Текст книги "Заговор двух сердец"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Глава 8
Что ж, этого следовало ожидать, не так ли? Где бы она ни была, там обязательно кто-то умирал. На этот раз двое – лорд и леди. Убийство и самоубийство. Как судачили позже в деревне, еще одно подтверждение, верно? Есть в ней что-то странное, унаследованное еще от прабабки, что-то от ведьмы.
Они стали считать все смерти и трагедии, связанные с ней. Вспоминали ее аморальные поступки. Напоминали друг другу, что она разрушила первый брак фермера Бентвуда. А когда его жена умерла, и он на ней не женился, она его прокляла, и он запил и стал таскаться по бабам. Сейчас он снова женат, у него маленькая дочь, и он уже три года не пил. С ним было все в порядке, до тех пор, пока Тилли Троттер, или Сопвит, как она себя сейчас называет, не вернулась из Америки. И что же случилось? Он снова запил. Да, есть в ней что-то, что-то скверное. Поэтому лучше обходить ее стороной.
Все это дочь старика Джо Роулингса высказала второй миссис Бентвуд, когда та зашла на ферму за молоком. Дальше разговор пошел про следствие, которое проводилось полицией по поводу смерти двух аристократов.
– Мой папаша говорит, что это несправедливо, миссис Бентвуд. Он говорит, что они должны были привлечь эту мадам за непреднамеренное убийство. Около нее люди дохнут как мухи. Это все колдовство, так говорит мой отец.
Вторая миссис Бентвуд удивила Пегги Роулингс, заметив:
– Я не верю в колдовство, это все от невежества.
Потом Пегги рассказывала отцу:
– Она немного задирает нос. Но и я не лыком шита, я ей прямо сказала, что вот фермер Бентвуд в колдовство верит, во всяком случае, в ее колдовство, потому что сам пострадал от него. Я ее предупредила, чтобы она держала ухо востро. – Помолчав, женщина добавила: – Она довольно тихая, эта его вторая жена. Но, знамо дело, в тихом омуте черти водятся. Ну, я ее предупредила, с меня взятки гладки…
В тот же вечер Люси Бентвуд за ужином, глядя на мужа через стол, спросила:
– Чем закончилось следствие на прошлой неделе?
– Чем закончилось? Откуда я знаю?
– Ты там был, не отнекивайся.
– Ладно, был, ну и что?
– Ничего, ничего, – улыбнулась она. – Я только хочу знать, что случилось.
– А что всегда бывает? Они доказали, что люди умерли.
Жена пристально посмотрела на Симона, а потом снова принялась за еду. Она ничуть не удивилась, когда он отодвинул тарелку и молча ушел. Люси видела через открытую дверь, как он удаляется в темноту. Она перестала есть и долго сидела, сложив руки на коленях.
Люси любила этого мужчину и надеялась, что он тоже любит ее. Конечно, она понимала, что на ней все в его жизни не заканчивается. Она по намекам и рассказам знала, что он любил и других. Но миссис Сопвит или Тилли Троттер, видимо, была его первой любовью и имела на него особое влияние – это она несла ответственность за то, что этот добрый и щедрый человек превратился в забулдыгу и буяна. Но с того самого дня, когда Люси поскользнулась на обледенелом тротуаре, а он поймал ее за локоть и не дал упасть, Симон стал главным мужчиной в ее жизни. Он стал самим собой – добрым, ласковым и щедрым. Он был на десять лет ее старше, и относился к ней, как к молодой девушке. Конечно, Люси понимала, что засиделась в девках. Но с Симоном она чувствовала себя молодой и родила ему дочь. Казалось, это принесло ему большую радость, и все шло хорошо, пока два месяца назад не вернулась миссис Сопвит, теперь вдова.
За последний месяц Симон три раза напивался. Есть ли хоть доля правды в рассказах о власти этой женщины? Неужели она действительно его прокляла?
