Текст книги "Как убить своего мужа и другие полезные советы по домоводству"
Автор книги: Кэти Летт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Глава 3
Чувственный интерактивный сюрприз
Не люблю я сюрпризы. Большинство сюрпризов такие сюрпризные, что можно околеть от разрыва сердца. А впереди была целая неделя сюрпризов.
Первый, правда, оказался приятным. Я сидела в учительской, когда вошел Скрип и объявил, что пересмотрел свою точку зрения насчет похода в Музей наук. Причиной столь неожиданной перемены послужила целая гора писем от разочарованных родителей. Директор нехотя похвалил меня за то, что я прозорливо записалась загодя, и еще раз повторил для приверженцев «Слова и Мела», сколь одобрительно инспектора относятся к экскурсиям учащихся.
– Поэтому я разрешаю вам пойти со своим классом. Как и было запланировано, – решительно подчеркнул он.
И пока Скрип начитывал лекцию о технике безопасности, потрясая бланками оценки риска, которые мне необходимо заполнить (риск подавиться арахисом в кафетерии музея, риск свалиться в канал, риск террористической атаки, а также какой степени каждый из предполагаемых рисков – высокой, средней или низкой), я украдкой косилась на Пердиту. Ссутулившись над своим травяным настоем, та буравила меня уничтожающим взглядом. Назвать Пердиту ревнивой соперницей было все равно что сказать, будто Аль-Каида лишь чуть-чуть фанатична. По моим оценкам, степень риска того, что Пердита нанесет удар в спину, была очень и очень высока. Мне стало страшно за свое будущее как никогда раньше.
Второй сюрприз подстерег меня на следующее утро, в субботу, когда я безмятежно шагала по Марилебон-Хай-стрит, чтобы встретить Дженни после занятий в драмкружке. Неожиданно мимо с урчанием проносится отполированный черный «мерседес». Визг тормозов, автомобиль замирает как вкопанный, въехав прямо на «зебру», перепуганные пешеходы кидаются врассыпную, водительское окошко с шипением опускается, и оттуда высовывается мелированная голова Джаз.
– Я трахаюсь с убийцей! – к полному обалдению прохожих, весело кричит она через дорогу из своей новой машины (старый «вольво»-универсал уже не соответствовал ее образу «женщины-вамп»). – Я заскочу к тебе попозже.
«Убийцей» оказался драматург-рецидивист Билли Бостон, недавно отмеченный критикой за свою дебютную драму, которую автор написал за решеткой и которую теперь ставили в авангардистском театре «Трицикл».
– Он не только ХВП (ее условное обозначение для «хорош в постели»), солнышко. Теперь я наконец-то смогу избавиться от своего мужа! Ты хоть понимаешь, как трудно найти любовника, который профессионально владеет оружием? – засмеялась она.
У Билли Бостона были татуировки, пирсинг на пенисе, кольца на сосках, юность, проведенная в детских домах и сиротских приютах, два срока за хулиганство и грабеж, один за непредумышленное убийство, незавершенный судебный процесс и пристрастие к наркотикам. Иными словами, Билли Бостон из тех, кого предпочитают не звать на банкеты.
– А-а, понимаю, – сказала я дома позже в тот день. – То есть когда-то он был вполне нормальным головорезом и наркоманом, но потом все пошло наперекосяк?
Забалдевшая от собственного греха Джаз заявилась, когда я уже перегладила полкорзины белья.
– Вообще-то убийство было самообороной в разборке с наркодилером. Но он больше не колется. Теперь он вставляет мне!
– Да брось ты, Джаз. Такие, как он, способны отыскать героиновую иголку в стоге сена, – резко возразила я, прессуя утюгом норовистую манжету на рубашке Рори.
– Знаешь, сколько в среднем обычный человек занимается сексом за всю свою жизнь? Две тысячи пятьсот восемьдесят раз. Так вот, у нас было больше секса всего лишь за прошлую неделю! Я дала отставку всем остальным мужчинам.
– Что?! – От неожиданности я обожгла палец. – Не скромновато ли для тебя, а, Джаз? Всего один любовник и один муж за раз?
Разумеется, я тут же вызвала подкрепление. На инструктаж и дорогу у Ханны ушло минут десять, не больше.
– По-моему, ты просто пережрала спермы, вот и все, – объявила она Джасмин.
