Текст книги "Талисман"
Автор книги: Кэтрин Андерсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)
ГЛАВА 5
Плечи Лоретты поникли в поражении. Онемевшими руками она опустила винтовку на землю. Злорадная улыбка скривила рот Охотника.
– Значит, сделка состоялась? Ты моя женщина? Впервые она была рада своей немоте.
– Ты можешь говорить знаками, herbi. —Его глаза встретились с ее, блестящие, настороженные.
Эми закричала:
– Нет, Лоретта, нет, не делай этого! Вопросительно приподняв бровь, команч ждал.
Напряжение возрастало, напоминая Лоретте тишину прямо перед началом грозы, плотную, тяжелую, давящую, неестественную тишину. Она прикусила губу и заставила себя кивнуть. Его глаза удовлетворенно блеснули.
Подвигая своего коня вперед, он сократил расстояние между ними и нагнулся, чтобы схватить ее за талию стальной хваткой. Без малейшего усилия он поднял ее на коня, поместив боком впереди себя таким образом, что ее плечо упиралось в его грудь. Никогда в жизни она не испытывала такого унизительного страха, не чувствовала себя такой беспомощной. Он решил взять ее. Она осознала это полностью только теперь, очутившись на его коне.
– Tani-haz-zo, – сказал он негромко.
Она повернула голову и увидела, что он нюхает ее волосы с намешливым выражением лица. В момент, когда их взоры встретились, у нее внутри все сжалось. Вблизи его лицо казалось еще более суровым, чем предшествовавшей ночью. Черты лица, словно высеченные из камня, губы, сжатые в упрямую линию, кожа, обожженная до коричневого цвета солнечными лучами. В мельчайших деталях видны были крошечные трещинки в краске узоров на лице, густые ресницы, шрам ножевого удара на щеке. Глаза, не выражающие ничего, были такого темно-синего цвета, какого она никогда еще не видела. Их взор, казалось, проникал в самые сокровенные глубины ее души. Если у нее и были намерения молить о пощаде, от них не осталось и следа. Она помнила его слова в первую их встречу. «Смотри на меня и запоминай лицо своего господина». Она предполагала, что, по его меркам, он имел право нюхать ее волосы, так как он очень дорого заплатил за каждую прядь.
Краска залила ее лицо. Она испытывала бы растерянность и смущение, представ в одной ночной рубашке перед любым мужчиной, а тем более перед Охотником. Она испытывала унижение в десять раз более сильное. Он окинул взором всю ее без всяких признаков стеснения, нерешительности, задерживаясь на тех частях ее тела, которые вызывали у него особый интерес. Когда, ощупывая кончиками пальцев ее ключицу, он сжал руку, она почувствовала себя, как животное, продаваемое с аукциона.
– Ты слишком тощая. Твой отец должен был кормить тебя лучше. – Схватив за подбородок, он запрокинул ей голову и заставил открыть рот, чтобы проверить зубы. – Да-а-а, – пробормотал он, возвращая руки на талию. – Команч отдал слишком много лошадей. Без твоей pitsi-kwina ты просто кожа да кости.
Она гневно посмотрела на него, но обнаружила, что его глаза полны смеха. Он провел рукой вверх по ее ребрам твердыми пальцами. Она напряглась, когда он обхватил снизу ее грудь, но не сопротивлялась прикосновению.
– Может быть, не все кости. Что у тебя здесь, herbi? He пытаешься ли ты спрятать от меня сладкие местечки, которые мне обещала твоя мать? – Он наблюдал за ней с минуту, словно пытался предугадать ее реакцию на такую оскорбительную фамильярность. Затем его рот скривился в дразнящей насмешке. – Ты не плюешься, когда мой гнев может пасть на твою сестру. Думаю, мне следует оставить ее. Она ведь храбрый воин.
Сердце Лоретты замерло. Какая же она дура! Ее взор обратился к Эми. Ей следовало застрелить девочку, когда у нее была такая возможность.
