Текст книги "Талисман"

Автор книги: Кэтрин Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

– И я предполагаю, она пожалела тебя за твою сделку? Бедный, бедный Охотник, остался навсегда с одной женщиной! – Она попыталась гневно взглянуть на него, но не могла решиться встретиться с ним взглядом. – Я думала, пока ты там ворковал с нею. И я решила, еще дюжина жен здесь меня устроит вполне. Ты прав! Это boisa для меня чувствовать… – Она замолчала и сглотнула, отвернув лицо. – Я не жена тебе… – Голос ее затих и превратился в писк. – И, боюсь, никогда не стану ею.

Охотника всего скрутило, когда он увидел боль в ее глазах. Он не хотел причинять ей боль, он хотел заставить ее взглянуть правде в лицо. Почему, что бы он ни делал, все получалось неправильно? Сидя на краю кровати, он наклонился и оперся локтями о колени.

– Голубые Глаза, ты будешь хорошей женой со временем, – сказал он серьезно.

– Нет, я не буду. – Ее взор, полный отчаяния и слез, встретился с его. – О Охотник, что со мной такое?

Глядя в ее маленькое лицо, Охотник понял две истины: он не хотел, чтобы она была похожа на других, и, правильно или неправильно, он должен довести свое мучительное ожидание до конца ради них обоих. Один раз отец дал ему плохой совет.

– Голубые Глаза… – Охотник вздохнул и сплел пальцы, задумавшись, потому что он не хотел сказать что-нибудь невпопад. – Можешь ты сказать слова этому команчу, чтобы он понял тебя?

– Я боюсь.

– Ода, боишься. – Он посмотрел на ее мокасины, украшенные бисером. – Потому что я команч?

Она зажмурила глаза.

– Дело не в этом. Это лишь оправдание! Настороженно Охотник спросил:

– Тогда что делает твое сердце печальным?

Она закусила нижнюю губу и, запрокинув голову, стала рассматривать отверстие для выпуска дыма. По прошествии нескольких секунд она фыркнула и сказала:

– Ты мужчина.

У нее был такой несчастный вид, что Охотник вынужден был скрыть улыбку. Он начал было говорить, затем передумал. Прочистив горло, он перенес внимание с ее дрожащего рта на ее нервные руки, думая, как уменьшить ее страхи. Терпеливое ожидание не помогло.

Она снова закрыла глаза и издала звук, как будто ей трудно было дышать, отворачиваясь от него.

– Женись на Яркой Звезде. Это справедливо. Яне думаю, что ты станешь ждать из-за меня целую вечность… – Она еще раз сердито ударила себя по щекам. – Она очень красивая. Если ты не хочешь ее, ты ненормальный. И ясно, что она хочет тебя. Почему ты должен быть привязан ко мне?

Он резко встал на ноги и медленно подошел к ней сзади. Она вздрогнула, когда он взял ее за плечи.

– У меня нет желания жениться на Яркой Звезде. Ты жена, которая мне нужна. Одна жена, навсегда.

– Разве ты не слышал, что я сказала? Я не могу быть твоей женой. Я… – Ее бросило в дрожь, и она обхватила себя за талию. – Я трусиха, Охотник. Как будто ты не догадался уже об этом! И лучше не будет. Я думала, что станет лучше, но все делается только хуже! Если бы только я была больше похожа на Эми. После всего, что с нею случилось, она…

– Ты не Эй-мии, – перебил он ее мягко. – Она ребенок, с моей сильной рукой, чтобы защищать ее. Много taum потом она выйдет замуж и должна будет встать перед лицом воспоминаний, да? Но сегодня она убегает от них. Ты не можешь больше убегать. Годы прошли, и то, что случилось давно, теперь идет рядом с тобою.

Охотник привлек ее к своей груди и опустил голову, прижавшись к ее волосам.

– Голубые Глаза… – Он провел губами вдоль прядей волос, пока не нашел сладкий изгиб шеи. – Сделай для меня картину, да? Чтобы я мог увидеть, чего ты боишься.

– Что это даст хорошего?

– Страх сильный противник. Я буду стоять рядом с тобой.

Она вздохнула.

– Охотник, я боюсь тебя.

