Текст книги "Скорбь Гвиннеда"

Автор книги: Кэтрин Ирен Куртц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

Секорим хмыкнул, разрушая хрупкие чары Джавана, и глотнул вина.

– Хьюберт, я потрясен, – пробормотал он, отставляя пустой бокал. – Ты и правда вознамерился сотворить священника из… этого?

Джаван ощетинился от гнева, с трудом удерживая себя в руках. Хьюберт криво усмехнулся и также отодвинул свой кубок.

– Успокойся, Секорим. Принц Джаван слишком юн и порой не понимает смысла того, что говорит. Однако отчасти я склонен с ним согласиться. Оставим пока в стороне чисто богословские вопросы и поговорим о делах насущных. Если, как мы всегда утверждали, Дерини и впрямь суть зло и должны быть уничтожены, значит, должен быть способ достичь этого. Мы не довели дело до массовых казней отчасти и потому, что народ начал протестовать, когда детей и женщин убивали вместе с мужчинами. Однако если привести Дерини к гибели можно так, чтобы не возмущать противников насилия, да еще и руками самих Дерини… то, выходит, мы все равно достигнем своей цели. Как совершенно справедливо заметил принц Джаван, перед тем как спуститься в лагерь виллимитов, Господь желает, чтобы все Его овцы вернулись в стадо. Может статься и так, что позднее некоторые из них найдут свое место на бойне – но это дело будущего.

Секорим гнусно захихикал при этих словах, подливая вина себе и Хьюберту и поднимая бокал в знак согласия. У Джавана внутри все сжалось, и он постарался отвести взгляд и стиснуть трясущиеся руки между коленями. Они с союзниками-Дерини также обсуждали вариант, о котором только что упомянул Хьюберт, но Джаван надеялся, что архиепископ не додумается до этого так скоро. Ведь понятно, что любой, о ком известно, что он бывший Дерини, с блокированными способностями будет так же беззащитен, если его схватят, как обычный человек – и даже более, если Церковь все же решит, что лишь огнем, а не водой можно очистить врожденную греховность Дерини.

Если только у них будет пара лет, чтобы все бывшие Дерини могли сменить место жительства, уехать туда, где никто ничего о них не знает – лишь тогда они будут в безопасности. Это был огромный риск, но Джорем, Ивейн и все остальные решились на него – за весь свой народ – и успех зависел теперь лишь от того, дадут ли Ревану свободу действий хотя бы на несколько месяцев или лет.

– Моя мысль не поспевает за вами, ваша милость, – пробормотал он. – О таком я и не думал. Но сейчас почему бы просто не подождать и не понаблюдать за этим Реваном, раз уж он все равно уничтожает Дерини? Конечно, за ним надо следить. Может быть, еще раз испытать его, если вы все же опасаетесь, что это какой-нибудь скрытый Дерини, или если он начнет проповедовать что-то такое, что вас не устроит. Расправиться с ним никогда не поздно.

– Да, звучит соблазнительно, – согласился Хьюберт.

– Вот как? – Секорим не скрывал возмущения. – Позволить ему продолжать эти незаконные крещения, подвергая угрозе души тех, кто не является Дерини?

Хьюберт задумчиво фыркнул, потягивая вино.

– Хм-м, сомневаюсь, чтобы тут крылась какая-то опасность, мой дорогой Секорим. Джаван верно заметил, что если все это лишь притворство, то нет никакой беды в том, что творит этот Реван. Зато это поможет успокоить людей. И тем сильнее будет потом их гнев, если мы разоблачим его как мошенника.

Именно эта возможность более всего пугала Джавана, и он почти не принимал участия в дальнейшей беседе. Он надеялся, что Хьюберт отнесет это на счет усталости и боли в спине. Позднее, когда Секорим наконец оставил их и отправился к себе, Джаван вдруг обнаружил, что все это время архиепископ раздумывал, как ему поступить со ставшим вдруг слишком независимым принцем.

– Будь у меня хоть капля здравого смысла, я бы запер вас на недельку-другую на хлебе и воде, дабы убедиться, что вы как следует усвоили нынешний урок, – заявил он, пристально разглядывая Джавана. – Вы начали слишком много брать на себя – опасная черта для лишнего принца.