– Я же обещал, что она вернется к матери, не так ли? А ты сказала, что ты моя женщина. – Сжав сильнее ее грудь, он наклонился и приблизил рот так близко к ее уху, что у нее пробежали мурашки по спине. – Твое сердце сильно бьется, женщина. Это ложь, что ты мне говорила? Ты станешь драться с команчем, когда твоя сестра будет вне опасности?
Она поняла, что он испытывает ее, подзадоривая к сопротивлению, наслаждаясь своей властью. Сознание этого дало ей силу сохранять спокойствие. Она отрицательно покачала головой в ответ, моля Господа о том, чтобы этот жест у команчей тоже означал отрицание.
– Ты мне даешь обещание?
Он провел большим пальцем по ее рубашке, играя соском. От чувства, возникшего у нее в груди и в низу живота, у девушки перехватило дыхание. Стараясь не выдать себя, она кивнула.
– Команч думает, ты лжешь.
Отрицательно качая головой, Лоретта умоляюще посмотрела на него. Прошли секунды, показавшиеся ей вечностью, когда он провел кончиками пальцев по пути, проложенному большим пальцем, и каждая последующая ласка разрушала ее гордость в большей степени, чем предыдущая. Она сжала зубы. Черты его лица стали расплывчатыми, и она поняла, что смотрит на него сквозь слезы.
Внезапно он рассмеялся и опустил руку на ее ребра.
– Ты не очень хорошо лжешь, Желтые Волосы. Твои глаза выдают тебя. Но это хорошо. Мы провели это время вместе, ведь так? И ты не плевалась.
Хихикая, он опустил голову и прижал Лоретту к себе с такой силой, что она не могла дышать, не говоря о драке. Затем он повернул коня, выкрикивая что-то непонятное. Юноша, который держал Эми, выехал из общего ряда и галопом понесся на своем коне к дому. В топоте копыт и облаках пыли он грубо бросил ее и отъехал. Эми с трудом поднялась на ноги, протягивая руки.
– Лоретта, нет… Лоретта, пожалуйста…
К облегчению Лоретты, Рейчел выскочила из дома, схватила Эми и втащила ее вверх по ступеням. Втолкнув ребенка в дверь, она появилась снова с винтовкой в руках. Приложив приклад к плечу, она тщательно прицелилась. В Лоретту…
Все произошло так быстро, что даже команч был застигнут врасплох. Его тело напряглось. В течение какого-то мгновения Лоретта почувствовала, что ее предали. Затем она поняла. Тетя Рейчел хотела убить ее, но не допустить, чтобы она досталась команчу.
Звук выстрела и рычание команча раздались почти одновременно. Он бросил свое тело вперед, прижав Лоретту к шее коня. В ее груди взорвалась боль, проникающая до самого мозга. Как это ни было абсурдно, но в голове ее мелькнула мысль о том, что команч все же не добился своего.
Конь взвился на дыбы, затем прыгнул вперед, едва не сбросив обоих всадников. Лоретта оказалась сдавленной между шеей животного и грудью команча. В том положении, в каком она находилась, сидя боком, ее тело согнулось под невообразимым углом. Инстинктивно, чтобы не упасть, она схватилась за гриву коня. Она не должна была упасть. Топот копыт раздавался со всех сторон. Если бы она упала, лошади других всадников наверняка затоптали бы ее.
Отчаяние заполнило все ее существо. Она соскальзывала. В последний момент, когда ее пальцы разжались и она почувствовала, что падает, рука индейца втащила ее обратно на коня. Затем он навалился на нее всей тяжестью своего тела, прижав ее грудью так сильно, что она не могла дышать. Ветер бил ей в лицо. Открытым ртом она пыталась поймать воздух, в то время как в висках ее бешено колотилась кровь от нараставшего давления.
Прежде чем остановиться, индейцы отъехали на безопасное расстояние от дома. Когда Охотник, наконец, натянул поводья и спрыгнул с коня, Лоретта упала у его ног. Пыль клубилась вокруг. Мужчины соскакивали с лошадей и крича бежали к ним. На минуту она подумала, что они набросятся на нее, но они окружили Охотника, что-то выкрикивая и трогая его за плечо. Ее окружило множество ног, некоторые из которых были обнажены. Коричневые ягодицы мелькали повсюду, куда бы она ни посмотрела. Охотник снял рубашку, что-то проворчав. На его правом плече виднелась рана.