– Нет, не все. Я влюбилась в Билли так сильно, что у меня отбило охоту ко всему остальному. Даже к магазинам.
– Черт. Похоже, дело и правда дрянь, – признала я поражение.
Ханна с сожалением взглянула на подругу:
– У тебя нелепые фантазии под стать Д. Г. Лоуренсу. Ты опускаешься на глазах, Джасмин Джардин. Пытаешься склеить разбитое сердце.
– Уж всяко лучше раздробленных коленок – что точно ожидает Стадза, когда мой дружок-убийца до него доберется. Этот парень украл мой покой, – вздохнула Джаз.
– Еще бы. Он ведь вор, в конце-то концов, – предостерегла Ханна.
В дверь позвонили, и я взглянула на часы: до оргии в доме Бьянки осталось ровно тридцать минут.
– Это няня.
– Как нельзя кстати. Пойдем вечером со мной, Кэсс. Я встречаюсь с Билли в баре «Бум-Бум». Публика – сплошь подонки и ночные бабочки. Полный отпад! – Джаз буквально дрожала от восторга. – У Билли очень сексуальный приятель. Тюремный поэт. Рецидивисты вообще народ впечатлительный. Он тебя на руках носить будет. У него… как это на их фене? Пиздоломка, во. Как раз то, что тебе сейчас нужно, солнышко.
– Эй, минуточку, – перебила Ханна. – Вы что, собираетесь на свидание с уголовниками? – Она закатила глаза к небу. – Исцели их, Господи, ибо не ведают они, что творят.
– Я не могу. Мне надо ехать на оргию. – Я хоть и изображала веселость, но внутри вся сжималась от ужаса. – Что ж, по крайней мере не надо мучиться, что надеть.
Ханна попыталась меня успокоить:
– Я уверена, это не групповуха, Кэсси. Наверняка обычный рекламный трюк, чтобы заманить вас на какой-нибудь «сильно продвинутый курс».
Я с удивлением поймала себя на том, что разочарована. Но вообще говоря, я уже так давно не занималась сексом, что у меня наверняка развилась морская болезнь. Так что придется припарковать кровать у обочины.
Один хороший урок из психотерапии я все же извлекла раз и навсегда: если являешься на оргию с опозданием, то вместо взбитых сливок рискуешь получить комковатую кислятину.
Я долго колебалась, не отваживаясь зайти в квартиру Бьянки в подвальном этаже в Кэмдене, а когда все же решилась, то застала веселье в самом разгаре. В буквальном смысле. Как только глаза привыкли к темноте, я разглядела скрещенные пары, обвившиеся ногами вокруг талий партнеров, точно половые сиамские близнецы. Дебелая библиотекарша молотилась как кашалотиха на берегу, покуда бухгалтер обгладывал ей соски. Накладной лысяк с волосатыми лодыжками в серых носках нажаривал надувную подружку. В оргии, где сам не участвуешь, примерно столько же кайфа, сколько в анальном зондировании. И тут мое сердце екнуло. Я вперилась в сумрак, едва тронутый искусственным светом. Неужто это Рори? А это Бьянка? И они целуются? В животе у меня забурлило. Пальцы на ногах скрутило так, будто их втиснули в турецкие туфли с загнутыми носками. По-видимому, поцелуй был неслабым, поскольку Бьянка дергалась так, словно вот-вот разродится, – причем женщиной примерно своих же размеров. Мне захотелось сгореть на месте или переместиться в другую галактику.
Заметив меня, Бьянка оторвалась от моего мужа и попыталась призвать меня присоединиться:
– Это всего лишь эксперимент. Моя новая методика – «языкопия».
Но я уже все для себя решила.
– Может, ты все-таки соблаговолишь вытащить язык из пупка нашего психотерапевта? Ты слышишь, Рори? Я думаю, нам пора.
– А где же страсть к неизведанному? – возмутился муж. – Бьянка говорит, что у тебя отсутствует тяга к эротике.
– Вообще, это не эротика – и даже не экзотика. Это какая-то психотика. На свете нет столько цирков, чтобы вместить всех уродов, что здесь собрались. Тебе не нужен никакой психотерапевт – тебе нужен экзорцист.Ты одержим, Рори. Не знаю, как Бьянке удалось заделаться семейным консультантом, но крайне удивлюсь, если тут обошлось без сатанинского ритуала.