Отпустив ее плечи, он провел руками по ее телу, поместив ладони под грудями. Он улыбнулся тому, как она схватила его запястья, постаравшись удержать руки на одном месте.

– Ты боишься меня, потому что я мужчина?

– В этом нет ничего смешного.

– Я не смеюсь. Это печально, да, что твой муж мужчина. Очень страшная вещь.

Она вознаградила его робким смехом, глядя на него через плечо.

– Ну дело не совсем в том, что ты мужчина. Это все из-за того, что должно случиться между нами, потому что ты мужчина.

– Много хороших вещей. – Он почувствовал, как она напряглась. —Маленькая, ты будешь мне доверять. Яне делаю лжи. Между нами всегда будет хорошо.

– Я пытаюсь поверить в это, правда, пытаюсь. И тогда я вспоминаю.

– Сделай картину воспоминаний, а?

– Я не могу. Охотник крепче сжал ее.

– Это память о твоей матери?

– Да, – призналась она. – О моей матери и о том… что команчи сделали с нею. Воспоминания преследуют меня, и я испытываю такой страх. Я начинаю думать, что это будет также, ну, понимаешь, между тобой и мной. И тогда я начинаю думать, когда это случится. И прежде, чем я успеваю что-нибудь обдумать, время ложиться спать. И я боюсь, что эта ночь будет та самая ночь. Я чувствую, как ты наблюдаешь за мною. И я боюсь, что ты рассердишься, если я буду спать с Эми.

– И я налетаю, как ветер, да? Сердитый потому, что ты спишь отдельно от меня?

– Нет, но я знаю, что ты сердишься каждую ночь.

– Так что ты ждешь, пока я сержусь, и это не приходит. – Он повернул ее в своих руках и поднял подбородок, чтобы видеть ее глаза. – И страх растет до тех пор, пока он не становится большим, как бизон?

– Да, – призналась она дрожащим, тонким голоском.

Охотник вздохнул и прижался щекой к макушке.

– О маленькая, я достаточно точно глупый мужчина. Мы должны поговорить, да? Это было моим желанием сделать твой страх маленьким, небольшим. Стать твоим хорошим другом, не врагом.

– Охотник, я так хочу, чтобы мы снова стали друзьями. Вспомни наше путешествие к моим деревянным стенам? Иногда… я думаю о том времени и… – Голос ее прервался, и у нее вырвался стон. – Я чувствовала себя такой близкой тебе, и мне было так грустно прощаться с тобой.

– А теперь сердце твое не поет дружбу ко мне?

– Ты мой муж.

– Я хочу быть твоим другом. – Он отклонился назад, чтобы видеть ее лицо. – Разве я не могу быть обоими? Ты украла у меня мое сердце, Голубые Глаза.

– О Охотник…

– Ты будешь моим другом снова? – спросил он хриплым голосом. – Мы будем смеяться вместе, да? И ты будешь лежать рядом со мною, когда мы спим, без страха, потому что моя рука на тебе – рука твоего хорошего друга.

– Я бы хотела, чтобы мы снова стали друзьями, правда.

– Тогда это будет так. – Он прижался к ее уху.

– Но, Охотник, разве ты не понимаешь? Ведь мы женаты.

– О да, женаты. – Мысли Охотника вертелись вокруг этого слова, и он пытался понять, какие образы вызывает оно в ее воображении. – И хорошие друзья, да? Доверяй. Это последний раз. Моя рука на тебе вызывает боль?

– Нет, – хрипло прошептала она.

– Я бил тебя?

– Нет. – Она прижалась крепче к нему и обвила руками его шею. – О Охотник, что ты думаешь обо мне?

– Я думаю, в тебе есть большой страх.

– Без всякой причины. Ты никогда не был жесток со мною, никогда, и тем не менее… – По ее телу пробежала дрожь. В каком-то порыве она рассказала ему о тех многих ночах, когда она слышала плач тети Рейчел. – Я говорю себе, что у нас с тобой так не будет, что Генри злой, как смертный грех, и поэтому она плакала, но… – Голос ее прервался, и она сглотнула. – А что, если не так? Что, если все именно так ужасно, как я думаю?