Люси чуть не перевернула стул, резко встав из-за стола. Она не была невежественной деревенщиной – много читала, родители дали ей приличное образование. Люси умела играть на пианино и вышивать. Она не позволит всякому вздору завладеть ее умом. Если Симон снова стал пить, должна быть какая-то причина, и к колдовству она не имеет никакого отношения…
На этом этапе своей жизни Симон, сидящий в своей конторе с трубкой в зубах, вполне возможно, и не согласился бы со своей женой. В молодости, много лет назад, он защищал Тилли от этого обвинения. Но, испытав ее чары на себе, он тоже стал думать так же, как и остальные жители деревни. Было в ней что-то странное, что переворачивало жизнь мужчины. Все годы, пока она была любовницей Марка Сопвита, он сам прошел через ад, будто его прокляли. А когда Сопвит умер, а ее, беременную, выгнали из усадьбы, Симон предложил усыновить ребенка. И чем она ему отплатила? Презрением. А ведь она его когда-то любила. Да, любила! Симон был в этом абсолютно уверен. Теперь, оглядываясь назад, он понимал, что она любила его еще до того, как он догадался, что любит ее. Он считал, что она относится к нему, как к старшему брату, защищающему младшую сестру. Но в день его женитьбы на Мэри он прозрел. С тех пор рана в его сердце не заживает.
Когда же он наконец более или менее смирился с ситуацией, Тилли бесстыже вышла замуж за сына своего бывшего любовника, к тому же на шесть лет моложе себя. Это надо же! Он был потрясен до глубины души. Ему страшно было подумать, что бы он сделал, если бы она практически сразу не уехала в Америку. Наверное, пошел и поджег бы всю эту проклятую усадьбу. Ведь тогда он почти свихнулся. Потом он встретил Люси. Симон понимал, что она возродила его к жизни. С ней он стал напоминать себя прежнего, таким он был в юности – открытый, порядочный фермер, готовый всегда придти на помощь. Затем Люси родила ему дочку, и семья зажила новым счастьем. Симон поклялся в день рождения дочери, что бросит пить. Он сам очень верил в это. И что же произошло? Вернулась Тилли, теперь вдова. А ведь это означало, что она снова может выйти замуж. Как будто кто-то возьмет ее со вторым ублюдком, цепляющимся за ее юбки. Россказни, что черномазая девчонка старше ее сына, не выдерживали никакой критики. Поговаривали, что молодой Сопвит умер от ран, полученных при набеге индейцев. Но это только слухи. Вполне возможно, что он умер, защищая ее от других мужиков.
Милостивый Боже! Симон встал и принялся вышагивать по тесной комнате. Почему она не осталась там, где была? Что в ней такого, что так притягивает мужчин, выворачивает их мозги наизнанку?
Когда Симон услышал, что у нее белые как снег волосы, он с некоторым удовлетворением подумал: «Вот и ладно, она теперь выглядит старухой». Но когда он на прошлой неделе увидел ее в толпе, он убедился, что хоть волосы у нее и впрямь седые, старухой она не выглядела. Она выглядела так же, как много лет назад, когда пришла на судебное заседание, опираясь на руку молодого Сопвита, и судья спросил ее, в самом ли деле она ведьма. Более того, седины только прибавляли ей очарования. Симон никогда не считал ее по-настоящему красивой, для этого она была слишком высокой, выше многих мужчин. Но был в ее глазах некий магнетизм, действующий намного сильнее любой красоты. Эти глаза смотрели на тебя и вроде бы не видели. Они смотрели сквозь тебя, в тебя и за тебя. И за ней шел молодой Макграт. Симон все еще думал о нем, как о молодом Макграте, хотя Стив давно уже стал мужчиной, высоким и широкоплечим. Этот Стив Макграт всегда был ее тенью, ведь он с юных лет пускал по ее поводу слюни. Неужели он снова за ней увивается? Вряд ли. Хозяин Джон Сопвит не допустит такой связи. Хотя что он может сделать? Она – владелица поместья. Она унаследовала этот лакомый кусок от мужа. Невероятно, но Тилли Троттер, та, которую он в детстве не раз спасал от голодной смерти, заняла теперь такое положение. Это сводило Симона с ума.