– Какая же ты приземленная, Кэсс, – вздохнул мой муж.
Совсем не то что сексуально изощренная Бьянка, чьи пределы были явно беспредельны.
Бьянка хихикнула:
– Если она будет сверлить и дальше, то наткнется на нефть.
Рори заржал вместе с ней, и я почувствовала, как пылает мое лицо.
– Послушай, Pop. Выбирай. Или ты остаешься здесь и продолжаешь пялиться на чужих людей, нализывающих друг другу гениталии, или твою супругу упрячут в дурдом.
Муж ответил поцелуем – вернее, «языкопией» – в голый загривок Бьянки.
И тогда я ринулась в бой. Я попыталась вырвать Рори из объятий свиньи-мужеедки – но мои кожаные туфли заскользили в луже растаявших сливок. Меня занесло, и в падении я, должно быть, треснулась головой, поскольку, когда пришла в себя, меня целовал какой-то откровенный маньяк. «Может ли что-то быть лучше?» – спросила я себя.
Да, может. Я тоже приготовила Рори чувственный интерактивный сюрприз. Я пойду на свидание с Джаз и ее дружками-рецидивистами в бар «Бум-Бум».
Глава 4
Высокая неверность
Не заметить Билли Бостона было довольно сложно. Левый бицепс рецидивиста украшал пуантилистский портрет обнаженной Памелы Андерсон, правый – Мэрилин Монро. Маленькие глазки Билли были посажены так близко, что создавалось впечатление, будто кто-то вбил ему лобную кость до самого мозга. Эти глаза разве что не вопили: «тюрьма особо строгого режима». Он был настолько похож на закоренелого преступника, что было трудно понять, как это менеджер бара до сих пор не связался с полицией.
Будь Джаз (наряд которой можно описать лишь одним словом – сногсшибательный) собакой, она бы уже обнюхивала его пах.
Я протиснулась сквозь толпу юных девиц и их золотушных лохмачей-спутников, выплясывавших, словно в приступе боли: парочки извивались, корчились и сучили ногами. Никакого деления на зоны в «Бум-Буме» не наблюдалось. Но за танцполом выделялась совсем иная порода. «Сорокалетние секси». Джинсы на бедрах и модные «айподы» с треками Джастина Тимберлейка – эти женщины являли собой полную противоположность алкоголичке миссис Робинсон. И Джаз среди них смотрелась самой эффектной.
Моя лучшая подруга призывно похлопала по стулу у стойки рядом с собой и представила Билли.
– Еще одна шикарная телочка? – Костоломная лапища стиснула мои пальцы. – Тащусь от столичных чувих. Вы так классно базарите, в натуре. У вас есть артикулянтность.
Билли отошел в конец стойки – взять мне нечто под названием «Скользкий Сосок». Двигался он как на батуте: подпрыгивая и плывя на собственном понте.
– Скажи, он просто ходячий секс? – с восторгом проверещала Джаз, поправляя свою микро-мини. – Когда я смотрю на него, то в голове только одна мысль: возьми меня прямо сейчас.
– Правда? А когда ясмотрю на него, то у меня совсем другая мысль: мандавошки.
Мне было ясно, что Билли еще нет тридцати – и, вероятно, никогда не будет. Но вот его приятель – тюремный поэт, которого Джаз представила секунду спустя, – то был совсем иной случай. Скользнувший на соседний стул тринидадец поставил локоть на стойку и поздоровался. Голос оказался таким бархатистым, а губы изогнулись в такую сказочную улыбку, что общий эффект – голос плюс улыбка, никак не ладившие с хитрецой в глазах, – напрочь лишал вас присутствия духа. Трудно сказать, был ли его широкий нос таким от рождения или его сломали, но он придавал Трухарту Джонсу эдакий опасный дьявольский шарм. Который лишь усугубился вступительной фразой:
– Не знал, что ангелы могут летать так низко. Ну-ка. – Он положил большую теплую ладонь на мои лопатки. – Вот они, крылышки.
Здравомыслящей женщине, использующей слово «крылышки» только в сочетании со словом «прокладки», это могло показаться пошлостью. Но для ушей заброшенной женщины на грани безумия, чей муж в ту минуту кувыркался на «собачьей свадьбе», они стали настоящей музыкой.
