Текст книги "Талисман"

Автор книги: Кэтрин Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Жеребец заржал и сделал шаг в сторону, нарушив их равновесие. Охотник отпустил поводья, чтобы подхватить ее, его рука обвилась вокруг ее талии. Лоретта напряглась, когда его твердые бедра прижались к ее.

Он наклонил голову и прижался лицом к ее волосам. Его дыхание проникало сквозь волосы, достигая кожи головы. Дрожь пробежала по ее телу. В течение какой-то минуты она боролась с ним, но затем почувствовала, как невидимая паутина окутывает ее, шелковистые нити так связали ее, что она не могла пошевелиться, думать.

Она закрыла глаза, дико боясь его и того, что он заставляет ее ощущать. Она отчаянно пыталась вызвать в своем сознании образ матери, что-нибудь, что помогло бы разрушить эти чары. Возможно, ему в конце концов не были чужды способы нежного убеждения. Она понимала, что должна отодвинуться в сторону, но что-то, чему она не могла найти названия, не давало ей пошевелиться. Его губы прикоснулись к изгибу ее шеи, отчего по спине побежали мурашки. Предательское томление овладело ее конечностями. Тепло распространилось по животу. На мгновение ею овладело желание прижаться к нему, позволить его чудесным сильным рукам придать всему ее телу форму его тела.

Прикосновение его руки к обнаженной спине привело ее в чувство. Ее глаза раскрылись, и у нее перехватило дыхание. Она попыталась вырваться, но это привело лишь к тому, что его рот оказался прижатым к ее шее, когда голова откинулась назад. Он прижался губами к впадине на ее шее, где пульсирующая вена выбивала быструю дробь. Его загрубевшая ладонь медленно, но неотвратимо двигалась к ее боку, большой палец поглаживал нижнюю сторону ее груди. В ужасе она пыталась схватить его запястье, но пальцы оказались недостаточно сильными.

– О, nei mah-tao-yo, – прошептал он. – Ты дрожишь.

Его рот продолжал свое движение вниз. Губы, как шелк, покусывали ключицу. Остро сознавая, что низкий вырез рубашки не был преградой для него, она отпустила его запястье и сжала обеими руками его лицо. Подняв его голову, она встретила его взгляд, еще более обеспокоенная блеском желания, который увидела в его глазах.

– Ты пугаешь меня.

– Этот страх boisa. – Под рубашкой его теплая ладонь остановилась на ребрах. – Ты моя женщина.

– Как раз это пугает меня. Ты не можешь купить женщину. – Она уперлась одной рукой в его шею. Она не испытывала никаких иллюзий. Если бы он продолжал настаивать, у нее не хватило бы сил, чтобы справиться с ним. – Почему ты не можешь понять этого? Женщина должна прийти по своей воле.

Опустив руку на ее талию, он отклонился от нее и глаза его стали задумчивыми.

– А когда ты придешь по своей воле, ты не будешь бояться?

– Я… —Она смотрела на него. —Я предполагаю, что, если – не то чтобы я когда-нибудь захотела, учти, – но, если я приду к тебе по своей воле, тогда нет, я, вероятно, не смогу. – Лоретта понимала, что несет чепуху. У него был растерянный вид, и она понимала его. Она замолчала и опустила глаза. – Это совершенно невероятно, чтобы я… но, если бы я пришла, не думаю, что стала бы бояться. Я не пришла бы, если бы боялась.

Рука, обнимавшая ее, расслабилась. После рассматривания ее в течение периода, показавшегося вечностью, он сказал:

– Тогда Охотник будет ждать. До тех пор, пока Боги не приведут тебя большим кругом назад к нему.

Обратное путешествие к дому Лоретты заняло пять дней. Несмотря на свое нетерпение, временами она ловила себя на том, что в действительности получает удовольствие от медленного продвижения. Сорок воинов команчей, сопровождавших ее и Охотника, относились к ней доброжелательно, и она больше не испытывала страха, когда ее господин не был рядом с ней, что случалось редко. Домой. Кошмар почти закончился.

Лоретту беспокоили мысли о том, какой прием будет ей оказан. Люди вряд ли поверят, что пленивший ее индеец не изнасиловал ее. Но она решила не думать пока об этом. Потому что сейчас ей было достаточно того, что она снова увидит Эми и тетю Рейчел.