Он перестал вышагивать по комнате и остановился у стола, впившись ногтями в его край. Симон отдавал себе отчет, что стоит на перепутье: или он снова начнет пить, наверняка вызвав тем самым ее презрение, или будет стремиться вверх и сделает то, что собирался сделать много лет – выкупит ферму. У него хватит денег на это. А если добавить приданое Люси, то еще и на лишний кусок земли останется. Но для покупки фермы придется встретиться с Тилли. Что такого! Ему давно хотелось увидеть ее и убедиться, что никакая ее власть не в состоянии уничтожить его.
Приняв решение, Симон снова сел. Он поставил на стол локти, опустил голову на руки, плотно сжал рот и заскрипел зубами, чтобы не позволить себе вымолвить это имя, которое билось у него в мозгу: «Тилли Троттер! Тилли Троттер, будь ты проклята!»
Глава 9
Тилли познакомилась с Люси Бентвуд в конце июня. Женщины нечаянно встретились на Норттамберленд-стрит в Ньюкасле и сразу же понравились друг другу, хотя и обменялись лишь вежливыми приветствиями.
Джон и Анна уговорили Тилли поехать с ними в город. Анна собиралась повидаться со своим адвокатом по поводу бабушкиного наследства. Старушка умерла месяц назад, а ее дочь, тетя Сюзан, которой было под пятьдесят, немедленно улеглась на диван в уверенности, что дни ее сочтены. Поэтому всеми юридическими вопросами пришлось заниматься Анне и Джону.
Тилли оставила их у адвоката, договорившись встретиться через час и вместе пообедать. Сама же она решила пока купить что-нибудь детям.
Тилли вообще не хотела никуда ехать, со дня окончания следствия она впала в своего рода летаргию, как после смерти Мэтью. Если бы не дети, она, как тетя Сюзан, улеглась бы на диван и перестала бы чем-либо интересоваться.
За последние недели она почти поверила, что в деревенских пересудах есть доля истины – она действительно притягивает смерть. Тилли слышала, как Бидди кричала на Пег за то, что та повторяет сплетни, распускаемые в конюшне – мол, странно, что лорд Митон выбрал именно ее гостиную, чтобы покончить с собой. Разве не мог он это сделать в своем собственном доме? И что делал там этот Стив Макграт? Разве она постоянно не отравляла жизнь этой семье?
Отойдя от витрины большого магазина, Тилли столкнулась с Симоном Бентвудом и его женой. Сначала она даже не взглянула на молодую женщину – перед ней стоял мужчина, ее первая любовь. Ему уже было далеко за сорок, но выглядел он гораздо старше: лицо пунцовое, живот на уровне груди. Симон был прилично одет. Он всегда хорошо одевался. Но совсем не походил на молодого человека, затронувшего ее сердце много лет назад. Женщина рядом с ним годилась ему в дочери. Тилли заколебалась, не зная, останавливаться или нет. Симон сам решил за нее и произнес:
– Привет, Тилли.
Она откашлялась и тихо ответила:
– Привет, Симон.
– Это моя жена. – Люси Бентвуд, склонила голову и слегка присела. Этот жест вывел Симона из себя. Хотя он сначала говорил нормальным тоном, то теперь просто зарычал на жену: – И нечего тут приседать, женщина. Мы с Тилли для этого слишком хорошо друг друга знаем. Ведь так? – Его лицо еще больше покраснело.
Тилли посочувствовала женщине и ровным голосом подтвердила:
– Да, мы с тобой знакомы давно.
– Знакомы! – Симон невесело рассмеялся, дергая головой. – Смешное слово ты выбрала – знакомы!
Услышав сквозь этот смех спокойный голос женщины, Тилли полностью перестала обращать на Симона внимание.
– Мне очень приятно с вами познакомиться, миссис Сопвит.
– Взаимно, миссис Бентвуд, – ответила Тилли.
Люси Бентвуд улыбнулась высокой леди – для нее Тилли и была леди – и пытаясь извиниться за грубое поведение мужа, сказала:
– Мы сюда на день приехали. Я ищу ткань на платье своей дочурке.
– Какое совпадение, – так же улыбнулась и Тилли, – я тоже делаю покупки для детей. Сколько вашей?