Перепуганный, Джаван упал перед Хьюбертом на колени, гадая, осмелится ли он испытать свои силы на нем сейчас, когда тот в полном сознании.

– Если… если вы сочтете это необходимым, ваша милость, я готов, – прошептал он. – Вы дали мне много поводов для раздумий – и я, действительно, заслужил наказание.

Он сделал вид, будто давится слезами и попытался поцеловать подол хьюбертовой рясы, – и тот понемногу начал оттаивать и смягчился. Теперь, если архиепископ сделает то, что обычно…

– Ну, будет, будет, мой мальчик, не унижайся так передо мной. – Хьюберт небрежно опустил руку ему на голову. – Ведь я твой духовный отец и забочусь лишь о твоем благе…

– Тогда засни – ради моего же блага! – мысленно приказал Джаван, заставляя архиепископа повиноваться. – Засни, и забудь обо всем…

Через несколько мгновений унизанная перстнями рука соскользнула с его макушки – Джаван поспешил схватить ее, чтобы удержать контакт, – и Хьюберт негромко захрапел, откинув голову на высокую спинку кресла. По-прежнему стоя на коленях, принц зажал его руку в ладонях и приник к ней щекой, дабы, если кто вдруг заглянет в комнату, он не заметил неладного. Затем очень осторожно проник в сознание архиепископа.

Долго удерживать связь было невыносимо трудно, ибо рыться в мозгу у Хьюберта было все равно, что копаться в выгребной яме. Тени, мелькавшие на обочине сознания, пугали и внушали отвращение, – но он все же заставил себя довести дело до конца.

– Итак, похоже, принц Джаван все же готов решиться, – внушал он архиепископу. – Я боялся, что на это уйдет целая вечность, но думаю, нам все же удалось избавить его от всякой симпатии к Дерини – не в последнюю очередь, благодаря этому Ревану. Очень странный человек – и вероятно, мне стоило бы с ним разделаться, пока он не стал опасен, – но пока он как будто играет нам на руку. Так что стоит дать ему немного свободы, посмотреть, что из этого выйдет, – но, конечно, плотно следить за ним. Потом я всегда смогу с ним покончить, если он станет нам неудобен.

Ну а пока, мой загадочный юный принц… Я уверен, что рано или поздно Джаван будет с нами всем сердцем, но пока… да, терпение – лучшая политика. Он примет религиозную жизнь, если я не стану на него давить. Он еще станет мощной фигурой в моих руках, рано или поздно.

Когда он закончил, Джавана едва не стошнило от столь продолжительного контакта, но принц заставил себя еще раз все тщательно проверить и убрать все следы своего вмешательства, чтобы Хьюберт никогда не заподозрил, что эти мысли не его собственные. Затем он позволил архиепископу прийти в себя, едва не плача от отвращения… но тому должно было показаться, что это слезы раскаяния.

– О, как вы можете терпеть меня рядом с собой, ваша милость, – всхлипнул он. – На ваше доверие я ответил дерзостью. Я был таким неблагодарным…

– Ну, будет, сын мой, не надо слез. Я знаю, у вас был трудный день. – Хьюберт даже не удивился, как ладонь его, которую он только что вроде бы клал принцу на голову, вдруг оказалась у того в руках. – Да, вам пришлось сегодня очень нелегко, и, возможно, я был слишком суров. Ведь вы все-таки еще мальчик – хотя и выдержали наказание, как мужчина. Я горжусь вами.

Джаван, весь дрожа, изнывая от боли в спине, постарался овладеть собой.

– Умоляю, ваша милость, не отсылайте меня прочь, как нашкодившего мальчишку. Я… мне многому предстоит научиться, и я готов учиться у ваших ног. Только позвольте мне остаться в Валорете, прошу вас.

– Учиться в Валорете? – пробормотал Хьюберт. – Неужто я улавливаю желание поближе познакомиться с религиозной жизнью?

