала:
– Мне неудобно говорить вам об этом, мистер Розье, но вы должны знать, что ваш прадед… он принес много горя тете Кэти. Я, по правде сказать, не знаю, как она воспримет ваш визит.
– Я понимаю, мэм, я прекрасно понимаю, что вы хотите сказать. – Дэниел думал сейчас о незаконнорожденном ребенке Кэти Малхолланд, которым была Сара, его бабушка. – Но это… это не меняет того факта, что миссис Фрэнкель является моей родной прабабушкой.
– Как вы узнали о ней?
– Люди, которые присматривают за моим прадедом, чета Робсон, рассказали мне то, что им было известно, – коротко ответил Дэниел, опустив ту неприятную деталь, что он слышал имя Малхолланд из уст самого прадеда.
– Что ж, эти люди могли и ошибиться, – заметила Кэтрин, несколько недружелюбно поглядывая на гостя. – Но предположим, что это в самом деле так. Вы должны принять к сведению, мистер Розье, что возраст миссис Фрэнкель уже очень преклонен – ей девяносто два года. И хоть у нее еще ясная голова и она не страдает старческим маразмом, иногда она находится во власти воспоминаний, и далеко не все ее воспоминания относятся к разряду приятных. У тети Кэти была очень трудная судьба, мистер Розье, на ее долю выпало немало горестей. К тому же ее имя было всегда окружено клеветой, в чем есть немалая доля вины вашего прадеда. Я понимаю, что вы здесь ни при чем, но для тети Кэти ваше появление может послужить напоминанием о неприятных эпизодах прошлого. – Кэтрин немного помолчала, прежде чем заключить: – Честно говоря, я вообще не знаю, стоит ли вам встречаться с ней. Если вы не против, я бы хотела сначала посоветоваться с мужем, послушать, что он думает на этот счет. Вы ведь можете немного подождать?
– Да. Да, конечно, я подожду.
– Понимаете ли, мистер Розье, все дело в вашем имени, – продолжала Кэтрин, немного смягчившись. – Мне неприятно вам это говорить, но, если бы вас звали не Розье, а как-то иначе, я уверена, тетя Кэти была бы без ума от радости, узнав, что у нее есть правнук. Поверьте, это бы очень ее обрадовало.
– Будем надеяться, что это все же обрадует ее, несмотря на мое имя, – с улыбкой вставил Дэниел.
– Вы не против выпить чашечку кофе?
– Да, большое спасибо. Это очень мило с вашей стороны.
– Бриджит, может, ты пока покажешь мистеру Розье сад? А я пойду скажу Колли, чтобы она сварила кофе.
Дэниел сразу же заметил, что Бриджит не испытывает особого энтузиазма, оказавшись в роли его проводника, однако, стараясь не обращать внимания на неразговорчивость девушки, он послушно последовал за ней через высокие стеклянные двери, ведущие на выложенную камнем террасу.
– Здесь очень мило, – сказал он, надеясь завязать беседу.
Она не удостоила его ответом и, сойдя со ступенек террасы, молча направилась по тропинке среди розовых кустов.
В молчании они пересекли лужайку, посреди которой стояла раскидистая ива, прошли через заросли декоративного кустарника и через маленький ухоженный садик и, обогнув дом, вернулись туда, где росли розовые кусты.
Упорное молчание девушки начинало действовать Дэниелу на нервы, ведь было ясно, что говорить ей мешает не робость, а предубеждения против него, потомка старого Розье. Казалось, своим отказом разговаривать с ним девушка выносит немой приговор его прадеду, а заодно и ему. Сам Дэниел вовсе не считал себя блистательным собеседником и, по обыкновению предпочитал больше слушать, чем говорить, но сейчас он сделал отчаянную попытку завязать разговор, обратив на этот раз свое внимание на розы.
– Я всегда поражаюсь тому, как хорошо растут розы в Англии, – сказал он, остановившись возле одного из кустов и осторожно приподнимая розовый бутон. – На прошлое Рождество я гостил у друзей в Суссексе, – и, вы представляете, у них в саду в это время года цвели розы!
Темно-синие глаза девушки посмотрели на него безо всякого выражения. Сейчас они стали еще темнее и казались почти черными.
– Это надо же, как повезло вашим друзьям! – насмешливо проговорила она.
Это было явным проявлением невежливости с ее стороны. Дэниел почувствовал, что краснеет, и рассердился на себя самого за это.
– А вы знаете, у нас в Америке человека не отправляют на электрический стул, пока не докажут его виновность, – серьезно сказал он, глядя в упор на девушку.
В ту же секунду с террасы донесся голос ее матери:
– Может, выпьем кофе в саду?