Охотник старался сделать все, чтобы время прошло быстрее. Для этого он учил ее всяким премудростям, пока они ехали: как найти воду, наблюдая за птицами и дикими лошадями, с помощью определенных трав, которые росли только вблизи подземных источников, как оставлять следы; и самое интересное, как читать знаки, оставляемые команчами, чтобы обозначить направление их движения.

– Охотник, если ты оставляешь знаки для других команчей, почему белые люди не могут тебя найти?

– Они не так умны. Лоретта негромко рассмеялась.

– Мне кажется, ты оскорбил меня. Ты считаешь меня глупой?

Он посмотрел на нее взглядом, который заставил ее рассмеяться снова.

– Немного умная. Потому что я учу тебя.

– О, значит, я невежественная, но не глупая? Я предполагаю, что могу принять это. – Она окинула взглядом бесконечное пространство золотых холмов, вытянувшихся перед ними, как буханки свежеиспеченного незаквашенного хлеба. Этот суровый край был для Охотника его главной кладовой, ее полки хранили все, что ему могло понадобиться. Для нее это было чужим и незнакомым местом, пугающим и таким огромным, что оно оказало на нее действие, обратное клаустрофобии. Здесь она чувствовала себя уязвимой, такой уязвимой. – В моем мире ты тоже был бы не очень умным.

– Это хорошо. Жизнь tosi tivo boisa.

– Как так?

Он кивнул в сторону сухого месквитового дерева, росшего из группы камней.

– Он сажает мертвые деревья в землю, и они падают. Это дерево не падает.

Жеребец Лоретты нетерпеливо отошел в сторону. Она сместила свой вес и вернула его обратно в общий строй. Поглаживая шею и сощурившись, глядела через пыль, которую поднимали другие лошади.

– Нет, оно не падает, но оно и находится не там, где в нем есть потребность для того, чтобы сделать забор, например.

– Забор говорит, что земля принадлежит tosi tivo? Он станет пылью в ветре, забор сгниет, а земля останется. Другой tosi tivo придет и посадит еще мертвые деревья. Это все boisa.

– Но tosi tivo покупает землю. Она принадлежит ему. Он сажает мертвые деревья, чтобы другие знали, где граница его земли, чтобы скот не разбежался.

– Он не может купить землю. Мать Земля принадлежит настоящему народу.

Лоретта смотрела вслед другим воинам, молчаливая и задумчивая.

– Настоящему Народу. Твоему народу?

– Да.

– Это ты так считаешь. Но мы считаем, что землю можно купить. И огородить. Ты понимаешь? Никто не хочет украсть у тебя. Они берут только то, что им дает правительство или за что они заплатили. Ты должен научиться мыслить без предубеждения. Земли много, хватит на всех.

Охотник проворчал.

– Пусть tosi tivo найдет землю, много на всех, и сажает там мертвые деревья. Эта земля команчей, и она не может быть подарена или куплена.

– А мы говорим, может. Как ты любишь говорить, глупо бороться, когда не можешь победить. Мы сильнее. У нас лучше оружие. Когда твой противник превосходит тебя количественно и умнее тебя, ты должен отказаться от старого образа жизни и принять новый.

Он посмотрел на нее.

– Сильный прав?

– В общем, да, думаю, что так можно сказать.

– Ты говоришь, женщину нельзя купить. Я говорю, можно. Я сильнее. Я прав.

Как только она начала расслабляться в отношениях с ним, он выбивал опору у нее из-под ног.

– Это совсем другое.

– Я говорю нет. – Озорные огоньки бегали у него в глазах, когда он медленно смерил ее взглядом от лодыжек до талии. То, как его взгляд задержался на бедрах, заставило ее покраснеть. – Ты веришь По-другому. Но я сильный, ты нет. Я возьму то, за что заплатил. Ты сдашься? Моему порядку?

– Никогда. – Она потянула край его рубашки вниз, еще раз с болью сознавая, что ее ноги прикрыты только штанами. – Это совсем не одно и то же.

– О, но это одно и то же. Твое сердце кричит нет. Наши сердца кричат нет. Сильный не всегда хороший. Не проси этого индейца сделать то, что ты не можешь. Это мудрость.

Ком застрял у Лоретты в горле. Она никогда не смотрела на ситуацию с точки зрения индейцев. Их земля? Некоторым образом они имели право считать так. Они были здесь первыми. Она закусила нижнюю губу, не желая признаваться самой себе в том, что ей трудно согласиться с этим.