– Ну… я хотел бы рассмотреть такую возможность, ваша милость. Однако я пока не готов принести обеты и…

– Постоянные – конечно, нет. Разумеется. Вы слишком юны для этого. Но, возможно, вы могли бы пожить здесь как брат-мирянин год-другой. О, конечно не как обычный прислужник, но… скажем, как ученик перед семинарией. Я лично бы руководил вашими занятиями. Однако мне бы хотелось, чтобы вы все же принесли временные обеты. Так заведено у братьев-мирян, даже в вашем возрасте… ну, точнее, с четырнадцати лет, но не станем же мы мелочиться из-за одного года. В любом случае, временные обеты можно легко с себя сложить если… если вдруг вы окажетесь нужны в столице.

Джаван с трудом сглотнул, испуганный такой перспективой. Любые обеты пусть даже не постоянные – пугали его, но он отдавал себе отчет, что ему придется пойти на такую уступку.

О том, что он может оказаться «нужен в столице», он предпочел не думать – это означало бы, что его брат-король мертв.

– А я смогу… смогу время от времени ездить в Ремут, чтобы навестить братьев? – спросил он. Очень важный вопрос – особенно если он хотел сам проследить за благополучием Алроя. – Мы никогда прежде не разлучались надолго, и, боюсь, я буду очень скучать.

– Конечно, сын мой, конечно. – Хьюберт благодушно потрепал принца по волосам. – Только заранее предупредите меня. Ну, скажем, за месяц.

– За месяц?

– Ну, да, Джаван, месяц – это не так уж долго, особенно в аббатстве. Если вы хотите испытать на себе монастырскую жизнь, следует подчиняться тем же правилам, что и вся братия. Здесь нет места капризам, однако всегда можно что-то спланировать заранее. Кроме того, мы же не можем прерывать ваше обучение, не так ли?

– К-конечно, ваша милость. – Ладно. Образование, в любом случае, пойдет ему только на пользу.

– Вот и славно. Тогда я отдам нужные распоряжения. Конечно, мне придется обсудить это с другими регентами, но не думаю, что они станут возражать. О, и имейте в виду, что формально дать обеты вы будете вправе лишь в начале августа – до той поры всякое введение в сан запрещено, а мы же не хотим, чтобы позднее кто-то нас уличил, что в вашем случае были допущены отклонения от правил… если вы все же удостоверитесь в своем призвании, добавил архиепископ с масляной улыбкой. – Однако соблюдать устав вы можете начать немедленно. Прямо с завтрашнего дня, если пожелаете.

Слава Богу, хотя бы небольшая отсрочка! Джаван склонил голову.

– Благодарю вас, ваша милость. Могу ли я провести пару дней в уединении, дабы поразмыслить над этим?

– Разумеется, мой мальчик!

Хьюберт настоял затем, чтобы они вместе помолились у него в молельне. Всего несколько минут – но они показались принцу часами. Все то время, что они стояли рядом на коленях, Джаван подавлял в себе искушение ринуться в Портал и сбежать – куда угодно, лишь бы подальше от Хьюберта. А ведь он только что обрек себя провести долгие годы бок о бок с ним, в постоянном притворстве, играя в очень, очень опасную игру.

Но все это ради благой цели, сказал он себе. У его союзников-Дерини больше нет выхода на регентов; а у Джавана есть. Точнее, только на одного из регентов, но и с Хьюбертом будет непросто справляться в ближайшие годы. А самая мысль о том, чтобы пытаться повлиять на Мердока или Рана, казалась невозможной на данном этапе игры. Смягчить хотя бы отчасти религиозный фанатизм Хьюберта будет нелегко, тут понадобится огромная ловкость и осторожность. Прежде Джаван и не подозревал в себе таких способностей, но после сегодняшнего он наконец поверил в себя. Если он преуспеет, то сможет сделать хоть что-то для спасения Дерини…

Кроме того, за эти годы он должен как можно больше узнать о холодном, бездушном мире политики, где ему придется вращаться, если он надеется стать королем. В монастырской тиши ему будет легче сделать это. Джорем и Ивейн придут в ярость, когда узнают, на что он решился, ибо даже временные обеты сделают куда более осязаемой угрозу, что со временем Хьюберт может попытаться против воли запереть его в какую-нибудь отдаленную обитель… и убрать таким образом еще одного принца, так же, как они могут убрать беднягу Алроя – хотя для короля смерть будет единственным исходом.