Прижав руки к груди, Лоретта смотрела в растерянности. Она была так уверена… Нервный смех клокотал у нее в горле. Тетя Рейчел промахнулась? Она никогда не промахивалась по неподвижной цели, когда ей удавалось хорошо прицелиться. Лоретта справилась со своим горлом. Команч. Она посмотрела вверх, смятение мешало ей хорошо рассмотреть происходящее. Он прикрыл ее своим телом?
Отослав своих друзей жестом руки, Охотник опустился на корточки и, набрав горсть земли, прижал ее к ране на плече. Лоретта смотрела на кровь, стекавшую по руке. Если бы не его реакция, рана могла быть ее. Инстинкт самосохранения и здравый смысл боролись в ней. Она знала, что смерть может быть предпочтительнее уготованной ей судьбы, но не могла не испытывать радости, что осталась жива.
Почувствовав на себе ее взгляд, команч поднял голову. Когда их глаза встретились, она увидела в его взгляде гнев и отвращение, и у нее кровь застыла в жилах. Он стоял и сдергивал перья с тесьмы, заворачивая их в рубашку. Не отрывая от нее взора, он запихивал узел в сумку из буйволовой кожи, свисавшую с подпруги.
– Keemach, – проворчал он.
Не понимая, чего от нее хотят, и боясь сделать что-нибудь не так, Лоретта не смела пошевелиться. Он схватил ее за руку и рывком поднял на ноги.
– Keemach, пошли! – Он встряхнул ее, как бы подчеркивая свою команду, при этом глаза его блестели. – Слушай внимательно и учись. У меня нет терпения для глупых женщин.
Схватив ее за талию, он бросил ее на коня и привязал к седлу. Подол ее ночной рубашки высоко задрался. Она чувствовала на себе взгляды мужчин, пяливших на нее глаза. Неужели у него нет никакого представления об элементарных правилах приличия? Дрожащими руками она потянула подол вниз и попыталась прикрыть бедра. Материала для этого оказалось недостаточно. К тому же рубашка стала очень тонкой от многих лет носки и была почти прозрачной. От прохлады утреннего ветерка тело покрылось гусиной кожей, особенно на обнаженных руках и спине.
С мрачным выражением лица Охотник открыл вторую сумку из буйволовой кожи и извлек оттуда отрезок плетеной шерсти и кожаную плеть. Прежде чем она поняла, что он собирается делать, он обвязал один конец шерстяного отрезка вокруг одной из ее лодыжек, пропустил его под животом коня и быстро обвязал другую лодыжку.
– Мы должны ехать со скоростью ветра! – крикнул он остальным. – Meadro! Поехали!
Индейцы побежали к лошадям. Охотник, схватив коня за гриву, вскочил ему на спину и уселся впереди Лоретты. Когда он взял ее за руки и заставил обхватить его, она не смогла подавить вздоха. Ее груди оказались прижатыми к его спине.
– Твоя женщина не любит тебя, брат! – крикнул кто-то по-английски. Лоретта обернулась, чтобы увидеть, кто это сказал, и сразу узнала индейского воина, который уговаривал Охотника убить ее в тот первый день. Его покрытое шрамами лицо было незабываемо. Он улыбнулся кривой улыбкой, которая больше была похожа на насмешку, взгляд его черных глаз нагло скользнул вдоль ее тела, остановившись на обнаженных бедрах. Затем он засмеялся и повернул свою гнедую лошадь. – Она не стоит тех неприятностей, которые принесет тебе.
Охотник оглянулся на нее через плечо. Огненный жар гнева сверкал, как разворошенные головешки, в его глазах.
– Она научится. – С искусством, рожденным многолетней практикой, он связал ее запястья кожаной плетью. – Она научится быстро.
Позади большой группы воинов расстилался бесконечный ковер зеленой травы, усеянной голубыми лепестками. Впереди лежала густая роща пекановых деревьев и ив. Мужчины ехали без остановок четырнадцать часов, делая большой круг назад к реке Бразос, близ дома Лоретты, применяя тактику уклонения на случай, если tosi tivo попытаются преследовать их. На следующее утро, если они будут уверены в том, что их не преследуют, они направятся прямо к своей деревне.