Последние пятнадцать лет слово «жеребец» означало для меня лишь детеныша лошади из учебника биологии. Но вот он, жеребец совсем иного рода, и он флиртует со мной. С замужними матерями двоих детей такого просто не бывает. Проверим-ка мой самолюбометр. Так и есть – пусто. Кто ты, загадочный незнакомец? Джаз заглатывает мужчин как канапе, и теперь я начинала понимать почему. Теперь и мнезахотелось волшебных часов: внимать рассказам других и придумывать свои. Дикое безрассудство, что грохотало из динамиков, – где оно в моей собственной маленькой жизни? В моем робком существовании было столько же возбуждения, сколько в консервной банке с тунцом.
– Вы что, со мной заигрываете? По-моему, я для вас несколько старовата, – скокетничала я. Такой довольной я не чувствовала себя с тех пор, как дошла до размера 34В, когда кормила грудью.
– Мне нравится ощущать время, истекшее в кожу. Не меньше, чем видеть его в лице. Если время не оставило след, у меня нет любопытства. А когда нет любопытства, не может быть и желания.
И пусть это была поэзия с табличкой «Ученик», но мне она, как ни странно, показалась прелестной. Я была обезоружена и очарована. Язык у парня подвешен что надо… и наверняка не толькоязык.
– Так вы поэт?
Он пожал плечами и широко улыбнулся:
– Выиграл премию. Пока сидел в Пентонвилле. Но, в лучших традициях всех великих «оскароносцев», не смог присутствовать на церемонии вручения.
Я рассмеялась. Я давно отвыкла, чтобы симпатичные молодые мужчины разговаривали со мной таким образом.
– Поэзия – это редкий литературный дар. Главным образом потому, что его невозможно продать. Я права?
Он хохотнул, а я вдруг испытала неожиданный прилив удовольствия, сообразив, что уже тысячу лет не чувствовала себя интересной.
И тут он обнял меня за плечи. Кожа моментально покрылась мурашками размером с прыщ. Меня вдруг обдало таким жаром, что я даже заволновалась, как бы не завопила пожарная сигнализация. Он был из тех парней, кто знает, как пробудить улыбку в девушке. И убалтывал он не кого-нибудь, а меня.Теперь весь вечер придется сидеть, сжав ноги. Хотя они и без того сжались так, что я сомневалась, вернутся ли они в чувство… скажем, в ближайшие пару лет.
Но о чем я вообще думала? В моем-то возрасте, когда, предложи мне мужчина «накинуть что-нибудь поудобнее», и я с готовностью напялю тапки с трениками?
– Знаете, мне пора. У меня семья, дети, гора непроверенных тетрадей… – От волнения я вдруг принялась оправдываться. – Я просто пришла сюда в момент иррационального безумства. Я…
Однако поэт видел меня насквозь.
– Скажи-ка, малыш. Эти твои чувства иррационального безумства – они вызваны чем-то необычным? Или они развились естественным образом в ходе нормальной семейной жизни?
Я – читатель женской страницы в «Гардиан», ярая поклонница Симоны де Бовуар, и все же мне стало такприятно, когда он назвал меня «малыш».
Я спешила в Килбурн, в увязший в безысходности дом. Чувствуя, что между родителями что-то происходит, дети в последнее время стали ужасно прилипчивыми и совершенно неуправляемыми, когда меня не было рядом. Они подложили «Муравьиную ферму» с открытой дверцей под стул няне, и та пригрозила, что больше никогда не придет. Я чувствовала себя страшно виноватой, что бросила их ради «Бум-Бума». Рорины псы, также обделенные вниманием, скулили, просясь на прогулку. Повсюду были горы неоплаченных счетов, нераспечатанной почты и настоятельных требований от взбешенных владельцев домашних животных. Я решила дождаться Рори – ревность мигренью долбилась в моей голове, – но в итоге сдалась, провалившись в глубокий сон. Когда на рассвете я проснулась и увидела его помятую шевелюру на соседней подушке, меня захлестнула волна облегчения.
Я осторожно протянула руку под одеяло. Мужчины страдают не от синдрома дефицита внимания, а синдрома дефицита эрекции. Рори может забыть про день рождения или у кого какое любимое блюдо, но когда речь идет о сексе, мой муж всегда начеку. Однако сейчас он лишь молча отодвинулся от моего прикосновения.
