Текст книги "Как убить своего мужа и другие полезные советы по домоводству"

Автор книги: Кэти Летт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Часть вторая

Глава 1
Не сходи с ума – слети с катушек

Через пару вечеров я звонила в дверь особняка Стадза и Джаз в Хэмпстеде, все еще размышляя о недостатках Рори. Почему человек будет скорее пялиться на повтор матча по бадминтону между двумя хорватами, о которых он слыхом не слыхивал, чем пообщается с собственной женой? Если честно, я даже начала сомневаться, что Рори подпадает под определение «человек». Скорее «теплокровное растение», которое просто ждет, когда его накормят и напоят.

Но уже в следующую минуту мои размышления отодвинулись на второй план: мы прошли в освещенную прихожую, и я вдруг заметила, что Джаз по пояс голая. Один ее сосок был вымазан розовой, с блеском, помадой, а другой украшала кисточка с блестками. Это могло означать и хорошую новость, и плохую. Трудно сказать. Может, она празднует? Или, наоборот, решила выпустить своих «малышек» на волю, подарив им последнюю возможность развлечься перед удалением опухоли – которой, кстати, мы уже придумали прозвище: Стадз. Джаз предупреждала, что в ближайшие месяцы она может позвонить в самое несусветное время с самой несуразной просьбой. Так что я собралась с силами, мысленно готовясь к безумной ночи в компании со стриптизерами в обтягивающем латексе.

– Это всего лишь киста, – засмеялась Джаз и отбила маленькую чечетку, игриво покачивая сверкающими сосками.

Она так и светилась от восторга.

Я обняла подругу и прижала к себе так крепко, что одна из кисточек угодила мне прямо в рот, а подбородок весь вымазался блестками.

– А где наш международный человек-загадка? Почему он не празднует вместе с тобой?

– Очередная миссия в Судан. Часть его программы под названием «Как держаться подальше от жены», – поведала она. – Знаешь, Кэсси, пусть у меня и нет рака, но я по-прежнему в последней стадии тяжелой и продолжительной болезни, имя которой «брак».

Джаз сделала паузу разливая по бокалам элитное шампанское, которое стянула из погреба мужа.

– Побочные эффекты? Ненависть к самой себе и чрезмерное потребление алкоголя.

– Что ж, должно быть, это заразно, поскольку у меня точь-в-точь те же симптомы. – Я жадно глотнула изысканного напитка. – Ага. Мы обе так счастливы в браке! Если бы не одно «но» – наши мужья.

Джаз предложила, чтобы все жены подсыпали своим благоверным толченое стекло в кофе, и я удивила свое поддатое эго, заметив, что лучше предлога для развода просто не найти.

Джаз изумленно приподняла идеально выщипанную бровь:

– Развод? Ну уж нет. Я не развожусь.

– Как… но я думала…

– Чтобы разрушить брак, солнышко, нужны сверхчеловеческие усилия. Да и не вовремя все это. Мать Стадза болеет, у Джоша выпускные экзамены на носу. Развод сильно повредил бы сыну. За что обрекать дитя, рожденное в любви и неге, на… – она закурила и выпустила в потолок колечко дыма, – на нищету, когда его маме придется выкручивать лампочки по подъездам? Брр.

Джаз даже передернуло. Отогнав жуткие мысли, она поджала стройные ноги, обтянутые брючками из черной кожи.

– А вот я как раз пришла к мысли о разводе, – объявила я. – Мы с тобой так долго находились в одной позе, что у нас развился тромбоз супружеских вен. И теперь нам позарез нужен психологический аналог поддерживающих колготок.

– Ошибаешься. В первую очередь нам нужна поощрительная программа, как у авиапассажиров, – призовые мили в виде хорошего любовника. Стадз заявил, что операционная пропитала его душу эфиром. Что ж, я тоже пропиталась эфиром – на нашем супружеском ложе.И потому собираюсь последовать его же совету и завести роман на стороне. Чтобы тоже почувствовать себя живой.

– Секс в отместку?

– Именно.

– Вот черт. Неужто тебя не замучает совесть? Лично я ощущаю себя виноватой за все на свете. Я просто уверена, что в один прекрасный день все узнают, что во втором классе именно я сперла с учительского стола бутерброд с ореховым маслом, и моя жизнь в бегах наконец-то придет к своему закономерному концу. – Я вытащила сигарету из накрашенных пальцев подруги и загасила в коллекционном шампанском. – Вина для прелюбодейки – все равно что рак легких для курильщика.