– Нет, мама, лучше дома, – ответила Бриджит. – Здесь слишком ветрено.
И снова они сидели втроем в гостиной.
– Мой муж должен вернуться с минуты на минуту, – сказала Кэтрин, разливая кофе. – Надеюсь, вы правильно истолковали мои опасения и не в обиде на меня. Мне бы не хотелось доставлять беспокойство тете Кэти.
– О да, я вас прекрасно понимаю.
Дэниел кивнул, глядя на стройную темноволосую женщину, которой, судя по ее виду, было немногим больше сорока. Про себя он решил, что эта женщина в целом ему симпатична. Желая поддержать беседу, а также точнее определить степень ее родства с его прабабушкой и с ним самим, он поинтересовался:
– Вы, насколько я понял, дочь брата или сестры миссис Фрэнкель?
– О нет, все это несколько сложнее, – ответила Кэтрин с улыбкой. – Тетя Кэти – то есть миссис Фрэнкель – приходится мне двоюродной бабушкой, а я ее внучатая племянница. Ее брат был моим дедом.
– Итак, брат моей прабабушки был вашим дедом, – повторил Дэниел. С секунду поразмыслив над этим, он широко улыбнулся. – Да, теперь мне, кажется, все ясно.
– А Бриджит тете Кэти приходится двоюродной прабабушкой, – продолжала Кэтрин, положив руку на плечо дочери.
– Но все мы называем ее просто тетей, и знаете, она вовсе не выглядит на свои годы. Тетя Кэти держится просто великолепно для своего возраста. – Она замолчала и повернулась к двери. – Простите, кажется, пришел мой муж, – извинилась она, вставая, и поспешно вышла из комнаты.
Молчание возобновилось, когда Дэниел и Бриджит остались одни. На этот раз Дэниел твердо решил, что ни за что не нарушит его первым, – он прекрасно умел выдерживать молчание и сейчас мог поспорить, что девушка в конце концов смутится и сама начнет разговор. Он был очень удивлен, когда она с невероятной простотой сказала:
– Я должна извиниться перед вами.
Он облизал губы, прежде чем ответить.
– О, не волнуйтесь, это не имеет значения.
– Нет, это имеет значение, – возразила она. – Я знаю, что повела себя очень глупо, просто по-детски. Я думаю, что могу объяснить это только тем, что я очень привязана к тете Кэти, а имя Розье… Мне слишком часто приходилось слышать от нее это имя, и… – Она запнулась.
– И ничего хорошего в связи с этим именем вы не слышали, – подсказал он.
– Это… – Она мотнула головой. – Это не так просто объяснить.
– Я понимаю.
– Нет, вы не понимаете. Вам это трудно понять.
– Тогда дайте мне время.
Она улыбнулась. Он заметил, что у нее очень мягкая, немного застенчивая улыбка.
– Мне очень жаль, что я не бродячий торговец, – сказал он. – Я уверен, что смог бы добиться вашей симпатии и убедить вас сделать покупку.
– О нет, этого бы вам не удалось, – она серьезно покачала головой. – Если бы вы видели, сколько всякого хлама лежит у нас на чердаке! Мы купили у них столько ненужных вещей, что пришло время остановиться. Понимаете, они указывают друг другу дома, хозяек которых легко убедить. Вот они и приходят сюда толпами, а мама просто неспособна проявить твердость и сказать им «нет».
– А вы способны проявить твердость?
– Да. У меня вообще очень твердый характер.
Они оба смеялись, когда отворилась дверь и появилась Кэтрин в сопровождении мужчины.
– Это мой муж, – представила его Кэтрин.
Том Малхолланд скептически изучал лицо гостя, и Дэниел хладнокровно выдержал его взгляд. Шагнув вперед, он первым протянул руку.
– Очень приятно.
– Очень приятно. – После минутного колебания Том пожал его руку. – Присядьте, пожалуйста, – пригласил он.
– Кофе еще не остыл, – сказала Кэтрин мужу, когда все заняли свои места. – Тебе налить чашечку?
– Нет, спасибо, дорогая. Я только что выпил чашку чая в городе. – Том повернулся к Дэниелу и в течение нескольких секунд молча смотрел на него, прежде чем заговорить. – Ну что ж, должен вам признаться, эта история несколько потрясла меня, жена уже объяснила мне все. Значит, вы правнук тети Кэти?
– Да, я Дэниел Розье Третий и, как я уже говорил вашей супруге, – он вежливо наклонил голову в сторону Кэтрин, – из того, что я узнал вчера в Гринволл-Мэноре, я заключил, что мисс Малхолланд, или миссис Фрэнкель, является матерью моей бабушки, то есть моей прабабушкой, а мой прадед… – Он на секунду умолк. – Мой прадед с обеих сторон – Бернард Розье.