Ощущение было такое, точно меня швырнули головой в холодные объятия моря. Вода заполнила уши. Тишина казалась неестественной.
– Рори, – прошептала я. – Пожалуйста, прости, что я заставила тебя ходить на эту терапию. Всех этих психотерапевтов надо затолкать в звездолет и отправить в черную дыру без права возврата на Землю. Давай забудем ее. – Я коснулась руки мужа, жаждя малейшего ответного жеста, едва различимой мягкости в голосе. – Давай просто вернемся к тому, что было. Ты будешь играть на своей «воздушной» гитаре, я – гоняться за хомяком, и мы снова будем счастливы.
Я мягко коснулась щекой губ мужа, но те остались неподвижными. И холодными.
– Ты права, Кэсси. В нашем браке действительночто-то не так. Думаю, я все-таки перееду пока в рабочую квартиру.
Каждое его слово жгло каленым железом.
– Переедешь? – тупо переспросила я. – Но почему?
– Потому…
Я решительно сжала губы, чтобы не разреветься. Ничем хорошим это не кончится, я знала наверняка.
– Потому что мне нужно пространство.
– Пространство? – Кем он себя возомнил? Американским астронавтом? – Что значит «пространство»? Ты… от меня уходишь?
– Нет.
– Тебя к этому подтолкнули? – Я внутренне собралась, готовясь принять удар. – Что-то произошло вчера вечером? У тебя был секс с другой? С Бья… с… – Я не смогла выдавить из себя ее имя. – С той женщиной?
– А ты что – прокурор? Это была просто «языкопия» – и ничего больше.
На мгновение я зарылась лицом в подушку: не хотела, чтобы он видел, что я к нему чувствую.
– Похоже, ты только что лишился последнего шанса завоевать титул «Муж года», – сказала я, мечтая о волшебном утешении его улыбки.
Но лицо Рори осталось непроницаемым.
– Я вернусь за своими вещами.
Его прохладная монотонность означала, что разговор окончен. И затем он ушел.
Вот так вот просто. Вот так вот легко. Уничтожить женщину.
Глава 5
Прелюбодейки с Северо-Запада
– Ыэвыэвата, – промычала Джаз, наливая мне бокал виски и с хрустом разламывая припасенную на черный день шоколадку.
– Что?
Чуть раньше, в состоянии оцепенелого отчаяния, я сгрузила детей вместе с их приятелями у воскресного киноклуба. Это давало мне ровно девяносто минут, чтобы определиться с собственной жизнью. Подобно зверю из фильмов о дикой природе, инстинктивно возвращающемуся в родную нору, я на автопилоте помчалась к дому Джаз.
Подруга вынула изо рта каппу для отбеливания зубов и попыталась еще раз:
– Ты не виновата.
– Думаешь, он бросил меня? Боже! Что я скажу детям? То есть как можно не заметить, что их отец ночует в рабочей квартире? Может, сказать, что папа должен давать кошкам таблетки после операции по ночам или что-нибудь вроде того? Мне так страшно, Джаз.
Хотя было воскресенье, Джаз сидела дома: ждала очередного эксперта для повторной оценки имущества. Когда я поинтересовалась, почему Стадз сам этим не занимается, она ответила:
– Что ты, мы сейчас на Даунинг-стрит. Получаем награду за свою гуманитарную деятельность. Наверняка очередной стетоскоп, еще больше прежнего.
Но за шутливым добродушием тона подруги можно было различить горькие нотки.
– Билли пригласили на писательский фестиваль в Австралию, и он предложил мне поехать с ним.
– Если ты действительно так влюблена в этого парня, почему просто не убежишь с ним?
Как раз в эту секунду через кухню прошествовал Джош. В его телосложении уже чувствовался мужчина, но улыбка, когда он протягивал матери одежду в стирку, так и сияла детским озорством. Как и в любом юноше, в Джоше присутствовала эта своеобразная неопределенность: ребячество – и в то же время ранняя зрелость.
– Я все еще нужна сыну, – пожала плечами Джаз, когда тот неспешно вышел из кухни.
– А Стадз? Он все так же изменяет тебе налево-направо?