Видя все ее глазами, Охотник поймал себя на том, что снова улыбается. Он подумывал о том, чтобы сказать ей, что многие женщины плачут, когда мужчины любят их, но решил, что это будет неумно. Он провел рукой вверх по ее спине, сгорая от желания касаться ее нежной кожи вместо кожаной одежды. Но он сдержался, не желая разрушить достигнутого и спугнуть ее.

– Больше не будет страха, да? Если я буду сердиться, я принесу тебе ложку моей матери.

Она фыркнула и засмеялась.

– Много толку будет от этой ложки.

Плавным взмахом он поднял ее на руки и понес на кровать, притворяясь, что не замечает возгласа удивления или безумных попыток одернуть юбку. Он сел, упершись спиной в кривой столбик кровати, положив ее на свои колени так, что она плечами опиралась на его руку. Глядя в ее настороженные глаза, он играл с локоном на ее виске, зачарованный тем, как он наматывался на его палец.

– Голубые Глаза, ты должна сделать для меня картину. Дня, когда умерла твоя мать.

Крошечный мускул в ее веке дрогнул, а рот задрожал.

– Я не могу говорить об этом. Я не могу, Охотник. Пожалуйста, не спрашивай.

– Мое сердце тоже печальное воспоминаниями, – прошептал он хрипло. – Давай обменяемся. Я сделаю картину моих воспоминаний, а? А ты будешь делать картину для меня.

– Мои воспоминания так ужасны.

Охотник вздохнул и, откинув голову назад, уперся ею в столбик. Поделиться своими воспоминаниями будет нелегко. Его грудь сжалась, когда он заставил свои мысли вернуться на несколько лет назад, к той давно прошедшей ночи, когда он поклялся над обрывом убить ту самую женщину, которую держал сейчас в своих руках. Вспышка боли пронзила его существо, но быстро погасла. Его воспоминания об Иве над Рекой были прекрасными и сладкими. Он приветствовал бы их возвращение. Но они больше не обладали силой, способной уничтожить его.

Хриплым шепотом Охотник начал свой рассказ, который он никогда не доверял ничьим ушам. Начав его, он не был уверен в том, что сможет довести до конца. Однако слова вырывались из его уст, грубые и некрасивые, изображающие картину резни, которая случилась в тот день, медленной смерти его жены. Когда он Закончил, в вигваме воцарилась жуткая тишина. Женщина, которую он обнимал, застыла в неестественной неподвижности.

Наконец она пошевелилась и обратила на него взор своих испуганных голубых глаз.

– О Охотник, ты любил ее очень сильно, не так ли?

Он коснулся пальцами ее щеки.

– Эта любовь была вчера.

Лоретта уткнулась лицом в его грудь, вдыхая запах его кожи, наслаждаясь смесью запахов кожи, дыма и масла, которая когда-то казалась ей такой отталкивающей. Охотник. Когда же, с каких пор стал он так важен для нее? Она почти что видела его, держащего свою мертвую жену так же, как он держал сейчас ее, ссутулившись от боли. Она испытывала физическую боль, сочувствуя ему и молодой женщине, чья жизнь была прервана теми жестокими белыми мужчинами. Не спрашивая, Лоретта поняла, что Охотник выследил насильников своей жены и отомстил за нее. История, слышанная тетей Рейчел, была, вероятно, правдой. Ожерелье его жены, мужчина, который надругался над нею и убил ее и неродившегося ребенка. Да, Лоретта видела, что Охотник полон гнева. Она не могла осуждать его за это.

– Ты будешь делать обмен? – прошептал он.

У Лоретты перехватило дыхание, и она сглотнула. Как ни ужасны были воспоминания Охотника, ее собственные были хуже. Ей суждено вечно терзаться ими, если она не избавится от них. Она понимала это. Но говорить об этом было невозможно.

– Я не могу. Так много мужчин, мужчин команчей, вроде тебя. Когда я думаю об этом, у меня перехватывает дыхание.

– Команчи мужчины не вроде меня. – Он снова оперся спиной о столбик. – Разве я осуждаю тебя за то, что сделали Белые Глаза с моей женщиной, которая умерла?

– Нет, но…

– Я не поднимал своей руки против твоей матери, маленькая. Не имей ненависти ко мне. Ненавидь мужчин, которые ее убили, но не этого команча.

– О Охотник, я не ненавижу тебя.

– Значит, ты будешь делать картину?