Вызывающие ярко-оранжевые губы Джаз расплылись в едкой ухмылке.

– Мой муж изменяет мне со всем, что шевелится, и я собираюсь отплатить ему тем же. Я трахнусь с уборщиком бассейнов. Боже! Возможно, когда-нибудь я даже утонув раскаянии, – с сарказмом подытожила она, набрасывая на обнаженные плечи черный кашемировый кардиган.

Я изумленно рассматривала подругу. Битва с самой собой не прошла даром – в ее внешности проступила какая-то жесткость. Свернувшаяся на кушетке, во всем черном, она походила на запятую. И при виде ее любой застыл бы в восхищении.

– Самый большой плюс женщины…

Джаз помедлила. Губы приоткрылись, пропуская в щель новую сигарету.

– В том, что ей никогда не придется произносить речь шафера на свадьбе? – попыталась отгадать я.

– …в том, что мы живем дольше наших мужей и можем тратить их деньги. Вот почему я не стану разводиться, зато отныне всю еду для Стадза буду готовить исключительно на самых жирных сливках! Откормлю его как страсбургского гуся. А когда у него случится коронарный тромбоз, обязательно куплю домашний набор для вскрытия: хочу лично удостовериться, есть лиу подонка сердце. Но пока он не оказался в гробу, тебе придется прикрывать меня во всех моих тайных плотских утехах.

– Просто сон наяву. Всю жизнь мечтала держать свечку у постели подруги. – Я даже поежилась. – Ты и правда думаешь, что интрижка на стороне – достойный ответ?

– Интрижка, может, и не ответ, но она поможет забыть про вопрос.

– Про вопрос?

– На хрена я вообще выходила замуж за эту свинью?!

Словно вторя крику ее души, зазвонил телефон.

– Нет, его нет дома. Но передайте ему, пожалуйста, от меня какую-нибудь болезнь. Уж будьте так любезны, – кисло съязвила Джаз и повесила трубку. – Та самая его пациентка – эксперт по Сильвии Плат. Видишь, что делается? Теперь они звонят ему даже домой. – В ее золотисто-зеленых глазах блеснули слезы. – Как же это тяжело, когда тебя не любят, Кэсси! Я не хочу больше чувствовать себя трупом. Да! – Усилием воли она взяла себя в руки. – Все, считайте меня гробовщиком. Раз уж не получается вернуть мой брак к жизни, я постараюсь сделать так, чтобы его похороны выгляделикрасиво.

– То есть «не сходи с ума – слети с катушек»? Таков нынче твой девиз? Но где конкретно ты собираешься искать этого своего суперсексуального любовника?

Джаз налила шампанское в чистый бокал.

– Не знаю. Интернет-чаты, брачные агентства, объявления…

– Рассчитываешь на отзывчивость и любезность серийных маньяков?

– Ты права. – В смехе Джаз сквозила натянутость. – Гораздо лучше оставаться несчастной женой, без любви и секса, и в конце концов загнуться от рака из вечной жалости к самой себе.

Она многозначительно покрутила кисточку на соске. Похоже, маммограмма Джаз на самом деле оказалась телеграммой от матери-природы – весть, пробуждающая к жизни.

– Самое грустное в нашем возрасте, подруга, – с тоской добавила она, – это то, что мы из него вырастаем. Сегодня же вечером влезу в сеть и посмотрю, кого можно подцепить.

Несколькими днями позже, когда я сообщила Ханне, что Джаз нашла себе потенциального любовника, та едва не утонула. Дело происходило на очередном занятии по аквааэробике, мы энергично бултыхались под волнообразные ритмы песенки «Давай потискаемся». После того как спасатель реанимировал Ханну рот в рот и водяные струи перестали извергаться у нее из носа, моя выхоленная подруга бросила вызов ботоксу, вздернув брови выше собственной челки.

– Все знают, что клитор – наименее разумная часть женского тела. Так почему Джаз думает именно им?

– Джаз говорит, что каждая женщина втайне мечтает о любовной связи на стороне.