Она вздохнула:
– Ему стали часто звонить. И звонки все какие-то странные. Помнишь ту экспертшу по Сильвии Плат? Баба наглеет с каждым днем. Просто диву даешься. Постоянно шлет ему СМСки. Текстовое домогательство какое-то, ей-богу. Пишет всякую чушь типа: «Твой отец случайно не инопланетянин? Потому что второго такого, как ты, на Земле не сыскать». Посылает ему открытки. Я уже узнаю ее почерк. «Какая твоя любимая позиция в вопросе внебрачного секса?»
Джаз влила в себя очередную дозу «Чивас Ригал».
– Вот почему я занимаюсь сексом в отместку. И тебе советую. Этот поэт, приятель Билли, Трухарт Джонс, – ну разве он не красавчик? И ты ему очень-очень нравишься. Если кто и способен исцелить твои «скуко-оргазмы», то только поэт с Тринидада.
Я с тревогой глядела на свою лучшую подругу. Бегать на свиданки в сорок лет – все равно что снова вернуться в тинейджеры. Тогда ты избегала яркого света из-за прыщей. Теперь прячешься в тень из-за морщин. Я слишком стара для этого.
– Джаз, я уже не в том возрасте, чтобы тискаться по дискотекам, а потом нестись домой и записывать все в дневник. Я не могу изменить Рори. Все это как-то… распутно.
– Да что ты говоришь? Ладно, в следующий раз, когда соберешься на званый ужин, приглядись повнимательнее к распутницам – прости, замужним женщинам – за столом. Результаты последних исследований? Половина из них ходит налево. Поверь, прелюбодейку нетрудно вычислить, если знаешь верные признаки. Она сменила свой брючный костюм на мини-юбку «Москино». Она перестала есть углеводы. Ее задница стала на два размера меньше, а сиськи на два размера больше. Она вдруг превратилась в эксперта в том, о чем раньше понятия не имела: дельтапланеризм, гетто-рэп, Малер, альпинизм, тибетские флейты – в зависимости от того, чем увлекается новый любовник. Ее зубы выбелены, как и ее волосы. Ее «маноло-бланикастые» [39]39
Имеется в виду Маноло Бланик – самый известный «обувной кудесник», главный обувщик звезд.
[Закрыть]ноги теперь такие же длинные, как и те басни, что она вкручивает домашним о своей сверхурочной работе в офисе. Вечно хронически недооцененную, ее вдруг буквально распирает от собственного достоинства.
– Правда? – О боже, знал бы кто, как я мечтаю хоть капельку подняться в собственных глазах. – Но ведь тогда я предам человека, с которым делила всю мою жизнь, моих детей, мое самое сокровенное…
– Ага, то есть мужа, которого теперь ты делишь со своим семейным психотерапевтом.
– Рори не изменяет мне, ясно? Да, он целовался с Бьянкой. И что? Подумаешь! Может, это и правда была «языкопия»? Может, ему действительно нужно побыть одному? Он никогда не предал бы меня.
– Смотри на вещи реально. Мужчина готов сунуть во все что угодно. Включая теплые пироги и домашнюю скотину, если та, конечно, на привязи. Тебе нужно заставить его ревновать. Ты такая симпатичная, Кэсс. Пусть наши мечты и сдохли, но сами мы еще хоть куда. Но немного спорта тебе все же не помешает.
– Эй, в нашем возрасте достаточно просто быть аккуратной и подтянутой. – Пришел мой черед глотнуть «чивас-ригальной» кислоты. Горло обожгло огнем, дыхание перехватило. – Знаешь, что я больше всего ненавижу в тренажерных залах? То, что туда нужно надевать просторную одежду. На черта тогда вообще тренажеры? То же самое и с романами. Скажем, запрыгнули мы в койку в восемь. Если я остаюсь на ночь, то получается двенадцать часов, так? Мой кишечник просто не в состоянии держаться так долго. И потом, что я ему скажу?
– «Ого! Какой огромный у тебя член!» обычно творит чудеса.
– Джаз, пойми, я не смогу лгать и подличать, я буду чувствовать себя как… даже не знаю… как Яго! В любом случае, между ними нет ничего серьезного, я в этом уверена.