– Я сожалею, что вашу землю забрали, Охотник.

– Я сожалею, ты сожалеешь. Они берут землю. Они убивают бизонов. Наше сожаление ничему не помогает.

Она наклонилась, чтобы пальцами расправить гриву своей лошади, все еще чувствуя себя не в своей тарелке из-за того, что он одержал верх в их споре. Ей хотелось сменить тему разговора.

– Мой хороший друг устает. Мы скоро остановимся для отдыха?

– Да.

– Твой хороший друг тоже устал. – Она скосила глаза на жеребца, на котором он ехал, почти абсолютно похожего на ее собственного. – Можно мне спросить что-то?

Угол рта Охотника чуть приподнялся.

– Если я скажу нет, ты будешь молчать?

– Ты хочешь сказать, что я говорю слишком много? – Лоретта запнулась, осознав, что это правда. Вынужденное молчание было ее тюрьмой слишком долго. И, пока у нее была возможность, ей хотелось узнать о нем все, что было в ее силах, чтобы успокоиться. – Я просто подумала об этих двух лошадях, почему ты выбрал ту как своего хорошего друга? Она превосходит эту в чем-либо?

– Прее-вошх-одит?

– Лучше.

– Не лучше. У него кривое переднее копыто, как у моего хорошего друга, который умер. – Он замолчал и, казалось, подыскивал правильные слова. – Он его лицо на воде, нет? Как это правильно сказать?

Лоретта наклонилась в сторону, чтобы рассмотреть следы жеребца. Его правое переднее копыто оставляло в пыли след в виде зазубренного полумесяца.

– Отражение?

– Да, он его отражение.

– Он вылитая копия… Как звали твоего умершего друга?

– Это нельзя произносить. Он мертвый. Сказать его имя не уважать его. Что это ты сказала лить?

– Это просто образное выражение. Когда кто-нибудь или что-нибудь выглядит как кто-то или что-то еще, называется вылитая копия. Я не знаю почему.

– Ты не знаешь, но ты говоришь слова? Слова из твоего рта говорят, кто ты, Голубые Глаза. Я делаю ложь; я буду выдумщик. Я говорю гнев; мое сердце горит гневом. Наш народ не говорит, если не знает слова. Если сказано, это должно быть. Мужчина то, что он говорит. У tosi tivo не так?

Лоретта пожала плечами и сдержалась от улыбки.

– Я в самом деле сомневаюсь, чтобы я стала лить что-нибудь. Это просто так говорят.

– Ты узнаешь значение вылитая копия, нет? И расскажешь мне, когда мы снова встретимся?

Лоретта сжала поводья крепче.

– Да, если мы снова встретимся.

Он оглянулся на нее, и его лицо сразу стало серьезным.

– Мы идем по нашим следам назад. Может быть, ты пойдешь вперед по новому пути, когда мы достигнем деревянных стен. Ты могла быть немного счастливой как моя женщина, нет?

Лоретта устремила взгляд к горизонту. Они находились всего на расстоянии полутора суток пути от ее дома. Полтора суток ее отделяли от настоящей одежды, возможности вымыть голову, покушать ту пищу, к которой она привыкла. Да, он был добр е ней. Хотя ей не хотелось признаваться в этом, он даже стал нравиться ей немного. Но недостаточно, чтобы принадлежать ему. Этого не будет никогда.

– Чтобы быть счастливой, я должна оказаться в моих деревянных стенах, – сказала она неуверенным тоном. – Это мой дом, где находятся мои люди.

Ей оставалось только пережить эту ночь и завтрашнюю, и тогда она будет дома. Suvate. Все почти закончилось.

К огорчению Лоретты, чем ближе они подходили к ее дому, тем меньше она стремилась туда. Время проходило очень быстро. В сумерках следующего дня они остановились на ночь у подножья горы Уискей. В пути мужчины собрали прямые ивовые ветви, и теперь они уселись небольшими группами, чтобы изготовить из них копья, каждое из которых украшалось перьями изготовившего. Лоретту это поначалу встревожило, но после того, как Охотник заверил ее, что у них нет никаких намерений затевать войну на ее ферме, она успокоилась и уселась рядом с ним, чтобы наблюдать. Его длинные, тонкие пальцы, изящные и сильные, зачаровывали ее. Она вспомнила их прикосновения к ее коже, теплые и легкие, способные причинить боль и в то же время всегда нежные. У нее защипало в горле.