На западе заходящее солнце, имевшее вид красного шара, разукрасило небо полосами темно-серого и розового цветов. Лоретта уже не сидела прямо на лошади, чтобы не касаться грудью обнаженной спины команча. Она повисла на нем. Ее голова лежала на мускулистой спине, как на подушке. Боль пронзала ее ноги, затекшие от повязок из грубой шерсти. Сыромятная кожаная плеть туго стягивала ее запястья, врезаясь в кожу. Ее язык превратился в сухой ком. Она была уверена, что еще одна миля такого пути, и она умрет.
Она воображала, как погружается в черноту, в ее избавление. На небесах будет темно и прохладно. Там будут потоки сверкающей, ледяной воды. Там не будет команча с его жестокими, синими, как полуночное небо, глазами.
Голос Охотника рокотал, отдаваясь вибрацией на ее щеке. Лоретта чувствовала, как замедляется бег коня. Сердитые слова на языке, которого она не понимала, слышались вокруг нее, произносимые то высокими, то низкими, то ворчливыми, то пронзительными голосами. Она не могла разомкнуть век, слишком усталая, чтобы думать, почему мужчины спорят, радуясь передышке. Она почувствовала, как вес тела Охотника переместился назад, как его твердые руки возятся с туго завязанной вокруг ее запястий кожаной плетью. В следующую секунду ее руки были освобождены и упали мертвым грузом вдоль боков. Сильная спина Охотника исчезла. Она упала на круп коня, безразличная ко всему, мечтая хотя бы немного отдохнуть.
Что-то холодное коснулось ее левой лодыжки. Каким-то участком мозга она осознала, что кто-то перерезает шерстяную плетенку, которая связывала ее ноги. Глаза ее оставались закрытыми, щека прижатой к потной лошадиной шее, руки безжизненно висели. Минутой позже ее правая лодыжка также была освобождена.
А затем она оказалась во власти боли другого рода. Это не было похоже на обжигающий огонь, но тысячи иголок впились в ее ноги, сильнейшая боль отдавалась в бедрах. Она задохнулась и села прямо, от резкого движения ее качнуло в сторону. Мир перевернулся с ног на голову. Руки подхватили ее. Небо вертелось над нею. Кто-то закричал.
Пытка. Ее понесли, но державшие ее руки жгли, как раскаленное добела железо, вызывая ожоги во всех местах, к которым прикасались. Она думала, что более мучительных болей не может быть на этом свете. Затем жесткие руки опустили ее на мягкую траву, но каждая травинка превратилась в острые шипы, которые все вонзились в ее плоть.
Лоретта закрыла глаза и отдалась боли. Кто-то держал ее и укачивал – кто-то сильный с низким голодом, который шелестел, как шелк, в ее мозгу. Слова были порою непонятными, но смысл некоторых дошел до нее, и эти слова помогли понять другие, абсолютно незнакомые. Она была в безопасности, в надежной безопасности – навсегда.
Лед, Лоретта втягивала воздух с наслаждением, в то время как поток воды омывал ее тело.
Теплая рука обняла ее талию. Другая рука прижалась к ее ребрам. Она повернула голову, чтобы посмотреть, кто это, и оцепенела. Это был команч.
Инстинктивно она забилась, пытаясь вырваться из его рук. Она старалась оттолкнуть его. Но у нее ничего не получилось. Охотник крепко держал ее одной рукой, продетой под ее локтями, и заходил все глубже и глубже в воду, пока она не достигла ее подбородка. Судороги охватили все ее тело. Холодно. О Боже, как ужасно холодно.
Он провел рукой по ее животу. Прикосновение было легким, медленным, однако не оставлявшим никакого сомнения в том, что он может исследовать любую часть ее тела, где только ему захочется и когда ему этого захочется.
– О mah-tao-yo, какая ты горячая. Даже в тех местах, где ты не обгорела. Toqvet, – прошептал он. – Ты не будешь драться.