– Хм. С учетом всех факторов я скорее выбрала бы героин. По крайней мере не так опасно. Вам обеим следует вновь разжечь свою страсть. Я тут недавно смотрела по телевизору, как один гуру секса советовал женатым парам воссоединяться в спальне после полудня.

– После полудня? У тебя с головой все нормально? А куда, по твоему, я дену детей? Под раковину вместе со средствами по уходу за кафелем?

Слово «воссоединяться» так и отдавало галльской учтивостью. Единственным же, что хотя бы смутно отдавало французским во мнесамой, были пучки волос под мышками, отросшие за зиму.

Лежа в шезлонге, Ханна устроила мне сущий допрос:

– И где же конкретно она нашла этого своего любовника?

– В интернет-чате, – промычала я.

– Надо же, как романтично. То есть мы говорим о совершенно незнакомом человеке?

– Только я сомневаюсь, что он такой уж совершенный.В разделе «хобби» он указал «чистка ауры». Ах да, и еще там, кажется, был указан знак зодиака.

Ханна скорчила гримаску:

– Некоторые женщины просто кидают в сумку запасные трусики, красят губы, идут в бар и дожидаются, пока бог любви не подбросит кого-нибудь им в объятия, а затем отправляются с добычей домой в предвкушении дикого, необузданного секса… Большинство таких женщин больше никто никогда не видел.

– Джаз говорит, что его письма такие милые и вежливые.

– Ах, как обнадеживающе! Значит, она нашла себе самого милого и вежливого лондонского маньяка. Обалдеть.

– Вот почему она и хочет, чтобы я отвезла ее. На рандеву. Просто из осторожности.

Пространство вокруг бассейна заполнялось суетливыми мамашами с их едва выучившимися ходить чадами. Начинался урок плавания для дошколят, и Ханне пришлось замолчать – до тех пор, пока мы не оказались в соседних душевых кабинках, лавируя между квадратиками использованных пластырей и вирусами бородавок. Над перегородкой, вся в пене, возникла голова Ханны.

– Это какое-то безумие. Она совсем чокнулась. И мы должны остановить ее, Кэсси.

Мы?Пожалуй, это слово скоро станет самым ненавистным для меня словом в родном языке. Ни за что, подумала я. И ответила:

– Конечно.

Хотя охотнее слизала бы брызги, которые простуженные посетители оставили на салатной стойке в каком-нибудь ресторане.

– Ты что хочешь сказать? Чтобы я отказалась от секса?

Ханна приурочила конфронтацию с Джаз к нашей утренней воскресной пробежке по Хэмстед-Хит. Переводя дух, мы стояли на самой вершине Парламент-Хилл. На фоне чернильной каллиграфии деревьев город казался небрежной мазней. Плотный лондонский смог был гуще бульона. Хоть бери ложку и черпай.

– Еженедельный трехразовый секс сжигает примерно семь тысяч пятьсот калорий в год, что эквивалентно пробежке длиной в семьдесят пять миль, – восторженно объявила Джаз.

– Дать мужику, с которым ты познакомилась по Интернету, – это так же весело, как пробежать семьдесят пять миль, – парировала Ханна, ритмично отжимаясь от земли.

– Мужику? Разве я что-то говорила про «мужика»? – Джаз улыбнулась, почти по-царски. – Ему всего двадцать два.

Ханна прыжком вскочила на ноги.

– О боже! А если он тебя изнасилует? Или изобьет? Или вообще убьет?!

– Знаешь, есть гораздо более эффективные способы уничтожить женщину. Например, жениться на ней. – В тоне Джаз проступила агрессия. – Да и вообще, по статистике, большинство женщин погибают от рук собственных мужей. Парень прислал свое фото. У него бицепсы как два футбольных мяча.

– Твою мать! Вы только поглядите на эту «миссис Робинсон»! [35]35
  Героиня известного спектакля и фильма «Выпускник» – дама бальзаковского возраста, соблазняющая юного выпускника колледжа, сына своей давней приятельницы.


[Закрыть]– Ханна впилась в Джаз острым взглядом. – Кэсси, ты знала, что наша Джаз охоча до малолеток?

Я прервала свои упражнения на пресс и откинулась на спину – прямо на траву, густо покрытую желтыми нарциссами, точно бутерброд маслом.