– Я не знаю, с чего начать.

– Ты увидела, как идут команчи, да? Их было много? Ты испугалась? Было солнце? Темно? Ты будешь говорить мне. Немного, да?

Воспоминания нахлынули с ослепительной четкостью и ясностью. Она напряглась, когда уши ее наполнились эхом прошлого. Запинаясь, она начала. В висках у нее стоял шум, который делал ее голос далеким. Сначала она не была уверена, произносит ли она в действительности слова, формировавшиеся у нее в голове. Затем она увидела мрачное выражение на лице Охотника и поняла, что в самом деле говорит.

Рука, обнимавшая ее за плечи, сжалась. В свою большую ладонь он взял обе ее руки, сжимая и растирая пальцы, как бы для того, чтобы согреть их. Его сила вливалась в нее, успокаивала, согревала. Она сможет справиться со всем, когда он ее держит, подумала она. Со всем… даже с ее кошмарами.

Сердце Охотника сжималось, когда он слушал ее. Он пытался увидеть ее такой, какой она была тогда, и представлял себе ее похожей на Эми, хрупким ребенком, застывшим от ужаса, на глазах которого происходили события, с трудом поддающиеся описанию. Он поймал себя на том, что хотел бы вернуться назад во времени, в тот день, и быть вместе с нею в ее укрытии, спрятать ее лицо на своем плече, заткнуть ее уши, чтобы крики не пугали ее. Так как это было невозможно, он прижимал ее теснее к себе, пытаясь единственным доступным ему способом облегчить ее рассказ.

Команчи не только изнасиловали Ребекку Симпсон, но вводили в ее тело всякие инородные предметы, вымещая на ней и ей подобных свою ненависть, изуродовав ее в соответствии с их религиозными верованиями, чтобы она не могла перейти из этого мира в страну мертвых. Охотник подозревал это, знал об этом, но, услышав историю из уст Лоретты, он представил себя белым ребенком, видящим мир сквозь мглу ужаса. Ребекка Симпсон стала для Охотника реальной фигурой, не безликой желтоволосой, а матерью его женщины, кем-то, кого Охотник должен был любить. Его люди убили ее не быстрым, милосердным способом, а медленным и мучительным.

Охотнику оставалось только удивляться, что после всего случившегося Лоретта ему доверяет, позволяя держать ее, как он держал ее в эту минуту; обратившиськ нему за помощью, когда Сантос похитил Эми. Было ли удивительно, что ложь Красного Бизона испугала ее? Или что она дрожала от ужаса при мысли о том, что ей придется лежать рядом с мужчиной команчем?

– Перед смертью она умоляла Бога простить их, – прерывистым голосом, сквозь слезы говорила Лоретта. – Она была такая хорошая, Охотник. Я не могу припомнить ни одного случая проявления жестокости с ее стороны ни к одному из людей или животных. Она не заслужила такого конца.

– Нет.

– И я обязана ей гораздо большим! Я осталась жива, Охотник. Она кричала и кричала, и звала на помощь! А я ничего не сделала. Ничего!

Слезы жгли глаза Охотника. Он ссутулился над нею.

– Ты была ребенком.

– Трусихой, я была трусихой! – Ужасное, душераздирающее рыдание вырвалось у нее. Она обвила руками его шею и прижалась лицом к нему. – Именно этого я не могу забыть! Что я пряталась там, слыша ее крики. О, почему я ничего не предприняла?

– Ты была бы мертвой сейчас, Голубые Глаза. Команчи убили бы тебя такой же медленной и мучительной смертью. Одна маленькая девочка против многих воинов? Ты не могла ничего сделать.

– Я могла бы умереть с достоинством!

– Не с достоинством – с большой болью. Ты не трусиха.

– О да, я трусиха! Посмотри на меня! Я боюсь позволить тебе, моему мужу, дотронуться до себя. Ты был так добр со мной и с Эми. Я должна была преодолеть эти чувства! А я не преодолела их! Я даже не знаю, почему ты до сих пор хочешь меня!

Рот его искривился в печальной улыбке, когда он вспомнил, как она одна вышла навстречу сотне команчей, одна маленькая женщина против отряда.