– Тогда вы знаете, что у ваших дедушки и бабушки был один отец?
– Да. Я узнал об этом вчера.
Они посмотрели друг другу в глаза, и Том сказал:
– Вы понимаете, что ваше появление может послужить для тети Кэти шоком?
– Да, я это прекрасно понимаю. Я сам, можно сказать, только что пережил шок.
– То, что меня беспокоит… Мы ведь не знаем, будет ли этот шок положительным или отрицательным. И дело не только в вашем имени, а еще и в том, что тетя Кэти была вынуждена расстаться с дочерью, когда той исполнился год, а потом увиделась с ней, когда Саре было около двадцати лет, и, насколько мне известно, их встреча была не из приятных. Сара в некотором смысле отвергла свою мать. Люди, которые ее воспитали, внушили ей, что она происходит из знатного рода, и, когда выяснилось, что это не так, вашей бабушке это не понравилось.
– О, об этом я слышу впервые. Понимаете, мы ведь вообще не знали, что у нас есть родственники в Англии, и узнали об этом, только когда умер дед. Как я уже объяснял вашей супруге, мы нашли среди его корреспонденции письма от его матери, от моей другой прабабушки.
– А ваша бабушка, дочь тети Кэти, она еще жива?
– Да.
– И за все эти годы она ни разу не упомянула о том, что у нее есть в Англии мать?
– Нет. Мы думали, что ее родители погибли вместе с родителями деда в железнодорожной катастрофе.
– Ну что ж, – Том потер рукой подбородок и повернулся к жене. – Я думаю, ему все-таки стоит встретиться с ней. Если мы не позволим этого, то до конца своих дней будем мучить себя вопросом, поступили мы правильно или нет.
– Да, Том, я думаю, ты прав.
– А что скажешь на это ты? – Том посмотрел на дочь.
Бриджит, с секунду помедлив, ответила:
– Тебе лучше знать, папа.
– Ну, значит, решено, – Том кивнул Дэниелу. – Теперь надо подумать, как мы это сделаем. Вы не можете неожиданно войти к ней в комнату, это ее потрясет. Я думаю, ее надо сначала подготовить.
– Да, да, конечно, – согласился Дэниел.
– Кэтрин, – обратился Том к жене, – ты можешь заняться этим?
Кэтрин встала.
– Да, да, я поговорю с ней, – сказала она и быстрым шагом вышла из комнаты.
Дойдя до лестничной площадки, Кэтрин остановилась и помедлила перед дверью спальни. «Почему этому суждено было случиться так поздно?» – подумала она. Десять лет назад, например, тете Кэти было бы легче пережить шок – ведь даже если она будет рада встрече с правнуком, все равно это будет шоком. А сейчас ей девяносто два года, и кто знает, сколько ей осталось жить. Появление потомка Бернарда Розье может показаться ей роковым, – как будто этот человек, принесший ей столько горя в молодости, преследует ее и на краю могилы. Но этот молодой человек так мил, так любезен! Разве возможно невзлюбить его только за то, что его фамилия – Розье?
Кэтрин пересекла лестничную площадку и открыла дверь спальни. При ее появлении старуха, сидящая в кресле возле окна, обернулась и простодушно спросила:
– С кем это Бриджит гуляла в саду, Кэтрин? Я никогда раньше не видела этого молодого человека. Что будет, когда Питер вернется? Это уже третий, который приходит сюда за последнюю неделю.
– Тетя Кэти! – Кэтрин пододвинула стул к креслу старухи и села. Взяв в ладони ее иссохшую сморщенную руку, она сказала: – Этот молодой человек, которого ты видела в саду, пришел не к Бриджит, а к тебе, тетя Кэти.
– Ко мне? – На лице Кэти, покрытом мелкой сетью морщин, отобразилось удивление.
– Да, моя дорогая, к тебе. – Свободной рукой Кэтрин убрала со лба Кэти прядь белых, как снег, волос. – Мы… мы долго не могли решить, провести его к тебе или нет.
– О чем ты говоришь, дитя мое? – Кэти нетерпеливо убрала руку Кэтрин со своего лба и легонько похлопала по ней ладонью. – Ты хочешь сказать, меня желает видеть молодой человек, а ты не знаешь, пропускать его ко мне или нет?
Кэтрин дважды открыла рот, прежде чем решилась заговорить.
– Что бы ты на это сказала, тетя Кэти, – осторожно начала она, – если бы вдруг выяснилось, что у тебя есть правнук?