– Ну… Наверное, в нашем возрасте уже поздновато изображать из себя Мисси Элиотт.

Джаз смерила нас обеих косым, испепеляющим взглядом.

– Еще один плюс женщины, даже женщины «нашего возраста», – уточнила она ехидным тоненьким голоском, – в том, что, в отличие от мужчин «нашего возраста», нам не приходится платить за секс. – Она поставила ногу на скамейку и сделала наклон на растяжку. – Мы можем просто завести молодого любовника.

– Завести молодого любовника – значит платить за все: ужины, театр, путешествия, – необдуманно заметила я, любуясь переплетенными ветвями деревьев. – Намного дешевле заплатить толькоза секс!

Однако, несмотря на наши жалкие потуги распилить фантазии Джасмин, точно буханку хлеба, вытащенную из морозилки, она оставалась непоколебимой. Ханна подстегнула меня взглядом.

– И потом, – добавила я, – неужто тебе действительно хочется снова таскаться по студенческим клубам? Слушать всю эту молодежную фигню про озоновый слой всякий раз, когда ты пшикнешь лаком на волосы?

– Кто сказал, что я собираюсь с ним разговаривать?

И с этими словами Джасмин резво заскакала по склону, дерзким взмахом руки освобождая нас от дальнейших увещеваний.

– Ты небудешь ей помогать. Ясно? – приказала Ханна и, явно обиженная, последовала за Джаз.

О да, ясно как вид с холма Парламент-Хилл.

И вот в один из поздних мартовских дней Джасмин Джардин, сорокатрехлетняя домохозяйка и мать взрослого сына, покинула свой особняк в зеленом Хэмпстеде, села в семейный «вольво»-универсал и покатила в грязные окрестности Саутуорка. Муж Джасмин пребывал в полной уверенности, что супруга едет в кино. Но та проехала мимо киноцентра в Суисс-Коттедже – и дальше, дальше, через реку, пока не достигла полуразвалившейся улочки, где припарковала машину, поправила прическу, подтянула чулки и скользнула к двери с облупившейся краской. Впервые за последние более чем двадцать лет у Джаз было свидание. И впервые за всю ее жизнь – с человеком, который мог вылизать собственные брови (последнее интернет-откровение юного донжуана).

Откуда мне все это известно? Да оттуда, что я сидела в машине – вооруженная баллончиком со слезоточивым газом и номером телефона местного полицейского участка. Достаточно того, что нам пришлось забираться на юг от Темзы – в район, который северные лондонцы называют не иначе как «территория апачей». Местная промышленность ограничивается всего двумя отраслями: дроблением коленных чашечек и торговлей наркотиками. Тараканы здесь такие огромные, что можно не напрягаясь услышать топот их волосатых ножищ. Пока я ждала в машине, а время ползло медленнее улитки – час… другой… – я вдруг подумала, что оберегаю здоровье Джаз уже так долго, что пора заводить белый халат со стетоскопом. Спустя четыре кроссворда, три компакт-диска Моцарта и две пачки шоколадного печенья Джаз вывалилась на улицу: одежда растрепана, глаза широченные, волосы торчком.

– С тобой все в порядке? – Я выскочила из машины, готовая к самому худшему. – Может, вызвать полицию?

– Только чтобы сказать им, что я изобрела новую игру: «Пришпиль язык к клитору». – Она вдруг запрыгала на месте, словно на репетиции «Риверданса». – Bay! О боже! Bay! Bay! ВАУ!!!

– Правда? А как тебе его зубы? А задница красивая? – Слова так и сыпались из меня. – Ты чувствуешь вину? Она грызет тебя?

– Вина?! Какая вина?! Я чувствую эйфорию! – весело ответила Джаз.

То, что я поначалу приняла за испуг, в действительности оказалось состоянием безудержного восторга. Джаз трясло, точно она только что совершила прыжок с «тарзанки».

– Господи. Всю жизнь церковь учит нас долбаному воздержанию. Ну ничего. Упущение – грех преходящий. Ты знаешь, что однажды я сидела рядом с Джорджем Клуни на благотворительном банкете? И что он попросил мой телефон?

– Ага. Явно поэтому он до сих пор не женат, – с сарказмом вставила я.