– Ты делаешь улыбку у меня внутри, вот почему я хочу тебя. Как мужчина хочет свою жену. – Он провел рукой вверх по ее спине, массируя напряженные мышцы. – Ты будешь доверять этому команчу? Как ты доверяла, когда приехала по большому кругу назад ко мне? В этот последний раз ты будешь доверять? Никакой боли и никакого позора. Это обещание я делаю для тебя навсегда.

Она шумно выдохнула воздух.

– Охотник, я боюсь.

– Нечего бояться. Ты будешь доверять, а я буду прогонять твой страх, да?

По ее телу пробежала дрожь.

– Я делал ложь тебе?

– Нет, никогда.

– Тогда ты будешь доверять один последний раз?

– Что ты будешь делать, если я скажу нет? Охотник молча молился, чтобы она этого не сказала.

– Я буду кушать тебя и чистить зубы твоими костями.

Она рассмеялась пронзительным, нервным смехом, и глаза увлажнились слезами.

– Или побьешь меня?

– О да, я буду бить тебя очень долго. – Он прижался губами к ее виску, пытаясь определить степень ее страха. В ожидании ответа его тело напряглось. – Голубые Глаза, ты будешь говорить мне, да?

– Ночью? Сейчас?

– Да, ночью. До того, как это время между нами пройдет.

Когда она продолжала сидеть, молча наблюдая, Охотник поднял ее с колен и встал, прижимая ее к себе. Она следила за каждым его движением, готовая в любой момент вырваться. Руки Охотника дрожали, когда он развязывал тесемки, сдерживающие ее волосы, и проводил пальцами сквозь спутавшиеся золотистые пряди, опуская их мерцающим облаком на ее плечи. Затем он взял ее лицо в ладони и медленно наклонился. Ему так хотелось заставить песню радости зазвучать внутри нее. По-своему он также, как она, боялся ее воспоминаний.

Когда его губы приблизились плотную к ее, нервы Лоретты дрогнули. Вот оно настало, назад поворота нет. Его рот приблизился на расстояние одного дюйма, затем еще ближе. Ее глаза расширились. Затем их губы соприкоснулись, шелк к шелку, их дыхание смешалось, сблизившиеся ресницы трепетали. Мозг ее посылал отчаянные предупреждения, в то время как чувства вышли из-под контроля. Что-то глубоко внутри нее ускорило свои биения, возбуждая порывы желания. Она отвернулась, дрожа, когда его рот продвинулся по щеке к уху.

– Охотник? – Она схватила его за плечи для поддержки, впиваясь ногтями в его тело. – Охотник?

– Я здесь. Будь спокойна. – Его рука переместилась на ее затылок и повернула ее лицо к нему. – Будь спокойна.

Ноги у Лоретты стали ватными. Когда его рот снова приблизился к ее, в ее голосе промелькнули сотни возможностей, одна страшнее другой. Затем чувственность стерла все. Остался только Охотник, теплый и нежный, державший ее в руках, твердых, как камень, его руки поддерживали ее.

Даже будучи такой неопытной в отношениях между мужчиной и женщиной, она почувствовала, что поцелуй был чем-то новым для него, что он сделал это только для того, чтобы сделать приятное ей. Но после нескольких пробных покусываний он овладел искусством, захватывая ее рот с потрясающей полнотой, его язык проникал в глубины рта, пробуждая в ней чувственный ритм, старый, как само время. Лоретта приникла к нему, запуская руки в его волосы, забыв на минуту о своем страхе. Обняв ее, он прижал ее теснее к себе. Она ощущала биение его сердца. Или, может быть, это билось ее собственное сердце? Это не имело никакого значения. Все, что имело значение, были захлестнувшие ее чувства.

Когда наконец Охотник отклонился, чтобы вдохнуть воздух, взгляд его темных глаз был окутан нежностью. Он улыбался медленной, задумчивой улыбкой и, опустив девушку вдоль своих бедер, позволил ее ногам коснуться пола. С чрезвычайной медлительностью он взялся за край блузы и поднял кожу, скользя по ребрам, задевая возбужденные груди. Лоретта устремила свой взгляд на него, пытаясь подбодрить себя.

– Мне страшно, – сказала она дрожащим голосом.

– Мне страшно рядом с тобой, – пробормотал он.