И все же он должен рискнуть. Как должен был рискнуть и с Реваном, чтобы дать их плану наибольший шанс на успех. Это оправдывало и боль, и унижение от наказания, если только он выиграл для Ревана хоть немножко времени… а похоже, он все-таки добился своего!

У Джавана нещадно саднило все тело, когда Хьюберт наконец отпустил его, и он едва не рыдал от боли, когда Карлан снимал с него рубаху и смазывал раны. На сей раз паж взял другой бальзам, он успокаивал и притуплял боль, и почти усыпил Джавана.

Перед тем, как погрузиться в беспамятство, принцу показалось, что кто-то еще стоял рядом с Карланом, помогая ему…

Чужое сознание коснулось его с материнской лаской, даруя понимание и утешение, и слезы облегчения выступили на глазах у принца. И спасительная тьма наконец окутала его.

Глава XXVII
И всякое пророчество для вас то же, что слова в запечатанной книге.[28]28
  Исаия 29:11


[Закрыть]

– О, вы бы видели его! – с восторгом воскликнул Ансель Мак-Рори, когда они с Джессом Мак-Грегором ворвались в зал Совета Камбера тремя днями позже. – Как он был великолепен, наш принц! Я знаю, ты был против, Джорем, но он все отлично рассчитал, лучше всех нас. Это был триумф! Люди просто обезумели. Теперь они сотнями стекаются послушать проповеди Ревана и принять крещение. Мы с Джессом за два дня насчитали не меньше дюжины Дерини, верно, Джесс?

Улыбаясь до ушей, тот бросил пару пропыленных седельных мешков рядом с креслом, и они с Анселем заняли места за столом, по обе стороны от пустующего кресла Тависа.

– Да, и вы можете гордиться вашими парнями из Трурилла, леди Ивейн, – добавил Джесс. – Они подхватывали окрещенных, едва те выйдут из воды, и сразу отправляли их в безопасные места.

Ивейн не отозвалась, и Джорем покосился сперва на Кверона, а затем на Ниеллана, самого старшего по возрасту, но младшего из членов Совета, давая ему знак продолжать.

– А что с Торквиллом де ла Марчем? – спросил Ниеллан. – Когда той ночью мы связались с Сильвеном, он сказал, что Custodes одурманили его мерашей, но он реагировал, как обычный человек. Нашим удалось забрать его оттуда?

Ансель кивнул, внезапно притихнув, чувствуя что-то неладное.

– Да. Конечно, сразу вернуть ему его способности было невозможно. Такая доза мераши… у него тут же начались бы конвульсии, но… послушайте, в чем дело? Что-то стряслось, чего мы не знаем? Все ведь было замечательно, пока мы были там! Или эти проклятые регенты…

– «Проклятые регенты» на сей раз ничего особого не сделали, – отозвался Кверон негромко. – Точнее, сделал лишь один из них, – поправился он. – Все будет в порядке… я так думаю… но что вы там говорили о триумфе принца Джавана? Вы хоть знаете, во что ему это обошлось?

Пораженные, молодые люди переглянулись, затем уставились на Джорема в ожидании объяснений.

– Ну, – не выдержал наконец Ансель. – Скажете вы нам, или нет?

Джорем застывшим взором уставился на свои сцепленные руки.

– Почему бы вам не спросить Ивейн? Она видела его.

– Видела его? – Джесс не верил собственным ушам. – Как? Где? Вы тоже был у реки? Так что, мы с Анселем зря рисковали там жизнью?

– Прекратите! – Ивейн сорвалась на крик. – Я не обязана отчитываться перед вами, и – нет, я не была у реки!

– Э, так не пойдет, тебе придется им ответить, – возразил Джорем. – Ты по-прежнему член Совета и обязана ответить нам всем. Расскажи, где ты видела его – и попробуй оправдать свое совершенно безответственное поведение.

– Джорем, не смей прилюдно отчитывать меня, пользуясь тем, что ты мой брат! У меня были причины поступить таким образом – и оказалось, я сделала все правильно, потому что иначе мы бы так и не узнали насчет Джавана.