– Мужчины – это как книги. Их так много, а времени так мало! – с притворной скромностью улыбнулась Джаз. – Знаешь, если бы Госпожа Бог не хотела, чтоб мы искали связей на стороне, она не дала бы нам дамского белья. – Сев в машину, Джаз оттянула и со шлепком отпустила резинку на чулке. – Женщины – это новые мужчины! Эстроген – новый тестостерон!

Она выбросила кулак вверх, точно на митинге.

– Ага. А свинство – оно и в Африке свинство.

– Ладно, – примирительно сказала Джаз, – поступок, конечно, не идеальный, но ведь и жизнь не идеальна, так? Ты ведь прикроешь меня сегодня вечером, если Стадз вдруг начнет спрашивать…

– Не знаю, Джаз. Я ненавижу врать. Я…

– Иначе, – жесткими тисками Джаз сжала мне руку, – я превращусь в одну из тех сумасшедших, что насиживают брошенные птичьи яйца в собственных бюстгальтерах.

– Ну, раз ты так ставишь вопрос…

Заведя двигатель, я скинула туфли и повела машину в чулках.

– Знаешь, он снимает квартиру вместе с приятелем. Студентом консерватории. Хоро-о-о-шенький! Мы могли бы устроить свидание пара на пару! – восторженно щебетала она, пока мы пересекали чернильную Темзу.

– Со студентом? Ты в своем уме? Мне сорок-мать-его-четыре! Я такая старая, что ввела номер доктора Кеворкяна [36]36
  Доктор Джек Кеворкян – ярый сторонник эвтаназии.


[Закрыть]в кнопку ускоренного набора. И, кроме того, я замужем.

– Послушай, нельзя обвинять мадам Бовари и Анну Каренину за то, что им наскучили их нудные мужья. Единственная причина, по которой стоитвыходить замуж, – это возможность заводить тайные романы… иначе жизнь была бы такой тоскливой, что просто пришлосьбы выходить замуж!

Джаз невесело рассмеялась.

На мгновение ее меткие аргументы почти убедили меня. Все эти несчастные жены, бесконечные ряды птицефабрики жизни, набитые клушами, высиживающими яйца в клетушках с террасами, и раздражительные, напыщенные петухи, важно разгуливающие по своим идентично подстриженным газонам… Скука смертная. А мне хотелось свободного выгула! Хотелось бродить вдалеке от дома! Хотелось в природу… а может, хотелось сзади, на мусорных баках, с Расселлом Кроу…

– Ханна говорит, что я должна попытаться вновь разжечь мою страсть с Рори. Знаешь – воссоединения после полудня…

– Ха! Страсть невозможно разжечь вновь.Я повар, и уж поверь мне на слово: суфле два раза не поднимается. И потом, жизнь, как и стряпня, намного аппетитнее, когда отклоняешься от рецепта. Давай-ка лучше устроим свидание пара на пару. Пробуди в себе самку!

– Ты действительно собираешься встретиться с ним опять?

– Господи, ну конечно! – Джаз просияла и замурлыкала веселенький мотивчик. – Бывают ошибки, в которых столько приятного, что их просто жаль совершать всего раз. Так что забудь про разжигание страсти, о'кей?

– О'кей.

– Просто запомни: все мужики – козлы, козлами были, козлами и останутся, если только они не Джонни Депп. Поняла?

– Поняла.

Я вспомнила, как глядел на меня Рори, когда мы только поженились. Разумеется, теперь он смотрит так лишь на своих подопечных. Возможно, заведись у меня блохи или какой-нибудь грибок стопы, он был бы ко мне более внимательным. Хотя, с другой стороны, вши ведь не помогли. И потом, после рождения детей он как бы поместил меня в одну из своих ячеек. Вот в чем самая большая проблема. Если уж женщина любит, то она любит и днем, и ночью; любовь гарнирует всю пиццу ее жизни. Для мужчины же это всего лишь один из кусочков. А еще есть работа, друзья, спорт. Джаз права. Вновь разжигать страсть глупо. Бесполезно снова пытаться влезть в меню мужа… да?

Глава 2
Знаешь, почему я не говорю тебе, когда испытываю оргазм?
Да потому что в этот момент тебя никогда нет рядом

Я сидела верхом на муже, неуклюже раскачиваясь, точно пожилой ковбой, решивший вспомнить свою юность на родео. Была суббота, после полудня. Дети ушли в кино, клиника закрылась в час, а мы «воссоединялись», чтобы «вновь разжечь страсть».