Она обращалась только к Люси, и та ответила:
– Два годика, мэм.
Снова Тилли почувствовала раздражение Симона. На этот раз, хоть он и вмешался в разговор, тон его был менее агрессивным.
– Я все это время собирался зайти к тебе, Тилли, – сообщил он.
– Да? – Она вопросительно взглянула на него.
– По делу.
– Вот как!
– Насчет фермы.
– Тебе требуется ремонт?
– Нет, больше. Я подумываю о том, чтобы купить ее, если ты не возражаешь.
– Да? – Она подняла брови и одновременно взглянула на Люси. Потом сказала: – Ну, об этом надо подумать. Заходи, мы сможем это обсудить.
– Годится.
Тилли отступила в сторону и, глядя на Люси Бентвуд, произнесла:
– До свидания, миссис Бентвуд.
– До свидания, мэм.
С Симоном они молча раскланялись и Тилли пошла дальше. Но не успела она отойти на достаточное расстояние, как услышала сердитый голос Симона:
– Ты перестань к ней обращаться «мэм», она этого не стоит.
– Вряд ли я смогу.
– Почему же? – Глядя на жену, он смутно начинал догадываться, насколько сильный характер скрывается под тихой, спокойной внешностью.
– Потому, что вне зависимости от всех сплетен, она кажется леди. Она выглядела как леди, еще не сказав ни слова, и еще больше после.
– Бог ты мой! – Симон наклонился к ней и спросил: – Ты знаешь, что о ней говорят в деревне?
– Да, я все слышала. И насколько я понимаю, Симон, скорее всего это лишь ясновидение. Моя бабушка была такой: она увидела дедушку мертвым за шесть часов до того, как ей об этом сообщили, а он умер в часе ходьбы от ее дома. Лошадь понесла, и он попал под колеса кареты. Она все это видела и сказала своей дочери за шесть часов до этого события.
– Ох, помолчи!
– Как скажешь, Симон, как скажешь.
– И не смей разговаривать со мной таким насмешливым тоном.
– Ты полагаешь, я смеюсь, Симон? Так ты ошибаешься. Я лишь пытаюсь сохранить трезвую голову в непростой ситуации. Ведь леди, которую мы только что встретили, захватила твое воображение много лет назад. Я поняла это не из того, что слышала и не из того, что ты мне сам рассказал, а по выражению твоего лица при упоминании ее имени, по твоим глазам две минуты назад. Нет, Симон, мне не до смеха. И что я тебе сейчас скажу глубоко личное, об этом не стоило бы говорить посредине шумной улицы. Хотя здесь, по крайней мере, ты не сможешь орать и возражать, поэтому я все же скажу и больше никогда об этом не заговорю. Значит так. Боюсь, что она все еще живет в твоей душе, которой когда-то завладела, но это было до нашей встречи. В конце концов я родила тебе ребенка. И еще, хоть сейчас не время и не место, но я скажу: я жду еще ребенка.
Симон остановил жену и заглянул в ее добрые глаза. Стыд, какого он не испытывал никогда в жизни, охватил его и он проклял Тилли Троттер и ее возвращение в его жизнь, ведь перед ним стояла его жена: молодая женщина, на которой ему повезло жениться, и она была доброй и мудрой. Да, очень доброй и очень мудрой. В этот момент Симон вспомнил, как Мэри, его первая жена, воспринимала его одержимость Тилли – она сходила с ума от ревности.
Симон не сказал: «Прости меня, Люси», он просто взял ее руку и продел под свой локоть, пробормотав:
– Пошли домой, по магазинам походим в другой раз.
Встреча с Симоном внесла смятение в душу Тилли. Она обнаружила, что он больше не вызывает у нее отвращения. Она могла смотреть ему в лицо и не вспоминать сцену, преследовавшую ее много лет – его нагишом развлекающимся с пышнотелой леди Митон. Видимо, она согласилась с тем, что его поведение было ничем не позорнее ее связи с Марком или, еще хуже, брака с его сыном. И чем Симон хуже Мэтью, который спал с маленькой мексиканочкой. Ведь это его ребенка она взяла себе и это его ребенок уже причинил ей массу неприятностей, поскольку многие стали считать ее матерью этой девочки.