– Любая несерьезность – уже серьезно, Кэсс. Ты сможешьсолгать. Черт, ты ж не на Библии клянешься, в конце-то концов. Послушай, ты ведь не искала, с кем бы изменить. Ты просто сексуально разочарованная, эмоционально изголодавшаяся женщина.
И это было правдой. Встреча в баре держалась в памяти с хрустальной ясностью, точно я приняла наркотик, который усиливал чувства. Ощущение ладони Трухарта Джонса на спине приятным теплом разливалось внутри. Несмотря на все мои возражения, о как отчаянно мне хотелось поглубже исследовать эту сладкую империю сексуального удовлетворения!
– В нашем возрасте, Кэсс, стоит иметь запас. Ведь неизвестно, когда и откуда возьмется следующий пенис, правда?
Я попыталась перевести все в шутку:
– Черт, Джаз, да если б я знала, что у меня будет роман, я никогда не позволила бы своим ногам срастись вместе. Да и потом, у меня и белья-то подходящего нет. Настоящий «Секрет Виктории» в том, что на женщин с размером больше восьмого их трусишки никогда не налезут.
– Поедем в «Агент Провокатёр» [40]40
Известная британская компания-производитель женского белья.
[Закрыть]. У них там белье на любой размер.
– Вообще-то я предпочла бы что-нибудь посолиднее. Скажем, лыжный костюм. Или Туринскую плащаницу.
Как можно предстать обнаженной перед двадцатидевятилетним? Оголиться перед посторонним мужчиной впервые за двадцать лет? Вот в чем самый большой минус измены – рано или поздно приходится раздеваться. Джаз посоветовала выключить отопление и раскрыть окна, а затем предложить, чтобы мы оба разделись прямо в постели, потому что здесь та-а-ак холодно… Но что, если в дешевом мотеле, где мы, без сомнения, в конце концов окажемся, окна не открываются? Нет и еще раз нет. Придется придумывать ситуацию, чтобы встретить его лежа на боку – единственная беспроигрышная поза, в которой женская грудь, прошедшая через кормление, гарантированно выглядит больше… К несчастью, мужчины склонны принимать данную позу как показатель того, что ты либо под градусом, либо у тебя паралич нижних конечностей. Можно еще ходить, скрестив руки, чтобы ложбинка была поглубже… Но так я добьюсь лишь одного: буду выглядеть как сбежавшая из дурдома психопатка, которую свело от смирительной рубашки. Подозреваю, что ни один из этих вариантов не больно-то стимулирует к обольщению.
– К тому времени, как ты заманишь его в постель, все это будет уже неважно. Главное – заманить. А ради этого можно и сжульничать, – решила Джаз. – Мужчины все время бахвалятся своими спортивными подвигами и героическим детством. Так почему бы и нам чуть-чуть не помухлевать? Бюстгальтеры с силиконовым гелем, набивные вкладыши…
– Все! Уломала! Подать сюда мои сиськи!
Джаз даже взвилась от восторга:
– Класс! Прямо сейчас этим и займемся!
Первым делом она попыталась изменить мой облик с помощью подушечек-вкладышей. Проблема, однако, в том, что вкладыши то и дело вылезали наружу и за мной тянулся след в виде миниатюрных набивных лепестков. Заметьте, очень удобная штука, когда кому-то нужно тебя отследить. Особенно мужу. Я просто привела бы его, навроде Ганзеля с Гретель, прямо к нашему логову разврата.
Следующим методом превращения моих холмиков в горы стали гелевые вставки. Мешочки с силиконом, что вкладывают в бюстгальтер. И все бы ничего, вот только я постоянно о них забывала, и в один прекрасный день Трухарт обязательно наткнулся бы на один такой во время предварительных ласк.
– Черт, а это еще что за хрень? – спросит он, держа двумя пальцами трепещущего слизняка.
– Э-э… ты не поверишь, но это такой новаторский способ разморозки домашней птицы.
Чушь какая-то. И потом, я несобираюсь с ним спать.
– Я знаю, что ты не собираешься с ним спать, солнышко, но мало ли что? А вдруг ты попадешь в больницу или типа того? – убеждала Джаз, подталкивая меня к отделу нижнего белья в «Селфриджз».