Я предприняла вялую попытку поцелуя, стараясь не замечать пивного дыхания Рори и остатков пищи, застрявших у мужа в зубах. И с нежностью вспомнила времена, когда мы пьянели от одного только взгляда. Техника «цирковой наездницы» начала раздражать, так что я спешилась и как робот пристроилась сначала так, потом эдак. Это были не предварительные, а принудительныеласки. Только зря извела воск для эпиляции. От скуки я хрюкнула – звук, который Рори, очевидно, принял за стон страсти, поскольку тут же взялся дергать и щипать там и сям. В его прикосновениях было столько же эротики, сколько в мокрой душевой занавеске, когда она прилипает к телу. Мои реакции были автоматическими, как у коленки, по которой бьют молоточком. Боже. Во что я превратилась? В моллюска?Неужто все женатые пары проходят через одну и ту же рутину: лапают друг друга без всякой охоты, пока он или она не испустит дух? Рори стойко продержался еще одну, ах нет, две секунды, а затем облизал свой палец, фабрикуя жалкое подобие смазки. Вот тогда-то я с ужасом поняла, насколько же я несчастна.

Чтобы побыстрее покончить с этой бодягой, я смочила собственный палец и пощекотала его простату – сексуальная скоропись, выученная большинством скучающих и занятых жен. Рори эякулировал со смачностью хорошей отрыжки.

И пока он принимал душ, я молча лежала в постели, от которой не пахло ничем, кроме тщетности нашего эксперимента.

Относительно обернутый в полотенце, Рори прошлепал обратно в спальню. Открыл дверь, и на кровать тут же запрыгнула немецкая овчарка с заштопанным боком; из слюнявой пасти торчал мой еще не надеванный, но уже полупогрызенный тапок из кожи «под леопарда».

– Ну все! – услышала я истерично-сердитый голос и лишь в следующую секунду сообразила, что голос – мой. Эмоции вертелись во мне, как крышка от банки с вареньем, упавшая на каменный пол. – Возможно, за все эти годы, что мы с тобой женаты, ты так и не заметил, но я ненавижуживотных!

– Да ладно тебе, Кэсси. – Рори, в набедренной повязке из махрового полотенца, принял свою любимую позу а-ля Тарзан: руки на бедрах, грудь колесом, мышцы спины раструбом. – Он же просто играет. Сатана! А ну слазь, малыш.

– Сатана?!А тебе не кажется странным, что всех немецких овчарок называют исключительно Гитлер, Адольф, Ева или Сатана? Как это, интересно знать, сочетается с их «добродушным» нравом, а? Вот такие монстры и раздирают в клочья детей, принимая их за резиновую игрушку.

– Вообще то он жутко интеллигентный пес. Воспитанный на «Нью-Йоркском книжном ревю». Сатана даже лапу не поднимет, если та не в «Армани», – весело ответил Рори, одеваясь.

– Ну да, если твои пациенты не занимаются сексом с моей ногой, то вытворяют другие кошмарные вещи за моим диваном от Конрана. Будь ты настоящимдоктором, а не каким-то несчастным ветеринаром,всех этих гадостей не происходило бы.

Даже не видя его лица, я поняла, что задела мужа за живое. В голосе Рори появилась натянутость.

– В профессии ветеринара нет ничего зазорного. А моим пациентам приходится учиться ходить на задних лапках вокруг тебя,Кэсси. Да брось ты. – Он пощекотал заштопанное чудовище. Галантное спокойствие вновь вернулось к нему. – Как можно не любить животных?

– Я их просто обожаю. Особенно с подливкой.

– Да что с тобой такое творится?

– В нашей клятве у алтаря не говорилось, что мне придется выкашливать комки шерсти. – Я встала с кровати и начала натягивать джинсы. – Из-за твоей бытовой слепоты наш дом превратился в помойную яму.

– Ох, Кэсси, – вздохнул он, – ну почему тебе всегда нужно докапываться до всякой ерунды?

– Да потому, Рори, что в ерунде как раз все дело. Реальность – она в обыденности.

– Да ты просто зациклена на уборке. Тебе лечиться пора. Я уж и не помню, когда последний раз видел тебя без туалетного ершика в руках.