– Что там насчет Джавана? – не выдержал Ансель. – С ним все в порядке? Боже, они ведь не убили его?

– Нет, ничего такого ужасного, – успокоительно промолвил Кверон. – Но вы же заметили, что они с архиепископом повздорили, прежде чем Джаван спустился к реке?

– Да, конечно. Но мы думали, все обошлось, когда Хьюберт потом тоже сошел вниз и отпустил Торквилла с Реваном.

Джесс нетерпеливо вмешался:

– Пусть леди Ивейн расскажет. Что случилось с принцем?

– Он останется на несколько лет в Валорете, – отозвалась она спокойно. – Как брат-мирянин при Custodes Fidei.

– Что?

– Он сам так решил, – отрезала Ивейн. – Судя по всему, нашего доброго архиепископа огорчили не сами доводы Джавана, но то, что тот бросил ему вызов на людях. Поэтому ему показалось недостаточно, что принц подчиняется ему лишь как духовному наставнику. Для начала он предложил ему то же наказание, что полагается за непослушание мирянам, живущим по уставу аббатства: двадцать ударов «малым учителем». Это…

– Я знаю, что это такое! – взорвался Ансель. – Ты хочешь сказать, Хьюберт отдал приказ высечь принца крови, как какого-нибудь…

– С ним все в порядке, – перебила его Ивейн. – Его наказали даже не до крови. Монахи отлично знали свое дело. Это весьма распространенное наказание в монастырях.

– Верно, – согласился Джорем. – Встречается довольно часто.

Ансель хмыкнул.

– Если это такое обычное дело, то почему вы все в таком бешенстве?

– Он злится, потому что я отправилась в Валорет и узнала об этом, – пояснила Ивейн, вертя кольцо на указательном пальце правой руки – кольцо Иодоты. – Он злится, потому что я для этого приняла чужое обличье и воспользовалась Порталом в молельне Хьюберта. Признаю, это было небезопасно.

Ансель, чей старший брат погиб в чужом обличье – наведенном Ивейн и Райсом – внезапно осел в кресле, весь его запал угас. Джесс, которому лишь доводилось слышать о таком, но не видеть собственными глазами, задумчиво поджал губы.

– Я уже использовала эту маску, – продолжила Ивейн смущенно. – Молодой монах, я его называю «братом Джоном». Раньше он был михайлинцем, но теперь я превратила его в одного из Custodes. Дворец архиепископа просто кишит ими, и уж тем более никто бы не заподозрил во мне Дерини.

– Да, но Портал архиепископа… – выдохнул Джесс.

– Джаван первым осмелился его использовать, – возразила Ивейн. – И, полагаю, сделает это еще не раз, когда появится возможность. Что касается меня, то… в общем, после того, как Сильвен рассказал нам, что произошло у реки, я решила, что архиепископ, скорее всего, вернется в опочивальню очень поздно. Я прошла через Портал и случайно подслушала разговор Хьюберта с Джаваном и главой Custodes – они ужинали рядом, в гостиной. Остальное я прочла позже в воспоминаниях Джавана, он даже не узнал об этом… В целом, мне кажется, что принцу нелегко придется в ближайшие пару лет, однако он все же принял разумное решение, учитывая все обстоятельства. Пусть остается в Валорете, учится там всему, чему возможно, усиливает свое влияние на Хьюберта… думаю, он сможет сделать очень многое, чтобы помочь нам. И, поверьте, он настоящий мужчина. Не считайте его ребенком. Я слышала, как он спорил с Хьюбертом и Секоримом; я видела его спину, когда архиепископ наконец отправил его спать. Я также говорила с одним из монахов, наказывавших его. Тому наш принц пришелся очень по душе… Джаван ни разу не вскрикнул.

Ансель хмыкнул.

– Это долго не продлится. Теперь он во власти Хьюберта. Тот рано или поздно его сломает.