Нет, все это в прошлом, включая Симона. Он такой же мужчина, как и все остальные. Жаль, что он стал грубее, но теперь он женат, причем на очень славной женщине. И он хочет выкупить ферму.
Тилли смутно помнила, как ее бабушка говорила, что иметь собственную ферму – мечта всей жизни Симона. Что же, если он обратится к ней должным образом и предложит разумную цену, она не станет спорить, и он осуществит свою мечту. Тилли догадывалась, что он делает это не столько для себя, сколько для своей жены, этой молодой женщины с приятными манерами и открытым, честным лицом, женщины, которая обратилась к ней «мэм». Она ей понравилась. И может быть, когда-нибудь, они познакомятся поближе. Но сейчас это невозможно.
Тилли сделала покупки, встретилась с Анной и Джоном, а после сытного обеда засобиралась домой. Она знала, что расстраивает Анну, ведь они еще собирались посетить галерею, но ей не терпелось поскорее убраться из города, который напоминал о суде. Там мужчины осматривали ее с ног до головы раздевающими взглядами.
Недели через две Пибоди возвестил:
– Мистер Симон Бентвуд, мэм.
Тилли поднялась ему навстречу.
Она не сказала: «Привет, Симон» – он наверняка бы ответил: «Привет, Тилли» – а лишь наклонила голову, дав знак Пибоди, что его присутствие больше не требуется.
Когда дверь за дворецким закрылась, Тилли взглянула на стоящего посреди комнаты Симона и предложила:
– Садись, Симон. Я велела разжечь камин, – она махнула рукой в сторону пылающего огня, – в такую сырую погоду хочется согреться.
– Да, верно. – Симон говорил сухо, скорее безразлично, хотя на самом деле, он слегка обалдел, впервые переступая порог особняка. Ренту получал кто-нибудь из слуг, так что со времени еще его отца никто с фермы в этом доме не бывал.
Ковры и мебель впечатляли. Симон напомнил себе, что эта обстановка окружала Тилли долгие годы, поэтому ничего удивительного, как это сказалось на ней, образовав некий налет, заставивший Люси назвать ее «мэм». Да, он был просто уверен, что живя в такой обстановке, непременно изменишься.
Симон сел и взглянул на стоящую у камина Тилли.
– Я могу предложить тебе выпить? – спросила она. – Чего-нибудь горячего или виски, а, может, рому?
Тилли заметила, как у него заходили желваки.
– С удовольствием выпью чашку чаю, спасибо, – хрипло отозвался он.
Полуобернувшись, Тилли дернула за толстый шнурок, висящий на стене.
Через мгновение дверь открылась, и появился Пибоди.
– Поднос с чаем, пожалуйста.
– Слушаюсь, мэм.
Она делает это каждый день, подумал Симон. Поверить невозможно, если вспомнить девчушку, таскающую охапки хвороста вдвое больше себя и копавшую грядки. Что бы с ней стало, если бы он на ней женился? Уж точно не то, что теперь. Она была бы женщиной, матерью его детей, вполне уважаемой всеми, тогда как сейчас, не взирая на все это великолепие, ее имя полощут на каждом углу. Симон животным чутьем ощущал ненависть жителей деревни к ней. Если бы она знала, к чему все приведет, что бы она выбрала – его или это?
Пибоди принес поднос с чаем. Тилли разлила его и протянула Симону чашку. Он выпил. Она налила еще. Симон все еще никак не мог перейти к цели своего визита. Пришлось начать ей:
– Ты пришел насчет фермы, Симон?
– Ага, вот именно. Я пришел насчет фермы.
– Ну, я все обдумала, посоветовалась с Джоном, ведь он помогает мне управлять поместьем, и решила, что могу продать тебе дом и пятьдесят акров.
– Пятьдесят акров! – Его плечи опустились. – Но ведь там семьдесят пять!
– Да, я знаю. Остальную землю ты можешь взять в аренду. Понимаешь, я хочу выровнять границы усадьбы, а то этот участок выдается.