Наблюдая, как Кэти медленно откидывается на спинку кресла и ее челюсти безвольно разжимаются, заставляя раскрыться рот, Кэтрин испуганно воскликнула:
– О, тетя Кэти, я не должны была сообщать тебе об этом так быстро! Но я не знала, что это так на тебя подействует…
– Все в порядке, все в порядке. Этот молодой человек… он внук Сары?
– Да, тетя Кэти. Он внук Сары, и он приехал из Америки.
– О, Кэтрин, Кэтрин! – Кэти выпрямилась в кресле и, схватив руку Кэтрин, сжала ее с неожиданной силой. – Значит, это она послала его ко мне? О, Кэтрин!
Кэтрин улыбнулась. Шок оказался счастливым, это переживание не повредит здоровью тети Кэти.
– Я сейчас приведу его к тебе, – сказала она, вставая. – Только ты постарайся не разволноваться, ладно? – Она погладила старуху по щеке. – Будь спокойна, ты меня слышишь?
– Я тебя слышу, милая. Иди же, иди за ним. Кэтрин вышла, а Кэти, не сводя глаз с двери в ожидании появления правнука, повторяла себе самой: «Будь спокойна, будь спокойна», но сердце ее билось все быстрее и быстрее.
Когда дверь отворилась и в комнату вслед за Кэтрин вошел высокий темноволосый молодой человек, Кэти показалось, что ее сердце сейчас вырвется из груди, и к ней вдруг вернулись все ее давние страхи. В ужасе она зажала ладонью рот.
Да, Кэти знала, что ей уже очень много лет, знала, что она уже давно превратилась в древнюю старуху, но до самого недавнего времени ей как-то не случалось замечать в себе ярко выраженных симптомов старости. Только совсем недавно она начала ловить себя на том, что не может припомнить событие, происшедшее только вчера или даже несколько часов назад. Но даже в такие моменты ей было достаточно сосредоточиться на несколько минут, чтобы восстановить событие в памяти. Удивительным было другое: чем легче забывалось то, что случилось недавно, тем ярче становилось в ее памяти прошлое, самое далекое прошлое. В последние годы она провела долгие часы, мысленно возвращаясь в те времена, когда была ребенком. Она вновь и вновь переживала те дни, когда совсем маленькой девочкой ползала на коленках среди золы возле шахты, выбирая по кусочку уголь, а мать приходила, чтобы забрать ведра. А еще она сидела на кухне в маленьком тесном коттедже вместе с Лиззи, Джо, дедом и матерью и делилась с ними новостями из хозяйского дома. Потом приходил отец и заставлял ее читать. «Произнеси это слово по слогам», – говорил ей он. Казалось, все это было только вчера… А в последние месяцы ей все время вспоминался тот день, когда мать выстирала всю ее одежду, потому что назавтра она поступала на работу в Гринволл-Мэнор. Ей было одиннадцать лет, и она сидела возле огня, завернутая в одеяло, и наблюдала, как мать гладит ее платья. У этого воспоминания был даже запах – всякий раз, мысленно возвращаясь в тот день, она чувствовала, как пахнет набивная ткань юбки под горячим утюгом. Она видела, как мать дует на угли в печи, чтобы разжечь огонь и разогреть утюг; сняв утюг с печи, вытирает его о кусок мешковины, потом приподнимает и плюет на него. Однажды ее плевок отскочил от утюга и попал ей на руку, и она с перепугу без нужды упомянула имя Господа. «Ах Бог ты мой!» – воскликнула она, но тут же, поняв свою оплошность, извинилась: «Это у меня случайно вырвалось, я не хотела…» Этот день был невероятно ярок в памяти Кэти.
Еще в последнее время она часто видела себя идущую рядом с дедом через поля, сидящую с ним на склоне холма. Она помнила их разговоры, помнила многое из того, что говорил ей дед, и теперь понимала: у него она почерпнула немало мудрости. Ее дед был мудрым человеком. Он не был таким религиозным и богобоязненным, как отец, но в некотором смысле он был мудрее отца… Странно, но ни разу за все это время она не вспомнила о днях, проведенных в Гринволл-Мэноре. Быть может, она нарочно оградила себя от этих воспоминаний, потому что любое воспоминание о жизни в хозяйском доме неизбежно воскрешало в ее памяти ту ужасную ночь – ночь бала…
А теперь все преграды рухнули, и воспоминания хлынули сплошным потоком через эту дверь, в которую вошел он. Он – тот самый, кто надругался над ней в ночь бала. Сейчас он возвращался, чтобы снова мучить ее.