Что-то в его голосе казалось ей знакомым, странно успокаивающим. Она думала об отце. Каким-то образом его голос наталкивал ее на мысли об отце. Она попыталась сдержать слезы. Дрожь охватила всю ее. Так холодно. Холод прогнал все другие мысли из ее головы. У нее начали стучать зубы, и она ничего не могла с этим поделать. Когда она больше не могла выносить этого, она предприняла последнюю попытку освободиться.
– Это пройдет, – пообещал он. – Ты должна лежать спокойно. Это ожог. От солнца. У тебя внутри огонь. Холод прогонит его. Понимаешь?
Она попыталась кивнуть. Когда ей это удалось, вода попала ей в рот, и Лоретта закашлялась. Он негромко вскрикнул и повернул ее таким образом, что ее подбородок оперся о его плечо. От прикосновения к его телу грудью и животом у нее перехватило дыхание. В лунном свете рана от пули Рейчел казалась черной линией.
– Toquet, mah-tao-yo, toquet. – Его руки сжались вокруг нее, твердые, сильные и все же странно нежные. – Закрой глаза. Доверься команчу. Воевать будем завтра.
Время перестало существовать. Не было ничего, кроме ночи, воды и индейца. Лоретта плыла в мире снов. Она больна, так сильно больна. Слишком больна, чтобы думать о том, что происходит. Слишком больна, чтобы сопротивляться этому.
ГЛАВА 6
Охотник положил на раскрытую ладонь ночную рубашку и посмотрел на четкие очертания пальцев. Хотя, казалось, в это трудно поверить, солнечные лучи проникли сквозь тонкий материал и сожгли нежную кожу Лоретты. Команчи иногда получали солнечные ожоги, но никогда до такой степени. Фыркнув с отвращением, он скатал рубашку в ком и швырнул бесполезную вещь в огонь. С этого момента он будет одевать девушку в кожу.
Материал легко воспламенился, и свет от взметнувшихся языков пламени отразился на ее теле, мерцая на небольших грудях, затемняя изгибы тела. Он смотрел на нее и сердился на самого себя так сильно, как никогда прежде. Под каким углом он ни пытался думать об этом, мысли возвращались к его поведению этой ночью, сразу после остановки на привал и позже у реки. Как он мог быть таким добрым в обращении с Белыми Глазами?
Укачивать ее на руках было непростительным поступком, но кроме того, он поймал себя на том, что называет ее «маленькая», слово, которое он когда-то употреблял, обращаясь к своей жене, Иве над Рекой. Это уже было просто предательством не только по отношению к Иве над Рекой, но и по отношению к самому себе. Как он ни пытался оправдать свои действия, никаких уважительных причин не находил.
Он не мог понять, что с ним случилось. Больше всего его беспокоило то обстоятельство, что он не мог забыть, даже ночью, что эта женщина была его врагом. В отличие от некоторых других, подобных ей, она не напоминала никого из Народа. Ее золотистые волосы цвета меда становились ослепительными, как солнечный свет, когда лучи лунного света падали на них под прямым углом, а ее кожа была, как серебро, освещенное лунным светом. Каждый раз, когда он смотрел на нее, он испытывал потрясение. Женщина из пророчества? Его женщина? Он жаждал пухлой, удобной женщины с красивой коричневой кожей и длинными прядями черных блестящих волос. Вместо этого ему досталась кожа цвета бизоньего жира, туго натянутая на тонких костях, и волосы того же самого желтовато-коричневого цвета, как у высохшей травы.
Крики девушки, когда она была в бреду, убедили его в том, что она в самом деле является женщиной из пророчества. Точно так, как предсказали Боги, ее голос не исчез, а был только временно приглушен великой печалью… убийством ее родителей. Много лет назад Охотник знал другую девушку, чей голос был у нее украден подобным образом. После тщательного осмотра той девушки pvhakvt деревни заявил, что ее сердце разбито, потому что у нее на глазах убили всю ее семью, но однажды, когда радость вернется к ней, она снова заговорит. Много зим спустя немая девушка вышла замуж за доброго мужчину, и после рождения первенца, что было для нее большой радостью, она обрела голос, как и предсказывал pvhakvt. С этой белой девушкой может произойти то же самое. Как и когда, Охотник не мог даже гадать, но он знал, что это произойдет. Что будет затем, он не хотел думать. В соответствии с песней Богов он должен способствовать ее выздоровлению.