– Нет, я думаю, скорее, Джаван со временем сломает Хьюберта, – возразила Ивейн, улыбнувшись впервые за все это время. – Он даже внушил архиепископу пару мыслей, после ухода Секорима. Ничего слишком резкого, иначе другие регенты заметят неладное, даже если тот сам ничего не заподозрит… и все же это поможет принцу облегчить жизнь себе – и Ревану. Рано или поздно, мне кажется, настанет час, когда ему придется зайти куда дальше – но пока что он хотя бы дал некоторым из Дерини шанс уцелеть.

Ансель покачал головой.

– А может, он зайдет еще дальше, чем ты думаешь? Предположим, к примеру, что с архиепископом произойдет несчастный случай…

– Ради Бога, Ансель! – выпалил Ниеллан. – Ты говоришь об убийстве. Мальчику же всего тринадцать лет!

Тот фыркнул, откидываясь в кресле.

– Тетя Ивейн только что утверждала, что он уже мужчина. Кроме того, он принц. И он уже убил человека.

– Это была самозащита, – холодным тоном возразила Ивейн. – И я не собираюсь предлагать ему такое. Кроме того, если с Хьюбертом что-то случится, пока Джаван под его кровом, на него тут же налетят ищейки-Дерини с мерашей и всем прочим…

– Именно поэтому и я не воспользовался Порталом, чтобы свернуть архиепископу его жирную шею, – добавил Джорем. – Мало что доставило бы мне такое удовольствие, но это только все испортило бы, и для Джавана, и для всех Дерини.

– Но… не можем же мы так и сидеть сложа руки! – взорвался Джесс.

– А мы и не сидим «сложа руки», – оборвала его Ивейн. – Реван делает то, что может, и Джаван тоже. Мы все что-то делаем, Джесс… даже если пока нам чаще приходится просто выжидать. Так что… постарайся просто набраться терпения. – Она развела руками. – Мы все делаем то, что можем.

* * *

– Вы сегодня были слишком строги к юному Джессу, – сказал Кверон Ивейн. Как всегда за последние дни, он застал ее перебирающей свитки и древние артефакты, что они добыли в гробнице Орина. – Что случилось? Не можете заснуть?

Со вздохом покачав головой, Ивейн взяла кольцо Орина и продела в него один из жезлов слоновой кости. Второе кольцо с той памятной ночи она носила, не снимая. Металл блеснул в отблесках свечей, когда она, держа жезл горизонтально, подтолкнула кольцо Орина, и оно закрутилось с тихим шорохом вокруг оси.

– Нет. Я не знаю, что со мной такое, Кверон. Просто какое-то странное чувство. Как будто я вот-вот найду то, что ищу, но… впервые в жизни моя сила пугает меня. Она может убить меня – не говоря уже о вас с Джоремом. Дети останутся сиротами, без отца и матери. А мы, возможно, так и не добьемся успеха. И пожертвуем жизнью впустую.

Кверон пожал плечами и с ласковой, чуть грустной улыбкой уселся напротив.

– Вы одна можете решить, приемлем ли такой риск. Если скажете да, то мы пойдем с вами до конца. Если нет, то все кончено. Я лично не собираюсь вас подталкивать ни в ту, ни в другую сторону. И Бог свидетель, Джорем тоже.

Ивейн, кивая, позволила кольцу соскользнуть на стол, и принялась бесцельно крутить в руках костяной жезл.

– Хотела бы я, чтобы все был так просто. Если бы только я могла не думать о нем, я без труда приняла бы решение. Но я не могу. – Она бросила взгляд назад, на тело отца, завернутое в саван.

– Я должна сделать это для него, Кверон, разве вы не понимаете? Даже если мы не сможем вернуть его к жизни, а просто отпустим душу на волю, мы должны попытаться.

– Но ведь он сам выбрал такой путь, Ивейн, вполне сознавая возможные последствия. И не думаю, что он бы желал таких жертв с вашей стороны…

– Не говорите мне о жертвах! – взорвалась она. – Это он пожертвовал всем, в надежде, что я сумею вернуть его к жизни, к незавершенной работе. Если я не сумею… Ну, разве вы согласились бы приговорить собственного отца к заточению в беспомощном теле, на веки вечные? Там не просто пустая оболочка, Кверон. – Она указала на тело жезлом. – Вот тело Райса – оно пустое. Я не могу ничего с этим поделать, и я это принимаю. Я и не пожелала бы вернуть его душу обратно, ибо эта часть его существования завершена. Кроме того, частичка Райса всегда со мной, и пребудет со мной, пока не придет конец моему телу, и мы с ним вновь не станем одним целым.