– А ты думаешь, я занимаюсь этим ради собственного удовольствия? Нет, дорогой, я этим занимаюсь исключительно потому, что попроси я тебя положить твои грязные трусы в бельевую корзину, ты тут же изобразишь, будто над тобой психологически надругались.

Испустив мелодраматический вздох, я взялась приводить спальню в порядок.

Но Рори остановил меня. Развернув к себе, он взял мое лицо в огромные ладони и хитро улыбнулся:

– Вот за это я и люблю тебя, Кэсс. За то, что ты у меня такая отходчивая.

Злость так и вскипела во мне – огромная, как субмарина, что всплывает на поверхность, вздымая бурлящие гребни вокруг.

– Все это просто слова, Рори, – а судят не по словам, а по делам. – Я вырвалась и с новой яростью вернулась к уборке. – Сколько, по-твоему, квадратных акров тоста я намазала для тебя маслом? Сколько овечьих отар пересовала в печь ради твоих воскресных ужинов? Сколько косяков рыбы зажарила на сковородке? Знаешь, в семье у Ханны еду готовит Паскаль. Он жарит лосося на углях! Я тоже хочу жарильщика лосося, черт тебя побери!

Рори придержал мою руку.

– Может, ты перестанешь взбивать подушки хотя бы на секунду?

– Господи, как же мне все это осточертело! – заорала я. – Осточертело читать нотации. Осточертело умолять тебя хоть изредка помогать мне по дому. Осточертело видеть, как ты стоишь, руки в боки, и наблюдаешь, как я верчусь точно белка в колесе. Между прочим, я тоже хожу на работу, если ты до сих пор не знал!

– Но вы же, девушки, как жонглеры. У женщины соединительный шнур между полушариями мозга толще мужского на десять процентов. Мужские мозги могут сосредоточиться только на чем-то одном. К примеру, если я забиваю гвоздь в стену и вдруг звонят в дверь, я обязательно шарахну себе по пальцу. И с этим просто ничего не поделаешь. Физиология.

Он нахально осклабился, радуясь столь дешевому аргументу.

– Неужели? Могу поспорить, ты без труда справился бы с такой многозадачной работой, как, скажем, оргия.

Все это время, пока я хлопала ящиками комода, распихивала по шкафам одежду и раздавала пинки собакам, Рори следовал за мной по пятам.

– Если бы здесь постоянно не ошивалось столько народу, – с деланным вызовом заметил он, – тебе не пришлось бы стольковкалывать. Если не ведьмовской шабаш, колдующий над ядовитым варевом для мужей, то непременно какая-нибудь сходка вокруг фондю.

– Ты асоциальный тип! Знаешь, что это такое? «О нет, вечером выйти никак не получится, ведь мы же выходили в октябре…» Так вот, дорогой, сегодня уже март – и я, хоть убей, не понимаю, с какого перепугу мы все вечера торчим дома. Не из-за секса – это уж точно.

– Что это все означает? – На рубашке под мышками Рори расцветали темные полумесяцы. – Послушай, Кэсси, вот тебе свежая идея. Давай хоть иногда тыбудешь выступать инициатором секса – и пробовать разные позы. Семейные пары, между прочим, иногда меняются позициями, если ты не знала.

– Точно. Сменим позиции. Тывстанешь у раковины с грязной посудой, а яразвалюсь на диване и буду пердеть и таращиться в телевизор. Поверь, поддатый муж, приросший к дивану перед мигающим телевизором, не больно-то подходящая прелюдия к сексу. Хотя тебе этого все равно не понять. Ты даже не заметил, что у меня уже больше года не было оргазма.

– Что? – Рори выглядел потрясенным.

– Ты же хирург. У тебя золотые руки. Способные за пять минут смастерить из канистры и вешалки понтон с подкачивающей грушей, но неспособные отыскать мою точку G…

– И ты сообщаешь мне об этом только сейчас? – Рори смотрел на меня взглядом побитого щенка. – После стольких лет совместной жизни?

– Мужчина чуткий давно заметил бы сам, без всяких слов. Но подумаешь, какие пустяки, – главное, чтобы тыполучил своеудовольствие… А потом ты просто переваливаешься на другой бок и храпишь, точно какой-нибудь троглодит.