С негромким вздохом он достал мешочек с жиром и развязал стягивающую его веревку. Нравится ему это или нет, он должен позаботиться о ней. Если она умрет, Боги будут недовольны. Если бы дело было в нем одном, он ушел бы и оставил ее. В конце концов, что могли сделать ему Боги, что было бы хуже, чем все это? Но он должен думать о своем народе.
Вспышка гнева сгустилась в маленький твердый узел в подложечной ямке. Он окунул руку в жир и наклонился, чтобы намазать им обожженную кожу женщины. Его рука застыла над ее ногой. Он не мог не вспомнить, как ревностно она защищала свои кружевные штаны в тот первый день, или как болезненно стыдилась этим утром, когда подол ее pitsi-kwina поднялся, обнажив бедра. Если бы она имела хоть малейшее представление о том, что лежит здесь совершенно обнаженная, ее лицо, он не сомневался, стало бы еще краснее, чем сейчас от солнечного ожога. А если бы она знала, что он собирается коснуться руками ее тела? Он мог только догадываться, какой была бы ее реакция. Ужас, может быть. Сопровождаемый обильными плевками, если вспомнить случай, когда она вышла из себя в недавнем прошлом. Глупая девочка. Взрослые мужчины осмеливались на меньшее и погибли от его руки. Может быть, его брат прав, и она не знает, кто он. Охотник хорошо знал о том страхе, который он вселял в tosi tivo. Большинство белых узнавали его в тот момент, когда видели шрам у него на щеке и смотрели в его синие глаза.
От подавленной улыбки у него дрогнули углы рта. Может быть, он поступил умно, не рассказав ей, кто он. Хоть ему и не нравились ее плевки, мысль о ней, покорной и смиренной, привлекала его еще меньше. Что-то в ней – он не мог понять, что – возбуждало в нем какие-то неясные эмоции. Гнев окутывал эти эмоции, не позволяя ему разобраться в них. О, да, она нравилась ему намного больше, когда плевалась. Намного больше. Видя ее беспомощной и больной, как теперь, он ловил себя на том, что испытывает к ней жалость.
Он провел намазанной жиром рукой вверх по ее бедру до поясницы, остро ощущая жар ее кожи и хрупкость стройного тела. Она мотала головой и стонала, черные ресницы трепетали над пылающими щеками. Минуту он изучал ее лицо, а затем перевел взгляд на груди. Соски были нежно-розового цвета цветущих кактусов. За всю свою жизнь он не видел таких сосков. Гнев внутри него собрался в твердый узел, огненный и обжигающий. Скользя рукой по ступенькам ребер, он обхватил снизу грудь, затем потрогал пальцами вершину и наблюдал, как она сжалась, стала твердой, требуя повторения. Девушка снова застонала и мотнула головой, лоб наморщился, а на лице появилось выражение растерянности. Ему стало ясно, что он первый коснулся ее. Его уже не сдерживаемая улыбка превратилась в дразнящую усмешку. Она не такая уж недотрога, когда спит, подумал он. Ее тело, тело, за которое он отдал большое количество лошадей, выдавало ее и реагировало на его прикосновение. Это приносило индейцу какое-то извращенное удовлетворение.
Его улыбка быстро исчезла, когда он с удивлением осознал, что предательским тело было не только у нее.