Лично я отдаю предпочтение трусам из стопроцентного хлопка, желательно размером с небольшое развивающееся государство. Ну вы знаете, панталоны вроде тех, что можно натянуть на мачту вместо треугольного паруса. Но Джаз силой заставила меня влезть в коротенькую сорочку, разобраться в которой мог разве что дипломированный инженер. В результате десятиминутной борьбы с бесконечными рюшечками и оборочками моя голова торчала оттуда, где должны быть ноги, одна грудь – из дырки для шеи, а лобковую растительность соблазнительно окаймляли кружевные бойницы.
– Чего ты там копаешься? – нетерпеливо постучала Джаз в дверь примерочной.
– Да так, стараюсь схлопотать «неуд» по женственности.
– Перебьешься!
И не успела я опомниться, как уже оказалась в салоне красоты, облепленная воском для эпиляции. Поверьте, боль настолько невыносимая, что можно запросто отдать концы, – ну и какой тогда смысл быть гладкой и безволосой, если ты все равно покойница?
Следующей по списку стояла парикмахерская, после которой на голове у меня вырос такой вавилон, что я едва могла повернуть шеей – столько на меня вылили лака. А под конец меня еще и ощипали.
– На подбородке это не волоски. Это заблудившиеся ресницы.
Хорошо все-таки мужикам. Они не только всю жизнь могут довольствоваться одной парой обуви, у них еще есть выбор – отпускать усы или нет.
Решительно настроенная превратить солому в золото, свое портняжное «румпельштильцхенство» [41]41
От имени Румпельштильцхен, главного персонажа одноименной сказки братьев Гримм, горбатого карлика-волшебника, который помогает дочери мельника выполнить приказ короля – превратить солому в золото, – потребовав в уплату за услугу отдать ее первого ребенка.
[Закрыть]Джаз начала с того, что попыталась втиснуть меня в тугие дизайнерские штанишки, но обнаружила, что для человеческих ног они не годятся.
– Мне нравится вон то платье, – сказала я продавщице в «Джозефе». – А нет ли у вас размера для более широкой кости?
Единственное из всех преребранных мною платьев, которое хоть как-то льстило фигуре, щеголяло этикеткой «Guess».
– Черт, даже не знаю. Это ведь больше моей недельной зарплаты.
В итоге я остановилась на новом гардеробе из «Топ Шопа» и всю ночь не смыкала глаз, выводя «Гуччи» и «Прада» на всех моих дешевых сумочках, блузках и туфлях.
Свято верящая во всемогущество кремов для лица, Джаз заставила меня затариться всевозможными лосьонами-снадобьями, клятвенно обещавшими сдержать натиск времени. Нечего и говорить, что ее не особенно впечатлила моя косметичка, содержавшая крошечный баллончик туши, купленной года четыре назад и высохшей после третьей попытки накрасить ресницы, и халявную помаду такого мерзкого цвета, который поверг бы в ужас даже гробовщика. Но Джазовым косметологам все-таки удалось меня преобразить… Оставалась единственная проблема: отныне я никогда не смогла бы выйти из дома экспромтом, поскольку на сборы мне теперь требовалось часов сорок восемь, не меньше.
Далее пришел черед утягивающих колготок, влезть и вылезти из которых было столь же легко, как, скажем, из мокрого гидрокостюма. О непринужденном стриптизе не могло быть и речи. Для практики я надела их в школу, и все бы ничего, но вечером, когда пришло время выбираться из моего «бедро-корректирующего, экстра-поддерживающего» новоприобретения, я потянула мышцу и оказалась в больнице.
Я сидела в приемном покое, чувствуя, как стремительно покидают меня мысли о неверности. Ведь кажется, что может быть проще, чем завести интрижку? Но в реальности все оказалось чертовски опасным. И не только в физическом плане. Что, если у Трухарта вдруг появятся серьезные намерения? Что, если его навязчивость начнет вызывать отвращение? Конечно, всегда можно выкрикнуть во сне имя мужа. Такого,вероятно, хватит с избытком, чтобы отбить у парня охоту раз и навсегда… Еще можно стать более требовательной в сексе – в извращенном плане. Или сказать, что я под охраной полиции и за мной постоянно следят. Любой рецидивист тут же сорвется с места и помчится так, что только пятки засверкают.
Но что, если Трухарт станет меня преследовать? Тогда можно просто сказать, что мужу выписали судебный запрет на встречи со мной, поскольку он пригрозил убить всякого, кто переспит с его супругой.