– А Камбер, значит, не с вами? – негромко спросил Кверон.

– Нет, не в этом смысле. Это одновременно и слабее, и гораздо острее. Порой кажется, будто он совсем, совсем рядом. Но между нами туман, и я не могу через него пробиться. Это не та вуаль, что разделяет миры. Видит Бог, сквозь нее мне порой удавалось заглянуть. Но с отцом… это нечто совсем иное. Другими словами не опишешь. И ответ в одном из этих свитков, я уверена. Просто я еще не отыскала ключ.

С ласковой улыбкой Целитель коснулся ее запястья.

– Почему бы вам не поспать немного, Ивейн. Вы совершенно истощены. Сколько вы, вообще, спали с той ночи, когда видели принца Джавана?

– Не очень много. – Она тоже улыбнулась в ответ и накрыла его руку своей ладонью. – Но я пока еще не готова лечь, и нечего пытаться обмануть меня вашими целительскими фокусами. Не забудьте, я ведь была женой Целителя.

– Да, и он был лучшим Целителем, чем мне когда-либо суждено стать. Но скажите, вы намерены перечитать сегодня все свитки?

– Простите, Кверон. – Она опустила глаза, стыдясь своей резкости. – Нет, конечно, нет. Я просто хотела проверить пару мест.

– На полчаса работы? – предложил Кверон.

– Не больше, обещаю.

– Хорошо. – Похлопав ее по руке, Кверон со вздохом поднялся. – Добрых вам снов, когда ляжете. И не забудьте – полчаса.

– Полчаса, – согласилась она.

Когда он ушел, несколько минут она рассеянно смотрела на свечу, затем вновь вернулась к рассыпанным на столе свиткам. Большая часть еще оставались в защитных футлярах, обвитых разноцветными Лентами, на которых тайнописью было выведено их название: Протоколы Орина. Ответы, наверняка, были в одном из них. Вот только в каком?

Не в Зеленом, он имел отношение к Целительству. Не в самом основном Алом, где содержались подробнейшие указания к чтению мыслей, установке защит и сооружению Порталов. Желтый – также маловероятно, хотя заклятья, содержавшиеся в нем, и имели отношение к смерти: как принять облик умершего, как прочитать его воспоминания и принять в себя память. Но Камбер ведь не мертв, она была уверена в этом.

Возможно, тогда Синий – к которому она совсем недавно получила доступ? Но хотя Кверон обнаружил там много полезного о блокировании способностей и смог передать это Тавису с Сильвеном, Ивейн все эти сведения были совершенно бесполезны – равно как и изучение звезд и луны.

Тогда оставался Черный Протокол, чьими советами они пользовались не раз, когда нужно было придать мертвецу чужой облик… но опять же, Камбер ведь не умер! Исходя из этого, совершенно бесполезен будет описанный здесь обряд воскрешения трупа – хотя по теме это ближе всего. Кроме этого, Черный Протокол касался вызова разных потусторонних существ, – практика весьма опасная как для вызывающего, так и для объекта внимания этих существ, а потому Ивейн никогда в эти дебри не углублялась.

Вздыхая, Ивейн развернула Черный Протокол, пробежала взглядом содержание и наконец отложила свиток в сторону. Оставалась последняя возможность: Codex Orini. На него она возлагала большие надежды, уповая на то, что там содержатся рабочие заметки Орина. Однако оказалось, что там, по большей части, речь идет лишь о медитации и о трудной и весьма малоизвестной эзотерической дисциплине, именуемой иногда Общением со Святым Ангелом-Хранителем. В иных обстоятельствах эта тема надолго приковала бы к себе ее живейшее внимание – и отец бы очень обрадовался находке, – но, к несчастью, к ее нынешней проблеме то не имело ни малейшего отношения.