Рассвет наступил с легкими розовыми облачками на фоне серо-голубого неба. Проникая между стволами деревьев, туманные лучи солнечного света образовали светящиеся очаги вдоль реки. Запели птицы. Затрещали белки. Негромкий шелест несущейся воды не прекращался. Лоретта медленно очнулась, сознавая, что случилось что-то непоправимое, прежде чем открыла глаза. Эми не могла быть такой большой. Рука, обхватившая ее, была твердой и тяжелой. Теплая рука, обхватившая ее грудь, явно принадлежала мужчине. Она нахмурилась и удивилась – откуда взялось волосяное одеяло, касавшееся ее щеки? Где серое одеяло? Почему у нее болит все тело? Через полуприкрытые ресницы она смотрела на искривленный корень дерева. Ветерок шевелил листья над головой. Запах плесени, исходивший от сырой почвы, смешивался с дразнящим ароматом свежего кофе. Затем до нее донесся звук мужских голосов, которые разговаривали и иногда смеялись. Дружественные голоса. Нормально звучащие голоса, за исключением одного обстоятельства. Она не понимала языка.
Внезапно она все вспомнила. Она вздрогнула и разбудила команча, который держал ее в своих объятиях. Она знала, даже не посмотрев, что это Охотник, самый ужасный из них. Его рука рефлексивно сжалась на ее обнаженной груди, а рука, которая обнимала ее, стала твердой, как сталь. Он что-то пробормотал и прижался лицом к ее шее.
Первым побуждением Лоретты было схватить его за руку, но еще до того, как она попыталась сделать это, она поняла, что руки связаны у нее за спиной. Он прижался лицом к ее волосам и глубоко вдохнул. Она решила, что он еще не совсем проснулся, по его медленным, ленивым движениям. Его большой палец затеребил сосок ее груди, вызывая нежелательную реакцию чувствительного места. Тело ее напряглось, трепеща при каждом движении его пальцев. Он зевнул и прижался теснее.
О Боже, помоги мне.
Опустив руку на ее живот, он положил ладонь на сокращающиеся в спазмах мышцы и начал массировать, чтобы расслабить их. Она почувствовала себя струной арфы, перебираемой опытными пальцами. Ужаснувшись реакции собственного тела, она попыталась освободиться, извиваясь, но он прижал облаченной в оленью кожу ногой обе ее ноги к земле.
– М-м-м, ты все еще горячая, – пробормотал он. Его рука задержалась на ее животе. – Но лихорадка меньше.
Ни один мужчина не осмеливался касаться ее тела столь откровенно. Она замотала головой, напряглась, пытаясь высвободить руки и ноги, а затем затихла в беспомощности.
– Не дерись. – Голос звучал так близко, что, казалось, он исходит из ее головы. – Ты не можешь победить, правда, а? Отдыхай. – Его сонный шепот пронизывал все ее существо, медленно, гипнотически, убеждающе. Он погладил ее тело круговыми движениями, замерев на время, когда впал в дремоту, а затем, очнувшись, погладил еще. – Лежи спокойно. Доверься этому команчу. Это – чтобы вылечить твою кожу.
Когда его ладонь двигалась медленно вниз, она осознала, что ее тело намазано каким-то маслом. Ее сердце забилось в темпе чувственного контральто, сорвалось с ритма и зашлось пронзительными ритмами сопрано, исходящими от окончания нервов. Нет, пожалуйста, нет.
Он округлил ладонь, приспосабливаясь к небольшому возвышению между ее бедрами, исследуя его, причем концы пальцев двигались в неуловимых манипуляциях, которые вызывали у нее взрывы ощущений. Прижимаясь снова к ее волосам, он вздохнул. От его теплого дыхания у нее по шее пробежали мурашки.
– О Голубые Глаза, твоя мать не солгала. Ты сладкая.
Он еще раз ласкающе погладил соединение ее бедер и передвинул руку на изгиб поясницы, причем в обожженных местах он так легко касался кожи, что это едва чувствовалось. Нажим ладони усилился, когда она достигла ребер, где солнце не коснулось тела. Рука сжималась и разжималась так ритмично, что, казалось, это происходит в унисон со странным биением ее сердца. Словно это он задавал ритм биению ее сердца.
Изо всех сил противясь собственным желаниям, она повернула голову, чтобы лучше рассмотреть его лицо, пораженная сонливой невинностью полузакрытых глаз. Безжалостный убийца исчез, и вместо него возник озорной мальчишка, который поглаживал ее, как вновь обретенную игрушку. Его губы изогнулись в сонной улыбке, по которой она поняла, что он больше спит, чем бодрствует. Он подвинулся ближе, чтобы прошептать что-то неразборчивое ей на ухо. Ее губы затрепетали, а затем раскрылись. Она поймала себя на мысли о том, что бы она почувствовала, если бы он поцеловал ее, и поспешно прогнала предательскую мысль. Команчи не целуются, они просто берут. И ее время уже близко.