– Я уже говорил тебе: если я действительно храплю, то могу спать в другой комнате.

Совершенно сбитый с толку, он грузно плюхнулся на пуф перед туалетным столиком.

– Рори, уровень твоего храпа в децибелах такой, что его еще как-то можно было бы перенести, если бы другая комната находилась, скажем, в Канаде. – Набросившись на кровать, я вступила в неравную борьбу с одеялом. – Но разумеется, тебе не хочется говорить об этом. Единственное, о чем мы разговариваем в последнее время, так это о том, как мало у нас общих тем для разговора!

– Знаешь, вообще-то я способенговорить о чувствах, – к примеру, о том, какую смертельную скуку я чувствую всякий гребаный раз, когда ты заводишь разговоры о чувствах! – Он резко встал. – Во что ты пытаешься меня превратить? В пародию на мужчину?

– Нет. Меня просто уже во-о-о-откак достало жить с неандертальцем! Почему бы тебе не пойти и не завалить голыми руками бизона, чтобы дать наконец выход этому своему самцовому дерьму?

– Эй, если бы не мы, самцы, человечество до сих пор процеживалось бы по пищеводам медведей, тигров и львов. Что тебе от меня нужно? – Я заметила, что Рори едва с собой справляется: кулаки сжались, ногти впились в ладони. – Чтобы я нашел пещеру и впал там в спячку, пока тебе не приспичит затеять очередной спор?

– Это не яих затеваю. А ты.

– Посмотри на нас, Кэсс! Мы только и делаем, что спорим, а потом спорим из-за того, почему мы поспорили. Что с нами происходит?

– Нам нужна помощь психотерапевта, Рори. Вот это я и пытаюсь тебе втолковать!

Целую вечность мы молча смотрели друг на друга, хотя часы на стене отсчитали ровно двадцать семь секунд. А затем глаза мужа понимающе сузились.

– Сказать, кого ты мне сейчас напомнила? Джасмин. – Он встряхнул меня за плечи. – Ты кто? Что ты сделала с моей женой?!

– Я знаю, ты ненавидишь Джаз. И всегда ненавидел. Интересно, ты ненавидишь ее больше или меньше, чем остальных моих подруг?

– Я не ненавижу ее. Просто Джаз разбила лагерь в тендерных джунглях и стоически патрулирует свой крошечный клочок территории, как те японские солдаты Второй мировой, что время от времени выныривают из глухих уголков Борнео и с удивлением обнаруживают, что война давным-давно закончилась, а им никто не сказал.

– Война полов незакончилась. Просто открылся новый фронт. Я проверила эту теорию научными методами и…

– То есть посудачила с подружками за чашечкой капуччино?

– Ну… да. Но дело совсем не в этом. Дело в том, что если бы наш брак был самолетом, то сейчас он несся бы к земле.

– Знаешь, это не только моя вина. Посмотри на себя. Что я вижу? Холодное тело да жгучий язычок.

– Счастливчик. Потому что единственный язычок, который долгие-долгие годы вижу я, – это тот, что торчит из твоих башмаков.

– Что ж, если ты перестанешь постоянно кастрировать меня, возможно, я стану увереннее в постели. Как ты могла ляпнуть такое про мою профессию? Ты же знаешь, я был самым молодым на курсе. Я добрался до цели быстрее других!

– О да, Рори, быстрота – это твой конек. Во всех смыслах.

– Я бы сказал «прости», – с сарказмом ответил он, – но «Конвенция о тестостероне» запрещает мужчине признавать поражение.

– Ясное дело. А эта ваша Конвенция, случаем, не разрешает чего-нибудь вроде «программы перемещения мужей»?

– Что ты хочешь этим сказать? Что гарантийный срок нашего брака истек?

– Если б наш брак был одним из твоих пациентов, тебе пришлось бы его усыпить. Похоже, мы дошли до той стадии, когда надо либо разводиться, либо искать «интересную пару для долгих часов безудержного веселья!».

Рори отшатнулся. Судя по выражению его лица, я могла с тем же успехом выдернуть чеку из боевой гранаты.

– Значит, ты и вправду потеряла оргазм? Боже. Что с нами произошло, Кэсс? Ведь когда-то мы трахались как кролики.

Я пожала плечами:

– Супружеский миксоматоз.