Она обратила внимание на то, что перья у всех были окрашены в разные цвета.

– Что говорят твои перья?

– Они несут мою метку. И рассказывают немного мою песню жизни. – Его полные губы изогнулись в улыбке. – Мои метки говорят, что я хороший парень – хороший любовник, хороший охотник, с сильной рукой, чтобы защитить маленькую Желтые Волосы.

Она обхватила руками колени и улыбнулась ему.

– Держу пари, твои метки говорят, что ты отважный воин, и Желтые Волосы должна остерегаться.

Он пожал плечами.

– Я дерусь в большой драке за мой народ. Это плохо?

Лоретта сорвала пучок травы. Ее запах остро ударил ей в ноздри.

– Ты пойдешь воевать после того, как отвезешь меня домой?

Он поднял голову от своей работы.

– С этим? – Его темные глаза наполнились смехом, когда он посмотрел вдоль не совсем прямого древка копья. – Голубые Глаза, такое кривое tse-ak, как это, не может убить даже врага, стоящего рядом со мной. Это tse-ak будет говорить hi, hites, здравствуй, мой друг.

– Кому?

– Всем, кто пройдет мимо. Ты увидишь.

– Ты уверен, что не собираешься напасть на мой дом?

– Никакой драки. Ты можешь быть спокойна. После того как копье было готово, они с Охотником

устроили свой костер в стороне от других, а затем уселись возле, чтобы покушать из запасов, которые его мать предусмотрительно упаковала для них. Когда Лоретта стала жевать вяленое мясо бизона, у нее во рту все пересохло. Кусок мяса становился все больше и больше, превращаясь в огромный ком, который она была не в силах проглотить.

Вот и наступил этот момент, когда они могли кушать вместе у костра. Самый последний раз. Безумно было испытывать печаль, но с ней происходило именно это.

Вскоре после того как они покушали, они устроили свои ложа вблизи угасающего костра и приготовились ко сну. Лоретта лежала на спине, глядя на звезды. Почти на расстоянии протянутой руки от нее спал Охотник. Во всяком случае она думала, что он спит. Она никогда не была в этом уверена. Он мог лежать неподвижно, словно во власти смерти, в следующую минуту вскочить на ноги, полностью пробудившись. Всю вторую половину этого дня он был тише, чем обычно. И даже печален. Завтра им предстоит проститься.

Слово это звучало одиноко в ее голове. И с такой законченностью. Одному Богу известно, как она прониклась к нему симпатией. Достаточной для того, чтобы заставить ее пожелать себе, чтобы они встретились когда-нибудь снова. Безумство. Было бы лучше, если бы их дороги больше никогда не пересеклись. Она жила в своем мире, он в своем, и эти два мира были несовместимы. И так будет всегда.

Она вспоминала его мать, колотившую соплеменников по головам ложкой. Веселый смех Черного Дрозда. Команчи. Слово это не вызывало больше у нее чувство ужаса. Возобновится ли это чувство завтра, после того как он уедет? Лоретта вздохнула. После того как он уедет, они снова станут врагами. Их перемирие носило временный характер. Если бы он приехал на ферму, дядя Генри застрелил бы его. От этой мысли у нее сжалось сердце.

– Охотник? – прошептала она. – Ты не спишь?

Молчание. Она натянула бизонью шкуру до подбородка и содрогнулась, хотя ей не было холодно. Воспоминания о тех первых днях нахлынули на нее. О его руке, обвитой вокруг нее, пока она спала, о тепле его груди на ее спине, о том, как испугана она была. Внезапно звезды как-то расплылись в ее глазах, и она поняла, что смотрит на них сквозь слезы. Она зажмурила глаза, и горячие потоки потекли по щекам к ушам. Она не должна плакать, она не плакала. Не могла. Это казалось невозможным.

Всхлипывание возникло в ее горле и вырвалось наружу. Она прижала руку ко рту, злясь на себя. Как она могла дойти до того, чтобы ей понравился индеец? Разве могла она так легко забыть своих родителей? Это было немыслимо. Непростительно.

– Mah-tao-yo?