«Общение со Святым Ангелом-Хранителем – одно из благороднейших и достойнейших упований любого преданного служителя Света, – прочитала она уже в шестой или седьмой раз. – Взыскующий истины, настойчивый в достижении этого самого благословенного контакта с Духом, коснется самого тайного устройства Вселенной и достигнет невыразимого блаженства на пути к единению с Божеством, что составляет цель всех просвещенных, развивающихся существ».

Со вздохом она отпустила край свитка, позволив ему вновь скрутиться. Искушение встать на путь изысканий, предложенный Орином, было велико, но ей нельзя отвлекаться от поставленной цели. Она должна отыскать способ прервать действие чар, удерживавших отца между жизнью и смертью.

Отодвинув в сторону жезлы, медальон, свитки и кольцо Орина, а также торк Иодоты, она встала и подошла к катафалку с телом Камбера. Они завернули его в шираловый саван, но не активировали сеть.

Сглатывая слезы, Ивейн накрыла ладонью его руки – тонкие, аристократические, собранные на груди так, словно он боялся пролить что-то очень ценное.

Плоть его была прохладной, но не слишком. Даже когда они отыскали его в снегу, рядом с трупом Джебедии, он и тогда не был ледяным. Тогда они с Джоремом оба были вне себя от горя и не обратили на это внимания, или просто отнесли это на счет недавней смерти, но с тех пор они это заметили. Реальность этого факта зачаровывала обоих, не позволяя ни на миг забыть о том, что не смерть отняла его у них, но нечто иное – и любовь, осторожность и, возможно, некая жертва, помогут вернуть его в мир живых, дабы он продолжил свою работу.

– Я сделаю то, что должна, – прошептала она, всматриваясь в его спокойное лицо затуманенными от слез глазами. – Я постараюсь вернуть тебя или отпустить, если так суждено, – но ты должен мне помочь. Сама я не справлюсь.

Через несколько минут, по-прежнему не получив никакого ответа, она опустилась на колени, а затем села, поджав ноги, прямо у саркофага, одной рукой ухватившись за сеть с кристаллами ширала. Камешки приятно холодили щеку. И очень скоро она задремала – и увидела сон.

Ей снилось, она стоит на залитой солнцем равнине, где-то высоко над миром. Небо здесь казалось ближе, а воздух был наполнен теплым ароматом тронутой росой травы, колосьев и цветов, и разогретой земли. Она наслаждалась этим чудом жизни, любви и, вскидывая руки к небесам в безмолвной благодарности, вдруг со смехом закружилась, запрокинув голову, впитывая солнечные лучи.

От этого странного танца у нее все смешалось в голове, и пришла странная, пьянящая легкость и чувство покоя, что задержались в душе, даже когда она остановилась. Она устремила взгляд к горизонту, уловив так какое-то движение, и у нее перехватило горло в благоговейном восхищении при виде приближающейся фигуры.

По ковру разнотравья, усыпанному мелкими белыми и желтыми цветочками, к ней двигалось исполненное величия создание, не мужчина и не женщина, окутанное радужным зеленовато-золотистым сиянием. Мягко вьющиеся каштановые волосы падали на плечи, обрамляя лицо столь невыразимой красоты и силы, что Ивейн зарыдала при одном взгляде на него. Существо остановилось в нескольких шагах, сочувственно взирая на женщину, а затем внезапно развело руки в стороны, и из одной ладони в другую устремился с нежным, музыкальным звоном поток сверкающих серебристых колец.

– Но что это означает? – вопросила она той частью сознания, что наблюдала за происходящим словно откуда-то из-за пределов сна.

Существо вновь развело руки, проливая ливень колец, каждое с ладонь величиной… и еще раз, и еще, пока все внутри у нее не запульсировало в едином ритме с этой серебристой музыкой, и она рухнула на колени, одну руку прижимая к голове, а другую умоляюще простирая вперед.

– Покажи мне еще раз, – попросила она. – Чего ты хочешь от меня?

С выражением безграничного терпения, существо повторило свое представление, и вновь полетели по воздуху кольца, – только теперь они были сомкнуты в цепь. Раз за разом оно поднимало их за верхнее кольцо, поднимало и опускало. Повторив это загадочное действие трижды, существо внезапно сжало всю цепочку в ладонях и протянуло ее Ивейн.