– Тебе? Но почему ты…

– Потому что ты солнечный свет. Потому что ты делаешь песню радости внутри меня. Я имею очень большой страх, что ты уйдешь от меня. – Он стянул с нее блузу через голову и отбросил в сторону. Улыбаясь, он разгладил ее волосы, затем поднял их и снова опустил на плечи, расположив так, чтобы они покрывали груди. Скользя ладонями по телу, он нащупал завязку, поддерживающую юбку, и быстро развязал узел. – Nei com-maz-peein.

Она схватилась за юбку.

– Что это значит?

– Я люблю тебя.

– О Охотник.

Он потянул юбку из ее рук и дал ей упасть, затем опустился на одно колено перед нею, стараясь не смотреть на нее, пока расшнуровывал мокасины. Он согнул ее ногу, чтобы снять мокасин, и, прежде чем она успела догадаться о его намерении, опустил голову, чтобы поцеловать внутреннюю сторону бедра. Она прикрыла руками треугольник золотистых волос.

– Охотник, не делай этого.

Улыбаясь, он снял другой мокасин, украв еще один поцелуй, продолжая, на этот раз, держать ее за ногу так, что она нетвердо стояла на одной ноге, пока он провел губами до рук с побелевшими суставами пальцев.

Она дернулась и запрыгала, стараясь сохранить равновесие.

– Что ты… Охотник, не делай этого!

Он легко коснулся губами кончиков пальцев и вывел ее из состояния равновесия, толкнув плечом. Она запищала, испугавшись, и снова запрыгала в попытках остаться в вертикальном положении. Его толчок сделал это невозможным. Машинально она схватилась за его плечи, оставив место, к которому он стремился, на минуту без защиты. Охотник с точностью меткого стрелка попал в цель.

Схватив его за волосы, Лоретта закричала и упала спиной на кровать. В следующее мгновение она оказалась прижатой двумястами фунтов бронзовых мускулов. Соски ее грудей торчали сквозь занавес волос, их концы скользили по его груди, когда он двинулся вверх на нее. С замиранием сердца она смотрела на него. Его рот искривился в озорной улыбке.

– Охотник… никогда не поступай так больше. Это… позорно.

– Нет позора, – прошептал он, нагибаясь, чтобы поцеловать ее в шею. Концы его пальцев скользили вниз по ее руке, зажигая кожу пламенным огнем. – Сладкая, Голубые Глаза. Penende, мед. Доверяй этому команчу.

Следуя вдоль ремешка из сыромятной кожи, на котором висел ее медальон, его губы начали двигаться вниз к ее груди, длинные его волосы рассыпались по ее грудям, щекоча и посылая волны чувственности по всему телу. Она прикрыла соски ладонями. Когда он натолкнулся на барьер из напряженных пальцев, он обошел их, дотрагиваясь губами легко, как крыльями бабочки, находя открытые места на грудях, где не хватало ее пальцев и ладоней.

– Доверяй этому команчу, маленькая.

Она быстро передвигала руки, чтобы помешать ему, и точно также он быстро менял свою тактику и целовал вновь открывшиеся места, откуда она только что убрала руки. Огонь пронизывал все ее тело, согревая кожу, перехватывая дыхание. Лоретта понимала, чего он хочет, и это пугало ее. Она еще крепче прижала руки к грудям, смутно ощущая царапины, наносимые ее собственными пальцами, так как все ее чувства сосредоточились на прикосновении его губ, вольностях, которые он себе позволял.

Они продолжали эту борьбу до тех пор пока, к большому огорчению Лоретты, она не подвинула одну руку достаточно далеко от центра, чтобы обнажить розовую верхушку. Охотник накинулся на нее горячим и влажным ртом, от движения его языка ее бросило в дрожь. Она глубоко вздохнула, напрягаясь.

Инстинктивно она пыталась оттолкнуть его. Но в результате обнаружила, что он слишком силен, чтобы так легко отделаться от него. К тому времени, когда она осознала это, волшебное воздействие его рта лишило ее всех разумных мыслей. Вместо того чтобы отталкивать его, она запустила руки в его волосы и притягивала все ближе к себе. Ее тело прижималось к нему все теснее. Он обвил ее за талию и притянул еще крепче к себе, одна из его больших ладоней накрыла ее ягодицы. Фамильярность его прикосновений и ошеломляющая теплота его кожи, ощущаемая ею, вернули ее к реальности. Взглянув вниз, она увидела то, что было для нее немыслимым, – мужчину, сосущего ее грудь, ее белое тело, прижатое к его бронзовой груди.