Кончиком языка он обвел контуры ее уха.
– Topsannah, tani-haz-zo. – Слова прозвучали настолько непонятно, что она усомнилась в том, понимает ли он их сам. – Цветок прерий, – пробормотал он, – весной.
Он замолчал. Рука, которой он обнимал ее за талию, стала безжизненной и тяжелой. Дыхание его изменилось, став размеренным и глубоким. Тени от ресниц цвета красного дерева лежали на его щеках. Лоретта смотрела, и невероятность происходившего захлестывала ее волнами. Он крепко спал. И она была пригвождена его рукой и ногой. У нее защекотало в носу. От меха бизоньей шкуры исходил сильный запах дыма и медвежьего жира. Возможно, в нем также полно вшей и блох, подумала она с отвращением, и сразу ее охватил зуд, что было настоящей пыткой, так как почесаться она не могла.
Его рука лежала на ее ребрах, как камень. Она не могла бежать, будучи связанной по рукам и ногам, однако, находясь в такой близости от него и в неподвижном положении, она стала испытывать неудобство. Медленно, очень медленно она попыталась высвободиться, но это привело лишь к тому, что он снова напрягся и прижал еще крепче к себе.
– Спи, – пробормотал он. – Воевать будем завтра, ладно?
Лоретта вытянула шею, чтобы посмотреть, что происходит вокруг. На некотором расстоянии от них индейцы стояли группами вокруг небольших костров. Некоторые зевали, другие имели бодрый вид с оловянными кружками в руках. Один мужчина смотрел в ее направлении. Она быстро нырнула под покрывало, но, по-видимому, недостаточно быстро. Несколько минут спустя она услышала слабый шорох приближающихся мокасин. Скрипнула кожа. Она ощутила чье-то присутствие рядом и чуть приоткрыла веки. Сквозь ресницы она увидела устремленные на нее черные глаза на темном лице, обрамленном сине-черными волосами. Она узнала этого индейца. Именно он заступился за нее в тот первый день, возражая против ее убийства. Но от этого страх ее не уменьшился.
К ее ужасу, мужчина поднял край покрывала, чтобы посмотреть на ее плечо. В панике она дернула руками, связанными кожаным ремешком у нее за спиной. Это было худшим кошмаром. Команчи. Не один, а два. И она полностью лишена возможности сопротивляться. Если он сдернет с нее покрывало, она ничего не сможет сделать.
Охотник пошевелился и зевнул, затем приподнялся на локте и набросился на индейца.
– В чем дело, tahmah? Разве ты не видишь, что я пытаюсь поспать?
– Я просто подошел взглянуть на женщину. Охотник сощурился от солнечного света и вздохнул.
– Ну, и как она выглядит? – Он сел и стянул покрывало еще ниже с ее плеча, стараясь не обнажать грудь, негромко посмеиваясь при виде ужаса на ее лице. Его брат, Воин, не мог причинить ей вреда. Он был жесток в бою, но при этом оставался добрым человеком, более способным защищать ее, чем обидеть. – Мне она показалась лучше. Может, причина в том, что она намазана жиром. Она уже не такая красная. Старик был прав, говоря, что холодная вода прогоняет лихорадку. Она горячая, но совсем по-другому, чем была.
Воин дотронулся до ее кожи.
– Старик говорит, что, если ты не будешь держать ее в холоде, лихорадка возвратится.
– Еще одна ванна? – Охотник уперся локтем в поднятое колено и потер лоб. Лицо его стало серьезным. Ему не понравилась мысль об очередной битве с ней, которая ему предстояла. – Не буди меня такими известиями. Принеси лучше кофе.
– Речь идет не о ванне, просто ей следует избегать солнечных лучей. Нам придется задержаться здесь на несколько дней.
– Ты согласен подвергнуться такому риску? А как насчет tosi tivo?