Лоретта вскочила и открыла глаза. Охотник стоял на коленях рядом с нею, темная тень на фоне сине-черного, усеянного звездами неба.

– Ты плачешь?

– Нет… да. – Ее голос сбился на писк. – Мне просто печально, вот и все.

Он сел рядом с нею и обхватил колени руками, глядя в беспросветную тьму.

– Ты останешься со мной?

– Нет. – Мысль эта показалась ей такой нелепой, что у нее вырвался смешок, смешанный со слезами. – Я просто думала. После того как я возвращусь домой, мы опять станем врагами. Мои люди застрелят тебя, если ты когда-нибудь появишься в этих местах. И это… – Она шмыгнула носом и вытерла глаза. – Это печалит меня. И как-то пугает. Что, если индейцы нападут? Что, если я… – она повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза, – когда-нибудь посмотрю в прицел винтовки, а мишенью окажешься ты.

– Я никогда не подниму своего копья на тебя.

– Но что, если ты не будешь знать? Что, если ты отправишься в налет, и я окажусь там, сражаясь, чтобы защитить свою семью и друзей? Что, если я прицелюсь в какого-нибудь убийцу-дикаря, стараясь сбить его с лошади, и этим дикарем окажешься ты?

Когда он повернулся к ней лицом, глаза его казались темными пятнами на лице. После долгого молчания он сказал:

– И ты нажала бы спусковой крючок?

Лоретта посмотрела на него, и в груди у нее образовался большой ком, причинявший ей боль.

– О Охотник, нет. Я не думаю, что смогла бы сделать это.

– Тогда пусть твоя печаль улетит с ветром. – Его белые зубы сверкнули в лунном свете. – Если мы встретимся в бою, я буду знать, какую песню поет твое сердце. И ты будешь знать мою.

Она глотнула, пытаясь рассмотреть выражение его лица, но ей мешала темнота.

– Что, если это случится? Что, если ты нападешь на ферму и увидишь меня в одном из окон? Что ты сделаешь?

– Я буду приветствовать тебя. Между нами не будет войны.

– Однако между нами идет война. Наши люди ненавидят друг друга, Охотник.

Он вздохнул и посмотрел на нее в темноте.

– Ob-be mah-e-vah.

– Что?

– Подвинься. – Он поднял край шкуры и лег рядом с нею на матрац.

– Что?.. не собираешься ли ты спать со мной?

– Nei che-ida-ha, мне очень, очень холодно.

Лоретта подозревала, что он лжет, но она подвинулась, втайне радуясь тому, что он рядом, отказываясь думать о том, что это значит. Он повернулся на бок и положил руку на ее талию. Их лица находились на расстоянии нескольких дюймов одно от другого. Взгляды их скрестились. Его зубы снова сверкнули в улыбке.

– Ты печален? Из-за прощания завтра?

– Нет. Ты будешь ехать по большому кругу назад ко мне. Боги сказали так.

– В твоей песне? – Она фыркнула. – Эта песня причинила мне достаточно горя.

Он крепче сжал ее и притянул ближе к себе.

– Спи, mah-tao-yo. Это последний раз рядом со мной.

В полдень следующего дня команчи поднялись на вершину возвышенности над фермой Мастерса и остановили лошадей за пределами дистанции выстрела. Лоретта сжала поводья своего коня с такой силой, что у нее заболели суставы пальцев. Охотник сидел верхом на своей лошади рядом с ней, его колено касалось ее. Лоретта не могла смотреть на него. Вместо этого она смотрела на маленький дом, который уже не мечтала когда-нибудь увидеть. Ничто в нем не изменилось. Она подумала, что сделал дядя Генри с пятьюдесятью лошадьми, которых оставил Охотник. Их не было видно на заднем пастбище.

Голубое пятно пересекло двор. Эми. Побежала к дому предупредить тетю Рейчел и дядю Генри о приближении индейцев. Казалось, прошло сто лет с тех пор, как Лоретта сделала то же самое.

Уголком глаза она увидела, как Охотник протянул к ней руку. Она посмотрела на него, и он надел ей на шею амулет. Плоский камень еще хранил тепло его тела. Она прижала его к себе ладонью.

– Ты будешь носить это? Всегда? И помнить Охотника-Волка? Это обещание ты даешь мне?

– Я буду носить это. – Ее пальцы сжались вокруг медальона. – У меня нет ничего, чтобы дать тебе.