– Что ты… Белые люди не делают такого. Я уверена в том, что не делают. Прекрати! Пожалуйста!

Встревоженный тоном ее голоса Охотник поднял голову, чтобы посмотреть ей в глаза. Он совсем не хотел пугать ее. У tosi tivo были странные обычаи, особенное обращении с женским телом. В этот момент его не беспокоило, как он будет заниматься с нею любовью, ему было достаточно того, что он будет ею заниматься.

– Ты скажи как, и я сделаю это. Ее лицо выразило смятение.

– Что?

– Ты скажи мне как.

Щеки ее стали алыми. Она закусила губу, глядя на него.

– Я не знаю, как. Просто, ну, есть определенные вещи, которые, я уверена, ни одна порядочная женщина не… – Зрачки ее расширились, отчего глаза стали темными. – Просто кончай все это быстрее.

Кончать? Охотник смотрел на нее в течение нескольких секунд. Затем в его взоре появился озорной огонек.

– Голубые Глаза, если ты не знаешь, как делают это tositivo, мы должны сделать, как делают команчи.

– Ну, что ж… да, я предполагаю. Просто я… Охотник? – Он нагнул темную голову и устремился губами к другой груди, покусывая и подталкивая защищающие пальцы. – О-Охотник?

– Будь спокойна, – прошептал он. – Это хорошо. – Он опустил язык между суставами ее пальцев в поисках чувствительного, пульсирующего комочка, который она так тщательно защищала. Когда его ныряющий язык задел то, что искал, она резко напряглась. Он прошелся еще раз и еще. Крик застыл у нее в горле. Когда он делал это, она не могла думать. – Это мое, – прошептал он. – Дай это мне. Никакой боли, маленькая. Доверяй мне.

Как бы по собственной воле, пальцы разжались. Розовый сосок оказался на свободе. Его похожая на маленький камешек верхушка стремилась к встрече с ним. Охотник взял его нежно зубами и ласкал до тех пор, пока она не начала дрожать и стонать. Его нерешительность исчезла. Неважно, какие странные у нее обычаи, ее тело, хотя и более красивое, чем у большинства, реагирует точно так же, как другие.

Не задумываясь более, Охотник втянул венчик в рот и ласкал его долго и сильно до тех пор, пока не почувствовал языком, как он распух. Улыбаясь, он поднял голову и стал дуть. Когда уязвимые окончания нервов прореагировали на струю прохладного воздуха и сосок снова напрягся, он снова взял его зубами, затем втянул в рот. Он работал над ним до тех пор, пока глаза ее не остекленели, и она начала извиваться.

Лоретта повернулась к нему, потерявшись в вихревом тумане неопределимых желаний. С лихорадочной нетерпеливостью, неуверенная в том, чего она ищет, она проводила руками по вздувшимся мускулам его плеч, притягивая его еще ближе, испытывая ненасытную потребность в его близости. Охотник. Страх исчез, и вместо него появился огненный жар в нижней части живота, который излучался трепещущими звездными взрывами, воспламеняя окончания всех нервов, заставляя ее дрожать. Охотник. У нее кружилась голова, сознание затуманивалось… только он обеспечивал устойчивое положение, его руки и рот поднимали ее с одной волны чувственности на другую.

Осторожно, нежно Охотник провел рукой вниз по животу до золотистого треугольника. Ее живот вздрогнул под его рукой, когда его пальцы проникли в нее. Она вздрогнула и напряглась, пытаясь сесть, но он снова уложил ее на шкуру, не убирая руки. Внутренности его сжались от нестерпимого желания.

– Toquet, mah-tao-yo. – Прижав свои губы к ее, чтобы заглушить протесты, он упивался нежными прикосновениями ее грудей, тем, как она раздвигала бедра, принимая его, хотя была испугана. Он нашептывал ей на ухо ласковые слова, успокаивающие ее. Кровь толчками начала ударять в его виски. Он забыл, о чем он говорил, не знал, говорит ли он по-английски или на языке команчей. Ее, казалось, успокаивали любые, так как она реагировала не на смысл произносимых слов, но на тон, которым они говорились. Нежность залила все его существо. Лоретта, его яркая. Она была золотая, как солнце, согревая его, обжигая каждый раз, когда он дотрагивался до нее.