– Я бы хотел купить все целиком.
– Да, я понимаю, Симон, но не могу ничего иного предложить. Решай сам, берешь ли ты ферму или нет.
– Да, конечно, беру. Я ведь за тем и пришел. Если ты вспомнишь старые времена, Тилли, то поймешь, что я всегда хотел ее купить.
Она никак не отреагировала на упоминание о старых временах, но продолжила:
– Что касается цены… Разумеется, скот принадлежит тебе. Дворовые постройки в хорошем состоянии и мистер Сопвит… старший, – Тилли слегка запнулась, – построил, как я припоминаю, два новых коровника и небольшой сарай. – Она немедленно выбросила из головы воспоминания о том, другом сарае, и добавила: – И дом. Джон сказал, что два года назад он переделывался. И был вырыт новый колодец. Поэтому он считает, что четыреста фунтов будут приемлемой ценой.
Джон настаивал на семистах, но она сама остановилась на меньшей сумме. А Симон, уезжая утром с фермы, сказал Люси:
– Они запросят восемьсот и ни пенни меньше, вот увидишь. – Правда, он рассчитывал получить всю землю.
Тилли смотрела, как он трет ладонью подбородок, вроде бы размышляя. Мужчины всегда так. Хотя Симон должен понимать, что предложение выгодно для него. Но в таких делах обязательно нужно поторговаться.
– Ну что же, пожалуй, я соглашусь.
– Я рада. Приятно иметь свой собственный дом.
– Да уж. И это ты прекрасно знаешь сама, Тилли.
Симон не спеша оглядел комнату, а Тилли неловко произнесла:
– Все это принадлежит мне временно и перейдет сыну, когда ему исполнится двадцать один год.
Он удивленно воззрился на нее, и она почувствовала, что краснеет. Сын не имел никакого права на имущество, он ведь был незаконнорожденным. Но Тилли спокойно и четко добавила:
– Все юридически оформлено.
– Да? Что же, прекрасно. – Симон тяжело поднялся и, снова оглядывая комнату, заметил: – Прекрасная комната. Один потолок чего стоит. – Он смотрел вверх на медальоны, соединенные гирляндами, и в этот момент послышались радостные крики, а затем топот детских ног по лестнице.
Тилли с улыбкой сообщила:
– Дети хулиганят. Никак нельзя оставить их надолго.
– Ты теперь сама за ними приглядываешь? – Это «теперь» означало, что он знает все о Конни Брэдшоу, и она ответила:
– Пока да, но на следующей неделе приходит новая няня.
Симон взглянул на дверь, потому что крики теперь слышались из холла, и сказал:
– Похоже, они веселятся во всю.
Только он успел договорить, как дверь распахнулась, и в комнату вбежал Вилли – голова склонена к плечу, одна рука вытянута вперед. Он всегда так бегал.
– Мама! – закричал мальчик. – Мама! Жозефина собирается меня выпороть! – Он метнулся к матери и обхватил ее за ноги. Потом спрятался за ее юбки.
В это время в комнату подобно маленькому темному чертенку ворвалась Жозефина; и какое-то время дети ловили друг друга среди женских юбок. Наконец Тилли воскликнула:
– Хватит! Перестаньте, дети! Вы меня слышите? У нас гость. Вилли, прекрати! – Она шлепнула сына по руке, и он замер, затем поймала за руку Жозефину, слегка ее встряхнула и повторила: – Хватит! Все, я сказала!
Смех замер. Малыши стояли рядом с ней и разглядывали гостя.
– Вилли, скажи мистеру Бентвуду: «Как поживаете?»
Мальчик немного помедлил, прищурил единственный здоровый глаз, протянул руку и медленно и вежливо произнес:
– Как поживаете, сэр?
После небольшой паузы Симон пожал руку ребенку и хрипло ответил:
– Очень хорошо, малыш.
– Вы роб… родственник?
– Нет.
– Вы с шахты?
Симон уже собрался ответить, но тут вмешалась Тилли. Она притянула к себе сына и сказала:
– Не будь таким любопытным, Вилли.