Взгляд его глаз стал теплым.

– Твои оборки. Она сжала губы.

– Я ношу их. Если ты хочешь получить их, тебе придется вернуться и украсть.

Он смерил всю ее взглядом.

– Может быть, так. Ты сделаешь их хорошими, как цветы, да?

Она вздохнула и склонила голову. Она поняла, почему порой от воспоминаний бывает больно. Они стали друзьями. Это казалось невозможным, безумным, но тем не менее это произошло. И прощаться было очень трудно.

– Ну, что ж, я думаю, все.

– На этот раз.

Она посмотрела на него.

– Охотник, ты не должен…

Он наклонился к ней и прижал палец к ее губам.

– Ты можешь читать мои следы? Ты можешь идти по моим следам и прийти ко мне. Я оставлю тебе знаки.

Кивнув, Лоретта соскользнула с коня и протянула ему поводья. Вместо того чтобы принять их, он спешился, встал рядом с нею. Она подняла голову, изо всех сил пытаясь улыбнуться. Его песня не имела к ней никакого отношения. Почему он не может этого понять?

– Спасибо тебе зато, что привез меня домой. Мое сердце будет петь песню дружбы, когда я буду думать о тебе, Охотник, всегда, до горизонта.

Он жестом указал на жеребца.

– Ты возьмешь его. Он сильный и быстрый. Он привезет тебя назад в страну команчей.

– О нет! Я не могу. Он твой!

– Он идет по новому пути теперь. Ты его хороший друг.

У нее на глазах появились слезы.

– Я никогда не вернусь в Команчерию, Охотник. Пожалуйста, забери своего коня.

– Ты забери. Он мой подарок тебе, Голубые Глаза. Подходящие случаю слова не шли на ум Лоретте.

Прежде чем она все обдумала, она поднялась на цыпочки и прижала свои губы к его губам. По ее предположению, это должен быть быстрый прощальный поцелуй.

Охотник слышал об этом странном обычае tosi tivo, называемом поцелуем. Мысль о двух людях, прижимающих свои открытые рты друг к другу, всегда вызывала у него отвращение. Однако с Лореттой было все по-другому. Она не успела отстраниться, как он схватил ее лицо и, наклонив ее голову назад, стал покусывать ее рот. Чтобы узнать ее вкус. И запомнить.

При всей его неопытности, когда его рот коснулся ее, волна жара пронеслась по всему его телу и зажгла костер в нижней части живота. Ее губы оказались мягкими и полными, сладкими, как теплый penende, мед. Она раскрыла рот, и он просунул язык между зубов, чтобы попробовать вкус влаги, которая оказалась еще слаще и заставила думать о других сладких местах тела, которые ему тоже хотелось попробовать. Наконец Охотник понял, почему tosi tivo целуются.

Она схватила его запястья и отклонилась от него. Он притянул ее вновь и улыбался, продолжая держать ее лицо в ладонях. Ее большие глаза стали голубыми, как небо над головой, удивленными и настороженными, какими они становились много раз в первые несколько дней. Она была подобна бисерным работам его матери – красивая с лицевой стороны, сложная путаница – с обратной. Будет ли он когда-нибудь в состоянии понять ее?

– Прощай, Охотник.

Неохотно он отпустил ее и смотрел ей вслед, когда она пошла вниз по склону холма, ведя за собой коня. У подножья холма она повернулась и посмотрела назад. Их взгляды встретились. Затем она повернулась к дому и побежала, и жеребец побежал следом. Охотник в недоумении покачал головой. Только Белые Глаза может идти пешком, имея отличную лошадь.

Взгляд его переместился на деревянные стены. В том, что с ней будет там все в порядке, он мог полагаться только на Богов. Он боялся, что ее приемный отец может обидеть ее, а он не сможет защитить ее, его не будет рядом. Грудь его сжалась в предчувствии дурного. Что, если песня не была услышана? Что, если большой круг судьбы никогда не приведет ее к нему?

Руки сжались в кулаки. Он едва сдерживался, чтобы не броситься вслед за нею. Его женщина, и в то же время не его. Знала ли она, что унесла с собой маленький кусочек его сердца? С тяжелым вздохом он повернулся на своем вороном.

– Ты готов? – спросил Старик.

– Нет. Пусть она достигнет своих деревянных стен. С тем, чтобы она ничего не боялась.