Доведя руку до устойчивого ритма. Охотник не отрывал глаз от ее лица. Дыхание ее стало учащенным и поверхностным. Затем он ощутил спазм в тесном проходе мышц, и горячий поток влаги поднялся из нее. Сам тяжело дыша, он накрыл ее губы своими. Закрыв глаза, с дергающимся лицом она тихо заплакала, когда страсть овладела ею впервые.

Откинувшись, Охотник смотрел на нее, испытывая страстное желание отдаться на волю охвативших его чувств, как это сделала она, сознавая, что он не может этого сделать. Не в этот раз. Он хотел, чтобы этот первый опыт был для нее как можно более безболезненным и приятным, насколько это было в его силах, полная отдача, полное наслаждение. Когда он добьется этого, у нее не останется оснований для страха.

Переместив свой вес на один локоть и колено, Охотник втиснул ногу между ее бедрами и чуть отодвинулся назад, покрывая свой след поцелуями, чтобы продолжать круговерть ее чувств, не дать ей прийти в себя и испугаться. Он испытал страх, которого хватило бы для них обоих. Он раздвинул ее бедра шириной своей груди, перемещая свой рот ниже… и ниже к сладкому месту, которого он жаждал так долго.

Она вскрикнула и взбрыкнула ногами, когда его язык нашел свою цель. Не желая останавливаться, Охотник схватил ее запястья с тем, чтобы она не могла задержать его. Он нашел уязвимый край ее тела,, который искал, и взял его, не обращая внимания на ее удивленные протесты и используя свой вес, чтобы удерживать ее бедра прижатыми к шкуре. Зная, чего он хочет, он добивался этого всеми силами до тех пор, пока у нее не вырвался хриплый стон и она не прильнула к нему, вздрагивая при каждом движении его языка. Наконец она была его.

Охотник приподнялся над нею, не отрывая взора от раскрасневшегося лица и ошеломленных голубых глаз. Он быстро разделся. Затем, расположившись над нею, он обхватил ее бедра и притянул к себе. Осторожно, с медлительностью, которая была мучительной для него, он погружался в нее. Как он и боялся, проход оказался настолько узким, что он чуть не отступил. Внутри у него все сжалось, и по спине пробежала дрожь. Он не мог избавить ее от боли в этот первый раз. Она была хрупкой женщиной. Он был крупным мужчиной. У него на лбу выступил пот.

Она была настолько готова, насколько он сумел подготовить ее. Если он не возьмет ее теперь, он не возьмет ее никогда. Сжав зубы. Охотник проник дальше в нее, полный отвращения к самому себе, потому что теперь, хотя он знал, что причинит ей боль, огонь пылал у него в животе, а все тело жаждало ее. При ощущении боли у нее широко раскрылись глаза, а губы побелели. Когда он встретил препятствие, он задержался, а затем двинулся вперед одним плавным толчком.

Она закричала коротким пронзительным криком, который врезался ему в мозг. В следующее мгновенье она стала бороться, чтобы освободиться. Охотник быстро накрыл ее тело своим и схватил за руки.

– Toquet, это хорошо, маленькая. Это закончено. Она задыхалась, дергая головой.

– Мне б-больно!

– Это пройдет, – хриплым голосом заверил он. – Это пройдет. Это обещание, которое я делаю для тебя.

Она напряглась, когда он начал двигаться внутри нее. Ее маленькое лицо вытянулось. Глаза Охотника наполнились слезами, когда она, протянув руки, обняла его за шею, крепко прижимаясь к нему, хотя именно он причинил ей боль. Он просил ее доверять ему в этот последний раз. И она доверилась ему. Что, если неприятные ощущения не уменьшатся, как он обещал? Она никогда не подпустит его близко к себе.

С большим облегчением он ощутил, что она расслабилась. Осторожно он выбрал момент, продвигаясь все глубже и глубже. Только когда Охотник услышал, как она вскрикнула от удовольствия, он позволил себе расслабиться.