– Я только спросил, мама.
– Я знаю, но это невежливо. – Она слегка улыбнулась Симону, потом взглянула на Жозефину. – Это моя приемная дочь. Скажи дяде «Как поживаете?», Жозефина.
Теперь вперед выступила Жозефина и так же вежливо, как и Вилли, поинтересовалась:
– Как поживаете, сэр?
Симон не ответил. Он завороженно смотрел на маленькую, напоминающую эльфа, фигурку, разглядывал коричневое личико, черные глаза, прямые волосы, ища сходство с Тилли. И ему вдруг показалось, что в ребенке есть что-то от Тилли, что-то неуловимое. К тому же девочка выглядела значительно моложе Вилли: она была почти в два раза меньше его ростом. Хотя она четко говорила, но это не имело значения, дети иногда и в два года прекрасно говорят. Нет, девочка не могла быть старше мальчика, это очевидно.
Симон почти вздрогнул, когда девочка спросила:
– Вы не хотите пожать мою руку, сэр?
Симон взглянул на Тилли. Она напряженно смотрела на него, и он уже собрался протянуть руку, как ребенок бросился к нему и вцепился в ногу. Подняв голову вверх, Жозефина воскликнула:
– Вы такой большой и пахнете, как Пончо…
В следующую секунду девочка упала бы на спину, не подхвати ее Тилли. Она прижала малышку к себе и с горечью сказала Симону:
– Ты зря это сделал!
– Почему? Я еще могу понять насчет этого, – кивнул он в сторону Вилли, который, быстро моргая, вглядывался в гостя. – Но в этом случае ты зашла слишком далеко. Я слышал, что индейцы насилуют женщин, и если это случилось с тобой, надо было открыто признаться, люди бы поняли. Ты считаешь деревенских невежественными свиньями, но даже самый тупой из них знает, что белые не удочеряют черномазых… Покупают их как рабов, это да. Но удочерять, нет уж! А ты еще до сих пор презираешь меня за мою единственную ошибку. Бог мой! Ну ты и нахалка. Я бы сказал…
– Убирайся!
– Ладно, я уйду. Я знал, что так и будет.
Тилли потянулась к шнуру звонка. Заметив это, Симон презрительно вздернул губу и фыркнул:
– Незачем звать лакеев. Уйду и без их помощи. И еще одно хочу тебе сказать. Мне жаль, что я вообще когда-то любил тебя. Спать с равными тебе – это я понимаю; можно попасться насильнику – это тоже понятно; но так притворяться… Знаешь что, Тилли? – Он пальцем показал на Жозефину. – Мне просто плюнуть хочется.
Симон распахнул дверь, но не закрыл ее за собой, и Тилли видела, как он прошагал мимо Пибоди и Биддла. Затем она увидела, как он обернулся и что-то отрывисто сказал Пибоди, потом ушел.
Тилли окаменела. Наконец в комнату вошел Пибоди, закрыл за собой дверь и мягко спросил:
– С вами все в порядке, мадам?
Она медленно опустила Жозефину на пол.
– Да, спасибо, Пибоди.
Дворецкий подошел поближе.
– Вы уверены, мадам? Сядьте, мадам, я налью вам чашку чаю. – Он пальцами коснулся серебряного чайника. – Он все еще теплый.
Тилли села, Пибоди подал ей чашку и сказал:
– Не обращайте внимания на такого человека, он совсем не джентльмен. Впервые в жизни меня назвали лакеем.
– Простите, Пибоди.
– Это не ваша вина, мадам. Он просто не может вести себя по-другому, деревенщина. Я возьму детей, мадам, и Биддл погуляет с ними в саду. Дождь прекратился. Мы их оденем потеплее.
– Спасибо, Пибоди. Идите, дети. – Она жестом отослала детей, и они послушно пошли за дворецким.
Оставшись одна, Тилли закрыла глаза. Она снова увидела себя, сидящую в повозке, поддерживающую залитое кровью тело Мэтью. Она опять слышала его слова: «Возвращайся домой, возьми Вилли, оставь ее здесь». Да, вероятно, он знал, о чем говорил.